У смерти твои глаза

Евстигнеев взвел курок. Его сердце колотилось так сильно, что заглушало всё, что было вокруг. В одном переулке лежало три полностью обескровленных тела, и это был слишком уж плотный ужин даже для самой голодной твари, если она одна. А ещё Ваня прекрасно понимал, что жизнь Светло находилась под его ответственностью. За спиной раздался грохот. Ваня быстро развернулся: на асфальте лежало тело с ожогами. Это была тварь, напоенная святой водой. Убийство вампира с ярким почерком охотника. — Быстро, наверх! — скомандовал Евстигнеев своей команде. В Академии никто не мог ослушаться расписания дежурств, ведь составлялись они таким образом, чтобы каждый охотник мог полноценно отдохнуть после рейда. Каждый день за тварями не побегаешь — это для психологического состояния жуткий стресс, да и физические возможности человека были ограничены.  Если хоть одна мышца подвела бы, то охотник мог бы и не выжить в схватке с тварью, а рисковать своей жизнью более, чем требовалось, — никто не хотел. Это означало лишь одно: тварь на них скинул охотник, который не относился к Академии. Ваня решил для себя однозначно — Карелин вернулся в их город. Скорее всего, сейчас ему нужна была помощь: тварь точно была не одна. Если бы следом с крыши полетел сам Слава, то Светло бы просто сошел с ума, а Ваня этого допускать совершенно не хотел. Он ринулся вперед всей группы наверх, но на лестнице его ждали две мертвые твари, забрызганные святой водой. Неужели Карелин один смог расправиться с двумя? На стене виднелись следы борьбы. Кого-то хорошо приложили к стене, отчего образовались широкие глубокие трещины. Твари вряд ли подрались между собой, а вот Слава, получив такой удар, точно сломал несколько костей. Пока Светло с ещё двумя участниками команды осматривали трупы, чтобы подтвердить их смерть, Ваня бежал по лестнице выше, стараясь найти хотя бы какой-то след Карелина. Но даже на крыше он не нашел ни одной живой души.  — Да куда же ты подевался? — нервно спросил Евстигнеев. — Вячеслав Карелин! Куда ты убежал? — громко крикнул он. Слава вряд ли успел скрыться слишком уж далеко. Он должен был услышать его и вернуться! Но ему ответило лишь молчание.  Светло, услышав имя друга, ринулся по лестнице вверх, позабыв о тварях. Если Слава был здесь, то он мог бы быть ранен. Использование святой воды и убийство ножами сигналило о том, что сам Карелин не был обращен в вампира. Но на крыше его не было.  — Куда он делся? — потерянно спросил Ваня, оглядываясь. — Возможно, тварей было больше, и он продолжил погоню… Если она спрыгнула с крыши, то он мог рискнуть и спуститься по подоконникам… или скатиться по трубе, не знаю, — вслух перебирал варианты Евстигнеев, но сам не верил ни в один из них.  — Ты отметины на стене видел? Как он сознание не потерял? С какой силой его должны были приложить?  Ваня поджал губы. Если тот удар получил Карелин, то он явно не смог бы резво бежать. К тому же, скинуть с крыши ещё одну тварь! Сколько вампиров стало в его послужном лице? Неужели он так улучшил свои навыки, что мог в одиночку противостоять трем вампирам?  — Нужно возвращаться в Академию, — протянул Евстигнеев. — Возможно, это и не Слава вовсе.  — А кто, если не он? Вань, кто это может быть, если не он? Вопрос оставался без ответа до самого возвращения в Академию. Там Светло тут же отправился к родителям, чтобы рассказать о произошедшем. Евстигнеев одиноко сидел за столом в столовой, разглядывая гуляш на вилке.  — Приятного аппетита! — радостно произнёс Ваня, садясь напротив без порции еды.  — Ты отказался от ужина?  — Я ещё не взял просто. Ты не против, если я займу место рядом с тобой? — уточнил Светло. — Если это правда Слава, то… — То тебе всё равно надо поесть, — закончил за него Ваня. — Гуляш, кстати, вкусный. — То это значит, что первородные тоже где-то здесь! Он же за ними носится, — не обращая внимания на еду, произнёс Ванечка. — Я родителям не стал про это говорить, но мы можем попробовать помочь ему… найти первородную.  — Ножи сначала научись кидать, — невозмутимо произнёс Евстигнеев. — Хотя бы ножи. А то вместо помощи Славе ты только её накормишь.    ***   — Я впервые увидел город таким красивым! Столько огней… Слава мечтательно вернулся к окну съемной квартиры, однако на кораблике вид был получше. К тому же, день Карелина завершался самым важным для него занятием — убийством тварей. С семилетнего возраста Слава знал, что он — потомственный охотник на вампиров, и его жизнь неразрывно повязана с кровососами. Не было ни одного дня, когда Карелин мог бы усомниться в своем предназначении. Учась драться, кидать ножи или стрелять, Слава представлял, что напротив него не мишени, а жестокие убийцы, вытягивающие из людей кровь до последней капли. Карелин никогда не занимался чем-то, что отвлекало его от дела: если он читал книги, то они повествовали о способностях вампиров и о том, как их убить; если появлялась свободная минута вечером, то он шел на пробежку или сам проводил себе тренировку. Даже в подростковом возрасте, когда дисциплина всех обучающихся в Академии шла коту под хвост, он продолжал выполнять зарядку, неизменно посещал все тренировки и выпивал алкоголь в компании трижды, в том числе, чтобы отметить убийство своей первой твари.  Слава не мог представить иного завершения первого в жизни настоящего свидания. Однако он совершенно не хотел портить их с Мироном вечер общением с другими охотниками. Как бы их не заставляли работать в команде и чувствовать силу коллектива, связанного единой целью и миссией, Слава никогда не чувствовал себя командным игроком. Он выучил наизусть ценность подобной работы, однако из всех охотников ему был дорог исключительно Ваня. Но и их сблизила далеко не работа в команде или миссия: они ценили вместе проведенное детство. Ваня был ему дорог как брат, а не как напарник или боевой товарищ. Слава ощущал его своим ближайшим другом и частью семьи, а не единомышленником. Превосходя по способностям своих одногруппников и ровесников, равняясь на выдающихся охотников, Карелин всегда чувствовал себя тем, кто тянул вперед всю группу. Академия, ориентированная на уравнение команд, вечно подсовывало ему абсолютно бесполезных союзников. Если на назначении к нему в команду Вани — абсолютно кабинетного охотника, под стать родителям! — он настаивал сам, то другие, которые якобы должны были «страховать его», на самом деле, лишь добавляли ему проблем. Исключительно рядом с Фёдоровым он почувствовал себя частью команды, где не был волом, тянувшим за собой всё. На удивление, даже сильно проигрывая в физических возможностях, Слава не чувствовал себя слабым звеном.  Теперь же Мирон стал первым, на что он смог отвлечься от постоянного убийства вампиров. Первородный стремился сместить его взгляды в сторону чего-то прекрасного: то простым кивком головы указывая на парад в Мехико, то заказывая столик на корабле по сети рек и каналов. Мирон не противился, когда Слава потащил его гулять по вечернему городу, и совершенно не возражал против драки, когда охотник нашел в подворотне вампиров. Конечно, не хотелось во время свидания марать руки, но отказать Карелину в его естественной потребности было совершенно бесчеловечно. К тому же, Фёдоров не мог оставить Славу наедине с вампирами в надежде на счастливое завершение их столкновения. Мирон, скорее, уверенно тянул на себя лезущего под руку Славе вампира, со всей силы отталкивая его в стену, чтобы его угомонить, отчего по ней пошли трещины, а его костюм был запачкан в штукатурке. Когда Карелина звали другие охотники, тот довольно прикрывал глаза под пальцами Мирона, заботливо вытаскивающими кусочки облупившейся краски и штукатурки из его волос. Фёдоров отряхивал от белой крошки его плечи.  — Откликнешься? — только и спросил Мирон, беспокойно поднимая глаза к крыше, с которой они спустились.  — Не хочу, — отозвался Слава, переводя дух. Пряди липли к взмокшему лбу, щеки Карелина раскраснелись. Он старался восстановить сбившееся дыхание, но ласковые касания холодных пальцев к этому совершенно не располагали: они лишь распыляли Славу. «Ну что, что он холодный, моего жара вполне хватит на нас двоих», — заявил его внутренний голос, когда Карелин сжал руку Мирона в своей. — Это только наш вечер, правда же? Я не хочу ни с кем общаться сейчас кроме тебя. «Я не хочу, чтобы они попытались тебя убить, а без тебя никуда идти тем более не хочу», — на самом деле, вот, что хотел выразить Карелин. Он прекрасно понимал, что самое худшее из всего, что он мог сделать для Мирона — это познакомить его с охотниками. Вряд ли зовущий его с крыши Евстигнеев также плохо обращался с ножами, как Ванечка. Слава не сомневался, что Фёдоров успел бы поймать брошенный в него нож. Но Карелину все равно казалось непозволительным, что кто-то мог попробовать убить его. К тому же, вряд ли бы он смог сдержаться и не влезть в драку, когда на кону была безопасность Фёдорова.  Теперь же они наконец вернулись домой, и Слава с волнением ощущал, что их вечер ещё совершенно не закончился, а только начинался. Мирон наконец скинул с себя свободное пальто, застряв в коридоре дольше, чем Слава. Он поправил чужие вещи на вешалке, без спешки скинул с себя обувь и прошел в квартиру. Сердце Фёдорова больше тяготело к загородным домам, однако сейчас они означали жизнь вблизи Академии, а он совершенно не хотел раздражать охотников своим появлением у их стен. Как минимум, это было неуважительно по отношению к Славиным друзьям и коллегам. Мирон выжал себе крови из пакета в бокал, а для Карелина откупорил бутылку вина.  — Пенфолдс Грандж, урожай пятьдесят первого года, — произнёс Фёдоров, подавая Славе бокал. Он встал рядом с Карелиным у широкого окна, открывающего вид на огни города. Что ж, благодаря ему Слава начал обращать внимание на такую красивую мелочь, как огоньки.  — Звучит до невозможного пафосно, — заметил Слава, делая небольшой глоток. — Для вина, которое старше меня в два с половиной раза, оно вполне себе. Мирон рассмеялся. Коллекционеры бы за такую оценку вытрясли бы из Славы всю душу. Даже если бы Фёдоров рискнул его защитить, то возможности вампирской мощи вряд ли бы сравнились с уровнем возмущения ценителей.  — Я купил его год назад на онлайн аукционе. Одно из лучших австралийских вин.  — Мне казалось, что аукционы — это для произведений искусства и исторических вещиц, — непонимающе отозвался Слава, глядя на содержимое бокала.  — Хорошее вино — это тоже своего рода искусство.  — In Miro veritas, — загадочно произнёс Слава, делая очередной глоток. — In vino veritas, — поправил его Фёдоров, совершенно не воспринимая сказанное на свой счет. — Я не оговорился. Мирон сверкнул глазами, отрывая взгляд от окна и переводя его на Славу. Карелин наконец был расслаблен, и первородный мог поклясться, что не видел в его глазах привычного стремления уничтожить вампиров и всё, что с ними связано. Слава просто отдыхал, лениво блуждая глазами от огонька к огоньку, невольно перенося их на виды, открывшиеся ему перед этим на корабле.  — И почему же истина во мне? — уточнил Фёдоров, наконец подметив игру созвучий «vino» и «Miro». Вряд ли Слава имел в виду какое-то другое латинское слово.  Карелин в ответ только лишь рассмеялся. Он внимательно посмотрел на Мирона, поправив воротник его белой рубашки со смешными яркими цветными вставками. Современно. Его совершенно нельзя было заподозрить в вечности. Слава в жизни бы не заметил неровность воротника на другом, да и аккуратность в образе Фёдорова была не первостепенной значимостью. Однако он так сильно захотел к нему прикоснуться, почувствовать твердость кости под пальцами, что взгляд сам наткнулся на неправильную деталь.  — Это загадка, — со смешком проговорил он. — Рискнешь отгадать?  Мирон растянул губы в широкой улыбке. У него несильно выступили клыки. Слава не вздрогнул от маленькой детали. Он был слишком взрослым мальчиком для того, чтобы испугаться вампирских зубов. Однако в детали было что-то манящее. Настолько привлекательное, что другие охотники давно бы покрутили пальцами у виска. — Ты хочешь сыграть со мной? — спросил у него Мирон, наклоняя голову к плечу. Широкая рубашка с расстегнутыми пуговицами у горла предательски сползла с плеча, показывая Славе ключицу, которую он не так давно чувствовал сквозь ткань.  Карелин успел запутаться, кто из них бросил другому вызов и по какому поводу. Слава слабо понимал, во что он ввязывается и какие у него шансы на победу в этой игре, однако, уже не имел сил и обладания для отступления. К тому же, разве могло быть страшно проиграть тому, кто так улыбается?  — Хочу, — отозвался Карелин пересохшим горлом, смачивая сухую корку губ терпкостью вина.  Любое взаимодействие с вампирами было игрой в рулетку. Шарик бешено катился по секторам, предрекая чей-то провал. Заходя на каждый новый круг, он собирал благословения и проклятия, а итог становился все более непредсказуемым. Слава никогда не был в казино, но он был уверен, что уровень азарта и волнения там был меньше, чем у охотника, стремящегося догнать тварь. Сейчас Карелин был уверен, ни у одного охотника не вбрасывалось столько адреналина в кровь, сколько у него в эту секунду. Боялся ли он? Отнюдь. Мирон ещё ни разу не причинил ему вреда, хотя поводов у того было непростительно много. Слава хотел сыграть, и его сердце нещадно гудело, стуча в груди чаще, чем шарик ударялся об сектора. Фёдоров замер, не поправляя рубашку, а лишь изучая черты чужого лица. Он медленно двинулся вперед, и у Карелина перехватило дыхание. Слава собирался поставить на кон даже свои собственные убеждения и принципы, здравый смысл и оставшиеся в голове ошметки рассудка. Карелин чувствовал, что каждое его движение повышало ставки, однако сопротивляться азарту было чем-то невообразимо глупым. Слава ставил даже собственное сердце. Карелин наклонился к чужому лицу, обдавая его своим дыханием. Он приблизился ещё ближе, поймав губы Фёдорова своими. Слава поставил на красное всё.  Мирон не пытался вести в поцелуе, но он пластично поддавался под каждое движение Карелина. Слава боролся со своим сбившимся дыханием и упорной вереницей сомнений, бьющей по разуму как таран. Однако абсолютно все мысли покинули его голову, стоило Мирону сжать плечо и следом, уложив ладонь на шею, сильнее потянуть на себя. Движение не было чересчур сильным, но было уверенным приглашением прижаться сильнее. Поддавшись, Слава потеряно укусил того за губу, тихо проскулив в поцелуй следом.  Фёдоров оторвался, когда воздуха в чужих легких не должно было остаться. Он облизнул укус на своей нижней губе, затуманенным взглядом касаясь Карелинских глаз.  — Кусаешься? — с тёплым смешком спросил он, делая небольшой глоток. Слава проклинал эти бокалы в их руках, проклинал, что до стола нужно было ещё дойти, прервать магию в полутьме комнаты под мигающими огнями города.  — Не только ж тебе кусаться, — отозвался тот.  Укушенную руку Мирон ему перебинтовал ещё перед их поездкой на кораблике, чтобы Слава не занес в небольшие ранки грязь или инфекцию. Фёдорову стоило бы почувствовать вину, что он пил чужую кровь, пусть и получил на то разрешение, но игривый тон Славы вызывал лишь довольную ухмылку. К тому же, для Карелина все неприятные ощущения от укуса улетучились ещё во время перевязки: забота Мирона нивелировала любую мысль о неправильности произошедшего. Если бы тот от злости сломал ему руку, а затем с такой же нежностью и лаской наложил гипс, то Слава бы не смог на него обидеться.  — Получается, один-один? — спросил у него Мирон.  — Ты все еще не ответил на загадку, — отозвался Слава, делая глоток вина, чтобы отвлечься и взять себя в руки. — Если не отгадаешь, то будет два-один в мою пользу.  — И до каких ведем счет? — уточнил у него Фёдоров.  — До конца, — пожал плечами Карелин. — Пока могу считать, буду считать. А потом уже подведем красивый итог. Ты ведь не против?  — Нет, — с улыбкой покачал головой Мирон, — совершенно не против.  Слава растянулся в светлой улыбке в ответ, раз за разом наталкиваясь взглядом на укус, оставленный им Мирону. Небольшая ранка на губе выглядела, как минимум, очаровательно, а как максимум — желанно и правильно. В аккуратном образе Фёдорова с легким флером небрежности это была завершающая деталь, которой так не хватало. К тому же, Слава был уверен, что какой-то высший порядок определил, что именно он должен был оставить этот штрих. Другие бы точно сделали это неправильное, придав искусству безобразный вид.  Мирон оставался собранным, но в его глазах мелькали озорные огонечки, намного краше, чем смотрели на них из окна. Слава чувствовал небольшую неловкость: он впился в чужие губы, совершенно не подозревая, что сам Мирон думал о подобных поцелуях. К тому же, последней он обратил девушку, которую Слава и убил во время рейда — вряд ли Фёдоров поделился с ней бессмертием по доброте душевной. Это Карелина волновало. Быть может, Мирон согласился на этот поцелуй, чтобы Славу на обидеть? Сейчас первородный совершенно не стремился потянуться за новым, а Карелину было совершенно неловко тянуться за новым. Славе хотелось его коснуться! Сейчас Мирон, несмотря на то, что стоял рядом, казался невероятно далеким.  — Я ведь холодный, — неловко отозвался Фёдоров, когда Слава набрался смелости положить руку ему на талию. Первородный поправил на себе рубашку, пряча под ткань игриво выглядывающую ключицу.  — А я вполне могу попытаться тебя согреть, — отозвался Слава, не убирая руку. Мирон не должен был при нем стесняться своей сущности! У Карелина все детство конечности были холодными, и ничего ведь плохого из-за этого не произошло!  — Это ведь невозможно, — улыбнулся Фёдоров. — У меня кровь ведь не циркулирует также, как у тебя.  — А у тебя вообще циркулирует кровь?  — Ну… вроде того, — вздохнул он. — У меня в венах вампирский яд. Он обновляется за счет полученной крови. Она двигает его по органам, обеспечивая поддержку «заморозки». При укусах мы вбрасываем немного яда, и именно он стимулирует выработку эндорфинов у укушенного. — И откуда ты это узнал?  — Это моя самостоятельно составленная гипотеза, — неловко повел плечом Мирон. — Вряд ли я её проверю, конечно, но для себя функционирование своего организма я объяснил вот так.  Слава понимающе кивнул, не расспрашивая Фёдорова. За их непродолжительное время знакомства охотник четко усвоил, что расспросы Мирон совершенно не любил. Его историю стоило собирать по крупицам, по неловко брошенным фразам и фрагментам воспоминаний.  Фёдоров сделал глоток крови из своего бокала, наконец допив его содержимое. Он прошелся кончиком языка по губам, собирая остатки, и отставил бокал на небольшой подоконник. Поверхность была настолько узкой, что круглая ножка бокала немного выступала за его пределы. Слава завороженно смотрел за чужими легкими движениями, ощущая себя практически мышью перед удавом. Однако это было настолько правильным и желанным чувством, что у Карелина не противостояли не только мышцы, но и мысли. Он мог бы решить, что так на него подействовал недопитый бокал вина. Только вот Слава был слишком выносливым, чтобы поплыть из-за нескольких небольших глотков. Его так сумасшедше вело из-за Мирона. «Может, это яд ещё не покинул организм?», — в мольбе протянул голос разума. Но Слава лишь покачал головой, прогоняя ненужную мысль. Ему не хотелось думать, когда расслабленный Мирон не вырывался из объятий.  — Можно? — спросил Карелин, ещё не совсем понимая, о чем конкретно был его вопрос.  — Можно, — произнёс Мирон, не думая даже секунды. Слава потянулся к чужой рубашке, расстегивая две верхние пуговицы так, чтобы тонкие ключицы выглядывали из-под нежной ткани. Рубашка под пальцами струилась шелком, позволяя соскользнуть ниже, и Карелину потребовалась вся его сила воли, чтобы не расстегнуть ещё несколько пуговиц.  — Во что ты со мной играешь? — спросил Мирон, прижимаясь боком ближе к Карелину.  — Я не знаю, — отозвался Слава. — Мне кажется, это ты начал играть со мной. — Ты не пожалеешь? — вопрос прозвучал нервно и горько, точно Фёдоров упорно держал себя в руках, лишь бы Слава не пожалел о вечере позже.  — Ни о чем не пожалею, — ответил ему Карелин, сильнее прижимая Мирона к себе.  Фёдоров на это резко развернулся в его руках, точно получив разрешение на действия. Слава от неожиданности выронил бокал, через секунду слух вампира пронзил противный звон, а в нос ударил запах вина. Если бы хоть один коллекционер сказал ему, что этот лязг разбитого стекла был дороже, чем Славин выдох в этот момент, то сдерживать от драки нужно было бы уже Мирона. Он поймал чужой испуг губами, резко притягивая Карелина к себе, зажимая волосы между пальцев. Разница в росте Фёдорову совершенно не мешала, а лишь раскаляла его стремительность. Слава вцепился в чужие плечи, чтобы удержать равновесие: Мирон целовался настолько безудержно, словно забыл, что Карелину нужно дышать. Он оторвался лишь на несколько мгновений, давая Славе перевести дух, но буквально выбил из него совершенно весь воздух, спускаясь поцелуями по венам на шее. Из-за бешеного стука сердца, продолжавшего набирать обороты, они гудели так сильно, что Мирон не слышал ничего кроме них. Он влажно провел языком по тонкой нежной коже, остужая Карелина не только своими ладонями, беспорядочно блуждающими по телу, но и тоненькой струйкой воздуха выпущенной из губ.  Слава хотел играть. Мирон в играх был асом. Он мягко прижался коленом к чужому паху, срывая с чужих губ стон. Карелин, игнорируя осколки на полу, подхватил вампира под бедра, сажая его на узкий подоконник, сваливая второй бокал на пол. Наверное, это было когнитивное искажение, но Славе казалось, что тот разбился совершенно беззвучно. Карелин отвоевывал себе лидерство в бесчисленных поцелуях, накрывая холодную шею своими губами. Слава скользил по чужому телу руками, торопливо расстегивая легко поддающиеся пуговицы рубашки, скидывая её с чужих плеч. Мирон от касаний не стонал и не выдыхал сквозь сжатые зубы. Он от удовольствия прикрывал глаза, и Слава видел, как дрожали его ресницы, стоило сжать член через ткань джинсов.  Бледная кожа, скрывающаяся под рубашкой, была покрыта небольшими бледными шрамами. Слава спускался поцелуями ниже, стараясь дотронуться губами каждого из них, пока ладонь Мирона вновь пробралась к его волосам, то сжимая их и оттягивая, то ослабляя хватку. Слава, в отличие от Мирона, не стеснялся кусать кожу сквозь поцелуи, нежно втягивать её в рот иди сильнее сжимать руками. Стоило Карелину податься ближе, как вампир раздвинул пошире ноги, подпуская его к себе и обнимая ими, скрестив колени за чужой спиной. Мирон затылком прижимался к окну, запрокидывая голову, точно специально подставляя шею под ласки.  — А если увидят? — спросил Слава, выговаривая каждое слово шепотом на чужое ухо.  — Пусть, блять, завидуют, — отозвался Фёдоров, пальцами сжав чужое плечо сильнее, когда Слава принялся расстегивать его ремень. — Нравится вести?  — Ввожу свои правила.  — У нас есть правила?  — Ты серьезно хочешь поговорить?  Голос Славы был надрывным, еле слышным из-за сбившегося дыхания. Мирон смотрел на него с желанием и вызовом, его лицо моментально украсила лукавая и совершенно бессовестная улыбка.  — Так заткни меня. Карелину дважды повторять было не нужно. Он врезался своими губами в Мироновские, заставляя того проглотить последний слог. Слава запустил в его рот язык, проезжаясь им по ровным зубам и острым вампирским клыкам, выступившим сильнее, потому что Фёдоров терял самообладание. Карелин подхватил его на руки, молясь, что мелкое стекло не поранит его ступни. Он донес Мирона до кровати, опуская его с такой осторожностью, словно был способен сделать больно. А вампир отпускать его не спешил, с силой утягивая на себя, а затем забирая с тела Карелина толстовку. Он откинул её от кровати, наконец добираясь до чужого разгоряченного тела.  Несмотря на бесчисленные поцелуи, Слава не почувствовал ни одного соприкосновения чужих клыков со своей кожей. Мирон точно забыл про свой главный природный инстинкт, обеспечивающий ему выживание.  — Если укусишь сейчас, то я не обижусь, — поспешно добавил Слава сквозь поток собственных несдержанных выдохов.  Фёдоров ухмыльнулся. Он проехался зубами по самой шее, чувствуя всем нутром сокращения сонной артерии, но так и не укусил. Слава знал, что тот не дразнился. Мирон в очередной раз демонстрировал свое самообладание и надежность. Карелин ловко поймал его за подбородок, заглядывая в светлые голубые глаза.  — У тебя хоть что-нибудь есть?  — Мне больше пятисот лет, как ты думаешь, у меня хоть что-нибудь есть? — вопросом на вопрос отозвался Мирон.  — Ты из пятнадцатого века!  — Но живу-то я в двадцать первом, — поспорил тот.  Зрачки Карелина были расширены так сильно, что Мирон еле мог разглядеть блеск его серой радужки. Сбивчивое дыхание Славы оглушало его на пару с ударами сердца так беспощадно, словно черт решил сплясать на его позвоночнике.  — Где? — Ванна. В аптечке. — Переложи куда-нибудь под руку. Слава поднялся с кровати, бредя к ванне, придерживаясь руками за стену. Он столько раз боролся с вампирами и твердо стоял на ногах, а Мирон легко выбил землю у него из-под ног и уложил на лопатки. Хуже всего — Карелину это слишком сильно нравилось. Секунды в одинокой кровати для Мирона шли тягучим медовым сиропом. «Переложи куда-нибудь под руку», — повторил он мысленно фразу Славы. Значит, это было не единственное их приключение? Карелин вернулся со смазкой и презервативами . Он забрался обратно на кровать, несколько секунд разглядывая тело Мирона, прикусив губу. Слава пальцами заскользил по открытому телу, возвращаясь к штанам с уже расстегнутым ремнём. Карелин стащил их с тонких ног и проехался широкой ладонью по члену, зажатому тканью боксеров. В ответ Фёдоров уже не сдержал стон, призывно выгибаясь в спине.  — Ты очень красивый, — ласково произнёс Слава, восхищенно разглядывая его тело. Ему в руки досталось искусство и разрешили касаться. Ему позволили его поцеловать. Он повел рукой ниже, снимая с вампира с последний элемент одежды, закрывающий от него всю картину. — Нет. Ты. Мирон раздвинул ноги, позволяя устроиться между ними. Карелин навис над ним осторожно, восхищенно разглядывая черты лица. Слава наклонился ближе, касаясь его губ своими. Охотник не отказывал себе в удовольствие его укусить, коснуться широкими ладонями тела, сжать бедра. Он опускался поцелуями ниже и ниже. Мирона от смены страсти на нежность плавило, он дрожал под Карелиным, подаваясь навстречу бедрами, но тот с ним играл. Слава целовал и прикусывал бёдра, размашисто вёл языком по члену от яичек до розовеющей под лаской головки, сжимал её дразняще губами и снова спускался ниже. — Разденься, — тихо попросил Мирон. — Я хочу тебя. Очень сильно хочу тебя. Карелин приподнялся, вылезая из своих штанов, возвращаясь губами к чужому податливому телу. У него дух перехватывало от сдавленных выдохов Фёдорова и жалобных стонов, которыми он отзывался на плавные движения языка. Обильно измазанный в смазке палец осторожно проскользнул внутрь: Слава двигался осторожно, параноидально боясь сделать больно. Однако Мирон легко двинулся сам, ближе, громче всяких слов намекая, что хочет ещё. А потом снова ещё. И больше.  Слава собственные стоны сдержать совершенно не мог: они становились громче, надрывнее. Дыхание его становилось прерывистее с каждым толчком, словно из комнаты кто-то медленно выкачивал кислород. Челка липла к взмокшему лбу, а слух ласкали чужие блаженные стоны. Карелин мог поклясться, что слаще он не слышал совершенно ничего.  С каждым горячим «ещё» он сильнее толкался бедрами, срывая со своих губ хрипы, а с чужих — удовольствие. У Фёдорова перед глазами бегали мушки, вытанцовывая непонятный узор. Мирон подавался бедрами в сбитый такт, то и дело зовя по имени Славу. Оно отдавалось привкусом горчичного меда на языке, туманило рассудок прозрачным дымом. Фёдоров кончил, сильно прогибаясь в спине, пачкая низ своего живота. От этого движения, совпавшего с толчком, Слава бессильно упал на Мирона. Он тяжело дышал ему на ухо, пока вампир гладил его по спине прохладными руками.  — Касайся больше, — попросил Слава на выдохе. — Пожалуйста. Мне приятно. Ты не холодный.  Мирон улыбнулся в ответ. Карелин не видел выражения его лица, но чувствовал, как ладони правильно улеглись на широкую спину. Слава неловко скатился от него на бок, оставляя голову на плече. Он сбивчиво дышал Мирону на самое ухо, по-хозяйски укладывая на него свою руку. — Ты мне нравишься, — тихо признался Карелин, неловко целуя Мирона в щеку. Фёдоров, конечно, оставил бы этот разговор на время после душа, но оставить Славу без ответа он не мог. Мирон осторожно повернулся на бок, касаясь чужого лба своим. Он чувствовал теплое дыхание на лице и губах, заглядывая в чужие глаза.  — Мне очень сильно нравишься ты, — отозвался Мирон.  — Не врешь? — уточнил Карелин. — Лучше сразу честно скажи, я тогда не буду себе ничего придумывать и не обижусь. Правда. — Я тебе не вру, Славка, — ласково произнёс вампир. — Правда. Ты мне очень нравишься. Иначе бы… допустил бы я это всё?  — Значит, я могу себе немного повыдумывать?  — После таких поцелуев, Славка, — с нежностью заговорил Мирон, — ты обязан делиться со мной всеми фантазиями по нас. Карелин смущенно рассмеялся, пряча лицо в чужое плечо. Вампир не растерялся, тут же оставляя ему поцелуй на макушке. Слава даже не представлял, что самым мучительным будет оставить Мирона на кровати, пока он был в душе. А затем сразу появилось новое испытание: дождаться возвращения Фёдорова оттуда. Как только Мирон вернулся в кровать, пряча свое тело под одеялом, Слава загреб его в теплые объятия. Карелин хотел проговорить с ним всю ночь, однако уснул, как только голова коснулась чужого плеча.