Отражение

      Женщины отправились на улицу, но Агата видела, как Рио нехотя покидает стены полюбившейся ей квартиры. Несмотря на то, что идея с прогулкой принадлежала ей, Видаль по-настоящему боялась того, что больше никогда туда не вернётся, но Харкнесс убедила её в том, что это не так. Сейчас голубоглазую переполняли отнюдь противоречивые чувства и мнения, о которых она, пока что, опасалась говорить вслух. Если быть откровенной, то она вообще не думает, что всё это стоит обсуждать, посему откладывает в долгий ящик каждую непрошенную мысль: у неё будет слишком много времени на то, чтобы поразмышлять об этом в одиночку.       Рио радостно вышла во двор, оглядываясь по сторонам. Её окружили высокие деревья, несколько небольших лавок, детские площадки и маленькие магазины, в которых Агата, наверняка, закупалась на постоянной основе. Женщине хотелось взглянуть на это место глазами Харкнесс, узнать всё то, что скрыто от неё самой, и поэтому Видаль просит спецагента отвести её туда, где душа той систематически обретает покой.       Кудрявая пыталась возразить психопатке, убедить в том, что это совершенно ни к чему, но кареглазая упорно настаивала на своём, из-за чего Агате спустя несколько долгих уговоров всё же пришлось согласиться. Спецагент выглядела недовольной, но внутри ощущала приятную отраду, что тешило её эго и украдкой заставляло улыбаться. Ещё никто не проявлял к женщине так много внимания, никто не был заинтересован, по-настоящему заинтересован в её личности и не хотел дотронуться до души так, как этого хотела Рио, посему злиться на неё продолжительное время та не могла, хоть и ругала себя за это.       — Скажи, куда мы идём, — просила Видаль, — не люблю сюрпризы.       — Я тоже их не люблю, — решила напомнить Агата, — но ты не спрашивала меня об этом перед пикником.       — Тебе тогда понравилось, — хихикает себе под нос преступница.       — Как и тебе понравится сейчас.       Рио замечает, как они отдаляются от домов всё дальше и дальше. Квартиры постепенно сменялись частными собственностями, птицы начинали петь громче, а дворовых собак становилось всё меньше. Оглядевшись по сторонам, преступница заметила крошечный парк, больше похожий на отделённый от социума сквер: здесь не было абсолютно никого, кроме одной кошки, греющейся на солнце, и нескольких галок, скрывающихся в высокой траве. Агата наблюдала за реакцией Видаль, останавливая своё движение возле одинокой скамейки, спрятавшейся в тени яблони. Она присаживается на неё, жестом подзывая к себе Рио.       — Как часто ты здесь бываешь? — интересуется она, вставая напротив спецагента.       — Вечерами в субботу, — отвечает женщина, — тут всегда спокойно и никогда никого нет. Я хотела устроить пикник именно здесь, но мне запретили подпускать тебя так близко к своему дому.       — Серьёзно? — удивляется преступница, — почему сюда?       — Здесь я чувствую себя лучше всего. Я живу в этом доме почти с самого детства, поэтому это место наполнено воспоминаниями. Мне хотелось… — Агата запинается, но находит силы продолжить, — вписать в них тебя.       Видаль чувствует себя по-настоящему растроганной, когда присаживается рядом с женщиной и хватается за её руку. Сегодня понедельник, а не суббота, а до её казни осталось шесть дней, но в данный момент ничего из этого её совершенно не волнует. Время близится к семи, что означало, что до конца их совместного отдыха осталось два часа, и эта мысль — единственное, что расстраивает обеих.       — Чем ты здесь занимаешься? — продолжает Рио, заправляя выбившиеся пряди кудрявых волос.       — Иногда читаю, иногда просто сижу, созваниваюсь с друзьями или разбираюсь с работой, — пожимает плечами Харкнесс.       — Ну и скука, — отвечает психопатка, заставляя женщину встать, — воспоминания, в которых есть я, должны быть особенными.       На это спецагент закатывает глаза, в улыбке демонстрирует свои зубы и наблюдает за тем, что задумала Видаль. Та начинает слоняться из стороны в сторону в поисках чего-то конкретного, срывая с дерева цветок яблони, а после возвращается к Агате и помещает его ей за ухо. Вновь убегая, она собирает ещё целую кучу белых и розоватых соцветий, не отвечая ни на один вопрос Харкнесс, и откладывает те на одинокую скамейку. Нос спецагента улавливает ароматные нотки теперь повсюду, и осторожно проводит пальцами по небольшим лепесткам. Рио, наконец, останавливается рядом с ней, принося в руках ещё несколько благоухающих бутонов.       — У тебя телефон с собой? — спрашивает преступница, ловя утвердительный кивок напротив, — ложись на траву, устроим тебе фотосессию.       — Только не это, — Агата прячет лицо, — давай не будем!       — Ложись, — настойчиво просит Видаль, — пожалуйста.       Кудрявая нехотя располагается на зелёном ковре, пока Рио сыпет возле неё нежные лепестки. Та несколько раз чихает, на что слышит заливистый смех и заботливое «будь здорова», но отвечает чем-то на подобии «иди ты, Видаль». Цветы были разбросаны, казалось, повсюду: они были вокруг спецагента, попадали на её волосы, одежду и лицо, чем та своевременно воспользовалась, закрывая одним из них свой правый глаз. В это время психопатка достаёт из чужого кармана телефон и переходит в режим съёмки, наблюдая за происходящим через камеру. Агата проявляет недовольство, умудряясь чередовать его со смехом, а кареглазая улыбается, безостановочно фотографируя ту.       — Меняй позы, — твердит она, — повернись набок, нет, брось в меня парочку цветов.       Харкнесс следует советам своего внезапного фотографа, собирая в ладони неплохое количество бутонов. Рио выбирает режим беспрерывной съёмки и делает, кажется, сотню кадров в секунду, пока Агата кидает в неё лепестки, разлетающиеся в разные стороны. Обе смеются, словно подростки, впервые ощутившие беспечность, а пыльца, осев на одежде, неприятно щекотит носы. Голубоглазая тянется за телефоном, и Рио, думая, что та хочет посмотреть получившееся, без задней мысли его отдаёт. На самом же деле спецагент повторяет за ней, фотографируя теперь её, а Видаль тщетно пытается убежать и скрыться от объектива, пряча лицо ладонями.       — Ложись рядом, — приглашает Агата, — теперь будем смотреть этот ужас.       — Это не ужас! — отрицает Рио, располагаясь на нескошенной траве, — показывай, что вышло.       Голубоглазая улыбается, и вместо того, чтобы открыть галерею, вновь открывает камеру, пытаясь запечатлеть Видаль, лежащую рядом. Та не сразу понимает, что она делает, а доходит до неё только из-за характерного щелчка, что издаёт телефон. Преступница забирает смартфон из рук спецагента, меняя основную камеру на фронтальную. Теперь на экране находятся они обе, и Рио делает одну единственную фотокарточку, что получается смазанной, нечёткой, но счастливой.       — Так, — негодует Харкнесс, забирая устройство себе, — отдавай. Потом посмотрим.       — Агата, у меня нет этого «потом», — преступница говорит это совершенно спокойно, без доли грусти и печали в голосе, что ужасает женщину рядом, — давай сейчас.       Кудрявая несколько долгих секунд смотрит Рио в глаза, а после переворачивается на живот, наблюдая за тем, как психопатка зеркалит её действие. Открывая, наконец, галерею, она первым делом натыкается на их совместное первое селфи, и женщины, глядя на это, начинают смеяться, утыкаясь лицом в траву. На фотографии они выглядели такими забавными, необременёнными, счастливыми и лёгкими, будто бы реальности, в которой они на самом деле живут, не существует. Искренние улыбки остались навсегда запечатлёнными на плёнку, и это изображение уже стало любимым для Агаты, которая никогда и никому об этом не скажет.       Несколько снимков Рио, сделанные кудрявой, отображали ту в движении с улыбкой на лице: то она бежит, то закрывается от объектива, то пытается забрать телефон с блеском в глазах, и Харкнесс знает, что каждое из этих фото останется у неё на телефоне. Видаль лишь смеётся, глядя на них, показывая Агате, насколько ей плевать, как она получилась. Голубоглазая хихикает над ней, радуясь тому, что женщина не столь придирчива к себе, как сама Агата.       Следующие сотни фотографий, сделанные Рио, отображали не менее свободную, хоть и стеснительную Харкнесс. Видаль умоляла женщину оставить каждую из них, но та относилась к себе слишком претенциозно, разделяя получившееся на «удачное» и «неудачное». В глазах преступницы же любое изображение, демонстрирующее Агату, в любом случае будет успешным, посему она закатывает глаза и тщетно пытается убедить спецагента в правдивости своего мнения.       Избирательность остаётся на другой день, когда спецагент убирает телефон в карман, вновь поворачиваясь на спину. Эта поза рядом с Рио ей уже знакома, и подсознание ненароком вспоминает тот злополучный пикник и те впечатления, что остались после него. Психопатки молчат, всматриваясь в цветущие ветви яблонь и кусочки неба, что пробивается сквозь них, но Агата не выдерживает, располагаясь к кареглазой боком.       — Осталось чуть меньше часа, — опечаленно произносит она, — нам пора ехать. В девять ты должна находиться в камере.       — Я не хочу, — протягивает Рио, укладывая голову на мягкой груди, — я бы провела здесь все оставшиеся дни.       — Мы можем сделать всё, что угодно, а ты выбираешь это тухлое местечко?       — Ты любишь его, — кивает Видаль, — оно особенное для тебя, а значит, и для меня.       Агата пальцами расчёсывает чужие волосы, улыбаясь услышанному.       — Подумай, где хочешь побывать завтра, — просит она, — ответ «у тебя дома» не принимается.       — Это было настолько очевидно?       — Я достаточно хорошо узнала тебя за отведённый срок, — утверждает Харкнесс, — я серьёзно, Рио. Подумай, помечтай, пофантазируй.       Видаль лишь кивает на просьбу Агаты, разворачиваясь к той лицом. Она осторожно присаживается рядом и, наклоняясь, дотрагивается до её губ своими, разделяя очередной глубокий поцелуй. Голубоглазая тянет руки к подтянутому телу, погружаясь в ощущения с головой, а после разрывает любые прикосновения, принимая положение сидя.       — Пора, — вздыхает женщина, — нам ещё доехать нужно.       Рио поднимается с травы, протягивая руку Агате. Они медленно и нехотя возвращаются в общество, замечая, как на город опускается закат. Тротуар вдоль домов был узкий и неудобный, из-за чего Харкнесс шла впереди, а Видаль сзади. Перед их глазами расстилалось розоватое небо с оранжевыми облаками, а солнце пряталось за бесконечными деревьями, давая глазам отдохнуть. Спецагент то и дело оборачивалась, даруя преступнице свою улыбку, отчего та не выдерживает и, когда женщины подходят к нужной машине, снова выхватывает телефон Агаты из широкого кармана.       — Я хочу сделать как можно больше фотографий, — объясняет она, — встань чуть левее, будет красиво.       Голубоглазая смеётся, в этот раз не препятствуя намерениям той: она облокачивается на свой автомобиль одной рукой, скрывая половину лица за распущенными волосами, и демонстрирует широкую улыбку, которую неосознанно повторяет Рио. Звучит знакомый щелчок, побуждающий сменить позу, и Агата поворачивается к камере спиной, желая сделать акцент на неповторимом закате. Видаль просит её хотя бы обернуться и делает ещё несколько снимков, после чего отдаёт телефон обратно и плюхается на пассажирское сиденье.       — Объектив тебя любит, — она делает комплимент, встречаемый очередным закатыванием глаз, — не смей со мной спорить.       Харкнесс молчит, заводя мотор. Единственное, о чём у неё получается думать — это Рио, сидящая в её машине в этот по-настоящему особенный день: сейчас Агата не понимает, как относится к происходящему, но точно знает, что оно её устраивает. Поворачивая голову в сторону Видаль, она молчит пару секунд, после чего всматривается в лобовое стекло и бегает глазами по всей видимой территории. Убедившись, что поблизости никого нет, она тянется к психопатке и оставляет на её губах короткий, осторожный и смазанный поцелуй, который, на сегодняшний день, станет последним.       Кареглазая ловит его своими губами, а после пристёгивается, готовясь вернуться в свой собственный кратковременный ад. Теперь нахождение в камере становится невыносимо-мучительным ожиданием, а жизнь — упованием перед завтрашним днём, но Рио знает, что хотела этого. Она знает, что если бы Агата предложила ей отозвать своё решение, то ни за что бы на это не согласилась, откладывая мнимую гордость на потом. Она знает, что всё, о чём мечтала последние несколько лет — это хотя бы раз увидеть Харкнесс вживую, хотя бы раз дотронуться до её кожи в мимолётном, незаметном даже ей самой жесте, посему выбирает довольствоваться тем, что имеет, отправляясь в камеру с улыбкой на лице.       Во время поездки Видаль не сводит с женщины глаз: всматриваясь в профиль той, она ищет её особенности, отмечает внимательный взгляд, устремлённый на дорогу, а также положение рук, что крепко схватились за обтянутый кожей руль. Рио старается поймать каждое мгновение, проведённое вместе с Агатой, даже если у неё нет времени на то, чтобы его вспоминать.       — Кстати, — вдруг вступила кудрявая, — я могу поговорить с охраной и приказать им вести себя сдержаннее по отношению к тебе.       — Это вызовет подозрения, — отрицает кареглазая, — ты не должна заботиться о моём состоянии.       Харкнесс кивает, понимая, что в словах Рио есть доля правды. Их взаимодействия и без того выглядят для коллег, как погорелый театр, по которому плачет дурка, а подобные невзвешенные решения могут навлечь ненужных проблем, подозрений и сплетен, которые Агата усиленно старалась избегать. Сотрудники обращались с Рио заслуженно грубо, так, как и со всеми остальными заключёнными, но Харкнесс никогда не сможет показать то, как сильно ей это не нравится.       — Что ты скажешь Глории, когда приедешь? — спрашивает Видаль, продолжая наблюдать за подпрыгивающими от движения кудрявыми волосами.       — Именно об этом я сейчас и думаю, — признаётся Харкнесс, хмуря брови, — мне нужно создать видимость того, что наши встречи дают результат, но я не хочу рассказывать ей всё то, что сегодня мне рассказала ты. Нужна крупица, за которую и я, и она, сможем зацепиться.       Преступница молчит, обдумывая сказанное. По её сердцу разливается незнакомое тепло оттого, как Агата заботится о их коварном плане и пытается создать легенду, не вызывающую подозрений. Она размышляет о том, что Мисс Глория сочтёт полезным, а что нет, о том, что поможет им продолжить встречаться, но при этом даст руководству какой-то результат.       — Не сдавай Билли, — внезапно произносит Рио, — он мне ещё нужен.       — Для чего?       — Узнаешь потом.       Харкнесс решает не продолжать этот разговор, так как знает, что он ни к чему не приведёт. Женщину смешит то, что Видаль вечно говорит о том, что не любит сюрпризы, но ненароком игнорирует тот факт, что обожает их устраивать, но эта мысль остаётся таиться на подкорке сознания, не вырываясь наружу: Рио будет это отрицать.       Оставшаяся поездка проходит в комфортной тишине, а психопатка умудряется уснуть, чувствуя приятную усталость во всём теле. Агата паркуется у входа в здание, аккуратно пробуждая Видаль лёгким прикосновением к ноге, и когда та открывает глаза, на лице спецагента расцветает широкая улыбка. Харкнесс впервые видит Рио проснувшейся, умиляясь её сонному образу, и тихо говорит «приехали», встречаясь с раздосадованным стоном женщины. До девяти часов оставались несчастные десять минут, и Агата опечаленно смотрит на часы, открывая дверь. Преступница задерживает ту, утягивая за руку, а голубоглазая тут же осматривается по сторонам, отдаляясь подальше.       — Рио! — шипит она, — если заметят — меня уволят, а тебя убьют.       — Когда-нибудь я всё равно умру, — спокойно произносит Видаль, — а ты когда-нибудь уволишься.       — Я не планировала делать это так рано, — кивает Агата, — пойдём.       — Ещё хотя бы минуту, — умоляет та, оглядывая кожаный салон, — у тебя есть ручка?       — Что ты задумала?       — Ручка, — требует Рио, и Харкнесс достаёт из сумки залежавшуюся вещь.       Преступница забирает её себе и тянется к солнцезащитному козырьку, открывая его и оставляя там собственную подпись. Голубоглазая возмущается, ругаясь на то, что теперь это не отмоется, а Видаль кладёт свой палец ей на губы, протягивая ручку в руки той.       — Теперь здесь надолго останется мой след, — улыбается она, — а ты оставь на мне свой.       — Рио, — закатывает глаза Агата, — какая ты ванильная и нарциссичная, аж тошно.       — Распишитесь, Мисс Харкнесс, — манерничает та, протягивая женщине оголённую часть руки.       Спецагент выполняет её просьбу, оставляя на светлой коже свою подпись, а после бросает предмет на заднее сиденье, выбираясь из машины. Рио вторит действиям Агаты, продвигаясь в сторону ФБР, и сразу на входе их разъединяют выжидающие охранники: успев обменяться лишь взглядом, женщины расходятся в разные стороны, подавляя подкрадывающуюся к горлу грусть. В настоящий момент пути у них разные: Видаль спускают в камеру, а Агата поднимается наверх, направляясь в кабинет руководства.       — Добрый вечер, Мисс Харкнесс, — улыбкой встречает её Глория, приглашая присесть в кресло, — надеюсь, что сегодня вы меня порадуете.       — Безусловно, — дружелюбно кивает спецагент, проглатывая ненависть, — планируя наши встречи, я размышляла над тем, что может заставить Видаль что-то мне рассказать, и пришла к следующему умозаключению, которое уже обговаривала с коллегами. Вам известно, что один из её подтверждённых диагнозов — нарциссизм, но это говорит нам не о том, что она излишне любит себя, а о том, что она любит, когда любят её. Это именно то, что я ей даю, — кивает Агата, наблюдая сомневающееся выражение лица напротив, — я стараюсь вести себя с ней так, чтобы она забыла о том, что я знаю, кто она такая. Я даю ей восхищение, даю ей похвалу, внимание, принятие и признание, что автоматически располагает Видаль ко мне. Сегодняшняя встреча уже даёт плоды — постепенно Рио начинает раскрываться, например, рассказывая мне о своём детстве.       — Вы должны понимать, что если даже вы забываете о том, кто она, то она не забудет о том, кто вы, — объясняет Коллинз, — она прекрасно помнит, что после встреч с вами отправится в камеру, а завтра начнёт всё сначала. Что удерживает её рядом с вами?       — Я, — приоткрывается Харкнесс, — ваши догадки были правдивы: Видаль заинтересована во мне, но я пока не решаюсь спросить, почему.       — Как вы это выяснили?       — Она кратко обмолвилась о том, что нападала на ФБР для того, чтобы приблизиться ко мне. Сейчас я продолжаю подпитывать этот интерес, чтобы её желание находиться рядом и доверять преумножалось.       — Ваше время ограничено, — напоминает женщина, — не могу сказать, что я рада, но это уже лучше, чем в первый раз. Вам есть, что добавить, Мисс Харкнесс?       Агата мысленно закатывает глаза, вспоминая то, что говорила ей Рио и пытаясь выудить из всего этого что-то, что отдалённо будет походить на правду для Глории.       — Она подтвердила, что работала не одна, — начинает женщина, — у них был целый отряд, состоящий из женщин, но Видаль утверждает, что все мертвы.       — Где тела? Почему нам ничего об этом неизвестно?       — Я предполагаю, что тела могут быть у нас, но мы просто не знали об этой группировке, — голубоглазая разводит руками, — напоминаю, что мы не имели никаких представлений о внешности Видаль до того, как поймали её, что позволяет нам предположить высокий уровень их конфиденциальности и скрытности. Помимо этого, она добавила, что располагались они на окраине. Мы не можем утверждать, что её сообщники действительно мертвы, посему рекомендую дать доверенным лицам взяться за их поиск.       — Какова вероятность того, что тем двухмесячным убийцей являлась именно она, а не сообщники?       — На данный момент я не могу дать ответ на ваш вопрос, Мисс Коллинз, — вздыхает та, — но у меня есть ещё шесть дней.       — Поторопитесь, — требует руководство, — не думаю, что вас радует перспектива провести их в обществе Рио Видаль.       — Сделаю всё, что в моих силах, — Харкнесс настойчиво сдерживает дурацкую улыбку и выходит из помещения, отправляясь домой.       Усаживаясь на водительское сиденье, Агата обращает внимание на неопущенный солнцезащитный козырёк, который демонстрирует на себе недавно сделанную Рио подпись. Женщина неумышленно улыбается, возвращая его в прежнее положение, а после отправляется домой, ощущая внезапное гудение в ногах. Сегодня голубоглазая устала не от бесконечного количества незаканчивающихся бумаг, не от беспрерывных совещаний и проверок, а от прогулки с психопаткой, вызывающей в погасшей душе неожиданное свечение, и этот факт приятно удивляет спецагента.       Пока мотор ещё гудит, а Харкнесс внимательно следит за дорогой, Видаль киснет в своей холодной камере, раз за разом проводя дрожащими пальцами по подписи на своей руке. На лице возрождается улыбка, а сердце тешится ощущением, что Агата рядом: в мыслях гуляют события прожитого дня, тяжёлое ощущение внизу живота от недавних взаимодействий и вспомнившееся счастье в сквере, трава которого до сих пор остаётся помятой. Удивительно, но тяжёлый груз предстоящей смерти Рио сейчас не пугал и даже не приходил на ум, желающий скорее погрузиться в сонное забытье. Сейчас, находясь в пустой и безликой камере, окружённой преступниками и вооружёнными силами, психопатка ощущает спокойствие и предвкушение завтрашнего дня, отчего закрывает глаза и старается как можно скорее уснуть, чтобы как можно скорее проснуться.       Переступая порог собственной квартиры, Агата окунается в омут воспоминаний, созданный запахом Видаль, до сих пор не выветрившимся из помещения. Она проходит вглубь, касаясь пальцами стены, к которой Рио не так давно её прижала, приближается к столу, за которым они ели, а после садится на диван, занимая то место, на котором располагалась кареглазая. Чувства Харкнесс варьируются между собой, но ни одно из них сейчас не преобладает: грусть захлёстывает радость в то время, как радость захлёстывает грусть, и Агата хватается за голову, направляясь в ванну.       Окончив водные процедуры, спецагент замечает, что впервые за долгое время ложится спать до двенадцати. Зайдя в спальню, женщина останавливается в проходе, уставившись на кровать: тело обдаёт мурашками, когда она вспоминает то, что происходило на этой постели. Кожа начинает вновь ощущать знакомые прикосновения, пальцы подрагивают, а губы горят, заставляя к ним прикоснуться. Голубоглазая ложится на свою половину, укрываясь одеялом, и замечает, что подушка пахнет Рио больше, чем всё остальное в её доме: начиная вдыхать чаще, на лицо лезет улыбка, и, закрывая глаза, она практически может представить то, что психопатка прямо сейчас лежит рядом с ней.       Завтра им обеим предстоит ещё один день, проведённый наедине, и Агата точно также, как и Рио, старается скорее уснуть, чтобы скорее проснуться. Мешала женщине одна единственная фраза, раз за разом проскальзывающая в её усталых мыслях: «У меня нет этого «потом», Агата. Давай сейчас», и Харкнесс, кажется, впервые собирается жить настоящим.