Отражение

      Дверь приоткрывается с противным лязгающим звуком, к которому Агата уже давно привыкла. Годами несмазанные петли скрипят, а с железа сыпется ржавчина: на это остаётся лишь закатить глаза, проходя вглубь знакомого и практически пустого помещения. Голые зеленовато-голубые стены встречают равнодушием и холодом, на потолке висит старая лампа, покачивающаяся от фантомных вибраций, а справа располагается одно единственное окно с видом на улицу, зарешёченное железными прутьями. С другой стороны находилось окно в коридор, что было в несколько раз меньше первого, а сверху висела камера, в режиме реального времени транслирующая происходящее в допросной. Посередине комнаты стоит стол и два стула по разные стороны, но вместо того, чтобы расположиться на одном из них, Харкнесс облокачивается спиной на стену, выжидающе вздыхая.       — Скоро? — спрашивает она, глядя на наручные часы.       — Вывели из камеры, — отвечает ей один из охранников, оглядываясь в коридор.       Агата являлась специальным агентом службы ФБР уже довольно долгое время, но ещё ни разу не имела дел с чем-то настолько интересным. Её стаж в бюро расследований превышал порядка двадцати лет, и только она одна знала, каким трудом, какими потерями и какой ценой далась ей столь высокая и авторитарная должность: однажды она сделала выбор в пользу работы и до сих пор не поняла, сожалеет об этом или нет. Так или иначе, Харкнесс ценилась руководством выше всех остальных, посему именно её отправили на расследование дела под номером 678.       Профдеформация пронзила женщину уже давно, отчего по венам текло лишь бесконечное хладнокровие и стойкость: работа в подобном месте научила её проще относиться практически ко всему происходящему, отчего ощущение растекающегося по телу волнения ей было не знакомо. Взгляд Агаты был суров и непоколебим, пока блуждал по пустым стенам, но сердце трепыхалось в груди активнее прежнего, чему агент объяснения не находила. Она знает, что бояться ей нечего, так как на каждом углу стоит целый наряд вооружённой охраны, поэтому списывала некоторую эмоциональность на предвкушение: работать со столь исключительными личностями ей ещё не доводилось, а проверять себя на прочность женщина любила больше всего.       В коридоре стало шумно, и Агата поняла, что время пришло. Выглядывать в окно она не стала, продолжая распиливать железный стол своими немигающими глазами. Дверь открылась, и в помещение ввели женщину, чьи ноги и руки были закованы в наручники, а талия обвязана цепью, словно смирительной рубашкой: она двигалась резко и угрюмо, стараясь скрыть своё унизительное положение, пока Харкнесс изучала её силуэт со спины, считывая язык тела и оценивая масштаб возможной опасности. Пока преступницу вели практически на поводке, за ней следовал целый наряд вооружённых сил, в любой момент готовый применить все необходимые меры защиты в целях обороны.       Женщина повернулась, и Агата сдержала своё неподдельное удивление, видя на её лице пластиковую маску, скрывающую всё, кроме глаз: пустые карие смотрели на неё с интересом и безразличием одновременно, но агент не могла понять, что в этом взгляде преобладает больше другого. Правонарушительница была одета в тюремный оранжевый костюм, который сильно контрастировал с классическим костюмом Харкнесс. Та не знала, что её вызовут на допрос злоумышленницы сегодня, посему надела одежду для работы в офисе.       Охранники снимали с неё наручники и освобождали от сдавливающей тело цепи, после чего, наконец, стянули с лица дурацкую и совершенно бессмысленную маску. На лице женщины располагалась натянутая и напряжённая улыбка, вызванная, по подозрением Агаты, острым психозом или чем-то подобным ему. Шатенка была красива, и Харкнесс думалось о возможных причинах её деструктивного и аморального поведения, которые, без сомнений, идут из детства или отрочества. Психологический анализ спецагент будет составлять позже: нынешняя её задача состоит в выяснении всех, даже самых незначительных подробностей произошедшего на днях инцидента.       Уже достаточно давно на улицах их города орудует серийный убийца, оставляющий после себя явные и прямые намёки на ФБР: его дело продолжается уже несколько месяцев, и работники так и не смогли найти однозначную наводку на какого-либо очевидного подозреваемого, но вчера ситуация в корне изменилась. Прямо у входа в здание федеральной службы был убит один из главных сотрудников, и кто-то оставил на его лице свою подпись, которая и привела штаб на женщину, стоящую перед Агатой. Харкнесс, правда, не была дурой, и сразу поняла, что убийство — не её рук дело. Всё это являлось тщательно продуманной махинацией, в которой преступления приходились лишь средством достижения определённой цели, а не самим мотивом или причиной. Голубоглазая не удивилась, когда узнала, кто за этим стоит и почему у неё действительно есть основания полагать, что отдел наткнулся лишь на вершину айсберга.       Рио Видаль — психопатическая, нарциссичная, сумасшедшая, патологическая серийная убийца, на руках которой кровь свыше двухсот человек. Агата заочно знакома с ней, потому что это имя никогда не покидало их офис и буквально постоянно было в списке подозреваемых. Харкнесс охотилась за ней вот уже несколько лет, но Видаль, как уже говорилось, действительно была исключительной и гениальной женщиной, которой удавалось водить за нос самый сильный и всемогущий отдел ФБР. Ни одно из её деяний до сих пор не было полноценно раскрыто, отчего Агата питала к ней странное, неправильное, но заслуженное уважение: будь она на стороне порядка, женщины бы обязательно сработались.       От Рио пахло смертью, отсутствием эмпатии и любых других чувств, свойственных нормальному человеку, от неё веяло безумием и безразличием, насмешкой и патологическим хамством, которое находило своё убежище в пассивной агрессии и флиртующей манере общения. Агент изучала её долгое время, вдаваясь в подробности личной жизни и проникая в истинность каждого преступления, стараясь отыскать хоть какую-то наводку, схожую на мотив, но сталкивалась с неизбежным провалом каждый раз, как дела той оказывались в рабочих руках. Харкнесс стояла перед ней и думала, что знает об этой личности всё, но минуты, проведённые наедине, давали ей понять, что Видаль — глубокая загадка, перечёркнутая чёрными чернилами.       Ранее её лицо было скрыто от женщины: Рио проворачивала каждый свой трюк настолько мастерски, что могла не беспокоиться о собственной конфиденциальности на протяжении всего этого времени. Сейчас, когда преступницу поймали, Агата подозрительно долго всматривается в черты лица той, неосознанно представляя в мыслях то, как она убивала тех невинных людей с такой же зловещей улыбкой и совершенной пустотой во взгляде. Она являлась монстром, воплощением антихриста и дьяволом во плоти, который острыми когтями царапал голые стены и через трещины впускал лаву. Её безграничная бездуховность оседала на кожу и чувствовалась в помещении от одного лишь её присутствия где-то неподалёку.       Харкнесс продолжает безотрывно смотреть на Рио, пока сдвигается со своего места у стены и, наконец, присаживается на жёсткий стул напротив преступницы. Подпирая голову рукой, в карем взгляде Видаль она видит взаимный интерес и мучительное терпение, подорвать которое практически невозможно. Психопатическая сущность этой женщины лезет наружу с каждым её вдохом и выдохом, и только благодаря вздымающимся плечам Агата вспоминает, что перед ней, по сути своей, сидит человек, а не зверь. Её руки аккуратно сложены на столе, пока глаза гуляют по лицу напротив: убийца считывает мимику агента, которую та несменно и безостановочно контролирует.       — Рио Видаль, — медленно протягивает она с небольшой и, возможно, неуместной улыбкой на лице.       — Агата Харкнесс, — отвечает ей преступница, добавляя в конце еле заметную усмешку.       Брови агента хотели взлететь, но выдержка никогда её не подводила: сдержав себя, она дарует той лёгкий и незамысловатый кивок, наперёд зная, о чём будет следующий вопрос.       — Откуда ты знаешь моё имя? — спрашивает голубоглазая, открывая свой блокнот для записей.       — Тебе не хватает камеры? — отвечает вопросом на вопрос женщина, взглядом указывая на книжку, лежащую на столе, — повсюду папарацци.       — Камера не сможет зафиксировать мои мысли, — сухо произносит Агата, круча ручку меж пальцев, — откуда ты знаешь моё имя?       — Я не отвечу ни на один вопрос, пока ты не уберёшь чёртов блокнот подальше от себя, — Видаль ставит условия, а Харкнесс лишь усмехается в ответ на манипуляции, — думай своим мозгом, Агата. И самостоятельно запоминай каждую свою мысль.       — Хорошо, Рио, — женщина скидывает рукописи на пол, оставляя в руках принадлежность для письма, — давай поиграем по твоим правилам.       — О, ты любишь играть? — радуется преступница, впервые за встречу улыбаясь всеми зубами, — я вот очень.       — Откуда ты знаешь моё имя? — вновь повторяет агент, разделяя каждое слово невидимыми запятыми.       — За столько лет его было сложно не запомнить, — вскидывает руками та, останавливая желание продолжить монолог.       — Можешь как-то объяснить то, что на лице одного из наших убитых сотрудников была обнаружена твоя подпись? — начинает Агата, а Рио в голос усмехается от её очевидного вопроса.       — Могу, — отвечает она, — но не буду.       — Почему?       Видаль устремила глаза на трескающийся потолок, на пару мгновений о чём-то задумавшись. Её повязали только вчера и не удосужились смыть растёртый макияж: тени были слегка размазаны на веках, чёрная подводка для глаз потеряла свою яркость, но оставалась на месте, а тушь немного посыпалась, хоть и всё ещё располагалась на длинных ресницах. Пальцы с чёрным лаком на ногтях почесали затылок, после чего вернулись обратно на стол.       — Не хочу, — кратко ответила она, заставляя Харкнесс выпустить понимающий смешок.       — Это было ожидаемо, — кивала Агата, — задам вопрос, для ответа на который у тебя больше мотивации: чего ты хочешь?       — Я хочу, чтобы ты всё поняла сама, — Рио прищурила глаза и всё же побудила агента вскинуть брови.       — Моя работа в этом и заключается, а ты здесь для того, чтобы мне помочь.       — Нет, Агата, — Видаль не спускала с лица игривую ухмылку, на которую глаза Харкнесс раз за разом опускались, — вы приводите сюда таких, как я для того, чтобы вам всё предоставили на блюдечке. Я не люблю простоту и не хочу облегчать тебе то, за что ты получаешь деньги. Помимо этого, я люблю играть. С тобой мне нравится делать это больше всего.       — Ты уже играла со мной? — удивляется Агата, — на протяжении какого времени?       Рио усмехается в ответ на вопрос агента, скрещивая руки на груди. Давать ответы на что-то столь очевидное она не собирается, и Харкнесс понимает это, напрягая извилины. Пытаясь найти хоть какую-то взаимосвязь во всём, что говорит преступница, сотрудница осознаёт, что в этом нет никакого смысла: та специально строит вокруг своей личности стены, описывая загадками каждый свободный сантиметр. Женщина улыбнулась в ответ на усмешку преступницы, еле заметно кивая вслед её словам. Та сидела довольно отстранённо, но не спускала взгляд с голубоглазой: продолжая осматривать её с головы до ног, она мнимо ругалась с собственными мыслями, которые так откровенно старалась прочитать Харкнесс. Выдавить из Рио хоть что-то сложно, но не невозможно, и Агате осталось лишь понять её настоящий мотив.       — Как давно ты занимаешься тем, чем занимаешься? — она задавала уточняющие вопросы лишь для того, чтобы проверить правдивость и чёткость их базы данных.       — А чем я занимаюсь?       — В наших документах зафиксированы такие случаи, как побои высокой тяжести, многочисленные убийства, пытки, кражи, похищения, работа в запрещённых организациях, употребление наркотиков и их распространение, — перечисляла Харкнесс, не заглядывая в досье о Видаль.       За эти года её победы против закона отскакивали от языка всего уголовно-расследовательного отдела, но Агата была знакома с ними ещё ближе: углубляясь в правонарушения этой личности, она хоть и вяло, но уверенно охотилась за ней на протяжении нескольких лет. Рио доставила им неисчисляемое множество проблем и оставила на истории ФБР глубокий пробел, заполнить который можно было исключительно поимкой и применением наказания высшей степени.       — Последними я никогда не занималась, — опровергает та, — убивать веселее с трезвым рассудком.       — То есть, ты признаёшь свою вину в остальном вышеперечисленном? — ловит её Агата, на что Видаль пронзает помещение своим звонким психопатическим смехом.       — А разве это не очевидно? — разводит руками она, утирая выступившие слёзы с уголков глаз, — брось, Агата, я прекрасно знаю, как усиленно ты копала под меня последние несколько лет и сколько раз встречалась с моими посредниками, но так и не смогла выведать то, что хотела.       — Чего я, как тебе кажется, хотела?       — Найти меня, конечно же. Я давала столько непрозрачных намёков, но ты вечно пыталась их усложнить.       Голубоглазая понимает, что этой женщине известно намного больше, чем они думали, и пытается самостоятельно понять, откуда та черпает информацию. Очевидно, что у неё повсюду есть глаза, уши и руки, из-за чего первостепенной задачей для отдела становится лишить Видаль любых способов воздействия извне и вне. Зная способности преступницы, все работники могут оказаться под дулом пистолета прямо сейчас и даже не догадываться о том, что находятся в шаге от самой смерти.       В какой-то момент Агата начинает разочаровываться в самой себе, пытаясь вспомнить хоть один действительно «непрозрачный» намёк, который она умудрилась упустить. Рио по-настоящему знает способы, принципы и методы работы агента, но та никак не может понять, откуда: задавать подобные вопросы сейчас будет неуместно, отчего она откладывает их в недалёкий ящик, собираясь вернуться к разговору об этом позже.       — У тебя есть свой человек в ФБР? — Харкнесс выгибает бровь, начиная обдумывать имена возможных подозреваемых.       — Может быть, — расплывчато отвечает Рио, — а может и нет. Для чего тебе ответы на вопросы обо всём этом, если практически ни одно из моих двухсот шестидесяти семи убийств не доказано?       — Ты исключительна, я смотрю, — Агата улыбается, транслируя свою истинную реакцию на прозвучавшие цифры, и встречается с зеркальной улыбкой Видаль.       — Ты знала об этом сразу, как ознакомилась с моими делами, — кивает Рио, и Харкнесс понимает, что слово «нарциссичная» в её досье подходит весьма кстати.       Кареглазой нравилось испытывать женщину на прочность, нравилось смотреть на то, как она обдумывает каждый ответ Видаль и тщетно пытается скрыть удивление, норовящее вырваться из груди. Ей приносил удовольствие неподдельный интерес той, желание выведать мотив и познакомиться с нутром преступницы, ей нравилось то, как Агата не осознаёт, что подбирается к Рио ближе не столько из-за работы, сколько из-за личного рвения дотронуться до её существа.       — Ты же понимаешь, что не выйдешь отсюда? — задаёт вопрос Харкнесс, крутя на пальце небольшое кольцо, — в твоей карточке три доказанных убийства и, как оказалось, ещё двести шестьдесят четыре неподтверждённых, находящихся на рассмотрении. Те, что совершенно точно твоих рук дело, помечены, как «убийства высокой тяжести», что гарантирует тебе в лучшем случае одно пожизненное, а в худшем — казнь.       — Всё не так плохо, — промычала Рио, — я бы не сказала, что тяжесть столь высока.       — В одного из них ты выстрелила пятнадцать раз, а у двух других отрезан безымянный палец и истерзано тело, — напомнила Агата, — свободу ты больше не увидишь, а после слов о количестве жертв несомненно будешь казнена. Более того, ты не раз покушалась на сотрудников ФБР, что добавляет твоему делу суровости в наказании. В твоих интересах сознаться во всём сейчас, не оставляя на своей душе столь тяжкий, не отмоленный грех.       — Моя душа признательна за беспокойство, — Видаль дует губки, — но я бы посоветовала тебе беспокоиться о себе.       Харкнесс напряглась, стараясь скрыть это от глаз женщины напротив.       — Что это значит?       — Я не просто так пришла сюда, Агата, — продолжила Рио, — если бы я этого не хотела, то ты бы всё также копалась в бесчисленных убийствах и пыталась найти хоть какую-то наводку на меня. Тебе не кажется, что оставлять собственную подпись на трупе и прятаться в ближайшей забегаловке немного мне… несвойственно? С лёгкостью отсиживаясь несколько лет я выдала себя тем, что сижу и ем веганский салат с кровью под ногтями… да вы, ФБР, просто феноменальные сыщики!       — Не думай, Рио, что ты умнее всех остальных, — парирует Харкнесс, — и уж тем более не думай, что ты умнее меня. Так или иначе, но я докопаюсь до правды и добьюсь твоей казни как минимум за то, что ты покусилась на одного из моих друзей.       — Ты так близка к правде, — проговорила Видаль, заставив Агату на несколько долгих секунд замолчать.       — Тебе нужен кто-то конкретный, — думала та вслух, — но это точно не мой друг, потому что всё слишком просто. Почему ты всегда убиваешь исключительно мужчин?       — Потому что все они этого заслужили, — уверяет кареглазая.       — Что сделал Том, о чём знаешь ты, но не знаем мы?       — О, Агата, вы так много не знаете, но мните себя богами, — смеётся Рио, поправляя свои спутанные волосы, — он не сделал ничего из того, за что его можно было бы пощадить.       — Ты убила его не сама, но была где-то поблизости и пришла позже, чтобы оставить подпись. Наблюдение за убийствами доставляет тебе удовольствие?       — Смотря какое, — щурится женщина, — кончить я от этого не смогу. А ты, Агата?       Харкнесс приоткрывает рот, глубинно задумываясь над значением этого вопроса. Нет, она не пытается представить, как бьётся в оргазме от совершённого убийства — она пытается понять, для чего Видаль это спросила. Очевидно, что своей игре Рио была преданна и ни за что на свете не раскроет никому карты, что держит в руках и тузы, что прячет в рукаве. Её загадки отдалены от конкретики, что заставляет Агату пожалеть о том, что согласилась выбросить свой блокнот и сразу под той прогнулась.       Смотря на Рио сейчас, Харкнесс понимает, что кареглазая чувствует себя слишком спокойно в тех обстоятельствах, в которых находится, и в этом можно обвинить лишь два фактора:       — она психопатка и ей плевать, что будет дальше;       — она уверена в том, что выйдет отсюда.       Опуская голову вниз, Агата осознаёт, что одно другому не мешает: такие люди, как Видаль, не склонны расстраиваться из-за самых жестоких приговоров, а приближение смерти их тем более не пугает, потому что жизнь для них лишь пустой звук и трата без того ненужной энергии. Но, помимо этого, Рио хоть и не подтверждала, но и не отрицала возможное нахождение сообщника в стенах ФБР, что с трудом, но всё-таки может быть правдой. Если это действительно так, то под угрозой находится не только весь отдел, но и всё здание, не считая тех, кто попадёт под горячую руку Видаль после её предполагаемого освобождения.       — Если ты говоришь, что пришла сюда намеренно, то…       — Ты не ответила на мой вопрос.       Агата поднимает голову, глядя на Рио. Забыв о том, что та спрашивала, женщина быстро напоминает себе случившийся минуту назад диалог, удивляясь абсурдности задаваемого и серьёзности Видаль в этот момент. Смотря ей в глаза, Харкнесс видит, как Рио по-настоящему ждёт ответа, посему выдыхает, в непонимании кивая головой.       — Нет, — кратко произносит она, собираясь вернуться к своему вопросу.       — Ты уверена? — уточняет та, улыбаясь краем губ, — мне так не кажется.       Агент молчит, в недоумении смотря на Видаль. Рио же сощурившись глядит на неё в ответ, будто бы проникая в мысли и выделяя те, что Харкнесс больше всего хочет от всех спрятать. Грешный язык этой женщины подползает под вены Агаты, скручивает её трахею и перекрывает кислород, вербуя на сторону тьмы, но голубоглазая яро сопротивляется этому выдуманному давлению, возвращаясь к тому, что её действительно интересует.       — Если ты говоришь, что пришла сюда намеренно, то уверена в том, что с лёгкостью сможешь выйти, — прокашлявшись, говорит женщина, — кто из сотрудников ФБР — твой приспешник?       — Не люблю это слово, — закатывает глаза Рио, — приспешников мне нет и быть не может.       — Твой помощник.       — Я могу справиться со всем в одиночку, — Видаль улыбается, видя то, как Агата теряет терпение, — ладно, ладно. Он действительно есть, но я не скажу, кто именно. Помимо этого, вы не сможете узнать это самостоятельно, — Рио обращает внимание на вход в помещение, всматриваясь в небольшое окно, — хотя…       Дверь снова открывается со скрипом, впуская в комнату одного из сотрудников. Голубоглазая оборачивается и узнаёт в нём Билли — стажёра, что ещё не успел пройти испытательный срок, но уже делал большие успехи в работе.       — Мисс Харкнесс, — произносит он, прося уделить ему каплю времени, — только что сообщили, что агент Говард был жестоко зарезан в собственном кабинете. У него… отрезан безымянный палец.       — Упс, — шепчет Рио, заставляя Агату снова повернуться на неё.       — Камеры проверили? — задаёт вопрос она, вставая со своего места.       — Кто-то вторгся в систему безопасности и на повторе крутил пятиминутные кадры, в которых нет ничего и никого подозрительного.       — У-упс, — протягивает Рио, попутно усмехаясь.       — Завтра утром жду полный отчёт. Сообщите его родственникам и сделайте всё, чтобы обеспечить семью погибшего и устроить достойные похороны. Пусть отдел уголовных расследований немедленно займётся поисками убийцы.       — Вам не кажется, что она перед вами, Мисс Харкнесс? — риторически спрашивает Видаль, смотря на точёный профиль Агаты.       — Ты свободен, Билли, спасибо, — отвечает женщина, ожидая, когда дверь закроется.       Вновь поворачиваясь на преступницу, голубоглазая сверлит Рио своим взглядом, одновременно с этим анализируя ситуацию. Несомненно, Говарда убил кто-то из подопечных Видаль, но пока что у неё нет ни одного подозреваемого, обвинить которого можно было бы оправдано и аргументировано.       — Я спрашиваю ещё раз, — говорит Харкнесс, делая несколько уверен шагов в сторону женщины, — что тебе нужно, Рио?       Кареглазая подняла голову и смотрела на Агату так, что у той мурашки были готовы побежать по холодной спине. Она не собиралась отвечать на очередной вопрос такого рода, и Харкнесс поняла это почти сразу, отчего решила действовать более конкретно.       — Говард и был твоим сообщником?       — В том числе.       — Кто убил его и зачем?       — Какие глупые вопросы, — закатывает глаза Рио, — разве на это нужна причина? Ты начинаешь меня раздражать.       Агата обходит Видаль, вставая за её спиной. Опуская руку на вздымающееся плечо, Харкнесс сжимает тело под своей ладонью, заставляя женщину зашипеть сквозь зубы. Она не пыталась сбросить пальцы Агаты, терпеливо ожидая от неё следующих действий, которых не следовало на протяжении нескольких минут.       — Говард знал много и ты боялась, что он расколется, — начала агент, — у тебя здесь ни один, ни два и, полагаю, даже ни три сообщника, каждому из которых ты дала какое-то задание. Ты хочешь подобраться к кому-то поближе и действуешь из своих интересов, а не из чужих. Убийством моего друга ты пыталась привлечь внимание ФБР и позволила забрать себя для того, чтобы оказаться с кем-то рядом, но тот, кого ты хочешь, не будет убит. Я думаю, что некоторая часть твоей предыдущей деятельности также была направлена на того самого, но ты слишком хорошо пряталась и тебе это надоело. Ты впервые решила пойти простым путём ради того, чтобы оказаться здесь, и на сто процентов уверена в том, что точно также просто сможешь выбраться.       Рио затаила дыхание, вслушиваясь в каждое произнесённое Агатой слово, а после того, как та закончила, перехватила её руку, побуждая встать перед собой настолько, насколько это было возможно. Харкнесс опёрлась свободной ладонью об стол и слегка наклонилась перед Видаль так, чтобы их лица были на одном уровне. Глядя прямо в глаза той, агент видит, что та взбудоражена и эмоционально возбуждена. Её ноздри расширяются от того количества кислорода, которое она вдыхает, и сужаются, когда она выдыхает в лицо Агаты.       — Каковы твои следующие шаги? — спрашивает та, безотрывно смотря в глубокие-голубые напротив.       Голубоглазая молчит чуть меньше минуты, обдумывая всё то, что должна сделать.       — Узнать, кто является твоими марионетками, — начала она, — узнать, кто интересует тебя и почему. Понять, каким образом ты собираешься выбраться отсюда.       — Ты так близка и одновременно с этим так далека, — усмехается Рио, отбрасывая от себя холодную руку, — я думала, что ты умнее.       — Ты не сказала ровным счётом ничего, — возмущается Харкнесс, возвращаясь на свой стул.       — Потому что всё станет очевидным, если ты пошире откроешь глаза, Агата, — Видаль наклоняется над столом, придвигаясь ближе, — если ты, наконец, увидишь то, что я прячу от тебя между строк и вместе с этим оставляю на поверхности. Вспомни каждое убийство, которое ты изучала на страницах моей биографии, вспомни всё, что я сказала тебе и сопоставь это с тем, что мне нужно от ФБР. Кто из ФБР мне нужен.       Агент молча обдумывает сказанное, пытаясь найти хоть какую-то лазейку в таком количестве информации. Она никак не может понять, кто понадобился этой женщине, но главный вопрос — для чего. Чтобы не ходить вокруг да около очередной загадки, женщина спрашивает напрямую.       — Зачем тебе нужен этот человек?       Рио улыбается, прикусывая нижнюю губу.       — Наконец-то правильные вопросы, — говорит она, — всё не так просто, Агата, и я не могу назвать одну конкретную причину. Но я давала на неё намётки даже сегодня.       От Видаль исходит нетерпение, которое Харкнесс чувствует каждым своим атомом. Преступница жаждет, чтобы её мотив раскрыли, и агент понимает, что впервые сталкивается с чем-то подобным: психопаты на её памяти никогда не вели себя таким образом, открыто и с гордостью рассказывая о своих свершениях, но сейчас перед женщиной совершенно иной случай, с которым в разы интереснее работать.       — Ты пытаешься отсрочить свою казнь? — предполагает Агата, — думаешь, что пока мы не выиграем твою игру, ты останешься в живых?       — Вы никогда не сможете обыграть меня, — усмехается Рио, — и нет, я не пытаюсь отсрочить то, чего не будет.       Харкнесс открыто смеётся, с каждым высказыванием Видаль убеждаясь в степени её нарциссизма. Ей кажется, что кареглазая и сама осознаёт то, сколько терапевтических диагнозов ей можно приписать, но никуда от этого не бежит и ни в коем случае не притворяется нормальной: наоборот, ей нравится то, какой личностью она стала, и скрывать это от кого-либо было бы неудобно и бессмысленно для неё.       — Поражаюсь тебе, Рио, признаюсь честно, не пытаясь подпитывать твою и без того бескрайнюю любовь к себе, — улыбается агент, хватаясь за лоб.       — Всё ближе и ближе, Агата, — кивает Видаль, — всё ближе и ближе.       Женщина поднимает голову, суживая брови к переносице.       — Хочешь показать, что ты невероятна со всем своим нескрываемым безумием?       Преступница дарует Харкнесс широкую улыбку, похлопывая по столу от восторга.       — Ты даже представить не можешь, насколько приблизилась к правде, — отвечает Рио, — оберни её в сторону того, кто мне нужен.