7 | Битва за Штормград

      Без диких ветров, переворачивающих всё вверх дном и не дающих шанса ни единой вещи маленького веса остаться на месте, замок чудился заброшенным. Никаких всплесков и сумасшедшей энергии, буйства и завывания потоков воздуха. Обладательнице хором оставалось только горевать о покинувших её соратниках, переползших совсем не по своей воле в стан врага, и веровать в то, что она справится без них. Только надежда ей и оставалась, ведь очевидное глаголило об ином. При убеждениях, что гадёныши ей не нужны, она, конечно, лгала, потому что понимала, что со своей слабостью они бы точно стались идеальной поддержкой. Одной нести не самого лёгкого Витю при бессонной ночи точно не получится. Как же она удивилась, когда, выбравшись на должную лестницу, пред которой пару раз чуть ли не приклеивала к стульям жильцов своей головы, чтобы те не сбежали, узрела, что она пуста. Да, на полу следы крови, стены ранены и покрыты гигантскими трещинами, а одна и вовсе описывает в идеале её силуэт, но самого братца здесь нет. Мысль о каком-то обряде старообрядцев только успела посетить её голову, как сразу же сбежала, прогнанная правдой. — Я положил его обратно, — сознался Абрикосов. — Если не видеть рану, то, грезится, что он по-прежнему спит. — А когда гнильцой завоняет, мы тоже будем притворяться, что он дремлет? — Тебе нечего бояться — ты за своими духами ничего не учуешь. Легонько хохотнув, революционерка уселась перед размазанным пятном красной жижи и коснулась его пальцами, с грустью вздохнув. Заметив это, факир почти сразу взял девушку за талию и потянул так ловко, что она сама не осознала, как очутилась усевшейся на ступеньке рядом с другом. Мощный дар фокусника, не иначе. — Как ты его сам умудрился перенести? — Ну, не назвал бы я это таким громким словом, как «перенести», — почёсывая затылок с испачканными от пыли со стен локонами, Саша признавался, как измывался над трупом. — Вначале я его точно нёс… Потом я бы сказала, что я его вёз… — На чём? — Я подложил свои факелы, и они выступили, как ролики движения… — Ты тащил моего брата на дешёвых роликах из магазина приколов?! — возмущалась, развернувшись к нему лицом, принцесса. — Недолго. Потом я устал их перекладывать, и он пополз. — Ты его заставил ползти! — Главное, что он добрался. Чуть злая Любава кивнула, усмирив ярость. К чему придираться, если эти действия — его старания помочь? Похвалив и кинув небрежное «спасибо», она отвернулась от друга, глядя в стену, желая так сбежать от вопросов, ощутимых кожей. За ними и лезть то в голову не надо. Когда он озвучил их вслух, она мысленно успела его за это уже три раза послать. — Как всё прошло? — С трудом, — произнесла наследница, касаясь позвонков. — Спина страшно болит. Я, в основном, сидела. — Психея, я про разговор. — Во время него я тоже сидела. Закатив глаза, не маг просил принести вести быстрее, спеша встретить разочарование и принять его, как старого верного гостя. — Она против меня, — с трудом шептала она, продолжая изливать все грани их тяжёлой беседы. — Она знает, что доверять Марфе нельзя, но также она прекрасно понимает, чего этим добьётся. Путь со мной вместе не даст ей короны и благ, а сделает её лишь очередным трупом голубой крови. Так рисковать ради какой-то, возможно, мною надуманной близости она не согласна. — А что насчёт всего остального? — потребовал ответа психолог. — Что насчёт любви? Что насчёт планов? Что насчёт доверия? На устах гнил простой вопрос: что насчёт нас? В этом сознаваться считалось самым трудным. — Этого нет, — почти пискнула она. — Я показала ей, но она сказала, что это выглядит глупым и маловажным. Погладив руку по запястью так, как проходила линия связывающего заклинания, староста чуть не пустила слезу. — Это ей не нужно. Произнося это, Бабейл сама удивилась: оно ей совсем не нужно, и девочка, некогда грозившаяся её убить за сохранение той жизни, теперь готова убить её, лишь бы о той больше никогда не слышать. Весть факира пронзила болезненно, губительно. Годы шуток и смеха стали единым ритмом, ставшим кассетой, какую он любил и ценил, но какая больше никому бы не пригодилась. Он абсолютно понимал злость Влада, осознавал, почему так не хочет видеть всё та Варя, и точно ощущал, что чувствует он сам. По его мнению, девочка, окружившая себя тысячей близких, лишь бы сбежать от одиночества, сейчас в нормальном расположении духа, потому что верит, что всё в порядке. Чуя, что он с другом прощается, Абрикосов хотел погоревать, но считал, что не имеет на это право. Рука отцепила пальцы обладательницы от её запястья, возымев их себе, и тогда ладони близких друзей сошлись в узле. Любава тоже была девочкой, думавшей, что она никому на свете не нужна. Никому, кроме своей племянницы. Каково же знать, что она плевать на это хотела? — Тогда, будем сражаться, — уведомил коротко фокусник, вызвав на обсуждение иную тему беседы. — Нет, — строго отстаивала мнение принцесса. — Ты никуда завтра не пойдёшь, — посмотрев друг на друга, волшебница свободной рукой коснулась шишки на лице товарища. — Мне хватило того, как тебя сегодня вымучили. Тебе не нужны ещё травмы… — Они делают мужчину только красивее. — А удары делают его значительно глупее. По тебе видно. Притронувшись к красному следу, владыка мыслей увидела, как собеседник пищит, стискивая зубы и прищуривая глаз. Скатился с лестницы он прямо красиво. — Нельзя тебе туда. Нет места не магу на поле, где колдунья будет одна сражаться против огромной армии, созданной из жильцов ади-плана… — Не одна, а с другом… — Саша! — Меня поражает твоя наивность, когда ты реально предполагаешь, что я тебя брошу, — монотонно выдавил он, словно риски его совсем не пугают. — Такое чувство, будто ты плохо меня знаешь. — Ты получил сегодня раны! — А ты, как минимум, ребро переломала. Можем вместе забить на всё и просто лечь в больницу на земле под капельницы. Стеснено и задумчиво, девушка хмыкнула. Такое бы решило массу проблем. — Либо же мы завтра идём в бой, но фишка проста: или ты туда не идёшь, или туда ты идёшь не одна. — Саша, пожалуйста! — молила революционерка. — Если с тобой что-то случится, я с ума сойду. — В том то и забава, что это взаимно… — Саша, ты — не маг! — Я прекрасно это знаю, Любава, — заговорил строго он. — А ещё я прекрасно знаю, что ты — одинокий воин, всегда пытающийся всех спасти и совсем не желающий быть спасённым, но придётся поступиться моралью, и хотя бы разок попробовать… Боясь финала, староста посмотрела точно в тёмно-карие очи, выжидая ответа, который могла бы прочитать, но игнорировала. Возможно, отчасти, зря. Залезь туда, она бы услышала вообще всё. — Позволить кому-то спасти тебя. Словив эту заботу, убитую, по её мнению, после диалога с будущей королевой, Любава только кивнула, положив голову на плечо одноклассника и засыпая. За окном поднималось солнце, напоминая, что с его уходом начнётся битва. Думая о зареве заката, пара задремала.

***

Глаза непокорно закрывались обратно, веки будто слиплись, а ресницы сплелись. Каждый раз, когда он побеждал над ними, то лицезрел белые туманы, из-за чего прикрывал очи опять. Через несколько часов ему стало лучше, и диггер даже смог узнать, благодаря чему. Приглядевшись, он выяснил, что рядом с его постелью стоит капельница, пускающая по его венам явно волшебный препарат. Учитывая то, что он уже и бутыль с отваром сумел оглядеть, тот осознал, что его тело шевелится, но при этом одно восстановить лечение не могло. Абсолютно сухой рот напомнил ему пустыню, которую он желал разбавить жидкостью. — Воды! — крикнул он, уверенный, что, либо братья, либо медсёстры почтут его своим визитом. — Воды! Водички мне! Воды! Где эти придурки?! Собранные крики очень быстро переросли в вой, но точно не волчий, а, скорее, надрывистый голос чьей-то безумной фанатки. В таком случае стакан воды считался спасением, как для пострадавшего, так и для спасшего его. — На тебе воды, но я — не придурок, — уведомила гостья, протянув гробокопателю его стакан, часть содержимого которого вылила на его рубаху. — Ну, я вижу, — бросил он, чуть приподнявшись с постели и поглядывая на злобную особу с руками в боках, глядевшую на него точно, как официантка в том баре, где он вечно пускал неприязненные шутки. Разница лишь в том, что эта более угрожающая, и, невзирая на свой нестандартный стиль, симпатичная. — Тебе точно сложно ей быть в силу пола, — молвил он, испивая долгожданной воды. — Интеллект не судим? — скосив брови с пирсингом, обратилась особа. — Мне лень. — Кто бы сомневался! — Где мои братья? Не обнаружив больше никого рядом, Алексей догадался, что это пятно фиолетовых шмоток и металла в каждом месте, где ему надо и не надо находиться, единственный живой человек в округе. Никто, кроме неё, заботы и, соответственно, информации сейчас дать никак не способен. Рокерша и сама мыслями до этого доплясала, так что, не столько вздохнув, сколько харкнув, она уселась на постель у противоположной спинки от головы собеседника и закинула свои ноги в лакированных чёрных ботинках на тумбочку, пачкая мебель. — Тебе какой нужен? — скрестив руки, бормотала она, видя, что князь и не пискнул от её своевольности. — Тот, что учитель, или тот, кто должен был бы, по-хорошему, стать учителем? — Хороший план. Сдам его сюда, как надоест. — Он в библиотеке вместе с Пушком, — вякнула девушка, на секунду приподнявшись и взяв с соседней кровати оставленные фигуристкой яблоки. — Пушком? — потребовав своё яблоко и его получив, спросил кузнец. — Блин… Вы её Снегурочкой зовёте! — О, необычное имечко! Я её когда-то назвал Снежок! — Ха! — усмехнулась студентка, облизывая свою фиолетовую помаду. — Прикольно! — Кажется, что мы подружки по прозвищам. — Тебя тоже за это ненавидят? Хмыкнув, ондок ощутил, что его предплечье стало ныть, и, распознав эмоции только по чуть приспустившейся брови, Несмеяна взяла в руки лейкопластырь и вытащила иглу с места, заклеивая рану. Отодвинув капельницу прочь, она выудила из тумбочки небольшую бутылку чего-то бледно-зелёного и сразу же налила содержимое в ещё не пустой стакан от воды, поедая удивления с лица больного. Юнца несказанно поразило, как она чётко всё делала, будто и впрямь на сто процентов понимала. — Маша пришла и влила тебе что-то туда, — заявила она, почти исповедуясь о том, что это не по своей воле она тут такая правильная. — Сказала ещё этим напоить, когда проснёшься. — Ты вообще не похожа на сестру милосердия, — обратил внимание ювелир, когда собеседница вновь заняла свою позицию. — Как тебя вообще сюда занесло? — Двойки отрабатываю, — призналась музыкантша, толкнув руку к падшему правителю. — Глотай. Нехотя, но доверяя патрулю, Алексей согласился чуть выпить, хотя от запаха его почти наизнанку выворачивало, но, к сожалению, лишь одна капля отвара вынудила его крутануть спину, в попытках не испачкать рвотой других. — Фу! — корчился он, царапая язык. — Какая гадость! Хуже помоев! — Она должна тебе помочь, — явно убиваясь смешной сценой, издевалась рокерша. — Мне бы и алкоголь помог после такого… — Могу разбавить, — предложила Несмеяна, стукнув по своей поясной сумке, из-за чего прозвучал точный звук стекла. Освободив бутылку со спиртом, она помотала ею у носа радостного диггера и подала ему верную пищу для счастья, наливая её в стакан. — Ты мне нравишься всё больше и больше… Как тебя? — Несмеяна. — Для меня ещё та Смеяна, — выдал юнец, с радостью попивая коктейль, оказавшийся уже далеко не столь убогим и гадким. — Сколько радости мне доставила! Присоединившись к распитию, студентка тоже сделала пару глотков и размазала уже в ничто свою фиолетовую помаду, но совсем о ней не беспокоясь. Шутя с князем о всём подряд, они до последнего упорно игнорировали, как в помещение проник кто-то ещё. — Вот, где этот засранец, — прыснул недовольный Влад, будучи таким, каким его бы никто сейчас видеть не хотел. Падший и никудышный, почти погибший в их глазах правитель молний сейчас уже стоял уверенно на ногах, разодетый в куда более простую лёгкую и удобную одежду, но с одним дополнением. Сразу заметно, что она боевая. Поясной ремень с мечом в нём и собранные локоны это только подтверждали. В таком ничего не сообщит о пережитых вчера муках, но рука сама улеглась на бок, уведомляя, что он ощущает боль. Только вчера зашитая рана же не пробуждала тормозов. — Ну, как? — интересовался он, поглядывая на брата без лишних эмоций, точно, как и он взамен. — Уже оклемался? — Я оклемался? — переадресовал этот вопрос гробокопатель собеседнице. Вытащив спрятанную под подушку бутылку, рокерша покрутила её, уведомляя, что им осталось допить меньше половины, до того, как она его отпустит. — Не оклемался, — прыснула она, пока ондок повторял за ней. — Не оклемался, — переметнув взгляд обратно к брату, признался он. — Значит, оклемаешься по пути. Идём в бой. Удумав, что он, скорее всего, это вообще намудрил сам, Алексей переспросил, что только что услышал, чтобы, видимо, лишний раз убедиться в сумасшествии родственника и в риске самому таким оказаться. — Я умываю руки, — выкинула Несмеяна, поднимаясь с места. — Мне мои тоже надобно помыть! — просил её остаться кузнец. — К чему, если ты их снова запачкаешь? — Смеяна! — вопя «а», молил о поддержке Равелин. — Если очень понадобятся, можешь опять попросить «воды». Выпустив последнюю издёвку, она открыла своему преподавателю все шансы вытворять то, чего его младший родственник так боялся, провожая музыкантшу с горечью до самого конца. — Поднимайся и пошли… — За кого мы будем бороться? — поинтересовался ювелир, решив уж напрямую напомнить безумному влюблённому о том, через что они перешли, пока он упорно это пропускал. — За Варю, конечно, — удручённо, будто прививая ондоку чувство вины, молвил маг молний. — За незнакомку? Произнося такое понятие, любитель могил воспринимал его слишком грубым, в какой-то степени даже уродливым, ведь оно никак не складывалось с тем, кого они обсуждали. Та девочка — их общая грандиозная любовь, какую они знали, как облупленную, и ценили каждый её замысел. Это считалось чем-то резким, но и правильным, точно, как и реакция его старшего знакомого. Помутнев и чуть растерявшись, он выдал очевидное, уже признавая, что это — ложь. — Мы знаем её… — Правда? — с истерической ноткой причитал расхититель гробниц. — А я вот, честно, понятия не имею, зачем она постриглась и почему не отозвалась на своё фирменное прозвище… — Алексей, — требовал пощады прикрывавший веки саркастичный король. — Да, и она этого не знает, в том числе, — произнёс он, решив сразу после объяснить мрачному правителю вообще всё. — Потому что та, кого мы знали и кто знал нас, больше не существует. Её больше нет. От ощущения бессилия этих выражений, от смысла, какой в них вкладывали, хороня здорового человека, мужчина мертвенно замер, зациклившись на угле тумбы. Это — не угол, это тупик. Ты отсюда не сможешь выход найти. Словив от напряжения панику, модник начал оправдываться. — Влад, я бы пошёл за тобой, ты сам знаешь… И я бы жизнь отдал, чтобы спасти ту самую кобылку… Горестно вздохнув в конце, чуя, будто он поступает точно, как когда-то Пётр со Златой. Точно так же, как когда его брат начал говорить, будто ничего не знает, тот завершил. — Но это не она. Воцарилось молчание, в каком выделялись, как звуки, только скрипы кровати. Признав это за минуту тишины, когда они прощались со своим любимым человеком, гробокопатель вздрогнул, когда она получила свой итог. Печально отведя взор от мебели, князь заявил свой план действий. — Мы должны хотя бы её защитить. — Незнакомку? — Ту, кто зовётся моей колючкой, — уведомил он, ощутив, как по руке якобы пробежал удар молнии прямо от безымянного пальца. Мерещилось, словно сама татуировка розы на пальцы требовала, чтобы так называли только одного человека, а не эту пародию под истинную легенду. — Ты сам решай: со мной ты или нет. Поставив вопрос, преподаватель боевых искусств поспешил прочь, не ставя никаких надежд на брата. Он итак сделала слишком много, вернув его вчера к жизни. Требовать большее считалось неверным. Когда хоть что-то неверное отводило Равелиных, а не привлекало? — Я иду, подожди! — вопил он, поднимаясь с постели. — Сейчас! Мне убирать постель или нет?! Кто-нибудь знает?! Ай, ладно! Застегнув рубашку и поправив рюши, он поскакал следом за родственником, на ходу опустошая стакан, содержимое которого выступало единственным, что оправдывало их решение.

***

Беседа с якобы близкой знакомой ночью лишила принцессу массы часов сна, из-за чего утром она словила мощные такие претензии за некоролевское поведение. День буквально начался с того, что дверь стукнулась об стену и прогремела так, якобы на щепки раскололась. Вспрыгнув, Варя упала на пол, глядя на мать испуганно, пока та пилила её взглядом, ожидая, когда с уст поспешат извинения. Губы же слиплись, оставляя чёткий след зубов. Посчитав это за малость, женщина смела все подушки и одеяла, потребовав дочь собираться быстрее, что она исполняла, истерично подскакивая и бегая. В столовой она очутилась меньше, чем через пять минут, обогнав аж парочку диких ветров. У входа она выдохнула и, выпрямив спину, зашла внутрь, всё равно словив неблагоприятные отзывы. — Слишком медленно ходишь. — Извините… — Не плетись по полу — стук ужасен. — Извините… — Собери причёску — мне не нужна твоя волосня в еде! От подобного упрёка девушка осеклась. Пряди были столь коротки, что банально в хвостик сойтись не могли, но она, подумав, что мамины слова — приоритет, предприняла попытку их собрать, естественно, столкнувшись с неудачей. Соединив то, что у неё получилось, она оставила часть распущенными, из-за чего словила ещё больше. — Распусти, — приказала еретичка, напугав дочь потоком необузданного ветра. Отступив, волшебница развязала локоны и поглядела на родительницу, ожидая следующего приказа, вовсе не понимая, чем её причёска разозлила. Его здесь не будет. Получив дозволение сесть, наследница Штормграда очутилась за столом, точно напротив матери, наблюдая во всей красе, как их делят метры. При этом точно меж ними располагался третий стул, из-за чего заинтригованная принцесса посмела обратиться с вопросом. — Кто-то к нам присоединится? — Болтовня вовремя еды — характеристика плебеев, — вякнула Марфа, попивая свой кофе и без должного уважения относясь к пище. Без обязанности играть благородие, она еле себя сдерживала, чтобы не накричать на поваров, не угождающих ей только тем, что существовали. Смутившись такого настроения, молодая колдунья приспустила плечи и принялась ковырять вилкой в омлете, при очевидном ощущении, что нечто не так. Вроде бы в её мировоззрении она так сидела лишь днём ранее, и не важно, что меж событиями легли года. Она обязана это помнить так, но всё играло иначе. Правительница ветра ощущала себя заниженной и точно чуяла, что до этого всё строилось иначе: что утро происходило по-другому и подушки представляли из себя не перегородки, что за столом разрешалось говорить, а стульев стояло больше, чем три. А ещё остро внимала, что раньше она не боялась здесь находиться. Поглядев на ближайшую тарелку, она увидела хлеб, и в ней всплыло необузданное желание кинуть его в кого-то. Здесь находился кто-то, кто позволял ей не бояться. Предположение, что разделит с ней приём пищи Селеста, увы, потерпело крах, потому что падшая королева, приподнявшись с места, презренно ахнула, выказывая ненависть к последнему члену их чаепития. — Буду я ещё ждать! — фыркнула та, взяв в пальцы авлос. Не владеющая им ничуть женщина рассчитывала на то, что, отмучившись от её мычаний и писков, субстанция примчится, быстрее всех своих братьев, что сработало почти мгновенно. Фиолетовая дымка очутилась в помещении, добавив больше шока юной владыке мыслей. Убрав руки от ушей, поклявшихся, что сейчас оглохнут, та взвизгнула, замечая, что явленная дама, вместо привычно мягкого тумана, сейчас напоминает облако во время грозы. — Наконец-то, — произнесла старообрядка, усаживаясь обратно за стол. — Ты совсем обнаглела, да?! — кипела Эвр, не скупясь на бранные изречения. — Своим гнилым ртом меня адскими воями мучить?! — Не стоит опаздывать на завтрак. — Я — богиня ади-плана, твою мать! — воскликнула она, приподняв в воздух на долю секунды все тарелки. — Мне не нужна ваша худородная и сбродская еда! — Человечья, — поправила её женщина. — Эта обыкновенная человеческая еда. — Ты уверенна, что тебе её хавать можно?! Вместо ответа, королева тихонько хмыкнула, вызвав в дочери чёткое ощущение скоротечной мести, исполнившееся сразу: пальчик пустил в музыкальный инструмент поток воздуха, отправляя ещё одну композицию из максимально несовместимых звуков, а, сгибаясь под ними, божья дымка стала ещё темнее. — Стерва, — прозвучал шёпот, напомнивший треск стекла, из-за которого добросовестная принцесса поспешила на помощь, будучи остановленной матерью. — Села! Но девчонка не повиновалась. Владыка высшего плана, превращающаяся из ласкового облака в мрачное месиво вовремя грозы, вызывала в ней какой неописуемый ужас, и потому она, вопреки приказам, оказалась подле дамы, какая встрече явно не радовалась. Рыкнув, волшебница ветра отпрыгнула. — Не смей так обращаться с наследницей Штормграда, — высказалась Марфа. — Ты обязана ей подчиняться. — Я тебе вообще ничего не должна! — воспротивилась Эвр. — Ни тебе, ни твоей второсортной полукровной дочери. — Ты обязана подчиняться магам мысли. — Так, а где они?! — издевалась дымка. — Ой, я что, ослепла?! Где эта редкая голубая кровь?! — Пожалеешь… — Ты, — закончила предложение туманность. — Я — не мальчик гвардеец и не лакей на побегушках! Я — богиня ади-плана, подчиняющаяся великим! — Она перед тобой! — Она — не она! Разговор женщин юная особа не понимала. Откинув свои лезущие в глаза очень короткие каштановые пряди, она только что и делала, так это, молча, выслушивала их монотонный, но очень агрессивный разговор, теряясь в догадках о том, чем это кончится. — Перед тобой без пяти минут королева… — говорила еретичка. — Только кто перед ней склонится?! — гневно болтала очевидное невольная перебежчица с другой стороны. — Открой свои тупые глазёнки и увидь ясное: она — никто! Она — отвратительный маг, она — убогий политик, она — по-настоящему жалкое представление власти! Она не нужна, её не жаждут и перед ней не склонятся! — Всё будет, если ты её потренируешь. — Я не могу из помёта золото создать! — А придётся! Закрутившись в воздухе, авлос начал бесконечную песнь, уродовавшую бытие всем, кроме самой правительницы инструмента. Хорошо, всё-таки, не иметь музыкального слуха. Песнь лилась долго, увеча прикованную к инструменту богиню, но, услышав крик дочери с мольбами, женщина остановила издёвки. Песнь величия остановилась, в отличие от самой сцены власти. Раскинув шлейф, старообрядка очутилась рядом с восточным ветром семи планов. — Надеюсь, мы поняли друг друга, — гнусаво произнесла она, выходя прочь. — На твоих плечах принцесса, и я не жду никаких результатов, кроме хороших. — Стерва, — шипела Эвр. — И да, ты права: ты — не лакей и даже не паж. Ты — мой холуй, и только лишь он. Ничего большего. Унизив свою рабыню до максимума её возможностей, Марфа, наконец-то, удалилась, разрешив своей дочери быть тем, кем она и являлась. Взволнованная муками других, она сразу поинтересовалась, в порядке ли её знакомая. — Я — субстанция из воздуха. У меня не бывает иного состояния, как в порядке. — Извините, пожалуйста! Мне жаль, что так получилось! Невооружённым глазам, без мимики и движений, только лишь по голосу остро чувствовалось, что её якобы учительница по-настоящему её презирает. Богиня ади-плана вовсе не скупилась в показе своей пренебрежительности и ярости, а, когда она осознала, что пред ней почти что девственный рассудок ребёнка, она посчитала надобным и вовсе напрямую выказать отношение. — Только жалеть ты и можешь, — зашелестела она, возбуждая в трясущемся теле холодный пот. — Ни на что большее твоя никчёмная структура неспособна. — Извините… — Я не буду тебя учить, — заявила та. — Сражаться я за тебя обязана, потому что я в плену у чёрствой нищебродки, но я не вписывалась в благотворительность с развитием к лучшему невозможных субъектов. — Ты меня ещё даже не учила! Откуда тебе знать?! — взбунтовалась принцесса. Встретившись с таким презрением, она ничуть не понимала, отчего на неё так взъерошились, воспринимая почти ограниченной. Да, она юна и мало знает, но это точно не делает её тем, кем они её обзывают. Дымка хохотнула. — Потому что ни одному народу, никогда не будет нужна правительница, которая ничего не умеет! Ты ни колдунья, не владыка, ни даже нормальный человек! Не хочу тебя огорчать, но правда проста… Окутав собеседницу полностью, из-за чего она, встревожившись, закрыла зеницы, та накормила её правдой, сразу ставшей внутренним демоном. — Не склонилась я — не склонится никто! Туманность исчезла, а маленькая девочка, запутавшись в облаках, прижала руку к сердцу, испуганно пытаясь надышаться воздухом, которого и не лишалась. Богиню она считала очень грубой, но и мама её не спасла и не защитила, будто дополнительно доказав тем самым правильность её высказываний, витавшим в самом воздухе. Марфа получила того, кого хотела, но, вместе с тем, она потеряла там годы учений и трудов, где исчез и взросло мыслящий человек, и хорошо подкованный политик. Перед ней чисто белый лист, так нужный ей, но, как выяснилось, она никчёмна в рисовании. Пискнув, Варя еле сдержалась, чтобы не заплакать. Она совсем никому такой не сдалась.

***

От пунктов «против» со стороны родственника тёмный князь отбивался вплоть до мгновения, когда их ноги переступили порог библиотеки, чтобы забрать себе третьего члена их компании, которого они вовсе планировали созвать кличем и испариться в миссии. — А ещё ты можешь снова встретить эту гнетущую тщедушную мразь, которую кобылка зовёт матерью. — Я буду этому только рад, потому что нет для меня счастья большего, как её со свету свести. — Влад! Ожидая встретить пустую библиотеку, настолько одинокую, что звуки от стен отражаются, кроме шкафов никаких препятствий не встречая, мужчины несказанно удивились, когда увидели там большую компанию своих близких, оккупировавших пространство комнаты и заняв часть рукописями, а часть оружием. — Ой, только не это! — воскликнул слишком поздно гробокопатель. — Владик, ты уже здесь! Запрыгнув на шею к преподавателю, Алёнка позволила ему прокрутить её вокруг себя прежде, чем с двух сторон от него возникли не менее добродушные подруги, ведя того к столу и ко всем тем, кто вызвался помочь. Остановившись, снежная колдунья повернулась к ювелиру, подзывая его ближе к их обсуждению. — Нет, — шептал он. — Нет-нет-нет. Я в это не вписывался. — Так, значит, ты — трус, — прозвучал голос подле него, знакомый по наглым ноткам и вызову в каждом звуке. Прочувствовав его до самых костей, Алексей недовольно вздохнул, чуя, что никуда он от сражения не сбежит. — Я-то думала, что ты — смелый мальчик, коли оказался в лазарете, — провоцировала князя Несмеяна. — Смелый, а не безбашенный. Только психи будут участвовать в бою за незнакомых. — Как приятно ты меня обозвал! — вякнула с издёвкой рокерша. — Это же заварушка! Любая заварушка — это весело! — Не когда тебе могут надавать по щам! — Ах! Ты цыплёнок! Играя с волей парня всеми способами, она начала кудахтать, изображая пресловутую птицу во всей красе, из-за чего её бывшая партнёрша обернулась, думая, что животное и впрямь рядом. — Угомонись. — Только если ты тоже со мной там повеселишься. — Странное у тебя понятие о веселье. — Кукареку! — Ладно, я тебя понял, — сообщил ондок, ступая ближе к друзьям. — У тебя прекрасный дар убеждения, Смеяна. — И призы неплохие. Указав на свои руки, студентка указала князю на ещё полную бутылку, какую они, встав совсем рядом со столом и слушая рассказы ребят, начали распивать. — Зачем это всё? — вопрошал Влад, глядя на друзей. — Ты же не думал, что мы не пойдём в этот бой?! — уверенно спрашивала богиня огня. — Правильнее сказать, надеялся. — Почём зря, — буркнул анимаг. — И бросим нашу королеву?! Никогда! Поинтересовавшись насчёт стопки сборников, заколдованный правитель разбудил книжного червя в лице Астера. — Мы пытались найти всю ночь какую-то информацию о заклятии и о том, можно ли как-то вернуть память… — Что-нибудь нашли?! Ещё признаваясь, астроном бормотал и смущался, из-за чего итог подвели сразу все, но морок, верующий до последнего в чудо высшее, абсолютно видеть этого не хотел. На помощь пришла фигуристка, взявшая его за руку нежно, только так, как умеет она, и напрямую сообщила об их проигрыше. — К сожалению, нет… — Нам жаль, — внесла свою лепту Маша. — Но борьбы это не отменяет, — напомнил Корвин, требуя, чтобы все вернулись к рассуждению. — Вот именно! Мы все пойдём в бой и с нами пошагают мои солдаты, — уведомила толпу батарейка, получая аплодисменты за свой волевой нрав и решение. Пока компания обсуждала, как поступить дальше, братья, обязанные оборонять и спасать Варю, играли почти что в шарады, потому что книголюб строил разные рожи, прося родственника отдать ему немного напитка. — Дай мне, — жестикулировал Пётр. — Что ты хочешь? Это? Это? — издевался ондок. — Просто дай мне и… — Даже не смотри на эту бутылку, она тебе не достанется, — строго заметил преподаватель боевых искусств. — Твоё дело — это помогать нам сейчас. — Если ты забыл, напомню: я — алкоголик, — бурчал молодой человек, засунув руки в толстовку. — Что-то я не вижу в этом обмундировании стеклянных бутылок. Так, где твои пули? Рассудив тактику и задачи группы, компания подобралась к оружию, взяв каждый своё. Колдуны возымели дополнительно, чтобы лучше обезопаситься, и лишь Алёнка ничего не забрала, решив, что справится без них. Верно, высший план совладает и без металла в своих руках. То ли дело Астер, обязавшийся создавать иллюзию беспомощного и неспособного к магии паренька, схватился за меч, справляясь со своей работой искусно — как только он закинул его за спину, то сразу полетел назад, утыкаясь в деревянный шкаф. — Ты поможешь этому косолапому? — спрашивал богок, разглядывая представление с презрением. — Как не помочь медведю с плоскостопием? Естественно, — ответил мгновенно метаморф, когда толпа направилась на начальную тренировку. — Кто, если не я? В опустевшей комнате, путешественник по книгам сразу добрался до друга и, вынув меч, начал вести урок о том, как он обязан обращаться с подобным дорогим металлом и обороняться в этой миссии, но, чудилось, что учёный его слушает абсолютно так себе. — Необходимо взять меч ровно и сжать крепко двумя руками, — самостоятельно переложив пальцы товарища, он начал показывать ему движения. Понятно, что у неуклюжего мальца они получались хуже, чем надобно, но графоман лгал об успехах, веруя в то, что, устремлённый на поле спасать и себя, и возлюбленную, сумеет каким-то образом спасти от гибели ещё и эту задницу. — Уже лучше, — лгал он тому, кто в этом не нуждался. — Для чего? — Для резки овощей или оригами, — ёрничал воронёнок взамен, настаивая на продолжении урока. — Делай дальше. — Ты так и не пришёл вчера, — тихо молвил со стыдом исследователь, тревожно боясь поднимать этот разговор, ибо с каждой его буквой болтовня становилась тише. — Я ждал тебя. — А мы в этом нуждаемся? Холод в его вопросе выбил мальчишку из колеи настолько, что оружие рухнуло наземь, издав страшно неприятный скрип. Даже очки угрожали, что падут следом, но не успели. Шустрый маг, воспользовавшись книжным даром, схватил их, поднеся обратно к другу, глядящему на него в ожидании широкими бирюзовым очами. Что же удумал Корвин не догадаешься, потому что он вёл себя обычно. Как вечно держал при себе стан истинного джентльмена и мимику самого безразличного графа. Пред таким болтать и то страшно, но, поблагодарив за уцелевшие очки, учитель попробовал. — Ты, вроде как, сказал, что я тебя разочаровал… — Сейчас я в этом искренне сомневаюсь. Слова — большие метры в яму. — Потому что тебе на меня плевать? Хмыкнув, Корвин отвёл волос от своего лица, оголяя невероятно скульптурную мордашку. — Разочаровался тот прошлый я, и разочаровался он от того предыдущего нон грата, — заявил он, сцепив руки на груди и объясняя свою позицию. — Тот я обозвал тебя эгоистом, тот я посчитал тебя злодеем, жаждущим захватить мир, но нынешний я ведаю тебя настоящего. Цель никогда не состояла в правлении, всё заключалось в глубинной страсти к равновесию и, увы… — Глупости? — Пугающему одиночеству, — вывел вердикт талантливый книголюб. — Тебя никогда не принимали, а те, кто принимал, спешили отказаться после, как Кика. Это не казалось мне проблемой, ведь, я, подобный тебе, но после я усвоил, что всем нам порой нужно внимание. Невзирая на притворство, я тоже обречён в нём нуждаться, но ты, — вглядевшись в глаза, он сказал именно то, что вчера пропустили мимо себя его подруга и возлюбленная. — Ты им проклят. Я могу без него, а ты — совсем нет. Стеснено, как малый ребёнок, астроном склонил голову, мечтая сбежать от такой тупейшей истины. Как же сильно он зависел от этих самых далёких от него людей! — Магия делает тебя кем-то и, когда она есть, ты чувствуешь, будто обременён чужими взглядами. Будто ты что-то из себя представляешь и заслуживаешь толпы, — расшифровал, как на духу, всё птенчик. — Поэтому ты это сотворил. Только лишь от того, что ты… — Дико пуст и одинок. — Но ты не пуст и не одинок, — отрицал такое Корвин, подняв меч с пола. Взяв его за рукоятку, он протянул его хилому преподавателю и, передав его, закончил разговор. — У тебя есть я. — Спасибо, бонвиван, — мямлил Астер, ощущая момент очень искренним. — И… Я понимаю, что тебе это не так нужно… Но, если… Если тебе нужно, то… — Ты есть у меня. Я знаю. Подтвердив верность друг другу, мальцы продолжили тренировку, попутно обсуждая то, как миновала беседа у обманщика с иными близкими людьми. — А Кика сильно бьёт… — Это она ещё в ход кулаки не пустила. Посторонними предметами меня увечила… — Понимаю… — Очень хорошо ты понимаешь всё в последнее время, — усмехнулся собеседник, заставив анимага вновь подумать о своей увлекающей и завораживающей его сознание нимфе. Вспомнив её, он искренне улыбнулся, как младенец. — Пришлось научиться воспринимать разные позиции, ведь моя любимая — анархистка. Ты — далеко не самый худший вердикт, какой я мог сделать. Усмехнувшись, Астер идеально произвёл движение, получив похвалу, не затмившую главную правящую мысль головы графомана. А что может стать самым худшим вердиктом сегодняшнего сражения?