Отражение

      Удивляло то, что Мисс Коллинз продолжала молчать про вооружение, что, безусловно, играло спецагенту на руку. Им совершенно точно не нужны лишние глаза и уши, даже в том случае, если они будут находиться за километр от женщин. Когда Харкнесс удалось спровадить чересчур (но оправдано) беспокоящуюся Элис, заставляющую её взять с собой пистолет, она спустилась вниз, ожидая Рио около своей машины. На часах снова двенадцать дня, но погода к себе не располагала: всё небо затянулось тучами, а где-то вдалеке сверкали молнии, предвещающие скорый дождь. Голубоглазая прогнозирует, что Видаль найдёт стихийное бедствие весомым поводом вернуться к Агате домой, но та вновь рушит абсолютно все шаблоны спецагента, с сосредоточенным видом плюхаясь в автомобиль.       — Доброе утро, — произносит она, радуясь встрече, — ты просила меня подумать, куда я хочу отправиться, и я готова дать тебе свой ответ.       — Доброе, — в замешательстве произнесла женщина, не ожидая такой спешки, — и куда же?       — В одно из мест, в котором тебе точно хотелось побывать, — интригует Рио, кивая головой, — но поведу я. Остановись у ближайшей заправки.       — Что? Зачем? — Агата тут же начинает сыпать вопросами и не узнаёт Видаль, которая сегодня выглядит подозрительно серьёзно, — что с тобой?       — Просто поезжай, — просит та, застёгивая ремень безопасности, — я объясню всё позже.       Харкнесс хмурится, но всё же заводит машину, трогаясь с места. Рио казалась ей задумчивой, планирующей и, в какой-то степени, волнующейся, но кудрявая не знала, насколько уместно сейчас было задавать хоть какие-то вопросы. Преступница почти сразу отвернулась к окну, обдумывая что-то, скрывающееся в мыслях, и лишь изредка поворачивала голову в сторону Агаты, считывая эмоции, написанные у той на лице.       — Не бойся, — произносит кареглазая, касаясь бедра женщины, — тебе понравится.       — Если это очередной сюрприз, подобный тому, что был на пикнике, то нет, мне не понравится, — уверяет её Харкнесс, крепче сжимая руль.       — В этот раз намного, намного лучше, — обещает та со зловещей улыбкой на лице и снова отворачивается к окну.       Оставшаяся часть поездки проходит в тишине, и еле-еле играющее радио — единственное, что способно разбавить нагнетающее напряжение. Агата уверяет себя, что не боится, но внутри у неё зарождается неведомая ранее тревога, расползающаяся по всему телу. Она бросает короткие взгляды на Видаль, пытаясь разузнать, о чём та думает, но женщина словно обложила себя невидимым щитом, до которого спецагент не может даже дотянуться.       В теории, бояться Харкнесс нечего: Рио точно не собирается ей навредить, у неё в планах не было убивать Агату, а всё то, что она собирается сделать, не должно убить её саму. Несмотря на эти слабые аргументы, Агата не перестаёт тревожиться, стараясь предугадать, что задумала психопатка. За всю свою жизнь голубоглазая хотела побывать во многих местах, о которых может знать и не знать Рио, но тот факт, что этот сюрприз будет, судя по вышеозвученным словам, намного лучше предыдущего, не давал спокойно вздохнуть. Спецагент действительно не думает, что готова к очередному убийству, совершенному у неё на глазах, даже несмотря на то, что его осуществит сама Видаль.       Отъехав от здания ФБР на достаточное расстояние, женщина останавливается на заправке, но только для того, чтобы поменяться с другой местами. Эти действия происходят молча, отчего нервы Харкнесс начинают шалить пуще прежнего, и она осторожно старается выведать у Видаль конечную точку их начинающейся поездки.       — Мне неспокойно, — честно признаётся она, — я должна знать, куда мы едем.       — Во-первых, это недалеко, — кивает Рио, присаживаясь на водительское сиденье, — во-вторых, это не должно тебя напугать. В том случае, конечно, если там никого не будет.       — Рио, — взволнованно вздыхает Агата, — от твоих слов лучше не стало.       — Ты ведёшь себя так, будто мы взбираемся на извергающийся вулкан, — хихикает та, пристёгиваясь, — я уже говорила, что не сделаю тебе больно, если ты сама меня не попросишь.       Озвученное вызывает у Харкнесс лёгкую улыбку, и она проводит аналогию с тем, что любое времяпрепровождение с Рио подобно извержению вулкана. Агата уверена в том, что не ощущала такого количества эмоций подряд всего за пару дней, и это одновременно радует и пугает женщину. Стараясь свести любую тревожность на нет, кудрявая замечает, как непривычно находиться на пассажирском сиденье собственного автомобиля и видеть то, как чужие руки обхватывают её руль. Машина трогается, и в горле Харкнесс застревает вопрос, на который она, как оказалось, предпочитала бы не знать ответ.       — Стоп, а ты водить-то умеешь? — поздно интересуется она, удивляясь резкости движений.       — Ну, практиковалась пару раз, — пожимает плечами Рио, — из трёх всего одна авария! — следом заявляет она, и в её голосе сквозит железобетонная гордость.       — Так, подо…       Агата собиралась возразить, но Видаль, наконец, удалось удачно развернуться, пустившись навстречу полу-пустым дорогам. Её нога вдавливалась в педаль, и уже спустя несколько минут они неслись по шоссе на запрещённой скорости, ловя раздражающие гудки.       — Рио! — женщина вцепилась в потолочные ручки, стараясь удержаться на месте, — если ты поставишь ей хоть одну царапину…       — Это была шутка, — смеётся кареглазая, — у меня есть права. Правда, купленные и просроченные, и водила я последний раз лет шесть назад, но…       — Рио!       Харкнесс то и дело пыталась заставить ту остановиться, сбавить темп и адекватно объяснить, куда они так мчатся, на что Рио лишь громко смеялась, высовывая из окна руку. Она выглядела уверенно и отчаянно, наслаждалась моментом и той скоростью, за которой внимательно следила на циферблате. У Агаты сложилось впечатление, что Видаль важно не то, что они приедут быстрее, а то, что они нарушают закон, что отлично вписывается в образ заключённой. Голубоглазая находит происходящее опасным, но впечатляющим, посему отпускает ситуацию, думая о том, что совместно разбиться насмерть вполне романтично.       — У тебя был секс в экстремальных условиях? — внезапно произносит психопатка.       Каждое слово Рио если не в бровь, то в глаз.       — Нет, — отвечает Агата, закатывая глаза.       — Чудесно, — улыбается Видаль, — значит, я буду первой.       — Я не собираюсь трахаться с тобой в полной антисанитарии.       — С чего ты взяла, что там, куда мы едем, антисанитария? — возмущается преступница, переводя тему, — а без антисанитарии ты будешь со мной трахаться?       — Рио! — кричит Харкнесс, потому что машина постепенно сходит с линии, — следи за дорогой!       Видаль проворачивает руль, возвращая автомобиль на полосу. Её настроение значительно улучшилось, отчего на лице появилась заговорческая улыбка, которую Агате неимоверно хотелось стереть. Каждая секунда, проведённая наедине с этой женщиной — опасность, адреналин и риск, от которого органы голубоглазой скручиваются в уже знакомый узел. Это раздражает и веселит одновременно, но Харкнесс не собирается озвучивать вслух, что на самом деле, если Рио действительно постарается, то сможет взять её в абсолютно любых условиях.       Спустя пятнадцать минут езды психопатка постепенно сбавляет скорость, внимательно всматриваясь в загородные дома: район был неблагополучным, что выдавал мусор, лежащий посреди дороги, проседающие жилища и бесконечная серость, подходящая нынешней погоде. По лобовому стеклу медленно стекали небольшие дождевые капли, из-за чего Рио неумело включила сначала поворотники, а уже после дворники. Агата посмеялась над неопытностью той, но не услышала ответа со стороны: Видаль продолжала усердно искать определённый дом взглядом, злясь из-за того, что им приходится ехать чересчур медленно.       Увидев табличку с названием улицы, кареглазая резко затормозила, заставив Харкнесс встрепенуться. Рио, хоть и на низкой скорости, но всё же влетела в дорожный знак, и Агата отчётливо услышала и почувствовала этот удар, переводя разъерённый взгляд на виновницу произошедшего. Под непрекращающиеся недовольства спецагента Видаль расстёгивала ремень безопасности и прокручивала в голове заранее спланированные действия, оглядываясь по сторонам. Теперь она выглядела столь же встревоженной, что и Агата около получаса назад.       Кудрявая выходит из машины, спеша осмотреть бампер и капот собственного автомобиля. Её глаза расширяются, когда она видит еле заметную, но всё же существующую трещину на фаре и царапину на бампере, который был отделан совсем недавно. Наблюдая за тем, как Рио беспечно закрывает дверь в салон, она тянет её ближе к себе, заставляя узреть нанесённый ущерб.       — Ты хоть знаешь, какую сумму я отдала за замену бампера?! — кричит она, пытаясь осознать, что в этот раз ей придётся отдать в два раза больше, — ещё и фара треснула, просто чудесно!       — Тихо! — шипит Видаль, пытаясь заткнуть Агату.       — Рио, для этой модели достать детали очень сложно! — продолжает возмущаться женщина, пока психопатка оглядывается по сторонам, — я же просила тебя ехать осторожнее! Кто теперь будет покрывать ущерб, ты?!       — Агата, тише!       — Я не собираюсь молчать! Эта машина вообще выставлена на продажу, я хотела купить себе новую, но теперь…       Преступница не выдерживает бесконечных воплей своей любимой, внезапно хватая ту за затылок. Руки спецагента оказываются за спиной, словно поражённые наручниками, а её корпус Видаль осторожно укладывает на капот животом вниз, ставя ту в неудобную и, в какой-то степени, унизительную позицию. Во времена постоянных грабежей Рио достаточно хорошо отточила навык неожиданного захвата, отчего подобное казалось ей знакомым и привычным, а вот Агата значительно растерялась, находясь в подобном положении впервые за всю жизнь. Кареглазая удерживала её руки за спиной и прижималась к заду той собственным тазом, стараясь свести любые движения к минимуму.       — Агата, закрой, пожалуйста, свой рот, — как можно вежливее просит она, наклоняясь к уху, — если ты действительно работаешь в ФБР, то должна знать, что мы приехали в самый криминальный и опасный район города. Меня здесь знает каждая собака, но бояться нужно не их, а людей, что в любой момент могут выйти сюда с пушкой и застрелить нас обеих, — объясняет психопатка, стараясь одновременно осматривать территорию, — разбираться они не будут, поэтому, пожалуйста, давай разберёмся с этим чуточку попозже, а сейчас молчи и иди за мной.       Харкнесс пытается вдохнуть полной грудью и лишь кивает, стараясь показать, что она всё поняла. Рио, наконец, высвобождает её из своей крепкой хватки, отходя на пару шагов в сторону, и Агата выпрямляется, окидывая разбитое имущество одиночным опечаленным взглядом. Произошедшее на его капоте спецагента ничуть не напугало, даже наоборот, взбодрило и… заинтриговало, но она решает вспомнить об этом чуть позже, тогда, когда сочтёт момент достаточно подходящим. Закрывая автомобиль пусковым устройством, женщина следует за Видаль, направляющуюся вдоль по улице.       Погода скорбела вместе со спецагентом, заставляя незваных гостей поднять руки кверху в попытке скрыться от назойливых дождевых капель. Вокруг не было ни единой живой души, отчего атмосфера этого места изначально отпугивала от себя непрошенных гостей: повсюду висела гробовая тишина, разбавляемая редкими вскриками ворон и шелестом полиэтиленовых пакетов. Возле некоторых домов стояли старые дешёвые машины, потрёпанные своим возрастом и, судя по всему, собственными хозяевами. Этот вид накладывал на женщину автоматическую неприязнь, подпитывающуюся неблагоприятной погодой, что с каждой минутой лишь приближалась к городу.       — Скажи, куда мы идём, — требует Агата, — я никогда здесь не была.       — Неудивительно, — хмыкает та, — мне нужно найти определённый дом, в который мы зайдём. Там я всё тебе расскажу.       Преступница держит спину ровно, когда продвигается вдоль старых жилых домов. Из некоторых до непрошенных гостей доносился звук хриплого кашля, громкое звучание телевизора и надоедливый лай собак, к которому местные жители уже давно привыкли. Было видно, что и для Рио всё перечисленное не является чем-то новым, незнакомым или опасливым: она уверенно идёт вперёд, сложив руки в карманы, а взглядом гуляет по обветшалым зданиям, располагающимся справа и слева от дороги.       Спустя пару минут ходьбы, Видаль облегчённо вздыхает, приближаясь к одному из домов. Агата оценивает его вид и не понимает, чем он понадобился психопатке, но всё же следует за ней, просачиваясь через сломанный забор на его территорию. Импровизированный сад зарос травой, но жилище не выглядело, как заброшенное: складывалось ощущение, что тот, кто здесь живёт, плевать хотел на благоустройство своего гнезда.       Кареглазая подходит ко входной двери, которая оказывается открыта, и проходит внутрь, напоминая Харкнесс про тишину. Кудрявая старается двигаться как можно тише и усиленно пытается не наступать на постоянно скрипящие половицы: адреналин в её крови прямо сейчас зашкаливал, из-за чего сердцебиение громко отдавалось эхом по всему измотанному организму. Она всё ещё не понимает, чей это дом и для чего Рио понадобилось нанести ему визит, но продолжает слепо верить преступнице перед собой, вторя каждому её осторожному шагу.       Здание было небольшим и полу-пустым: ремонт не обновляли несколько десятков лет, а всевозможные поверхности покрылись тонким слоем пыли, от которого хотелось чихать. Про уют внутри дома можно было даже не упоминать, так как о его существовании былые жители даже не думали. Некоторые вещи были разбросаны, а один из журнальных столиков перевёрнут, отчего создавалось впечатление, что это место всё же является заброшенным. Медленно обогнув весь периметр, Рио поворачивается к Агате, выдыхая со словами «никого нет».       — Теперь ты мне объяснишь, какого черта мы находимся в этой дыре?       — В этом месте я познакомилась с тобой, — с улыбкой произносит Видаль, — вот за этим столом.       Преступница подходит к поверхности, снимая пальцами пыль, образовавшуюся на ней. Харкнесс встаёт рядом, оглядывая вещь: стопки каких-то бумаг, ноутбук, письменные принадлежности, папки и неиспользованные патроны лежат на нём совершенно забытые, и Агата замечает, что увиденное вызывает у Рио некоторую ностальгию. Она не решается присесть на грязный стул, отчего берёт в руки один из запыленных документов, открывая его.       — Это твои документы, — показывает Видаль, — личное дело, некоторые отчёты, досье и данные о преступниках, с которыми ты работала в то время.       Голубоглазая ахает, забирая бумаги себе: она перелистывает страницы, из которых выпадают её фотографии, читает о делах, которые на данный момент уже давно закрыты, и удивляется тому, насколько обширной информацией обладала Рио всё это время.       — Откуда у тебя это? — интересуется Агата, продолжая рассматривать документы, — я знала, что ты имеешь к этому доступ, но не знала, что… ко всему этому.       — Взломать систему безопасности не так трудно, как ты думаешь, — уверяет её Видаль, — а распечатывала я всё это для того, чтобы вы, в случае чего, не смогли найти это в моём ноутбуке. Боялась утечки или того же самого взлома.       — Но зачем? Зачем фотографии, дела, расследования, отчёты?       — Я хотела знать о тебе всё, — пожимает плечами кареглазая, — каждая крупица была мне важна.       — Это слежка, Рио, — понимает Харкнесс, — ещё одна статья.       — Накажешь меня? — Видаль улыбается, скрещивая руки за спиной.       Она имитирует надетые наручники, и Агата отбрасывает бесполезные бумаги в сторону, притягивая ту для глубокого поцелуя. Он стал первым за сегодняшний день, и обе женщины неожиданно удивляются тому, что смогли целый час обходиться без них. Кудрявая вела себя настойчиво, практически доминантно, посему Рио охотно отдала правление ей в руки, позволяя делать всё, чего та захочет. Пальцы Харкнесс скользили по спине Видаль, опускались на поясницу, а после поднимались к лицу, зарываясь в распущенные волосы на затылке. Психопатка же расположила свои руки на мягких скулах спецагента, пока её язык смиренно подчинялся чужому: Агата фактически пылала что внутри, что снаружи, и Рио нравилось замечать на ней эффект некоторого воздержания.       Пятясь назад, преступница пыталась найти стену, на которую сможет опереться, но голубоглазая тут же останавливала её, прижимая ближе к себе. Кислород в их лёгких предательски заканчивался, из-за чего поцелуй приходилось приостанавливать на несколько мучительных секунд для того, чтобы продолжить снова. Харкнесс оттягивала податливые губы своими зубами, и психопатка начинала всё чаще вздыхать, прижимая женщину непозволительно ближе к себе. Пальцы на её затылке оттягивали волосы, позволяя спецагенту слышать отчасти недовольное мычание, которое, на самом деле, являлось заглушёнными стонами. В этот момент кудрявая понимает, что этот дом — первое столь отвратительное место, в котором она позволяет себе нечто подобное.       — Агата, — произносит Рио сквозь поцелуй, и Харкнесс видит, что кареглазая становится всё более нетерпеливой.       — Я угадала с тем, что мы приедем в полную антисанитарию, — кивает та, — и не зря упомянула, что не собираюсь в ней трахаться.       — Один один, значит?       — Смеёшься? — ухмыляется кудрявая, — я ещё даже не начала.       Рио усмехается в ответ на поддразнивание, отстраняясь от женщины на несколько сложно поддающихся шагов. Губы той чуть покраснели, и Видаль в который раз отмечает, что это — особенно излюбленный ею вид. Понимая, что Агата не пойдёт против своих принципов, она вновь переключает внимание на здание, служившее для неё домом несколько последних лет, и замечает некоторую грусть, неожиданно проскользнувшую в мыслях.       — Почему здесь никого нет? — вдруг спрашивает Харкнесс, — и чем вы здесь занимались?       — Всем тем, о чём я тебе рассказывала, — начинает Рио, — мы обитали в этом доме около пяти лет, все вместе. У него была дешёвая аренда, мы заехали и приступили за свою деятельность. Когда мы жили здесь, бизнес процветал, было много заказов, много убийств, много денег. Когда-то тут было уютно, но сейчас от прежнего антуража не осталось даже призрачного шлейфа, — Видаль осматривает полки, на которых стояли раритетные статуэтки, — удивительно, что его не разграбили окончательно. Хотя нет, не удивительно, — она смеётся с собственных мыслей, — мы держали весь район в страхе, потому что девчонки наплели соседям, якобы мы работаем в полиции.       — Удивительно то, что вам поверили, — кивает Агата, — вы ни разу на них не похожи.       — В то время мы выглядели солидно, — отрицает психопатка, — поэтому у них действительно были основания поверить нам на слово. Потом кто-то узнал, чем мы занимаемся на самом деле, распустил слухи и сделал так, чтобы нас ненавидели все остальные, но их страх только разжёгся. Каждый житель на каждой из улиц знал, кто живёт в этом доме, посему нежданных гостей практически никогда не было. Сейчас здесь никого нет, потому что девочки съехали по моему приказу, — объясняет Рио, на что Харкнесс вопросительно вскидывает брови, — в тот день я знала, что вы меня поймаете, и сказала остальным бежать, поэтому я действительно не знаю, где они находятся на данный момент.       — Почему они не ищут тебя? Не мстят за тебя так, как мстили за ту девушку?       — Я запретила им это делать, — раскрывает преступница, — потому что это коснётся тебя. Они знают, что если ослушаются — умрут, посему вообще не рыпаются. Не слышу, чтобы ты рассказывала мне об убийствах.       — За них сейчас берусь не я, но их действительно нет. Кто их убьёт?       — Билли, — Видаль улыбается, и Агата чувствует, как захватывает её дух, — мы работаем с ним только потому, что он гей. И девственник.       — Серьёзно? — удивляется та, — ему же двадцать шесть.       — Девушек он никогда не трогал, и нам этого хватает.       — Он знает о том, что ты охотилась на меня?       — Да, но не дай ему понять, что ты знаешь о нём, — просит Рио, — так будет проще.       Харкнесс мнимо соглашается, продвигаясь дальше по дому. Она заглядывает в комнаты, ловя на коже жуткий холодок: женщина уже бывала в заброшенных местах, приезжала на совершённое убийство, гуляла по ним в лихой молодости, но никогда не соприкасалась с их историей настолько глубоко. Рио рассказывает об этом доме так, будто живёт в нём по сей день, и от этого сердце Агаты делает неуверенные скачки.       Жилище пустовало чуть больше месяца, и Видаль проходится взглядом по каждой мимолётной детальке, по метрам непрошенной пыли, по тарелкам, не убранным из раковины, и опечаленно вздыхает, понимая, что когда-то это место было по-настоящему живым. Она вспоминает, что диван в гостиной продавлен из-за того, что одна из её сообщниц прыгала на нём так часто, что тот не выдержал и рухнул под её весом; она вспоминает, что штора, порванная в гостевой, имеет в себе дыру из-за того, что она самолично порезала её ножом, пока оттачивала навыки; она помнит, что раковина в ванной имеет скол потому, что в разгар одной из постоянных вечеринок они уронили в неё тяжёлый пистолет, но сделали вид, будто этого не было. Рио действительно многое помнит, но она понятия не имеет, почему половина кухонного гарнитура лежала не на своих местах, почему стол в гостиной был перевёрнут, а телевизора и вовсе не было на месте.       В это время Агата точно также, как и Видаль, изучает помещения, останавливая своё внимание на одной из спален. В доме было пять больших комнат, отчего сложно было понять, какая из них принадлежит именно психопатке, но Харкнесс, в силу своей профессии, научилась обращать внимание на те вещи, что будут скрыты от глаз обычных людей. Спальня была оформлена в зелёных тонах, а голубоглазая помнит, что Рио любит этот цвет. Она проходит внутрь и видит лежащую на тумбочке нераспечатанную упаковку патронов, которые находили в телах жертв те последние месяцы.       Рассматривая комнату дальше, голубоглазая замечает бумажку, на которой Видаль тренировала свою подпись, и эта незаметная деталь подтверждает тот факт, что спальня принадлежала именно ей: Агате было неожиданно приятно знать, что преступница даже собственную роспись на трупе старалась довести до идеала, потому что знала, что Харкнесс её увидит. Открывая шкаф, спецагент подмечает большое количество зелёных футболок, но её внимание всецело забирает то, чего она совершенно не ожидала увидеть.       — Агата, — ненароком пугает её Видаль, заставляя вздрогнуть.       — Рио, — Харкнесс улыбается и достаёт из шкафа свою собственную фотографию, — ты хранила это у себя?       — Как видишь, — кивает женщина, стараясь скрыть смущение, — тебя это пугает?       — Мне это нравится, — признаётся спецагент, вовлекая ту в сладострастный поцелуй.       Преступница не успевает даже выдохнуть той в губы, как оказывается прижата к ветхому шкафу. Руки Агаты собственнически сжимают её талию, пока она углубляет свой язык, и Рио тихо стонет на такой неожиданный напор, исходящий от женщины. Харкнесс кажется Видаль ещё пущей психопаткой, нежели той, как она думала, та является, и это не может не возбуждать кареглазую сильнее. Они обе — абсолютно больные на голову люди, но самым нездоровым в них было то, что им это нравилось.       — Расскажи про эту комнату больше, — просит кудрявая, разрывая поцелуй, — я уже поняла, что это твоя спальня.       Видаль садится на мягкую кровать, призывая Агату присесть рядом. Женщин не сильно смущает некоторый слой пыли, которой она покрылась, но они всё же стараются двигаться на ней осторожно, чтобы та не взлетела вверх.       — На этой постели я спала последние пять лет, — начинает она, оглядывая комнату, — она впитала в себя мои слёзы, она слышала мой смех, выдержала мою злость и все те разы, когда я прикасалась к себе в мыслях о тебе.       Харкнесс приоткрывает рот, осмысливая услышанное, и отчаянно прогоняет картины, всплывающие у неё в голове.       — Эти стены были для меня бункером, — продолжает та, — я никому не позволяла входить сюда без моего разрешения, и ты — первый человек, ослушавшийся просьбы.       — Я не знала. Прости.       — Тебе можно всё, — кивает Рио, окидывая Агату уверяющим взглядом, — за этим столом я рассматривала твои дела так тщательно, как не рассматривала за тем, потому что это могло вызвать у девочек ненужные подозрения. Вот на этой тумбочке у меня всегда лежал телефон, звонящий по утрам и раздражающий меня раз за разом. На подоконник я складывала одежду, испачканную в крови, чтобы она не испортила ковёр, пол и всё остальное в доме. Шторы, кстати, висят здесь относительно недавно, потому что предыдущие я, в порыве злости, сорвала.       — На что ты злилась? — интересуется спецагент, оборачиваясь на ткань у окна.       — В тот день сорвалась очень выгодная сделка, и мы находились в опасности, — Видаль произносит это с искривлённой улыбкой на лице, — я терпеть не могу то время, но всё равно вспоминаю о нём с еле заметным теплом. Лампу, кстати, девочки подарили мне на Рождество. Как они потом рассказали, она была украдена из соседнего дома. После этого я всегда держу окна закрытыми, — она делает осечку, — держала.       — Ты скучаешь по тем годам?       — Нет, — сразу отвечает Рио, — они были бесконечной погоней, бесконечной тревогой и неизвестностью. А ещё, в моей жизни на тот момент не было тебя.       — Но ты ведь привела меня сюда для того, чтобы я прикоснулась к твоему прошлому, — рассуждает Агата, — значит, ты хоть чуть-чуть, но скучаешь.       — Я, скорее, скучаю по времени, когда мне не приходилось отсчитывать дни до казни. В моей жизни возможность умереть всегда была высока, но я не знала точной даты. Теперь она мне известна, и это немного давит.       — Возвращаться в прошлое всегда трудно, как бы мы к нему не стремились и как бы не скучали.       — Откуда ты знаешь?       — Вернувшись назад с прежней памятью, начинаешь понимать, как тебе не хватает того, что есть у тебя в настоящем, — Харкнесс старается тонко намекнуть, и Видаль понимает её практически с полуслова.       Рио тянется поцеловать Агату, но слышит звук приоткрывающейся входной двери. Половицы тихо скрипят под чьим-то надвигающимся весом, и Видаль вскакивает с кровати, беря в руки кружку, беспризорно стоящую на столе около месяца.       — Не двигайся, — шепчет она, — молчи.       — Ты никого не ждёшь? — спрашивает Харкнесс, руки которой холодеют от волнения.       — Нет, — кивает Рио, — встань за мной.       Агата располагается за спиной преступницы, выглядывая из плеча, и пытается сообразить, что происходит: женщины отчётливо слышат чьи-то приближающиеся шаги, и спецагент переживала бы не так сильно, если бы кареглазая знала, кто к ним идёт. Приехав в дом, Харкнесс подозревала, что Рио собирается устроить здесь что-то вроде знакомства со своей группировкой, но услышав о том, что они уехали, эта мысль покинула сомневающийся мозг Агаты. Район был, определённо, не лучшим местом для посиделок, а ворваться в здание мог абсолютно кто-угодно, но пугало то, что этот человек двигался тихо и настороженно, а значит знал, кто может здесь находиться.       Звук с каждой секундой становился громче, шаги тяжелее и явственнее, и в этот момент Харкнесс жалеет о том, что утром ослушалась Элис и, по её совету, не взяла пистолет. Рука Видаль заносится над головой, говоря о готовности нанести удар в любую секунду, но голубоглазая слышит её громкое, хоть и сдавленное дыхание, понимая, что та нервничает. Дверь резко приоткрывается, и в проёме показывается женщина лет сорока, держащая в руках остро заточенный клинок.       — Стеф? — удивляется психопатка и даже не подозревает, насколько удивляется Агата.       — Рио, — кивает девушка, широко, но вовсе не дружелюбно улыбаясь.       — Какого чёрта ты здесь делаешь? — спрашивает Видаль, не опуская руку с кружкой.       — Этот вопрос нужно задавать не мне, — парирует Стеф, — и даже не тебе.       Сообщница Рио глядит той за спину и подмигивает Харкнесс, заставляя Видаль сделать шаг назад. В глазах психопатки таилась угроза по отношению к бывшей подруге, которую Агата не видела, но чувствовала буквально каждым своим атомом. Эта встреча не была похожа на счастливое воссоединение двух старых друзей — происходящее походило на борьбу за территорию, на бесконтактную схватку двух львиц из разных прайдов, объединённых в один.       — Зачем ты пришла сюда? Ты знала, что я здесь? — продолжает интересоваться кареглазая, закрывая собой Агату.       — Вас было слышно ещё при въезде, — преувеличивает та, — я переехала в дом, располагающийся недалеко от того места, в котором вы припарковались. А при входе сюда стоят датчики движения, милая, — усмехается женщина, — я была уверена, что тебе захочется навестить наше уютное гнёздышко.       «Милая»?       — Ты конченная идиотка, — злится Рио, сжимая кулак в свободной руке, — что в предложении «уезжай отсюда далеко и надолго» было непонятно?!       — Я сразу поняла, что ты планируешь слиться, — утверждает Стеф, — и предполагала, ради кого. Мне хотелось думать, что я ошибаюсь, но опасения подтвердились.       — Тебя это уже давно не касается, — шипит Видаль, гнев которой разрастается в геометрической прогрессии, — прекрати считать меня за свою собственность, я не была ею даже тогда, когда спала с тобой.       Глаза Агаты заметно расширяются, что не ускользает от внимания нежданной гостьи. Она криво улыбается на искреннее удивление женщины и смеётся в голос, когда брови спецагента суживаются к переносице.       — Вижу, твоя новая пассия совсем ничего не знает, — с приторным сочувствием глумилась Стеф, — хочешь, я расскажу ей?       — Каждое твоё слово будет преувеличенно, — усмехается Видаль, но её перебивает Харкнесс.       — Я хочу знать, — произносит она, выходя из-за спины Рио, — кто ты такая?       — Агата, — преступница хочет её остановить, но встречается с останавливающим жестом.       — Агата Харкнесс, — тянет Стеф, мусоля буквы на губах, — я заочно с вами знакома.       — Это не новость, — женщина скрещивает руки на груди, — ответь на мой вопрос.       — Кто я? — переспрашивает девушка и не удостаивается подтверждающего кивка, — я — та, кого Рио променяла на такую пустышку, как ты.       — Следи за языком, — вмешивается Рио, — как я и говорила: от тебя слишком много неоправданного пафоса.       — Разве вы не были заодно? — продолжает спрашивать Агата, — подруги, сообщницы, коллеги и так далее.       — Были, пока в её жизни не появилась ты, — рассказывает Стеф, — у нас всё было хорошо. Были деньги, была любовь, были…       — У нас с тобой не было никакой любви, — злится Видаль, — проваливай, Стеф. Я не вижу смысла в этой встрече и не улавливаю суть разговора.       — Ты находишься в нашем доме вместе с ней, Рио, — на глаза женщины подступают непрошенные слёзы, — ты привела её сюда, но для чего? Показать, как ужасно жила до встречи с ней? О, я более, чем уверена, что ты говоришь только об этом. Но я вот чего не могу понять, — девушка шагает в сторону Видаль, и та вновь заставляет Харкнесс встать за свою спину, — ты бросила прибыльный бизнес и нашу общую идею ради… неё? Ради того, чтобы умереть? Или ты просто хотела уйти? Объясни мне, Рио, иначе я потребую признания уже знакомыми тебе методами.       Кареглазая усмехается, отрицательно кивая головой.       — Сколько раз я должна повторить, что теперь тебя это не касается? Мои дела не касались тебя ещё тогда, когда я была с тобой, но ты свято верила в то, что это не так. Ты всё ещё ходишь в розовых очках и думаешь, что между нами есть чувства, которых во мне никогда не было. Скучный секс не равно любовь, Стеф.       — Это не так! — кричит гостья, — не так! Я знаю, что ты любила меня, но эта посредственная сука затмила тебе разум!       — Про посредственность я бы поспорила, а про суку согласна, — произносит Агата, слабо ухмыляясь происходящему.       — Чем она тебя взяла, чем?! — девушка говорила так, будто Харкнесс была глухой, — старая скучная стерва, не имеющая ничего, кроме идиотской работы и дома на отшибе. Чем она лучше меня?       — Заткнись, Стефани, — рычит Видаль, прожигая ту агрессивным взглядом, — ты понятия не имеешь, о чём говоришь.       — Говорю то, что вижу, — ухмыляется закадычная подруга, — но я пришла сюда не для того, чтобы ссориться. Я хочу вернуть всё на свои места.       Рио не успевает задать уточняющие вопросы, как видит, что Стеф заносит клинок вверх.       — Пригнись, — требует она, и Агата тотчас оказывается на корточках, — что ты собираешься сделать?       — Если бы не она, то всё было бы, как раньше, — улыбается женщина и продвигается вперёд, — а это значит, что если я убью её, то всё вернётся на круги своя.       Сердце Харкнесс заходится, и его бешеный темп оглушает спецагента. Она смотрит в обезумевшие глаза Стефани, но не видит в них того, что всегда видела в не менее сумасшедших глазах Рио: её проеденный работой мозг автоматически ставит предполагаемые диагнозы, прокручивает всё сказанное раз за разом, но не может придумать план побега, спасения или хотя бы чего-то из того, что способно помочь в такой ситуации.       — Послушай, — спокойно начинает Видаль, выставляя руки перед собой, — уже не будет, как раньше. Нас нет, девочек нет и меня скоро не будет. Уходи и не смей трогать Агату.       Женщина уже давно перестала слушать психопатку и пыталась нанести удары, от которых Рио искусно отбивалась. Нож в руке Стеф был острым и длинным, отчего пугал спецагента одним только видом, но она не могла заставить себя встать и сделать хоть что-то для того, чтобы помочь Видаль: всё её тело подверглось мнимой заморозке и заставляло её оставаться на месте, шокировано наблюдая за происходящим. Кареглазая же и на смертном одре не попросила бы у Агаты помощи, но не потому, что не доверяла, а потому, что опасалась за её собственную жизнь.       Сообщница же не старалась нанести урон Рио, а тратила каждую из своих тщетных попыток на Харкнесс. Её гортанные крики и несвязные слова заполнили помещение, отскакивая от стен неприятным эхом, заставляя каждую морщиться и мысленно умолять, чтобы та прекратила. Заносчивые взмахи клинка нанесли Видаль уже несколько несерьёзных ран, на которые та старалась не обращать никакого внимания: отталкивая женщину подальше от Агаты, ей удаётся выбить из рук той нож и свалить на пол. Вставая на колени и держа девушку за руки, кареглазая следила за тем, чтобы оружие оказалось вне зоны её досягаемости.       — Рио, — рыдала Стеф, предпринимая обессиленные попытки вырваться, — пожалуйста, не предавай меня! Я лучше, чем она, ты любишь меня, а не её! У нас всё было хорошо, Рио, пожалуйста…       — Агата, — произнесла Видаль, но Харкнесс не слышала, — Агата!       — Я убью её, — повторяла женщина, — я ненавижу её! И ненавижу тебя! Из-за тебя все девочки мертвы, из-за тебя! Но я, Рио, я всё ещё люблю тебя, я тебя простила, пожалуйста, Рио!       — Агата, — повторяет преступница, — возьми нож, слышишь? Возьми нож, Агата, он лежит в метре от тебя.       Голубоглазая выполняет непонятную просьбу и подходит ближе, видя, как в глазах Стеф неконтролируемая ярость плещется наравне с бездонным отчаянием. Она всё ещё пытается вырваться, но хватка Видаль кажется стальной: её костяшки побелели от напряжения и прилагаемых усилий, а плечи дрожали от натиска. Сообщница психопатки продолжала безостановочно говорить, действуя на нервы.       — Я убью тебя, — клянётся она, задыхаясь в собственных криках, — я убью тебя, Агата Харкнесс, я сделаю это, и Рио снова будет моей. Ты не сможешь дать ей то, что могу дать я. Ты не знаешь её, ты не любишь её, а она не любит тебя.       — Агата, убей её, — Видаль не просит, а требует, глядя той в глаза.       Спецагент встаёт напротив женщин, держа в дрожащей руке заточенный клинок. Её взгляд бегает от одной преступницы к другой, а голоса смешиваются, мешая попыткам сконцентрироваться и прийти в себя.       — Да у неё сил не хватит даже на то, чтобы меня поранить, — смеётся Стеф, намереваясь встать на ноги, — она никогда не сможет сравниться со мной, никогда! Ты знаешь, сколько человек я убила? Знаешь, скольких из них я пытала? Они умирали от моего ножа, от моих рук, от моего пистолета, я каждое из убийств посвящала Рио, в то время, как она убивала ради тебя! Я ведь права, милая? Ты всё делала ради неё?       — Да, — отвечает психопатка, вызывая у той пущий приступ агрессии, — её смерть ничего не изменит, Стеф. Если ты успокоишься…       — Её смерть изменит всё, — сумасбродно кивает девушка, — её больше не будет, а значит, будем только мы вдвоём.       — Агата, пожалуйста, — просит Рио, — убей её.       — Я… — выдавливает Харкнесс, — я не могу.       — Ты можешь, — кивает преступница, — я знаю, что ты можешь. Она убьёт нас, Агата, она не в себе.       По лицу Стефани стекают чёрные слёзы, окрасившиеся в цвет дешёвой туши, но она продолжает изматывать Видаль в попытках вырваться из её рук. Харкнесс наблюдает за этим, в её голове один за другим проносятся бесконечные диагнозы, степени наказания и меры предосторожности, которые она прописала бы коллегам во время общения с новоприбывшей заключённой. Волосы сообщницы спадают ей на лицо и липнут к влажной коже, Агата клянётся, что видит пульсацию в области сонной артерии и то, как из глаз девушки льются уже не слёзы, а концентрированная ненависть, ярость и безумие того уровня, с которым женщине сталкиваться ещё не приходилось. Ей не хочется думать о том, что Видаль была адекватной в сравнении с ней, ибо она не видела её в подобном состоянии, но происходящее пугает, заставляя, как оказалось, неопытного спецагента замереть на месте.       — Агата, — произносит Рио, заставляя очнуться, — убей её.       Харкнесс отрицательно мотает головой, делая шаг назад, и кареглазая повышает голос, вновь заставляя её это сделать.       — Ты ведь не рассказала ей о том, что самолично убила всех наших девочек? — смеётся Стеф, приковывая внимание голубоглазой к себе, — ты что, правда не знала? Стоило им ослушаться её приказа и…       — Всё было не так! — вмешивается психопатка, — Агата!       — Это ты убивала моих друзей? — внезапно спрашивает спецагент, на что схваченная активно кивает.       — Причём с удовольствием, — подтверждает она, — но ты знаешь, по чьим требованиям я это делала. Я всё делала только ради неё, — выплёвывает Стефани, — пока не поняла, что она делает всё ради тебя. Последние семь убийств — её рук дело. От её рук умерли все, кто был тебе дорог.       — Заткнись, — шипит Агата.       — Но я всё равно её люблю, — продолжает женщина, — и знаю, что она любит меня в ответ. Это у неё прелюдии такие. Скоро она меня отпустит и мы вместе убьём тебя.       — Давай, Агата, — умоляет Рио, — убей её!       — Я не могу!       Харкнесс трясётся, а происходящее застилают солёные слёзы. Она чувствует страх, который не ощущала, кажется, никогда, и продолжает бездейственно смотреть в глаза двум психопаткам, находящимся прямо перед ней. Рука с ножом теряет хватку, тело женщины слабеет с каждой минутой, а голова начинает кружиться, но голубоглазая изо всех своих последних сил удерживается на ногах, сжимая рукоять как можно сильнее. Изображение плывёт и мутнеет, а голоса смешиваются воедино, рождая собой бессмысленный фоновый шум.       Дыхание Стефани становится тяжёлым и прерывистым, но она всё же находит в себе силы и произносит очередные кусающиеся фразы.       — Ты работаешь с психопатами, значит должна знать, что они не способны любить, — кивает она, — нормальных людей — нет, не способны. Ты нормальная, Агата, — хихикает та, — Рио не способна любить тебя.       — Агата, просто сделай это! Целься в шею!       Харкнесс заносит клинок и вонзает его точно в сердце Стеф. Девушка тотчас замолкает, ощущая нечто незнакомое, и пытается вдохнуть, медленно захлёбываясь кровью. Кудрявая не отрываясь смотрит на это, вынимая оружие из пронзённого тела, пока Рио вглядывается в голубые глаза, растягивая на лице широкую улыбку.       — Ещё, — требует она и наблюдает за тем, как Агата наносит ещё один удар.       Нож вновь оказывается в спазмирующемся теле, теперь приземляясь в грудь и оставляя на себе всё больше красной жидкости. Харкнесс наблюдает, приоткрыв рот, а после переводит взгляд на Видаль, смотрящую на неё с абсолютным благоговением: в её карих очах рукоплескал восторг, гордость и буквальное преклонение, которое она неосознанно осуществляла, стоя перед той на коленях. Убийство стало незапланированным актом обожествления, от которого обе не могли оторваться, и Рио самой себе клялась в том, что никогда прежде не испытывала ничего, что будет хоть каплю походить на этот священный трепет.       — Ещё.       Теперь она не требует, а просит, фактически умоляет, и Агата неожиданно слушается, осуществляя заключительный удар, как та просила, в слабую, практически повисшую шею жертвы. Клинок остаётся в ней, падая на пол вслед за Стефани: девушка перестала издавать раздражающие звуки и уткнулась лицом в пол, замертво приземляясь на окровавленный ковёр. Руки Харкнесс омывала красная жидкость, неприятно стягивающая кожу, но эти ощущения минимизировались с каждой продолжительной секундой, посвящённой Рио. Та продолжала молча восхищаться, стараясь равномерно дышать, и удивлялась тому, что видела в глазах Агаты чёртову похоть, смешанную со страхом, и чёртову темноту, что была заведомо ей знакома.       Видаль знает этот взгляд, но присущ он был только тем, кто совершает убийство в десятый, а то и в сто десятый раз: кудрявая, наверняка, даже осознать не успела, что сделала, но в эти драгоценные секунды, дарованные ей, позволяет насладиться произошедшим, и это — именно то, что поражает преступницу. Она знает, что через пару мгновений до мозга женщины медленно начнёт доходить то, что случилось, но не собирается её торопить, продолжая упиваться представшей перед ней иконой: дрожащие руки Харкнесс хранили на себе постепенно засыхающую кровь, её маленькие брызги попали на одежду и губы, в забытье облизанные той. В комнате стояла гробовая тишина, прерываемая тяжёлым дыханием женщины, совершившей своё первое убийство и по-настоящему наслаждающейся этим.       Минута не успела отбить шестидесятую секунду, как удовольствие на лице Агаты сменилось бескрайним ужасом. Она опустила взгляд на собственные пальцы, ходящие ходуном, и на тело, лежащее посреди помещения: брови поползли вверх, а рот приоткрылся в святом неверии. Первые секунды своего осознания спецагент даже не понимала, откуда на её руках кровь, но Видаль была не понаслышке знакома с процессом длительного и мучительного принятия, через который Харкнесс придётся пройти.        — Рио, — шепотом говорит женщина, поднимая на ту слезившиеся глаза.       — Всё хорошо, — преступница встаёт с колен и обнимает Агату, крепче сжимая её в своих руках, — всё хорошо, слышишь? Ты спасла нас.       — Спасла?.. — в бреду переспрашивала кудрявая, боясь не удержать равновесие.       — Да, спасла, — кивает психопатка, — пойдём в зал? Тебе нужно умыться.       Спецагент молча соглашается и продвигается по квартире в объятиях Рио: та не отпускает её от себя, помогая смыть кровь водой. Усаживая потерпевшую на диван, Видаль садится рядом и сжимает чужие дрожащие пальцы в своих, стараясь успокоить и создать чувство защищённости. Агата безотрывно смотрит в одну точку, прокручивая в мыслях весь тот кошмар, произошедший пару минут назад.       Перед её глазами плещет красная жидкость, взявшаяся будто из ниоткуда, стоит взгляд Рио, умоляющий сделать что-то, чего женщина боится, а в ушах звенит чужой незнакомый голос, раз за разом повторяющий какие-то бессвязные вещи. Всё это давит, уничтожает изнутри и бесконечно пугает, заставляя вернуться в ещё менее приятную реальность, пахнущую пылью и чьим-то трупом.       — Я хочу домой, — вдруг произносит Агата, — к себе домой.       — Мне нужен твой телефон, — просит Видаль, — сделаю один звонок, а потом поедем, хорошо?       Харкнесс кивает, разрешая Рио воспользоваться своим мобильником. Та отходит в другую комнату и возвращается спустя две минуты, осторожно приподнимая женщину за руку.       — Поехали, любовь моя, — тихо говорит она и выходит из былого жилища.