The Godfathers

Bonnie Grace — Peace in The Realm

— А ты уверен, что мне так необходимо это делать? — Уверен, пап, уверен! Так будет круто смотреться! — Осаму улыбнулся и протянул Мори швабру. — Держи, это твой конь. — Я отдам его оруженосцу, — Огай уже было взмахнул рукой в желании призвать Элис, но Осаму подпрыгнул и схватил отца за кисть, нахмурившись и поморщив нос. — Что? Нет? — Так нечестно! У нас рыцарь один. — Ладно, — Мори сдался, кивнув, и Осаму, вновь улыбнувшись, отскочил от отца. — Почему я вообще на это согласился… Огай вздохнул, принимая палку от швабры и переступая через неё. Оглядывая себя снизу вверх, ему оставалось только порадоваться, что он отстоял ранее право быть бесстрашным рыцарем без шлема в виде железного ведра из-под раковины в ванной комнате. К плечам его были привязаны поясами от халата две разделочные доски, имитирующие наплечники лат, а швабра без тряпки стала отважным конём. Мог ли Мори когда-нибудь подумать, что ночами он правит тёмной стороной города и изо всех сил старается держать её под контролем, а днём — изображает храброго рыцаря на коне на фоне разукрашенного белого полотна, подвешенного за верхние дверцы шкафов? — А х-хы… р… р-рыцарь спр-равится без шлема? — поинтересовался Рэмбо-младший, спрыгнувший со спинки дивана и севший на подлокотнике рядом с Осаму, стоявшим на полу перед «сценой», словно режиссёр. — Справится, — бросил Мори на выдохе. — Рыцарь умудрён годами своей тяжёлой жизни, ему не нужен шлем. — А что значит — умудр-рён? — Тюя переглянулся с Осаму, и второй пожал плечами. — Принцесса готова? — Осаму тут же переключился с темы, и Мори выдохнул, ведь не придётся объяснять. — Сейчас пх-ховех-хю! — Тюя ловко соскочил на пол и убежал за двери, выглядывая в коридор — там сидел его отец, распустивший волосы для большей схожести с выданной себе ролью и повязавший вокруг пояса простынь — это была юбка. Несколько прядей сбоку головы были у него завязаны бантом из красной ленты. Увидев сына, Рэмбо отвлёкся от телефона и улыбнулся ему. Тюя критично оглядел отца с ног до головы, кивнул и крикнул в комнату: — Готова! — Дракон готов? Атсуши, повиснувший на подлокотнике дивана и смотрящий на подготовку к постановке большими кошачьими глазами, поймал на себе взгляд Осаму и кивнул, тотчас касаясь ногами пола и пробегая прямо у ног Мори, схватившись за край белого полотна и нырнув куда-то за него, постучавшись за ним прямо в шкаф. Белое полотно, имитирующее фон с нарисованной серой башней под красной крышей, зелёной травой внизу и ярким жёлтым пятном солнца в самом углу сверху «декораций», задвигалось, потому что за ним начали открываться дверцы шкафа, и вскоре над фоном показалась рука в чешуе, показывая в кулаке большой палец вверх, мол, готов! Атсуши, слишком громко мурлыкая, несколько взъерошенный от, очевидно, поглаживания по голове шершавой из-за чешуи руки, прямо с пола прыгнул на диван. — Отлично! — Дазай хлопнул в ладоши. — Мы готовы? — он обернулся, глядя на Тюю на подлокотнике дивана, сидящего со свешенными по обе стороны ногами, на Атсуши, взобравшегося на диванную спинку, и на молчаливого Рюноскэ, сидящего в углу дивана в обнимку со своей чёрной игрушкой, а потом кивнул сам себе и упёрся руками в диван, садясь сам в самую серединку. В руку мальчишка взял свёрнутый рупором бумажный листок и, приложив конус ко рту, заговорил в него, как настоящий режиссёр на киноплощадке: — Тогда свет, камера, мотор! Мори тяжело вздохнул и перехватил швабру из одной руки в другую. Говоря честно, он больше напоминал себе кого-то, кто подменяет ведьму, летающую по старинке — на швабрах да на мётлах, чем рыцаря, но постановка была довольно низкобюджетной — в бюджет входила большая упаковка вишнёвого сока, миска кедровых орешков в шоколаде, гуашь двенадцати цветов и коробка цветных карандашей, — поэтому если швабра заменяет коня, то так тому и быть. А чего ещё стоит ожидать от команды, в которой режиссёру, сценаристу, художнику-постановщику и кинооператору по пять лет? Дети придумали эту свою забаву, но почему-то не могли поиграть в свою постановку кружка очумелых ручек сами, а приплели родителей. Они слишком рано все запросились домой, но обязательно все вместе, поэтому взрослые, не найдя, что возразить, выкинули в круг кулаки и сыграли в камень-ножницы-бумагу, по итогу оказавшись всей компанией в доме Рэмбо. Детский сад расположился в комнате Рэмбо-младшего, и Артюр всё норовил ненароком пройти мимо раскрытой настежь двери и убедиться, что с детьми всё в порядке. Он проходил мимо даже с бокалом вина, пряча его за своей спиной, когда как Мори не проявлял никакого желания помешать игровому процессу, а Тацухико было достаточно вдруг замереть и принюхаться или прислушаться, чтобы понять, что всё хорошо, и вернуться обратно в беседу. В какой-то момент Артюр чуть не выронил свой бокал на пол в коридоре, но оказалось, что красные пятна у Тюи на руках, а у остальных трёх — на коленях, локтях, одежде и даже щеке, не что иное, как обычная краска. Именно тогда дети начали рисовать, но знать бы взрослым, что это не просто рисунок!.. Когда Тюя, объятый лёгким красным свечением, через час вылетел из комнаты и потащил за собой белую простынь, а с другой стороны, по полу, ему помогал Атсуши, Мори, сидевший вполоборота к выходу из кухни, наконец напрягся. Когда его, Мори, младшие начали носиться туда-сюда по коридору из комнаты в комнату, таская тряпки и табурет (а если быть точным, то всегда первым что-то тащил Осаму, а Рюноскэ неотрывно, как хвост, таскался за ним, не выпуская из рук игрушку и иногда помогая чёрными нитями Расёмона придерживать, например, табурет), то тогда уже сидящий лицом к проходу, но перед Мори Рандо стал выглядывать из-за Огаева плеча, но вскоре махнув рукой и сказав: «играют — пусть!» Когда все вчетвером вдруг начали подходить из коридора, загадочно посматривая на своих отцов, Мори почувствовал эти любопытствующие взгляды ещё спиной, и первым к отцу подбежал Атсуши. Шибусава, вливший в свою ненасытную клыкастую пасть уже больше двух бокалов вина, подбросил его на руках и посадил на колено, но Атсуши, обычно выбирающий, чего бы вкусного стянуть со стола, и после этого сразу убегающий, в этот раз потянулся к отцовской голове и что-то зашептал ему на ухо. Мори только успел приложить бокал к губам — бокал самый первый, который он ещё даже не выпил, — когда его с двух сторон синхронно за локти чёрного банлона потянули Осаму и Рюноскэ. Тюя, не будь дураком, не стал обходить стол, чтобы достичь Рэмбо, поэтому прошёлся по потолку и аккуратно спустился отцу прямо в руки (Рэмбо тут же отвлёкся от бокала, протянув руки вверх), сказав вслух во всеуслышанье наконец мысль, которая, очевидно, созрела в четырёх детских головах одновременно: «Пап, папа, мы там хотим сделать что-то… Пойдём с нами?» Это загадочное «что-то» Мори сразу не понравилось. В комнату, в которую взрослых утащили дети, первым вошёл Тацухико, и Рэмбо вместе с Огаем ещё не успели дойти до неё, как Дракон зычно, прокативши по всей квартире, как по пещере — рычание зверя, усмехнулся: «Ого, вот это подход, вот это я понимаю! Я что, в театр-р-ре?» Гостиная квартиры француза действительно была преобразована в место театральной постановки очень, очень, очень дешёвого театра: к шкафу путём прижимания дверцами был прислонён фон в виде когда-то белой, а теперь раскрашенной простыни, от вида которой Рэмбо ахнул и закрыл руками рот, а рядом с нарисованной башней на «полотне» был табурет, ставший, очевидно, декорацией. Мори косо поглядел на хозяина квартиры, поймав себя на мысли, что, если бы такое происходило в его квартире, первой реакцией его было бы возмущение: «Что вы натворили?» У Рэмбо же, судя по лицу со слегка алыми от вина щеками, мысли были другие, звучащие примерно так: «если уже сделано, то какой смысл ругать?» Дети — они и в Африке дети. Да и, зная французскую любовь к порядку, Рэмбо, скорее всего, отдал эту простынь сыну на растерзание или какие-нибудь другие нужды; дорогую, свою либо сыновью для кровати, он бы держал где-нибудь в вещах. Но, отдавая простынь ребёнку, Рэмбо явно не рассчитывал на такое её применение… Увидевшему декорации Шибусаве показалось жутко интересным участвовать в детской забаве. Возможно, если бы Мори влил в себя как минимум один бокал, ему бы тоже было весело… Рэмбо же не смог отказать, как он часто выражался, «этим чудесным голубым глазкам», тем более что Тацухико, рассматривающий белое полотно, уже был согласен: «Что, для замка требуется дракон? Я за всеми четырьмя лапами!» Мори, втянутый в зал за рукава и единственный проявляющий хоть какие-то потуги сопротивляться, понял, что он в меньшинстве и отсидеться в стороне не получится, поэтому, желая прекратить это беспрестанное от старшего: «Пап, пап, ну пожалуйста! Давай! Нам надо! Вдруг у меня талант к этому!», выдохнул и ответил, что через минуту он вернётся и будет готов. Эту минуту он взял, чтобы вернуться на кухню, выпить свой бокал наполовину, поморщиться и прийти в большую комнату обратно. Ладно уж, на что тратить свой отпуск по уходу за детьми? Который он сам себе же и подписал… Но всё же! — Где сценарий? — Осаму посмотрел сначала на Тюю, потом — на Атсуши, но оба пожали плечами. — Где он? — Мы его не писали, — Тюя нахмурился. — Ты не пх-хосил. — Мы его придумали… — негромко заметил Атсуши. — А-а-а, точно, — Осаму хлопнул себя ладонью по лбу и вновь приложил «рупор» ко рту. — Тогда начинаем! Рыцарь едет на задание! Мори не сдвинулся с места, продолжая смотреть куда-то в пол. Осаму сдвинул бровки в переносице и повысил голос: — Рыцарь едет! Скачет на лошадке! — А, да, — Мори, он же Рыцарь, наверняка благородный и отважный, откашлялся и, посмотрев на свои руки со шваброй, переступил с ноги на ногу и подтянул швабру ближе. — Я еду, еду. — Не едешь! — повторил старший сын. — Нужно ехать. В это время к старшему брату придвинулся Рюноскэ, встав на диване на колени и что-то шепнув ему на ухо. Тот прислушался, кивнул и заговорил в бумажный рупор: — Рыцарю нужно скакать на лошади. Ногами! Скакать! — Надеюсь, — Мори вздохнул, — никто не узнает, чем я сегодня занимаюсь. И Огай, вновь переступив с ноги на ногу, попробовал будто пол на прочность и совсем слегка подпрыгнул. Пол устоял. Устояла вся мебель, а Огай понял, что давно в своей жизни не прыгал в квартире — только на улице, когда льёт дождь, а машину использовать нецелесообразно, поэтому приходится перепрыгивать огромные лужи на асфальте. Прижимая к себе швабру-коня, Мори подпрыгнул снова, и снова, и снова, имитируя скачку на лошади. Рэмбо, выглянувший из-за дверного косяка за спинами детей, приложил руку ко рту и усмехнулся, на что Мори бросил на него злобный взгляд, и он, продолжая смеяться, скрылся обратно «за ширму». Мори прыгал на месте, держа швабру в руках, словно верного коня за сбрую. — Почему х-хыцах-хь молчит? — склонил вбок голову Тюя. — Рыцарь собран, поэтому едет молча, — меланхолично отвечает Мори. — Соб-ран? — по слогам проговорил Рэмбо-младший и, сделав паузу, спросил вновь. — Как констх-хуктох-х? Первая мысль, мелькнувшая в чёрной голове, была о том, что нужно пояснить, что если человек собран, то значит, он сосредоточен на одном деле и ни на что другое отвлекаться не может. Но, подумав далее о том, что в данный момент он изображает рыцаря на фоне разукрашенной простыни и со шваброй, имитирующей коня, между ног, он решительно отбросил затею умничать и сказал лишь: — Типа того. — А когда появляется дракон? — Атсуши подполз к Осаму и потянул его за рукав футболки. — Потом, — Осаму отмахнулся, и Атсуши, насупившись, сел рядом. — Рыцарь пока ещё едет! Он так быстро до дракона не доедет. Мори предпочитал не влезать в разговор детей. Монотонная скачка на одном месте после бокала вина успокаивала и даже укачивала. В какой-то момент краем уха он услышал, что из шкафа сбоку доносится странный звук, будто кто-то тяжело, шумно и глубоко дышит… Мори не представило сложности догадаться, что сэр Дракон, обязанный играть — удивительно! — дракона в постановке, кажется, захрапел — неудивительно после почти бутылки вина! — за кулисами в ожидании. Пока дети спорили, Мори остановился и одним точным движением стукнул ручкой шваброй в дверцы. Дети вздрогнули, глядя на «рыцаря», задрожал фон, а в шкафу послышалась возня — Дракон проснулся. Мори посмотрел на зрителей в виде группы детского сада на дому сверху вниз, хмыкнул и вернулся к обычному рыцарскому ходу в виде скачки на месте со шваброй в руках: — Верный конь споткнулся, но выстоял, — оправдался он за шум. Рюноскэ вновь придвинулся к старшему брату, что-то шепнул ему на ухо, и Осаму заговорил в бумажный рупор: — На сцене появляется принцесса! Взгляды всех четырёх уставились в дверной проём, но принцесса, видимо, не торопилась. Тогда все трое посмотрели на четвёртого, имеющего прямое отношение к королевской крови, и Тюя быстро соскочил с места, торопясь выбежать в коридор. Там раздался громкий и возмущённый шёпот: «Пап, тебя ждут!», потом — шорох и стук посуды на кухне, словно что-то слишком быстро поставили на стол, потом Тюя вернулся на место, запрыгнув на диван, а уже после всего этого, держа «платье» за подол, в комнату вплыла принцесса. Рэмбо, поправив на ходу бант на одной из прядей, наступил на складку подола и споткнулся, но вовремя выпрямился и замер на месте. Судя по румянцу на его щеках, на кухне он был не просто так, а любимый сын застал его за распитием как минимум бокала, но Рэмбо держался. Пройдя до табурета рядом с нарисованной башней, Рэмбо присел и, хлопнув в ладоши и обхватив ими лицо, заговорил: — ах, кто же спасёт прекрасную принцессу из плена ужасного дракона? принцессе так грустно и одиноко! Чем пьянее был Артюр, тем больше проявлялся его французский акцент в речи. Кажется, он чересчур влился в роль, но его тут же прервал Тюя: — Пап, тебя ещё не укх-хали! — стукнул он кулачком по дивану. — Ты просто пх-хинцесса! — правда? ох, простите, — Рэмбо, закинув ногу на ногу и спрятав тапочки под подолом «платья», прикрыл рот рукой, а потом, откашлявшись, снова заговорил: — тогда… я прекрасная принцесса и жду своего рыцаря! кто взберётся на эту высокую башню по моим волосам, тот и станет мне женихом… и полцарства получит впридачу. Мори сжал зубы. Актёришко погорелого театра! Но, видя краем глаза реакцию детей, он внезапно понял, что те в восторге: Осаму перестал качать ногами, вовсю глядя на Артюра, Рюноскэ крепко сжал в руках игрушку и замер, Атсуши схватился руками за рот, и глаза его светились, а Тюя широко улыбался, гордясь актёрским талантом своего отца. — Теперь рыцарь должен просить руки и сердца прекрасной принцессы, — громко, по-детски, зашептал Осаму в рупор. Мори покосился на старшего сына и вздохнул. — Ну… хорошо, — Огай остановился, внутренне радуясь, что ему наконец можно перестать двигаться, вынул швабру из-под своих ног и опёр её на белый фон. Размяв плечи, он, откашлявшись, косясь на Рэмбо, заговорил: — Я, отважный рыцарь… воин света, — Мори глянул на детей, но те молчали, наблюдая, — ещё борец за справедливость и несчастный холостой мужчина, отчаявшийся настолько, что поехал искать свою судьбу в весьма странном месте и немного головой, — Мори говорил это с абсолютно непроницаемым лицом — брови его были слегка сведены к переносице, а подбородок с щеками его были со следами начинающей расти щетины. Рэмбо, чувствуя, что от обстановки его начинает пробирать на смех, отклонился на табурете назад, сунул руку в открытую тумбочку и достал оттуда веер, раскрыв его и спрятав за ним пол-лица. Мори по смеющимся глазам его видел, что тот еле сдерживался, поэтому, прищурившись, приложил ладонь ко лбу и стал оглядываться по сторонам: — Где же мне найти эту прекрасную принцессу? Что-то нигде не вижу. — Вот она, вот! — Атсуши указывал пальцем прямо на Рэмбо. — Осаму, скажи ему! — и повернулся на Мори-старшего. Тот проморгался и уже хотел было приложить к губам бумажный рупор, но вдруг с подлокотника дивана соскочил Тюя и дёрнул его за рукав. — Почему он не видит пх-хинцессу?! Вот же папа сидит! — он с таким возмущением поглядел на Осаму, что даже Мори почувствовал себя неудобно… А потом он посмотрел на Рэмбо и усмехнулся уголком губ. Главная их цель — развлечь детей, а каким образом — это уже дело десятое. — Сейчас всё будет, — Осаму отмахнулся от Тюи и заговорил наконец, повышая голос: — Рыцарь встречает принцессу! Сейчас! Мори лишь пожал плечами, вернув ладонь ко лбу, осмотревшись по комнате и остановившись взглядом на Рэмбо. Тот, слегка дёрнувшись, но скрыв за веером то, что икнул, часто заморгал и уставился на Мори, стоящего над ним. — Что-то вижу, — Мори решил идти по предсказуемому сценарию. — Вижу высокую башню, а в ней, кажется, кто-то есть. Кто-то… хм, очень сильно волосатый. Кажется, принцесса себя запустила. — как грубо со стороны рыцаря, — принцесса прищурилась и агрессивно обмахнулась веером — очевидно, выпитое вино жарило лицо. — рыцарь тоже не самого свежего вида. — У рыцаря есть уважительная причина — его прервали во время… кхм, обеда, — Мори скрестил руки на груди. — Он никуда ехать не хотел. — а его не спрашивали. если уважаемые персоны попросили, — Рэмбо двинулся на табурете вперёд верхней частью тела, перейдя на шипящий шёпот, — то старшие лорды обязаны выполнить. рыцарю ясно? — Просто кое-кто избаловал уважаемых персон. А кто-то, — Мори повысил голос, обернувшись через плечо, — просто слишком много выпил! Из шкафа им никто не ответил. Очевидно, у сэра Дракона сработал древний инстинкт — если он находится в тёмном и небольшом месте на груде вещей, значит, можно лечь спать на несколько тысяч лет. — просто кто-то боится показывать свою любовь даже самым близким, — продолжил Рэмбо, и Мори шумно выдохнул носом, чуть наклонившись вперёд и глядя Артюру прямо в лицо. Слегка хрустнул веер — то француз чересчур сильно сжал на нём пальцы. — Рыцарь бесстрашен и ничего, — Мори сделал паузу, — не, — снова пауза, — боится. — Рыцарь просит принцессу спуститься! — раздался вдруг голос Осаму. — Сценарий! Мори и Рэмбо поглядели друг на друга. Мори выпрямился, вздохнув, а Рэмбо отвернулся, обмахнувшись веером. — Ладно, сценарий есть сценарий, — выдохнул Мори, опускаясь на колени перед Рэмбо и, откашлявшись в кулак, начиная говорить с вытянутой вперёд рукой: — Может ли прекрасная принцесса спустить свои волосы… — боюсь, не может, — Рэмбо фыркнул. — принцесса ценит свою причёску. рыцарь испортит её своими грязными ботинками. По ряду детей пронёсся смешок. Под веером Рэмбо улыбнулся, а Мори только глаза закатил. — Тогда открывай двери своей башни, принцесса, — сказав это, Мори вдруг широко раскрыл глаза и с непониманием поглядел на Рэмбо, будто сначала сказал, а уже потом подумал, как это звучит. — Кхм… В смысле, я сам к тебе поднимусь. В рядах детей послышалась возня. Атсуши придвинулся к Осаму и что-то зашептал ему на ухо, Осаму посмотрел на него, а потом подвинулся к Тюе и что-то зашептал на ухо уже ему. Тюя, посмотрев на Осаму, закивал, и Осаму самым последним откинулся спиной на спинку дивана и приманил к себе младшего брата, сидящего в углу дивана, что-то прошептав и ему. Не встретив сопротивления, Осаму передал бумажный рупор Атсуши, и тот, заулыбавшись, почти крикнул: — А теперь появляется дракон! Малыш-оборотень едва не трепетал, когда произносил это. Он словно готовился к этому всю жизнь! Мори и Рэмбо задержали дыхание, а четверо детей с замиранием сердца смотрели на шкаф за белым полотном… Но после оглашения страшного вердикта на импровизированной сцене никто не появился. Мори и Рэмбо переглянулись. Дракон снова задремал. Стукнуть ли шваброй по шкафу ещё раз? Мори уже взялся за неё, но вдруг голову его пронзила мысль, и он, посмотрев на детей, заговорил: — Уважаемые зрители, — он выпрямился, — дракон очень долго и крепко спал в пещере, поэтому его необходимо разбудить. Скандируйте его имя, чтобы это древнее чудовище проснулось. — Скан-ди-руй-те? — по слогам произнёс Тюя, склонив голову к плечу. — Это что? — Прокричите, — Мори поспешил пояснить во избежание траты времени на объяснения. — Покричите так, будто вы кричите в последний раз. Дракон иначе не услышит! Дети переглянулись между собой. Мори, моргнув, взмахнул рукой на дирижёрский манер: — Итак, раз, два… На счёт три — кричим. Раз, два… — Д-дракон! — крикнул один — самый нетерпеливый в лице Атсуши, сына этого самого Дракона. — Дракон! — крикнул Рэмбо-младший, вцепившись пальчиками в подлокотник дивана. Осаму один не торопился кричать. Он подвинулся к Рюноскэ и кивнул ему, а тот прошептал старшему брату что-то на ухо, и Осаму открыл рот только после этого: — Дракон! Говорю я и мой младший брат. Мори едва слышно выдохнул носом и стукнул шваброй по дверце шкафа. Внутри что-то рыкнуло, но тотчас замолкло и замерло. С минуту было тихо, и дети уже хотели было крикнуть снова, но вдруг из-за белого полотна повалил белыми клубами дым, и фон зашевелился, отгибаясь в сторону. Мори не сразу заметил, смотря наверх, как и Рэмбо, а вот дети начали пищать, наблюдая, как снизу, из-под декораций, начал показываться, вытягиваясь, красный чешуйчатый хвост с золотой кисточкой на конце. Он стучал по полу и окружающим предметам, словно раздражённая змея, и, когда Мори и Рэмбо обратили на него внимание, четверо детей завизжали, уставившись куда-то наверх, и сбились в кучку, указывая руками в потолок. Мори только поднял голову, как успел заметить промелькнувшее над собой красное тело. Шибусава слишком вжился в роль! В тумане, покрывавшем комнату, появился дракон, но довольно странного вида: тело его, впрочем, как и голова, были человеческими; да и одет дракон был в футболку и обычные джинсы. На открытых же участках тела была видна красная чешуя, проступающая вместо кожи на руках и стопах, на шее и лице; лицо, несколько вытянутое, со слишком широким ртом для человека, но недостаточно широким для хищника, старалось дружелюбно склабиться; белая грива стояла дыбом (и Мори не сомневался, что грива эта росла чётко по позвоночнику, продолжая топорщиться под футболкой на спине и выходя в гребне хвоста), и сквозь неё росли ветвистые золотые рога. Оглядев публику змеиными глазами, чудовище с человеческим телом выползло на четырёх лапах, словно те гнулись в суставах, как у обыкновенного варана или агамы, встало на ноги и, подхватив принцессу на руки, высоко вскинуло её над собой: — Агрх! — зарычало оно, пробуя раздвоенным языком воздух сквозь острые зубы, растянутые в неестественно широкой улыбке. — Эта принцесса из человеческого племени — моя! Рэмбо охнул, оторвавшись ногами от земли, и уставился широко раскрытыми глазами вперёд себя. Тацухико, скалясь, зажмурился, стараясь прибавить своему лицу более человеческое выражение, и вскоре голова его стала полностью людской, лишь улыбка была шире обычного — шире, чем человеческие губы могут растянуться, — зубы были острыми, а глаза — жёлтыми и змеиными, с третьим вертикальным веком. Хвост стучал по полу, как у раздражённой кошки, а руки полностью стали лапами с красной чешуёй и золотыми когтями, держащими теперь принцессу высоко над головой. Мори хмыкнул, поглядывая на детей: те прижались друг к другу: Тюя схватил Осаму за плечо с правой стороны, левым старший прижался к младшему брату, а Атсуши, сидя также рядышком, схватился пальцами с тигриными когтями в диванный подлокотник в виде подушки, следя за происходящим большими кошачьими глазами. Ему-то, последнему, привычнее всего видеть отца в таком виде! Дети были поглощены тем, что видели. Мори не мог не заметить этого хотя бы потому, что ждал, что кто-нибудь бы заплакал, будь кто-нибудь из них напуган, а там закон инерции, в котором если плачет один, то заплачут все. Сейчас же они наблюдали во все глаза так, будто бы смотрели мультфильм по телевизору, в котором сейчас главный герой столкнулся в финальной битве с главным злодеем… Мори шмыгнул носом, сжав в пальцах швабру. Что ж, раз уж он рыцарь, значит, ему нужно выжать из своей роли всё, чтобы эта серия великолепного детского мультсериала выглядела достойно! — Ты, мерзкая ящерица, — Огай круто развернулся, приложив швабру к бедру на манер меча в ножнах и подмигнув детям, мол, понимайте без субтитров, почему верный конь стал оружием, — верни принцессу на землю, и тогда я, может быть, отпущу тебя живым! — О, — Шибусава, покачнувшись в сторону, клацнул зубами, — неужели ты хочешь украсть у меня мою добычу? — Это, — Мори указал на Рэмбо, продолжавшего висеть под потолком на чешуйчатых руках Шибусавы, шваброй-мечом, — моя добыча. Тацухико не спешил отвечать. Он замер, чуть покачивая головой и пробуя раздвоенным языком воздух, глядя на Мори своими змеиными глазами, словно гипнотизируя его, а затем, когда Огай зажмурился и встряхнул головой, заговорил низким и клокочущим голосом: — Что ж-ж, вор, — Дракон улыбнулся, — я тебя чую… У Мори сердце в груди сделало кульбит. Тацухико, кажется, это почувствовал; и не просто — он намеренно так сказал. Память у змей восхитительна и смертоносна, как яд в их клыках. На мгновение в тёмных глазах у Огая проскользнули воспоминания прошлых лет. Тацухико шипел, не брезгуя вживаться в роль. — Я слыш-шу, как ты дыш-шишь, — Тацухико плавно шагнул вперёд, начиная идти по кругу, и Мори пошёл в обратную сторону — оба теперь кружили друг с другом по залу дома француза, словно… словно не то чтобы хищник загнал свою жертву, но два хищника, равные по силе, встретились на одной территории и теперь пребывали в напряжении, одновременно раздумывая — уйти или бороться за новые земли? — Я тебя чую, — Шибусава улыбнулся, пройдясь тонким языком по удлинившимся верхним клыкам, и Мори крепко сжал «меч» в руках. — Где ты с-сейчас-с? Выходи, не с-стес-сняйс-ся, — когда Тацухико встал на место Мори, пройдясь кончиком хвоста по дивану и даровав детям полное погружение в происходящее, а Мори — на место Тацухико, Дракон щёлкнул зубами. — Выходи на с-свет! Мори соврёт, если скажет, что в это время не видел одновременно с тем, что происходит в комнате, то, что происходило несколько лет назад. Знакомые образы плясали вокруг, и вот уже на месте Шибусавы был не человек-оборотень, а самый настоящий дракон, а вокруг была не комната, а огромная сокровищница… Но Мори не смог бы держать свой пост в руках, будь он так легко подвержен своим чувствам, потому, встряхнув головой, он оскалился и подался вперёд, выпятив «меч». От «меча» дракон увернулся, отскочив в сторону и ударившись хвостом о шкаф — тот задрожал и уронил фон, но устоял. От такого шума вздрогнул Рэмбо, и Шибусава опустил его на уровень своей груди, на мгновение смахнув с лица драконий облик — теперь в комнате остался самый обыкновенный Шибусава, испытывающий лишь немного больше эмоций, чем обычный человек. Нижние его клыки выпячивались над нижней губой, а глаза моргали человеческими веками, не третьими, присущими змеям. — Ты падёшь от моих рук, ужасное чудовище. Или заберёшь меня с собой в ад. Рэмбо переглянулся с Тацухико. Кажется, их верный друг и товарищ полноценно втянулся в актёрскую деятельность. Мори прокрутил «меч» в руках и снова сделал с ним выпад вперёд, напоминая больше искусного фехтовальщика, чем рыцаря, и кончик швабры несильно, но ощутимо стукнул Тацухико прямо в бок. Тот отскочил на шаг, и лицо его вновь приняло драконий вид — настоящий драконий, когда шея его вытянулась и покрылась золотыми пластинами спереди, а на конце этой шеи красовалась настоящая драконья голова. Были рога, были клыки наружу и красная чешуя, блестящая в свете, были золотые глаза и мохнатые брови над ними, были даже забавные маленькие ушки под рогами и, соблюдая мифологический канон, длинные кожаные усы с кисточками на концах. От такого вида дракона дети затаили дыхание. — Ни за что! — прорычал он, улыбаясь, и от нескольких ударов «меча» смог увернуться, поднимая Рэмбо над собой. Шея его с головой двигалась элегантно и в такт телу — впору засмотреться, если бы не было места действию. — Я заберу эту принцессу с собой и съем на обед! — Костлявая больно принцесса для обеда, — хмыкнул Мори. — Да разве? — Тацухико вдруг остановился, осматривая Артюра со всех сторон, и, заглянув к нему под «юбку» в виде простыни, получил веером по голове между рогов. — Ай! — это неприлично, — шикнула принцесса. — Ты мой обед, у тебя нет права разговаривать сейчас, — фыркнул дракон, выпуская из носа белый дым. — А ты — моя жертва, у которой нет права существовать, — вклинился в разговор дракона и принцессы рыцарь, подкинув меч из руки в руку. — Пощады не жди. — Да я тебя сейчас! — дракон шаркнул ногой с когтями по ковру, чуть наклонившись грудью вперёд, словно собрался таранить рыцаря рогами, как бык на корриде. — Жалкий человечишко! — Вот ты и попался, — негромко произнёс Мори. Дракон действительно рванулся вперёд, но рыцарь увернулся в сторону, прижав к себе меч, словно шпагу, и, как только дракон оказался к нему спиной, ткнул наконечником меча ему в спину. Дракон замер, обернувшись, посмотрел на то, как глупо подставился, посмотрел на рыцаря, кивающего ему на пол, и подмигнул в ответ. — Чёрт! — рыкнул дракон, выгнувшись вперёд и поставив хвост трубой. — Кажется, я ранен! О нет! — он развернулся, скорчив страдальческую мину, но, глянув одним глазом, он проследил за тем, что его драма замечена детьми — Атсуши так точно схватился ладошками за рот, сопереживая герою, Рюноскэ крепко сжимал свою игрушку, будто хотел выдавить из неё весь плюш, Осаму молча наблюдал, не качая ногами, а Тюя, встав на ножки прямо на диване, с самым воинственным выражением лица сжал руки в кулаки и готов был скан-ди-ро-вать: «Так его, так его!» — Угх, я теряю силы… — вместе с этими словами Тацухико вытянул руки, как бы незаметно передавая Рэмбо в руки Мори, и, корча мученическое лицо, схватился за шею и рухнул на колени. — Кажется, я умираю… — после этого Шибусава повалился на пол на спину, одной рукой держась за шею, а вторую вытянув наверх: — Вижу свет! Чёртов поганый рыцарь человечес-ского рода… Я обязательно тебе отомщу!.. — вместе с этим «умирающий» дракон схватил Мори за край банлона и дёрнул вниз, шепча на самое ухо: — А теперь изобрази удивление и скорбь. — Э- Мори выпрямился. Рэмбо прижал веер к губам. Тацухико захрипел, выгнул пальцы вытянутой вверх лапы, закатил глаза и обмяк на полу. Дракон был мёртв. Правда, дракон ещё немного подёргался, имитируя конвульсии, но как будто просто пытаясь устроиться поудобнее, а потом окончательно затих. Мори и Рэмбо смотрели на него совершенно молча, как и дети, свесившиеся с дивана. В довершение картины смерти чудовища Шибусавы осмотрелся одним глазком и вывалил наружу язык. Теперь дракон точно, стопроцентно, взаправду был мёртв. — ох… ты действительно убил его, — заговорил наконец Рэмбо, часто обмахиваясь веером. — И это хорошо, — Мори откашлялся и, вернувшись в образ, отошёл немного подальше, поставив Рэмбо на пол. Дети тут же вскинули головы на оставшихся в живых «актёров», и Мори продолжил: — Итак… Дракон повержен, принцесса спасена. Я считаю, пьеса окончена. Нам остался поклон. — Нет! Рыцарь и принцесса должны- — впервые за долгое время молчания Осаму встрепенулся и выпалил свой отказ. Тюя толкнул его в плечо, вырывая рупор из его рук, и, пока Атсуши склонился к своему отцу с дивана и трогал рукой его чешуйчатую длинную морду, в драке не участвовал лишь Рюноскэ — самый благодарный зритель. Мори нахмурился, уже готовый разнимать молодёжь, но в какой-то момент Тюя повалил Осаму на спину и встал ножкой ему на грудь, схватив бумажный рупор, мятый и немного рваный, и крикнул: — Х-хыцах-хь и пх-хинцесса должны поцеловаться и пожениться! — мы что? — Рэмбо удивлённо захлопал глазами. — Что? — Мори, чьё лицо сменило негодование на ужас, нервно сглотнул и оттянул воротник банлона. — Я не… Не думаю, что это так необходимо. — Нет, необходимо! — Осаму спихнул Тюю с себя и, приподнявшись на локти, отобрал у него рупор. — Так написано в сценарии! — У вас же сценарий не написан, — Мори прищурился. — Так всё равно надо! — если Осаму задумался, то Тюя был непреклонен. Мори озадаченно посмотрел на Рэмбо. Тот даже в сторону отошёл на шаг, нервно улыбаясь под веером и явно силясь на нетрезвую голову придумать, как бы такого избежать. Судя по тому, как он поглядывал на дверь, он думал перенести финальное действие за кулисы… Но Мори глядел на Тацухико, совсем чуть-чуть сотрясающегося и еле сдерживающегося от смеха, и, кажется, он кое-что придумал. — О нет, кажется, дракон готов нанести свой последний удар перед смертью, — заговорил Огай, вдруг пнув Тацухико в бок, и тот от неожиданности вздрогнул, высоко вскинув голову. Голова его была поймана руками Мори за края пасти. — О нет, кажется, рыцарь не ожидал такого поворота событий… — вместе с этими словами Мори раскрыл челюсть Шибусавы, поморщился от запаха сырого мяса, не перебившегося даже алкоголем, и сунул свою голову в разинутую драконью пасть. — Рыцарь сражался, но он проиграл! Какая жалость! И Мори сомкнул челюсти Шибусавы на своей голове, стараясь не касаться зубами своей шеи. Осев на колени, не вынимая головы из пасти дракона, Мори лёг на пол и замер, делая вид, что умер. Иногда с его сыновьями прокатывало притвориться спящим. Минуту царило молчание. Зрители переваривали неожиданный конец, превративший пьесу в трагедию. А потом все четверо зашумели, спрыгнув с дивана. Атсуши оказался на груди отца, раскрывшего пасть и вернувшего себе человеческий облик. Он смеялся, крепко обнимая сына и вставая с ним на ноги. Рэмбо, отложив веер, принял на руки Тюю, почти прыгнувшего на него с разбегу, и погладил его по голове: «не беспокойся, принцессе хорошо живётся и одной…» Мори сел на пол, когда оба сына недовольно посмотрели на него, обступив с двух сторон. Мори посмотрел сначала на старшего, потом — на младшего. — Жизнь такая непредсказуемая, не правда ли? — сказал он как бы в оправдание. — Так нечестно, — буркнул Осаму, скрестив руки на груди и надув щёки. — А ты что думаешь? — Мори посмотрел на младшего. — Ты за своего брата или за единственного отца? — Рюноскэ явно шокировался таким выбором, но, посмотрев на Осаму, а затем — на отца, поджал губы и подошёл к отцу ближе, протянув к нему руки. Мори усмехнулся и, поднявшись на колени, подхватил младшего на свою руку, следом хватая и старшего, отвернувшегося к отцу спиной. — Ну-ну, неужели из вашего папы плохой актёр? Я так постарался умереть. Неужели у меня не получилось? — Этого не было в сценарии! — Осаму фыркнул, поморщив нос. — Я его немного подправил ради приза зрительских симпатий. — Так нечестно! — Такова жизнь, — Мори усмехнулся, подкинув Рюноскэ на локте чуть выше и усаживая его на своё плечо. — Идёмте на кухню, возьмёте что-нибудь вкусное и пойдёте играть друг с другом. Одно правило — взрослых не звать. Актёрам нужно отдохнуть, — и, выждав паузу, добавил: — На этот раз честно? Раздался только смех его старшего Осаму. Рэмбо, державший на руках Тюю, подошёл к Шибусаве, занятому подбрасываниями кверху Атсуши, и негромко произнёс: — и это мне этот человек говорил, что мы с тобой избаловали своих сыновей. — А ты его больше слушай! — Тацухико поймал Атсуши и потрепал его по белым волосам. — Он вечно больше ворчит. Ещё не смирился? Рэмбо только усмехнулся, опуская Тюю на пол. Судя по стуку посуды на кухне, Мори явно не хватало вина в крови, чтобы пережить ужасающую смерть в пасти чудовища.

***

— И что вы потом, на улицу-то хоть вышли? Или так весь день дома и просидели? — не помню, — Артюр махнул рукой и зевнул. — знаю только, что точно ближе к вечеру разошлись по домам… но точно не помню. — Как… интересно. Верлен лежал на постели, опираясь спиной и головой о большую подушку, и на руке его, как и на груди, лежал Рэмбо, поджавший ноги и закрывший глаза. Той рукой, что была под Артюром, Поль его обнимал, сложив ладонь на его бок, а свободной он перебирал тёмные пряди. Весь этот рассказ был не более чем невинным повествованием о том, как взрослые старались развлечь своих детей, но небольшая игла сомнения покалывала где-то под сердцем. — Как считаешь, — Поль смотрел в потолок, — я был бы лучшим рыцарем для тебя? — безусловно, — не кривя душой ответил Рэмбо, не задумавшись ни на секунду. Поль хмыкнул. — Жаль, что меня не было тогда рядом. — перестань, — Артюр слегка хлопнул Поля ладонью по груди. — Тюе тогда было всего пять лет. ты не мог быть с нами рядом. Верлен осёкся, ничего больше не сказав. Некоторое время они лежали в молчании, а потом Артюр, зашуршав одеялом, приподнялся на локте, а затем и на руке, поднимаясь над Полем и смотря ему в глаза. Левой рукой он огладил Верлена по лицу, по линии челюсти, и большим пальцем — по подбородку, чуть склонив голову к плечу. — не хочешь ли ты мне сказать, что ты ревнуешь? — Артюр прищурил желтоватые глаза, и Верлен на это хмыкнул и демонстративно посмотрел в сторону. — я так и знал. потрясающе. — Я мог бы сделать всё гораздо лучше, — Верлен жмурит глаз, когда Рэмбо гладит его ладонью по щеке и смотрит с улыбкой. — И поцеловать, и даже… — я знаю. Верлен приподнялся на руках и сел на постели, вытянув ноги. Нахмурив светлые брови, он посмотрел Артюру в его лицо, и тот, сидя с поджатыми под себя ногами, только улыбнулся и потянулся лицом к его лицу, касаясь сухими губами уголка его губ, держа пальцами под подбородком. Поль ощутимо выдохнул носом, и лицо его разгладилось, когда он обхватил Рэмбо обеими руками и повалился на кровать обратно. — Тебе, конечно, никакие драконы не угрожают, но я и их убить готов, — Верлен склонил голову, прижавшись щекой к тёмным волосам. Рэмбо подался вперёд и чуть вверх, будто желая, как кот, потереться головой в ответ. — ни один рыцарь в мире не сравнится с тобой, — голос Артюра был негромок и вкрадчив, но для Поля, пожалуй, это был самый лучший голос. — не сомневайся в этом. — И не подумаю, если принцесса меня поцелует. Рэмбо фыркнул и приподнялся на локте снова, посмотрев Полю в глаза с поджатыми губами. — это звучит слащаво и отвратительно. — А про принцессу — это вообще не мои слова. Скажи спасибо сыночку, — Поль усмехнулся и подмигнул. — Я всего лишь за ним повторяю. Или ты резко стал против некоторых ролей в своей карьере? — невозможный. ты просто невозможный, — Артюр закатил глаза, но так, как он делал всегда, и, огладив Поля большим пальцем по щеке, приблизился лицом к его лицу, коснувшись носом его носа. Верлен улыбался. Он огладил Артюра по спине, забрав за ухо одну из его длинных тёмных прядей; на лице его, Артюра, почти не были заметны тёмные круги под глазами и залёгшие под ними тонкие морщины. Верлен видел лишь блестящие золотом глаза, длинные тёмные ресницы и худое лицо с прямым носом, ничуть не изменившееся за столько лет. От его улыбки Артюр не сдержался и выдохнул носом Полю в лицо, отчего тот хихикнул в голос. Артюр уже почти коснулся губами его губ, почти дотянулся спустя столько лет… Но в двери раздался шорох ключа. На секунду лицо Рэмбо замерло, а затем он резко оттолкнулся руками от постели и вскочил на ноги, спеша в коридор. Верлен, не сразу осознав происходящее, фыркнул и неспешно встал с постели, потянув одеяло на себя и приводя постель в нетронутый вид, словно на ней никто не лежал. — О, пап, привет, — раздался знакомый голос Тюи. — Ты выходной сегодня? — да-да, проходи, — Рэмбо почти наверняка улыбался, отойдя в сторону, чтобы не мешать сыну разуваться и скидывать верхнюю одежду. — ты не против? я пригласил Поля, он в другой комнате, я- — Нет, — Тюя выдержал паузу, словно смотря на отца с непониманием и почти наверняка пожимая плечами. Поль к тому времени вышел из спальни, чистый и в глаженой одежде, явно не одетый наспех, и Тюя смерил его подозрительным взглядом с головы до ног. — Привет, пацан, — Верлен упёрся плечом в дверной косяк, махнув Тюе рукой. Тот махнул в ответ и, минуя ванную комнату, сразу свернул к себе, закрывая за собой дверь. Артюр, подойдя ближе, только вздохнул. — Мне кажется, он всё ещё не очень мне рад. — он хороший мальчик… — Поль заметил, как лицо Артюра слегка погрустнело. — хотел бы я, чтоб вы подружились. — Подружимся, куда он денется, — Верлен хмыкнул и, пользуясь тем, что подросток их не видит, подался вперёд, оставляя бесшумный поцелуй на голове Рэмбо. — Чай попью с вами и пойду. Зови его. — боюсь, он может сказать, что поест один, — Артюр всё продолжал смотреть на дверь Тюиной комнаты, когда Верлен уже прошёл на кухню и включил чайник греться. — Да неважно, что он там скажет. Скажи, что я ему кое-что сказать хочу. — что? — Хм… Что покататься с ним хочу на днях. Прям взять, — Поль, упёршись спиной в кухонный гарнитур, взял первое попавшееся печенье в руки, имитируя им Тюю, — и на несколько дней отпросить его со школы. И покатаемся с ним где-нибудь. Артюр прикусил губу, задумавшись.