Отражение

      С момента допроса прошло несколько бессонных ночей, которые Харкнесс провела в офисе и всего на пару часов заезжала домой. В месте, которое она называла своей квартирой, делать ей было, по большому счёту, нечего: её никто не ждал, в нём было тихо, темно, пусто и жутко. Женщине хотелось завести собаку, но с таким уровнем нагрузки она бы просто не успевала по-человечески уделять ей внимание, отчего отложила эту идею на времена далёкой пенсии. Опыт её коллег доказывает, что успешная карьера агента ФБР исключает хоть какой-то шанс на адекватную семейную жизнь.       В мыслях варились слова Рио, которые Агата ни на миг не могла выбросить из головы. Они словно впечатались под корку мозга, разливались по телу и эхом отдавались от стен, создавая адское внутричерепное давление, которое не давало женщине сосредоточиться. Пытаясь найти стоящую зацепку, оправданное и аргументированное подозрение на что-либо, она лишь ещё больше запуталась в новой и старой информации, в беспомощности хватаясь за голову.       На часах практически одиннадцать вечера, но ей думается, что дом на сегодня придётся отложить: раз за разом перелистывая измятые страницы личного дела Видаль, её досье и отчёты о убийствах, Агата вчитывается в подробности, всматривается в фотографии трупов, ища хоть что-то дельное, но раз за разом сталкивается с раздражающими неудачами. Единственное, что ей удалось выяснить наверняка, так это то, что люди, убитые за последние несколько месяцев, так или иначе были связаны с ФБР, но это открытие мало что ей даёт.       Все жертвы были непосредственно знакомы с Харкнесс и задействованы с ней в тех или иных отношениях: их количество составляло тринадцать человек за два месяца, и эти потери нехило пошатнули нервную систему агента. С кем-то она дружила уже много лет, кого-то ненавидела всем сердцем и соперничала на постоянной основе, кто-то являлся источником информации или банальным соседом по отделу, но женщина знала каждого, отчего оповещения о смерти всякий раз ударяли по сердцу. Между самими жертвами же не было ничего общего, и это больше всего остального сбивало с толку: единственное, в чём они действительно пересекались, была Агата и наличие с ней каких-либо уз, но всё это звучит, как абсурд, которому Харкнесс старается не придавать излишнего внимания.       Как уже ранее было известно, все убитые являются мужчинами, и агент видит в этом взаимосвязь с личным почерком Рио: та из принципа никогда не трогала женщин, нанося вред исключительно противоположному полу, а тем, кто был женат, её сообщники отрезали безымянный палец. Всё это становилось похожим на бред сумасшедшего, и Агата не уверена в том, что после такого количества бессонных ночей и недосыпа до сих пор способна разумно и конструктивно мыслить.       — Арнольд, Ганс, Артур… — начала перечисление она, зарываясь в бумаги с головой.       — Не спите, Мисс Харкнесс? — внезапно пришла Элис, заставив агента вздрогнуть от неожиданности.       — Да куда уж там, — отмахнулась женщина, — всё пытаюсь понять, что к чему…       — Она продолжает молчать?       — Как рыба, — усмехается Агата, — кормит загадками и сложными речевыми оборотами.       — Пытки нынче не в моде? — спрашивает управляющая другим отделом, а Харкнесс вскидывает брови.       — Никогда, — отказывается та, — пока у меня есть язык, чтобы говорить, и уши, чтобы слушать, к подобному способу добычи информации я не прибегну.       — Она меня раздражает, — откровенничает Элис, — все слышали то, о чём вы говорили, и на каждую её реплику злостно вздыхали. Говорит, что мы мним себя богами, а сама небось от зеркала не отходит.       Агата вежливо улыбается вслед на мнение женщины, но решает сохранить молчание: эти люди не понимают Рио и то, что прячется за её красивым лицом, отчего вести с ними вразумительные разговоры было абсолютно бессмысленно. В этом были и свои минусы, потому что Харкнесс не знала, с кем посоветоваться и кто может ей хоть чем-то помочь в достижении удовлетворительного результата. Агата не может заверить себя в том, что понимает психологию, которой руководствуется Видаль, но своим чувственным профессиональным нутром ощущает что-то, с чем не сталкивалась ранее, и именно это что-то побуждает её спуститься к камере Рио и обсудить некоторые моменты менее официально.       Небольшое количество заключённых находились под крышей ФБР для допросов, вынесения вердикта и кратковременного содержания, чем агент никогда не пользовалась: в уставе неформальное общение с преступниками по понятным причинам было запрещено, и Харкнесс впервые нарушает порядки для того, чтобы наконец утолить хоть каплю своего съедающего интереса. Закрытые помещения находятся на цокольном этаже, и Агата, осторожно спускаясь в полумраке по железным ступенькам, наперёд думает о том, что нужно сказать охране для идеального алиби и отсутствия стукачества.       Её каблуки громко звенят в звукоотражающем помещении, оповещая каждого о её внезапном прибытии. Один из служащих сегодня издали смотрит на неё с недоверием и подозрениями в глазах, но Харкнесс держится стойко и гордо: уверенно продвигаясь ближе к вооружённному, она останавливается в паре метров от него и начинает толкать свой, возможно, расплывчатый, но правдоподобный монолог, убедившись, что больше здесь никого нет.       — Здравствуйте, — начала она, — не поймите меня неправильно, Джордж, но я прошу в качестве редкого исключения пропустить меня к Видаль. Безусловно, в камеру пускать не нужно, но мне необходимо поговорить с ней прямо сейчас, — продолжая видеть недоумение в уставших глазах напротив, Агата на полтона тише продолжает, — хоть это и секретная информация, но суть в том, что в её деле я нашла нечто, противоречащее тому, что нам известно. Если я не допрошу её сегодня, то завтра у всего здания могут возникнуть… очень большие проблемы.       — Например? — без особой заинтересованности уточняет тот, надеясь застать женщину врасплох.       — У меня есть все основания полагать, что каждый сотрудник охраны — наёмный убийца, подосланный ею специально для того, чтобы обезвредить нас и освободить её, — кратко выражается она, на что мужчина пылко вскидывает брови.       — Да вы что, Мисс Харкнесс, с ума сошли? — удивляется он, — такое даже представить трудно! Я с этими людьми не первый год работаю, мы с одного университета, подобное абсолютно исключено, можете не переживать.       — Я не сомневаюсь в тебе, Джордж, но не могу быть уверена во всех остальных, — Агата подходит чуть ближе, продолжая свой монолог практически шепотом, — что можешь сказать про Кевина, м? Он пришёл к нам совсем недавно, а его поведение иногда меня пугает.       Охранник задумался на долю секунды, оглядываясь по сторонам.       — Если честно, иногда он действительно ведёт себя странно.       — Не будем клеветать зря, — поджала губы Харкнесс, — если я смогу расколоть её, то мы либо опровергнем эту вероятность, либо спасём огромное количество жизней. Я прошу тебя, Джордж.       Мужчина замялся, обдумывая план действий и все возможные риски. Агата стояла перед ним открыто и в волнении потирала холодные пальцы, надеясь на милость, пока охранник старался держать лицо и взвешивал ответственность, которая, в случае чего, упадёт именно на его плечи.       — Мисс Харкнесс, я бы рад помочь, но не положено, — скомкано промямлил он, — повсюду камеры, спросят с меня.       — Об этом не переживай, в случае чего я решу все вопросы, — женщина пустила в ход своё природное обаяние, кокетливо прикусывая губы и накручивая прядь волос на указательный палец, — и ни в коем случае не забуду о том, что ты мне помог.       Джордж шумно выдохнул, хватаясь за рукоять своей огнестрелки: нажимая на кнопку открытия дверей, перед Агатой распахнулся вход в помещение, сокрытое от простых людей, и она, кивком благодаря мужчину, продвинулась внутрь, закатывая глаза сразу после того, как оказалась перед ним спиной. Она знала о том, что способна влиять на противоположный пол, но никогда не пользовалась этим без надобности из-за отсутствия банального интереса к ним. Джордж был сильным, высоким и обученным мужчиной, но не обладал высоким уровнем интеллекта и был излишне наивен, что сегодня сыграло Харкнесс на руку: она всегда ругалась и была недовольна тем, что подобных личностей берут на такую ответственную работу, но в этот раз решила промолчать, воспользовавшись ситуацией в свою пользу. В какой-то момент опомнившись, агент вновь поворачивается к Джорджу, шепотом уточняя, в камере под каким номером находится Рио.       — Тридцать вторая, Мисс Харкнесс, это почти в самом конце, — отвечает ей охранник, наблюдая за удаляющимся силуэтом женщины.       Дверь за её спиной вновь закрылась, и Агата, стараясь создавать минимум шума, продвигалась вперёд. Стараясь наступать на носочки, она практически щурилась, глядя перед собой, раздражаясь столь тусклому и никудышному свету: на потолок было привинчено пара еле работающих лампочек, которые волшебным образом должны были напитывать освещением столь глубокое и тёмное помещение, наделённое отсутствием окон.       Разглядывая цифры на каждой из камер, Харкнесс медленно, но верно продвигалась к заветной тридцать второй. Большая часть заключённых спала, а те, кто до сих пор бодрствовал, встретили женщину заинтересованным взглядом с ноткой недоумения. Никто не решился заговорить с Агатой, пока на расстоянии около десяти метров она не увидела голову, яро старающуюся высунуться через железные прутья и побороть своё любопытство.       — Агата! — вскрикнул голос неподалёку, и агенту понадобилась одна секунда для того, чтобы понять, кому он принадлежит.       — Тихо, — буркнула та, добравшись до пункта назначения, — перебудишь всех.       — Они и так постоянно молчат, наконец-то ты пришла! — радовалась Рио, подпрыгивая на месте, — я ждала тебя, ты не представляешь, насколько здесь скучно.       — Тихо! — повторила та, заставляя Видаль успокоиться, — мне нужно поговорить с тобой.       — У нас что, свидание? — ухмыльнулась преступница, — я уж думала, что ты не предложишь.       — Рио! — женщина продолжала говорить громко, и Харкнесс прикрикнула на неё, давая понять, что настроена серьёзно.       — Слышать своё имя, слетающее с твоих губ, как услада для ушей, — мурчала та, держась руками за поручни.       — Мне нужна конкретика, — начала Агата, — и я хочу, чтобы ты мне её дала.       — Я могу дать тебе практически всё, что угодно, — Рио бесстыдно флиртовала с агентом, на что та лишь закатывала глаза, — кроме того, что ты просишь сейчас.       — Мне надоело играть в твои игры, — Харкнесс подошла ближе к клетке для того, чтобы её слышала исключительно преступница, — я третьи сутки ломаю голову и единственное, что мне удалось понять, так это то, что все твои жертвы за последние месяцы связаны с ФБР и со мной.       — Можешь ли ты сделать из этого какой-то вывод?       — Нет, — честно призналась голубоглазая, — я не могу предпринять по отношению к тебе и твоему делу хоть что-то, пока не раскрою мотив и не докажу, что тот серийный убийца, разобравшийся с телами, так или иначе связан с тобой. Вечно тебя здесь держать никто не будет, Рио, и ты либо отправишься в карцер с меткой «особо опасна», либо будешь казнена до оглашения приговора, потому что здесь и так всё очевидно.       — Агата, я ждала всего этого на протяжении достаточно долгого времени, и сейчас готова дать тебе столько месяцев, сколько потребуется.       — Ждала чего?       Видаль вновь замолкает, а Харкнесс начинает раздражаться.       — Чего ты хочешь? — снова спрашивает агент, смотря женщине в глаза, — ответь серьёзно. Что нам нужно сделать для того, чтобы ты дала ещё хоть одну подсказку?       — Вам — ничего, а тебе…       Рио в раздумьях вздымает глаза наверх, придумывая что-то, чего ей действительно хотелось больше всего. В этот момент Агата вглядывается в черты её смертоносного лица, гуляет взглядом по острым скулам и подбородку, учтиво обходит губы и поднимается к аккуратным, тонким бровям, что тянут глаза к носу с небольшой горбинкой. Мимика преступницы не была активной, но сейчас мышцы на лбу немного скачут, выдавая настоящий, искренний и не выдуманный затуманенным разумом Харкнесс мыслительный процесс той. Когда взгляд всё же падает на губы Рио, Агата в тайне от себя находит их утончёнными и пухлыми: будучи искусанными, они гармонично смотрелись на лице женщины, дополняя её психопатический образ такой заметной и, для кого-то, несимпатичной деталью.       — Я хочу сходить с тобой на пикник, — произносит Видаль, вырывая агента из её странных мыслей.       — Что? — переспрашивает та, тихо усмехаясь, — это…       — Прежде чем ты скажешь, что это невозможно, я отвечу, что возможно всё, — кивает Рио, — и я знаю, что ты это знаешь. В ФБР тебя ценят, считают твоё слово законом и сделают всё, что ты посчитаешь нужным. Я осведомлена о том, что у тебя есть разрешение принимать решения без согласования их с высшим руководством, — преступница наклоняется ближе к Агате, стараясь настолько, насколько это осуществимо, приблизиться к её уху, — а ещё ты знаешь, что это, в первую очередь, нужно тебе, а не мне.       Ситуация накаляется, и Харкнесс не может понять, почему: слова Видаль действительно имеют вес и оттенок правды, но тон, с которым она это произносит, открыл в Агате нечто веками заточённое внутри. Пальцы сдавили железный поручень, пока та с упоением слушала речь психопатки, а голова тщательно обдумывала сказанное, усиленно пытаясь разумно взвесить все «за» и «против».       — Проси всё, что угодно, кроме пикника и свободы, — отвечает агент, отдаляясь на пару миллиметров.       — Сходим в кино?       — Рио, — останавливает её Харкнесс, — это действительно невозможно. Ты находишься под заточением и уже заведомо входишь в историю самых громких маньяков-убийц, как ты представляешь себе выход в свет?       — С нами может пойти охрана, — уверяет та, — пожалуйста, Агата. Ты так много говоришь о моей казни, что я хочу исполнить своё по-настоящему последнее желание.       Голубоглазая молчит, глядя в карие напротив: Рио одним лишь взглядом практически умоляет её согласиться, пойти на уступки ради собственной же выгоды и хочет провести один из заключительных дней на свободе вместе с ней, и Харкнесс не хочет даже мысли допускать о том, что ещё чуть-чуть, и она поддастся уговорам этой женщины.       — Поставь камеру, найми вооружение, пригони подкрепление, пусть на нас хоть с вертолёта будут смотреть, мне плевать, — продолжает Видаль, дотрагиваясь рукой до холодного пальца Агаты, — я обещаю, что дам неплохую подсказку и буду хорошей девочкой для тебя.       — Это слишком рискованно, — агент шепчет, а у психопатки колени подрагивают от этого голоса.       — Я клянусь, что не сделаю тебе больно, — улыбается она, — только если ты сама меня не попросишь.       Харкнесс думает, думает и думает, пока не отходит от камеры на несколько широких шагов. Рио выглядит расстроенной и раз за разом повторяет «пожалуйста», которое в мыслях Агаты поселится на неопределённый срок. Голубоглазая, несмотря на специфику своей работы, оставалась человечной, из-за чего видеть Видаль, умоляющую её исполнить свою последнюю волю, было настоящим испытанием. Ей нельзя забывать, что Рио отлично владеет навыками манипуляций разного рода и может подстроить на этом «пикнике» всё, что угодно её больной душе, но, несмотря на это, сердце Харкнесс обливается кровью всякий раз, когда видит этот взгляд, полный искреннего и неподдельного желания провести свой последний день так.       — Завтра тебе сообщат моё решение, — сухо проговорила женщина, наблюдая за тем, как преступница расцветает в мгновение ока, — но знай, что вероятность ответа «нет» в девяносто девять раз больше, чем вероятность ответа «да».       — Я буду ждать, Агата, — улыбаясь, ответила Рио, — надеюсь, что ты хочешь разобраться с моим делом достаточно сильно.       Агент молча вышла из помещения, нагрузившись пуще прежнего. Разговор с Видаль не дал ей практически ничего и, как обычно, лишь сильнее запутал, но сейчас она не помнила ничего, кроме голоса заключённой и её слов, что подкожно пустили по венам. Она понимает, насколько предложение той опасно, понимает, насколько оно беспринципно, безрассудно и крайне непрофессионально, но всё равно раздумывает над тем, какое решение в этой ситуации будет считаться правильным. Посоветоваться ей не с кем, посему Харкнесс хранит тяжёлое, гнетущее и рвущее на части молчание: ей определённо нужно поспать перед тем, как огласить кому-либо свой вердикт.       Поднимаясь в кабинет за личными вещами, она снова встречает Элис, уже вызывающую такси. Стрелки часов приближались к половине первому ночи, и Агата осознаёт, что не погружалась в сон больше суток. Голова болит и раскалывается, отчего она обменивается с управляющей отделом буквально парой усталых фраз. Элис покидает помещение, снова оставляя агента в гордом и спокойном одиночестве.       Пока она рулила, пока мылась, ела и готовила постель, её существо не покидала Рио, на повторе твердящая одно и тоже.       «Ты знаешь, что это, в первую очередь, нужно тебе, а не мне»       «Я хочу исполнить своё по-настоящему последнее желание»       «Я обещаю, что дам неплохую подсказку и буду хорошей девочкой для тебя»       «Я клянусь, что не сделаю тебе больно. Только если ты сама меня не попросишь»       «Я буду ждать, Агата. Надеюсь, что ты хочешь разобраться с моим делом достаточно сильно»       Голова раскалывалась, и Харкнесс плюхнулась в кровать, с головой укутываясь пуховым одеялом. Тело ломило и дрожало от усталости, пока она холодными пальцами стучала по клавиатуре телефона и печатала в общий чат текст удивительного для себя содержания, ставя отправку на девять часов утра.       «Завтра Видаль вместе со мной отправится в свой последний путь. Совещание в двенадцать, явка обязательна»