Гримуар Баал

      Сава старалась не думать, что меньше двадцати минут назад стала свидетельницей жестокой смерти эгерия. В том, почему он умер, — сам решил окончить жизнь или же кто-то поставил магическую печать, которая сдерживала антиматерию до нужного момента, которая спала во время допроса, — разбираться предстояло цереру Фаберлану. По указу Верховного Сава лишь помогала ему. При всём стремлении найти виновных и понять, были ли предыдущие нападения частью какого-то масштабного плана, Сава не намеревалась лезть туда, где от неё будет мало толку. Пусть она была третьей по силе чародейкой во дворце (исключая гостивших у них Иштар Кроцелл и Занкроу Фаберлана, разумеется), Сава точно знала пределы своих сил.       Она решила сосредоточиться на другом: на словах, которые эгерий произнёс прямо перед смертью. Две фразы прозвучали на незнакомом языке, и Сава думала о них всё время, пока отмывалась в горячей ванне.       На вопросы Иштар о произошедшем она не отвечала, помня, что не имеет права раскрывать деталей расследования. Впрочем, Иштар наверняка догадалась хотя бы о половине и даже спросила, почему Занкроу упомянул принца. Ответа на этот вопрос Сава не знала. Когда тело эгерия разорвалось, всё, что она видела, так это допросную комнату, полную крови и частей тел. Но чтобы не показать своего незнания и задушить страх, Сава как бы невзначай поинтересовалась, когда закончилось занятие Северина. Оказалось, что примерно за час до того, как Занкроу и Сава спустились к арестанту, и что следующее должно начаться около трёх часов дня, то есть совсем скоро. Если это так и если Занкроу правда видел принца в темнице, значит, Северин воспользовался перерывом между занятиями и для чего-то спустился вниз. Сава бы попыталась отыскать принца, чтобы спросить, зачем именно, но время его следующего занятия подступало всё ближе. Тогда она, разговорив Иштар, аккуратно намекнула ей, что было бы неплохо поинтересоваться, что принц делал во время перерыва и с чего Занкроу заинтересовался им в темницах. Убедиться, что Иштар всё правильно поняла, Сава не успела: церер Фаберлан как раз показался на пороге её кабинета и практически выплюнул:       — Выкладывай, что ты там надумала.       Иштар оставила их, перед этим несколько раз напомнила чародею, чтобы он не смел обижать Саву, будто они были детьми и могли поругаться из-за отнятой игрушки. Церер Фаберлан не ответил Иштар, дождался, пока она выйдет, закрыл дверь и прислонился к ней спиной, уставившись на Саву. В руках он держал свёрнутую карту, которую притащил из своих покоев.       Взгляд чародея пробирал до костей ничуть не хуже картины, накрепко засевшей в её голове. Кроваво-красные разводы на стенах перемешались с полосами золотого — это церер Фаберлан сощурил глаза, из-за чего те стали напоминать щёлочки, и ждал, пока Сава начнёт говорить. В горле царапало, её колотило мелкой дрожью, и дело было не в том, что она всего пару минут назад вылезла из ванной, или в том, что волосы ещё не успели высохнуть и с них капала вода, затекая за воротник кофты и скользя по одеревеневшей спине. Дело было в моменте, когда антиматерия вспыхнула так же резко, как языки пламени выпускают сноп искр, и тело эгерия разорвало.       Сава прикрыла глаза, досчитала до пяти и вновь посмотрела на церера Фаберлана. Он подошёл ближе, небрежно разложил карту, прижав углы её книгами и шкатулками, упёрся кулаками в её рабочий стол и хмуро уставился на Саву. Если бы не завитки на кончиках коротких волос, наверняка оставшиеся из-за мытья, она бы ни за что не поверила, что совсем недавно он опять был весь в крови.       «Не думай об этом, — решила Сава, призывая свой Гримуар. — Сосредоточься на деле».       — Я записала то, что он сказал…       — Неужели ты не настолько бесполезна? — съязвил церер Фаберлан.       — …но не уверена, что всё правильно запомнила.       — Беру свои слова назад.       Сава мысленно убедила себя не реагировать. Пусть говорит, что хочет, пусть хоть смеётся — она выше этого.       — «Jemeh coria mina iros», — прочитала она первую фразу, аккуратным каллиграфическим почерков выведенную на странице Гримуара.       Занкроу наклонился, разве что не протянул руки к книге, но всё же вовремя опомнился и всего лишь обошёл стол, чтобы не читать надписи вверх тормашками.       — «Corio», а не «coria», — исправил он, постучав пальцем по нужному слову. — «Jemeh corio amina irossa» — вот как это звучало.       Сава дотянулась до стеклянного пера, лежавшего в одной из шкатулок, которой церер Фаберлан придавил край карты, взяла его и быстро записала фразу заново. Чародеям не нужны были чернила, чтобы писать в Гримуарах — нужные слова формировались сами, а со стороны могло показаться, что используются какие-то невидимые чернила, которые проявляются сразу же после попадания на бумагу. Последнее слово едва проступило на бумаге, как Саве показалось, что что-то с ним не так. Тем временем Занкроу уже читал вторую фразу:       — «Dea reme ahe meta»? Нет, он сказал что-то другое. Какой это вообще язык?       — А вы не знаете? — не удержалась от колкости Сава.       Церер Фаберлан, цокнув языком, повернулся к ней. Сава мгновенно проглотила возмущение и попыталась притвориться, будто ничего не говорила. Чародей был слишком близко, его дыхание практически оседало на её лице.       — У этих слов хатурские корни, — продолжил он как ни в чём не бывало, но всё ещё смотря в глаза Савы. — Но «corio» — слово из туралионского языка, означает «предмет» или «вещь».       — А «dea» во второй фразе вообще с древнериавского переводится как «благодать».       — А всё остальное?       — Вместе — бессмыслица какая-то. «Reme» — это «венец», «ahe» — это предлог, означает что-то вроде «относящийся к тому или иному предмету» а «meta» — «лицо».       — «Венец, относящийся к лицу»? — с сомнением перевёл Занкроу, запустив левую ладонь в волосы. — Звучит как бред. Может, ты неправильно записала?       — Могу попробовать другие варианты.       Сделать это было не так уж сложно: всего лишь разбить каждую фразу на буквы и начать складывать их в отдельные слова, а после находить переводы. Благо, Гримуар Инеко был воистину огромным собранием знаний, касающихся всего человечества.       Об особенности Гримуара Инеко Сава узнала не сразу, лишь через пару лет после того, как книга выбрала её. Уллис помогала Йонасу с переводом древних текстов, на которых он застрял, и пыталась отыскать в своём Гримуаре хоть какие-то подсказки, но вместо этого обнаружила точный перевод нескольких абзацев на языке, который считался вымершим вот уже более пяти сотен лет.       Гримуар Инеко был полон знаний о прошлом человечества: он вмещал в себя все исторические хроники, алфавиты, генеалогические древа всех-всех королевских семей, которые когда-либо существовали на этом континенте. Но Гримуар никогда не раскрывал абсолютно всех своих знаний, выдавал их по частям и только в те моменты, в которые это было нужно. Сава думала, что таким образом поймёт, о чём говорил эгерий, но либо из-за ужаса она неправильно запомнила услышанное, либо эгерий говорил на смешении двух древних языков.       И судя по тому, что у Савы получалось в результате разбивания фраз на слова и буквы, верными были оба варианта.       Церер Фаберлан помогал, как мог. Если узнавал какое-то слово, случайно собранное из стоящих рядом букв, выписывал его на отдельный клочок бумаги, который оказался частью исследования Йонаса, забытого им у Савы. Она в это время перебирала всевозможные комбинации, записывала их в Гримуар и ждала, пока тот напишет перевод в ответ, но этого не происходило. Гримуар не мог выдать ей того, что не знал. В нём хранились только те, сведения, которые на самом деле были зафиксированы в письменном виде хотя бы один раз. Например, если в исторических хрониках было указано, что король какой-то страны умер на охоте, а на самом деле он был отравлен заговорщиками, на вопрос Савы, как именно умер этот король, Гримуар выдавал вариант с охотой. О теориях или тайных замыслах, которые никогда не были раскрыты, он не знал, как и не знал о том, что происходило в мире прямо сейчас, но не было записано где-либо.       Если бы только люди знали об этом особой даре Гримуара Инеко, они бы вцепились в Саву, как стервятники в Ар-Торре, и всячески попытались бы склонить её к сотрудничеству. Но прошлое — это прошлое, и в Гримуаре Инеко не хранилось ничего, что не хранилось бы в архивах или библиотеках. Магическая книга была лишь особым вместилищем для всех знаний прошлого разом, но не чудом, способным дать ответ на любой вопрос.       Из-за этого Саве приходилось думать особенно долго. Разбирая слова на части и соединяя их между собой, она пыталась понять, на каком языке говорил эгерий. Пока что они с церером Фаберланом остановились на трёх языках: хатурском, туралионском и древнериавском. Все три были исчезнувшими, а туралионский язык, вымерший позже всех, лет шестьсот назад, до сих пор с трудом поддавался переводу.       Откуда же простому эгерию знать такие древние языки? Неужели тщательно изучал их? Если да, то где именно?       В конце концов Сава перебрала все варианты, которые пришли на ум, объединила их с вариантами церера Фаберлана и вычеркнула те, перевод которых был полной бессмыслицей на всех трёх языках, а также ещё на шести из числа вымерших и четырёх — из числа тех, что были известны на Араме.       Сколько времени ушло на то, чтобы выбрать несколько более-менее логичных фраз, Сава не знала. К тому моменту её волосы полностью высохли и волнами падали на плечи, закрывая половину написанного на выдернутых отовсюду листах и страницах Гримуара. Церер Фаберлан уже несколько раз пожаловался на духоту и развязал шнуровку на своей рубашке до середины груди, а Сава как дура пару раз насладилась открывшимся ей видом. Когда чародей это заметил, ей пришлось приложить всю силу воли, чтобы выдержать его нахальный взгляд и не раскраснеться. К счастью, церер Фаберлан не стал подначивать её из-за этого, лишь попросил прочитать все выбранные варианты, а после перевести их.       Спустя ещё примерно двадцать минут были выбраны две фразы, показавшиеся похожими на те, что сказал эгерий в допросной.       — «Jemeh corio aminar sirossa», — выговаривала Сава, пока записывала фразу в Гримуар, надеясь получить перевод. Книга молчала, и тогда чародейка разбила фразу на отдельные слова, перевод которых Гримуар тут же проявил. — Здесь древнериавский язык чередуется с хатурским. «Jemeh» означает «идущий следом», «corio», как вы и говорили, переводится как «предмет» или «цель», а «aminar sirossa» — древнее устойчивое выражение, означающее…       — «Там, где восходит Коронованная Звезда», — задумчиво перевёл церер Фаберлан, сидящий напротив Савы. — Был ведь на севере пару веков назад народ риавов, которые верили в существо с именем Коронованная Звезда.       Сава быстро записала это выражение в Гримуар, и по мере того, как продолжал чародей, на страницах книги появлялись те же самые слова.       — Это выражение означает, что грядёт нечто великое. Риавы верили, что если на закате становится видна Коронованная Звезда, то мир должен начать меняться.       — Значит, здесь речь про перемены?       — Или просто указание направления. «Sirossa» в туралионском языке означает «закат», да? Если учесть ещё и этот перевод «aminar sirossa» также может означат запад как место.       — Если переводить дословно, то получится: «Идущий следом предмет на западе».       — Предмет, — задумчиво повторил церер Фаберлан, уперев локти в поверхность стола и начав агрессивно массировать виски. — Или всё же имеется в виду «цель»? Что там со второй фразой?       — «Daere mea hemmet», — прочитала Сава из Гримуара. — Здесь уже смешение хатурского и туралионского языков. «Daere» означает «спасибо» на хатурском, «mea» — это уважительное обращение к благородным людям на туралионском, а «hemett» — «царевич» на хатурском.       — Царевич?       Сава заглянула в свой Гримуар, где уже появился ответ, и сказала:       — Древний титул, который означает «сын царя». В переводе на наш язык — сын короля.       — То есть «hemett» — это «принц». Что получается вместе? «Спасибо, принц»?       — Или «спасибо принцу», — предположила Сава.       — Мелкий принц был в коридоре, когда эгерий помер, — начал рассуждать церер Фаберлан, проигнорировав осуждающий взгляд Савы. — Я поспрашивал стражников, сказали, что он приходил посмотреть на мужчину, который пытался убить его. Верховный сказал то же самое, мол, король ему разрешил. Но не странно ли это? Почему антиматерия поглотила тело эгерия как раз в тот момент, когда ваш мелкий принц был внизу? Да ещё эгерий поблагодарил его за что-то.       — Может, не его, — неуверенно возразила Сава. — Мы не знаем точного перевода, только предполагаем. Да и с первой фразой какой-то не вяжется.       — Что, если первая фраза означает не «идущий следом предмет на западе», а «следующее место — запад»? Что, если эгерий знал, что следующее нападение будет где-то на западе города?       — Молчал четыре дня — и вдруг рассказал? С чего бы? И каким боком тут Его Высочество?       — Не знаю, Уллис, — выпалил церер Фаберлан, взъерошив короткие волосы. — Я как раз пытаюсь это понять, спасибо, что заметила. Ну-ка, давай, что находится на западе?       Занкроу поднялся со своего места, забрал у Савы стеклянное перо и указал на верхнюю часть карты, где был север и отмечены две точки. Первую нанесла Сава, указав одно из мест преступлений, о котором говорила ранее. Вторая точка обозначала рынок, где церер Фаберлан поймал эгерия. Постучав кончиком пера по второй точке, чародей медленно и аккуратно начал вести невидимую линию к западу и остановился только напротив огромного здания картинной галереи, после чего провёл линию к точке на востоке. Получилось неровно. Тогда он остановил стеклянное перо над точкой на юге, провёл прямую линию к точке на востоке и, сохраняя угол наклона линии, переместил перо к точке на севере, от которой провёл черту на запад. На этот раз перо указывало не на картинную галерею, а на один из особняков, который как раз находился напротив точки на востоке.       Сава понятия не имела, можно ли доверять таким странным вычислениям. Это же то же самое, что пытаться найти иголку в стоге сена. К тому же, им неизвестны интервалы между нападениями. Да и нет никакой уверенности, что эгерий перед смертью действительно дал им подсказку. С чего бы? Не просто же так молчал столько дней, так почему решил заговорить сейчас?       — Надо просто проверить, — будто прочитав её мысли, сказал церер Фаберлан. — От того, что мы проверим эту теорию, никто не сдохнет.       — Может, как раз потому, что мы потратим время на эту теорию¸ кто-то погибнет в другой части города.       — Так уж и быть, злорадствовать не буду, если это всё же случится.       — Неудивительно, что с таким характером вас едва терпят, — всё-таки озвучила Сава мысли, которые не давали ей покоя с первого дня их знакомства, и в то же время осматривала западные районы города.       — И слава Шестерым. Если бы от моего общества люди расцветали, я бы спрыгнул с башни.       — У вас что же, совсем нет друзей?       — А любовницы за них можно считать?       — Нет.       — Жаль. Тогда бы у меня было много друзей.       Занкроу лишь слегка приподнял уголки губ — это была не улыбка, всего лишь намёк на неё, который исчезает, стоит моргнуть. Но Саве на целое мгновение, пока она как раз-таки ещё не моргнула, показалось, что улыбка у церера Фаберлана красивая. Немного звериная, конечно, но красивая.       Да и он сам, стоит признать, был очень красивым. Не раз Сава ловила себя на мысли, что засматривалась на него, изучала будто высеченные из гранита черты лица, острую улыбку, прищуренные глаза, в которых жидким золотом плескалось недовольство. Если церер Фаберлан это и замечал, то виду не подавал, а Сава притворялась, будто ничего и не делала. Убеждала себя, что давно не была с мужчиной, вот мысли и убегали, куда не нужно. Всего лишь плотское влечение, не иначе.       Сейчас она тоже засмотрелась, но быстро взяла себя в руки и прямо спросила:       — Почему вы такой придурок?       — Таким уж уродился. Неужели это как-то мешает расследованию?       — Может помешать, — исправила Сава, указав на точку на западе, обозначенную Занкроу. — Это дом семьи Норкенс, основателей благотворительного дома и попечителей множества детских приютов по всему королевству. Если вам взбредёт в голову допрашивать их только из-за того, что ваше глупое черчение указало на их дом…       — Именно это я и собираюсь сделать, — беззаботно ответил Занкроу.       — Вы не можете!       — Это — единственная зацепка, которая у меня есть. Разве ты не видишь карты? Места убийств неслучайны. Если учесть те, о которых ты говорила, то в черте города кто-то убивает людей на местах, которые соединяются в геометрические фигуры. Либо это просто ерунда, которую я выдумал, потому что у меня мозги поплыли, либо кто-то собирается провести или уже проводит ритуал, в котором нужно следовать всяким тупым условиями вроде этого.       — Но это не значит, что вы можете допрашивать Норкенсов! — упрямо повторила Сава. — Вы, возможно, выдаёте желаемое за действительное! Единственный причастный к этому делу мёртв, у вас нет никаких улик.       — А ты бы предпочла, чтобы я бросил всё и занимался своими делами, не прорабатывая любые, даже самые безумные версии? Может, прогулялся бы по местным тавернам, поохотился в лесу за городом, покорпел над древними текстами? Или ты просто ждёшь, когда я уже поставлю тебя на колени перед собой?       Сава подскочила на ноги, громко хлопнула ладонями по столу и свирепо уставилась на церера Фаберлана.       — Что за ересь? Вы вообще слышите себя?       — А ты замечаешь, как то и дело пялишься на меня? Знаю, я очень симпатичный, но я привык к тому, что если со мной и хотят переспать, то говорят об этом прямо, а не любуются исподтишка.       Сава с протяжным вздохом упала на стул. Даже если он практически угадал мысли, изредка мелькающие у неё в голове, она не была намерена показывать цереру Фаберлану этого.       — Поразительно, как я ещё сдерживаю желание убить вас…       — Поразительно, как я ещё терплю общество маленькой невоспитанной старушки, которая вечно лезет под руку и пожирает меня глазами.       Сава издала глухой обречённый вздох.       — Да я не хочу с вами спать!       — Да? Жаль. Я-то не против.       — Вы всего лишь… Что?       Она не ослышалась? Занкроу Фаберлан не против переспать с ней?       Но Сава этого не хотела.       Возможно не хотела.       Отрицать красоту и притягательность церера Фаберлана она не могла. Как и игнорировать тот факт, что из-за обучения Северина, прибытия Иштар во дворец и начавшегося расследования у неё совсем не было времени на саму себя. Но не значит же это, что она была готова прыгнуть в постель к первому встречному мужчине.       Теоретически, церер Фаберлан не был первым встречным мужчиной… «Шестеро, угомонись, женщина, — осадила себя Сава, стараясь выдержать испытующий взгляд Занкроу. — Он просто хочет трахнуть тебя, и всё».       Её бы это напугало, если бы чародей вообще не поднял эту тему, если бы в один из вечеров просто зажал её в тёмном углу коридора и игнорировал её попытки отбиться. Может, Занкроу просто не успел сделать этого, но Иштар говорила, что тот вопреки своему грозному виду и множеству грязных слухов никогда не принуждал женщин спать с ними.       «Хватит думать об этом!»       — Удивили, — всё-таки произнесла Сава каким-то не своим голосом, чем вызвала улыбку церера Фаберлана. — Если бы не знала, какой вы придурок, решила, что влюбились в меня.       — Любовь к людям — это отвратительное чувство. Я люблю только деньги и свой Гримуар.       — А Иштар?       — При чём тут Иштар? Эта пискля может делать всё, что ей вздумается, меня это никак не касается.       — Тогда к чему вы завели этот разговор?       — Это ты, Уллис, постоянно пялишься на меня, и меня это бесит.       — Что, не нравится женское внимание? — не преминула уколоть его Сава.       — Не нравится, что ты пялишься на меня, пока я пытаюсь разобраться с этими убийствами. Так что давай сосредоточимся на деле, пока у меня окончательно не заплыли мозги и я не захотел разложить тебя на этом столе.       На этот раз внутри Савы вспыхнуло не возмущение, а азарт. Значит, церер Фаберлан всё же замечал, как она порой рассматривала его. Замечал и терялся из-за этого, а всё потому, что был вынужден посвящать себя расследованию.       Отлично. Это именно то, что нужно было Саве.       — Так, может, оставите это дело?       — Я раскрою его, — с жёсткой улыбкой ответил Занкроу, склонившись над столом, чтобы заглянуть в глаза Савы, — и поставлю тебя на колени перед собой, раз уж ты так этого хочешь.       — Я хочу поставить на колени вас, — с точно такой же улыбкой ответила Сава. — Признаю, вы симпатичный, но если будете мне угрожать, лишитесь члена раньше, чем успеете ещё хоть раз использовать его для дела.       Сава чувствовала себя круглой дурой, и в то же время по венам у неё разливался огонь, выпускавший снопы искр. Общение с церером Фаберланом — как хождение по краю, она сразу это поняла, но в полной мере осознала только сейчас. У него были десятки возможностей причинить ей вред, но он не сделал этого. Не факт, конечно же, что не попытается в будущем¸ но Сава сумеет остановить его магией.       Занкроу Фаберлан захотел её просто из-за того, что Сава время от времени рассматривала его, и она была намерена использовать это.