Fukkatsu

      2 августа 2003 год.       — Ха!       Не знающая жалости Акаши который раз за день отправляет соперника в нокаут. Поверженного с трёх точных ударов парня уносит его товарищ, испуганно поглядывающий на девочку, зачастившую ходить в это заведение.       Так они с Вакасой и Бенкеем и мотаются по разным качалкам: набираются драгоценного опыта.       Не на улицах же лица друг другу разбивать, верно?       — Лови, Сенджу! — прямо в руки ей прилетает спасительная бутылка воды от Араши, на что она кричит ему благодарности, радостно улыбается приятному холоду, разливающемуся по пальцам, и залпом опустошает половину.       Сенджу утирает тыльной стороной ладони пот с лица и глубоко выдыхает одним носом: сегодняшний день у неё получился особенно насыщенным.       Вакаса — как удалось выяснить со временем — был настоящим любителем подсовывать ей под ногу всяких качков, морить усердными тренировками да и в принципе поиздеваться.       Ну, не то чтобы она была против. Наоборот, ей идёт это только на пользу.       Но ныть и жаловаться она любила.       Акаши облокачивается на канаты ринга и растрёпывает рукой короткие волосы, чьи пряди очень мешали и лезли в лицо, ведь резинка как назло была благополучно забыта дома. Сенджу постриглась совсем недавно, так как, предварительно посоветовавшись с Харучиё, пришла к выводу, что длинные локоны очень непрактичны.       И до сих пор она помнит, как яростно возмущался Такеоми, брызжа слюной и говоря, что она девочка и выглядеть так ей не положено.       Хорошо, хоть о других увлечениях не знает.       Голубоглазая дёргает уголком губ в лёгкой усмешке, когда понимает, что это просто вопрос времени — когда Такеоми узнает о её тренировках и закатит очередной скандал, поскольку их отношения с того самого момента слегка накалились, и выговора ей в таком случае точно не избежать. Но Вака и Бенкей поступают как самые настоящие друзья: они молчат и не выдают. А Харучиё, однажды ненароком узнавший о её новом хобби, точно никогда не проболтается. Уж в нём она не сомневается.       Так они и водят глупенького Такеоми за нос последние пять лет.       — В чемпионы метишь? Это уже пятый за сегодняшнее утро, — улыбаясь, Бенкей подходит с боку, кидает девочке полотенце на макушку и тем самым закрывает ей обзор.       — Ага! — Сенджу стаскивает сухую ткань с головы и утирает ей лицо, блаженно выдыхая. — Жесть! Ну жара, ща помру…       Она прикладывает ледяную бутылку ко лбу и позволяет себе окончательно расслабиться.       — Не бездельничай, — её отдых прерывает Вакаса, отлучавшийся по делам некоторое время назад. Он возвращается на ринг, а следом за ним и Бенкей, ходивший за новыми бутылками. Кейзо, надев на одну руку макивару, направляется в центр прямоугольной площадки, дабы продолжить их тренировку. — Техника хромает, — оповещает её Имауши и становится неподалёку, наблюдая со стороны.       Сенджу дует губы и откладывает полотенце в сторону, грустно вздыхая и обещая, что обязательно вернётся к холодной водичке. Она нацепляет на руки перчатки и медленным шагом двигается к Бенкею, пока застёгивает их. Голубоглазая доходит и становится прямо напротив него. По сигналу Вакасы Акаши начинает наносить серию несильных, но точных в исполнении ударов. Совершив очередной круговой замах, она бьёт в корпус противника правой ногой, где её уже дожидается набитая подушка.       — Следующий.       Девочка меняет стойку по приказу, который понимает только она да Бенкей. Становясь боком к Араши, Сенджу выполняет резкий удар в туловище ребром стопы, выталкивая ногу в сторону. Имауши анализирует правильность техники, и по его молчанию она понимает, что ошибок не допускает.       Но вслух он этого, конечно же, не скажет.       Так они по кругу проводят проверку ударов ногами, а затем Вакаса отправляет розововолосую к боксёрскому мешку тренировать руки со словами:       — Не халатничай.

***

      — Эй, Вака, харош уже. Я не маленькая. Не держи меня за руку.       Сенджу кажется, будто где-то она уже видела подобную ситуацию. Она забавно дуется и хмурит брови, вспоминая, что Харучиё тоже любит так делать.       Середина дня: людей на улице мало совсем, так как все свободные от труда предпочитают сидеть в такую ненормальную погоду дома (если повезёт — под вентилятором), а у занятых даже нет времени, чтобы обратить внимание на тридцатиградусную жару.       Недавно на Имауши по просьбе друга выпала честь сопровождать Сенджу в школу и обратно.       Хах.       Забавно.       Но Вакаса, конечно же, невозмутимо промолчал о том, что он и так делает это уже несколько лет, потому что Такеоми бы не совсем понял его. И правда, чего это Вака по собственному желанию возится с его младшей сестрой?       Просьба эта была озвучена то ли для контроля девочки, то ли Такеоми просто совесть замучила. Сенджу так и не поняла. Впрочем, ей не особо важна причина.       Так как сегодня Акаши решила отдохнуть от учёбы, они с Вакасой вместо школы с самого утра направились в качалку и в очередной раз дружно умолчали об этом перед Такеоми.       Для него Сенджу всё ещё остаётся обычной школьницей, правда немного наглой и позволяющей себе лишнее перед старшим братом. Под лишним подразумеваются замечания, периодически опускаемые ей.       — Это ради безопасности.       — А от чего меня обезопашивать? — светловолосая строит недоумевающее лицо, щуря глаза из-за солнечных лучей.       Ей надо в срочном порядке приобрести солнечные очки. Невозможно было уже терпеть это.       — Да не тебя, а от тебя, — Вакаса открыто насмехается над Сенджу и ухмыляется, чувствуя нарастающее раздражение девочки.       — Э-эй! Всё со мной нормально!       Имауши хмыкает, будто действительно принимает её слова за правду.       — Ага, — он даже не старается скрыть иронии, на что Сенджу снова взрывается и продолжает переубеждать его.       — Я правду говорю! Что со мной не так?       — Верю, — в конце концов успокаивает её Вакаса. Акаши сверлит его скептическим взглядом, точно видя ложь в его реплике. Через пару секунд парень продолжает. — Тебе только одиннадцать, а ты уже способна уложить многих. Даже тех, кто старше тебя.       — А, так ты просто хвалишь меня, Вака! — она улыбается, гнев с её лица пропадает, и девочка начинает размахивать рукой, скреплённой с ладонью светловолосого.       — Не зазнавайся, мелочь. Тебе до моего уровня ещё расти и расти, — он отпускает её кисть и даёт щелбан по лбу. Сенджу начинает обиженно потирать его и причитать о том, какой же всё-таки её сэнсэй жестокий.       Розововолосая очухивается от «сильнейшего удара Белого Леопарда за всё время его существования как бойца» и молча топает сбоку, продолжая размышлять о своём.       — Но, если честно, то я правда не понимаю, зачем ты так сильно стараешься, — он прерывает умиротворённую тишину.       — В каком смысле? — Сенджу поворачивает голову в его сторону и смотрит в фиолетовые радужки, отливающие золотом от солнца.       — Ты и так достаточно сильна, особенно для своего возраста. Но тебе словно хочется большего,— почти флегматично заключает он.       Имауши смотрит на неё испытующе, будто хочет выяснить настоящую причину, которую девочка ото всех скрывает.       — Ну-у, — задумчиво тянет она, и делает вид, словно совсем не замечает его проницательный взгляд. Вот она — вещь, которая Сенджу не нравилась в Вакасе больше всего. Сенджу, откровенно говоря, очень не любила людей, умеющих видеть. — Хм-м… У меня есть цель! — чуть громче завершает она.       Потому что сама боялась, что все её тайны станут явью.       — Это я понял, — Вакаса закатывает глаза и уточняет. — А поконкретнее?       Она всё ещё не знает, почему он просто не отвяжется.       Акаши не спешит ответить на его вопрос, а со стороны кажется, что она решает сложную задачу в голове.       — У меня такое предчувствие…       Сенджу подбирает слова, чтобы лучше донести до него свою мысль, потому что правду она сказать в любом случае не может.       Сенджу не хочет врать, ведь в какой-то степени она привязалась к Вакасе и его доверие дорого ей, а таких людей обманывать в разы неприятнее. Но и всё она точно не расскажет, поскольку шанс на то, что ей поверят, очень мал.       — …предчувствие, что в будущем что-то произойдет.       Она практически бесшумно выдыхает — по крайней мере, Сенджу надеется, что Вакаса этого не услышал, — и скрещивает руки за головой, холодными ладонями прикасаясь к затылку.       — В… будущем? — Сенджу совсем не замечает, как фиалковые глаза Имауши широко распахиваются, потому что она       смотрит вперёд на дорогу.       — Ну, думать о будущем — естественно. Разве нет? — она задает голосу вопросительную интонацию, но всё так же не глядит на парня, продолжая вышагивать по правую сторону от него.       Тот ничего не отвечает. Сенджу принимает его молчание за согласие и легонько улыбается.       Имауши сглатывает, и образ друга, несущего похожую чушь, невольно всплывает в его голове.

***

      Светловолосая девочка аккуратно опускает куриную котлету в миску с рисом и слезает с табуретки. Она вымывает руки в раковине, а после недолгого пути к комнате брата стучится в дверь, оповещая о своём прибытии.       — Харучиё, иди покушай! — Сенджу просовывает голову в проём и зовёт мальчика.       Он тотчас отрывается от уроков и следует за сестрой.       Сенджу настораживало, что Харучиё последние пару дней ходил грустным и задумчивым.       Он садится за стол, берёт в руки палочки и начинает есть под пристальным взглядом сестры.       — Знаешь, — негромко начинает девочка, чем заставляет обратить на себя внимание, — ты… — на этой части фразы мальчик напрягается: это видно по его слегка сжавшимся губам и дёрнувшемуся кадыку. Сенджу серьёзна как никогда, и он прекрасно помнит, насколько она может быть выпытывающей. — У тебя что-то случилось? — в конечном итоге спрашивает она.       Глаза девочки глядят в такие же, находящиеся точно напротив. Сенджу рассматривает лицо брата, но никаких изменений, помимо его эмоций — он чуть приподнял брови — она не находит: всё та же милая детская припухлость в щеках, в последнее время начавшая сходить на нет, пушистые розовые ресницы и такие же шелковистые волосы. Правда, Харучиё решил их отращивать, и сейчас зачёсывал на правую сторону. Но самое главное, к чему стремилась девочка, — это полное отсутствие каких-либо шрамов на лице и теле.       Сенджу до сих пор помнит тот день, когда Харучиё должен был получить эти ужасающие отметины. Она помнит всё слишком хорошо.       Акаши сразу же узнала дату, когда должно было произойти это событие: самолётик Майки, подаренный Шиничиро, был слишком похож на тот самый.       Тот самый, который был в её сне.       Со стороны она поступила, возможно, позорно и глупо, по прибытии в дом Сано случайно заработав ушиб ноги. Ну не могла же Сенджу нагло не воспользоваться Такеоми, зная, что он наверняка как обычно поручит Харучиё следить за ней?       Это и сыграло ключевую роль во всём плане.       Девочка помнит лицо Харучиё, расстроенное оттого, что он не смог провести время с единственными друзьями. Помнит и то, что он несколько часов после этого случая с ней не разговаривал и обиженно дулся, хотя понимал, что Сенджу почти не виновата и так сложились обстоятельства.       Но зачем ей задумываться о мнении других, когда цель была достигнута? Всё равно ведь никто не узнает, верно?       Сенджу сделала всё, чтобы обезопасить его от Майки в тот день и чтобы лишний раз не связываться с тем проклятым самолётом. Однако девочка всё ещё уверена, что игрушка — лишь случайность, благодаря которой появился чёрный импульс Сано. На месте самолёта могло оказаться что угодно, как и на месте Харучиё — кто угодно. Подробностей о том, что происходило далее и стал ли Манджиро сумасшедшим, ей не удалось выведать.       Да и плевать.       Для Сенджу нет никого важнее Харучиё.       Сам мальчик особо не рассказывает об их приключениях, вероятно, потому, что Сано уже создал свою байкерскую банду.       Может быть, как думает Сенджу, Харучиё посчитал опасным и ненужным посвящать её в это дело?       Но на Тосву, или как там она назвалась, ей тоже всё равно.       Майки и его голоса в голове, к большому счастью, обошли Харучиё стороной. Её брат не заработал себе травму — и физическую, и моральную.       Этого Сенджу вполне достаточно.       — Хочешь, сходим в парк, Харучиё? — осторожно интересуется младшая Акаши, с заботой и вниманием смотря на него. — Мы давно не ходили гулять. Давай поедим мороженое? Как в прошлый раз.       Сенджу встает со стула, видя сомнения на лице брата, и, подойдя к нему, останавливается сбоку. Розововолосая улыбается, трепля мальчика по таким же волосам.       — Хорошо, — в итоге соглашается он, поднимая уголки губ вверх. Настроение его улучшается — делает вывод Сенджу, и ей самой становится радостнее от этого.

***

      4 августа, полночь.       — Итак, план А — хуйня полная.       Сенджу позволяет себе ругаться, потому что её никто не видит: Харучиё спит, Такеоми снова где-то гуляет. А она сидит в полной темноте, которую нарушает тусклый свет фонарика. Да и использование нецензурной лексики вполне оправдано: Акаши сейчас на стадии разработки плана по спасению одного из ключевых персонажей, который мог бы сдержать импульс Майки.       Да и ей не хотелось бы, чтобы Шиничиро умер. Сенджу задумчиво почёсывает затылок и листает свои записи, сделанные несколько лет назад.       Как только девочка поняла и приняла, что оказалась в выдуманном мире, она сразу же начиркала все события, о которых ведала, на бумаге — разумеется, предварительно зашифровав это так, чтобы никто другой не смог прочитать, даже если бы очень постарался.       Безопасность превыше всего — таков её девиз по жизни.       Да и зря она, что ли, английский язык изучала? Дурачок Такеоми его знать не знает — такой вот он неуч, — а старательно учащийся, на удивление Сенджу, Харучиё таких слов ещё не проходил. Не по программе это.       Однако память — вещь непостоянная.       И вот сейчас, когда она уже подзабыла некоторые детали, это ей очень пригодилось.       Дат никаких она, разумеется не помнила. Разве что написала о том, что убийство должно произойти накануне дня рождения Манджиро. Накануне двадцатого августа.       — Негусто, конечно. Ой как негусто, — тихо шепчет девочка, сетуя на то, что подробностей до ужаса мало. — Но даже из этого можно что-нибудь слепить.       Что ж, придётся караулить, значит. Такое решение кажется ей самым логичным в данной ситуации, потому что отговорками она вряд ли что-то решит.       — Да и с Казу-как-там-его я не знакома. С чего ему меня слушать? — она вспоминает мальчишку, образ которого практически не сохранился в голове, и осознаёт, что её слова точно никто в серьёз не воспримет, потому что дети его возраста имеют довольно своевольный (бесячий) характер.       Он упёрся украсть байк — он это сделает, и ничего его на пути к       цели не остановит.       Сенджу прикладывает ладонь ко лбу и потирает его, закрывая глаза и хмуря светлые бровки.       Можно, конечно, понадеяться на Баджи и постараться образумить его, но не факт, что он пойдёт ей навстречу и разубедит другого мальчика. Сенджу не настолько близка с ним. Лучше перестраховаться и оказаться на месте убийства лично.       Главное — это чтобы её не пришибли вместо Шиничиро.       Сенджу сглатывает, молясь всем известным и неизвестным Божествам, чтобы ночь какого-то там августа обошлась без жертв.       А насчёт места преступления…       Магазин Шиничиро — очень известное место в кругах гопников. Недаром он бывший глава Чёрных Драконов. И ей самой однажды довелось там побывать. Когда Вакаса вёз её после школы в зал, они проезжали мимо мастерской Сано и ненадолго задержались в ней.       Это было не так давно, поэтому примерное место она помнила, что сейчас сыграет ей на руку.       Сенджу закрывает тетрадку и подходит к письменному столу, опускаясь перед ним на колени.       Девочка немного отодвигает тумбочку в сторону и, приподнимая половицу, кладёт под неё тетрадь, накрывая сверху обычным куском картона, дабы не так сильно бросалось в глаза. Сенджу крепко прижимает часть пола, надёжно фиксируя его. Она устанавливает тяжелую тумбу обратно.       — С Богом.       Акаши выдыхает, ложась головой на подушку и кутаясь в мягкое одеяло. Что-то она в последнее время слишком часто начала вспоминать Бога, хоть и верующей никогда себя не считала.       — Ха-а…       Той ночью у неё всё обязательно должно получиться.       Иначе быть не может.       Вот только теперь придётся караулить магазин Шина каждую ночь, пока она не найдёт ту самую дату, когда его должны будут убить.

***

      13 августа 2:48       Ночь. Звёзды на небе сияют в этот день ярче обычного, одаривая такую никчёмную Землю, по сравнению со всей не до конца изученной вселенной, таинственным и завораживающим мерцанием.       Тёмный Токио освещают высокие фонари, в некоторых местах горящие так слабо, будто совсем-совсем скоро потухнут.       Эти самые некоторые места — мрачные переулки, в коих жизнь всегда стоит под угрозой, и находящиеся близ них дороги. Там всегда витает опасность, так и чуемая за несколько миль. В основном причина этой опасности — участившиеся преступления или шалости малолетних бандитов.       Тишь сумрачного района Шибуя прерывают звуки двигателей машин и людские голоса, слышащиеся совсем изредка.       Два человека, невысоких — скорее всего, два ребёнка — и обличённых в чёрную одежду, проходят через узкие пространства между домами, двигаясь по только им известному направлению.       — Погнали, Баджи!       Брюнет, плетущийся позади другого мальчика, с сомнением смотрит другу в спину, но неспешно следует за ним.       Вообще, он был против идеи Казуторы с самого начала. И сейчас, в общем-то, тоже: он хочет отговорить товарища и предложить вариант получше. Например, попробовать скопить денег и приобрести байк по-честному. Но, наблюдая за счастливым лицом Казуторы, глаза которого светились от предвкушения, он не может и слова вымолвить.       Да, ему тоже хотелось бы обрадовать Майки, но Баджи уверен: так делать нельзя.       Неужели он не понимает, что будет, если их поймают?       Кейске боится даже не самого факта кражи, а того, что день рождения Майки они могут отпраздновать в колонии для несовершеннолетних. А уж этому Сано вряд ли будет доволен.       Баджи нервно дёргает глазом.       А вдруг ещё и мама узнает?       Кошмар…       Тогда он точно будет ближайший месяц сидеть под домашним арестом, а о гулянках и ночных катаниях на байке можно будет позабыть. В последнее время Рёко Баджи и так расстраивается из-за его прогулов и неудовлетворительных замечаний учителей, а здесь ей ещё принесут весть о том, что сына арестовали.       Баджи замечает, что мчащийся вперёд Казутора слишком отдалился, и догоняет его.       — Эй… подожди.       Но даже если мама будет плакать и в конечном итоге запрёт его дома, Кейске не сможет оставить друга одного на растерзание полиции. А он нутром чует (или это просто повышенная тревога, Баджи не знает): их с большой вероятностью могут поймать.       Кареглазый надевает капюшон на голову и прикрывает лицо чёрной маской, которую ему вручил мальчик, дабы их не могли узнать. Он крадётся следом за Казуторой, вырядившимся примерно в тот же наряд, что и у него, прислоняясь спиной к стене и стараясь шуметь как можно меньше.       Они останавливаются почти у края, там, где поворот, чтобы перевести дух.       Ханемия начинает уточнять детали своего, как ему казалось, качественного и гениально продуманного плана:       — Сперва разобьём окно у чёрного входа и проникнем внутрь, — он кидает взгляд на Баджи и, не обращая ни доли внимания на перемену эмоций в его лице, продолжает посвящать в курс дела. Теперь он высматривает что-то за стеной. — Полиция прибудет минут за десять, — Кейске на этой фразе, уже не стесняясь, открыто косится на друга с явным сомнением, но Казутора тщательно делает вид, будто не замечает многозначительного взгляда, коим его сверлят. — Разрубим цепь. Откроем роллету у входной двери и уедем на байке.       Баджи громко с недовольством цыкает, одновременно вздыхая, на что Ханемия оборачивается и смотрит на него с лёгким удивлением.       — Что? Это же просто.       — Кретин! — Кейске хмурит брови, немного повышая голос, но, когда понимает, что чуток перестарался, сбавляет громкость. Иначе их точно услышат и день закончится очень плохо. — Я не про это. Я говорил, что кража — хреновая штука, — продолжает он, мечтая наконец покинуть странные переулки, в которых и так чересчур часто бывает. Баджи настроен серьёзно: он против идеи преступить закон и, возможно, пожертвовать свободой, даже если это ради подарка для друга.       — Но ведь ты всё ещё следуешь за мной! — Казутора находит поведение Кейске забавным и противоречивым и улыбается одними глазами, потому что нижняя часть его лица была скрыта темной тканью.       Баджи хмурится, но ничего не говорит Ханемии, просто надеясь в душе, что их не обнаружат. Они снова начинают двигаться в сторону магазина байков, откуда и планируют стащить один для Майки.       Но… всё-таки у него будет день рождения. Если у них всё получится, ему же понравится?       Баджи задумывается, когда глаза его начинают сверкать от осознания того, что их лидер точно будет рад: недавно он сломал свой мопед, и теперь остальные основатели банды его вечно катают как пассажира, на что Майки и жалуется.       Если он заимеет собственный байк, да ещё и такой крутой, это наверняка поднимет не только его настроение, но и статус среди гопников. Возможная реакция Манджиро, представляемая в мыслях, заглушает все внутренние переживания и опасения мальчика.       — Итак, — из фантазий его выбивает Казутора, уже начавший приклеивать скотч на стекло, дабы при разбитии оно не разлетелось по сторонам и не создало ещё больший шум. — Начнём, — Ханемия берёт в руки болторез и прицеливается прямо по заклеенной части.       — Ты серьёзно… — Баджи нервно выдыхает и всё ещё мечется, выбирая между шансом увидеть счастливое лицо Манджиро и здравым рассудком. Но когда Казутора ударяет по стеклу, а то разбивается, он понимает одно:       Пути назад уже нет.       Придётся идти до самого конца и красть байк.       — Чем вы тут занимаетесь?       Неожиданный голос, резанувший по ушам и заставивший кучку мурашек пробежать по позвоночнику, раздался за спинами двух мальчишек.       О, следовало прислушаться к интуиции и свалить куда подальше! — к такому выводу приходит Кейске, когда понимает, что их поймали на горячем.       Он реагирует первым и мгновенно оборачивается, осматривая того, кто сумел застать их за подобными действиями.       — Баджи? — мальчик в большой кофте, капюшон которой прикрывает половину лица, обращается к нему по имени, будто он его знакомый. — Ты чё делаешь у магазина Шиничиро?       Он подходит немного ближе, а Кейске пытается вспомнить, где же он видел его раньше: вроде и голос знаком — высокий и немного писклявый, как у девчонки, — и поза.       Но в его голове сейчас полная пустота, а энергии не хватает даже на элементарные размышления. Сердце стучит быстро-быстро, а в горле осел ком: Кейске понимает, что теперь им точно грозят проблемы, если свидетель доложит ментам или хозяину магазина.       Казутора, молча стоящий в стороне и подозрительно глядящий на непрошеного гостя, улавливает передвижение незнакомого и, думая, что Баджи угрожает опасность, бросается защитить его. Ханемия делает выпад в сторону мальчика, замахиваясь железными кусачками на него.       — Стой, Казутора! — громко кричит Баджи, когда замечает резкую атаку друга.       Но было уже слишком поздно.       — Ты чё, сдурел? — в последний момент, когда болторез оказывается почти у виска, парень проворно уходит от удара, отпрыгивая в сторону и громко ругаясь. Ханемия попадает по асфальту, и на том появляется трещина.       Мальчик, чудом избежавший удара, хватается одной рукой за оружие, которое должно было встретиться с его головой и убить, а второй притягивает к себе Казутору за капюшон его толстовки. Провалившийся убийца столбенеет и ослабляет хватку на куске металла. Тот же времени зря не теряет и со всей силы бьёт ногой ему в солнечное сплетение, откидывая на асфальт.       — К-ха… — после приземления на спину Ханемия рефлекторно приподнимается и горбится в позу эмбриона, прижимая руки к месту удара. — Ха-х-х-а…       Баджи смотрит на это.       И ему становится жутко.       Он не понимает одного.       Его друг собирался убить человека?       Он же целился ему в голову…       Убить простого человека?       А если бы он не увернулся? Он бы… умер.       Зрачки Кейске сужаются от ужаса, а руки начинает потряхивать.       — Это чё за приколы, уёбок? — незнакомый нервозно обращается к лежащему на земле Казуторе, направляя на него отобранный болторез, который он держит в дрожащих руках.       После этого Кейске сразу возвращается в реальность, понимая, что друг сейчас может серьёзно пострадать (кто знает, что этот парень может сделать, тем более с куском железа в руках), и спешит остановить неизвестного.       — Стой! — он бросается к мальчику, оказавшемуся ниже него на голову, и заслоняет собой Казутору. Баджи внимательнее рассматривает его: кусок розовой чёлки выглядывает из-под капюшона; и не проходит и пяти секунд, как он узнаёт, кто перед ним стоит, и громко вопит. — Э-э? Акаши?!       — А кто ещё? — пацан, на самом деле оказавшийся девочкой — девочкой, мать твою! И откуда Сенджу так дерётся? — отвечает ему с невозмутимостью в голосе. Но её спокойствие довольно быстро испаряется, и Акаши повышает тон, сильно хмурясь. — Так ты Шина ограбить решил? Что за бандитский прикид у вас?       И тут до Баджи наконец доходит.       Шина…?       О, Боже!       Они пытались украсть байк из магазина Шиничиро…!       Сенджу отходит от них и выкидывает оружие в груду всякого мусора, дабы больше никому в висок ударить не пытались. Она наклоняет голову на бок, рассматривая полуживого Казутору с насмешкой:       — Ой, я тебя так сильно, что ли? — голубоглазая спрашивает по-фальшивому невинно, кладёт руки в карманы большой толстовки и отпихивает плечом замершего на месте Кейске в сторону. — А ну дай осмотреть твоего сообщника.       — А… ты здесь что делаешь? — интересуется Баджи, совсем не понимая, откуда здесь взялась Акаши: дом Санзу в противоположной стороне отсюда, а просто так гулять она вряд ли могла. Хотя с уверенностью Кейске это утверждать не может: они общались только в доме Майки и то довольно мало. Он припускает маску с лица и снимает капюшон, полностью открывая вид на себя.       — Да мимо проходила, — даёт ему нечёткий ответ девочка. А к тому времени Казутора уже поднимается на ноги. Сенджу закидывает его руку на своё плечо, таким образом помогая ему устоять.       Ханемия дышит тяжело и прерывисто, отходя от внезапной атаки. Живот пульсирует от сильной боли, а спина неприятно зудит: всё же нехило он прокатился по земле.       Мальчик с золотыми глазами снизу вверх — ввиду того что он всё ещё сгибает спину и не может окончательно распрямиться — пялится на чувака, названного Сенджу.       — Живой? — Акаши ответно с некой настороженностью глядит на него из-под опущенных век.       — Эй… Баджи, кто это? — Казутора озвучивает вопрос, вертевшийся на протяжении последних нескольких минут у него в мыслях. — Подожди, я сейчас вломлю…!       Казутора вспоминает, что именно этот пацан устроил ему поцелуй с асфальтом, и, замахиваясь свободной рукой, он вновь пытается ударить Акаши. Но Сенджу, замечая его настойчивость, раздражённо хмыкает под нос и просто отпускает его, позволяя упасть.       — А, Казутора, это Се-       — Вы что с дверью сделали, малышня?       Сердце Баджи и Казуторы замирает, как только они слышат мужской голос, полный возмущения. Он исходил со стороны двери, которую им так и не удалось выломать до конца.       — Привет, Шиничиро, — Сенджу непринуждённо приветствует знакомого и снимает капюшон, наконец открывая лицо.       — Ши-ши-н-ничиро…       — Кейске? Это ты, что ли?       — Прости, Шиничиро! — Баджи, самолично видя подтверждение того, что хозяином магазина байков действительно оказался брат Майки, принимается кланяться перед ним в извинениях. — М-мы не хотели…       Шиничиро молчит и задумчиво взирает на Баджи. Он недолго раздумывает о чём-то, замечая совсем уж отчаянное положение дел мальчика.       — Пойдёмте, — Сано прерывает его, осматривая всех детей. Он кивает головой в направлении двери, зовя их вовнутрь.       Первым за Шиничиро кидается Баджи, находившийся к нему ближе всего. Сенджу остаётся плестись за ним, терпя на своем затылке зуд от прожигающего взгляда Казуторы.       Кейске присаживается на диван в мастерской и виновато смотрит в сторону, стараясь не встречаться с чёрными глазами Сано напрямую.       Он замечает, как Акаши, абсолютно не церемонясь, по-хозяйски плюхается рядом и удобно откидывает голову на спинку.       Казутора же опускается на свободное место напротив них и с презрением косится на девочку, а сам Баджи на друга — с недоумением.       Шиничиро шумно вздыхает и с полной готовностью слушать смотрит на Кейске. Тот перебирает пальцы и не знает, как начать разговор.       Что сказать?       Баджи поджимает губы и бегает взглядом по помещению.       «Шиничиро, сорян, мы хотели твой байк спереть?»       Да его же точно Майки убьёт, если узнает!       — Ну?       — Я могу всё рассказать, — розововолосая прерывает тишину, возникшую после вопроса Шиничиро.       — Нет! Я сам, — Сано хотел было что-то сказать, но не успел: его перебил рык Баджи. Он недолго молчит, в мыслях настраиваясь на разговор, и через время начинает. — Мы… хотели… украсть твой CB250T, чтобы подарить его Майки!       Темноволосый поднимает глаза и смотрит на Шиничиро. В его взгляде больше нет сомнений: он решительно настроен взять на себя ответственность за содеянное.       И всё же он считает, что поддаваться соблазну было ошибкой.       Шиничиро долго не говорит, видно, что-то обдумывая. Он выпускает воздух через нос и отходит в комнату рядом с магазином, оставляя детей в полном одиночестве.       Баджи смотрит на Казутору, притихшего — что так не свойственно ему — и старавшегося держать себя в руках. Кейске уверен: его друг тоже чувствует вину, но он не может сказать об этом в слух.       Уж такова его натура — держать всё в себе и терпеть.       Бронзовые глаза перемещаются правее и находят Сенджу. Она так же невозмутимо сидит — почти лежит — на диване и качает свешенными с него ногами.       — Чего? — она, замечая пристальное внимание Кейске, задаёт ему вполне логичный вопрос.       — Ничего, — опоминается Баджи, а Сенджу усмехается непонятно чему. Кейске обращается к другому ребёнку. — Эй, Казутора. Ты чего такой тихий?       — Майки разозлится.       — А? — он непонимающе вопрошает.       — А если он нас из банды выгонит…?! — с ужасом восклицает Казутора, напоминая Баджи о том, что они вломились в магазин не абы кого, а самого Шиничиро. А Манджиро, как известно в тесных кругах, очень дорожил своим братом.       — Да не гони, мы ж ради него хотели, — хоть кареглазый и утверждает это вслух, дабы успокоить друга, но внутри него всё же зарождается крупица сомнения в собственных словах.       — Но вдруг…       — Харе нагонять тоску, Казутора. Нам лучше подумать о том, как будем просить прощения, — Кейске больше не может выслушивать это, а потому рыкает, обрывая волнение Ханемии.       Сано возвращается довольно быстро и ставит на стол перед детьми по кружке, а в центр — вазу со сладостями. Он каждому разливает горячую жидкость из закипевшего чайника и молча указывает пить.       — Через неделю, — начинает Шиничиро после того, как младшие отпивают обжигающий чай, — я планировал подарить этот байк Манджиро на день рождения.       Шиничиро улыбается непринуждённо, с теплом в глазах рассказывая о младшем брате.       Баджи молча слушает, Казутора — аналогично.       — Кейске, я не думаю, что Манджиро обрадовался бы краденому подарку, — заключает Шиничиро, и эта фраза рубит как меч, заставляя Баджи ещё сильнее пожалеть о почти совершённом преступлении. — Для Манджиро ты — настоящий друг. Он бы не хотел, чтобы ты оказался в колонии, — хоть Сано и говорит мягко, не ругаясь, но, наверное, именно из-за этой мягкости Кейске ощущает себя отвратительно. — Я не буду вызывать полицию и никому не сообщу об этом, — заверяет черноволосый, — только если ты пообещаешь мне больше так никогда не делать.       — Я… понял, — он дёргает кадыком от волнения, и в его горле оседает неприятный комок из чувства вины.       — А ты… — Шиничиро обращает внимание на ещё одного несостоявшегося грабителя.       — Казутора Ханемия, — сразу представляется мальчик, понимая, чего от него хотят.       — Ты, Казутора-кун, тоже подумай над этим, — в конце монолога Шиничиро дарует ребёнку снисходительную тёплую улыбку. Ханемия несколько раз кивает, давая понять, что он принимает слова Шиничиро и в будущем тщательно поразмыслит над ними.       — Отлично, — напоминает о своём присутствии фигура, ранее никак не участвовавшая в разбирательствах. — Раз всё решилось, я домой. Спасибо за угощения, Шин.       Сенджу за один глоток допивает сладкий чай, в который было вложено целых четыре ложки сахара, и с шумом ставит кружку на столик.       — Подожди, Сенджу-чан, я позвоню Такеоми, он…       — Нет! Только не ему! — перебивает его Акаши, маша головой в знак несогласия. — Я сама дойду.       — Но уже поздно, — с нескрываемым волнением замечает Шиничиро и тут же становится на порядок серьёзнее, сверля Сенджу проницательными глазами. — И почему ты вообще по ночам разгуливаешь?       Этот вопрос ставит Сенджу в тупик, однако она довольно шустро находится с ответом:       — Э-эм… Пробежка! — она ослепительно улыбается, стараясь убедить Сано в своей искренности. Но тот не поддаётся детскому очарованию, с глубочайшим скептицизмом на неё взирая и, очевидно, не веря ни единому слову. — Эй, я говорю полную правду. Спорт превыше всего.       — Ладно, — в итоге смиряется он и добавляет, — и всё-таки мальчики проводят тебя до дома, да? — не спрашивает, а утверждает Шиничиро.       — Конечно! Девчонок надо оберегать! — восклицает Кейске, состояние которого пришло в норму после разговора с Сано. Он встаёт с пригретого места и шагает в сторону выхода, около которого уже стояла Сенджу.       — Чё-ё-ё?! Девчонок?       Глаза Казуторы готовы были вывалиться из орбит.