У смерти твои глаза

Итак,

Едва рассеяться успеет ночи мрак,

Мы за часовнею сойдемся с вами вместе,

И без свидетелей, по всем законам чести, 

С учтивостью — как нам велит наш знатный род —

Один из нас врага достойного убьет.

Виктор Гюго, «Рюи Блаз»

Мирон стоял перед ним в каком-то историческом костюме. Примерно так выглядел Алексей Вронский в современном фильме «Анна Каренина», однако Фёдоров смотрелся в костюме более органично, чем выбранный на роль актер. Золотые эполеты с цепочками, тянущимися от его плеча к груди, оттеняли его синие глаза. Первородный явно похитил множество сердец в девятнадцатом веке, заявившись в похожем костюме на бал. Мирон был одним из гвардейцев Преображенского полка, чем явно гордился и по сей день, раз выбрал именно этот костюм для похода на бал-маскарад. — Решил вспомнить молодость? — с улыбкой уточнил у него Слава, подходя поближе и внимательно рассматривая элементы костюма. — Мне кажется, мне ничего и никогда не было к лицу больше, чем этот костюм, — неловко отозвался Фёдоров. — Раз повод позволяет, то почему бы не показаться тебе во всей красе? — он смущенно опустил глаза в пол, заставляя Славу тут же взять его длинными пальцами за подборок, чтобы приподнять голову.  — Ты прав. Тебе идет чертовски сильно, — согласился он. — Что ты приготовил для меня?  — Просто классический костюм, — пожал плечами Мирон. — Судя по твоему плану, тебе нужно иметь полную свободу рук и телодвижений, поэтому я выбирал среди свободного кроя… но ты всё-всё сам увидишь! Но… у нас будет кое-что общее. Раз уж это маскарад, то… — первородный осторожно поднял какую-то коробку, раскрывая её перед Славой. На красном бархате лежали две широкие карнавальные маски, точно способные спрятать половину лица. Они были темными в цвет костюмов, однако по всему периметру сияли золотые узоры.  Мирон выглядел взбудораженным. Славе казалось, что это из-за общего волнения: всё-таки сегодня Карелин собирался рискнуть убить Викторию. Однако разгадка причин изменения чужого состояния таилась в другом: это был шанс показать себя с новой стороны. Прошлое первородного было богато на события, и бал от его младшей сестренки позволял вновь окунуться в давно забытое, но желанное и любимое время. К тому же, сейчас у него появилась вполне реальная возможность захватить с собой в прошлое Славу. Для Мирона это было чем-то по-особенно значимым, важным и трепетным: после того, как охотник заступился за него перед своей командой, Фёдоров стал относиться к происходящему между ними намного серьезнее. Вряд ли Карелин так рьяно защищал всех от собственных друзей. Он явно знал, что Мирон смог бы справиться с нападением и атакой, но все равно вскочил между ними. Конечно, первородный просил не спасать его, но Слава явно следовал слишком искреннему порыву, чтобы это контролировать. Теперь вампир хотел попробовать сблизиться ещё, раз уж Карелин не лукавил в своих намерениях. А что могло сблизить сильнее, чем бал и общий враг, которому очень хотелось отомстить?  Отпустив Славу переодеваться, Мирон замер перед зеркалом, разглядывая с улыбкой, полной сожаления, свое неизменившиеся за века лицо. Ни одной новой морщины в уголках глаз, правда, он и улыбался куда меньше, чем раньше. Щуриться ему тоже не приходилось. Не будь у него вечной жизни, конечно, он бы не обзавелся знакомством с бойким и ласковым охотником на вампиров. Наверное, это стоящий плюс в его положении, но этого было всё ещё чертовски мало, чтобы нивелировать скорбь, что он — не живой. С другими было проще. Они, узнавая о возможности заполучить вечную жизнь, немедленно требовали её и получали, отчего и Мирон ощущал себя с ними на равных. Слава же вечности совершенно не желал. Он награждал стуком своего сердца, ускоряющегося, как только Фёдоров заглядывал в его глаза, но этим же и ранил. Мирон, как бы того не хотел, не мог продемонстрировать свою влюбленность быстрым и громким пульсом или надрывным выдохом. Первородный мог только симулировать: и как бы Слава не решил, что тот притворялся совершенно во всем.  Карелин — то ли от ревности, то ли из-за соображений безопасности — бесконечно и беспокойно прокручивал в голове, что на Мирона обратил бы внимание каждый присутствующий на балу. Виктория бы вряд ли упустила из вида собственного брата, особенно, в таком образе. Но это ведь им было на руку! План Славы подразумевал, что немалую долю времени первородная провела бы рядом с ним. Охотник переодевался и распихивал по одежде оружие, параллельно мучая себя мыслями. Конечно, Мирон согласился пойти туда, чтобы помочь Славе выполнить главную задачу его жизни, да и костюм он выбирал, судя по всему, чтобы именно его впечатлить, а не других пришедших на бал. Однако всё равно было противно, что на него точно оглянулся бы каждый присутствующий! Статный, обворожительно холодный и загадочный гость. А Слава даже не смог бы показать, что они пришли вместе: по плану, его задачи были практически за кулисами. Ревность к воображаемым гостям вечера искалывала его сильнее, чем чужие клыки в момент укуса. Мало ли, Виктория пригласила кого-то значимого из прошлого своего брата? Она-то была об этом осведомлена больше, чем он! Карелин вышел к Мирону в костюме, который вампир подобрал для него. Он был удобным: широкий крой совершенно не сковывал движения, и Слава понимал, что он совершенно не помешал бы ему напасть на Викторию. Однако он все равно остался в черных джинсах и собирался надеть привычные грубые ботинки, а не туфли. Сегодня ему точно потребовалось бежать: это ведь было не совсем свидание! Фёдоров рассматривал его с улыбкой, подходя ближе. Он взялся руками за галстук: Карелин знал, что всегда плохо их повязывал, поэтому решил, что Мирон собрался его поправить. Но вместо этого вампир просто снял его, расстегнув еще верхние пуговицы белой рубашки.  — Им просто душить, — вздохнул он, откидывая галстук в сторону. — Тебе, конечно, к лицу, разласка, но я не хочу, чтобы ты скончался от асфиксии. — А я думал, что у тебя просто свои планы на мою шею, — кокетливо заявил Карелин, легко укладывая руки на чужую талию. Покупаясь на чужой игривый тон, Мирон влажно коснулся губами венки на его шее. Он легко приподнимался на носки и руководил телом Славы, утягивая на себя, чтобы было проще целовать укромные места. — Более подробно о своих планах на твою шею я не собираюсь распространяться, — немедленно добавил вампир, заботливо и скрупулезно поправляя воротничок чужой рубашки. — Это моя небольшая тайна. Но ты так довольно не улыбайся! Мало ли, я просто хочу тебя съесть? — Выходит, что в интернете не врали, что первая группа крови наиболее притягательна для кровопийц, — Слава никак не мог спрятать свою счастливую улыбку. Единственное, Мирон так и остановился на «разласке», кажется, чрезмерно переживая, что «яхонтовый мой» серьезно звучало как-то по-бабушински.   Карелин продолжал разглядывать элементы мундира, который тот нацепил на себя. Всё-таки золотые детали невероятно оттеняли его синие глаза! Наверное, на его настоящем костюме были ещё какие-нибудь ордена или медали… Слава задумчиво уложил руку на его грудь, поглаживая пустое место. Да, именно здесь бы они сияли. Мирон смущенно улыбнулся: наверное, он все еще переживал, что в его груди сердце не билось о ребра. — Если сегодня ты убьешь Викторию, то какие у тебя планы на дальнейшую жизнь? — спросил тот, стараясь выглядеть и звучать абсолютно беззаботно. — Убивать других вампиров, — пожал плечами Карелин. — Я ведь охотник, Мир, вся моя жизнь по праву рождения принадлежит этому. Я только это, по-хорошему, и умею. — В Академию? — снова уточнил Мирон. — Забудь про свой статус персоны нон-грата. После убийства первородной тебе всё ведь простят, это в почете. Если у Правительства возникнут вопросы, то мы сможем… ты сможешь им рассказать о смерти Катрины, что это не повлияет на невозможность тварей зайти на святую землю… — Перестань, — перебил Слава. — Я хочу быть здесь. Мне нравится быть с тобой. После убийства Виктории мы не будем привязаны ни к одной точке в мире… уедем, куда ты захочешь. Вампиров-то везде достаточно.  Первородный вновь приподнялся на носочках, крепко обнимая Карелина, трепетно поцеловав его в щеку. Слава в красках представлял, как первородный со всей присущей ему грацией кружился бы по залу в каком-нибудь танце. В эти секунды он даже жалел, что сам совершенно не умел танцевать! Быть может, Мирон хотя бы в вальсе позволил ему вести. Во всех остальных аспектах Фёдоров так уверенно и естественно занимал лидирующую позицию, что даже во время редких уступок оставался негласным хозяином ситуации.  — Ты готов всю жизнь потратить на убийство вампиров и месть Виктории? — спросил он.  — Ну, в пятьдесят, если доживу, я буду плохим охотником в силу объективных причин, — вздохнул он. — А пока… почему нет? Мирон, это единственное дело, в котором я хорош. Меня другому и не учили. Главное, чтоб в пятьдесят тебя не стали смущать мои морщины!  Слава по-доброму улыбнулся, скривив небольшую рожицу, чтобы первородный немного отвлекся от своих мыслей. Фёдоров мимолетно похлопал его по плечам, отходя в сторону. Он так просто выбрался из объятий, точно Слава и не держал его. Мирон просто выпорхнул в другую сторону, самостоятельно поправляя низ мундира, приводя себя в идеальный — точно с картинки — вид. Первородный внимательно посмотрел на Славу, точно оценивая, насколько он был готов услышать вопрос.  — Дашь мне какой-нибудь нож или кинжал? — довольно буднично попросил вампир, хотя Карелин был готов поклясться, что изначально тот собирался сказать нечто другое.  — Конечно, — кивнул охотник. — Только пообещай мне, что ты будешь осторожен и аккуратен.  Мирон закатил глаза, вытянув перед собой раскрытую ладонь. Он ждал, когда Слава положил бы в нее что-нибудь из своего арсенала, однако охотник не торопился. — Я не шучу! Сначала обещание, а потом уже нож, — воскликнул Карелин, легко перехватывая руку первородного: он собирался забрать нож самостоятельно. Уж что-что, а вот следить за сохранностью своего оружия, чтобы всё оно всегда оставалось при нем, Слава умел. Фёдоров выразительно выгнул брови, и его взгляд описывал полное недоумение и даже возмущение.  — Я бессмертный, — напомнил он. — Мне не нужно быть ни аккуратным, ни осторожным.  — Скажи это Максу, — буркнул в ответ Карелин. — К тому же, твой парень вполне себе смертен, поэтому в твоих интересах не дать мне откинуться из-за волнения за твою вечную жизнь!  Мирон подошел ближе, укладывая шершавую ладонь на шею охотника. Он заглянул к нему в глаза, стараясь разглядеть в них что-то. Славе казалось, что Фёдоров подобную заботу воспринимал исключительно как издевку, поэтому и искал в его взгляде намек на насмешку.  — Яхонтовый мой, — ласково обратился он. — Я обещаю, что со мной ничего не случится. Я постараюсь быть осторожным и аккуратным.  «Сдался!» — довольно отметил про себя Карелин, в ответ на эти слова протягивая Мирону кинжал с длинным неровным лезвием. Фёдоров забрал оружие, пряча его под своей одеждой.  — Ты не попросишь меня о том же? — с удивлением произнёс Слава, не отпуская первородного от себя. — Ну… что-то вроде «разласка, будь, пожалуйста, аккуратнее» или «пообещай мне, что с тобой все будет хорошо»? — Зачем? — непонимающе спросил Мирон. — Я всегда буду рядом с тобой. Если кто-то решит попробовать убить тебя, то я искренне ему не завидую.  Слава тяжело вздохнул. Наверное, это было к лучшему: вряд ли бы вышло что-то хорошее, если бы они вдвоем слишком сильно волновались. Особенно друг за друга. План предполагал, что они долгое время не получили бы возможности увидеться и удостовериться, что всё было хорошо.  — Если ты считаешь, что я не волнуюсь, то я волнуюсь, — отозвался Фёдоров, легко направляя взгляд на себя. — Однако я знаю, что ты точно будешь в порядке. Это аксиома. Я не допущу, чтобы ты умер, как сила притяжения не допускает, чтобы мы все летали. Тебе не нужно быть чрезмерно осторожным, я могу тебя подстраховать.  В ответ на небольшую речь Слава лишь улыбнулся, понимающе кивнув. Конечно, это было правдой, просто в моменте ему больше хотелось услышать нечто более взволнованное за него, чем взвешенное. Но если они вдвоем продолжали бы просто переживать, то ничего бы хорошего в итоге не вышло. На волнении и терзаниях, конечно, каши было не сварить. Мирон вызвал такси до загородного дома Виктории, в котором она собиралась устраивать свой бал. Он ещё в машине надел на свое лицо маскарадную маску, а затем помог справиться с ней и Карелину. Вышли они на расстоянии от конечной точки: Мирон волновался, что вампиры могли бы учуять кровь водители и напасть. Однако путь был чрезмерно спокойным — Славе даже казалось, что что-то было не так. Словно он просто не замечал движущихся тварей по двум сторонам от дороги, а может, они давно уже крались за их спинами. От этих мыслей пульс набирал свои обороты со страшной силой, делая Карелина не только более заметным среди бессмертных, но и наиболее желанной закуской.  — Ты же понимаешь, что если не успокоишься, то они тебя услышат? — попытался угомонить его Мирон, однако Славу это пугало только сильнее.  — Всё слишком просто! — нервно выдал охотник, судорожно оглядываясь вокруг. — У меня ощущение, что мы ползем прямиком к ней в ловушку! Она ведь знает, что мы придем её убить.  — Поэтому сделай так, чтобы этот капкан захлопнулся на её шее, а не на нашей, — рявкнул в ответ Мирон, еле сдерживаясь, чтобы не заявить: «Я ведь предупреждал!» Слава постарался выровнять свое дыхание. Учителя всегда говорили, что охотники умирали, если теряли контроль над собой. Твари, как правило, предпочитали бегство, поэтому пятьдесят процентов ответственности за гибель убийцы нечисти лежало и на его собственных плечах. «Нельзя показывать страх и беспокойство», — твердо отчеканил Карелин в мыслях.  — Подожди, — попросил Слава, останавливаясь. Особняк уже виднелся, как и очередь на его входе. Здание не выглядело ни пугающим, ни зловещим. Обычный богатый загородный дом, который даже стариной не отдавал. Охотник опустился к земле, поправляя шнуровку на грубых ботинках: глупо же было умереть, споткнувшись об собственный шнурок! Однако он только создавал видимость, что его заботило именно это. На самом деле, Карелин хотел собраться со своими беспорядочными мыслями в голове. Когда он поднялся с земли, Мирон уже двинулся в сторону особняка, только Слава вовремя схватил его за руку, останавливая. — Я хотел сказать тебе. Мне кажется, сейчас лучший момент, чтобы это проговорить… собственно, Мирон. Ты мне нравишься. Вот. Очень сильно мне нравишься. Я не знаю, как это происходит в обычном мире… в Академии таких уроков не было. Я хочу сказать, что я очень сильно в тебя влюбился. Прости, если это звучит глупо или несвоевременно… а может, это вообще слишком очевидно, чтобы об этом говорить, но я хочу, чтобы ты знал, что ты мне нравишься.  Слава неловко заговаривался и бесконечно повторял одно и то же, стараясь как можно ярче выразить чувство, которое испытывал. Мирон внимательно его выслушал и понимающе улыбнулся — между прочим, совершенно обворожительно! Он мягким движением проскользил ладонями по чужой груди, губами касаясь кадыка, чтобы не тянуться к лицу. В секунду это показалось даже приятнее: Фёдоров словно одним жестом поцеловал всю нелепую чепуху, которая струилась из рта Славы. — Разласка, — нежно произнес Мирон, не переставая улыбаться и часто гладить его по груди. — Ты бойкий и ласковый, — начал он, но покачал головой. — Нет, не так. Ты — мой бойкий и ласковый. Карелин нагнулся, чтобы упереться лбом в чужое плечо. Он знал, что если переводить сказанное с Мироновского на русский, то вышло бы намного более красноречивое признание в любви, чем озвученое им самим. Если у Фёдорова не было сил на прямое признание, то Слава не собирался тянуть его силой — для всего предназначалось своё время. — Вот теперь мы можем идти, — отозвался охотник, отрывая лоб от плеча вампира. — Самое важное я сказал, и теперь мне спокойнее. — Пошли, — кивнул Мирон. — Главное, чтобы у тебя руки от холода не обмерзли. Очередь, на удивление, приличная. Когда они подошли к особняку, Фёдоров потерял дар речи. Людей было много! Их было чуть ли не столько же, сколько тварей. Слава оглядывался, подмечая, что среди некоторых затылков были охотники из Академии. Неужели Правительство приказало им прийти на этот бал? Должна была начаться бойня? Они собирались убить тварей?  — Будь вдвойне осторожен, — произнёс Карелин на выдохе шепотом. — Здесь хренова куча охотников! И они все пришли не на маскарад.  Мирон молча кивнул, а затем протянул свой пригласительный охраннику. Это был вампир, и его огненно-красные глаза впились в вену на шее Карелина с нескрываемым интересом. Фёдоров смотрел на него с холодом и легкой доли скуки, всем своим видом намекая, что особых гостей можно было бы уже и пропустить внутрь. Когда они прошли в широкий зал, Слава принялся оглядываться. Это не были восхищенные взгляды, изучающие роскошное внутреннее убранство. Карелин пытался соотнести разницу фактической планировки и той, что он нашел в сети, подготавливая свой план.  — Мне вон туда, — предупредил охотник Мирона, кивая в сторону небольшой лестницы наверх. — Как только люстра упадет, оттащи её наверх. Я найду вас в той комнате со схемы… ладно?  — Договорились, — отозвался Фёдоров, поправляя на своих ладонях перчатки. — Только не ревнуй, ладно? Я здесь исключительно ради тебя, — добавил он, оставляя холодный поцелуй на щеке своего компаньона. — Не танцуй с кем попало, тогда и ограничимся на сегодня исключительно одной смертью, — заявил Слава, удаляясь. Он был явно в хорошем расположении духа: близость исполнения самого главного плана в его жизни однозначно поднимала его настроение. Он отправился по лестнице наверх, собираясь привести в исполнение главную часть своего плана. Оставалось только дождаться, когда присутствующие на балу начали бы танцевать. А дальше — дело исключительно техники. Карелин ещё на снимках в сети приметил эту люстру: она была огромной, чрезмерно массивной — богатство хрустальных подвесок усиливалось искусственными электронными свечами. Слава надеялся, что любовь к такой помпезности у Виктории была не семейной чертой. Наблюдая подобную роскошь в своей квартире с Мироном, Карелин бы довольно быстро рехнулся: жизнь в Академии приучала к простоте и минимализму, а такой яркий визуальный шум однозначно бы бил по голове. Слава забрался с ногами на ограждение, стремясь получше разглядеть крепеж, который удерживал эту махину под потолком. Начало его плана было до одури простым: нужно было уронить эту люстру на паркет, чтобы поднять суматоху среди гостей. Тогда приспешники Виктории были бы заняты испуганной толпой, и этого времени должно было хватить, чтобы Мирон утащил сестру от лишних глаз, где бы их уже ждал Слава с кинжалом и готовностью напасть на первородную. Карелин глянул вниз: его напарник уже стоял рядом с их целью. Уложенные в тугой пучок и сильно покрытые лаком золотистые локоны Виктории отблескивали под ярким светом ламп. Карелин принялся работать над крепежом, чтобы поскорее завершить начатое, однако его довольно быстро прервали. — Мне казалось, что охотники должны были сегодня отдыхать.  Голос показался Славе незнакомым, и он обернулся, лавируя на тонкой балке ограждения. Перед ним стоял крупный коренастый вампир, несильно его ниже, но однозначно шире в плечах. Карелин сначала было решил, что это один из охранников Виктории, однако блеснувшие синие глаза говорили об обратном: перед ним стоял брат Мирона. Его оживший младший симблинг возвышался в полутьме закутка, которые прежние владельцы однозначно использовали вместо кладовой. Не дожидаясь действий от Максимилиана, Слава, шокированный, что у Виктории вышло воскресить первородного, ухватился за металлическую балку над своей головой, и, повиснув на ней, с силой врезался грубыми ботинками прямо в чужую грудную клетку. Вампир, явно не ожидавший нападения от охотника, пошатнулся. «Неужели он не помнит, как закончил в прошлый раз? Или считает, что наводит ужас на молодняк одним своим присутствием?» — удивлённо подумал Карелин. Он, пользуясь медлительностью и неподготовленностью своего оппонента, с легкостью всадил нож над его левым коленом, чтобы он пригнулся от боли. Вырвав нож из холодной плоти, Слава с чувством ударил его коленом в живот, заставляя согнуться ещё сильнее.  — Среди всех первородных ты наименее живучий, — недовольно фыркнул он, заламывая руку вампира, чтобы было проще пронзить кинжалом прямо в сердце. Мирона, который подстраховал бы в случае чего, рядом не было, поэтому Славе оставалось умудриться убить его младшего брата с первого удара. Макс, напрягшись, вырвал руку, локтем врезаясь в напряженный живот Карелина. В отличие от того же Мирона на тренировках, Максимилиан однозначно бил наугад, надеясь, что само чувство боли заставило бы Славу отступить. Только вот охотник, поморщившись от боли, все равно собирался закончить начатое. — У нас же с вами контракт! — со злобой заявил первородный. — Не может быть у меня никаких контрактов с тварями.  Макс все равно подался назад, стараясь вырваться. Славе было бы удобно обхватить его локтем за шею, чтобы начать душить, только это было бы бессмысленной тратой сил, просто фиксирующей голову. Поэтому Карелин лишь повторил удар над коленом ножом, чтобы немного отвлечь первородного и зафиксировать его руки поудобнее. Однако тот принялся лишь активнее работать локтями, точно стараясь побольнее попасть охотнику по ребрам, чтобы вырваться.  Мирон галантно поклонился сестре, протягивая ей руку. Люстра еле заметно шелохнулась в воздухе — это Слава добрался до крепежа. Скоро началось бы их небольшое представление. Виктория сделала реверанс, приподнимая углы пышного платья. Как только женщинам стало позволительно носить брюки, она не вылезала из штанов, а тут снова в пышном наряде — удивительно! Небесный цвет ткани делал ее кожу еще бледнее, но Фёдоров прекрасно знал, почему она выбрала именно этот оттенок. В похожем платье она была, когда их семья впервые нарушила их спокойную жизнь своим возвращением. — Я и представить не могла, что ты вновь пригласишь меня на танец, — произнесла Виктория, укладывая ладонь на раскрытую руку брата. Она кивнула нанятому оркестру, и инструменты затянули вальс под указку дирижера. — Я вызываю тебя на танец, — уклончиво отозвался он. — Это уместнее в нашей ситуации.  — А где твой ручной охотник? — отстраненно спросила девушка, оглядывая зал. — Я ему явно не нравлюсь. Разве можно так со своячницей? Уверена, что мы смогли бы подружиться, не наболтай ты гадостей про меня. У него симпатичная мордашка, годится, чтобы прожить подольше, чем отведено простым смертным. — Ты убила его родителей!  — А ещё твою невесту. Мне кажется, за это он должен меня отблагодарить и забыть мою другую оплошность!  — Стерва. Его беспомощная и трогательная Вик-Вик окончательно превратилась в беспощадную бессмертную. Фёдоров не знал, можно ли было хоть как-то обратить вспять этот процесс или остановить его, хотя бы замедлить. Пока он мог лишь сухо констатировать факт: его сестра превращалась в самое злобное создание на этой земле. — Я была испугавшимся ребенком, — с упреком произнесла та, выдав с идеальной четкостью очередное па. — Ты и сейчас говоришь эти мерзости, — поспорил Мирон, отводя её в сторону. Они кружили под самой люстрой, но она больше не шаталась, даже не шелохнулась! А Фёдоров был уже вполне не против, чтобы хрусталь разбился об голову его сестрицы.  — Но я ведь права, — отозвалась она. — Будь она жива, то сейчас бы ты не ухлестывал за молоденьким смертным. Не стыдно? Он младше тебя на пять столетий.  — Напомни, насколько твой муж был младше тебя?  Виктория посмотрела на него с такой злостью, что ее взглядом можно было бы расплавить железо. Она была олицетворением ярости в эту секунду, и для Мирона было настоящим удивлением, что сестра не попыталась вырвать его сердце из груди одним движением. Однако Виктория довольно быстро взяла себя в руки, становясь внешне более холодной и отстраненной. — Как бы твоему избраннику не подошло бы больше прошедшее время, — заявила та, подходя вплотную к Мирону. — Максимилиан как раз поднялся проверить, кто собирается свалить эту до чертиков дорогую люстру на головы гостям. — Кто поднялся проверить?  — Наверное, тебе уже стало привычнее называть его «Макс», но матушка настаивает на полной форме имени. Во взгляде Мирона за секунды проскочили все эмоции: от удивления до гнева, быстро меняющегося страхом за чужую жизнь. Он озлобленно смотрел на сестру с нескрываемым ужасом. Она в одиночку смогла воскресить их мать! Где-то здесь пряталась Катрина, которая отдала бы всё, лишь бы заполучить возможность влиять на него. «Как?» — так и не сорвалось с его губ, застывая немым вопросом в горле. Будь он живым, то оно неминуемо бы пересохло. Мирон, забывая о необходимости симулировать свою человечность, рванул к лестнице с присущей вампиру скоростью, заставляя охотников ухватиться за него взглядом. — Громче музыку, господа! Бал только начинается! — раздался командный тон Виктории, возвращающий всё внимание хозяйке вечера. Фёдоров почти перепрыгивал через ступеньки, наконец достигнув закутка, в котором его брат дрался со Славой. Выхватив первую попавшуюся палку — на деле, длинную деревянную швабру — он ткнул ее черенком Макса в копчик, заставляя обратить на себя внимания. Карелин выглядел бодрым и абсолютно целым, но вряд ли бы он мог бесконечно долго сопротивляться бессмертному, несмотря на то, что в одной из его рук всё ещё находился кинжал. Максимилиан даже его не обезоружил! Скорее всего, он бы не смог, но что-то Мирону подсказывало, что брат до этого даже не додумался.  — Руки от него убери, пока я их не вырвал, — пугающе спокойным тоном произнёс он, перехватывая швабру удобнее. Его голос был абсолютно ровным, совершенно не выражающим эмоции. Стоило Максу сделать несколько шагов навстречу, как Мирон, перехватив швабру, ловко ударил его черенком в кадык. Судя по звуку, что-то треснуло, но Славе было сложно разобрать — это кость или дерево. Фёдоров, явно не желающий тратить время зря, разломил палку об своё бедро, и острым краем одной из половинок пронзил плечо брата насквозь, откидывая в сторону вторую часть несчастной швабры. Слава подскочил к нему. — Я прекрасно справлялся и без тебя, — разочарованно пожаловался он, что ему не дали расправиться с первородным. — Он сейчас очухается, я не поразил сердце, — отрезал Мирон. — Но нам срочно надо убираться отсюда!  — Надо закончить начатое… — Бессмысленно! Мы только время потеряем. Катрина жива, она вернет его к жизни, как только обнаружит тело. А сжечь всё к чертям у нас явно не выйдет. Тут точно нужна канистра с бензином. Фёдоров, не желая спорить и выслушивать аргументы против, схватил его за руку и потащил по лестнице вниз, даже не оглядываясь. Слава старался не тормозить, но Мирон от нервов явно забыл, что человеческий организм был не всесильным. — Уже уходишь, братец? — Виктория ждала его у подножия лестницы, но он просто оттолкнул её с прохода.  В ответ на это сестра двумя руками потянула Карелина на себя, а Славе не нужно было большего, чтобы ввязаться в эту драку. Она убила его родителей, предала доверие Мирона, а теперь хотела испортить жизнь брату, используя охотника. Слава с готовностью выпустил ладонь Фёдорова из своей, чтобы свалить Викторию с ног. Они кубарем покатились по полу, и Карелин видел, как та оскалилась, показывая свои острые клыки, готовые вцепиться Славе в шею. — Не сейчас! Нам нужно уходить, — строго произнёс Мирон. Охотник, поспешив из-за его возгласа, промазал: кинжал врезался в паркет в сантиметре от шеи первородной. Она извивалась точно змея, которую схватили за хвост. Виктория была явно сообразительней Макса: как только Слава перестал на секунду фиксировать её ноги, как она с силой притянула колени к себе, ударяя его по спине. Охотник, успев сгруппироваться, сделал не особо ловкий кувырок, когда почувствовал, что от силы удара был уже не в состоянии фиксировать тело бессмертной. Он вскочил на ноги, собираясь атаковать вновь, и маскарадная маска слетела с его лица. Обернувшись, Слава обнаружил, что Викторию уже держал Фёдоров, не дав ей подскочить к охотнику со спины. Мирон крепко держал её за плечо, пока локоть второй руки уместился под подбородком. Он не душил её. Он почти оторвал ей голову — тонкая шея вампирши покрылась сколами точно фарфоровая кукла, пережившая падение на пол и кем-то заботливо склеенная. Виктория визжала и требовала помощи, однако никто не рискнул подойти к ним: одно резкое движение, и Мирон бы лишил её жизни явно без возможности воскрешения. Казалось, что вся его злость на сестру впервые нашла выход.  — Ну! — требовательно крикнул он Славе, кивая на кинжал в его руке. Даже сейчас он не находил в себе сил убить ее. Это должна была быть месть Карелина, а не его. Охотник крепче сжал рукоять, случайно заглядывая Мирону за плечо. С той стороны зала стоял Иван Евстигнеев, и он целился в первородного. «Вот, какой у них контракт», — пронеслось в голове у Славы. Катрина, Виктория и Макс чем-то подкупили охотников. Они нужны были здесь для защиты воссоединившегося семейства от Мирона. Вот почему бессмертная пригласила их! Она знала, что все они защищали бы несчастливое семейство. — Убей её, — протянул Слава, вставая перед Мироном. Сначала он надеялся, что Ваня не стал бы стрелять в охотника, однако тот спустил курок прежде, чем сообразил, что Карелин решил закрыть первородного своим телом. Острая боль была секундной. «Хорошо, что это я, — пронеслось в голове у Славы. — Если бы они внезапно ранили Мирона, то он мог бы отвлечься, и Виктория убила бы его.» Охотник не понимал, что у него болело больше: то ли что-то под ребрами, то ли затылок и лопатки от неудачного падения. Во рту появился дурацкий соленый привкус.  — Слава, нет! — Мирон оказался на полу рядом с ним мгновенно, перекладывая его голову на свое колено и стягивая маску со своего лица. Белоснежная рубашка быстро впитывала в себя кровь. Пятно на ней разрасталось с невероятной скоростью.  Карелин слышал ещё чей-то крик. Он был уверен, что его позвал кто-то ещё, но голос Мирона был намного ближе, отчего он разбирал сказанное лучше.  — Она мертва? — Фёдоров услышал тихое «бульк», и кровь тоненькой струйкой полилась из приоткрытого рта. Ему задели легкое. Первородный пытался сообразить, что ему сделать, но у него получалось лишь беспомощно смотреть на Славу. — Вечер окончен! Выведите отсюда охотников. Прочь! Все прочь!  И быстрый стук удаляющихся каблуков, а потом все звуки смешались в неведомую какофонию. Это прозвучало самым однозначным ответом: Виктория жива, и только что она убежала из зала. Мирон осторожно утянул его в укромное место под лестницей, чтобы быстро удаляющиеся твари и приспешники Виктории, выводящие охотников, не затоптали их на проходе. — Она жива, — тихо произнес Мирон. — Ну, насколько это возможно в нашем с ней положении. Это должна была быть твоя месть, — продолжил он тихим, почти баюкающим голосом. — Я ведь просил тебя не спасать меня. Слава точно его не слушал. Он болезненно улыбнулся, и Фёдоров увидел, как его зубы окрасились в кровавые разводы. Карелин пытался что-то сказать, но закашлялся.  — Только не думай, что это зря, — голос прервался очередным приступом кровавого кашля. — Я рад, что ты остался жив. Если бы этот индюк попал по тебе, то она бы оторвала твою голову. А этого я не хотел. Всё в порядке. Я охотник. Охотники часто умирают молодыми.  — Мне… мне нужно отнести тебя в больницу.  Голос Мирона нервно дрожал, и у него совершенно не выходило взять себя в руки. Всё медленно рассыпалось с каждой секундой. Он мог лишь тихо наблюдать, как с каждым мгновением жизнь безвозвратно покидала чужое тело. Если напрячься, то можно было услышать её быстро удаляющиеся шаги. Мирон понимал, что всё это бесполезно. Видел же много раз. Но почему-то в эти секунды слишком сильно хотелось верить, что беда обошла бы их стороной. — Уже холодно, — тихо отозвался Слава. Он потянул теплую руку к его лицу, проводя большим пальцем по щеке, точно что-то стер с кожи. — Не надо. Я не хочу умереть на их столе в одиночестве. Раз уж я всё время жил почти один, то встречать смерть в одиночку… совершенно дико, — задумчиво произнёс он, вглядываясь в чужое лицо. Слава точно совершенно не боялся: он хотел встретить смерть, как старого друга. Столько раз он избегал встречи с ней, чтобы самому упасть в её объятия! — Я хочу, чтобы у смерти были твои глаза. Я ведь так и не успел сказать, что они у тебя красивые. Огромные глазищи такие. Мирон бесшумно, болезненно рассмеялся. Раз нос был огромный, то и глаза должны были быть под стать. Разве могло быть иначе? Фёдоров опустил холодные ладони на чужое лицо, не давая голове скатиться с коленей. — Я люблю тебя. Я тоже тебя люблю, Слав. Но в ответ раздалась тишина. Карелин ему ничего не ответил, точно провалившись в сон. Его рот оставался немного приоткрыт в попытке поймать немного воздуха, а тяжелые веки спрятали радужку глаз. Мирон поднял взгляд к потолку, молясь, что смог бы различить хотя бы слабый пульс под пальцами. Это было абсолютно несправедливо! Стоило ему найти человека, который не хотел от него ничего, даже бессмертия, как судьба немедленно разводила их пути. Смерть, точно в отместку, что так и не смогла прибрать к своим рукам Фёдорова, отнимала жизни у всех, кто был ему хотя бы немного дорог. В голове первородного не укладывалось: охотник пожертвовал своей жизнью ради него, а он должен был спокойно вернуться домой? Сидеть на их диване вновь в одиночестве? Не слышать глупые шутки? Делать вид, что всё так, как должно было быть? Мирон не хотел видеть свой дом без Славы. Он не мог позволить себе притворяться, что жизнь шла своим чередом. Почувствовав совершенно слабые удары пульса под пальцами у сонной артерии, Фёдоров сморгнул выступившие слёзы со своих ресниц.  — Прости меня, — тихо попросил он, коснувшись своими губами чужих. — Если сможешь, то прости меня. Мирон собрал всю свою волю в кулак и потянулся на кинжалом, который ему отдал Слава, одним движением разрезая свое запястье. Темная, густая кровь хлынула на губы Карелина, и её капли беспощадно заливались в его приоткрытый рот. «Пусть у его смерти будут мои глаза», — пронеслось у первородного в голове. Когда Фёдоров убедился, что было достаточно, он сомкнул его челюсти ладонью, заставляя проглотить. Главное, чтобы отравленная вампирская кровь просто оказалась внутри организма охотника.  — Пожалуйста, прости меня, — вновь повторил Мирон, поднося к губам левое запястье. Он укусил сначала уже знакомое местечко, а затем его правую руку, надеясь, что большее количество укусов смогло бы увеличить вероятность успеха. Где-то наверху вот-вот мог очухаться Макс, и столкновение с ним стало бы фатальным: а значит, медлить было нельзя. — Пусть получится. Пусть у меня получится, — пробормотал Фёдоров подхватывая по-человечески теплое тело Славы на свои руки.  В отличие от сестры и брата, он не так часто обращал людей. Казалось бы, механизм был прост, а алгоритм занимал всего несколько простых действий, однако Мирон в эти секунды параноидально боялся, что сделал что-то не так. Слава не хотел бессмертия, но он заслуживал прожить дольше, чем несчастные двадцать шесть лет. Карелин не должен был умереть от пули, выпущенной охотником в первородного. Он не должен был захлебнуться собственной кровью, спасая вампира. Фёдоров двинулся прочь из особняка, игнорируя следы борьбы в зале. После приказа Виктории все покидали здание, сильно спеша, отчего вокруг царил хаос. Первородный выбрался в темноту улицы через окно, быстро пробираясь по переулкам к своей квартире. Ему следовало успеть до рассвета занавесить все окна от солнечных лучей, раздражающих новообращенных, и запастись кровью. Голод в первые часы после воскрешения был просто невероятно сильным. Учитывая злость Карелина на произошедшее, Мирон не сомневался, что его первые сутки были бы невероятно тяжелыми для них двоих. Он чувствовал, что ему нужно было собраться. Слава не хотел вечной жизни, но бессмертие иногда получали те, кто никогда его не желал.  — Ты! Ты убил его, придурок! Ты Славу убил! — сквозь слёзы выговаривал Ваня, бессильно пихая Евстигнеева в плечи, словно это могло хоть как-то помочь. Их дежурство изначально было довольно простым: сначала ни Мирона, ни Славы не было среди гостей. Тогда Ванечка успел решить, что они просто решили не приходить на эту встречу. «Глупый, глупый я!» — теперь сокрушался он, уже зная, чем закончился бал. Когда Мирона заметили рядом с Викторией, Светло решил, что тот решил не брать с собой Славу. Дело-то было опасным! «Господи, какой же я придурок! Разве мог Карелин отказаться от опасного дела, в ходе которого можно было убить первородную!» — без устали ругал себя Ваня, продолжая трясти напарника за плечи. Потом Фёдоров рванул по лестнице вверх, вниз он спускался уже со Славой, тот начал драку, Евстигнеев прицелился… Всё смешалось. — Я не знал, что Карелин выскочит перед первородным, ясно? — нервно выдал он. — Я не хотел его убивать, понимаешь? Я не хотел Славе зла! Я думал… Ваня думал, что должен исполнить приказ. Викторию не должны были убить на этом балу и он, как руководитель группы, был обязан это обеспечить. Она требовала помощи. Евстигнеев решил, что если бы задел Мирона пулей, то он бы отвлекся от своей сестры. Охотник не мог предугадать, что Славы выскочил бы перед ним. А Карелин был выше и встал, черт, совершенно неудачно! Отчего пуля, которая должна была лишь поцарапать первородного, явно задела ему легкое. Охрана Виктории стала быстро выводить всех из зала, отчего Ванечке, слава богу, даже приблизиться к Карелину не дали! Больше всего Евстигнеев боялся, что разъяренный первородный точно бы оторвал и ему, и Светло головы за содеянное. За них бы даже никто не вступился, ведь приказ был ясен: первородные должны были оставаться под защитой охотников, даже если нападали на них. Никто не ринулся помогать Славе! Никто! Только вампир тут же забыл о своей сестре, безропотно падая перед ним на колени и бережно укладывая его затылок на свои ноги, беспомощно нависая над ним и что-то бормоча.  — Столько крови было вокруг. А он даже не попытался укусить его, — бесцветно констатировал факт Ваня. — Неужели ничего человеческое им не чуждо?  — Я ведь говорил тебе, придурок, что Мирон в него влюбился! — истерично заявил Ванечка. — А ты… ты, быть может, убил последнее человеческое в первородном! Он ведь не просто так Викторию убить хотел! Мы только больше проблем себе создали, помогая ей найти её мать и братца! Это все очень плохо закончится, я клянусь. А единственный охотник, который мог ослушаться приказа, мертв!  — Да не хотел я! Я думал… — Индюк тоже думал и в суп попал! — фыркнул Ваня, скрещивая руки на груди. — Слава был абсолютно прав насчет тебя! Ты просто индюк, который дальше приказов ничего не смыслит, именно поэтому тебе никогда не стать лучшим охотником Академии, понял? Никогда! И мне жаль, что я сам не сообразил это раньше. Я не пойду с тобой на свидание!  Светло категорично развернулся на пятках, гордо уходя прочь. Во рту растекалась невероятная горечь, и он старался быстрее добраться до своей комнаты, прежде чем разразился рыданиями. Родители назначали руководить группой Ивана Евстигнеева, однако отчет был обязан приготовить он. Ох, если они пригласили бы на эту встречу Викторию, то Ваня бы и без единого ножа ее прикончил! Но пока он запер дверь в свою комнату и, забравшись с ногами в ботинках на кровать, тихо кричал в подушку, бессильно ударяя матрас раскрытыми ладонями. Слава был его единственным другом, не только напарником, но и братом. Карелины ухаживали за Ванечкой, когда тот ещё еле ходил, брали его с собой на отдых в редкие выходные. Они не были кабинетными охотниками, и от них Светло слышал намного больше советов к урокам, чем от своих родителей, которых из Правительства было не выдернуть. «Академия взращивает лучших охотников», — часто напоминал ему отец в детстве. А Ване было горько оттого, что тогда он ведь ещё не был охотником. Светло был обычным ребенком, благодарившим за счастливое детство Карелиных. А Славу убили практически по приказу его семьи, в него выстрелил человек, с которым Ваня собирался на свидание! Это было похоже на настоящее безумие. Разве он имел право отплатить ему этим? Встретившись на том свете с четой Карелиных, что бы он им сказал? «Простите, но за то, что вы вырастили меня, мои родители отдали приказ обезвредить Славу, который хотел отомстить первородной за вашу смерть?» — вопрос болью отдавался в висках, и Светло бессильно рухнул затылком на вымокшие от слез подушки.  Лучший охотник Академии был убит другим охотником по приказу Правительства, обязавшего их защищать первородных. Это звучало как сюр, но это было чистой правдой, отчего у Светло засосало под ложечкой. Их начальство словно совершенно забыло, чему они посвятили свою жизнь. Они должны были защищать мир от тварей, а в итоге, спасая тварь, убили охотника, сохранившего столько человеческих жизней! Ванечка сел на кровати, оглядывая комнату. Теперь в Академии ему все казалось неправильным. Он должен был уйти отсюда, найти Мирона и попросить у него помощи отомстить Виктории за всё произошедшее. Если Правительство не хотело убить первородную, то Ваня сделал бы это сам. Охотник поднялся с кровати, судорожно смахивая самые необходимые вещи в спортивную сумку. Копируя привычку Славы, он засунул в каждый ботинок по ножу, а затем отправил столько же за пояс. Ему нужно было предоставить отчет родителям, а затем, выполнив последнее обязательство перед Академией, он мог идти, куда душе угодно.  Когда сумка была собрана, Ваня покинул свою комнату, следуя по коридорам до кабинета родителей. Проходящие мимо охотники прятали от него свой взгляд, и это даже не раздражало его, а, скорее, забавляло. Ни одного соболезнования не было сказано вслух: ведь это был приказ. Ваня зашел в аудиторию без стука, заводя руки за спину и прижимаясь лопатками к холодной стене. Кажется, высшие силы смиловались над ним: Виктории не было в кабинете. Здесь сидела только его мать, и, если его не обманывало зрение, то её ясные глаза тоже покраснели. — Ваш приказ был выполнен, — со сталью в голове произнёс Светло, расправляя плечи. — Вячеслав Валерьевич Карелин был устранен Иваном Игоревичем Евстигнеевым при попытке убить Викторию. Все первородные остались живы. Более никто не предпринимал попыток навредить ей… разве что, за исключением ее старшего брата. Но, думаю, она уведомила, что у них сложные отношения.  — Мне жаль, — тихо произнесла мама. Это было совершенно не по правилам приема рапортов. Она поднялась со стула, поправила подол строгого приталеного пиджака и подошла ближе, крепко обнимая Ваню за плечи. — Мне очень-очень жаль, Вань, правда, — всхлипнув, произнесла женщина, крепче сжимая сына в своих руках. — Я не хотела, чтобы Слава… чтобы всё вот так… он ведь был почти и моим сыном, — неловко произнесла она. — Мы объявим неделю траура, Виктория…. Она пообещала, что земли Академии и Правительства останутся в безопасности. — Ты говорила с ней, зная, что из-за нее убили Славу? — нервно спросил Ваня, отстраняя от себя мать. — Просто скажи мне, что ты хотя бы попыталась её убить! — Я не могла…. Ванечка, я несу ответственность за безопасность каждого охотника в Академии. Если бы она умерла, то наши земли перестали бы охраняться заклятием их матери. Я сама не в восторге от этого, но безопасность… — А завтра сюда явится сама Виктория, и во сне оторвет мою голову! — зло проговорил Ваня. — Неужели это стоило бы для тебя безопасности всех?! — Мы должны быть готовы к потерям и рискам, —  успокаивающе произнесла охотница. Она хотела добавить что-то ещё, но Светло категорично перебил свою мать.  — Я ухожу, — проговорил он. — Раз уж вы всегда готовы к потерям и рискам, то знай, что я ухожу. Знай, что я не покидаю дело, а собираюсь работать в одиночестве. Объявляй меня персоной нон-грата и знай, что я собираюсь прикончить Викторию. Если из-за этого захотите и меня убить, то пожалуйста. — Но Ваня! Ты не можешь просто так уйти!  — Третья глава, семнадцатый пункт, подпункт «в»: каждый охотник имеет право уйти из Академии, но в случаях, когда он продолжает деятельность охотника, не подчиняясь приказам Правительства, его следует внести в список нежелательных персон и не оказывать никакого содействия, — наизусть отчеканил он, не отрывая взгляда от лица матери. — Я имею право уйти, мама. А ты не имеешь никаких полномочий, чтобы задержать меня.  — Ты хотя бы попрощаешься с отцом?  — Нет уж! А то придёт с ордером для моего задержания за дистанционную попытку навредить первородной, — фыркнул Ваня. — Обойдемся без семейных прощаний. В Академии ведь растят настоящих охотников, а не занимаются семейной психологией. Голос Светло звучал гордо и холодно. Он покинул кабинет родителей, быстро вышагивая в сторону своей комнаты. У нее стояла одинокая фигура когда-то их учителя, который по сей день не уставал хвалить Славу за его успехи и напоминал ему о необходимости есть. — Вань, мне жаль, что он погиб, и что ты столкнулся со смертью нашего Славки… вот так, — неловко произнёс Алексей Викторович. — Это не должно было с ним случиться, это безумно несправедливо, но Ваня ни в чем не виноват. Он подчинялся приказу, и он… — Вы решили поработать его почтовым голубем? — раздраженно уточнил Ваня. Вокруг него медленно росла настоящая птицефабрика: один — индюк, второй — голубь. — Я надеюсь, что там Слава наконец встретился со своими родителями, и теперь наконец отошел от идеи мести. Однако я сам решу, как мне относиться к его смерти и кого винить. У меня выбор, кстати, не самый приятный: то ли новый друг, который стрелял, то ли родители, которые отдали приказ. Что скажете? Кого бы считал виноватым сам Слава, не знаете? Когда Алексей Викторович оцепенел шока, вызванного тирадой, Ваня мягко отодвинул его от своей двери, заходя в комнату. Он схватил уже собранную спортивную сумку и, укладывая сверху на вещи свою фотографию с Карелиным из выпускного класса в деревянной рамке, быстро покинул комнату. Ваня поспешил по лестницам вниз, игнорируя толпы охотников, стекающихся к столовой. Похороны никто не собирался организовывать: у них не было тела для церемонии прощания. Жизнь каждого возвращалась в привычное русло. Даже Евстигнеев, отойдя от шока, точно бы вернулся к будничному выполнению приказов. Ваня вырвался на уличный холод, поспешно удаляясь от Академии. На сегодняшнюю ночь он планировал снять себе номер в одном из многочисленном хостелов, а потом ему предстояло отыскать таинственного Фёдорова Мирона Яновича, чтобы убедить его отомстить Виктории и всей её шайке. Слава же как-то нашел первородного на их огромном земном шарике! Задача Вани была намного проще, ведь Мирон явно бы не ушел далеко, не похоронив Карелина. А это ведь тоже занимало время.  — Далеко собрался?  — Уйди с дороги! Я тоже могу выстрелить без предупредительного в воздух, — ядовито рявкнул Светло, пытаясь обойти выросшую перед ним фигуру Вани.  — Ты пистолет с собой не взял, — вздохнул Евстигнеев. — А я вот твое табельное прихватил, — улыбнулся он, протягивая Ване пистолет, придерживая его за ствол. — Конечно, без моего набора отмычек вышло немного грубо… но какая уж разница, если все равно собрались стать персонами нон-грата, верно?  Ваня смотрел на него удивлённо, нервно хлопая глазами. Охотник не шутил, и он продолжал протягивать ему пистолет. — Да не смотри ты так на меня! Я и набор свой забрал, — произнёс он, демонстрируя угол знакомого чехла из типичной спортивной сумки для охотника. — Раз пакостить, то по-крупному. Нам ведь теперь работать отдельно от всех! Убивать тварей, стремиться убить Викторию…. — Если бы не твоя пуля, то она уже была бы мертва!  Светло отодвинул от себя Ваню, продолжая идти вперед. Тот, словно не различил в его тоне однозначного: «Пошел к черту, убийца!» — продолжил следовать рядом с ним. — Я хочу деятельно искупить свою вину перед тобой, — вздохнул он. — Я не хотел убивать Славу, я думал, что лишь отвлеку Мирона, чтобы он не прибил Викторию, а Карелин выскочил… — А я думал, что если первородный сам оторвет голову своей сестре, то мы, технически, не причём, потому что его мы тоже не имели права трогать, — заявил Ваня, вздернув нос. Светло продолжил следовать вперед, не обращая внимания на навязавшуюся компанию.  — Ладно… а если я скажу, что знаю адрес Мирона Фёдорова, на который Виктория отправляла ему пригласительное на бал? — тихо спросил Евстигнеев, замирая. Ванечка встал только в землю вкопанный. — Веди!  — Не сегодня, — тихо заявил охотник. — Если он был в него влюблен, то дай человеку время оплакать свою потерю. Сначала мы поспим, ты потренируешься стрелять в целях обороны, а потом мы пойдём просить у Мирона милости и помощи в убийстве Виктории. — Я пойду, — буркнул Светло, внимательно изучая выражение лица Вани: не врал ли он? — Тебе он оторвет руки за содеянное и будет совершенно прав, так что договариваться буду я. Понял?  — Так точно, капитан, — заявил охотник, поднимая обе руки вверх. — Насколько понимаю, сейчас нам искать более-менее приличный хостел, чтобы ты смог дождаться утра и не умереть от нетерпения?  — Ну, — пожал плечами Ваня, — вроде того. Только скажи мне сначала, откуда ты узнал, что уйду, как только сдам рапорт о миссии?  — Сердце подсказывало, — невесело улыбнулся Евстигнеев, опустив взгляд. Он не врал. Единственное, в чем Ваня был уверен за этот день: Светло предпочел бы закончить дни как персона нон-грата, чем провел бы ещё один вечер в стенах Академии, куда уже никогда бы не вернулся Вячеслав Карелин. *** Слава чувствовал, как лихорадочный озноб сковывал его кости. Ему хотелось кричать от боли, но ни одна мышца не подчинялась ему. Крик так и застывал где-то в утробе, ожидая новой нарастающей волны агонии. Карелину казалось, что его сжигали заживо. Стоило ему немного напрячься, как в темной пелене перед глазами всплывали неясные и расплывчатые очертания двух синих огней, которые он усилием воли превращал в образ глаз. Однако стоило боли вновь завладеть его сознанием, как воображение рассыпало картину на мелкие частицы, и всё начиналось сначала. Его легкие горели огнём, ему казалось, что он обращался в Дракона и вот-вот смог бы выдохнуть чистым пламенем, однако грудная клетка его не слушалась: Слава не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть. Жгучая лихорадка пронизывала всё его тело, с каждой секундой подчиняя себе всё новую и новую клеточку, но неумолимо концентрировалась в левом подреберье, сжигая легкое. Наверное, прошли часы перед тем, как она стала постепенно утихать. Карелин чувствовал себя странно. Жжение осталось где-то в районе горла, отступив от остального тела. Напрягшись, он смог сесть, однако движение далось ему со странной, несвойственной легкостью. Он огляделся. Несмотря на полную темноту, в которую было погружено помещение, он различал абсолютно всё, каждый силуэт. Это была квартира Мирона. Он сидел за столом, внимательно рассматривая его.  — Что это? — неловко спросил Слава, жестом указывая на свое горло. Оно продолжало гореть. — Голод, — холодно отозвался Фёдоров, кидая ему на кровать пакеты. Карелин поймал их, разглядывая темно-красное содержимое. Его десна заболели и зачесались. Он почувствовал, как в его собственную нижнюю губу впились острые клыки.  — Ты обратил меня, — панически заявил Слава. — Твою мать, Фёдоров, ты обратил меня!  Карелин вскочил с разобранного для него дивана, за доли секунды оказываясь около Мирона и с силой сжимая грудки его рубашки, вжимая спиной в стол. — Полегче, — попросил он, укладывая ладони на плечи Славы. — Теперь в тебе столько же силы, сколько у меня. Ты вполне можешь сделать мне очень больно. Я прошу тебя просто поесть. Как только твой голод утихнет, мы всё обсудим. — Я не стану есть человеческую кровь! — нервно заявил Карелин, отскакивая от Мирона. Он не хотел делать первородному больно. — Я… я охотник, если охотник становится тварью, то он может разрушить Академию и… — Но ты не тварь! — Мирон поднялся со стула, аккуратно подходя ближе к Славе, в успокаивающем жесте забирая руки Карелина в свои. — Я — вампир, но не тварь, правда же? Ты ведь так говорил?  — Да, — кивнул Слава. — Ты не тварь. — И ты — вампир, но не тварь. Ты хочешь навредить Академии?  — Нет, Мирон! Тысячу раз нет… Там Ваня. Там все мои друзья!  — Вот видишь, — тихо продолжил Фёдоров, поглаживая его руки. — Ты хотел бы продолжить убивать тварей и не вредить охотникам? — Конечно… Во взгляде Славы появилось сомнение. Кажется, он стал догадываться, к чему клонил Мирон.  — Слав, ты остался собой, — мягко произнёс он. — Со временем к тебе придет нужный уровень самоконтроля, и  даже если всё вокруг будет залито кровью, ты сможешь игнорировать это. Но для этого на первых порах ты обязан держать режим питания и не голодать. Тогда ты продолжишь убивать тварей, доберешься вместе со мной до Виктории, и отомстишь ей за своих родителей. — Виктория ещё жива?! Мирон вздрогнул. Обращение немного стирало память, и она постепенно возвращалась, сглаживая воспоминания о смерти. Боль и страдания практически исчезали из сознания.  — Да. Но мы сейчас не об этом. Сейчас тебе нужно поесть… и память начнет постепенно возвращаться. Ты вспомнишь свою смерть, и всё, что было до этого… какое твое последнее воспоминание? Слава задумался. Последним, что было в его голове, был особняк, куда они пришли. Карелин повалил Викторию на землю, и они покатились кубарем… — Твоя сестра и меня убила? — тихо уточнил он, цепляясь за Мирона сильнее. Сейчас Славе казалось, что только в руках Фёдорова он не представлял ни для кого опасности.  — Нет… тебя убила не моя сестра, — тихо отозвался Мирон. — Обещаю, ты всё вспомнишь сам, но тебе нужно поесть. Карелин потерянно оглядывался и только крепче сжимал руки первородного в своих. Он боялся. Всё вокруг было каким-то другим, пусть и призрачно знакомым. Было ощущение, что раньше Слава смотрел на всё другими глазами. — Вампиры же… выпивают до капли собственные семьи после обращения, а потом… Фёдоров спокойно покачал головой. Он подхватил пачки с кровью с дивана и медленно повел Славу в сторону спальни. Там он уселся вместе с новообращенным на кровать, позволяя оглядеться. Мирон всю квартиру закутал в тьму, чтобы зрение вампира побыстрее пришло в норму. Карелин был похож на абсолютно испуганного котенка, который ожидал какого-нибудь подвоха и был готов прятаться под кровать. — Видишь, какой ты потерянный сейчас, — попытался объяснить Мирон. — Все новообращенные чувствуют то же самое. Только их никто не прячет от раздражающего света, не приносит кровь в пакетиках. Они не знают, что голод — это голод, позволяют ему нарастать, а потом ползут домой, как мотыльки на свет. Новообращенные хотят попасть в место, где все знакомо и привычно. Однако голод успевает вырасти до такой силы, что они просто впиваются в родных. Если дать голоду вырасти, то в первые дни ему сопротивляться невозможно. Мирон тихо протянул Славе пакетик с донорской кровью. Карелин встал вертеть его в руках с интересом, и клыки показались сильнее. Тогда охотник стыдливо прикрыл их ладонью.  — Эй, это просто твои клыки, — тихо успокоил его Фёдоров. — Они исчезнут, как только ты усмиришь голод.  — Как… Как это есть? — тихо спросил Слава, вертя в руках пакетик. — Как из трубочки, — неловко улыбнулся Мирон. — Нужно просто укусить, а дальше… всё получится само.  — Ты… ты можешь поесть со мной? Пожалуйста. — Конечно. Фёдоров взял один из пакетов. Он показал Славе, как это делал, позволяя ему повторить каждое его движение. Карелин делал всё крайне неловко, все ещё не доверяя себе, боясь ошибиться. Но стояло клыкам проткнуть материал контейнера, как всё остальное стало выходить словно само собой разумеющееся. Когда пакет опустел, Слава удивлённо посмотрел на Мирона: он явно не ожидал, что ему стало бы легче от крови.  — А… а еще можно? Или чтобы контролировать себя, нужно потерпеть и через время? — Сейчас можно столько, сколько тебе будет хотеться, — мягко улыбнулся Фёдоров. — Первый голод нужно обязательно утолять полностью. Если моих запасов не хватит, то я просто закажу ещё. Услышав это, Слава с долей какого-то садистского удовольствия впился в новый пакет с донорской кровью. Он блаженно прикрыл глаза, чувствуя, как пожар внутри постепенно утихал. Боль улетучивалась. А вот Мирон оставался рядом, и его касания больше не казались холодными. Фёдоров ласково трепал его по волосам и гладил по спине, продолжая успокаивать. Карелин отложил второй пустой пакет и забрался с ногами на кровать. Мир казался ему совершенно недружелюбным и абсолютно другим. — Ты ещё будешь? — уточнил Мирон, кивая на полные пакетики. — Уже не хочется, — честно признался новообращенный Карелин, нервно оглядываясь. — Ты уберешь их обратно в холодильник?  — Да. Фёдоров поднялся с кровати, забирая пакетики. Он специально отказался от симулирования на это время, потому что Славе бы явно с тяжестью давался контроль своего поведения. Ему стоило видеть, что это нормально. Прошли считанные секунды, и Мирон вернулся на кровать, укладывая голову Карелина на свои колени. Он нежно гладил его по волосам, пальцами скользя по прядям. — Мир какой-то другой, — нервно проговорил Слава. — Мне точно в мозг встроили эйч-ди качество для всего! Там муха в паутине, и она нервно дергает крылышками.  — Привыкай, — улыбнулся Фёдоров. — Все твои органы чувств стали работать на полную мощность… ты абсолютно совершенный хищник благодаря вампирскому яду в твоих венах. — То есть видел мир таким ещё до того, как такое разрешение изобрели? — ещё раз уточнил Слава, оглядываясь. — Черт! Только не говори мне, что во время секса ты видел каждый волосок в моем носу… это же отвратительно! А запахи? Ты и пот чувствовал на вот такой максимум? Я ведь ещё рядом с тобой вырубился, а не в душ пошел! Мирон рассмеялся, спрятав лицо в ладони от смущения. Он даже представить себе не мог, что Слава в первые часы после обращения начал бы переживать за подобное, а не бороться с приступами ярости и злобы.  — Слав, все ощущения выкручены на максимум, — борясь с легким стеснением, произнес Фёдоров. — Мне было совершенно не до пота или волос в носу. Какой вообще человек в такой ситуации смотрит на волосы в носу, скажи мне?  — Не знаю, когда всё с такой четкостью, взгляд мог бы и сам случайно зацепиться!  Мирон рассмеялся. А Карелин переживал, что он мог быть опасен для Академии. Он буквально распереживался, что от него пахло потом! Разве такой человек мог навредить большому количеству людей, которых считал важными для себя?  — Я точно не разглядывал никакие волосы, я был занят совершенно другим! — улыбнулся он. — А когда целуешься… то тоже ощущаешь это иначе?  Голос Славы прозвучал смущенно. Мирон наклонил к его губам, на них невесомый поцелуй, однако Карелин не дал от себя отстраниться, крепко обнимая его за шею. Он сам углубил поцелуй, сначала пробегая языком по губам, а потом протаскивая его в рот, с нарастающей требовательностью играясь с ним. Слава неловко задел его губу клыками, тут же вздрогнув и отпрянув.  — Прости… я увлекся, и оно… — Это нормально, — кивнул Мирон. — Ты, конечно, теперь вампир, но я ведь не превратился в человека. Я первородный. Я переживу твои небольшие укусы. К тому же, такие очаровательно неловкие.  — Я не неловкий!  — Думаешь, мне показалось? — Я сейчас докажу!