Альянс равных

Che c'ho una frase scritta in testa ma non l'ho mai detta

Perché la vita, senza te, non può essere perfetta

“Torna a casa” Måneskin

Тэсс по третьему разу проверяет скольжение тщательно отполированной рапиры в ножнах на спине. Поправляет массивные латные перчатки. Затягивает ворот кожаного поддоспешника. Ей тревожно, муторно, холодно... Родной город встречает её пронзительным весенним ветром и штормовыми облаками. Колдунье хочется съёжиться, зарыться носом в горячую ложбинку между шеей и плечом, пахнущую амброй и книжной пылью. Но вместо этого она лишь натужно улыбается беззаботно насвистывающему Уиллу, лишь дежурно журит замешкавшегося вампира, тщетно пытающегося уложить строптивый локон. Им нет дела до её прошлого, её сомнений и страхов. Им лучше о них не знать. Лидер не должен давать слабину. Не должен проявлять эмоций. Должен всегда знать ответ на незаданный вопрос. Так говорил её отец, разочарованно демонстрируя ей свой идеальный профиль... Он никогда не смотрел на неё, недостойную, непокорную, нелюбимую... - Нервничаешь? – Тэсс испуганно вскидывает разномастные глаза, застигнутая врасплох. Гейл, мягко улыбнувшись, ступает ближе, ласково ведёт кончиками своих восхитительно тонких пальцев по враз вспыхнувшей щеке. - Ещё чего! – колдунья хмыкает наигранно, ведёт шеей как норовистая лошадь. – Скорее думаю, как бы нас всех не перебили к дьяволам. Волшебник лукаво щурится, многозначительно молчит. А Тэсс ругает себя, недостойную, за проявление слабости. *** Горташ шипит сквозь зубы, грязно ругается, зло смотрит на мелко дрожащие пальцы. Слабые, бесполезные, они вновь предают его. Адова сера! Будущий эрцгерцог обречённо смотрит на золочёный шнурок, хаотично сплетающий петли рубахи. Какой позор! Без пяти минут правитель города не в состоянии одеться самостоятельно! Не в силах зашнуровать собственные сапоги. «Эти смерды должны облачать тебя, должны пятки тебе лизать. Должны пресмыкаться...» Горташ угрюмо усмехается, пытается обуздать дрожь натянутых до предела мышц. Тело отказывается повиноваться ему, издевается, напоминает о том, кто он на самом деле. Слабый, никчёмный, сломанный... Недостойный... Будущий эрцгерцог шумно выдыхает, усмиряет боль, змеящуюся вверх по сухожильям. Он так и не научился контролировать эти приступы, внезапные, мимолётные, уничижающие. Когда спазмы скручивают связки тугими, пульсирующими огнём узлами, ему хочется впиться зубами в тонко выделанный кожаный ремень, уткнуться головой в стену и биться, биться, пока сознание не потухнет. Вместо этого он натягивает на руки кованое кружево перчаток. Золото приятно холодит многослойное сплетение шрамов, скользя по белёсым рубцам. Золото скрывает его от чужих, любопытных глаз, сковывает, не даёт плоти распасться грудой бесполезного мяса. Золото питает силой, успокаивает мерной пульсацией нетерийского камня. Горташ блаженно улыбается. Сегодня было хуже, чем обычно. Верно, из-за неё... Киаран всегда знала, как унять агонию, парализующую тело, разрушающую дух. Её невесомые руки ложились на его лицо прохладным пеплом, усмиряя страдание, бьющееся под кожей. Запах крови и стали умиротворял, растворяя его собственную боль в океане чужих мук. С ней было необычно спокойно. С ней он был уверен: он в безопасности. Звучит нелепо, когда твоя голова лежит на коленях воплощённой смерти. Ему нравилась жестокая ирония этой игры с заранее прописанным финалом. И всё же, раз за разом он искал её дымчатый силуэт в сгустившихся вечерних тенях, и сердце нелепо замирало, предвкушая приятный зуд, что оставляют за собой бегущие по груди карминовые капли... Горташ обрывает себя на полумысли, трясёт растрёпанной головой. «Однажды она тоже подчинится, приклонит колено перед истинным величием, истинным богом. Ты должен помочь ей увидеть...» Однажды... Не сегодня. Сегодня она вернётся в свой город. Вернётся к нему. *** Тэсс болезненно выпрямляет сгорбленную спину, глядит исподлобья на упрямо скрестившую руки на груди начальницу патруля. Нетерпение зудит под кожей, раздирает её изнутри. Теперь, когда она решилась шагнуть в пасть к дракону, её смеет останавливать какая-то деревенская выскочка! Обзывает беженкой, требует денег... Да если бы она только знала, кто перед ней! Оскорблённая гордость шипит, переплавляется в ярость. Бледная рука сама собой тянется к рукояти рапиры, разномастные глаза скользят по тёмной коже стражницы, скрупулёзно выбирают место для смертельного удара. - Моя милая леди, я - Уилл Рейвенгард. И я не буду платить, чтобы попасть в собственный город, - колдун лучезарно улыбается оторопевшей стражнице. Металла в его голосе больше, чем в снятом с Торма доспехе. - Сын герцога? Разумеется, прошу прощения за беспокойство, - стражница явно не знает, сколько лет Улдер не видел своего единственного наследника. Она сконфужена, испугана. Тэсс улыбается уголком рта. Гордится Уиллом. – Никаких поблажек изгнанникам и жалости шпионам. Приказ лорда Горташа, - добавляет она уже твёрже, будто оправдываясь. – Пожалуйста, откройте глаза пошире и не шевелитесь. Много времени это не займёт. Колдунья нетерпеливо роет ямку мыском кованого сапога, пока стражница объясняет процедуру проверки. Кожа под доспехом неприятно зудит, будто невидимый паучок ползёт вдоль хребта. Горташ... Тэсс не знает ничего об этом вычурном самозванце. Кроме того, что он поклоняется богу тирании и служит Абсолют. Достаточно ли этого, чтобы судить его, чтобы его ненавидеть? Пожалуй. Пожалуй, достаточно, чтобы вздёрнуть его повыше на прочно сплетённой верёвке. Возможно, ей стоит покрошить этих продажных Кулаков в мелкий, истекающий кровью фарш. И всё же она медлит, поймав молящий взгляд Гейла. И соглашается подпустить к себе неповоротливую груду металла, плюющуюся клубами белёсого пара. Стальной нагрудник подпрыгивает, аляпистое кружево сияет, слепит её красные от бессонницы глаза. Колдунья жмурится, замирает, чувствуя, как нечто склизкое копошится в её разуме, заползает в каждый его уголок. Видит, как она испепеляла гоблинов потусторонним разрядом, как штурмовала Лунные башни, как яростно рубилась с некромантами Торма. Голос у громады неожиданно сладкий, тягучий, как отравленный мёд. - К вам будет применён особый протокол. Не просто как к врагам народа, но врагам Абсолют. Пройдите с нами без сопротивления, или умрите. Тэсс раздражённо кривится. Позволить безмозглой груде железа помыкать собой? Покорно сдаться на милость фальшивого эрцгерцога и сгнить в тюрьме? Не для этого она сбегала с Нутилоида и побеждала апостола Меркула! Оскалившись, колдунья выхватывает рапиру, одновременно испепеляя ближайшего арбалетчика ведьмовским разрядом... *** Горташ улыбается. Жмёт руки подобострастным балдурианским вельможам. Шутит с верховным судьёй. Мимоходом восхищается новой шляпкой мадам Ирлентри. И старательно не смотрит на мощную дверь парадного зала. Пальцы, скованные кружевом перчатки, сводит неумолимой судорогой, и будущий эрцгерцог заводит их за спину, прячет от любопытных, выжидающих провала взоров. Он не может, не имеет правда оступиться сейчас. И Энвер приказывает себе отвернуться к витражному окну, подхватывая под локоть наследника семейства Гатмер. Последняя поставка кожи на доспехи для Кулаков задерживалась уже на неделю... Когда один из его агентов едва заметно отделяется от портьеры, Горташ уже знает, о чём он отрапортует. И сердце его застывает, проваливается тяжёлым камнем, увязая в кишках. - Вооружённый отряд пробился через форпост и обманом проник в цитадель. Разрешите... - Пропустите их, - собственный голос кажется будущему эрцгерцогу хриплым, как после посиделок в портовом трактире. Язык скребёт по нёбу наждачкой, ему хочется выпить залпом кувшин креплёного вина. Вместо этого он многозначительно поднимает бровь, ловя недоумённый взгляд шпиона. «Они не могут, не смеют сомневаться в тебе, в твоих решениях». Шпик почтительно кивает, растворяясь в пёстро одетой толпе. Горташ вгоняет заострённый ноготь перчатки в ладонь, проворачивает в ранке. Боль не отрезвляет. Лишь вновь напоминает о ней, лишь заставляет бессильно замереть в ожидании. Тяжёлые петли надсадно скрипят, и будущий эрцгерцог думает, что этим вечером выпорет пару слуг на псарне. До кровавых соплей и бессвязных молитв. Чтобы знали, кто здесь хозяин... Напряжённо прямая спина не дрогнет, пока кованые сапоги сминают парадный ковёр. Незванные гости идут меж картинно замерших в молчании вельмож, будто меж статистов в дешёвой базарной пьеске. Горташ ловит отблеск солнца, сверкнувший на массивном угловатом наплечнике. Глумливая усмешка невольно кривит бледные губы: отчаявшийся, вконец отупевший от горя, Торм будто искал смерти. Хорошо, что не пришлось мараться самому... Младший Рейвенгард, закованный в стальной скелет его лат, смотрится нелепо, как девственница в борделе. Даже умытый кровью с головы до пят, он не вызывает ничего, кроме сводящего скулы умиления. Впрочем, как и волшебник в пышно отделанном костюме барда, будто сбежавший из заштатного бродящего цирка. Лишь затянутый в кожу блондин с поступью убийцы вызывает желание взяться за арбалет. Трое мужчин идут, и её не видно за широкими спинами... Он не может больше ждать. - Дражайшие патриархи, дорогой Рейвенгард, позвольте минуту вашего внимания! Клинок Фронтира почтил наши чертоги своим присутствием! – Горташ разворачивается, разводя руки в картинном жесте. Он не может выдать себя, не может заговорить с ней напрямую. Может лишь искать взглядом огненную бездну её карминовых глаз... чтобы наткнуться на небо. День и ночь. Непроглядная чернота и лазурь... Острый, вздёрнутый нос. Россыпь веснушек на высоких скулах. Колючий доспех дроу – горькая, несправедливая насмешка. Камень, застрявший в кишках, прожигает их насквозь. Хочется выть, отплёвываясь раскалённой кровью. Вместо этого Энвер скалится так, что яд готов закапать с клыков. Он должен что-то сказать этой вываленной в пыли незнакомке, скептически кривящей рассечённые шрамом губы. А в голове вертится лишь ворох ставших бесполезными фраз, которые больше некому говорить. – Прошу извинить за столь холодный приём. Мои Стальные стражи – настоящие цепные псы. Но это для блага народа, вы ведь понимаете? Незнакомка смотрит на него скептически своими разномастными глазами, и Энвер склоняется в неуклюжем, галантном реверансе, чтобы скрыться от всех хотя бы на миг. Горечь плавит язык ядом невысказанного, навеки похороненного в могиле его души. Там, где без неё теперь лишь гулкая пустота. *** - Лорд Энвер Горташ, к вашим услугам, - растрёпанный, разодетый в золото мужчина пытается изобразить реверанс. Выходит скверно. Будто его учили наспех в сарае за псарней. Впрочем, это можно списать на то, что будущий эрцгерцог не спит уже добрых полгода. По крайней мере, размер и цвет мешков под его глазами недвусмысленно намекает, что подушку он видел в последний раз позавчера. В лучшем случае. Тэсс невольно фыркает, вспоминая хвалебные оды его обаянию и красоте. В Лунных Башнях землистый цвет лица можно было списать на проделки Меркула. Теперь колдунья думает, что на месте Горташа вздёрнула бы бездарных писак на первой же берёзе. Подобное лицемерие граничит с оскорблением и скоро станет поводом для шуточек черни в Нижем городе. Пока будущий эрцгерцог велеречиво превозносит их победу над Тормом, Тэсс не может отвести взгляд от его глубоко запавших глаз. Он улыбается, сверкает непроглядностью чёрных омутов. Колдунья чувствует: он привык, что его слушают, ему подчиняются. В низком, чуть хрипловатом голосе этого нелепо разодетого мужчины и впрямь таится непостижимая сила. Горташ рассказывает о камнях, контролирующих мозг, будто делится новостями вчерашнего званого ужина. Он не пугает. Лишь предупреждает. И Тэсс невольно верит, клонит голову к правому плечу, вслушиваясь в раскатистый тембр его голоса. И всё же, когда Горташ предлагает «прийти к соглашению», колдунья недоверчиво кривится. Слишком уж мягко он стелит, слишком складно приказывает ей, что делать. Слишком прав он в том, что от Орин нужно избавиться. Что городу нужен порядок, а ему – величие и слава, а не пропитанный кровью пепел. Что для Тэсс выгоднее не ссорится с тем, кому подчиняется стальной дозор. Горташ, должно быть, чувствует слабину, и предлагает ей пакт о ненападении. Клятву духа и плоти. Предлагает сохранить добытый у Торма камень. Колдунья думает, что это крайне щедро. И нелепо, учитывая, что стражи могут раскатать их тонким слоем по полу тронного зала в любой момент. Тэсс чувствовала подвох каждой мурашкой на заледеневшем позвоночнике. - Вместе мы будем править Фейруном как короли. Нет, как боги. Как Абсолют. Вот оно. Поехавший головой тиран сорвался, роняя маску мудрого благоразумия. Колдунья чувствует, как ладони покрываются холодной испариной. Вот это её выбор? Заключить союз с сумасшедшим приспешником тёмного бога или быть расплющенной его адскими машинами? Тэсс не может сдержать гримасы отвращения, кривящей рассечённые шрамом губы. Лицо Горташа выражает почти искреннюю надежду, когда он повторяет свой вопрос. Ей хочется врезать закованным в сталь кулаком по его самодовольной морде, почувствовать, как сминаются мягкие хрящики носа. Но Император уже шепчет ей, что союз всегда можно разорвать. И, будто расслышав мысли иллитида, вторит ему предпочитающий быть на стороне победителя вампир. Колдунья же пытается залезть в растрёпанную голову тирана, коснуться его мыслей. И удивлённо выдыхает, почувствовав искренность. И Тэсс сдаётся, думая, что совершает величайшую в жизни ошибку.