У смерти твои глаза

— Вон та — вампирша, — выдохнул Мирон, размешивая трубочкой коктейль, купленный исключительно ради приличия: из толпы выделяться было нельзя. — Молодая совсем, но не новообращенная. Она старается симулировать дыхание, но у нее плечи вечно поднимаются невпопад. — Знаешь, будь ты охотником, то цены бы тебе не было, — заключил Слава, спускаясь с барного стула. — Подождешь ее на черном входе?  — Хорошо.  Мирон направился к выходу из бара, чтобы помочь Славе подкараулить вампиршу.  По пути из Румынии к Академии, Карелин пополнил свой послужной список до тридцати тварей. Работать в команде с Мироном было приятно: он всегда чувствовал, что его тыл под защитой, поэтому и дело пошло быстрее. Распоряжения Правительства и Академии его тоже больше не сдерживали! Слава мог охотиться на тварей тогда, когда считал нужным. Мирон, конечно, заботился о его самочувствии, но никогда не противился лишней вылазке. Даже сейчас, когда Фёдоров позвал его в бар отдохнуть, но вцепился взглядом в вампиршу, он не сказал ни слова против. Слава мечтательно потирал руки: еще немного, и его список увеличиться на очередную тварь.  Мирон облокотился на стену здания, поправляя теплое темное пальто с широкими треугольными лацканами и стоящим английским воротником. Он надеялся на подобие первого свидания, однако Слава так увлекся поимкой тварей, что его затея провалилась.  — В следующий раз исключительно ресторан в отдельном зале, — пробормотал Мирон, прислоняясь затылком к кирпичу.  — В ресторан собрался, братец? — перед Фёдоровым выросла Виктория.  Она, в отличие от Мирона, не стремилась изображать, что ей могло быть холодно: стояла на улице в одной льняной бежевой рубашке с пышным кружевом на груди. Кофта была заправлена в тепло-коричневые брюки, очерчивающие тонкую фигуру. — Господи, сгинь! — фыркнул Фёдоров. — Тебя мне до полного счастья в жизни не хватало. Уйди по-хорошему. Я все равно не скажу тебе, где Катрина и Макс. — Мне? Мне не скажешь, — немного расстроенно протянула Виктория, надувая губки по старой привычке. Она совершенно не стремилась быть живой. Не изображала дыхание, не старалась моргать. Виктория была настоящей фарфоровой куколкой. — А вот ему нашепчешь, если хочешь, чтобы он жил.  Под эти слова из двери черного входа показались два вампира, крепко стискивающие руки Карелина, разведя их в разные стороны. Девушка, которую Мирон и приметил в баре, вышла следом, кидая к ногам Фёдорова все ножи Славы. Мирон в ответ лишь холодно рассмеялся. Он перевел взгляд с сестры на Карелина и обратно, не переставая широко улыбаться и закатываться приступами смеха. Первородный безмятежно поправил серебряную крупную цепочку на своей шее и воротник черной водолазки. Мирон пытался выиграть себе время. Если он дернулся бы к вампирам, то Виктория точно смогла бы задержать его, а они за это время оторвали бы Славе руки или свернули шею.  — Что? Собрался убедить меня, что он не имеет для тебя значения, братец? Не испытывай моё терпение… из него получится хороший ужин.  — Mon chéri, — почти ласково произнёс Мирон нараспев. — Ты не убьешь его. Ты ведь ещё хочешь воскресить нашу матушку? — И ты скажешь мне, где она, если хочешь, чтоб твой человечек выжил. — Ma sœur bien-aimée, — продолжил он мелодично. Слава испуганно смотрел на него, не переставая вырываться из цепких пальцев тварей. — Разве я был дураком? Остаться единственным на свете, кто знает, где Катрина и где Макс… слишком много ценной информации для меня одного. К тому же, вдруг однажды я решу сам вернуть нашу маму к жизни?  — Что ты имеешь в виду?  Голос Виктории стал жестче. Она явно злилась, что переставала владеть ситуацией, хотя изначально всё было на её стороне. — Он — козырь, но в моем рукаве, Виктория, — более строго продолжил Мирон. — Первородный не должен узнать, где спрятана Катрина, эта тайна умрет с человеком.  Карелин старался ничем не выдать ложь Мирона. Конечно, тот ему-то факты из своей биографии не доверял, а тут место захоронения матери, за тело которой развернулась настоящая охота! Но врал Фёдоров убедительно, а Виктория явно не хотела рисковать.  — Ты лжешь! — зло проговорила девушка, стремительно приближаясь к брату. Её светло-русые волнистые волосы резко дернулись. — Ты бы ни за что не захотел воскресить мать, поэтому тебе не за чем прятать ее от себя! Ты бы не доверил её смертному!  — Моя дорогая, раз Катрина лишила меня жизни, то она может меня к ней и вернуть за несколько услуг, — напомнил он. Слава вздрогнул: получалось, что Мирон был убит собственной матерью? — И это огромный соблазн. А смертному нечего от нее получить.  — Тогда ему лучше рассказать, где она, пока я из тебя не вытрясла твое бессмертие, — холодно произнесла Виктория, попытавшись схватить своего брата за плечи, но он крепко сжал её запястья. — Убей, и ты никогда не узнаешь, где Макс, — проговорил он, с вызовом глядя на сестру. — Так что решай, кто тебе дороже. — Да я тебя… Увидев с какой злостью Виктория вырвала свои руки и кинулась к Мирону, Слава дернулся слишком сильно, желая помочь ему, спасти. Однако державшие его вампиры явно не оценили этот жест. Сначала Карелин почувствовал сильную боль, а потом его сознание стала окутывать темнота.    Слава очнулся с сильной головной болью. Он потерянно огляделся, вздрагивая, когда его лба коснулось что-то холодное. Карелин резко сел, и его виски сковала острая боль.  — Не дергайся, — прошипел Мирон. — Это всего лишь я, ложись. Тебе нужно поспать ещё… тебя слишком сильно приложили по голове. Но сон Славы как рукой сняло. Дело было совершенно не в тесном темном помещении без окон, где он очнулся. На лице Мирона были небольшие трещины у губ, напоминающие сколы у фарфоровых кружек, из которых он так любил пить. Его глаза были ярко алыми, а на нижних веках проступили черные вены. На коже ладоней, виднеющейся из-под широкого рукава пальто, были небольшие трещины. Как поломанная фарфоровая кукла. — Не смотри, — произнёс Фёдоров и отвернулся, пытаясь скрыть свое лицо. Тогда Слава заметил ещё одну особенность: его клыки выступали намного сильнее, чем обычно.  — Пожалуйста, не смотри на меня, — болезненно повторил Мирон. — Я… я чудовище.  — Что она с тобой сделала? — взволнованно спросил Слава. — Как только она войдет сюда, я отвлеку её, а ты… — Я встать-то не могу, — невесело отозвался Мирон. — Точнее могу, но… Фёдоров поднялся на ноги, наглядно демонстрируя, что в данный момент боец из него был совершенно никудышный. Мирон еле держался на ногах. Слава сейчас мог бы легко сбить его с ног. Однако ему совершенно не хотелось вредить Мирону.  — Это из-за чего? — неуверенно спросил Слава. — Я голоден, — отозвался Фёдоров, вновь присаживаясь на холодный пол. — Я ел с утра позавчера, всего кружку. А драка с Викторией, ещё немного с ней не поладили… Карелин до боли прикусил губу. Пока он валялся без сознания, Мирон положил его голову к себе на колени, чтобы ему было мягко. Первой просьбой Фёдорова было поспать ещё, хотя им срочно нужно было выбираться из лап Виктории. Она явно специально морила брата голодом, чтобы у них не было возможности вырваться. Слава был уверен: первородная знала, что Мирон бы никогда не использовал своего спутника, как закуску. Карелин сел рядом с ним на пол. — Ешь, — строго проговорил он, закатывая рукав своей толстовки. — Не смотри на меня, а ешь. Я не хочу, чтобы ты умер у меня на руках. — Я не умру, — бросил холодно Мирон. — Буду постепенно терять человеческий вид и слабеть, но не умру. Если Виктория захочет поговорить, то сама принесет мне крови. — А я не хочу, чтобы ты разговаривал с этой стервой, — поспорил Слава. — Я хочу, чтобы мы сбежали отсюда, понял? Поэтому ешь. Он не убирал свою руку от лица Мирона. Фёдоров слышал, как по венам гудела кровь. Он болезненно поднял глаза на потолок, словно прося помощи у высших сил. Но Слава знал, что их не было ни в одной из трещин на потолке. Здесь они были вдвоем.  — Я не буду кусать человека, — отрезал вампир. — Я не собираюсь перекусывать тобой!  — Мирон, — тихо позвал он. Слава убрал руку от чужого лица, присаживаясь рядом с ним. Карелин осторожно переплел их пальцы, но быстро выпустил его ладонь и обнял его. Слава легко утащил его перед собой, обнимая теперь со спины не только руками, но и ногами. Охотник крепко прижал его к себе. — Ты самый человечный вампир из всех, с которыми я сталкивался. Я разрешаю тебе укусить меня, чтобы тебе было легче. Я хочу, чтобы ты почувствовал себя хорошо. Я доверил тебе свою жизнь, отдав нож. И я доверяю тебе её второй раз, чтобы ты спас нас. Я не справлюсь один, понимаешь? Я не справлюсь без тебя. Мне нужен ты. Сильный. Здоровый. Живой. Пожалуйста. Один раз. Я верю, что ты остановишься. Я знаю, что ты остановишься, и я буду в порядке. Клянусь. Всё будет хорошо. Но если сейчас ты не поешь, то она убьет нас. И ты даже не сможешь противостоять ей. Пожалуйста.  Слава приподнял свою правую руку, вновь предлагая Мирону укусить себя.  — Ты не станешь ненавидеть себя? Мол, стал кровавой шлюхой для вампира?  — Я впервые по-настоящему спас вампира, который сохранял мою жизнь бесчисленное количество раз. Мы команда, Мирон. И если члену команды нужна помощь, то я её окажу.  Фёдоров замер. У него не было сил даже для того, чтобы изобразить тяжелый вздох.  — Если ты правша, то дай левую руку, — протянул он. — После укуса она может немного болеть. И останови меня, как только посчитаешь, что достаточно.  — Ты сам остановишься, когда достаточно будет тебе, — отозвался Слава.  Он видел лишь затылок Мирона, уверенно закатывал рукав на левой руке. Карелин протянул ему руку, протягивая через плечо к лицу. Слава радовался, что не видел его, иначе бы его сердце разорвалось из-за чужого чувства вины.  — Первую секунду будет больно, а потом в крови резко вырастет эндорфин… твоя голова может чуть-чуть кружиться, и… — Я знаю, — соврал Карелин. — Пожалуйста, укуси меня. Слава почувствовал боль, пробегающую по телу небольшим электрическим разрядом. Он прикрыл глаза, прижимаясь затылком к холодной стене. Боль была похожа на ту, которую он чувствовал в кабинете медсестры, когда сдавал кровь. В детстве у них брали кровь для определения группы крови, а после — всё время и регулярно — для донорства. Однако боль от укуса прошла намного быстрее. Слава чувствовал приятную слабость в мышцах и странную радость, внезапно наполнившую его. Сердце забилось быстрее. Мирон не издавал никаких звуков. Карелин пытался услышать чавкание или глотки, но было абсолютно тихо. Вдруг вампир решил наврать ему? Вдруг он лишь надорвал кожу, но не ел?  Еще через несколько секунд Мирон отвел руку от своего лица. Слава мгновенно почувствовал еле ощутимую тянущую боль и слабость в мышцах. Сухой поцелуй коснулся его запястья. Карелин не совсем контролировал собственные реакции на происходящее. От выброшенных укусом в кровь эндорфинов Слава мог лишь глупо растянуться в улыбке на этот жест.  — Тебе лучше? — тихо спросил он. Мирон развернулся. Его было не узнать: на коже не осталось ни одного скола, цвет лица выровнялся, а глаза из алых вновь засияли голубым свечением. Зрачки вернулись в норму. Вопросы у Карелина мгновенно отпали, причём, абсолютно все.  — Как ты себя чувствуешь? — взволнованно спросил Мирон.  — Абсолютно прекрасно.  Слава не врал. Его голос разума понимал, что что-то идет не так, однако мысли совершенно не могли собраться в единую кучу. Расслабление и блаженство никуда не отступали, несмотря на то, что Мирон уже оторвался от его руки. «Вот почему люди соглашались быть кровавыми шлюхами», — единственная разборчивая мысль, которая вихрем пронеслась в его сознании, но тут же исчезла, не давая ухватиться за себя. Лишь легкая тянущая боль в левой руке напоминала, что произошло. Слава старался сконцентрироваться на ней, чтобы привести себя в чувство, быть достойным союзником, а не балластом, но наслаждение мгновенно обнуляло его все его старания. — Тише, — успокаивающе произнёс Мирон, касаясь ладонью его щеки. — Тебе нужно поспать ещё, — произнёс он. Фёдоров сел на пол, прислоняясь спиной к стене. Теперь уже Мирон притянул Славу к себе, укладывая его голову на свои колени. Первородный мягко гладил его по голове, стыдливо отводя взгляд от двух аккуратных круглых ран на чужом запястье. Карелин опустил рукава толстовки, пряча руки от чужих глаз.  — Не смотри на это, — попросил Слава. — Это мелочь, которая не имеет значения. Ты ведь теперь хорошо себя чувствуешь, а я в абсолютном порядке.  — Ты волновался за моё самочувствие или за наше спасение?  — Я боялся за тебя, — отозвался Карелин, зевнув. — Ты таким слабым выглядел… я боялся, что что-то могло случиться.  — Боялся за меня, а не меня? А красные глаза, клыки, вены, раны… — Ну это ведь все равно ты, — пожал плечами Слава. — Это все ещё ты. А ты хороший. Чего мне тебя бояться?  — Мой облик… — Ты меня не видел по утрам после хорошей драки, — рассмеялся Карелин. — Вот, где ужасы! Меня бы и Фредди Крюгер испугался. А ты… ты красивый, если честно. И пальто тебе это очень к лицу. И вечность… вечность тоже тебе к лицу.  Мирон по-доброму рассмеялся из-за теплоты, разлившейся у него в груди. Такое он не чувствовал веками, но сейчас в груди и на душе было настолько светло и хорошо, словно у него снова билось сердце. Как жаль, что это было совершенно невозможно.  — Спи, охотник, — тихо попросил Мирон. — Тебе нужно подремать, чтобы быстрее прийти в себя. — Мирон, — Слава позвал его сквозь зевок, прикрыв глаза. Фёдоров наклонился, чтобы лучше расслышать чужой шепот, однако дальше последовало лишь сопение. Храбрый охотник на вампиров провалился в сон, пока первородный бережно гладил его по голове.    Когда Слава проснулся, он уже не вздрогнул от прикосновения холодных рук. Несмотря на свою слабость, Карелин прекрасно помнил, как он уснул. Мирон продолжал его убаюкивать ласковыми движениями ладоней по голове.  — Я долго проспал?  — Не больше сорока трех минут, — отозвался Фёдоров, не отрывая рук от чужой головы.  — И какой у нас план?  Мирон кратко изложил ему свои опасения: если он выбьет дверь, что было однозначно по силам первородному вампиру, то на шум сбежались бы все обитатели имения Виктории. Фёдоров не мог ручаться, сколько вампиров она расселила по своему дому. Безоружный Слава ничем не смог бы ему помочь, а значит, они были в невыгодном положении. Отказаться от драки было невозможно: даже если бы Мирон бросился бежать со Славой на руках, то Виктория бы догнала их, а там добежали бы и все её приспешники. Карелин невероятно сильно ругал себя, что не заметил двух тварей, следующих за ним. Если бы он поскорее расправился с той вампиршей, не боясь случайного взгляда из толпы,  то справиться с оставшимися было бы проще… возможно, он бы успел ранить второго, тогда было бы намного проще сопротивляться. А теперь Слава был даже без оружия.  — И что тогда будем делать? Чем я могу помочь тебе?  — Ты мне уже помог, — отозвался Мирон. Он осторожно поднялся на ноги, подходя к двери, слыша приближающиеся шаги. — Постарайся не подставляться. И… ты не против снова пробежаться у меня на руках?  — Если это поможет выбраться отсюда, то совершенно не против!  Дверь распахнулась. Мирон налетел на вампиршу, заглянувшую к ним, закрывая её рот ладонью, чтобы она не издавала лишних звуков. В одно движение он сломал ей шею, бесшумно опустив тело на пол. Мирон жестом поманил Карелина поближе к себе.  — Как это вы не можете найти Катрину?! Гонцу, принесшему дурную вещь, отрубали голову. Гильотины у его сестры не было, но Мирон слышал, как ломаются чужие кости. Чем сильнее Виктория погружалась в диалог, чем громче и возмущеннее она кричала, тем проще было бы им уйти.  — То есть вы смогли найти постоянно убегающего первородного и его дружка, но не смогли найти неподвижно лежащий труп? — нервно уточнила та. — Да вы… Пока Виктория кричала на своих прихвостней, Мирон подхватил Славу на руки и ринулся бежать. Открытую дверь зала им было никак не обойти, поэтому, как бы они не крались, её взгляд уцепился бы за ускользающие силуэты. Именно поэтому Фёдоров решил бежать: так хоть большую фору удалось бы заполучить. Мирон бежал без оглядки, крепко сжимая тело охотника на своих руках. Он успокоился лишь тогда, когда земли коснулись рассветные лучи. Один на один с Викторией он бы справился, а солнце не позволило бы её слугам присоединиться к драке.  Фёдоров опустил Славу на землю под яркие лучи. Так ему было спокойнее.  — Как же она любит свою матушку, раз не дает ей спокойно поспать вечным сном, — заявил рассерженно Карелин. Он все еще чувствовал себя бесполезным. Без своих ножей или хоть какого-то оружия Слава никак не мог помочь Мирону в борьбе.  — Виктория любит Катрину? — рассмеялся Мирон. — Она ненавидела мать всю свою жизнь. И это у них было взаимно.  — Тогда на кой черт она собралась воскрешать ее? Семейные чувства? — У нас друг к другу не осталось никаких семейных чувств. — Но ты к ней очень мило обращался, знаешь ли? — недовольно заявил Слава. — «Mon chéri», «Ma sœur bien-aimée» и всякая такая французская чепуха. «Моя дорогая» — это, конечно, очень холодное обращение для самого чужого человека, определенно. — Мы все ещё биологические брат и сестра, — фыркнул Мирон. — Не стоит ревновать.  — Да я и не ревную вообще-то, — буркнул Слава. — Просто… мило вы общаетесь, вот и всё.  Фёдоров расплылся в улыбке. Он никогда бы не подумал, что Слава способен на ревность и на настолько обиженные ноты в голосе!  — Нас не связывают никакие семейные узы за столько веков, — повторил Мирон. — Моя мать может помочь Виктории вернуть к жизни человека без обращения его в вампира. Однако… Катрина — страшный и жестокий человек, поэтому совершенно не факт, что она выполнит желание. Скорее, она натворит здесь дел, и вряд ли я смогу убить её во второй раз.  — Ты убил собственную мать?! — Если бы ты провел с ней наедине хотя бы пятнадцать минут, то понял бы меня, — отозвался Мирон. — Она хуже, чем вампир. Намного хуже. — А зачем Виктории ваш брат? — уточнил Слава. — Они спелись против меня, — ухмыльнулся Фёдоров. — Им понравилось под покровительством Катрины. К тому же, Виктория остро страдает от одиночества. Это болезнь, которая никогда не обходит бессмертных.  — А как ты борешься с одиночеством?  Мирон смутился. Он надеялся, что Слава не стал бы расспрашивать его об этом. Фёдоров поджал губы. — Вообще… я собирался пригласить тебя на свидание. Только без убийств! Просто поболтать. Хочешь? Ты пойдешь со мной на свидание?