Гримуар Баал

      Из эгерия, арестованного Занкроу, удалось выбить катастрофически мало информации, которая никак не помогала расследованию. Имя эгерия ничего не дало: с помощью своего Гримуара Занкроу проверил его, однако ничего примечательно или подозрительного не нашёл. Эгерий был сиротой из Туазала, самостоятельно обучавшийся магии и ни разу даже не попытавшийся обратиться за помощью в Тель-Ра. Ни друзей, ни каких-либо знакомых. Никаких связей. И цели у него не было — Занкроу потребовалось четыре дня, чтобы выбить из эгерия, что тот явился на рынок не ради определённого человека, а потому что «так было нужно». Он так и сказал, и Занкроу, взбесившись из-за отсутствия значимых результатов, отрезал ему указательный палец.       Эгерий был всего лишь незначительным звеном в огромной цепи, которое ещё не успело занять своё место и оттого было абсолютно бесполезным. Он молчал во время допроса, выдал лишь своё имя да пару десятков проклятий, пока магия Занкроу медленно отдирала от него по кусочкам, причиняя жгучую боль.       Но этого было мало, и тогда Занкроу пошёл от жертв предыдущих нападений. Первое нападение, в результате которого пострадала Иштар, он в расчёт не брал. Во втором погибли двое эгериев, приехавших из Орлэйта. Занкроу через Верховного пришлось отправить запрос орлэйтским чародеям, чтобы узнать личности пострадавших, но оказалось, что эгерии не состояли на службе во дворце и даже не давали о себе знать ни одному местному чародею.       С жертвами второго нападения вышло немного легче: семья Марлей, состоящая из матери, отца и их четырёхлетнего сына, приехала из Митры пять лет назад. Отец работал в администрации города на должности секретаря, мать ещё сидела дома с ребёнком. Каждый день с двух до трёх они гуляли по одной из улиц в их районе, в конце обязательно заглядывали в местную пекарню, где брали сладкое к ужину. К моменту, как отец семейства возвращался домой, половина его соседей делали то же самое. Занкроу опросил каждого, но не узнал ничего странного или интригующего, разве что в последнее время ребёнок Марлеев слишком уж громко плакал по ночам. Дети, конечно, те ещё крикливые засранцы, но убивать их вместе с родителями из-за подобного — это было чересчур даже для Занкроу.       У него не было никаких зацепок, из-за чего он час выслушивал возмущение короля Эйтора, едва не на каждое слово которого Верховный чародей сокрушённо качал головой. Будто не знал, сколь запутанным было дело, порученное Занкроу, и не понимал, что за четыре дня ответов не найти. Даже ему, обладающему Гримуаром Готто. С его помощью Занкроу проверил каждого члена семьи Марлей и их соседей, друзей, знакомых и работников администрации, но не обнаружил ни единой зацепки.       Занкроу ненавидел топтаться на месте, но ещё сильнее ненавидел обращаться за помощью. Он написал наставнику, спрашивая, не припоминает ли тот какие-нибудь похожие случаи, и даже обратился с запросом в главную библиотеку Тель-Ра с тем же самым вопросом. Нашлось несколько очень старых хроник, в которых были упоминания древних ритуалов, требовавших крови, но, опять же, сведений осталось крайне мало. К тому же в древние времена жертвоприношения были едва ли не обычным делом, особенно в первые Эпохи Нового Порядка. Сколько бы раз бог-творец ни спускался к людям, как бы часто служители храмов ни слышали его голоса, убеждавшего, что вовсе не нужно приносить людей в жертву, находились безумцы, которые продолжали делать это, причём в невероятных масштабах. Из-за этого бог-творец послал Анзуда, бога справедливости, законов и правды¸ чтобы он лично направил людей по пути истинному. Так появился Тель-Ра, где Анзуд в незапамятные времена обучал первых чародеев, к которым после спустился сам Энки. То была Эпоха Великого Света, двенадцатая в Новом Порядке.       Культ Копья Атальи появился в тринадцатом, в Эпохе Раскола, предшествующей Эпохе Трёхсотлетней Войны.       Впрочем, несмотря на достаточно подробные исторические хроники и описания едва не каждого военного столкновения, каких-либо деталей убийств, похожих на ритуальные, не встречалось. Убийства, произошедшие в Эриду, вообще ни на что не были похожи.       Люди гибли всегда — это, пожалуй, было константой, существовавшей во все Эпохи. Кого-то могли по пьяни зарезать поздней ночью, кого-то — из-за денег, другие и вовсе становились жертвами чьих-либо заказов. Тысячи гибли в бессмысленных войнах. Люди умирали каждый день, но ни разу Занкроу не сталкивался с тем, чтобы убийства совершали эгерии, которые также погибали. В этом не было никакой логики.       Он пытался как-то связать места убийств, однако и здесь претерпел неудачу. Если учитывать первое неудавшееся нападение на королевский экипаж, которое предотвратила Иштар, на карте, которую рассматривал Занкроу, из сломанных линий образовывалась спираль. Ни один магический символ не был похож на этот, он не встречался ни в одной из формул. Если в местах убийств и был какой-то смысл, то явно не хватало ещё нескольких точек, которые можно было соединить, чтобы получить нужный символ.       Занкроу думал об этом, параллельно пытаясь построить маршруты отца семейства Марлей, чтобы понять, не пересекался ли он с двумя другими местами нападений, когда раздался настойчивый стук. Занкроу раздражённо рыкнул, кулаками оттолкнулся от края стола, где была разложена карта, и выпалил:       — Проваливайте!       Двери раскрылись. На пороге застыла Сава Уллис, окинувшая Занкроу разочарованным взглядом. На ней было приталенное тёмно-фиолетовое платье до щиколоток, из-под подола виднелись носки кожаных сапог, а сам подол вместе с рукавами и глубоким декольте был украшен чёрной вышивкой.       — Церер Адор приказал явиться, — сообщила она, закрыв за собой двери.       — И для чего? Чтобы жаловалась на всё подряд?       Сава, вспыхнув, явно собиралась ответить, но вместо этого поджала губы и молча прошла к столу, обогнув два кресла. В гостиной в покоях Занкроу преобладали белые и кремовые оттенки, на фоне которых чёрно-фиолетовое платье Савы даже казалось ярче. Из-за солнечных лучей, проникающих через стеклянные окна и полосы витражей почти под потолком, на смоляных волосах чародейки прыгали цветные пятна, и при каждом шаге создавалось впечатление, будто в них спрятались нити перламутра и россыпь драгоценных камней.       Сава Уллис даже могла бы быть красивой, если бы не капала Занкроу на мозги примерно всё время.       — Нравится вам это или нет, — начала она, остановившись по другую сторону стола, — но Верховный приказал мне помогать вам с расследованием, и я не намерена нарушать приказа. Можете сколько угодно плакаться из-за того, что я вам мешаю, но я никуда не уйду и сделаю всё от себя зависящее, чтобы помочь. Это и мой город, и я хочу его защитить.       — Аж на слезу пробило, — с чувством ответил Занкроу, выпятив нижнюю губу. — Подставишь плечико?       — Разве вы уже не осмотрели места убийства? — проигнорировав его колкость, уточнила Сава. — Что ещё вам интересно?       — Да всё на свете. Например, почему такая маленькая бесполезная девчонка вечно лезет мне под руку.       — Мне двадцать восемь.       — Прошу прощения, виноват. Разреши исправиться: почему такая маленькая бесполезная старушка вечно…       Сава даже не дослушала его: обойдя стол, приблизилась едва не вплотную к Занкроу и склонилась над картой.       — Ничего не изменилось, — пробормотала она, постучав пальцами по подбородку. — Тогда что вы ищите?       Занкроу, отступив на шаг, закатил глаза.       В приказе Верховного он, на самом-то деле, не видел ничего противоестественного. Если чародей поступал на службу к тому или иному правителю и даже становился Верховным, он сразу же брал на себя командование всеми чародеями и эгериями, которые также служили короне. Церер Адор был обязан приплести к расследованию кого-нибудь из своих подчинённых, чтобы совсем уж не упасть в грязь лицом перед своим королём. Занкроу, заключивший договор, также был обязан работать с местными чародеями, ведь цель у них была одна — понять, почему эгерии жертвовали собой и убивали горожан.       Но Занкроу привык работать один. Он согласился в основном из-за наставника, который, во-первых, не хотел отказывать старому другу, а во-вторых, попросил Занкроу немного приглядеть за Иштар. Словно она была маленьким ребёнком, за которым нужен был глаз да глаз.       Впрочем, после того, как она призналась, что полезла целоваться к мелкому принцу, Занкроу понял, что за Иштар всё же нужно приглядывать. Но если вторую просьбу наставника он был готов испортить, то первую — лишь наполовину.       — Почему ты, Уллис? — спросил Занкроу, наклонившись к чародейке.       — Что? — не поняла она.       — Почему Октавиан приказал именно тебе выслуживаться передо мной?       — Я — третья по силе среди…       — Уже слышал, — прервал Занкроу, раздражённо разрезав воздух ладонью совсем рядом с её лицом. — Третья по силе среди местных чародеев, владелица Гримуара Инеко и эгерия, со второго года обучения в Тель-Ра показывавшая безупречные результаты. Я знаю о тебе достаточно, но всё равно не понимаю: почему ты? Знала убитых? Догадываешься, почему эгерии могли пойти на такое? Какое тебе вообще дело до этого расследования? Кроме приказа, разумеется.       — Это происходит в моём городе, — твёрдо повторила Сава, задрав голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я хочу знать, кто стоит за нападениями, чтобы понимать, как помочь в защите горожан. Здесь мой дом.       — Но ты родилась в Ортвине в довольно состоятельной семье. Зачем же сбежала, да ещё и в Мурон?       По лицу Савы пробежала тень. Занкроу понял, что надавил на нужное место, и позволил себе улыбнуться.       — Вот как мы поступим, Уллис: я позволю тебе лезть под руку и даже не запру в ванной, лишь бы не видеть твоего кислого лица, если ты будешь честно отвечать на мои вопросы. Поверь, я узнаю, если солжёшь. Итак, вопрос первый, — быстро добавил Занкроу, когда Сава намеревалась ответить. — Почему ты сбежала из Ортвина?       Чародейка смело выдерживала его взгляд целых две минуты, в течение которых Занкроу внимательно изучал её лицо. И ведь не скажешь, что ей почти тридцать: выглядит ещё юной, лишь на год-два старше Иштар, зато фигура совсем не как у девчонки. И выдержка что надо. Каждый чародей и эгерий, с которыми говорил Занкроу за эти дни, всё время пялились в пол, если не сбегали ещё до начала разговора. Один из эгериев, щуплый парнишка, напоминавший цыплёнка, продержался пять минут, но только потому, что рядом был Верховный, решивший представить своего очередного ученика. Кажется, его звали Йонас, и он трясся, как ненормальный, будто боялся, что Занкроу голыми руками свернёт ему шею.       У Уллис такого не было. Она стояла с прямой спиной и расправленными плечами, из-за чего взгляд Занкроу то и дело опускался к её внушительной груди, а потом снова поднимался к лицу, к которому вернулось спокойное выражение. Даже когда Сава заговорила, в её голосе ни на мгновение не проскользнули раздражение или злость:       — Родители были против того, чтобы я обучалась магии, а когда я добилась приглашения в Тель-Ра, и вовсе обезумели.       — Жаль, что ригарцы такие твердолобые, — с притворным сочувствием ответил Занкроу. — Застряли в Эпохе Рабства и живут в ней вот уже столько лет. Ещё и губят эгериев да чародеев.       На лице Савы отразилось изумление.       — Нет, я вас не хвалю, — возразил Занкроу ещё до того, как она успела спросить об этом. — Просто констатирую очевидное. Ригарцы — идиоты, верящие, что магия — это грех, тогда как она является сердцем мира и даром бога-творца. Просто жаль, что из-за умственной отсталости ригарцев страдают дети бога-творца.       — Ригарцы не умственно отсталые! — возмущённо пропыхтела Сава.       — Вот и попробуй доказать мне это. Ответ мне, в принципе, понравился, так что можешь посмотреть на карту и сказать, что видишь. Можешь даже подумать пару минут, чтобы совсем уж не опозориться.       На несколько секунд задержав на нём раздражённый взгляд, Сава повернулась к карте и быстро изучила её. Прищуренные глаза, потемневшие до янтарного оттенка, скользили от одной точки, обозначенной карандашом, к другой. Тонкие пальцы Савы барабанили по краю стола, касались карты, из-за чего в тишине раздавался едва слышимый шорох. Это длилось почти две минуты. Занкроу уже хотел шикнуть ей, чтобы сказала хоть что-нибудь, как указательный палец Савы провёл линию от точки на рынке, где был пойман эгерий, на восток, к храму Шестерых, а после спустился на пару кварталов ниже и замер.       — В чём дело?       — Просто вспомнилось… — неуверенно начала Сава, но быстро сникла, поймав предостерегающий взгляд Занкроу.       — Что? Давай, говори уже.       — Месяца три назад, кажется, где-то в этом районе городские стражники нашли зарезанного владельца «Четырёх углов».       Занкроу посмотрел на место, куда указывала Сава, и на соседней улице нашёл совсем крохотное здание с надписью: «Четыре угла» — должно быть, таверна или бордель, кто ж его знает.       — С чего вспомнила? — уточнил Занкроу, подняв голову, но Сава уже что-то искала в своём Гримуаре. На переплёте засверкала россыпь отполированных до гладкости мелких камней, на белоснежной кожаной обложке не было ни пятнышка, ни потёртости. Увидеть что-либо на страницах Занкроу тоже не смог: Сава повернулась к нему лицом, подняв Гримуар таким образом, чтобы он не сумел заглянуть вовнутрь, быстро пролистала его, нашла то, что искала, захлопнула книгу и вновь посмотрела на чародея, тихо добавив: — Немного южнее.       Сава дотянулась до карандаша, двумя пальцами отмерила расстояние от «Четырёх углов» на карте и поставила на выбранном переулке, оканчивающимся тупиком, жирную точку.       — С чего вспомнила? — повторил свой вопрос Занкроу, уже начав терять терпение.       — Там всё было в крови, — ответила Сава, гипнотизируя метку на карте взглядом. — Владельца таверны опознали только по часам с цепочкой, найденным неподалёку, — настолько его тело было изуродовано.       — С чего вспомнила? — в третий раз повторил Занкроу.       Сава насупилась, постучала кончиком карандаша по карте.       — Гримуар подсказал. Эриду — относительно спокойный город, но и здесь частенько появляются трупы. Обычно в результате пьяных потасовок бедняков, с этим всегда разбирается городская стража. Но то, что случилось с владельцем таверны, на простую потасовку не похоже. Я была там, Верховный отправил проверить, вдруг антиматерия начала поглощать материю, но ничего не обнаружила. Но выглядела это…       — Так, будто его разорвало изнутри?       Сава медленно кивнула.       — Ещё что-нибудь вспомнишь?       Она удивлённо вытаращилась на него.       — Да, Уллис, ты правильно услышала. Вспомни и укажи все места, где городская стража находила тела за последние три месяца. Расскажешь о каждом.       Пройдя к ближайшему стулу, Занкроу упал на него, закинул ноги на край стола и молча уставился на Саву, ожидая, пока она начнёт шевелиться. Их переглядывания длились меньше минуты. Сава вновь призвала Гримуар, раскрыла его и погрузилась в чтение, изредка прерывалась, чтобы сделать ту или иную пометку на карте. Занкроу следил за ней, как коршун, и пытался понять, не пытаются ли его подставить.       Если бы в убийствах, совершаемых эгериями, был хотя бы намёк на одно из дел городской стражи, Занкроу бы знал об этом. Пусть он не клялся служить Мурону и не работал под крылом Верховного чародея Октавиана, он был приглашён в столицу ради важного расследования. Совет Тель-Ра одобрил его кандидатуру так же, как это сделал наставник, и церер Адор всячески расхваливал Занкроу перед королём. Значит, надеялся на него, рассчитывал, что Занкроу сумеет разобраться в случившемся. Верховный не стал бы пихать палки в колёса или запутывать Занкроу, наводя на ложный след, ведь в этом не было смысла — они оба желали достичь единой целы.       Все чародеи были обязаны следовать воле бога-творца и помогать людям, если те обращались к ним за помощью. За разумную плату, разумеется, ведь это было законом равноценного обмена, столь же важным, как баланс материи и антиматерии в мире.       Верховный был обязан помогать в расследовании так же, как и Сава, но Занкроу не мог не думать о том, как это странно: вспомнить о месте преступления, которое похоже на то, что оставляли после себя эгерии. Как вовремя и точно.       Откуда в голове Савы на самом деле появилась эта мысль?       Если ей приказали заговорить об этом, значит, приказ был неточным — выданные в лоб сведения, да ещё и так кстати, были уж слишком подозрительными. А если не приказывали? Действительно ли Гримуар, поняв свою чародейку, подсказал обратиться к нему? У Занкроу с Готто никогда такого не было, но это не означало, что и у Савы с её Инеко так же.       — Откуда ты всё это знаешь? — подал голос Занкроу, когда Сава обозначила точкой место у северной границы города.       — Есть записи в Гримуаре, переписала их из отчётов городской стражи.       — Я могу на них посмотреть?       — Нет.       Значит, записей не было — было что-то другое, благодаря чему она смогла нанести на карту три жалкие точки. На юго-западе, юго-востоке и севере. Если соединить их, то получится идеальный круг или равносторонний треугольник.       Ухватившись за эту мысль, Занкроу поднялся со своего места, забрал у Савы карандаш и соединил три точки между собой, после чего пожирнее выделил линию, которая соединяла места исследуемых им нападений: первая точка расположилась на юге по центру, на пару кварталов выше, чем те, что обозначила Сава, вторая — по центру на востоке.       — За три месяца было совершено всего три убийства? — спросил Занкроу недоверчиво.       — За два с половиной. Всё было тихо до тех пор, пока не случились нападения, из-за которых вас вызвали.       — Два с половиной, — тихо повторил Занкроу.       — Может, интервал между убийствами?       — В местах, которые ты указала, тоже всё выглядело так, будто людей разорвало изнутри?       — Если верить отчётам, да.       — А сама не знаешь? Не видела?       — Меня туда не приглашали, — зло сощурив глаза в ответ на его насмешливый взгляд, ответила Сава. — За порядками в городе тогда следил Верховный, а я… я занималась обучением принца Северина.       — Да, точно. Мелкий принц и всё такое, радость-то какая, — пробормотал Занкроу себе под нос, чувствуя, как закипает изнутри.       Что, чёрт возьми, вообще творилось в этом городе? Если бы убийства, которые обозначила Сава, как-то походили на те, над которыми работал Занкроу, Верховный бы сообщил об этом. Почему умолчал? Неужели показал этим, что никакой связи нет, что Занкроу должен сосредоточиться только на жертвах двух нападений и понять, кто за этим стоит?       Если бы только арестованный эгерий заговорил…       Рыкнув от разочарования, Занкроу быстро свернул карту, практически смял её, и направился к выходу.       — Пошли, поболтаем с эгерием.       — О, теперь вы позволите мне присутствовать на допросе? — язвительно поинтересовалась Сава, побежав за ним.       — Если будешь болтать, я посажу вместо него тебя.       

***

      — Соскучился? — с ядовитой улыбкой спросил Занкроу у пленённого эгерия, когда взгляд того скользнул по Саве, молча прикрывшей дверь допросной комнаты. — Может, от скуки даже вспомнил что-нибудь?       Занкроу, впрочем, не сильно на это рассчитывал. В прошлые разы из эгерия удалось вытянуть только его имя, а вот откуда именно он приехал, Занкроу узнавал уже самостоятельно. Пленный орал от боли, проклинал его, грозился убить, но как только слышал какой-либо вопрос — замолкал, будто мгновенно лишался способности разговаривать. Он не говорил «не знаю», не отнекивался, не орал, будто взяли не того или спутали с кем-то. Просто молчал, если и открывал рот, то чтобы проклясть чародея или истошно завопить от боли, когда Занкроу начинал по фаланге отрезать его пальцы.       Просто так умереть пленному никто бы не дал. И стража, и дворцовые лекари были готовы в любой момент ворваться в допросную и спасти эгерия, если тот окажется на границе жизни и смерти. Но Занкроу никто не позволял себе заходить слишком далеко: мучил ровно настолько, чтобы развязать язык, показать, что правда — единственное, что может помочь эгерию выйти за пределы комнаты и забыть всё произошедшее здесь как страшный сон.       То ли арестант понимал, что его ни при каких обстоятельствах не отпустят, то ли его заказчик был намного страшнее. Иначе Занкроу не понимал, почему эгерий до сих пор не выдал его. Кем бы ни был заказчик, он сотворит с эгерием нечто куда более ужасное, чем то, что уже делал Занкроу. Поэтому чародей бился, пытаясь выяснить личность заказчика. Убить людей просто потому что они попались под руку, из-за конкуренции или стали невольными участниками какого-то ритуала — это одно. Но совершенно другое — убедить при этом эгериев отдать свои тела антиматерии, расстаться с жизнью и забрать ещё несколько. Кем бы ни был человек, устроивший всё это, он был достаточно влиятельным, чтобы одновременно дёргать за такое количество ниточек и при этом до сих пор прятаться в тени.       Занкроу подошёл к арестованному эгерию, наклонился, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Мужчина напрягся, прикованные к подлокотникам стула руки заскребли дерево, разодранное едва не в щепки и впитавшее в себя много крови. От эгерия несло вонью, кровью и гнилью, будто не к нему заглядывали лекари после утреннего допроса, устроенного Занкроу.       — Ничего не вспомнилось?       Эгерий, молча смотревший ему в лицо, только сглотнул. Горло у него, должно быть, давно пересохло, скудной порции обеда едва хватало, чтобы утолить чувство голода. Это было распоряжением Верховного: держать пленного на грани, чтобы он страдал, подкармливать обещаниями позаботиться об эгерии после, но лишь в том случае, если он всё расскажет.       Ко второму пленному, мужчине, напавшему на принца, относились точно так же. Занкроу допрашивал его с дозволения Верховного, но ничего не узнал. Не было ни одной зацепки, которую он мог бы использовать, чтобы с помощью Гримуара Готто узнать, кто стоит за наёмником. В его одежде и оружии так же не было ни одной подсказки: одежда была из муронских тканей, которые продавались на любом рынке, а с антимагическим оружием и вовсе было крайне сложно — магией его не изучить, а время, потраченное на поиски и расспрашивания местных мастеров, ничего не дало.       Король молчал, недовольства или нетерпения больше не показывал, но Занкроу едва не физически чувствовал, как те возрастают с каждой пройденной минутой.       Занкроу, в общем-то, было плевать на мужчину, пытавшегося убить принца. Он лишь немного порезал его во время допроса, исключительно ради того, чтобы дать ему почувствовать хотя бы часть той боли, которую испытала Иштар, когда антимагическое оружие пробило ей ладонь. Но больше Занкроу им не занимался: всё свободное время посвящал допросам, рыскал по городу, как долбанный пёс, отчаянно ищущий след, и пытался понять, как вообще позволил наставнику уговорить себя. Если бы не деньги и сетования старика, ноги бы Занкроу не было в столице.       — Я тут что, до следующей Эпохи будут с тобой торчать?       Из портупеи, спрятанной под камзолом, он вытащил кинжал с самым острым лезвием и пристроил его возле уголка глаза эгерия. Сава совсем тихо вздохнула, но Занкроу не обратил на неё внимания. Он вообще не планировал тащить её за собой, но раз уж Верховный так настойчиво подсылает чародейку, пусть бегает за ним по пятам и смотрит, как он работает. Может, поймёт, наконец, что не нужно ему надоедать.       Слегка надавив кинжалом на плоть, Занкроу оставил небольшую царапину, тянущуюся от уголка левого глаза эгерия к уху. Тот, прикованный к стулу цепями, дёрнулся, застонал, стиснув зубы, но не проронил ни слова.       — Может, я поторопился? — с притворным разочарованием продолжил Занкроу. — Рановато я начал отрезать тебе пальцы, не считаешь? Надо было растянуть удовольствие.       Сейчас от ладоней эгерия осталось совсем немного: лишь неровный квадрат, подрезанный со всех сторон, да два-три несчастных обрубка пальцев. Занкроу не позволял пленнику загнуться от боли или подхватить инфекцию, но и не уменьшал страданий. Ходил точно по краю, как и сказал Верховный, хотя Занкроу совсем не нравилось ему подчиняться.       — У меня тут возник один маленький вопрос. Совсем небольшой. Если ответишь — на сегодня я закончу. Может, даже прикажу принести тебе вторую порцию еды. Заманчиво, правда?       Эгерий ничего не ответил, лишь сглотнул ещё раз, что выдало его голод. Занкроу улыбнулся, проведя кончиком лезвия по только что оставленной царапине.       — Ты что-то знаешь об убийстве двух эгериев, которое состоялось в тот же день, что убийство семьи в восточном районе?       Занкроу будто бы невзначай отвёл взгляд, начал оглядывать допросную комнату: каменные стены, покрытые грязью, плесенью и кровавыми разводами, пахнущие до того дурно, что тошнота подступала к горлу. Пленник, должно быть, привык к этому запаху, как и Занкроу. И не с таким сталкивался. А вот Сава то и дело старалась незаметно прикрыть нижнюю часть лица рукавом платья. Занкроу намеренно оглянулся на неё, чтобы дать эгерию иллюзию, что ничего не заметит, и тот шевельнулся. Совсем немного и так тихо, что даже заскорузлая от крови, пота и слёз порванная одежда не издала ни звука. Но Занкроу уловил это движение, быстро повернулся, впился горящими глазами в эгерия, на лице которого мгновенно отразился ужас.       Он совсем легонько кивнул, как если бы сделал это инертно, даже не задумываясь над вопросом, просто зная ответ на него на уровне инстинкта, и Занкроу это заметил. Это было именно тем, чего он добивался.       — Знаешь, — подтвердил он. — Я спросил не «слышал ли ты», а «знаешь ли». Значит, к этим убийствам имеет отношения тот же человек, который нанял тебя?       На этот вопрос эгерий не ответил. Застыл изваянием и, казалось, даже дышать перестал, только моргал до того медленно, что это начало раздражать Занкроу.       — Почему ты так упрямишься? Почему готов умереть, лишь бы не выдать правды? Если будешь сотрудничать, тебя защитят.       Это, конечно, было ложью, — пусть эгерий так никого и не убил на рынке, в отличие от двух других, он был готов сделать это, и за попытку его ждало суровое наказание, — однако Занкроу был готов кормить обещаниями и дальше, лишь бы вытянуть хоть что-то.       — Кто может быть сильнее чародеев Тель-Ра? — продолжал Занкроу, вглядываясь в измученное, расчерченное морщинами лицо эгерия. — Одного моего слова будет достаточно, чтобы тебе помогли начать новую жизнь в любом месте Арама. Сможешь даже уехать за моря, в другие страны. Только скажи мне, кто нанял тебя, кто приказал устроить бойню на рынке.       Эгерий вновь медленно моргнул, но вряд ли это было знаком согласия. Внутри Занкроу копившееся нетерпение смешивалось со жгучей яростью. Жалкий ублюдок думал, будто сможет вечно покрывать своего заказчика, но в ходе пыток ломались даже самые стойкие. Нужно лишь надавить с нужной силой¸ найти особый подход или тайные рычаги, чтобы добиться своего. Арестованный эгерий был сиротой и беглецом из Туазала, у которого этих рычагов не было, однако Занкроу обязательно их найдёт.       — Он не заговорит, — заметила Сава.       — Не заговоришь? — спросил Занкроу у эгерия, после чего кивнул в сторону чародейки. — Будешь милым и послушным — и она о тебе позаботится.       Он затылком почувствовал, как Сава практически задохнулась от возмущения. Возможно, даже покраснела, как когда увидела его голым в ванне. Но убедиться в этом Занкроу не смог: эгерий опять лишь немного дёрнул головой и, что было самым поразительным, открыл рот. Голос у него был тихим, хриплым, слова срывались с губ с надрывом и звучали на языке, которого Занкроу не знал.       — Jemeh corio aminar sirossa, — прошептал эгерий, стеклянными глазами впившись в пространство за плечом Занкроу. — Daere mea hemmet.       Занкроу хотел было повернуться к Саве, однако не успел. Эгерий дёрнулся всем телом, затрещал наэлектризованный воздух, и плоть арестанта начала отслаиваться. Кости дробились с оглушительным треском, кровь булькала, хлестала из открывавшихся ран и язв. Занкроу отпрянул, вскидывая руку и призывая Гримуар. На коже правой ладони расползалось чёрно-красное пятно, горевшее огнём — антиматерия коснулась его, но начать поглощать материю не успела.       Тело эгерия разорвалось на кусочки, брызнувшие во все стороны. Хлынули фонтаны крови, плоти, внутренних органов и костей, они мгновенно прилипли к стенам, потолку, полу и Занкроу с Савой, окрасив их в багряный с ног до головы. За запертой дверью допросной послышался лязг оружия и изумлённый вздох, а потом такой звук, будто кого-то стошнило. От месива, оставшегося от эгерия, Занкроу повернулся к распахнувшейся двери и успел заметить позеленевшее лицо мелкого принца, которого его личная стража повела прочь от допросной.       В помещение ворвались стражники. Один из них, бросив взгляд на стул, к которому недавно был прикован арестованный эгерий, рявкнул:       — Что здесь произошло?!       — Антиматерия распространилась, — сквозь зубы ответил Занкроу, невольно слизав с нижней губы немного чужой крови, попавшей на него в результате взрыва, и выплюнув её. — Фу, гадость-то какая…       Стражник начал приставать с расспросами к Саве, неспособной выдавить ни слова. Расширившиеся от ужаса глаза смотрели на стул, испачканный кровью и плотью, тёмные пятна пропитывали платье чародейки и тянули ткань вниз. Сава выглядела до смерти перепуганной, будто впервые столкнулась с антиматерией, поглотившей живого человека. Занкроу бы, возможно, даже немного посочувствовал ей, если бы ранее она не говорила, что была на месте убийства хозяина «Четырёх углов» и видела, во что превратилось его тело. К тому же, хотела ведь участвовать в расследовании — пожалуйста, пусть участвует.       — Позовите Верховного, — сказал Занкроу стражникам, оторвав взгляд от Савы, — и принца Северина. Я должен знать, что он здесь делал.       

***

      Вместо того, чтобы дождаться Верховного и показать ему результат очередного допроса, Занкроу самого повели к цереру Адору. Саве тоже приказали явиться, но она если и не хотела отчитываться о произошедшем, возражать не стала, всё ещё шокированная и напуганная.       Занкроу ожидал, что их проводят в Лазуритовый павильон, где располагались мастерские чародеев и их кабинеты, а также приёмная Верховного, однако стражники свернули в сторону Багрового павильона — части дворца, где королевская семья принимала всех важных гостей.       Кровь капала с Занкроу и Савы, оставляя дорожку алых следов, но никого это, казалось, не волновало. Лишь один стражник выловил первую попавшуюся служанку и приказал ей заняться уборкой, а также послать кого-нибудь в темницы. Перед Верховным, а также королём Эйтором Девятым чародеи предстали в самом ужасном виде. Личная стража короля, открывшая им двери и ждавшая их внутри одной из приёмных, не смогла сдержать отвращения на лице, когда с ног до головы покрытые чужой кровью и плотью чародеи прошли мимо них.       Король Эйтор сидел во главе круглого стола с бокалом вина в руке. Церер Адор стоял по левую руку от него, Гримуар Кеби парил над его ладонями, страницы тихо перелистывались с шуршанием. Этот звук будто бы резонировал с тем, как кровь капала на гранитный пол из бело-багровых квадратных плит. Огромные люстры под потолком были зажжены на все свечи, что в ясный день показалось Занкроу неуместным. В помещении было всего одно окно, расположенное слева, но через него проникало достаточно света, который заливал всю приёмную. На стенах было пусто, ни предметов декора, ни карт, ни чьих-либо портретов или картин. Только стол, стулья, две большие люстры да окно.       Занкроу не торопясь оглядывал помещение, ожидая, пока Верховный или король возьмут слово. Начинать первым и уж тем более оправдываться Занкроу не стал. В том, что антиматерия захватила тело эгерия, он не был виноват.       — Итак, — всё-таки начал Верховный с дозволения короля, выраженного скупым кивком, — антиматерия поглотила материю, верно?       — Верно, — подтвердил Занкроу.       — Ты попытался её остановить?       — Разумеется. Как видите, — он убрал из-за спины правую руку и помахал ладонью, демонстрируя чёрно-красное пятно, — даже заразился. Волноваться не о чем, распространение антиматерии в своём теле я остановил, осталось лишь восстановить материю и излечить руку.       Верховный, должно быть, и не волновался: знал, что Занкроу в состоянии справиться с этим досадным недоразумением. Антиматерия успела лишь коснуться его, Занкроу запечатать её раньше, чем та бы распространилась дальше. С этим справится каждый чародей, владеющий Гримуаром. Поэтому Верховный, посмотрев на короля, сохранявшего безучастный вид, произнёс:       — Свободны.       Занкроу удивлённо вскинул брови. Их что же, вызвали только для того, чтобы спросить, попытался ли Занкроу остановить антиматерию? Неужели не будет никаких вопросов о том, как продвигается расследование?       Он уже хотел сказать, что перед смертью эгерий сказал что-то странное, но церер Адор, не позволяя ему произнести даже первое слово, жёстко повторил:       — Свободны.       — Свободны, — практически бездумно повторил король, не отрывая задумчивого взгляда от плескавшегося в бокале вина.       Эйтор Девятый выглядел помятым, будто за всю ночь не сомкнул глаз, а с раннего утра был вынужден бегать по всему дворцу наравне со слугами и готовиться к торжеству в честь для рождения мелкого принца. Под тёмными глазами короля пролегли тени, морщины на лице прорезались жёстче, на висках добавилось седины.       Странно. Занкроу не мог вспомнить, была ли у короля седина в их первую встречу, когда чародей подписывал договор.       — Свободны, — тем же тоном повторил король, всё ещё смотря на вино. Поблизости не было ни графина, ни бутылки.       Плотно сжав губы, Занкроу кивнул и, не дожидаясь, пока стражники подойдут, чтобы выпроводить их, сам направился к выходу. Сава поплелась следом. Она молчала вплоть до Лазуритового павильона, до которого их проводили стражники, и единственное, что сказала, так это простое «ох», когда открыла двери своего кабинета и обнаружила там Иштар.       — Ох, — повторила Иштар за ней, а после ошарашенно выкрикнула: — Что случилось?!       Занкроу поморщился из-за ноток паники в её голосе.       — Ты не могла бы исчезнуть? Спасибо.       — Никуда я не уйду, — возразила Иштар. Она подбежала к Саве, взяла её за руки, не боясь испачкаться в крови, и проводила к стулу возле стола, помогла сесть. — Слышала, слуги шептались, будто в темницах кто-то умер. Неужели…       — Тебя это не касается, — отрезал Занкроу, наконец убрав с лица пряди волос, из-за крови ставших напрочь алыми. — Иди отсюда, нам надо работать.       — А это не может подождать? Сава, ты как?       — Надо смыть это, — глухо произнесла Сава.       — Давай я позову Ливию, она поможет.       — Я сама.       Сава поднялась, подождала с несколько секунд, словно убеждаясь, что твёрдо стоит на ногах, и направилась к двери, прятавшейся за одним из шкафов, полных всякого барахла. Занкроу впервые был в кабинете Савы, но слышал, будто бы в чародеи, служившие короне, жили в Лазуритовом павильоне и кабинет каждого был соединён с их личными покоями, которые ограждались особой магией. Потому не удивился, что за дверью показалась гостиная, на пороге которой замерла Сава. Она обернулась, впилась в Занкроу свирепым взглядом и процедила:       — Есть у меня одна идея, но надо всё хорошенько обдумать. Приходите через полчаса, желательно тщательно отмытым.       — Может, ты ещё проконтролируешь…       Иштар со всей силы врезала ему локтем под ребра, из-за чего Занкроу подавился окончанием предложения и согнулся пополам.       — Пожалуйста, проводи церера Фаберлана на выход, — более миролюбивым тоном добавила Сава, обращаясь к Иштар. — Если будет упрямиться, можешь влить ему в горло какой-нибудь старый настой трав.       Беспечность чародейки была просто поразительна: кто в здравом уме оставит практически незнакомого человека в своём кабинете, полном всевозможных тайн? Но Занкроу быстро понял две вещи. Первая: это не солнечные лучи так падали через окна под потолком, из-за чего казалось, что вокруг прыгают мелкие солнечные зайчики, это блестели защитные печати, облепившие всё пространство и каждую вещь в кабинете. Второе: каким-то образом Сава сдружилась с Иштар настолько, что оставила её за главную, пока сама спряталась в своих покоях. Может, чтобы прийти в себя из-за пережитого ужаса. Может, чтобы всего-навсего смыть с себя ошмётки и кровь.       — Ты невыносим, — проворчала Иштар, когда Занкроу повернулся к ней лицом.       — Стараюсь. Ты поэтому задержалась тут? Не только принца трахнуть решила, но и стать лучшей подружкой Уллис?       — А ты завидуешь? — спросила Иштар, подтолкнув его в сторону выхода.       — Было бы чему завидеть. Твой принц — слабак, а Уллис…       — Я всё слышу! — крикнула Сава из-за двери покоев.       — …истеричка и извращенка, — закончил Занкроу с улыбкой. — Видела бы ты, как она рассматривала меня пару дней назад! Великие Шестеро, она точно посягала на моё прекрасное тело.       Иштар громко рассмеялась и вытолкнула Занкроу в коридор.       — Мечтай, — сказала она с широкой улыбкой и, не давая ему даже опомниться, захлопнула дверь прямо перед его носом.