Гримуар Баал

      До коронации оставалось четыре дня, и в столицу уже начали съезжаться люди. Скорбь, охватившая жителей города из-за новости о смерти короля Эйтора, постепенно сменялась настороженностью по отношению к Кейлии, реже — радостью.       Радостью лучился и господин Сатар Горст, один из племянников нынешнего короля Ригара, прибывший на пару дней раньше. Об его умении заключать самые выгодные торговые сделки по всему Араму Кейлия была наслышана, и потому ничуть не удивилась, когда ей сообщили об его приезде. После инцидента на южной границе торговля между Ригаром и Муроном временно приостановилась, — в тех землях пролегал один из основных трактов, самый безопасный, — и вопрос об её восстановлении должен был быть решён во время переговоров короля Эйтора с послами. Тех самых переговорах, которые Кейлия была вынуждена перенести на время после коронации.       Сатара Горста она, однако, приняла, сразу после принцессы Десмы и принца Тейрана. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда того пригласили в Багровый павильон, где в приёмной, за длинным мраморным столом, его ждала Кейлия. Вместе с ней был Верховный чародей и господин Кристен Эллинг, два года назад занявший место своего отца в совете. Он прекрасно разбирался в тонкостях культуры Ригара и мастерски находил общий язык с любым послом, которого король Ригара отправлял в Мурон, за что отец Кейлии и позволил ему сохранить место в совете, несмотря на его молодой возраст. Кристену Эллингу было всего двадцать девять лет, и старик Антаг считал допущение того в совет вопиющим нарушением многовековых устоев. Кейлия, к счастью, научилась пропускать весь ненужный трёп старика мимо ушей и выхватывать только самые ценные сведения.       То же она делала и сейчас: во время встречи Сатар Горст соловьём пел о том, как искренне он сочувствует утрате Кейлии — сам ведь потерял обоих родителей, павших от руки наёмного убийцы, и был принят своим дядей, королём Ригара, — и не забывал добавлять, что ничуть не сомневается в том, что Кейлия приведёт Мурон к процветанию. Из-за его болтовни заскучали даже двое людей из его свиты, которым позволили присутствовать на встрече (не считая стражи, ригарских воинов было восемь, как и муронских гвардейцев). В конце концов Кейлии надоело его слушать: но так как показать этого она не могла, каждый раз, когда он обращался к ней с вопросом или с просьбой подтвердить его слова, она выворачивала их себе в угоду и задавала свой вопрос. Так они и решили отложить назначение даты, времени и места переговоров насчёт инцидента на южной границе до прибытия делегации из Ригара. Сатар Горст пару раз обмолвился, что искренне восхищён украшениями, которые изготавливают из драгоценных камней, добываемых на севере, и что было бы прекрасно, если бы Мурон и дальше продавал их Ригару.       Встреча длилась часа два, не больше, но за это время Сатар Горст сильно утомил Кейлию. Члены его свиты откровенно клевали носом, и даже Верховный то и дело переглядывался с господином Эллингом, как бы ведя с ним безмолвный диалог, чтобы не заскучать. Кейлия выдержала ещё немного исключительно для приличия, а потом предложила лично проводить господина Горста в Хрустальный павильон, где ему подготовили лучшие покои.       — Есть ещё одно очень важное дело! — звонким голосом возразил Сатар Горст. — Совсем скоро вы взойдёте на престол и займёте место, принадлежащее вам по праву, принцесса.       Он с самой первой минуты говорил «принцесса», а не «королева», как многие слуги и гости — даже без коронации все признавали в Кейлии новую королеву. Но только не племянник ригарского короля.       — Мы приготовили для вас подарки, — продолжил Сатар Горст, расплывшись в улыбке, — однако лишь часть мы привезли на коронацию, чтобы выразить вам свою поддержку.       — Благодарю, — вежливо ответила Кейлия. — Уверена, ваши подарки поразят меня и хорошо послужат моей стране.       — Ничуть в этом не сомневаюсь. Однако лишь часть подарков — на коронацию. Другая — для того, чтобы доказать вам искренность наших намерений и готовность сотрудничать. Мы всем сердцем желаем отыскать виновных в нападении на вашу границу, поэтому, чтобы хотя бы отчасти загладить вину за то, что заставили вас поволноваться, мы хотим преподнести вам особый дар.       — Не стоило так утруждаться, господин Горст, — произнесла Кейлия, сложив руки перед собой на столе.       — Я настаиваю, принцесса. У нас в стране, если человек чувствует вину за что-либо, он выбирает и дарит лучший подарок, который должен помочь усмирить тревоги и показать искренность намерений того, кто этот подарок дарит.       «Сукин сын», — подумала Кейлия с улыбкой. В Ригаре ведь и впрямь была такая традиция, только звучала она по-другому: если виновник мог откупиться, он делал это, заваливая пострадавшего подарками — деньгами, скотом, рабами. Суд в Ригаре был одним из самых несправедливых, потому как практически все люди, стоящие у власти, были куплены и стабильно пополняли своё имущество за счёт даров других.       — Вы ведь знаете, что я не обвиняю вас в нападении, — на всякий случай напомнила Кейлия, — мы вместе будем расследовать это преступление и обязательно найдём истинного виновника.       — И всё же, принцесса, я настаиваю.       «Ну точно сукин сын».       — Конечно. Искренне благодарна вам за оказанную мне честь. Как только ваш король прибудет к нам, я лично поблагодарю его за подарок.       — Вы будете в восторге, — хихикнув, сказал Сатар Горст, а после махнул ладонью одному из своих людей и приказал: — Заводите!       Кейлия крепко стиснула пальцы и выдавила из себя улыбку, дрогнувшую, когда после двойного стука гвардейцы распахнули двери. В сопровождении стражи в приёмную зашёл мужчина, один из свиты господина Горста, а следом за ним — люди, соединённые цепью.       Рабы.       Кейлия резко поднялась, но от шока не смогла сделать ни шагу.       — Лучшие во всём Ортвине! — между тем произнёс Сатар Горст, также поднявшийся на ноги и подошедший к своему человеку. Тот дёрнул за цепь, и колонна из людей, синхронно покачнувшись, замерла на месте. Господин Горст повысил голос: — Лицом ко мне!       — Вы дарите мне рабов? — угрожающе тихо спросила Кейлия.       — Лучших во всём Ортвине, — повторил Сатар Горст. — Сильные, крепкие, здоровые, они будут верно служить вам и сделают всё, что вы прикажите. Подарок, лично выбранный нашим королём!       Кейлия едва не рявкнула от злости, но сдержалась. Она не могла не принять подарок от ригарцев, когда они настаивали, да ещё когда его преподносил племянник короля. Это было бы оскорблением, как оскорблением было привезти рабов на муронские земли. В их стране не было рабства, о чём ригарский король прекрасно знал.       И всё же, Кейлия не могла отказаться. Пусть она лгала, говоря, что не обвиняет соседнюю страну в нападении, она была обязана поддерживать нейтральные отношения до тех пор, пока они не выяснят правду. Южные границы, конечно, укрепили, но если ригарцы смогли прорваться через них один раз, значит, смогут и второй. Кейлия должна была решить эту проблему словами, и если для этого ей придётся принять в подарок рабов, чтобы показать, что она готова сотрудничать, то она сделает это.       Сатару Горсту и его королю необязательно знать, что с ними будет потом.       Глубоко вдохнув и выдохнув, Кейлия медленно подошла ближе, но всё же остановилась в метре от рабов и господина Горста, рядом со своей стражей, оставившей свои места возле стены.       Рабов было двадцать — десять девушек и десять молодых людей, на вид всем было не старше двадцати пяти. Все как на подбор: высокие, крепкие, со здоровым цветом лица, в чистой одежде, в которую их наверняка вырядили, чтобы представить Кейлии. Если бы не кандалы на руках и ногах, соединённые общей цепью, их было бы не отличить от простых людей.       Внутри Кейлия кипела от гнева, но снаружи сохраняла ледяное спокойствие. Она не торопясь шла от первого человека к последнему, сохраняя расстояние между ними, и делала вид, что осматривает их. Сатар Горст вовсю расхваливал «подарок», но Кейлия почти не слушала его. Уже думала, как ей быть: отослать людей подальше от столицы, выдав деньги на первое время? Ригарские послы заметят. Давать им место во дворце опасно, по крайней мере, до тех пор, пока они не докажут свою верность, что вряд ли когда-нибудь случится. Но что Кейлия точно им даст, так это свободу: пусть за ними и будут следить до тех пор, пока ригарцы не уедут к себе домой, в кандалах они ходить не будут. Кейлия немного подыграет своим соседям, но впишет несколько своих правил, чтобы показать, что её не так просто склонить на свою сторону.       Кейлия как раз прошла мимо пятнадцатого человека, крепкого парня с выбритой головой, когда раздался громкий окрик Сатара Горста на ригарском языке:       — Взгляд — в пол!       Кейлия обернулась и успела заметить, как один из молодых людей быстро опустил голову, оторвав взгляд от неё. Она вновь подошла к нему, остановив господина Горста, готового разразиться гневной тирадой, а тот вновь начал что-то радостно щебетать и расхваливать рабов, через каждые два слова повторяя, как щедр ригарский король. Кейлия опять не слушала.       Никто из рабов не провожал её взглядом. Они, запуганные, выдрессированные, как животные, стояли на месте, опустив головы, казалось, даже не дышали. Только одна девушка так быстро взглянула на Кейлию, что никто этого не заметил, оттого и не отругал. Молодому человеку повезло только из-за того, что Кейлия обратила на него внимание — она видела, как исказилось лицо мужчины, который всё ещё держал в руке цепь, и слышала злость в голосе Сатара Горста, когда он приказал опустить взгляд.       Молодой человек был высоким, не слишком крепким, но и не совсем уж худым, с широкими плечами и узкой талией, подчёркнутых белоснежной рубашкой, обнажавшей ключицу. Тёмно-каштановые волосы, падавшие на лоб, будто кто-то специально взлохматил, чтобы придать парню невинный вид. На слегка вытянутом лице остро выступали скулы, но глаз Кейлия не видела — так низко молодой человек опустил голову.       Сатар Горст всё ещё щебетал, но резко затих, когда Кейлия указательным пальцем подцепила подбородок парня и приподняла его голову, сказав на безупречном ригарском языке:       — Смотри мне в глаза.       Его кадык дёрнулся, но взгляда он не отвёл. Цветом глаза, бывшие чуть уже, чем у Кейлии, напоминали спелый виноград, такие же зелёные и яркие. Она смотрела в них достаточно долго, чтобы Сатар Горст начал обеспокоенно спрашивать, довольна ли она подарком, и чтобы во взгляде молодого человека появился страх. Даже смуглая кожа посерела.       — Господин Эллинг, поручаю их вам, — неожиданно для всех сказала Кейлия, всё ещё смотря в глаза раба. — Найдите им комнаты, накормите с дороги, подготовьте одежду. Утром решим, чем они займутся, а пока пусть набираются сил.       О кандалах Кейлия решила сказать после, чтобы не вызывать вопросов у господина Горста. Она хотела как можно скорее избавиться от него, что, к счастью, удалось. Сразу же, как Кристен Эллинг вместе со стражей увели рабов, Сатар Горст заговорил о том, сколько многого они добились этой встречей и как он надеется на восстановление дружеских отношений между их странами. Кейлия решила не напоминать, что отношения никогда не были дружескими, лишь поддакивала в нужные моменты, а потом, как и обещала, проводила господина Горста до его покоев.       

***

      — Так и знала!       Чертыхнувшись, Занкроу обернулся, прикрыв собой сломанные магические печати на двери, мерцавшие белым цветом.       — Ты меня преследуешь? — с улыбкой спросил он у Савы, упиравшей руки в бока. — Соскучилась? Забыла, что сама выгнала меня утром?       — А вы всё плачете из-за этого?       — Ты мне сердце разбила, — с чувством прошептал Занкроу, прижав кулак к губам. — Никак не могу оправиться… Всё, оправился. Прощай!       Положив ладони ей на плечи, Занкроу развернул Саву и толкнул к лестнице. Она ухватилась за его руку, потянула за собой, и они оба едва не полетели вниз, лишь чудом сумев удержаться на верхней ступеньке.       — Я тебя отодрал так, что ты стоять не могла, а ты решила мне череп разбить?! — заорал Занкроу.       — Да кто благодарит за такое?! И вообще, вы пытались проникнуть в кабинет Верховного!       Занкроу отцепил руки Савы от себя и подошёл к двери. Теперь уже не было смысла скрываться, так что он продолжил ломать и переписывать магические печати, не позволявшие кому-либо войти в кабинет без присутствия в нём Верховного.       — Немедленно прекратите!       Сава налетела на него, злая и шипящая проклятия, и попыталась оттащить, но Занкроу легко оторвал её от себя и вернулся к делу.       — Ты либо беги скорее за своим драгоценным Октавианом, чтобы он вернулся, либо просто вали. Всё равно я добьюсь своего.       — Я знала, что вы что-то задумали, но это…       Закатив глаза, Занкроу провёл пальцем по одной из печатей, разбивая её. Всё ещё недостаточно, чтобы проникнуть в кабинет, но он был на верном пути. Даже если Сава побежит за Октавианом, Занкроу успеет разбить большую часть печатей и попадёт внутрь.       Этим, вообще-то, должна была заниматься Иштар, — в смысле, разговором с Верховным, но она миловалась со своим мелким принцем, а Октавиан сопровождал новую королеву на встрече с ригарским послом. Занкроу не мог не воспользоваться таким потрясающим шансом, и даже Уллис, которую он намеренно потерял где-то между павильонами, но которая всё же нашла его, не могла ему помешать.       Гримуар Готто привёл Занкроу к кабинету Октавиана, и он был намерен попасть внутрь. Где-то за дверью скрывался Гримуар Яфар, якобы принадлежавший цереру Инберу, и как верный Тель-Ра чародей Занкроу должен был его найти.       Ещё он должен был понять, с чего бы это пленники, которых он допросил, вдруг начали предупреждать его и просить быть осторожным. Но сначала — Гримуар. Пленники из тюрьмы не сбегут, каждому Занкроу поставил магическую печать, которая оповестит его, если такое всё же случится, а вот Верховный из своего кабинета выползает нечасто.       Если бы ещё и Уллис не мешала, было бы просто замечательно.       — Вас бросят за решётку, — занудствовала она, бросив попытки остановить его — всё равно не справлялась.       — Это должно напугать меня? — уточнил Занкроу, уже ища в Гримуаре Готто расшифровку одной из печатей.       — Вас пригласили для расследования убийств, а не чтобы вы взламывали чужие кабинеты!       — Что ж ты тогда не побежишь и не сдашь меня?       — Замечательная идея! — зло пропыхтела Сава, направившись к лестнице.       — На обратном пути захвати что-нибудь с кухни, я проголодался! — прикрикнул ей вслед Занкроу.       Сава уже начала отвечать: скорее всего, то было оскорбление, но Занкроу не мог сказать наверняка. Дерево громко затрещало, и тысячи магических печатей разом вспыхнули. Сломались, точно тончайшее изделие из стекла, и расколотили дверь кабинета в щепки, которые тут же исчезли, будто их кто-то проглотил. Из дверного проёма хлынул чёрный огонь и волна обжигающе воздуха, вместе с антиматерией вынудившие Занкроу отступить к лестнице. Сава закричала, призвав Гримуар, и вскинула руку, одновременно с ним запечатывая антиматерию. Та отступила, словно наткнулась на невидимую преграду, хлынула обратно в кабинет, намереваясь уничтожить его.       — Твою же…       Всю башню сотрясло от оглушительного взрыва. Посыпалась каменная крошка, под ногами расползлись трещины. Часть лестницы обвалилась, и Занкроу едва успел затащить Саву повыше, к себе, чтобы она не рухнула вниз. Антиматерия, поглощавшая кабинет, потрескивала, точно сухие дрова в камине, и несмотря на всю абсурдность, этот звук был усладой для ушей.       Пусть Занкроу не добрался до Гримуара Яфар, он сделал нечто гораздо более важное: спровоцировал заклинание, которое Верховный наложил на свой кабинет, и то уничтожило всё. В помещении, где минуту назад располагался кабинет Верховного чародея Мурона, было пусто, будто сюда и вовсе не заносили мебели. Стёкла в окнах оказались выбиты, от внушительной люстры, упавшей на пол и там поглощённой антиматерией, остался след.       Допрос людей, арестованных им в доме у Норкенсов, был коротким и крайне продуктивным. Пообещав им защиту, Занкроу сумел развязать языки нескольким людям, и все как один говорили: «Lanar su deas mefad caldrone».       Эта фраза была сформирована из туралионского и риавского языков, и в переводе означала: «Остерегайся того, кто выше».       Иштар, скорее всего, убьёт Занкроу, но он всего лишь вёл расследование, ради которого его пригласили.       — Зачем, скажи на милость, — обратился он к Саве, в ужасе смотревшей на уничтоженный кабинет и при этом крепко державшей Занкроу за руки, — твоему драгоценному Верховному использовать заклинание, которое уничтожит кабинет, если кто-то попытается в него проникнуть?       — Охранная магия… — пролепетала Сава.       — Чушь собачья. Для охраны достаточно было использовать не такое мощное заклинание. Ни один здравомыслящий чародей не будет пытаться убить незваных гостей. И уж тем более он не будет уничтожать все свои вещи, только если не прячет среди них нечто крайне ценное или даже запрещённое. Всем известно, что личные кабинеты чародеев — лучший тайник.       Услышав гулкие шаги, причём не с лестницы, а с противоположной стороны коридора, где был выход на крышу башни, Занкроу оттеснил Саву себе за спину.       — Так и знал, что здесь есть потайные ходы, — усмехнувшись, сказал Занкроу. — Даже жаль, что я не успел найти хотя бы один. Это какая-то особая магия, а, Октавиан?       Он остановился возле второго из пяти окон, тянущихся в ряд до самой лестницы, сложил руки за спиной и молча посмотрел на Занкроу, будто тот был лишь пустым местом.       — Ты подорвал мой кабинет только для того, чтобы проверить это?       — Люблю нестандартные подходы.       — Чем ты вообще думал?       — Очевидно, что головой, в отличие от вас всех. Понабрали во дворец всяких идиотов, а мне за них работать. Впрочем, а работал ли я на самом деле? Может, лишь плясал под чью-то дудку?       Сава пихнула его между лопаток и попыталась выйти из-за её спины, но Занкроу остановил её, шикнув, чтобы она не смела двигаться, а громче продолжил:       — Я обнаружил несколько странностей, одну из которых — по твоей вине. Спасибо, Октавиан. Благодаря тебе я понял, что копаю не туда, и решил проверить всех, кто в состоянии управиться с антиматерией.       Октавиан сощурился, всем своим видом показывая, что ждёт продолжения, но Занкроу не спешил, наслаждался каждой секундой, понимая, что она может стать последней.       После обязательного допроса, когда новая королева убедилась, что Занкроу не причастен к убийству Эйтора Девятого, встал вопрос о продолжении расследования и заключении нового договора. Верховный будто бы вскользь упомянул, что информации, собранной Занкроу, будет достаточно, чтобы завершить расследование самим, однако королева приказала тому не бросать дело. Откуда у неё столько доверия к практически незнакомому человеку, Занкроу не знал, да его это и не волновало — по крайней мере, не так, как взгляд Октавиана, изменившийся всего на секунду. Черты лица чародея исказились, золото в глазах потемнело до янтаря, и Занкроу ожидал хотя бы лёгкого шевеления материи, но этого не произошло.       Зато зашевелилась антиматерия.       Зашевелилась — и застыла, заключённая в невидимую тюрьму из материи, призванной в ту же секунду. Это было всего лишь ошибкой, потерей контроля на долю секунды, которую никто не должен был заметить.       Но Занкроу заметил.       После этого он всё ждал удачного момента, чтобы вновь вывести Верховного из себя, но момент всё не наступал, а время стремительно утекало сквозь пальцы. Только сегодня Занкроу вместе с Иштар нашёл зацепку, которая позволила ему рискнуть.       Гримуар Яфар был скрыт во дворце, и пусть даже тот объявился неожиданно, точно приманка, Занкроу пошёл по следу, зная, что только так сможет добиться правды. Иштар точно его убьёт, наставник — убьёт во второй раз, но Занкроу не отступится.       — Ты говорил, что Хайттары — твои осведомители, — наконец продолжил он, чувствуя, как Сава пытается выглянуть из-за его плеча. — И это чистая правда, я проверил десятки раз самыми разными способами. Они — настоящие люди, которых ты использовал, чтобы избавиться от меня.       — Не понимаю, о чём ты, — медленно произнёс Октавиан, как если бы разговаривал с маленьким ребёнком, и совсем не обращал внимания на Саву, замершую на месте после слов Занкроу. — Тебя настолько оскорбил допрос нашей королевы, что ты решил накинуться на меня? Почему же ждал несколько дней?       — Я проверил каждого чародея и эгерия, которого вы допрашивали. Того, что вы арестовали, приняв за преступника, тоже. Бедный парень, даже не понял, как так вышло, что его обвинили. Бедные Хайттары, много лет служившие тебе и совсем не понимавшие этого. Мне потребовалось время, чтобы обнаружить у них магические печати, которые были запрещены в Эпоху Тысячи Нитей. Печати подчинения, скрытые материей. И антиматерия, скрытая печатями. Ты держал Хайттаров на коротком поводке, заразив их антиматерией и время от времени сдерживая её, чтобы она не убила их. К чему такие сложности? Печати, охранное заклинание… церер Инбер, умерший десять лет назад за пределами Арама.       Октавиан тихо рассмеялся, покачав головой. Занкроу напрягся, когда Сава сжала ткань камзола у него на спине.       — Ты ждёшь, что я в чём-то признаюсь? — уточнил Верховный, на несколько шагов приблизившись к ним. — И держишь Саву, чтобы… Что? Столкнуть её вниз, если откажусь?       — Да ты видел, какое тут расстояние? Максимум можно заработать пару ушибов. Как-то странно ты направил антиматерию. Почему нельзя было просто уронить крышу, чтобы нас задавило?       — Зачем уничтожать такой прекрасный материал?        Дрожь пробежала по телу Занкроу одновременно с тем, как судорожно выдохнула Сава. Воздуха почему-то стало меньше, и только несколько секунд спустя, когда Октавиан подошёл ещё на несколько шагов, Занкроу понял, что затаил дыхание. Будто ждал другого ответа, который не станет очередной подсказкой.       Занкроу — безумец, который не гнушался воплощать в жизнь идеи, которые другие легко могли обозвать идиотскими. Он мог легко проникнуть в дом аристократов или начать ломать защитные печати и тем самым выпустить антиматерию, просто чтобы показать, как это странно: защищать свой кабинет с помощью антиматерии во дворце, где полно людей, которых ты должен оберегать от этой аномалии.       Но Занкроу не думал, что Октавиан окажется безумнее.       — Материал?       Верховный не ответил. Всего один шаг — и он оказался вплотную к Занкроу, схватил его за шею и толкнул назад. Сава успела отскочить в сторону, чтобы не оказаться зажатой между ним и перилами, и отбежала в сторону, застыв. Октавиан сдавил шею Занкроу, отклонил его, занеся над лицом откуда-то взятый кинжал. Краем глаза Занкроу увидел языки чёрного пламени, расползшиеся по коридору и отрезавшие путь к потайному ходу. Сава металась, будто не знала, подавлять ей огонь или спасать Занкроу, пока он улыбался и хрипло смеялся, позволяя Октавиану крепко держать его.       — Можно было и не так явно, знаешь ли, — выдавил он. — Сказал бы, что хочешь поговорить наедине… Или решил, что всё же нужно заменить Уллис куклой, поэтому и решил действовать при ней?       — Что?! — истерично выпалила та, продолжая метаться из стороны в сторону.       — Ты ничего не понимаешь, — удивительно спокойным тоном ответил Октавиан.       — Да куда уж мне, тупице, — проворчал Занкроу, пытаясь просунуть руку к портупее, спрятанной под камзолом. Подобравшийся со стороны чёрный огонь лизнул ладонь болью.       — Всё будет так, как я предсказывал.       Октавиан опустил кинжал, и Занкроу не успел зацепиться за его слова. Он изо всех сил откинул голову назад, отклонился сам, потянув за собой Верховного, и вместе они перевалились через край. Кинжал полоснул Занкроу от середины правой скулы и практически до подбородка, сковал льдом мышцы, огнём обожгла хлынувшая кровь. Боль от раны, нанесённой антимагическим оружием, заглушила боль от падения. Занкроу лишь чудом не свернул себе шею, частично приземлившись на Октавиана, но всё равно покачнулся из-за того, как всё поплыло перед глазами. Чародеи были намного крепче обычных людей, любые раны заживали на них, как на собаках, но Занкроу был ослеплён болью, причинённой антимагическим оружием.       На лестнице также трещало чёрное пламя, сверху кричала Сава. Занкроу мутным взглядом разглядел силуэт Октавиана, подкравшегося к нему, и кое-как достал два кинжала, приготовившись к удару.       Что-то было не так: в прошлый раз боль прошла намного быстрее, сейчас же ему будто разрывало лицо на мелкие части. Кожа горела, кости ломило, а перед глазами всё ещё плыло. Занкроу слизнул кровь, стекавшую по щеке, и сплюнул её, имевшую мерзкий горький привкус.       — Замечательно-то как, — заплетающимся языком произнёс Занкроу, медленно спускаясь по лестнице и не сводя взгляда с Октавиана. — Ты меня ещё и отравить решил?       — Всё будет так, как я предсказывал, — повторил он, рванув вперёд.       Занкроу отразил первый удар, но не второй, из-за которого выронил один из кинжалов. Ему рассекло угол рта, совсем рядом с первой раной, и кожу выше. Взвыв от боли, Занкроу попытался отразить третий удар, однако что-то помешало. Блеснула сталь, вошедшая Октавиану в плечо, из-за чего он выронил свой кинжал. Занкроу отступил назад, наткнувшись на кого-то, и поначалу решил, что это Уллис, а потом вспомнил, что она застряла на лестничном пролёте выше, в окружении огня, — если, конечно, не решила, как идиотка, спрыгнуть вниз.       — Что здесь вообще происходит?!       Нет, это точно не Уллис. Голос другой, рост пониже, волосы белые, а не чёрные — Иштар оказалась перед Занкроу в мгновение ока, с поднятой рапирой, лезвие которой она вытащила из плеча Октавиана.       — Очень вовремя, — проворчал Занкроу. — Этот сукин сын пытался убить меня.       — Вижу, что не обнять и похлопать по голове. Что ж ты подставился под удар, идиота кусок?       — Тебя забыл спросить… Пырни его пару раз, давай, не отлынивай.       Иштар ничего не ответила, лишь приподняла рапиру, крепче сжав рукоять.       Занкроу знал, что требует практически невозможного. При всей их силе, Октавиан всё равно был сильнее и опытнее. К тому же Иштар вряд ли сможет во второй раз поднять оружие на близкого друга их наставника, который фактически привёл их в муронский дворец. В первый раз мог сработать инстинкт, хотя Занкроу сильно сомневался, что у Иштар в её мелком тельце был инстинкт «нападать, если напали на Занкроу».       Да и странно это выглядело — Октавиан даже учебных поединков не проводил, предоставляя их другим чародеям, чаще использовавшим оружие. С чего бы начинать сейчас?.. Но Иштар видела, что Занкроу располосовали правую половину лица, и не могла не сложить два и два.       — Что произошло? — повторила она, сделав шаг назад и подтолкнув Занкроу назад.       Чёрное пламя спустилось по лестнице, обступило Октавиана и двинулось к ним. Голос Савы наверху затих. Оказавшись на ещё один лестничный пролёт ниже, Занкроу уже не видел, осталась ли она на площадке или смогла ненадолго погасить пламя, чтобы выбраться. За спиной Октавиана тоже никого не было, лишь чёрные всполохи, лижущие стены и достававшие до потолка.       — Занкроу, — тише позвала Иштар.       — Да я ни черта не соображаю, — промямлил он невнятно. — Он меня отравил.       — Сможешь продержаться ещё немного?       — Постараюсь.       Если бы Октавиану было нужно, чтобы Занкроу умер, он бы целился в сердце либо выбрал бы яд, убивающий мгновенно. Вместо этого он использовал тот, что медленно распространяется по телу, мешает говорить и двигаться. Возможно, яд был совсем слабый, но вместе с болью от антимагического металла казался сильнее. В любом случае Занкроу бы не помер: Октавиан сам сказал, что переводить такой материал было бы жаль, и, очевидно, всё ещё рассчитывал взять его.       — Так что, всё-таки, происходит? — в третий раз спросила Иштар, ещё раз подтолкнув Занкроу назад. — Я-то думала, что смерть церера Инбера за пределами Арама и неожиданно найденный Гримуар Яфар — это все сюрпризы. Странная у вас какая-то логика, церер Адор. Зачем раскрывать себя перед двумя чародеями, которые слабее вас?       Занкроу презрительно хмыкнул, решив, что даст ей подзатыльник за эти слова потом. Пусть Иштар и говорила правду, это не означало, что она нравилась Занкроу.       — Зачем было лезть, куда не следует? — вопросом на вопрос ответил Октавиан.       — Моя задача заключалась в том, чтобы помочь принцу вспомнить. Я не виновата, что в процессе стало всплывать всё больше странных деталей, над которыми вы не потрудились поработать.       На последних словах её голос дрогнул, на что Октавиан коротко рассмеялся. Он ступил на площадку, приблизившись ещё на два метра, и Иштар с Занкроу спешно отошли, оказавшись напротив приоткрытого окна.       Странно, что в Лазуритовом павильоне было так тихо. Взрыв был громким, его должны были услышать, а антиматерию — почувствовать, но до сих пор не показалось ни одного чародея.       — У каждого есть своё дело, — сказал Октавиан, скользнув по Занкроу стеклянным взглядом, будто бы прочитав его мысли и вместе с тем отвечая Иштар. — Зачем браться за что-то другое?       — Потому что на то воля бога-творца?       Октавиан остановился, словно задумался, но спустя несколько секунд покачал головой.       — Бог-творец давным-давно не обращает на нас свой взор, и его воля — лишь выдумки смертных. Но мы — не совсем смертные, верно?       — Он серьёзно собрался толкать философскую речь о предназначении чародеев? — возмущённо пробубнил Занкроу. — Мы драться-то будем, или так, просто поговорим?       — Заткнись, — прошипела ему Иштар.       — Нет ничего страшного в том, что ты не видишь истины, Занкроу, — с миролюбивой улыбкой ответил Октавиан. — Многие её не видят, но это обязательно изменится. Enbvras demar amei ireed. Tezza undino cuorio nonda!       Занкроу узнал смешение туралионского и древнериавского языков и фразу, которую уже слышал от куклы госпожи не-Норкенс, когда та попыталась напасть на Саву, но не узнал лишь одного слова, «demar», как и второй фразы. Уплывающее сознание едва смогло зацепиться за начало предложения, но слова никак не желали закрепляться в голове, да и лишнего времени, чтобы записать услышанное в Гримуар, не осталось.       Октавиан раскинул руки, и за его спиной пространство разорвалось антиматерией.       Трещины побежали по полу, стенам и потолку, тряхнуло так, будто коридор был лишь хлипким экипажем, едущим по разбитой дороге. Занкроу рухнул бы прямо в образовавшийся на полу разлом, появившийся в результате поглощения камня антиматерией, но Иштар удержала его на ногах и толкнула в сторону, поближе к окну, откуда уже выбило стёкла. Она сама осталась стоять на месте и стойко приняла первый удар, нанесённый Октавианом. Сталь кинжала схлестнулось со сталью рапиры, высекая искры. Иштар отразила только первый удар, от всех остальных она уклонялась, прыгала вокруг и отбегала, не позволяя антимагическому оружию коснуться кожи. Занкроу, перед глазами которого прыгали разноцветные пятна, а в ушах стоял оглушительный треск и гул, с которым антиматерия пожирала пространство, едва сумел сжать в руке кинжал и сделал шаг вперёд, намереваясь ударить. Пока Иштар отвлекает Октавиана, у него есть шанс.       — Эй!       Октавиан как раз уклонился от рапиры, нацеленной ему в плечо, как на него налетела Сава. Она сбила его с ног, припечатала к полу с таким ошалелым видом, будто совершенно не понимала, что только что сделала. В её руке Занкроу заметил блеск своего кинжала, обронённого на лестнице, но воспользоваться им Сава не успела. Октавиан наотмашь ударил её по лицу, сбрасывая с себя, подскочил на ноги и вновь отразил атаку Иштар. Она теснила его ко второму окну, тоже с выбитыми стёклами, пока вокруг продолжала распространяться антиматерия. Она раскалывала и съедала стены, двери и чужие кабинеты, которые были за ними. В воздухе витал мелкий пепел, который практически мгновенно исчезал, поглощаемый сам собой. Антиматерия подобралась совсем близко к Саве, едва схватившей выбитый кинжал и подскочившей на ноги; и практически зажала с двух сторон Иштар, которая всё пыталась оттеснить Октавиана к окну.       — Marae!       Занкроу решил, что ему послышалось, — он видел, что ни Сава, ни Иштар не открывали рта, обе занятые тем, чтобы не дать антиматерии распространиться дальше, а Иштар ещё отражала нападение Октавиана, — но секунду спустя, когда крик повторился, понял, что он прозвучал со стороны лестницы.       — Marae, — послышалось ещё раз, но теперь тише, более устало.       Антиматерия наткнулась на невидимую преграду, как и всегда, когда её начинали запечатывать, и постепенно стала исчезать. Материя вокруг восстанавливалась поразительно быстро: трещины, расползшиеся по коридору, исчезали, будто были лишь прорезами на ткани, которые умело зашивали нужными цветами. Чёрное пламя потухло, в последний раз лизнув ноги того, кто спустился по лестнице, но не причинив ему вреда.       Занкроу присвистнул.       — Это что, Гримуар?       Северин бросил на него испуганный взгляд, едва не прижался к противоположной стене и прокрался к Саве, помогая ей встать. Иштар, практически прижавшая Октавиана к оконной раме, вдруг заорала. Занкроу дёрнулся, и до этого затуманенный взгляд будто бы прояснился. Октавиан, воспользовавшись появлением Северина, сумел выбить из рук Иштар оружие и взял её за шею, пристроив кинжал напротив сердца.       В голове Занкроу стало пусто.       — Поверить не могу, что вы, идиоты, довели до этого, — раздражённо выдохнул Октавиан, отойдя от окна и оттащив Иштар вместе с собой.       — Поверить не могу, что вы, церер Адор, предали нас всех, — прошипела она в ответ.       Октавиан надавил кинжалом, практически вспорол ткань рубашки, и Иштар застыла, даже дышать перестала. Если антимагическое лезвие заденет её сердце, она умрёт. Сразу, без шанса на спасение. С любым другим ранением ещё можно как-то справиться, отделавшись шрамами или вечными болями, но не с кинжалом в сердце.       — Я отпущу её, если ты, Северин, добровольно передашь мне свой Гримуар, — между тем добавил Октавиан с улыбкой. Впервые она не была милой, заботливой или снисходительной. Нет, она была безумной, отчаянной, словно Октавиан наконец решил сорвать маску, которую носил так долго, и всё из-за одной глупости, устроенной Занкроу и окончившейся тем, что Иштар могли убить.       — Хорошо, — дрогнувшим голосом согласился Северин. — Пожалуйста, мне он всё равно не нужен.       Законы Тель-Ра требовали, чтобы чародеи защищали Гримуары так же, как и простых людей. Гримуары — некогда части великих Учений Цейтл, вместивших в себя, если верить легендам, мудрость бога-творца и тайны сотворения материи. Их нельзя передавать кому попало, кому-то вроде Октавиана — тем более.       Занкроу следовало бы сказать об этом Северину, но он молча смотрел, как тот осторожно подходит к Октавиану, держа Гримуар в своих руках. Плевать, откуда у мелкого принца столь мощная магическая книга и что она не должна попасть в руки Октавиана. Наставник не оставит от Занкроу даже мокрого места, если с его любимицей что-то случится.       Северин остановился на расстоянии вытянутой руки, прижимая книгу к своей груди. Он выглядел бледным, испуганным, точно ребёнок, вдруг оказавшийся в центре ожесточённого спора взрослых, который всего лишь хотел показать им какую-нибудь милую вещь и тем самым вызвать улыбку. Занкроу сделал осторожный шаг вперёд, куда более уверенный, чем до этого — яд уже отпускал его.       — Скажите, — несмело начал Северин, стараясь не встречаться взглядом с Иштар, смотревшей на него так, будто она хотела живьём содрать с него кожу, — это вы натравили на нас с матерью Копьё Атальи?       Занкроу ожидал, что Октавиан хотя бы притворится удивлённым или озадаченным, но чародей низко рассмеялся.       — Она никогда не говорила тебе, почему сбежала из столицы на самом деле?       Северин не ответил и, выждав секунду, одной рукой протянул Октавиану Гримуар. Тот убрал руку с шеи Иштар, чтобы взять книгу, и в этот момент Иштар со всей силы толкнула чародея назад, уперевшись спиной ему в грудь. Одной ладонью она быстро отбила руку, прижимавшую кинжал к её груди, другой перехватила оружие, которое всунул ей Северин — тот самый кинжал Занкроу, который недавно подняла Сава.       Развернувшись, Иштар со всей силы всадила лезвие Октавиану в грудь, по самую рукоятку. Звук был такой, будто пробили пустую полость. Чародей захрипел, изо рта и раны хлынуло совсем немного крови. Задрались рукава камзола, когда Октавиан вскинул руки, чтобы вытащить кинжал, и показались тёмно-бежевые линии, какие бывают у кукол. Северин подхватил с пола антимагический кинжал и, пока Октавиан не успел избавиться от первого оружия, ударил, пробив тому челюсть.       По телу Верховного побежали трещины — как по фарфору, если тот ударить. Они раскололи его исказившееся лицо, расползлись по шее и всему телу, а спустя несколько мгновений, в течение которых были слышны лишь треск и хрипы Октавиана, тот распался, будто бы расколотая каменная статуя. Части его тела, полые внутри, обратились в прах, растворившийся в воздухе. Осталась только одежда и один-единственный предмет, который осторожно подняла Иштар. То был двадцатигранный чёрный гранитный кубик с золотыми прожилками, размером с ноготь большого пальца. Иштар долго смотрела на него, пока в конце концов не протянула Северину. Он отступил, замотал головой, опять прижимая к себе Гримуар. Иштар подошла ближе, взяла его лицо в ладони и сказала:       — Твои глаза.       Занкроу, стараясь держать спину прямой, присмотрелся к мелкому принцу.       Глаза у него были золотыми, а чёрные волосы начали белеть.