У смерти твои глаза

Западные Румынские горы и вид, открывающийся с них, захватывали дух. Слава настолько самозабвенно рассматривал открывшиеся взору просторы, что чуть не улетел вниз со склона, подойдя слишком близко к краю. Мирон резко схватил его за шиворот, одергивая назад и провожая взглядом покатившиеся вниз мелкие камешки. — Аккуратнее, — шикнул он. — Ещё бы немного, и ты бы улетел вниз вместе с ними.  Собранность Мирона даже при такой красоте вокруг немного нервировала. Славе было привычнее быть самым собранным из всех, а сейчас именно он чуть не улетел с обрыва, и Мирон вновь спас ему жизнь. Причём сделал это настолько просто и естественно, словно видел в этом отдельный смысл своего вампирского существования.  — Я просто решил, что мне всё это снится, — задумчиво протянул Слава. — Настолько красиво, что это не может быть реальностью. — Но ты же реальный, — еле слышно проговорил Мирон, тут же жалея, что это всё-таки вырвалось вслух. Он до последнего думал, что эта фраза осталась бы в его мыслях.  Слава видел в его глазах миллиарды попыток найти способы отступления. Выход. Но Мирон больше ничего не добавил к своим словам, и Слава молча переплел пальцы их рук. С секунду промешкавшись, он всё-таки заговорил. — Без тебя этот вид не был бы таким красивым, — протянул неуверенно он, но тут же оговорился. — Я бы до него просто не добрался. Помер бы уже минимум десять раз.  Мирон звонко рассмеялся в ответ. Да, это определенно было его достижением: Слава забрался на гору в Румынии из Мексики, оставшись в живых. Мирон сам встал спиной к самому краю, чтобы случайно не выпустить чужую руку из своей. Он забрался пальцами в чужие отросшие пряди, убирая непослушную челку со лба.  — Решил стать живой изгородью между мной и бездной? — уточнил Слава, стараясь не оценивать жесты Мирона в своей неугомонной голове. Мысли в ней и так закопошились с тройной силой и удвоенным энтузиазмом.  — Переживаю, что она начнет смотреть на тебя в ответ, — легко парировал он.  — А если вниз полетишь ты? — недоверчиво уточнил Слава.  Мирон ему не ответил. Со временем любой вампир утрачивал ценность своей жизни, уже не находя никакой проблемы в возможной гибели. Мирон находился в подлунном мире больше половины тысячелетия. Этого было более, чем достаточно. Однако это был слишком плохой разговор для такого момента, поэтому он молчал.  Рядом со Славой он все еще ощущал неловкость. Но это, впрочем, не было чем-то удивительным: фантазии оставались фантазиями, а реальность своевременно напоминала, что они друг другу были абсолютно чужими. К тому же, Слава явно недостаточно ему доверял. Да и сам Мирон не стремился просвещать охотника о неприглядных аспектах своей биографии. Они просто хорошо проводили время друг с другом. Это не всегда означало нечто большее: уж за своё время Фёдоров убедился в этом сполна.  Слава легко отодвинул его в сторону, отрывая от земли. Если бы первородный начал сопротивляться, то жест бы не вышел таким изящным. Да и вряд ли бы тогда Слава сумел сдвинуть его от края. Мирон не хотел отвечать на вопрос, а Карелин не желал стать свидетелем его падения.  — Так сильно испугался, что я упаду? — с довольной улыбкой уточнил Мирон.  —Начал переживать, что и меня вниз утащишь, — ухмыльнулся Слава, демонстрируя их переплетенные пальцы. Вампир хотел выдернуть в ответ руку, но Карелин не позволил, сильнее сжимая ладонь в своей. — Да и как можно потерять единственный источник знания, где спрятаны Катрина и Макс, — он явно дразнился. Мирон сначала с вызовом смотрел на него, выгнув широкую бровь, а затем смирил тяжелым многозначительным вздохом.  Слава хотел ринуться в бой. Ему нужно было быстрее разобраться с убийцей его родителей, а затем уже продолжать обычное существование охотника. Но каким оно должно было стать, если для Академии он — персона нон грата? Слава так долго лелеял мысль о мести, что совершенно не представлял, как должна была строиться его жизнь после ее свершения. Стоило ли ему объединиться с Мироном для борьбы с теми, кому не к лицу вечность? А если однажды их мнения на это счет не совпали бы? Фёдоров ведь всё равно оставался одним из них. Просто его бессмертие украсило. — Если ты хочешь разобраться с Викторией до того, как она нас найдёт, то тебе нужно вернуться в Академию, — произнёс Мирон, не отрывая взгляда от пейзажа. — У вас кое-что спрятано. Кое-что, что принадлежало моей семье.  — Ты на солнце спекся? — недоверчиво уточнил Карелин. — Кто пустит меня в Академию? Если ты не забыл, то я там — нежелательное лицо, который помог первородному вампиру уйти от охотников!  — Ты можешь кого-то попросить о помощи, — уклончиво отозвался Мирон. — Вы держите у себя кое-что… и благодаря этому мы можем найти Викторию. Так что, если ты не хочешь ждать её появления здесь, то придется постараться.  Слава задумался. Имел ли он право не только приблизиться к стенам Академии, но и просить о чем-то у Вани? Разве Светло бы смог так сильно рискнуть для нег после того, как Слава его оставил в одиночестве?  Карелин поджал губы. Вряд ли это был успешный план, но он мог попытаться уговорить Ваню помочь. А если бы Светло отказался от этой затеи, то Слава и сам мог бы пробраться в хранилище Акамедии для трофеев.  — Почему ты раньше не сказал, что у нас есть какой-то артефакт, способный найти Викторию? — тихо спросил Карелин. — Ты не похож на человека, который просто «забыл» о такой важной детали!  — Он может найти любого первородного, — отозвался Мирон. — По-хорошему, для мира будет безопаснее, если эта вещица будет лежать подальше от меня, Катрины и Виктории. Но раз уж ты так рвешься в бой… — Ты сначала расскажи, чем он опасен, а потом уже решим, — сказал Слава. — Знаешь ли, я не хочу своими руками превратить весь мир в вампиров. И что это вообще?  — Это моё фамильное кольцо, — отозвался Мирон. — И оно не может никого обратить в вампира! Оно просто влияет на первородных. Обычных людей это касается довольно косвенно.  — Но касается же?  Фёдоров вздохнул. Он успел пожалеть, что предложил этот вариант. Просвещать Славу в историю своей фамилии совершенно не хотелось, а Карелин явно не забрал бы из Академии ничего, не рассчитав предварительно риски. Мирон пошел по дороге вниз, спускаясь с горы. Продолжать разговор он был не намерен, и Слава явно не имел ни одного инструмента, чтобы его разговорить.    Мирон застал мать в промокшем из-за снежной пурги платье. Кое-где ткань успела застыть от холода, но Катрина ни одним мускулом не показала своего дискомфорта. Она сняла с себя теплый тулуп и положила его ближе к огню камина. Ее тонкие пальцы были все перепачканы в какой-то черноте. Она зажала кулак перед носом Мирона, демонстрируя землю под ногтями, а затем раскрыла ладонь. На ней одиноко лежало фамильное кольцо. Массивный перстень из белого золота с большим чистым рубином обезобразил облик Катрины больше, чем земля и уличная грязь. Она устало потерла лицо, оставляя могильную землю на своих скулах и на кружевных оборках платка. — Ты осквернила ее могилу? — обескураженно спросил Мирон, не в силах поверить увиденному. — Это её кольцо!  — Это твоё кольцо, — холодно произнесла женщина, стягивая с себя платок. — Она тянула тебя за собой в могилу!  — Да разве нужна мне эта жизнь! — взвыл Мирон, с размаху выкидывая перстень в огонь. Мать ринулась за украшением, забирая его из языков пламени и раскалившихся углей кочергой. Кольцо местами почернело.  — Не смей говорить о своей смерти в моем доме!  — Только если ответите на вопрос, матушка, — холодно отозвался мужчина. Он схватил с кресла испачканный платок, поднося его у лицу Катрины. — В церковь на воскресной службе вы будете в этом же?  Ответом ему прозвучала пощечина. Мирон чувствовал, как холодная земля прилипла к его щеке. Мать смотрела на него злобно, словно не она осквернила могилу, а сын осквернил её честь.  — Чтобы мать не совершила для спасения своего ребёнка, это не будет грехом, — отозвалась она.  — Дьявол молится о вашей душе.  Мирон поспешил удалиться прочь от матери. У него вновь кружилась голова. Фёдоров лег на постель, молясь о том, чтобы Виктория не решила зайти в его комнату перед сном. «Если она уснула с молитвенником в руках, то это лучшее окончание для этого дня», — пронеслось в голове мужчины. Однако сам он не смог сомкнуть глаз, а на утро вновь не осилил подъем. Он вновь пропустил воскресную службу. В деревне начались перешептывания, что его душа готовилась отойти к Богу. Мирон не боялся смерти. Единственное, за что он переживал — это судьба его младшей сестренки, которой грозило остаться без защиты пред злым нравом их матери.   — Я же уже сказал, что не хочу погружаться ни в историю кольца, ни в его свойства, — холодно произнёс Мирон, делая глоток крови из кружки. — Если это важно для того, чтобы ты вытащил его из Академии, то справимся без этого.  — Я не могу забрать из хранилища Академии то, что может навредить обычным людям, — отозвался в ответ Слава. — Что в нем такого особенного?  Фёдоров резко поднялся на ноги, и охотнику казалось, что ещё немного, и он начал бы дымиться от злости. Карелин шумно потянул воздух, стараясь успокоиться. В комнате должен был быть хотя бы один человек, не потерявший самообладание. — Ты не доверяешь мне, да? — уточнил Слава. — А что такого произошло, чтобы я резко начал тебе доверять? — вопросом на вопрос отозвался Мирон. — Прости, но мы ничего такого вместе не пережили, чтобы я доверил тебе свою биографию. — Всего-то я подставился перед другими охотниками, чтобы помочь тебе, — отозвался Слава. — Напомню, что именно они всегда были моей семьей, даже когда родителей не стало.  — Ты сделал это, чтобы найти и убить Викторию, а не для меня, — сверкнул глазами Мирон. — Ты, конечно, безумно красивый юноша, но я слишком много живу, чтобы терять голову из-за симпатичной мордашки. Насколько я понимаю, за убийство первородной тебе все грешки простят и все регалии вернут.  — Да даже если и не вернут, — фыркнул Слава. — Я хочу убить Викторию не ради регалий, а потому что она убила моих родителей, понял? И с тобой у меня лучше получается изображать командного игрока, чем с другими охотниками.  Мирон скрестил руки на груди: это был плохой аргумент, который его совершенно не убеждал. Он внимательно смотрел на Славу, словно ждал от него новых попыток изменить мнение о нем. — Да думай, что хочешь! — недовольно отозвался Карелин. — Смотрит ещё на меня, гипнотизирует, удав недоделанный! Я вообще-то искренне помогал тебе. И про семью свою рассказал искренне, а не от скуки! Нет, я понимаю, что раз нос длинный, то и засунуть везде его хочется, но это не значит, что доверие перестало быть обоюдным.  Мирон не был в силах спорить. Как минимум, он первым начал посвещать Славу в аспекты своей семейной истории, поэтому должным он себя не чувствовал. Но Карелин возмущался слишком сильно для человека, которому должно было быть все равно. Фёдоров подошел ближе к нему, забыв проконтролировать свою скорость, отчего движение вышло более быстрым и резким, чем мог себе позволить обычный человек. Слава вздрогнул, но его рука не потянулась к ботинку, хранящему в себе нож. Пусть родительский кинжал с гравировкой он и потерял, но привычка носить с собой оружие везде никуда не пропала. Мирон удивлённо на него посмотрел, замерев. Почему он не пытался спасти свою жизнь?  — Я думал, что ты выхватишь нож… — Рядом с тобой я не чувствую угрозы своей жизни, даже если моментами в тебе просыпаются вампирские замашки, — обиженно отозвался Слава. — Что, думал, лишь ты такой благородный и честный? Я сказал это охотнику и повторю тебе, раз уж это необходимо. В этой комнате никто не представляет опасности для людей, Правления и Академии. Если твоя душа жаждет уточнений, то Фёдоров Мирон Янович не представляет опасности для мира и для меня. Мирон смотрел на него поражено. Слава лишь хмыкнул в ответ на этот потерянный взгляд, скидывая с себя ботинки, а лежащий в берцах нож, держа его за лезвие, протянул Фёдорову. Когда вампир забрал в руки оружие, Карелин расслабленно забрался с ногами на диван.  — Я только что передал всё своё доверие в твои руки, — заявил он. — Можешь в спину воткнуть, если посмелее, то в сердце. А если совсем храбрый, то отдай мне свое доверие в ответ.  — И что ты хочешь узнать?  — Ничего, — отозвался Слава. — Если ты не хочешь рассказывать про фамильное кольцо, то не стоит. Это не взятка, чтобы ты рассказал мне всю свою полувековую биографию. Я просто не хочу, чтоб ты думал, что я здесь исключительно из-за Виктории и мести.  — Если ты доверяешь мне, то поверь, что я не испорчу жизнь никому из обычных людей, вернув перстень себе и найдя с его помощью Викторию. Я обещаю тебе. Слава вытянул губы в тонкую линию. Он похрустел костяшками пальцев и, собравшись с мыслями, встал на ноги.  — Поехали. Когда будем рядом с Академией, я напишу Ване и попрошу его о встрече. Быть может, он согласится помочь.  Мирон кивнул. Слава промолчал ещё с секунду, а потом добавил: — Если не согласится, то выкраду сам, — буркнул он. — Только тебе точно нельзя заходить в Академию, понял? Они все будут пытаться тебя убить. И я не хочу, чтобы ты попытался навредить хоть кому-то из них, защищаясь. Я всё сделаю сам. Договорились?  — Договорились.   Евстигнеев проводил взглядом Ваню, присевшего к родителям за стол в столовой. Удивительно, столько лет старался привлечь внимание этого коротышки, но он не видел ничего дальше Славы Карелина. Теперь, когда единственная помеха исчезла, Светло неотрывно проводил свободное время с родителями. Конечно, Евстигнеев его за это не осуждал: Ванечка явно очень сильно скучал по ним. Однако ему было невыносимо обидно, что Ваня так быстро о нем забыл! Евстигнеев уперто предлагал ему провести хотя бы одну новую совместную тренировку, но тот находил миллионы причин, чтобы отказаться.  Последняя надежда оставалась на новое распределение групп. Директор настоял на расформирование команды Карелина, ведь она потеряла своего самого сильного игрока, а значит, была слабым звеном всей Академии. Ваня понимал, что Светло должны были отправить под крылышко к нему: Ванечка, откровенно, бестолковый охотник. Скорее, абсолютно кабинетный кадр. И если раньше его недостатки нивелировал Слава своими достоинствами, то теперь эта роль должна была перейти новому лучшему охотнику — ему.  Директор созывал всех после обеда. Ваня, устав ковыряться вилкой в салате, поспешил в атриум Академии, оказываясь в первых рядах. Он всячески старался понравиться Ванечке: даже с директором спорить начал, защищая Славу! А тот начал игнорировать его при первой возможности.  — Я спешу объявить обновленные списки групп, вступающих в дежурство с сегодняшнего вечера.  Улыбка мгновенно украсила лицо Вани, когда его фамилия оказалась в одном ряду со Светло. Они стали одной командой по велению судьбы и одному единственному разговору Евстигнеева с директором о том, что это было самым верным и логичным решением. Директор ещё продолжал вещать, но Ваня уже стал пробираться сквозь толку к Светло.  — Теперь точно напарник, — улыбнулся он, протягивая Ванечке руку.  Охотник пожал её, но его лицо не отражало ни радости, ни веселья. Академия окончательно смирилась с отъездом Карелина, перестраивая их внутреннее расписание. Выходить на рейд со Славой было спокойно: они ж на соседних горшках выросли! Слава бы точно не бросил его, рискнул бы собой… а можно ли того же ожидать от Евстигнеева?  — Если мы сегодня натолкнемся на тварь, то я сразу предупреждаю, что я абсолютно бесполезный, — буркнул Светло.  — Я сделаю всё, чтобы твой послужной список по убийствам тварей рос, — слабо улыбнулся Ваня. — В Правительство берут только тех, на чьем счету есть либо пять командных убийств, либо три один на один. Если хочешь добиться чего-то в Правительстве, то придется постараться.  — С чего ты взял, что я хочу в Правительство? — удивлённо спросил Ваня.  — Сердце подсказывает, — в ответ протянул Евстигнеев.