У смерти твои глаза

— Совершенно не хочется спать, — все ещё удивлённо говорил Слава, рассматривая потолок. — Что же ты делал всё это освободившееся время? Не нужно спать… я даже не представляю, сколько прошло времени. Всё тянется единой чередой событий, и они все ничем не отличаются между собой.  — А ты думаешь, моя любовь к чтению появилась на ровном месте? — со смешком уточнил Мирон. — Знаешь, это очень сильно разгружает. А ещё… хоть какое-то разнообразие появляется, когда дни превращаются в одну большую неразборчивую серую массу. Но я, если честно, надеялся, что смогу скрасить твои первые дни после обращения.  Слава приподнялся на локтях, неприятно морщась: движения выходили намного более быстрыми и резкими, чем он привык. Каждый его жест получался рваным и неправильным, совершенно далёким от человеческого. Новообращенных вампиров всегда было проще всего распознать в толпе — сейчас Карелин понимал, как сложно им давался самоконтроль. — В Академии я накричал на медсестру, что она не должна работать на охотников, раз сочувствует тварям, — пробормотал он. — Сейчас мне кажется, что я и сам стал лучше их понимать.  — Это не помешает тебе охотиться, как ты привык, если ты об этом, — отозвался Мирон, позволяя себе такую же резкость в движениях. Всё вокруг Славы должно было негласно напоминать ему, что его состояние в эти секунды было абсолютно нормальным и оправданным. — Лишаться категоричности с возрастом это нормально. Вон, то же Правительство. Они же отправили охотников защищать Викторию. — Меня убил охотник, — нервно хохотнул Слава, возвращая свою голову на чужие бедра. — Знаешь, я понимаю тварей на тысячу и один процент. — Карелин выждал небольшую паузу, замечая небольшие изменения в выражении лица Мирона: тот явно поник. Охотник осторожно ущипнул его за бок и, когда тот подскочил на месте, понял, что перестарался со своими методами поднятия настроения. — Я не жалею, что встал перед тобой. Если бы мы могли обернуть время вспять, то я все равно бы это сделал, даже зная, что умру. — А что я обратил тебя? Что ты на это скажешь? Слава задумался. С одной стороны, его воспитывали так, что твари несли исключительно вред и проблемы для общества. Но с другой, он до сих пор никак не навредил ни Академии, ни охотникам. Более того, Слава не хотел никому вредить! Он ведь остался собой… только стал более быстрым, сильным и выносливым. А ещё теперь он больше никогда бы не оказался под солнцем. Чудовищно! Много веков впереди, а он так и не смог бы выйти на солнечный свет! Наверное, это единственное, что до сих пор отдавалось горьким привкусом во рту.  — Ты решил спасти меня, — вздохнул Слава. — К тому же, это решение было бы довольно просто отмотать назад. Я ведь могу умереть. Просто… я не хочу умирать, пока вокруг столько незаконченных дел. Да и ты бы остался совершенно один! А как же я мог допустить, что тебе не будет мешать читать ни одна живая душа? Так что, ты просто спас меня дважды за вечер. Сначала от Макса… кстати, о нем!  Мирон заинтригованно посмотрел на своего визави, ожидая продолжения мысли. Слава явно был очень воодушевлен тем, что собирался рассказать.  — Если ты с таким воодушевлением хочешь сказать, что он самый привлекательный мужчина в нашем семействе, то я этого уже наслушался, — заявил Мирон со слабой и безумно грустной ухмылкой, когда пауза немного затянулась.  — Это кто тебе такую чепуху впаривал? — удивлённо спросил Слава, его глаза искренне округлились. — Знаешь ли, меня больше привлекают носатые карлицы, — заявил он со смешком, за что Мирон тут же ткнул его в бок локтем.  — Да иди ты! Фёдоров хотел было в отместку ущипнуть его, но охотник с небывалым воодушевлением и рвением перехватил его руку, чтобы постепенно утянуть полностью на себя. Мирон, поддаваясь чужим рукам, забрался на подставленные бедра, ладонями упираясь в плечи. — Ну вот, теперь можно и получше рассмотреть выдающиеся черты лица мистера Фёдорова, — довольно, словно кот, объевшийся сметаны, отозвался Слава, хитро прищуривая свои глаза. — Я ведь правильно понимаю, что ты собираешься наверстать упущенное? — уточнил первородный, сильнее сжимая плечи своего собеседника.  — О чем ты?  — Только не говори, что ты не собирался разглядеть в моем носу волосы, чтобы успокоиться, что у нас один-один.  — Так ты их всё-таки заметил, жук носатый!  Мирон рассмеялся. Слава принялся щипать его за бока, пытаясь пальцами просчитать ребра под тонкой бледной кожей. Первородный брыкался, как только мог, искренне наслаждаясь, что больше не нужно было постоянно держать контроль, боясь случайно навредить Славе. — Так что ты хотел сказать о Максе, м? — уточнил Мирон, скользя глазами по чужому лицу. — Ты… ты серьезно отделал его шваброй? Обычной, деревянной шваброй? Штукой для мытья полов? Слава звучал, как минимум, удивлённо. Словно ему никогда не приходилось драться всем, что попадалось под руку! — А что тебе не нравится в швабре? Потрясающие оружие свободы! — с легким смешком заметил он, откидываясь спиной обратно на кровать. — К тому же, это менее унизительно, чем быть отделанным веником, так что я ещё сделал ему одолжение. Карелин расплылся в улыбке. Выражение «выгнать ссаным веником» приобретало в этой ситуации свои особенные краски. К тому же, Мирону явно льстило, что обошлось без комплиментов его младшему брату. Слава улегся рядом с ним, разглядывая неровности на потолке. Мир воспринимался теперь абсолютно бесконечным, словно обращение не только сделало бессмертным, но и расширило его сознание. — Знаешь, раньше я думал, что никогда не стану частью большой истории, — поделился Слава. — Мой удел ведь маленький: будь в тени, убивай вампиров и слушайся правительство. А потом… раз. И я сам — вампир, который должен убить первородную, а теперь ещё и Катрину, Макса… жуть. — А я считал, что мечу своей судьбой в какой-нибудь рыцарский роман, непременно культовый и важный для своей эпохи, — улыбнулся Мирон. — Я хотел блистать и чего-то достичь. Чего-то большого и невообразимого, чтобы это точно оставило свой след в истории человечества. А в итоге… я лежу на кровати, терроризирую взглядом потолок и думаю о том, как помешать моей матери испортить мою жизнь. Совершенно не масштабно. Не думаешь? — Ты мир планируешь спасти, так-то, — поспорил Слава. — Просто по нелепой случайности ему угрожает твоя мать. Но это не отменяет того, что она может убить чертову кучу людей!  — Мда, я отличился тем, что родился у злобной ведьмы, — вздохнул тот в ответ. — Сразу говорит о масштабе личности. Карелин хотел продолжить спорить, но в нос ударил запах крови. Десна мгновенно зачесались, а в губу уперлись острые клыки. Следом он расслышал грубые шаги в сторону их двери, они точно дублировались, а значит, к ним в гости хотели наведаться двое. Мирон рукой задержал Славу, не давая ему вскочить с кровати. — Кого это принесло? — пробормотал он, вопросительно глядя на Карелина. Охотник лишь пожал плечами в ответ: сам Слава в гости никого не звал и об их адресе никому не распространялся. А это ещё и живые люди! Неужели соседи наконец решили познакомиться? В дверь застучали: осторожно так, словно не хотели потревожить. Мирон поднялся, поправляя рубашку на себе. Он сходил сначала к холодильнику, кидая Славе несколько пакетиков с кровью: раз клыки прорезались, то ему лучше поесть, чтобы посторонние люди ненароком не оказались участниками сцены: «Первородный вампир пытается не позволить новообращенному сожрать их незваных гостей». — Постарайся не выходить, ладно? — попросил Мирон, когда зубы Карелина впились в медицинский контейнер. «Если не смогу сдержаться, то ты меня остановишь?» — спросил Слава одним жалостливым взглядом. Его глаза были настолько наполнены страданием и сомнениями, что у Фёдорова защемило слева под ребрами. Он подбадривающе улыбнулся, симулируя тяжелый выдох, чтобы ярче всего показать свою эмоцию.  — Если ты выскочишь, то ничего страшного не произойдет, Слава, — ласково, успокаивающе произнёс он. — Я смогу тебя удержать, обещаю. Никто не пострадает. Голос Мирона напоминал мурлыкание. Когда он удалился к двери, Слава постарался выключить все свои органы чувств, чтобы стук сердец за дверью не сводил с ума. Теперь он понимал, что говорил Фёдоров о муках бессмертия. Это был самый невыносимый звук, который ничто не могло перебить или заглушить. Карелин только сильнее впился в новый пакет. Дверь открылась. *** Ваня, впервые в жизни выпив водку, укусил собственный кулак, чтобы не начать кричать в голос. Осознание то накатывало, то отступало на манер волн. Его лучший друг, его названный брат был мертв! Сжав глаза от горечи напитка, Ваня болезненно проскулил: в темноте яркими пятнами, вспышками света расплывались картинки бала первородной. Мирон, склонившийся над телом Славы, пропитывающаяся чем-то алым рубашка, кашель вперемешку со странным бульканьем. «Нет, Ванюш, это было не что-то алое, — разговаривал с ним противным тоном внутренний голос, — это была кровь, признай». А признавать не хотелось. Хотелось спорить с этим до охрипшего голоса, беситься и драться. Евстигнеев ничего ему не говорил, молчал и виновато тупил взгляд. Это раздражало ещё сильнее. Он даже ничего ему не сказал! Водка наполнила пустой желудок, обжигая его стенки следом за гортанью. Он ладонями подпер лоб, хрипло простонав от бессилия. У Славы не было похорон, которых заслуживал лучший охотник столетия. Никто из Академии не озаботился тем, где его тело. Рассказал бы Мирон, где он его похоронил? Мирон вообще собирался устраивать похороны? Мирон остался в городе? У Вани было столько вопросов к этой персоне, что они давно смешались в неясную кашу в его голове, отзываясь лишь сдавленным звуком имени первородного. Противнее всего было и то, что все зависело от твари! Охотники буквально бросили своего брата по оружию в зале, пока ему пытался помочь вампир! Они выполняли приказ.  Раньше приказы казались Ване справедливыми. Он ведь сам поддержал Правительство в решении не искать никакого Мирона Фёдорова! Это ведь могло быть опасно. Это ведь могло быть ловушкой для охотников. Масштабы возможной катастрофы тогда поражали его сознание, и он пытался разубедить Славу! Кем он ему запомнился? Другом, променявшим его на приказ? Ваня опрокинул ещё одну рюмку, нервно отрывая небольшой кусочек от черного ломтя хлеба. Славу убили из-за приказа. Дурацкого, абсолютно бессмысленного приказа, нарушающего всю суть деятельности охотников. Ване было дурно, — даже дурнее, чем от привкуса водки во рту — что его друга убил человек, с которым он хотел на свидание. У них был приказ: не допустить убийства Виктории. Все первородные должны были остаться в живых после этого вечера. Так и произошло. Ценой жизни Славы, правда, но они выполнили приказ. Мог ли он осуждать Евстигнеева, что тот следовал инструкции? Сам ведь не так давно подчинялся всем правилам до единого.  — Если ты не поешь нормально, а продолжишь налегать на водку, то до утра будешь блевать, а не спать, — буркнул Ваня, слезая со второго яруса кровати маленького номера на двоих в хостеле. — Напоминаю, что с утра ты сам собирался встретиться с первородным вампиром, который явно будет разъярен, что мы имели наглость к нему припереться.  — Это ты убил Славу, а не я! Я скорблю не меньше, чем он. — Я не хотел его убивать! Поверь мне, я бы с удовольствием отмотал время назад и не сделал бы ничего. Я даже не мог представить, что он выскочит перед первородным, чтобы его не задело!  — Он любил его, дурья твоя башка, — нервно выругался Ваня. — Конечно, он выскочил! Я бы тоже перед тобой… не важно. Я хотел сказать, что тоже встал бы перед тобой, чтобы ты в меня пальнул, а не в Славу.  — Боже, я не хотел. Клянусь тебе, я не хотел! Я бы никогда не убил Славу!  Евстигнеев плюхнулся на свободный стул напротив, вытаскивая из кожаных ножен на бедре длинный нож. Он положил его на стол. — Пырни меня, если тебе легче от этого станет, — выдохнул Иван. — Я очень хотел бы искупить свою вину, но я… — Да ты на всю бошку больной! Светло вскочил на ноги, пятясь от Вани, точно он не предлагал себе отомстить, а собрался напасть. Эта идея была апогеем безумия, в котором они оказались по милости семейства первородных. Воскресшая Катрина, вновь оживший Максимилиан, коварная Виктория и совершенно выбивающийся из этого списка Мирон принесли в их жизни столько проблем! А теперь, кажется, ещё и Евстигнеев сошел с ума. — Я не убийца, я не стану бить тебя ножом! — нервно выдал Светло. — Поори ещё погромче, и тебе придется объяснять следователю, почему ты не хочешь бить меня ножом, — фыркнул Ваня. — Я хочу искупить свою вину. Понимаешь? — Так вина не искупается! — буркнул охотник в ответ, скрещивая руки на груди. — Индульгенцию получишь, если убьешь Викторию. Собственной смертью даже не думай отделаться, понял? Евстигнеев кивнул. От этого ещё тоскливее было: казалось, что если позволить Мирону себя разорвать или дать Ване возможность отвести душу, то должно было стать легче. Но, к величайшему сожалению, Светло даже не думал делать ему больно. Мирон, вроде как, имел привычку никогда не нападать на живых людей. Быть может, для убийцы своего возлюбленного он сделал бы одно единственное исключение? А может, Фёдоров и вовсе не горевал? Ванечка был уверен, что первородный утопал в трауре, но Евстигнееву казалось, что за столько лет существования можно было и свыкнуться с таким простым фактом, что человек всегда был смертен. Иногда, к их всеобщему несчастью, он был смертен абсолютно случайно и категорически внезапно. Возможно, Мирон и не горевал вовсе, а смирился с тем, что его любовь погибла, спасая его. Непонятно, правда, отчего спасал: судя по Максимилиану, первородные были на редкость живучими. Абсолютно бессмысленная смерть, произошедшая по его вине. Вот, что переживал Ваня и о чем думал. Он убил человека просто так: у этого не было никакой высшей цели. Поэтому и моральный груз убийства ощущался ещё тяжелее. — Значит, я, ты и Мирон будем искать Викторию и пытаться её убить?  — Вряд ли он рядом с тобой захочет находиться, это я — идиот милосердный, какого-то черта терплю тебя рядом, хотя должен был гнать ссаными тряпками прочь! — поспорил Светло. — Но суть верная. Нам нужно сначала убить Катрину, чтобы она не сняла защитные чары с земель охотников, а то всё совсем было бы зря! Затем уже расправиться с Викторией и Максом. А дальше — разойтись, как в море корабли. Мирон будет дальше жить свою вечность, а мы убивать тварей вне стен и приказов Академии.  — Если мы выживем, — произнес Евстигнеев. — Ты, конечно, прости, что порчу твой оптимистичный настрой, но планы, прямо скажем, наполеоновские, а в распоряжении у нас полтора охотника и первородный, который может вообще не захотеть иметь с нами никаких дел. — Как ты к себе критичен, — фыркнул Ваня. — Ты все же больше, чем половина от охотника. Я бы всё-таки посчитал, как ноль целых и семьдесят пять сотых. — Да брось! Ты ведь знаешь, что я прав, — протянул Иван. — Ты все еще мажешь по мишеням. Недвигающимся мишеням, Вань.  — Надутых индюков не спрашивали, — перебил его Светло. — Я вообще собираюсь спать, того и тебе советую. Завтра очень важный день!  Несмотря на выключенный свет, запах хлорки от постельного белья, свежесть мороза с улицы из приоткрытого окна, сон к ним совершенно не приходил. Евстигнеев, оккупировав верхнюю полку, уткнулся лбом в холодную бетонную стену, замерев. Он надеялся, что смог бы так обмануть сознание: мысли бы решили, что сон уже забрал его в свое царство, и перестали атаковать мозг. А вот Ванечка, напротив, беспокойно ерзал на кровати, прокручивая в голове уходящий день. Он теперь тоже был персоной нон-грата, и ему предстояло убить почти всё семейство первородных! Завтра ему предстояло столкнуться с Мироном Фёдоровым. Смог бы он их выслушать? Захотел бы вообще говорить? «Не проверишь — не узнаешь», — процедил внутренний голос, кажется, уже сам порядочно вымученный постоянными метаниями и сомнениями Светло. На рассвете Ваня поднялся сразу, как лучи солнца пробились в комнату. Он всю ночь спал довольно тревожно. Спустившись с верхнего яруса кровати, охотник окинул взглядом их комнату в хостеле и направился в общую ванную на этаже: нужно было привести себя в хоть какой-то божеский вид. Чтобы не разбудить спящего Ванечку, он старался передвигаться по комнате совсем бесшумно и тихо матюкался на механизмы замка, не дающие беззвучно закрыть дверь на ключ. Светло, правда, проспал после его пробуждения не долго. Поэтому совсем скоро они, совершенно без завтрака и кофе, направились по адресу, куда в свое время был доставлен пригласительный на бал Виктории на имя Мирона Фёдорова. Евстигнеев его из любопытства подсмотрел: к тому же, изначально он планировал ради Ванечки заявиться туда в одиночку и извиниться перед Славой за свою реакцию на улице. Однако теперь его планы были совсем иными: сейчас он был вынужден прийти туда, умолять о прощении Мирона и уговаривать его помочь им хотя бы в поиске Катрины и её бессмертных детей.  Это был высотный жилой дом. Они пешком отправились по лестнице вверх, игнорируя наличие лифта. Замкнутые пространства никогда не означали ничего хорошего: особенно, если разговор шел об охотниках. Застрять с тварью в маленьком помещении было слишком опасно, поэтому каждый из них всегда предпочитал лестницу. Евстигнеев осторожно стучал в дверь под тихий недовольный шепот Вани, что Мирон просто догадался, что на пороге были они, вот и не открывал дверь. — Да боже, Ваня, он же первородный вампир, а не экстрасенс! — нервно выдал он, хотя уже и сам успел засомневаться. Вряд ли вампир мог так долго просто идти до двери! В конце концов, сейчас ему было не перед кем притворяться, что он — обычный человек без суперскорости в своем рукаве.  — Ну, интуиция меня редко подводила. Дверь распахнулась настолько бесшумно, что Ваня даже не сразу сообразил, кто с ним говорил. Мирон не выглядел чрезмерно расстроенным или скорбящим. Скорее, он был нервным и раздраженным, что его потревожили.  — Ты сюда на кой черт явился? — спросил он, гордо глядя прямо в глаза охотника. — Продемонстрировать ещё раз своё умение стрелять? Фразы были словно выточены из столетнего льда. Евстигнеев даже удивился, что они не порезали чужую глотку, когда вылетали на волю. Мирон звучал твердо и жестоко. Казалось, что одна неаккуратная фраза в ответ, и он точно его ударит. — Молить прощения, — тихо отозвался Ваня. — И попросить о помощи. Небольшой.  — Ты уверен, что достоин помощи? — резко спросил вампир, сверкнув своими синими глазами. Рядом со Славой он однозначно не выглядел так холодно и пугающе. Единственное, что хоть как-то успокаивало охотника: первородный продолжал симулировать при них дыхание. Но даже оно было передано так, словно давно сбилось от взрывного коктейля, состоящего из ярости и гнева. — Вообще-то, — тихо встрял в разговор Ванечка. — Помощь нужна была мне. Я хотел… — А ты продолжаешь с ним возиться после того, что случилось на балу? — гневно спросил Мирон, переводя раскаленный от злости взгляд от Евстигнеева к Ване. По-хорошему, Фёдоров не собирался сердиться на Светло: во-первых, тот был совершенно не виноват в случившимся; во-вторых, он был дорог Славе. Но именно поэтому Мирон был обязан повести себя настолько отвратительно, чтобы они забыли дорогу в эту квартиру, пока Карелин не научился бы себя контролировать. Как только Слава смог бы спокойно находиться рядом с людьми, Фёдоров сам бы его нашел и пригласил. Мирону нужна была уверенность, что Карелин овладел контролем над своим голодом.  Раз уж у незваных гостей пропал дар речи, первородный собрался захлопнуть дверь перед их носом. Но за спиной прозвучало молящее: «Не закрывай, пожалуйста!» — голос Славы был настолько просящим и жалобным, что Мирон в мгновение застыл. Дверь лишь немного шелохнулась и тут же остановилась. Карелин не хотел проверять себя — в этом вампир был уверен. Слава хотел почувствовать связь со своей настоящей жизнью. У него много лет назад было то же самое. Секундного промедления хватило для Светло, чтобы заглянуть к вампиру за плечо. Там, в глубине квартиры, оперевшись двумя руками на кухонный островок за своей спиной, стоял Слава. — Живой! — радостно закричал Ваня. Его сейчас не остановил бы ни бульдозер, ни динозавры, ни титаны из мифов о Древней Греции. Охотник пронырнул под рукой Фёдорова, кидаясь с разбегу в объятия Карелина. — Ты его обратил, — сквозь зубы процедил Евстигнеев.  — Не твоё собачье дело, — огрызнулся вампир. — Это был не вопрос!  Евстигнеев потянулся к набедренным ножнам, чтобы иметь хоть малейший шанс защитить Ваню, но Мирон схватил его за запястье, не давая взяться за оружие.  — Не нарывайся, — зло предостерег он. Если бы в его жилах текла настоящая кровь, то он бы давно побагровел от переполнявших его эмоций.  — А если он захочет перекусить Ваней?! Он новообращенный!  — Да ну? По мне, они вполне мило общаются. Благодаря вампирскому слуху Мирону не нужно было оборачиваться, чтобы контролировать происходящее за своей спиной. Продолжая крепко держать охотника, чтобы он не кинулся на Славу, вампир отошел немного в сторону, позволяя ему разглядеть разыгрывающуюся картину. Слава крепко обнял Ваню в ответ, но старался быть осторожным. Он чувствовал, как по венам Светло бежала кровь, как стучало его сердце и как ему в такт пульсировала каждая вена. Пусть десна и зачесались, Карелин чувствовал, что все ещё мог совладать с порывом.  — Ты холодный, — выдохнул Ваня. Это означало: «Ты вампир», — но у Светло не хватило духа произнести это вслух. К тому же, это последнее, что играло значение. Слава был жив! С ним можно было говорить, обнять! Ведь он — это нечто большее, чем бегущая кровь по венам. «Человек» всегда означало что-то более важное, чем жизнь и бьющее сердце. Всё самое важное скрывалось в системе ценностей, в его убеждениях и в пройденном им пути.  — Ага, — кивнул Слава, соглашаясь и делая несколько шагов назад от Вани. Всё-таки он не был до конца уверен, насколько бы хватило его самоконтроля, а Мирон был чем-то занят у двери. — А ещё я только закончил завтракать кровью из пакетиков, ты прикинь? Скажи мне это кто полгода назад, я бы рассмеялся в лицо! А сейчас — это моя реальность. Карелин поднял глаза на Мирона в поисках дополнительной поддержки, но замер, замечая, кого тот удерживал. Воспоминания о собственной смерти в эти секунды были настолько четкими, словно его заставили пережить это вновь. Вот он — Иван Евстигнеев — целился в первородного, а Слава выскочил перед ним, пытаясь защитить ценой своей жизни. Теперь Карелину казалось, что он чувствовал, как пуля разрывала ткани его тела. Вот почему у него так сильно горели легкие, вот почему боль концентрировалась в районе левого подреберья. Яд заново сшивал ткани, разорванные пулей. — Ты, — холодно произнёс Слава. — Ты меня убил! Теперь он понимал, почему Мирон так вскипел из-за одного письма и чуть не разломал собственный стол. Это не привычная злость или ярость. Это вампирский яд закипал вместе со всем существом. Карелин бросился вперед, за доли секунды преодолевая расстояние между ними. — Слава, нет!  Мирон несильно оттолкнул Евстигнеева в парадную к лестнице, а сам попытался остановить Славу, хватая его за шиворот. Ткань порвалась с громким, противным треском. Не давая новообращенному добраться до охотника, Мирон обхватил Карелина за туловище двумя руками. Чувствуя, что тот продолжал вырываться, первородный впечатал его в бетонную стену до появления на ней разветвленной сети трещин. — Он убил меня, а ты спасаешь его? — непонимающе выкрикнул Слава, пытаясь оттолкнуть от себя Мирона, однако вампир совершенно не поддавался.  — Я тебя спасаю, а не его! — поспорил он. — Ты не простишь себе, если убьешь человека, слышишь? Я душу твою спасаю!  — Он — убийца!  Славе наконец удалось оттолкнуть от себя Мирона. Теперь, когда их силы были равны, всё решала техника. Фёдорову сейчас не стоило отвлекаться на разговоры. Евстигнеев взбежал по лестнице вверх, и новообращенный направился следом. Придя в себя через секунду, благодаря небеса, что она не стала фатальной, Мирон схватил Славу за плечи, резко дернув его вниз. Не рассчитав с траекторией, Фёдоров откинул его в окно парадной: послышался звон стекла. До того, как оглушенный Карелин пришел в себя, Мирон навалился на него, не давая отойти от окна. Голова Славы оказалась на улице под прямыми солнечными лучами.  — Слава! — в панике закричал Светло, выйдя из квартиры. Карелин потерянно посмотрел на друга: Ваня не боялся его. Он испугался за него. Мирон понял в чем дело секундной позже. Новообращенный вампир под прямыми лучами солнца. Только… Слава не загорелся. На нем не появлялось ожогов.  — Ты… ты не горишь, — непонимающе произнёс Фёдоров.  — О, а ты собрался выкинуть меня на улицу, чтобы я в горстку пепла превратился? — рассержено поинтересовался Слава. — Уж прости, что я такой живучий! Вы вдвоем явно рассчитывали на другое!  — Да послушай ты меня! — Мирон схватил его за грудки, затаскивая полностью в парадную. Он переплел пальцы их рук, вытаскивая их на улицу. Солнце его не трогало. Никаких ожогов. — Ты не горишь, понимаешь? Ты на солнце не реагируешь, Слава!  Ярость постепенно покидала Карелина, и ее место занимало осознание: солнечные лучи не ранили его. — Может, это потому что я не убивал людей? — тихо уточнил он. — Или Катрина… — Моя мать знать не знает, кто ты и что ты! — фыркнул Мирон. — Вампиры, которые кровь никогда не пили, умирали от ожогов. А тебе… хоть бы хны. — А ты меня туда засунул, чтобы меня ожог отрезвил?  — Да нет же! — отмахнулся первородный. — Я просто… я привык, что ты — человек, поэтому и на солнце тебе всё равно, никаких последствий… я не хотел, чтоб тебя обожгло. Я изначально просто не рассчитал траекторию, думал, что ты снова в стену врежешься. — Может, пока соседи не вышли, мы зайдём в квартиру? — спросил Евстигнеев, выглядывая с верхнего пролета. — Там всё и обсудим? Честно, объяснять полиции, почему именно мы не поладили и почему Слава жив после такого удара, нет никакого желания. А если другие охотники узнают, то нам всем кабзда! Карелин закатил глаза. Он вырвался из хватки Мирона и молча побрел в квартиру, Ванечка двинулся за ним следом. Фёдоров заходил замыкающим, закрыв дверь после того, как в квартиру зашел успевший побегать Ваня. Евстигнеев неловко, с видом нашкодившего подростка, шел за Мироном в гостиную. Тот кивнул ему на стул, находящийся дальше всех от Славы. Сам он держался недалеко от охотника, чтобы было проще поймать Карелина, если вновь произошла бы вспышка ярости. Сам новообращенный сидел в углу дивана, не понимая, что ему чувствовать: с одной стороны, он ощущал вину, а с другой — этот индюк его убил! Светло бесстрашно сидел рядом со Славой.  — Перстень всё ещё на тебе? — спросил Мирон, внимательно глядя на Карелина. — Я его не снимал с момента, как ты мне его отдал, — произнёс он, вытаскивая украшение на веревочке из-под футболки. Она была порвана на только спине, поэтому продолжала скрывать кольцо на его груди.  — Тогда у меня два варианта: либо он защищает тебя от солнца, пока находится на тебе, либо он сожрал кусок и твоей жизни, потому что ты умер с ним на себе, — вздохнул Мирон. — Но ещё возможно, что он заключил кусок твоей жизни в себе, потому что ты умер с ним на груди, но дает он тебе привилегии, только пока ты его носишь, потому что ты все еще обращенный вампир, который умирал, чтобы возродиться, а не первородный. — А ты уверен, что дело именно в кольце? — уточнил Ваня, поерзав на диване. — Это мой фамильный перстень, — объяснил Мирон. — Поверь, все беды в моей жизни повязаны с этим несчастным кольцом, я могу ожидать от него абсолютно всё! — Если это такое дохрена важное и могущественное кольцо, то почему Виктория ещё его не захотела? — спросил Иван, неловко вжимаясь в спинку стула, поймав на себе сразу три рассерженных взгляда. «И чего они так вылупились? Нормальный же вопрос!» — подумал он. — Потому что это мой перстень, — отозвался Фёдоров. — Именно из-за этого Виктория никогда его не захочет. Правда, на наше счастье, он больше не в стенах Академии, поэтому если его вдруг захочет Катрина, то она его не получит.  — Почему ты называешь собственную мать по имени? — спросил Ваня, вновь поймав осуждения сразу от трех пар глаз.  — А у тебя сегодня марафон идиотских вопросов? — спросил Мирон. — Лезть в семейную тайну незнакомого тебе человека — это моветон!  — Поверить не могу, но я впервые согласен с его душнотой, — шепнул Слава Ване на ухо, но, видно, сделал это недостаточно тихо, потому что Фёдоров тут же посмотрел на него с осуждением. — А если бы ты меня не держал, то мы бы не слушали эти дурацкие вопросы, между прочим. Так что — сам виноват. С этой секунды общение с этим — только твой крест, понял? — Сам же ещё ревновать будешь, — фыркнул Мирон, закатывая глаза и скрещивая руки на груди. — Пока никто никого снова не попытался убить, может, расскажете, зачем пришли? В дверях вы говорили о какой-то помощи и… — Теперь речь не о помощи! — воскликнул Ваня. — Раз уж Слава жив, то это просто продолжение его миссии. Мы хотели напроситься к вам в помощники, чтобы убить Викторию!  — Виктория сейчас меньшее из зол, — вздохнул Мирон. — К тому же, убивать моего брата или сестру абсолютно бесполезно, пока жива Катрина. Так что она первая в очереди на гильотину.  — И против чокнутой ведьмы у нас первородный и два… с половиной охотника, — вздохнул Слава, смиряя Евстигнеева презрительным взглядом. — Даже, я бы сказал, два охотника и один набитый индюк.  Светло рассмеялся. Когда он называл Евстигнеева «половиной от охотника» — это было, как минимум, нелепо, потому что сам отставал от него по всем пунктам кроме теоретических. А вот Слава так делать мог! Какой же бесценный взгляд был у Вани в этот момент! Ещё немного, и он бы взорвался от немного возмущения. Ванечка был очарован. — Ну что, Иван Игоревич, теперь не я «половина охотника»? — кокетливо поинтересовался Светло, торсом наклоняясь в сторону нового напарника. — Он тебя назвал половиной охотника? — возмущено уточнил Слава. — А ну тихо! — громко прервал их Мирон. — Взрослые охотники, а ведете себя хуже овец в загоне!  — Бе-е-е-е, — подразнил его Карелин, издав звук, похожий на блеяние. — Будешь много выпендриваться, я тебя постригу, — парировал Фёдоров. — Только парикмахер из меня дерьмовый, а у тебя волосы больше не отрастут. — Так это тебе терпеть до скончания времен рядом с собой парня с плохой прической, — самоуверенно отозвался Слава. — Подумай, кого ты собрался наказать! Мирон устало спрятал руки в ладони. Они еще даже не начали работать вместе, а он уже ощущал себя выжатым.  — Так а план-то у нас какой? — не выдержал Ваня затянувшейся паузы. Он сюда пришел исключительно ради Ванечки, чтобы заполучить его индульгенцию, а не слушать кокетливые споры между Мироном и Славой. Ему, быть может, тоже хотелось с кем-то пофлиртовать. Но для этого теперь нужно было убить первородную! — Мы же не можем вечность сидеть и ждать, пока Виктория сама нас найдёт?  Слава прыснул. Он прикрыл рот ладонью, чтобы не рассмеяться в голос от выражения лица Мирона.  — О нет, Мир, ты точно спасал не того, — со смехом в голосе произнёс Карелин, стараясь изо всех сил корчить серьезную мину. — Клянусь, ты совершенно не того спасал!  — Карелин, я не посмотрю на то, что люблю тебя, и сейчас как хорошенько тресну!  Слава игриво улыбнулся в ответ, точно был готов принять оплеуху. Единственное, что немного смущало Мирона — тот никак не отреагировал на такое внезапное признание в любви. По сути, Слава ведь услышал от него это впервые. Когда эти слова слетели с его губ в первый раз, тот уже лежал без сознания. — Сидеть и ждать, пока Виктория сама нас найдёт — это совершенно нецелесообразно, — продолжил смеяться Слава. — Проще, наверное, дотерпеть, пока твоя мама сама не позовет меня на семейный ужин знакомиться!  — Да иди ты! Вани смотрели на них совершенно непонимающе, а лица вытянулись от удивления. Их взгляды приводили Славу в ещё больший восторг и вызывали новый приступ истеричного смеха. Мирон бы с удовольствием отошел от этого юмориста подальше, чтобы остыть, но оставить Карелина наедине с двумя людьми было бы вершиной безответственности. Фёдорову бы совесть не позволила так поступить. — Но ведь… но ведь они абсолютно правы, если мы будем просто просиживать штаны, то они могут успеть натворить что-то страшное, — неловко высказался Светло, совершенно не понимая, почему Мирон бесился, а Слава заливался смехом. — Избегание столкновения с большими силами свидетельствует не о трусости, а о мудрости, ибо принесение себя в жертву никогда и нигде не является преимуществом, — недовольно пробормотал Мирон цитату из давно прочитанной книги. — Это «Искусство войны»? Конфуций? — заинтересованно уточнил Евстигнеев, услышав знакомые строки. — Разве не он советовал атаковать там, где не подготовились? — перебил Ваня, не дав Мирону ответить. — Вообще-то, он считал, что лучшее из лучшего — это покорить чужую армию, не сражаясь. — Вот! Есть же мудрые мысли в этой голове! — радостно заявил первородный, хлопнув довольно в ладоши от восторга. По рассказам Славы ему казалось, что цитату мог узнать, разве что, Ванечка. Второй охотник совершенно не создавал впечатления начитанного человека. Карелин в ответ на чужой восторг раздраженно вскочил с кровати, направляясь к другой комнате. Сильные вспышки эмоций всегда приводили вампиров, особенно новообращенных, к голоду. — Ему нужно поесть, — объяснил Мирон, ловя непонимающий взгляд Светло, провожающий фигуру друга.  — Пока я этому китаисту недоделанному что-нибудь не оторвал, — проскрипел Слава сквозь зубы по пути в другую комнату, явно стараясь взять себя в руки. — Лучше бы ты стрелял также метко, как разбираешься в творчестве Конфуция!  — У меня был приказ не дать убить Викторию! Я думал, что лишь отвлеку Мирона! Откуда я знал, что ты выскочишь перед ним?  Фёдоров не дал ответить новообращенному охотнику на выпад. Он внимательно посмотрел на говорящего Ваню, явно задумавшись.  — Почему Академия дала приказ не дать убить Викторию?  — Академия никому таких важных приказов не дает, — поправил его Светло со всем знанием дела. — Это Правительство. Единственное условие защиты земель охотников от вампиров — это жизнь всех трех первородных, поэтому, чтобы Катрина не сняла свои чары… Фёдоров закатил глаза. Ну, конечно! Его сестрица пошла ва-банк и солгала охотникам, чтобы заручиться их поддержкой. Но неужели никто из Правительства не сообразил, что она говорила неправду? — А вас не смущало, что Макс был давно мертв, но земли оставались неприкосновенными? — раздраженно выпалил Мирон. Они воскресили Катрину и Максимилиана, создав лишь больше проблем всему человечеству, только потому что не захотели задуматься! — Пока Катрина была мертва, никто бы не снял это дурацкое заклятие! А сейчас вы сами позволили воскресить это чудовище… — Тогда почему Виктория спокойно ходила по Академии? — нервно уточнил Ваня, заерзав по дивану. — И ты ведь сам спрятал в оружейной труп своей матери!  — Потому что заклятие не дает зайти на святую землю только тем, кто восстал из мертвых! — выпалил Мирон. — Ни я, ни Виктория, ни мой братец не умирали. Нас превратили в это при жизни!  Вани озабоченно переглянулись. Фёдоров прекрасно понимал ещё по общению со Славой, что история первородных вампиров преподавалась в Академии отвратительно. Вряд ли они знали щепетильные моменты их биографии. Он устало уселся на пол, не далеко от стула Евстигнеева. Отходить от убийцы Карелина было все ещё опасно: во-первых, Слава вполне мог захотеть оторвать ему голову во время очередной вспышки гнева; во-вторых, тот и сам мог попытаться повторить свой первый порыв убить обращенного охотника. Но, на удивление, сам Ваня для себя уже решил — повторно вредить Славе он не стал бы. Карелин не выглядел как типичная тварь. Он вполне нормально общался с Ваней, не пытался его сожрать, более того, Слава точно не собирался вредить людям! В противном случае, он бы не пил кровь из пакетиков. Да и Светло ему точно бы не простил ещё одну попытку лишить его общения с другом. Ваня вообще выглядел абсолютно смирившимся с тем, что Слава стал вампиром. Кажется, его радость от возможности вновь общаться с ним совершенно затмила воспитание Академии. Слава вернулся из комнаты в новой футболке более собранным, чем уходил. Он перемахнул через спинку дивана, присаживаясь на свое место. Пусть движение и было резче, чем у обычных людей, Мирон довольно отметил про себя, что справлялся тот потрясающе. Не каждый новообращенный обладал такой выдержкой! Слава был уникальным случаем. — Так какой у нас план? — спросил Евстигнеев. — Насколько я понимаю, чтобы оставить Академию и Правительство в безопасности, сначала нам нужно добраться до Катрины?  — Просто так до нее добраться не выйдет, — вздохнул Мирон. — Если Макс — болван, которого можно вообще не брать в расчет, то Виктория не даст никому добраться до матери, пока та не воскресит ее мужа. Катрины не было на балу, и мы все понятия не имеем, где она прячется. — А у тебя нет вариантов, где могла бы скрыться твоя мать? — уточнил Светло. Слава предостерегающе коснулся его плеча, намекая, что для Мирона это вполне болезненная тема, которую он не хотел бы трогать просто так.  — Надо сначала понять, что она задумала, — пожал плечами первородный. — Вряд ли Катрина не имела плана «Б», когда позволила мне убить ее в первый раз. Скорее всего, вернулась она с неприятным для всех сюрпризом. А вы вдвое, — Мирон кивнул на гостей, — даже не представляете, что такое драка с первородными вампирами.  — И что ты хочешь предложить? — непонимающе спросил Евстигнеев. — Постоять в стороне, пока вы сами разберетесь с ними?  — Нет, — Слава лукаво улыбнулся, прекрасно понимая к чему клонил Мирон. — Он хочет посмотреть, на что вы способны.