Отражение

      Солнце нежно освещало спальню Агаты, отбрасывая свои лучи на двух женщин, лежащих на кровати. Их губы уже давно опухли от бесчисленных поцелуев, варьирующихся от осторожных до грубых, но Харкнесс с каждой минутой чувствовала сгущающуюся тьму в своём теле, от которой ей хотелось как можно скорее избавиться. В какой-то момент, когда комната погружается в характерные, громкие и соблазнительные для каждой звуки, Рио уже в знакомом и практически выученном движении седлает спецагента, заставая ту врасплох.       Агата лежит, раскинув руки в разные стороны, и смотрит наверх, запоминая серьёзное лицо Видаль. Психопатка делает то же самое, анализируя каждую мимическую ужимку напротив, и молчит, вслушиваясь в тяжёлое дыхание. Обе чего-то ждут, искушая друг друга всё сильнее, но не поддаются собственным мыслям, ругая и благодаря себя за это одновременно.       Рио опирается ладонями с двух сторон от Харкнесс, приближаясь к её раскрасневшемуся лицу, и смотрит в глаза, медленно опуская взгляд на губы. Агата же не шевелится, хоть и яро хочет приблизиться, и внимает движениям психопатки, что действует более уверенно и смело: Видаль вновь целует женщину, проталкиваясь языком вглубь её рта, а спецагент, наконец, подключает руки, гуляющие по тонкой талии. Пальцы вытаскивают заправленную в джинсы рубашку и проскальзывают к коже, до которой дотронуться хотелось ещё на самой первой встрече, и сжимают её, запоминая нежную, буквально бархатную фактуру. Рио на секунду немеет, чувствуя на себе желанные прикосновения.       Руки преступницы мелко подрагивают от предвкушения, и она точно знает, чего хочет. Расстёгивая рубашку Агаты, она смотрит на её лицо, смотрит в тёмные глаза, которые говорят всё за неё, и на пылающие красным приоткрытые губы, к которым хочется раз за разом возвращаться. Распахнутый верх открывает для Рио вид на бюстгальтер Харкнесс, который её совершенно не интересует. Нет, безусловно, он красив и безумно подходит этой женщине, но то, что находится под ним, манило Видаль намного больше. Она пару секунд рассматривает это тело, останавливая себя: вздымающаяся грудь, острые ключицы и буквально идеальный живот приковывает к себе внимание, и Рио прямо сейчас хочет облизать Агату с ног до головы, показывая всё своё безостановочное восхищение.       Харкнесс вдыхает побольше воздуха, когда психопатка обдаёт своим дыханием её шею: она не знает, откуда возникло всё то напряжение, которое она ощущает во всём своём теле, но знает то, что сбежать от него было невозможно. Глаза закрываются, а голова откидывается назад, когда Видаль первый раз прикасается к ярёмной вене губами и чувствует сумасшедший пульс той. Она проходится языком по всему периметру желанной шеи, прикусывает кожу и зализывает собственные укусы, поднимается к ушам и целует возле них, располагая ладонь одной из рук на неспокойной груди. Агата с каждым действием Рио всё больше сходит с ума, мечтая почувствовать ту повсюду, посему выгибает спину и сжимает бёдра, стараясь намекнуть психопатке о своих мыслях. В них не осталось ни капли стыда, смущения или здравого смысла, в них была тьма, был разврат и секс, представляющийся в тайне глубокими ночами.       Видаль не позволяет себе снять мешающий бюстгальтер Харкнесс, сразу опускаясь к чувствительному животу. Женщина покрывает его беспорядочными поцелуями, на которые Агата, приподнявшись на локтях, с упоением смотрит: преступница действует аккуратно, нежно, но резво, тщетно пытаясь утолить собственный голод. Находясь между бёдрами спецагента, она поднимает голову, слыша своё имя из зацелованных уст.       — Рио, — хрипло говорит Агата, смотря той в глаза, — иди ко мне.       В голосе Харкнесс нет абсолютно ничего святого, и Видаль может поклясться своими оставшимися днями, что никогда не слышала эту женщину более уверенной, чем сейчас. Её глаза чуть сужены, губы приоткрыты, скулы выточены, а кудрявые волосы чуть взъерошены, и Рио снова мысленно клянётся, что это — самый возбуждающий вид из всех, что она когда-либо видела. Агата ждёт, пока психопатка приползёт ближе, а после снова откидывается на подушку, идеально приподнимающую голову: Видаль уверенно сидит на ней и не отводит взгляд, пока Харкнесс, глядя той в глаза, расстёгивает совершенно не нужные сейчас пуговицы на её белой рубашке. Вещь летит на пол, а узел в животе скручивается, казалось, донельзя, когда Агата обращает внимание на бюстгальтер и то, что скрывается под ним.       Женщина поднимает свою руку и смелым движением располагает её на макушке Рио, заставляя её наклониться. Губы вонзаются в чужие, целуют сладко, долго и громко, после чего прикусывают плоть и оттягивают её, показывая намерение на некую доминацию. Кареглазая никогда не признает вслух то, что ей это нравится, но за неё говорит внезапный стон, заставляющий Агату улыбнуться.       Харкнесс хватается за волосы Видаль, отдаляя ту от себя, и прожигает собственным нетерпеливым взглядом, приказывающим приступить к тем или иным, но наконец-то настоящим действиям. Откровенно говоря, их зрительный контакт уже являлся той или иной прелюдией, источая собой секс в самом нечистом его проявлении. Агата же приспускается ниже, и пока Рио опирается на свои руки, Харкнесс сползает и губами припадает к её груди и животу, целуя и вдыхая сладкий запах кожи. Пальцы уверенно и сильно сжимают плоть, оставляя белые следы, которые со временем покраснеют, а зубы кусаются, заставляя психопатку зашипеть. Когда агент возвращается в своё прежнее положение, за дело берётся Рио, и всё происходящее начинает походить на борьбу за доминирование: Видаль прикусывает мочку уха, оставляет засос чуть ниже ключицы и нечаянно (хотя на самом деле специально) вдавливает колено Агате между ног, посылая импульсы туда, где голубоглазая больше всего хотела их почувствовать.       — Рио, — в спешке произносит женщина, закусывая нижнюю губу.       — М? — переспрашивает преступница, посвящая всю себя истерзанной шее.       — Рио, — Харкнесс с надрывом повторяет любимое имя, выгибая спину, — ты нужна мне ниже.       — Я знаю, — утверждает та, спускаясь к ложбинке между грудью.       Чёртов бюстгальтер всё ещё на Агате, и Видаль знает, что сегодня он останется на ней. Голубоглазая уже не дышит, а пытается отчаянно вдыхать хоть каплю кислорода, и Рио гордится тем, что довела женщину до исступления.       — Спустись, — просит агент, продолжая ощущать меж своих бёдер еле заметное соприкосновение.       — Нет, — играет психопатка, через ткань сжимая сосок Харкнесс своими пальцами.       — Чёрт, — Агата жмурится, беспорядочно облизывая губы, — пожалуйста, Рио.       — Нет, — повторяет та, приподнимаясь к лицу, — это тебе за то, что приняла решение, не спросив меня.       Женщина открывает глаза, измученно смотря на Видаль. Ей осталось лишь на колени встать, но молящего взгляда вполне хватает им обеим. Психопатка бессовестно улыбается, пока Агата ёрзает на кровати, пытаясь заполучить с той хоть какой-то контакт там, где ей нужно это больше всего.       — Рио, нет, — просит она, — пожалуйста, только не сейчас. Моё состояние — твоя вина.       — И от этого наказание имеет свою силу, — кивает психопатка, целуя голубоглазую в нос, — в следующий раз я дам тебе шанс.       — Если ты не дашь мне его сейчас, то следующего раза не будет, — Харкнесс задыхается от собственных ощущений, но продолжает говорить, держа ту за плечи, — мне нужно это, мне уже больно.       — Прости, милая, но ты знала, с кем имеешь дело.       — Это жестоко даже для тебя! — возмущается она, — пожалуйста.       Видаль не слушает женщину, сползая с её тела. Располагаясь рядом на кровати, преступница прекрасно знала, что Агата не остановит свои тщетные попытки упросить ту, но была этому только рада. Тело Рио кричит о продолжении, яро хочет заставить её отказаться от своей идеи и продолжить то, что они начали, но Видаль старается на это не вестись, концентрируясь на чём-то другом. Навязчивая пульсация между её ног мешает разумно мыслить, а учащённое дыхание справа и вовсе сбивает с толку, раз за разом побуждая окунуться в омут запрещённых воспоминаний. Картина прошлого сменяется настоящим, когда Харкнесс впервые за историю их странного общения седлает её тело, перебрасывая длинные волосы на одну сторону.       — Мне казалось, что бросать начатое — не в твоём стиле, — соблазняет женщина, сидящая на другой без рубашки.       — Ты права, — соглашается Рио, — но я хотела проучить тебя, и вижу, что у меня отлично это получается.       — Я думала, что наказание будет несколько иным, — улыбается Агата, начиная медленно и практически незаметно тереться о чужой живот, отвлекая своими речами.       Видаль притягивает её за голову к себе, выбивая неуместную усмешку с губ.       — Ты думала о каком-то наказании? — говорит она ей на ухо, — я хочу послушать.       Харкнесс опирается на руки и колени, и теперь, в таком положении, находит ногу Рио и трётся о неё. Она делает это бессовестно, не пытается скрыть свои намерения и демонстрирует собственные ощущения, которые вновь учащают дыхание. У Видаль на лице серьёзность чередуется с игривостью, и она действительно не имеет ни малейшего понятия, что делать с этой женщиной.       — Нет, — отвечает Агата, шумно выдыхая той в шею, — я не скажу ни слова, чтобы тебе ночью было, чем заняться.       Преступница задерживает дыхание, когда смысл сказанных слов доходит до её заторможенного ситуацией мозга. Только сейчас она понимает, что Агата хочет, чтобы та как можно чаще думала о ней, чтобы удовлетворяла себя втайне от всех и вспоминала образ голубоглазой, чтобы каждое слово, слетающее с губ, посвящалось только ей одной. Рио грубо целует Харкнесс, вторгается своим языком к ней в рот и чувствует, как телодвижения той становятся всё более нуждающимися, а трение хаотичным и горячим.       Видаль хочется запустить руку к женщине в штаны, хочется снять этот бесполезный бюстгальтер и припасть губами к давно затвердевшим соскам, но она снова останавливает себя, скидывая спецагента на другую сторону кровати. Та негодует, возмущается, злится и продолжает лезть, но встречается с ненавистным хладнокровием, вызывающим раздражение: для Рио придуманная ею игра всегда была на первом месте.       — Я припомню тебе это, — обещает она, — на моём месте когда-нибудь окажешься ты.       — Ловлю на слове, — улыбается Рио, показывая своё согласие.       Агата встаёт, набрасывает на себя мятую рубашку и смотрит на часы, короткая стрелка которых немного перевалила за три часа дня. Низ её живота всё ещё неприятно полыхает, отбрасывая импульсы в каждый участок тела, и женщине приходится просто это игнорировать, что даётся с большим трудом. Она бросает короткий взгляд на лежащую Видаль, верх который скрыт лишь бюстгальтером, и решает не трепать себе нервы, уходя в другую комнату.       — Эй, — кличет ей вслед Рио, успевающая накинуть свою рубашку, — куда ты?       — От тебя подальше, — закатывает глаза Харкнесс, — ты плохо на меня влияешь.       Психопатка смеётся, застёгивая последние пуговицы. Женщины отправляются на кухню и встают возле белого холодильника: Агата открывает его дверцу и бегает глазами по содержимому. Рио же на него было совершенно плевать, потому что она стояла чуть позади и оглядывала спину спецагента. Картина, открывшаяся её глазам, была слишком непривычной, но не менее оттого прекрасной, и эта обыденность по-настоящему задела какой-то уголок её холодного сердца.       — Хочешь есть? — спрашивает кудрявая, — могу предложить тебе… салат, курицу, яйца и котлеты. Последние я делала сама.       — У тебя есть на это время? — удивляется Видаль, — давай попробую.       Накрыв на стол и разогрев еду для Рио, Харкнесс берёт всё необходимое и присаживается вместе с психопаткой, для себя оставив небольшую порцию салата. Происходящее ощущалось каким-то странным, но вовсе не от неловкости: странность была в том, что её не было, и этот факт до сих пор тихо поражал обеих. Они поглощали еду в тишине и спокойствии, которые время от времени прерывали восторженные комментарии Рио. Когда короткая трапеза подошла к концу, а тарелки были поставлены в раковину, женщины остались в гостиной, расположившись на мягком и большом диване.       Молчание, разлившееся в помещении, не напрягало, а успокаивало. Район, в котором проживала Харкнесс, полюбился преступнице: его прелесть была в бесконечной тишине, в отсутствии надоедливых городских звуков и чистом воздухе, благодаря которому открыть окно было не страшно. Видаль представляла то, как они приедут сюда ещё хотя бы разок и пройдутся по тем местам, которые Агата любит больше всего, но от этих мыслей на женщине откладывалась непроходящая пугающая тревожность, из-за которой её тело неосознанно льнёт ближе к спецагенту.       Она садится рядом с голубоглазой, кладёт голову ей на плечо и закрывает свои карие, внимательно вслушиваясь в спокойное дыхание рядом. Харкнесс переплетает их пальцы, в привычной манере поглаживая кожу большим, и растворяется в этой внезапной идиллии, о которой пару дней назад не могла даже подумать. Тепло от тела Рио в первую очередь согревает её душу, из-за чего на лицо лезет неожиданная улыбка. Агата поворачивает голову и целует чужую макушку, понимая, что этот жест крайне редко используется ею по отношению к кому-либо.       Глаза Видаль начинают постепенно закрываться, а тело полностью расслабляться, что спецагент чувствует своим: осторожно глядя на женщину рядом, Харкнесс кротко улыбается и тихо наблюдает за этим бесконечным спокойствием. Веки Рио иногда подрагивают, а пальцы в руке Агаты теряют свою сильную хватку, но после та пробуждается, чуть вскакивая со своего места.       — Нет, я не хочу спать, — потягивается она, — давай чем-то займёмся, я не хочу засыпать.       — Почему? — в непонимании интересуется женщина, — я бы не стала тебя будить.       — Я хочу запомнить каждую секунду, проведённую с тобой, — Рио укладывает голову на колени Харкнесс и смотрит той в лицо, — а поспать я и в камере могу.       — Ты говорила, что хочешь узнать, каково это — уснуть и проснуться с любимым человеком. Если я под эту категорию не попад…       — Попадаешь, — Видаль закатывает глаза, ухмыляясь, — но это только первый день. Впереди у нас будут возможности устать, после чего мы вернёмся в твою квартиру и ляжем спать.       — Я не могу оставить тебя на ночь, Рио, — с сожалением вздыхает Агата, поглаживая рассыпчатые волосы.       — Мне на это плевать, — утверждает кареглазая, — твоё руководство сделает всё, чтобы вытянуть из меня информацию, которую, по их мнению, ты усердно добываешь. Ради этого они допустят исключение.       — А как ты предлагаешь мне это объяснять?       — Скажешь, что я с ножом у твоего горла это требую, — Рио улыбается своим мыслям, — надо будет потренироваться, чтобы ты не застонала им в трубку.       — Рио! — смеётся Харкнесс, — но, вообще, план хороший.       — Со звонком или с тренировкой?       — И с тем, и с другим, — Агата наклоняется, чтобы оставить лёгкий поцелуй у той на носу, — куда ты хочешь отправиться? Я пообещала себе отвезти тебя туда, куда ты скажешь.       Видаль задумывается, закрывая глаза. Она настолько застряла в погоне за Харкнесс, что забыла о собственной жизни, и теперь понятия не имеет, чего от неё хочет. Оставшиеся семь дней плелись за ней непреподъёмным грузом, напоминанием о том, что она осознанно доживает фактически последние часы и даже сейчас не знает, чего хочет, помимо Агаты. Ближайшие три с половиной года она посвятила этой женщине, планированию убийств и их совершению, мыслям о будущем и попыткам забыть прошлое, но никогда не жила в настоящем. Нынешнее же время ей хочется продлить, проживать один и тот же день раз за разом, но так, чтобы в нём обязательно присутствовала голубоглазая: по-другому он теряет смысл.       — Я не знаю, — честно признаётся преступница, удивляя Харкнесс.       — Не знаешь? — переспрашивает она, — вспомни, где ты хотела побывать, что хотела увидеть, попробовать, почувствовать.       — Все мои желания были связаны с тобой, — открывается Рио, — я хотела быть ближе к тебе, лучше тебя знать, иметь возможность дотронуться и разговаривать так, как мы разговариваем сейчас. Моё главное желание — это ты, Агата, а значит, что всё остальное мне больше не нужно.       — Нет, Рио, — женщина выказывает своё негодование, заставляя ту подняться с её колен, — об этой части твоей жизни мы обязательно поговорим, но позже, а сейчас я хочу знать то, что было в ней до меня. До убийств, до тюрьмы, приговора и сегодняшнего дня.       — Я хотела побывать в Риме, — спустя минуту отвечает Видаль, — но сейчас я этого не хочу.       — Попробуй придумать то, что реально осуществить хотя бы за сутки, — Агата действительно старается ей помочь, попутно с этим держа за руку.       Преступница оглядывает помещение мимолётным взглядом, фантазируя о своих желаниях и мечтах. Это даётся ей с трудом и ничего не идёт в голову, но глаза Харкнесс побуждают её продолжать: Рио видит в них надежду, искреннее желание помочь и услышать хоть что-то, посему Видаль не заканчивает скудные размышления, отчаянно пытаясь их развить.       — Во-первых, я хочу погулять по твоему району, — начинает она, — хочу побывать в твоих любимых местах и съесть любимое блюдо. Во-вторых… — женщина вновь задумывается, поднимая глаза кверху, — мне бы хотелось вернуться в твою квартиру ещё хотя бы раз.       — Рио, — Агата вздыхает, опуская голову, — то, что ты говоришь, связано со мной, но твоя жизнь — это не я. Впиши в неё себя.       — Ты ошибаешься, — психопатка отрицательно мотает головой, — моя жизнь — это действительно ты. Ты была ею не всегда, и именно твоё отсутствие в ней было невероятно отвратительным этапом. Я не хочу туда возвращаться, потому что когда я узнала о тебе, то жизнь возымела смысл. Раньше его не было.       — Почему? — Харкнесс с сочувствием смотрит на женщину, крепче сжимая её пальцы в своей руке, — почему так произошло? Может, начнём с этого? Расскажи мне о своей жизни с самого начала до сегодняшнего момента.       — Агата… — Рио улыбается, но спецагент понимает, что та надевает защитную маску, — это долго.       — Я не заставляю тебя, — кивает голубоглазая, — но искренне хотела бы знать. Я понимаю, что это сложно, но хотя бы попробуй.       Видаль долго молчит, аккуратно потирая чужую тёплую руку. Воспоминания вспышками проносятся в её мыслях, доставляя практически физический дискомфорт, и она хмурит лоб, поджимает губы и закрывает глаза, пытаясь его избежать. Она предполагала, что их с Агатой отношения дойдут до этого этапа, но не знала, что это произойдёт так скоро (будто бы у них было больше времени), посему была не готова. Вздохи один за другим слетают с её губ, и женщина пытается понять, с чего стоит начинать: так или иначе, но перед Харкнесс она собирается быть честной, хоть и, в какой-то степени, но всё же боится реакции.       — Ну, я не знаю, сколько ты знаешь про меня из досье, — вновь улыбается она, опасливо поднимая взгляд.       — Говори всё, что посчитаешь нужным.       Сейчас Рио выглядела совершенно другим человеком, но Агата старалась не акцентировать на этом внимание: несмотря на всё происходящее между ними, спецагент продолжала оставаться сотрудницей ФБР, неплохо разбирающейся в психологии психопатов, посему понимала, что любая неоднозначная реакция может оттолкнуть, спугнуть и обратить поведение Видаль вспять. Она думала об этом не из-за того, что на её рабочем столе лежит незавершённое дело, а из-за того, что действительно ценила доверие женщины и хотела, чтобы его было как можно больше. Ей не хотелось лепить из преступницы бесхребетную личность, не хотелось подстраивать её под себя или внушать мнимую безопасность, нет. Ей хотелось видеть настоящую Рио Видаль в то время, как та будет видеть настоящую Агату Харкнесс.       — Ладно, — вздыхает психопатка, — я постараюсь быть краткой. Мои мама и папа были крепкой семьёй, посему любые доводы, что я стала такой из-за них, выводят меня из себя. Возможно, отец иногда перегибал палку, но такое позволяют себе практически все мужчины. Мама любила меня, а я любила её, считая своей лучшей подружкой. Я как-то раз уже говорила, что плохо помню своё детство, поэтому для меня жизнь началась ориентировочно с шести лет. Когда мне было двадцать два, папа умер от инсульта, а через четыре года ушла и мать, уснув за рулём.       Агата старается умеренно кивать, показывая Рио свою заинтересованность, и не смеет перебить, молча вслушиваясь в каждое слово.       — Потом всё, как в тумане. Их смерть навсегда оставила на мне след. Первое убийство я совершила в тридцать лет, но удивило меня то, что я не испугалась, хоть и не осознавала, что произошло. После этого какой-то парень приставал ко мне на работе, и под видом соблазнения я затащила его в подсобку, а после осознанно зарезала. У него было обручальное кольцо, — Видаль останавливается, сглатывая слюну, — и мне стало так мерзко видеть его и знать, что он собирается со мной сделать, что я отрезала ему безымянный палец. После этого ещё три особи противоположного пола до меня домогались, а я с удовольствием проделывала с ними то же самое, что и с первым осознанным, а потом, наверное, втянулась. Поначалу это и было моим смыслом, но, впоследствии, он изжил себя.       Преступница бросает короткий взгляд на женщину напротив, видя в глазах той искреннее сочувствие и не менее искренний интерес. Агата становится первой, кто хочет слышать её историю и первой, кто действительно её слышит, и осознание этого факта заставляет сердце Рио вздрогнуть, продолжая рассказ.       — Я познакомилась с компанией, которая имела связи в органах, и именно поэтому мои проделки оставались скрытыми от вас, людей из ФБР. Влюбилась в девчонку, думала, что всё серьёзно, но она изменила мне с парнем своей подруги. Я убила его, — на этих словах психопатка усмехается, и Харкнесс предполагает, что мысли той затмили воспоминания, — и ушла с их тусовки. Оставшись одна, пыталась найти работу, но поняла, что находиться рядом с мужчинами не могу — они вызывают у меня омерзение, желание причинить боль и, впоследствии, убить. Другая девушка с прошлой компании связалась со мной через некоторое время и привела в агентство по недвижимости, которое, на самом деле, являлось преступной женской группировкой. С того дня я работала с ними.       — Ты понимаешь, что рассказываешь это агенту ФБР? — спрашивает Агата, желая увидеть реакцию женщины.       — Сольёшь своим?       — Похороню в себе, — улыбается Харкнесс, дотрагиваясь указательным пальцем до носа Видаль, — но я не могу понять одно. Ты на допросе сказала мне, что на твоём счету… двести шестьдесят семь убийств, если не ошибаюсь?       — На нашем счету, — объясняет Рио, — и это не за два года, а за все те, что я была с ними. Ориентировочно, восемь. Это длилось долго, сначала ради забавы, мести их и моим знакомым, а после пошли заказные убийства, и мы раскрутились. Я не считала точное количество конкретно своих жертв, а назвала общее число. Чаще всего я убивала именно последние два года, но об этом позже.       — Я слушаю, — спокойно заверив, произносит Агата, готовясь внимать дальше.       — Они убивали мужчин, и когда та девушка узнала, что я занимаюсь тем же, то пригласила меня присоединиться. Критерий для убийств было немного — наличие жены и измены. Говарда помнишь? — Рио спрашивает и ловит утвердительный кивок напротив, — делай выводы. Я втянулась в это дело, имела деньги за заказные убийства и грабёж, получала удовольствие и спала с теми, кто находился в моей новой компании. А потом…       Харкнесс молчит, ожидая продолжения, и Видаль вздыхает, возобновляя откровение.       — А потом на наш след напали вы. Один из твоих коллег обезвредил нашу девчонку, но та не поддалась и не рассказала ему про всех остальных. Мы стали тише, но злости стало больше, и с того момента открылся огонь по ФБР. Всем сорвало крышу и они хотели устранить каждого, под всех копали и нарыли кучу информации про мужчин в то время, как я рыла про женщин. Тогда я узнала про тебя.       — Сколько лет назад это было? — спецагент задаёт тот вопрос, который интересовал её практически всё это время.       — Три с половиной года назад, — признаётся Рио, — я очень медленно, осторожно, но продуктивно узнавала про тебя всё, что хотела, пока девчонки думали над тем, как приблизиться к ФБР. Я захотела тебя во всех смыслах сразу после того, как увидела твою рабочую карту, личное дело и все документы, в которых фигурировало твоё имя. Я придумала план, который, в первую очередь, преследовал мои личные цели, но никому об этом не сказала, потому что знала, что они могут меня кинуть. Суть заключалась в следующем: я пробиваю, кто из ваших сотрудников женат и у кого есть любовница, чтобы мы не отдалялись от своих основных целей, а девочки их устраняют. Мы оставляем следы, вы на него нападаете, но теряете всё больше людей, и тут за дело берёшься ты, Агата, потому что ты — та, кто был нужен мне изначально.       — Для чего? — в непонимании уточняет Харкнесс, — я не улавливаю смысл.       — Я объясняла это на пикнике, — напоминает Видаль, — я изучала всё, что попадётся на глаза, через посредников узнала твою личность достаточно хорошо для того, чтобы сделать о тебе определённые выводы. Я знала, что ты поймёшь меня, но моей целью стало не это. Моей целью являлось сделать так, чтобы ты поняла себя, и я достигла этого. Именно поэтому теперь мне ничего не нужно, кроме тебя: я три с половиной года жила тобой, жила своим мотивом и тем, как он на тебя повлияет, потому что знала, что я не ошибаюсь, знала, что спустя какое-то время у меня получится тебе это доказать. Убитые нами сотрудники являлись приближёнными к тебе людьми только для того, чтобы ты обратила на меня внимание, и я сделала себя мишенью для того, чтобы стать для тебя заметной. В вашей базе нет ни одной другой девчонки, с которыми я работала, помимо той, что вы убрали изначально. Те, что остались на свободе, до сих пор думают, что я попала сюда ненароком.       — Я ничего не понимаю, — запуталась женщина, — я о тебе узнала два года назад, а не три с половиной. А по моим друзьям вы проходились последние четыре месяца.       — До того, как ты узнала обо мне, мы придумывали план и пытались понять, насколько он действенен, стоит ли вообще менять курс дела или нет. Это был риск, потому что за заказные убийства мы получали деньги, а за месть могли получить лишь расплату. Потом, те два года, я заявляла о себе для того, чтобы ты заинтересовалась, чтобы не забыла обо мне так, как обо всех остальных подозреваемых. И уже после того, как я убедилась в том, что ты заострила внимание на мне, я взялась за ФБР, чтобы твой интерес в глазах коллег был оправдан.       — Но ведь у тебя не было гарантии в том, что я займусь этим делом?       — Ты работаешь с психопатами, и мне было прекрасно это известно. Вполне логично предположить, что женщина, убивающая одного за другим без очевидного мотива, является одной из них.       — Кстати, — перебивает Агата, — тебя нашли с кровью под ногтями, но убийство совершила не ты.       — Твой друг был убит незадолго до того, как мы подстроили его смерть.       Харкнесс кивает, понятия не имея, что отвечать.       — Единственное, что я не позволяла себе — это прямая слежка за тобой. Я понимала, что всё может закончиться, не начавшись, а мне было бы слишком обидно терять всё то, к чему я иду. Когда я первый раз увидела тебя вживую, там, в допросной… наверное, только в тот момент я осознала, что всё было не зря. А сейчас, держась за твою руку, я убеждаюсь в этом только сильнее, — Рио улыбается кончиками губ, вздыхая, — когда я говорила, что жизнь до тебя была отвратительной, то не шутила. В ней не было ничего, за что я могла бы держаться, и никого, кого я могла бы любить. В ней не было ничего, что смогло бы вдохнуть в меня воздух так, как смогло это сделать твоё существование. Я знаю, что всё это может пугать, и поэтому не жду ответа или какой-то реакции. Ты спросила — я ответила.       Агата молчит, переваривает сказанное и отчаянно старается понять, что чувствует. В одном Рио точно права — слышать нечто подобное действительно пугающе, но не настолько, чтобы голубоглазая хотела от неё отвернуться. Ей было жаль Видаль, сочувствие по отношению к ней то и дело подкрадывалось к горлу, но она знала, что показывать это не стоит. Харкнесс просто не понимает, что такого сделала для того, чтобы преступница относилась к ней подобным образом, посему решает спросить об этом напрямую.       — Но… — несмело начинает она, — я ведь… буквально ничего для тебя не сделала. Я была одной из тех, кто искал тебя в попытках посадить за решётку.       — Для того, чтобы влюбиться, делать ничего не надо, — Видаль добродушно улыбается, удивляясь мыслям женщины, — ты хотела посадить меня только в самом начале, пока не заинтересовалась мной, как человеком. Мы это уже обсуждали, Агата. Чуть позже моя поимка начала означать для тебя намного больше, нежели просто выполнение служебного долга.       Харкнесс кивает, понимая, что Рио снова права. Возможно, голубоглазая ловила себя на подобном осознании ещё тогда, задолго до личного знакомства с психопаткой, но оно её настолько пугало, что женщина выбирала не то, чтобы отрицать эти мысли, а уйти в забытье и абсолютное исключение подобной возможности. Агата знала, что за это увольняют, знала, насколько непрофессиональны подобные размышления, но не знала, насколько они реальны. Харкнесс как сейчас помнит, как сотни раз прочитывала дело Видаль, помнит, как представляла её лицо, помнит, как нездорово сильно хотела с ней повидаться и услышать голос, что снился ей каждую ночь.       — Ты помнишь, да? — с ухмылкой спрашивает преступница, вновь читая кудрявую, как открытую книгу, — я знаю, что ты помнишь. А ещё, Агата, я знаю, что ты не раз приходила туда, где мы убивали, в надежде на то, что там окажусь я. И знаю, какой разочарованной ты оттуда уходила, когда понимала, что меня там нет.       — Снова используешь на мне свои соблазнительные примочки? — Харкнесс улыбается, пытаясь предотвратить учащение дыхания.       — Мне слишком сильно нравится видеть то, как они на тебя действуют, — кивает Видаль, приближаясь к озадаченному лицу.       — Получается, за мной следили твои сообщницы? — голубоглазая сглатывает, возвращая себе самообладание, — как долго?       — Они здесь вообще не при чём, — усмехается Рио, — они знали о тебе, но лишь как о уважаемом сотруднике. Не забывай, что у меня везде есть глаза, руки и уши.       — В ФБР? Даже сейчас? Кто?       — Среди твоих — никого, — успокаивает её Видаль, — это люди с других отделов, и их не так много, как ты думаешь. Изначально было двое, но я приказала убить Говарда, потому что он начинал давать слабину. А вот Билли… — психопатка улыбается, когда видит, как брови Харкнесс вздымаются кверху, — невероятно смышлённый малый. Его испытательный срок вот-вот должен закончиться, он ведь пришёл как раз два года назад, не так ли?       — Рио! — не верит Агата, хватаясь за голову.       — Именно благодаря ему я знала тебя глубже, чем могла бы, — вспоминает Видаль, — я ведь просто наткнулась на твои дела, просто увидела то, что ты специализируешься на психопатах, а всю подноготную давал мне именно он, изучая тебя каждый день.       — Как ты это провернула?       — Я и так сказала тебе уже слишком много.       — Это останется здесь, — обещает голубоглазая, крепче хватаясь за палец Видаль.       — Даже если нет, мне всё равно. Прогуляемся?