The Godfathers

Maître Gims — Malheur, malheur je me rappelle les conseils que donnait mon père: «regarde à gauche et à droite juste avant qu'tu traverses» oui, mais, papa, tu sais, j'regarde partout, même en l'air j'avais pas prévu l'coup, mes ennemis sont derrière

Тюя был, мягко говоря, в напряжении с самого утра. Почему? Может быть, у него с момента пробуждения всё валилось из рук, поэтому он заранее поставил на этом дне крест? Или он забыл что-то на плите, спохватившись прямо перед выходом? Или он оставил дома телефон, вспомнив о нём лишь на улице и спешно возвращаясь обратно? Нет, как бы не так. Ничего из этого не случилось, утро было совершенно обыкновенным: отец, встав рано утром на работу, уже разогревал завтрак, когда юноша, умывшийся, прошёл за кофе на кухню, обменявшись с родителем обыденными доброутрами. — выспался сегодня? — Рандо зевал, прикрывая рот ладонью. — Так себе, — Накахара пожал плечами, смотря, как из кофемашинки чёрной струёй в его кружку льётся крепкий кофе. — Мне кажется, я приду после школы домой и упаду спать обратно. — боюсь, в школе ты взбодришься так, что точно не уснёшь. — Что? — Тюя уже поднёс кружку к губам, как резко остановился, осознавая услышанное. В голове за секунду пролетают возможные контрольные или вызовы родителя к директору, но вторая секунда всё рушит: во-первых, про срезовые работы отец знать не может, особенно если про них не знает сам школьник, а во-вторых — юноша точно ничего вызывающего такого не делал, даже не был пойманным за курением за школой ни разу. — Что ты имеешь в виду? Рэмбо, как-то нехорошо улыбнувшийся, прошёл за стол. Тюя ел по утрам не всегда — желудок порой ещё толком не просыпался для пищи, — потому мужчина готовил двойные порции через раз. — ничего, совершенно ничего. — Пап, не нагнетай, — Накахара даже глотка сделать не смог. — Сегодня что-то должно случиться? — я бы не сказал, что прямо-таки случиться, — Артюр намеренно не смотрит на сына, держа чашку кофе в обеих руках. — просто… тебя ждёт небольшое удивление. — Э? — Тюя нахмурился, мысленно прикидывая, что же в школе может быть такого, о чём родители в курсе, а вот дети — нет. На невыспавшуюся голову никакие догадки не шли. Праздник какой-то? Для старшеклассников? Слабо верится. — В смысле? — всё-всё, я и так проболтался, — Рэмбо, отпивая из чашки с закрытыми глазами, махнул одной рукой. — просто не удержался. ты всё увидишь сам. И сколько бы Тюя не пытался вызнать, что же сегодня в школе должно произойти, Артюр был настоящим партизаном — ни словца, ни намёка. И потому Тюя был чертовски напряжён с самого начала, с подозрением оглядывая каждый угол школы с самого порога. Встреченный по дороге Атсуши, тщательно принюхавшийся ещё у крыльца, только отрицательно покачал головой: нет, ничего нового не чувствую. На вопрос об этом же Акутагава с одной ногой в гипсе и костылями под руками и Дадзай вопросительно переглянулись друг с другом, но если уж и Осаму-всевидящее-око-Дадзай ничего не знает, то дело не просто пахнет керосином — дело уже где-то ясно полыхает, но дыма пока не видно. Что-то и где-то должно произойти, но… что и где? Накахара не придал значения небольшой перетасовке уроков. Класс делился на две группы, когда в расписании появлялись иностранные языки, и большинство, конечно, шло на английский — исключением не стали ни Рюноскэ, ни Атсуши, ни Осаму, утянувшие за собой и новых друзей в виде русских подростков. По их же — русских — словам, им с английским гораздо проще, на родине, мол, изучали и здесь продолжат. А вот Тюя и ещё несколько калек, собравшись с людьми из параллельных классов, гордо избрали французский, и, как ни странно, Накахара был лидирующим по оценкам. Это ведь так неожиданно, да? И перетасовка произошла в том, что учительница английского сегодня по какой-то причине не пришла — не то заболела, не то появились у неё внешкольные дела. Редко, но такое бывало, когда учителя либо искали себе замену, либо просили класс посидеть тихо, пока не вернутся. Придётся ютиться в маленьком языковом классе по три человека за партой! Но, как известно, чем теснее, тем веселее. Дадзай всё подкалывал: «Во, наконец-то услышим, как ты по-французски разговариваешь! — он улыбался. — А то всё ругаешься да ругаешься, будто французский твой из одной ругани и состоит». Рюноскэ был, как и всегда, спокоен, как камень: «Вряд ли нас будут о чём-то спрашивать… побудем немыми зрителями». Атсуши уже было запаниковал (на всякий случай), ведь у него и английский хромал на обе ноги, если не был парализован, не говоря уж про другие языки, но Осаму поспешил его обнадёжить: «Чего ты беспокоишься? Как зарычишь картаво — все сразу подумают, что ты из Парижа!» Русские смеялись. Гоголь хлопнул Гончарова по плечу: «Пха-ха! Как говорится, давай, Маха, побежим волшебное кольцо добывать!» Ваня только бровь вскинул вопросительно, не поняв сразу, а вот Достоевский, держа руки в карманах, негромко добавил, стоя рядом: «И пошли до городу Парижу…» — Идут лесами тё-ёмными! — Коля был таким же недобитым актёришкой, как и Осаму, если не похлеще. — Идут полями широ-окими! Лезут горами высокими и по пути в городах концерты давали! С большим успехом! — Вот так до Парижу и добрались, — Фёдор хмыкнул, стоя спиной к стене. Коля звонко расхохотался. Четвёрка подростков, как и их одноклассники, перформанса не поняли, но талант Гоголя оценили. Что-то из своего новенькие цитируют наверняка. — Ты, Жужа, разводи пары, мы из Парижа на машинке ускачем! — Коля, возникнув между Ваней и Федей, широким жестом обнял их за шеи левой и правой руками. — А я полезу кольцо добывать!.. Было предположение, что Гоголь собрался кому-то делать предложение — кольцо то, кольцо сё. Но это следовало уточнить. Акутагава сидел на подоконнике — его любезно подсадил Накаджима. Дадзай сложил локти на подоконник, стоя рядом с братом со стороны его гипсованной ноги, а вот Накахара не мог найти себе места — топтался на месте и периодически посматривал то на часы, то на закрытую дверь кабинета французского языка. Что-то его угнетало. О чём-то он беспокоился. Атсуши учуял это волнение давно, но вблизи русских, да и рядом с таким же угрюмым Рюноскэ, поинтересоваться прямо не решался. Когда Тюя наконец посмотрел на Атсуши и Атсуши поймал его взгляд на себе, он криво улыбнулся, вполголоса спрашивая: — Волнуешься? — Ага, домашнее не сделал, — перебил Осаму, хмыкнув и закинув руки за голову. — В предложении «жё не манж па сис жур» слова в неправильном порядке расставил, думает теперь. — Ты хоть сам понял, что сказал, француз? — Рюноскэ вскинул куцую бровь, слегка хлопнув Осаму ладонью по затылку. Осаму фыркнул и прищурился. — Чего непонятного? Самая известная фраза. — И что она значит? — Да кто ж её знает? — Дадзай как ни в чём не бывало пожал плечами. — Забыл уж. — «Я не ел шесть дней» — вот, что она означает, — Тюя закатил глаза, остановившись наконец на месте. Дадзай, услышав перевод, рассмеялся и ткнул Акутагаву локтем в бок. — Во! Точно прям как ты! — Рот на ноль, сам ешь что попало, — Рюноскэ поморщился, скрестив руки на груди. На самом деле, колкость в адрес Акутагавы в этот раз была как нельзя кстати — когда он не так уж давно сломал ногу и пребывал на больничном, он не ел ничего, пролежав в госпитале два дня с загипсованной из-за трещины в большеберцовой кости ногой, и дома также отказывался от еды, только воду пил и иногда соки. Мори носил младшему сыну что-нибудь перекусить прямо к месту его лежания или сидения, чтоб поел хотя бы так, Осаму же дразнил всякой вредной гадостью вроде шоколадных батончиков или чипсов (Огай сжалился в этот раз, ничего не говоря про наличие подобного в доме), демонстративно кладя её сильно дальше, чем Рюноскэ мог дотянуться, а сам садился рядом и хватал за плечо, чтобы братцу не помог Расёмон. В какой-то момент Акутагава встал наконец на костыли более уверенно, заявив, что Дадзай его просто достал. Мори, услышав это, прижал ладонь к груди — подобное в их жизни случалось, когда Акутагава совершал нечто несвойственное для него, просто потому что старший брат вывел его из себя. Спустя время Акутагава был выдворен из недельного сидения дома в школу. (У Мори проскальзывала мысль отпустить Элис, чтобы та помогла подростку для поддержки равновесия, но Осаму не подвёл и никуда Рюноскэ не скинул — ну прямо-таки настоящие братья!) На машине-то их, конечно, подвозили прямо до ворот, а дальше Акутагава оставлялся на попечение Дадзая, Накахары и Накаджимы. Сейчас юноша практически полностью реабилитировался, только слегка прихрамывал, когда уставал от целого дня, проведённого на ногах, и не то чтобы в компании своих закадычных друзей он был в безопасности — он ведь именно в их присутствии когда-то ногу и сломал… Но, как говорится, лучше не каркать. — Да отец меня с утра напряг, — Накахара махнул рукой, вздохнув и сдавшись. — На немецком заговорил? — ухмыльнулся Дадзай. Акутагава, как бы ни старался держать лицо, прикрыл рот ладонью, как обычно, только в этот раз он попытался скрыть смешок — шутка неожиданно попала в яблочко. — Очень смешно, ребят, — Тюя глянул на Рюноскэ, и тот отвернулся лицом. — Что-то серьёзное? — Атсуши единственным выглядел обеспокоенным, но Тюя поспешил пожать плечами. — Ничего серьёзного. Просто сказал, — Накахара перешёл на полушёпот, — что сегодня в школе должно произойти что-то, что меня, мягко говоря, удивит, вот я и… Как ни странно, Дадзай не поспешил вклиниваться остроумным комментарием. Накахара шаркнул ногой по полу. Накаджима растерянно поглядел на Акутагаву, и тот, покачивая ногой, который повезло быть ещё не сломанной, задумчиво посмотрел в потолок. — Ну, кхм, — Рюноскэ продолжал держать ладонь у рта, — если бы так сказал наш отец или его, — он указал пальцем на Атсуши, — я бы ещё понял, но чтобы твой?.. — Вот именно, — Тюя поджал губы. — У меня же отец известный комик для искромётных шуток. — Теперь мне даже стало интересно, — Осаму утёр нос рукой и повернул голову к Атсуши. Атсуши оставался немногословным, оборотень лишь тщательнее принюхался к витающим вокруг запахам, и почему-то его беспокойный теперь взгляд человеко-кошачьих глаз остановился на закрытой двери кабинета с табличкой: «Иностранный язык». Акутагава и Накахара также остановили взгляды на Накаджиме, прежде чем все трое повернули на дверь головы. «Иностранный язык» рябил в глазах синхронно с зазвучавшим звонком. Кабинет открылся. Одноклассники повалили туда, продолжая что-то обсуждать или глядеть в телефоны. Атсуши снял Рюноскэ с подоконника, предложив ему по-джентльменски крепкую «тигриную» руку, Осаму же глянул за дверь первым и… присвистнул. У Тюи глухо забилось сердце, когда у двери также остановились Рюноскэ и Атсуши, причём у первого одна из ног в шаге так и зависла в воздухе. Накахара нервно сглотнул и заглянул наконец в кабинет. Голубые глаза остекленели, словно покрывшись коркой льда. За преподавательским столом, с улыбкой и скрещенными на груди руками, с убранными в низкую косу светлыми, почти золотыми, волосами, в кипенно-белой рубашке, чёрных узких брюках и лакированных туфлях, стоял сам ужас и кошмар во плоти. Учителю даже не нужно было представляться — Тюя тут же молча как стоял на месте, так и развернулся, зашагав по коридору вон. Предположительно, сразу домой. Его схватил за воротник рубашки с коротким рукавом Осаму, широко улыбаясь и блестя глазами, и, не обращая внимания на сопротивление и ругань, потянул в кабинет за собой. В копилку самых страшных дней в жизни Тюи, прямо на полку ко дню с раскрытием деятельности своих родителей, моментом отлёта крыши из-за переполняющей тело способности и ночью, проведённой в госпитале с Дадзаем, добавился ещё один — день, когда Поль Верлен устроился в его школу учителем французского языка. Накахара упёрся руками в дверную раму и ногами — в порог в исступленном ужасе, будто его насильно затаскивали в кабинет стоматолога, вырывающего больные зубы без анестезии ржавыми щипцами, и толчки в спину от Дадзая сзади были абсолютно бесплотными — Тюя, скорее, оторвёт куски двери, чем добровольно войдёт внутрь; такова уж была его хватка. Но Дадзай Осаму — не Дадзай Осаму, если не пойдёт ва-банк своим умением решать ситуации без применения физической силы, потому дальше пытаться втолкнуть Накахару в кабинет прекратил и быстрыми движениями воздушных пальцев прошёлся по бокам по белой рубашке-поло вверх, щекоча юношу и применяя совершенно нечестную тактику. Бдительность Тюя мгновенно потерял и вздрогнул, расслабив пальцы и перестав упираться ногами в порог, из-за чего тут же оказался в кабинете, растерянно озираясь по сторонам. Осаму, победно отряхнув руки, схватил Тюю за плечи, тут же надавив вниз и усадив на ближайшее свободное место возле Рюноскэ и Атсуши, подставивших рядом единственный оставшийся лишним стул. Русская троица точно также ютилась за одной партой у стены первого ряда, причём Гоголь с краю вытянул в проход свои длинные ноги. Дадзай же, оглядевшись в поиске свободных мест, но не найдя таковых, пожал плечами и сдвинул Тюю в плечо, который из-за этого сдвинул плечом Атсуши, который уже собой спихнул Рюноскэ, сидящего с краю, на полстула в проход, благо что тот был тощим и много места не занимал. В любой обычный урок четвёртого человека на трёх стульях за партой, рассчитанной на двух человек, отсадили бы на другое место, но Поль всё это время, как хищник, с улыбкой неотрывно наблюдающий за вознёй волчат, ничего не говорил и, дождавшись тишины, резко встал со стула, хлопнув в ладоши. — Bonjour, mes petites amis! — раздался звонкий и до боли знакомый голос, и Тюя тут же упёрся взглядом в стол, усиленно делая вид, что его тут нет и что в любое время он может исчезнуть из класса. Как же, блядь, неловко… По классу разнёсся шёпоток: «Интересно, а он только по-французски говорит?» Тюе вообще было не до того, в отличие от некоторых девчонок из класса, во всю глазеющих на блондина-француза с необычной длиной волос. Ну да, если бы Тюя, или Осаму, или Рюноскэ, или Атсуши увидели бы его впервые, они бы тоже удивились… хотя… ладно, Тюя и Атсуши точно нет: волосы их отцов, учитывая, что у Шибусавы-сана волосы вообще можно назвать гривой или шерстью, куда пышнее и длиннее. А вот Мори-младшие — да. Они, как и большинство населения родной страны, тёмненькие, им легче всего мимикрировать под гражданских. Поль с улыбкой выждал паузу, окинув класс взглядом своим светлых глаз, и вдруг заговорил на чистом японском, правда, акцент его выдавал: — Приятно со всеми вами познакомиться, друзья мои, — от этой фразы весь класс, даже русская троица, вскинула на нового преподавателя головы — умеет-таки! — Позвольте мне представиться, меня зовут Поль Верлен, Верлен — фамилия, вы можете звать меня просто по имени. Я ваш новый учитель французского языка и, надеюсь, мы с вами быстро найдём общий язык. — А ось я не був би так впевнений! — вдруг звонко заголосил Гоголь, отложивший телефон экраном вниз. Ростом он, наверное, если встанет, будет как раз с Поля. От такой неожиданной вставки по классу пронёсся смешок — ещё бы, француз явно не рассчитывал на какой-либо другой язык, помимо японского! Однако отдать Верлену должное: ни один мускул на его лице не дрогнул, изображая удивление или смятение. Вместо этого он достал свой телефон, быстро на нём что-то набрал и включил его динамик — очевидно, что это был женский компьютерный голос из переводчика — на полную громкость: «І з вами, юначе, ми теж порозуміємося, не сумнівайтеся в мені». По классу тут же пронеслась соответствующая реакция, мол, преподаватель-то уел, и Гоголь удивлённо вскинул свои светлые брови, откинувшись на спинку стула и закинув одну из своих длинных рук за спины своим товарищам — Ване посередине и Феде с краю, — а затем ответил на японском с акцентом: — Понял, прошу прощения. Верлен приветливо зажмурился, отложив телефон на стол и присев на его край, лёгким движением руки откинув выбившиеся пряди из косы за плечо; этот жест вызвал неопределённый вздох на задних рядах. Всё в нём дышало уверенностью в себе и говорило, что молодые преподаватели (или просто не выглядящие на свой возраст) подготовлены к выкрутасам таких же продвинутых учеников несколько лучше, чем их более старшие коллеги. Лишь четверо в аудитории понимали, что Верлен был подготовлен к русской троице не просто потому, что был прирождённым педагогом. Был бы он педагогом вообще… — Я прекрасно понимаю, что большинство здесь изучают английский и ничего не поймут из того, что я буду говорить на своём родном, однако, — Верлен закинул ногу на ногу и вскинул указательный палец вверх, — я всё равно хотел бы познакомиться со всеми вами. Представиться я вам представился, и теперь ваша очередь. Но! — преподаватель в овечьей шкуре раскрыл ящик учительского стола, вынимая оттуда обыкновенный теннисный мяч и перебросив из руки в руку. — Признайте, все любят играть, — старшеклассники охотно закивали, — поэтому тот, кто ловит мяч, представляется своим именем и возвращает мяч мне. Ясненько? Вот и славно. Фас! Светлая зелёная точка летала по классу только так, Атсуши вертел головой и неотрывно наблюдал за ней не моргая, расширив зрачок с узкой щёлочки до чёрного круга. Парни вскакивали с мест, ловя в воздухе над собой, или в рикошете от стены, или у самого пола, иногда девчонки били их по рукам и забирали мячи себе, а иногда и вовсе успевали поймать раньше, оставляя одноклассников с носом. Знакомые имена сыпались белым шумом вокруг Тюи, не поднимавшего взгляда от парты. Он держал телефон на коленях, открыв переписку с отцом: Сообщение для: Папа 12:15. ЧТО ЭТО ТАКОЕ ВООБЩЕ? 12:15. ПОЧЕМУ ПОЛЬ В ШКОЛЕ 12:15. ЧТО ПРОИСХОДИТ??? ПАП 12:15. ЭТО ТЫ НАЗЫВАЕШЬ ПРИЯТНЫМ СЮРПРИЗОМ?!

Сообщение от: Папа 12:17. я знал, что тебе понравится 😘 не обижай его

12:18. ОН САМ МЕНЯ ОБИДИТ! 12:18. умоляю, скажи, что это шутка или день открытых дверей, что-нибудь

12:19. извини, солнышко, я не люблю врать близким людям, особенно сыну

12:20. это нечестно! что за контроль? мы так не договаривались

12:21. солнышко, это не контроль, это… вынужденная мера, я попозже объясню

12:21. уж потрудись

12:22. не ругайся 😢

Николай резко вскинул руку кверху, не встав даже с места, когда мяч, хаотично летая по аудитории от нового преподавателя и побывав в руках уже практически всего класса, исключая самую набитую парту у двери и их последний стол у стены, по внезапной траектории полетел прямо к нему, будто достопочтеннейший мусье Поль Верленович специально оставил их на сладкое. — Гоголь Николай Васильевич! — звонко оповестил он, и на отчестве на него многие обернулись — всё-таки в Японии об отчествах мало кто был наслышан, а если и был, то обычное отчество от Василия-отца звучало для них крайне нетипично. — Можно просто Никола. Никола, так сказать, Нидвора. Но можно и Коля. К Вашим услугам, — мяч с подачи снизу описал плавную дугу под потолком и попал точно преподавателю в руки. Верлен в ответ задержался, снова взявшись за телефон, напечатав там что-то и включив динамик на полную громкость вновь: «Приємно познайомитися». Коля широко улыбнулся во все тридцать два зуба. Следующим мяч полетел аккурат в противоположную сторону, и прямо над рыжей макушкой его поймал Дадзай. Решив, очевидно, подыграть, он откашлялся и громко произнёс: — Дадзай Осаму Огаевич, — и, приложив руку с мячом к груди, поклонился, бросая мяч обратно Верлену и смотря ему прямо в глаза, улавливая в них озорной огонёк. — Но можно просто Осаму. Гоголь, услышав подкол с отчеством, рассмеялся и щёлкнул пальцами. Дадзай и на него посмотрел, усмехнувшись. Оставалось пятеро. Одним точным ударом об пол Верлен отправил теннисный мячик прямиком к парте русских, и Коля предусмотрительно пригнулся, потому что Ваня, сидящий посередине, чуть не подскочил на месте, вытянувшись вверх и поймав мяч двумя руками, с грохотом приземлившись на стул. Встряхнув головой и сбросив седо-серебристые пряди волос с плеча за спину, негромко, со статью произнёс: — Гончаров Ваня, — юноша пошёл по пути наименьшей болтовни и решил не распинаться, как товарищ с косой, потому сразу представился коротким именем, избегая отчества. Поль уважительно кивнул, ловя мяч из рук ученика, и, встав со стола и легко обернувшись вокруг своей оси, бросил его обратно к четвёрке. Тут уже, по-кошачьи выждав идеальный момент, Атсуши, не противясь инстинктам, схватил его зубами, вызвав волну одобрительного смеха среди одноклассников. Встряхнув головой, он позволил Рюноскэ вынуть мяч из своего рта и утереть его же о свою рубашку, с неловкой улыбкой оглядываясь на Осаму и будто спрашивая, нужно ли ему тоже подыгрывать, и хотел было уже ответить, как вдруг Рюноскэ его опередил: — Акутагава Рюноскэ, — об «отчестве» угрюмый юноша решил умолчать, покачивая мячом в руке и полностью отвлекая внимание Атсуши на игрушку, — а это — Накаджима Атсуши. — Очень приятно, — Верлен улыбнулся в ответ, принимая подачу мяча в раскрытую ладонь, с которым Атсуши не очень-то и хотел расставаться, чуть не подавшись за игрушкой вперёд. Осталось двое. Поль бросил мяч через спину прямо в парту русской троицы, и, вопреки правилам, его снова поймал Гоголь, перегнувшись через всю парту, и стукнул им в грудь молчаливого Достоевского, от неожиданности охнувшего и взявшего мячик в руку. Подбросив его на ладони, юноша, оглядевшись по сторонам, будучи словно отключённым от процесса знакомства, проморгался и холодно ответил: — Меня зовут Достоевский Фёдор. Фамилию многие искажают, так что лучше просто по имени, — подкинув мячик в ладони и следя за ним взглядом, он моргнул снова и, посмотрев на учителя, привстал и кинул мяч ему. Дадзай несколько напрягся, ожидая чего-то (но чего — сам не знал), однако Верлен не упал замертво — способность не передаётся через предметы. Не то чтобы Осаму об этом не догадывался, просто лишний раз убедиться не помешало бы. — Что ж, кажется, у нас остался единственный безымянный ученик, — соловьём запел Верлен, и его взгляд, как и взгляды одноклассников, пали, естественно, на Тюю. Тюя, всё это время сидевший уткнувшись в телефон и делавший вид, что его здесь вообще нет, сначала исподлобья посмотрел на класс, а потом таки вскинул голову и встретился взглядом с преподавателем в овечьей шкуре. — Да, именно Вы, юноша. Не хотите представиться? — Он что, издевается? — едва слышно, подозрительно прищурившись, прошептал Тюя и тут же получил по ногам с двух сторон — щипок от Осаму и лёгонький тумак кулаком в коленку от Рюноскэ. Встрепенувшись и с возмущением поглядев на обоих, которые, как назло, смотрели куда угодно, но только не на Тюю, рыжий раздражённо вздохнул и выпалил на чистом французском: — Je m'appele Nakahara Chuuya, — а потом добавил — быстро и чеканисто, чтобы не поняли даже те, кто французский из его группы изучал: — Et je n'aime pas ce cirque. — Ого, юноша, знаете французский? — Верлен удивился почти искренне, не переставая улыбаться. — О да, он у нас ещё тут фхханцуз, — передразнивая акцент, который в его окружении с недавнего времени стал уже привычным, Дадзай легко хлопнул Тюю по спине. — Правда, в основном он на нём грязно ругается… — Рот на ноль, — тут же огрызнулся Тюя, дёрнув плечом и бросив на Осаму хмурый взгляд. Осаму выставил руки открытыми ладонями вперёд в жесте: «Я сдаюсь, не кипятись». Тюя фыркнул, сдув спавшую на лицо волнистую прядь, и с нескрываемой злобой посмотрел на преподавателя, будто тот ему «неуд» в четверти поставил по личной неприязни: — У меня в семье говорят на французском. Хорошо им владею, знаете ли, Поль. — Это просто замечательно! — Верлен всплеснул руками. — Замечательно, когда вокруг вас образуется билингвальная среда. Очень помогает развивать языковую догадку et cacher des informations pas pour les oreilles d'autres, — Верлен отчеканил это так быстро и незатейливо, тут же отвернувшись к доске и одним движением руки опустив белый экран под включённый проектор, что до Тюи даже не сразу дошло — не так уж сильно он вслушивался. — А теперь, мои прекрасные двадцать три ребёнка, так как я веду у вас первый урок, а многим новый язык даром не сдался, считаю необходимым посвятить вас в мир прекрасных французских каламбуров и шуток, с коих и начнём… — А ругательства будут? — вдруг заголосил Гоголь с конца класса, и некоторые одноклассники поддержали его негромким улюлюканьем. Верлен, продолжая улыбаться и смотря на разогревающийся проектор, неоднозначно пожал плечами. — Если будете себя хорошо вести. И если успеем дойти до самого конца… Все тотчас замолкли, уставившись на полотно доски. Такие фразы у учителей всегда означают призыв быть тихим. Интересного вида француз стал объектом внимания на весь урок. Преподавателям любой объект внимания, кроме телефона и своего соседа по парте, на руку, ведь главное, чтоб учащиеся сидели тихо, не вынуждая повышать голос, и желательно хотя бы краем глаза смотрели на доску — как известно, человеческая память работает так, что часто запоминает то, что даже не пыталась запомнить, просто потому что сказанное или увиденное промелькнуло несколько раз перед их глазами или врезалось в слух. Верлен удачно маячил прямо перед доской, изредка меняя своё положение со справа у доски на слева у неё же, тихо шурша оранжевой указкой по полотну; за этой несчастной указкой, как за каким-нибудь фантиком на верёвочке или тем же теннисным мячиком до этого, вовсю и не моргая следил Атсуши, подперев щёки обеими руками и, казалось, будучи готовым сделать выпад и поймать кончик указки, дразнящей его кошачье нутро. Верлен показывал презентацию, явно сделанную со вкусом, хотя, зная Поля, создавалось ощущение, что начал-то он с превеликим нежеланием готовиться к уроку, а потом внезапно втянулся в оформление и подачу. Голос его звенел в небольшой аудитории, перебиваясь с певучей французской речи на понятную японскую: «…Например, есть в моём родном языке крылатая фраза, звучащая как «Cette femme a du chien» и означающая, что в этой девушке есть некая изюминка, но буквально переводящаяся, будто бы у данной дамы есть собака…» Ваня тогда неожиданно вкрадчиво добавил: «У нас тоже на родине есть фраза про зарытую собаку, означающая, мол, вот в чём фокус или фишка, но иностранцы почему-то думают, что мы ненавидим собак». Верлен рассмеялся в ответ, и из класса кто-то сказал: «Несчастные собаки! Не то что Атсуши». Класс рассмеялся сильнее. Атсуши неловко улыбнулся, растерев рукой шею. — Ох, или моя любимая шутка, которую я на одном из первых свиданий рассказал своей, на тот момент, ещё будущей жене, — добавил Верлен, усевшись на край учительского стола и закинув ногу на ногу — солнце из окна блеснуло в лакированном носке его туфли. — Встречаются как-то два инвалида, один — в инвалидной коляске, другой — на костылях, и говорят друг другу: «Ça va? Ça va bien!» А игра слов здесь заключается в том, что фраза эта эквивалентна вашему вопросу о делах и самочувствии собеседника, но дословно переводится как «как идётся»… — А я-то думал, о какой такой сове речь! — махнул рукой Гоголь, и усмехнулись только Гончаров и Достоевский. — Как говорится, а я думала — сова… — Жена? — вполголоса, опустив голову к столу и посмотрел на Тюю и, получается, на старшего брата, недоумевающе спросил Рюноскэ. — У него есть жена? Тюя выглядел растерянно, но одновременно с этим он будто бы понимал, о какой жене речь… — Эта шутка кажется мне знакомой, — также вполголоса ответил Осаму, закинув одну из рук за спинку стула и вытянув ноги почти к самой двери из класса. — Похоже, она у них семейная. — Поль-сан, — послышался голос одной из одноклассниц, — а Вы женаты? Верлен потёр руки. Кольца ни на одном пальце не было. — О, я обязательно расскажу Вам о себе и о своей замечательной жене в конце семестра. — Поль талантливо съехал с темы, якобы оставив интригу и мотивацию ходить на свои уроки, хотя выглядело признание о жене наоборот — анти-мотивацией, ведь хватать тут точно нечего. — Но вернёмся к играм слов… Сообщение для: Папа 12:41. пап 12:41. па! 12:41. Поль взболтнул, что у него есть жена 12:41. что он имел в виду

Сообщение от: Папа 12:43. уф… 😬 12:43. это долгая история

12:44. это потому что они в разводе или она мертва? 12:44. да? 12:45. это же не ТО, о чём я думаю?

12:46. мы поговорим об этом дома, хорошо? ты отвлекаешься от урока 12:47. с ним я поговорю тоже.

— Ладно, — Верлен взглянул на наручные часы, — гляжу, время ещё есть, поэтому, как и обещал, хочу познакомить вас с некоторыми приличными французскими ругательствами, — класс чуть ли не в буквальном смысле навострил уши. — Например, вы можете выругаться: «Merde!», если ситуация располагает к её комментированию как к дряни или, прошу прощения за мой итальянский, собачьим отходам. О, а если вы хотите кого-то попросить вежливо замолкнуть, можете попросить его убрать рот на ноль — «bouche à zéro». Вслух повторять не будем, чтобы меня не уволили в первый же день за превышение полномочий, но на доске напишу. — Поль Верленович! — рука Поля дрогнула и мерзко скрипнула мелом по зелёной доске под белым полотном, когда раздался знакомый Гоголевский голос. — А я правильно понимаю, что если сказать, что кто-нибудь из моих друзей — сын собаки или женщины лёгкого поведения, меня поймут так, как надо? — Именно так, — Верлен не поворачивался. — Уж этому я вас учить точно не буду, но в переводчике можете посмотреть для общего развития. Это не запрещено. По крайней мере, никто не поймёт, если вы будете ругаться по-французски. Парта русских хихикала и тряслась, когда они что-то совсем тихо слушали в динамике телефона — очевидно, то самое из переводчика, озвученное мужским электронным голосом. Хихикал даже Федя, скрывая рот под ладонью. — Ох, и русские мои друзья, — когда в воздух бросили национальную принадлежность, Достоевский первым вскинул голову, выглядя удивлённым. Верлен смотрел прямо на них, вложив указку в руку. — Вот вам пища для размышления: охота на сов на моём родном языке будет «chasse au hibou». Гоголь разразился таким громким смехом, что начал бить рукой в стол, уткнувшись в него же лбом. Гончаров откинул голову к стене, закрыв глаза рукой, Достоевский же изо всех сил скрывал попытку смеха. Те, кто сидел ближе к ним, спрашивали: «Что, что смеётесь?» Коля, очевидно, хотел пояснить, как данная фраза звучала на их языке и что означала, но не мог остановиться смеяться. — О, не беспокойтесь, дети мои, — Верлен взмахнул руками, как дирижёр, привлекая к себе внимание. — Сейчас я вам всё поясню. И, кстати, расскажу про такие глаголы, как perdre и sortir… На последнем несчастном глаголе, значащем всего лишь «выходить куда-то», класс захихикал. Дети — они и в шестнадцать, и в семнадцать дети. Что уж говорить, взрослые, если услышат такие слова на неизвестном языке впервые, тоже будут смеяться. Весь этот шум пролетал мимо Тюи, упорно не желающего верить в то, что всё сейчас происходит по-настоящему. Он, кажется, уже двести восемьдесят три раза проклял своё решение притащить Верлена сюда!.. Но ради отца все эти двести восемьдесят три раза проклятие приходилось отзывать и обвинять себя в эгоизме и малодушии. Накахара зажмурился, поджав губы и в который раз стараясь утихомирить бушующее море эмоций внутри. Но, любимый папа, ты тоже готовься отвечать за твои эти обещания сюрпризов с утра! Нашёл, чем радовать! Твой единственный сын готов тут со стыда под землю провалиться, а ты!.. — …Что ж, — голос Поля прозвучал громом среди ясного неба, раздавшись прямо над головой, и Тюя вздрогнул, чуть не выронив телефон между ног прямо на пол, но вовремя сжал его в пальцах, растерянно посмотрев вверх: Верлен стоял прямо рядом с их партой и стучал указкой по своей ладони, скрывая тенью Атсуши, который вовсю следил за школьной версией кошачьей дразнилки. — Молодой человек, телефоны в сумку, пожалуйста. Осаму рядом прыснул со смеху, беззвучно им давясь и прикрывая рот. Если не знать, в чём тут соль, и не подкопаешься ведь даже, что тут происходит разговор почти отчима с почти пасынком! Рюноскэ по другую сторону тяжко вздохнул и отвернулся, тоже, кажется, с каменным лицом скрывая желание посмеяться. Один Тюя дважды моргнул, смотря прямо на Поля с немым вопросом на лице: «Ты чё, берега попутал на мне внимание акцентировать?», вот только вслух сказать пришлось совсем другое: — Pardonner moi, monsieur, — телефон Тюя действительно убрал в карман, не отрывая от учителя в овечьей шкуре взгляда, и, сцепив кисти пальцами между собой, деловито сложил на них подбородок, быстро по-французски заговорив следом: — Один наш общий знакомый, кстати, интересовался, о какой жене ты говорил, поэтому к вечеру тебе лучше подготовить объяснения. Поль почти не изменился в лице, только чуть шире раскрыл глаза. Осаму, наблюдая за происходящим и ни капли не понимая, о чём речь, готов был уже смеяться просто так, догадываясь, что Тюя сейчас сказал что-то настолько изобличающее, что у Верлена чуть глаз не дёргается. — Зачем ты здесь? — продолжал на французском Тюя, склонив голову к плечу. Позиции жертвы и охотника резко будто бы поменялись, но Поль был не так прост, чтоб пасовать перед прямолинейным подростком. Он продолжал держать спину прямо, не разрывая зрительного контакта. — Кто-то должен присматривать за вами, в конце концов, пока вы находитесь в непосредственной близости от своих врагов, верно? Поль улыбался, похлопывая указкой по своей ладони. Тюя цыкнул, продолжая смотреть так, словно мог испепелять взглядом. И неизвестно, сколько бы продлилось это напряжённое молчание… Но внезапный Атсуши всё решил. В один выпад он потянулся руками с цепкими пальцами к указке, бесившей и дразнящей его весь урок, и схватил, вот только железная хватка у Рэмбо-Накахара-Верленов, видать, семейное, потому что свою вещицу Поль не отпустил и Атсуши так и замер с руками на указке и дикими кошачьими глазами, понимая, что добычу-то он поймал, но что-то всё ещё не так… Смех класса потонул в громком звонке. Тюя, не став дожидаться, пока встанет Дадзай, и перелетев через парту, наступив на неё ногой, вылетел из класса первым и побежал по коридору вон. Понятно, что все смеялись над поступком извиняющегося теперь Атсуши, а Осаму и Рюноскэ если и смеялись, то над ситуацией столкновения Тюи и Поля, но ощущалось всё это так, будто все смеются над ним одним. Добежав до конца пустого коридора, Накахара, оскалившись и слабо светясь алым, с грохотом ударил кулаком в стену, оставляя на ней хорошую такую вмятину с чёрной паутиной потрескавшейся краски, прежде чем зашагать дальше. Как ни странно, по окончании уроков Накахара не чувствовал той злости, что копилась в нём во время урока французского. Слушая разговоры своих друзей о том, что Тюя зря злился, и одноклассников — о том, какой новенький Верлен классный, юноша уже было подумал, что действительно бушевал попусту. Правда, когда закончилась последняя физика, Дадзай не дал Накахаре свернуть к гардеробу, а потащил за собой. Когда Накахара понял, что Дадзай, Акутагава и Накаджима тянут его обратно в кабинет французского в самом углу первого крыла, он снова врос ногами в пол. — Да ну что ты как на заклание? — Осаму фыркнул, поняв, что Тюя снова сопротивляется. — Он же не съест тебя! — Скорее, это Тюя его съест, а не наоборот, — негромко добавил Рюноскэ, прикрывая рот рукой. — Тюй, он звал нас после уроков. Это не наша голая инициатива. — Зачем ему мы? — Накахара силился не ругаться, подбирая слова и бросая их сквозь зубы. — Судя по царящим в кабинете запахам, — Атсуши заулыбался, снова принюхавшись, — у него как минимум есть чай и что-то сладкое… Все четверо переглянулись. Рюноскэ пожал плечами, а вот Осаму протянул к Тюе руку, взяв его за запястье и слегка потянув на себя. — Пойдём. Мы же рядом, чего ты? — он беззаботно улыбался своей этой бесящей до невозможности улыбкой — бесящей, потому что, когда Осаму так делает, всё должно пройти хорошо. А Тюе не надо хорошо! — Ладно! — Накахара встряхнул свободной рукой, сжав её в кулак, а вторую так и не забрав из невесомой хватки Дадзая, сдавшись под взглядами друзей. — Но я уйду через пять минут. — Да хоть через три. Главное — появись, — Рюноскэ кивнул вперёд. — Он же стопроцентно хочет видеть тебя, а без нас ты точно никуда не пойдёшь. Резон. Тюя хотел было огрызнуться, да не на кого. К Верлену зашли по-английски — не стучась, не здороваясь и даже не открывая дверь за ручку, а прямо так, по-хозяйски, с ноги. Он вздрогнул, выплеснув немного кофе на стол и зажав печенье с шоколадной крошкой в зубах, испуганно глядя, как на пороге у него появился недовольный рыжий юноша с зависшей в воздухе ногой от открытия двери и вся его компания за его же спиной. Благо что кружку Поль успел поставить на стол, виновато улыбаясь и жмуря глаза, когда Тюя бесцеремонно подлетел к нему через весь маленький класс и, упёршись ногой в край его стула, схватил за воротник. — Чё ты тут забыл? — претензией было брошено прямо в лицо, на что Верлен, профессиональный наёмник, не спешил никак отвечать, лишь откусив печенье и отняв его ото рта пальцами. — Я серьёзно! — Тише-тише, ураган, я всё могу объяснить. — Н-да, хотел бы я так иногда с математиком… — мечтательно вздохнул Осаму, когда дверь за ним с щелчком закрылась Рюноскэ на замок. — Скорее, это он тебя так за шкирку поднимет и вышвырнет сразу из школы, — Рюноскэ пожал плечами. — Тюя, полегче! — Атсуши, вмиг позабыв о своём голоде, бесшумно и по-кошачьи подлетел сзади и схватил Тюю под руками, попытавшись отнять от Верлена. — Отпусти, пожалуйста! — Не отпущу, пока не скажешь правду! — Атсуши уже поднял Тюю в воздух, но тот всё равно держал Верлена за воротник. Мужчина, стоит отдать ему должное, осознавал свою силу и применять её не спешил, сдавшись и не рыпаясь. Молодое поколение, что с них взять!.. Ну, и знакомая картина. Гены, так сказать. Тут лучше действительно не показывать зубы и переждать бурю. — Это какая-то шутка, что ты здесь?! Ты здесь на один день, да? — Остынь, — Осаму, вздохнув, подошёл ближе и на всякий случай коснулся Тюи, но не просто за плечо или спину, а ткнув пальцем ему в щёку — если тот использовал силы, то вмиг ослабнет. — С твоей агрессией он тут действительно всего день проработает, а потом в больницу загремит. — Тюя, перестань, — послышался из противоположного угла кабинета голос Рюноскэ, чем-то шуршащего. — Есть подозрение, что твой отец открутит нам головы за то, что мы не удержали тебя от убийства нового преподавателя. Тюя держал крепко, сверля Поля взглядом. Если бы Акутагава не появился на первой парте, поставив четыре пластиковых стаканчика, которыми, вестимо, и шуршал, Накаджима ещё раз не попросил бы отпустить преподавателя в овечьей шкуре, а Дадзай настойчиво не посмотрел бы Накахаре в глаза, Накахара не отпустил бы. Но Накахара, вздохнув, отпустил, и Атсуши таки поставил его на ноги на пол. Верлен, поправив воротник рубашки и расстегнувшуюся верхнюю пуговку, откашлялся и, посмотрев на детей, встрепенулся, тут же открыв ящик стола: — Вам зелёный? Чёрный? Или кофе? Есть просто вода из кулера. — Ему чёрный, как его душа, — Осаму указал на Рюноскэ, залезшего на подоконник, и тот фыркнул. — Атсуши зелёный, мне кофе. А этому, — Осаму потрепал Тюю, севшего за первую парту, по голове и чуть не получил укус в руку, но не получил, потому что тут же склонился, сидя на краю стола, и поцеловал в макушку, полностью обезоружив юношу, — воды на голову, чтобы остыл. Или сразу вина, чтоб успокоиться и повеселеть. Нет у тебя тут вина? Тюя что-то буркнул, но за растиранием рукой раскрасневшейся — от злости, наверное! — щеки и взглядом в стену забыл позлиться. — Устав не разрешает брать с собой алкоголь, — Верлен горестно вздохнул, изображая страдальческое лицо и вынимая из тумбочки упаковки зелёного чая с мелиссой и какого-то чёрного, а также растворимый кофе в банке. — Берите. Кипяток в кулере, но вы знаете, наверное. — Как удобно. Кулер в кабинете! — Осаму покачал головой, вставая со стола и дефилируя к аппарату с водой в углу аудитории. — Удобно вы, французы, устроились! У нас ближайшая возможность попить в коридоре. — И печенье захвати, оно в шкафу на верхней полке, не успел забрать к себе, — Поль махнул рукой, и Осаму, осмотревшись, взялся за ручку шкафа, раскрыв и тут же бросив взгляд наверх. — Тащи сюда. Мне нужно с вами поговорить, молодёжь. Осаму сидел на краю стола, как будто не умел сидеть на стуле нормально, как все люди, и свободной рукой гладил Тюю, упавшего головой на его бок, по волосам. Тюя же наоборот, сидел за столом, злобно отпивая чай из стаканчика, не вынимая пакетика. Атсуши сидел рядом, довольно хрустя печеньем и, кажется, даже мурлыкая — перекус был два урока назад. Рюноскэ тихонько пил из своего стаканчика, прикрыв глаза. Поль некоторое время молчал, откинувшись на спинку стула и потягивая кофе из кружки, а затем, стукнув ею же о стол, явно допив и зарядившись, встряхнул головой, недолго помассировав её пальцами, и выпрямился, упёршись локтями в стол и поставив подбородок на кисти, сплетённые пальцами между собой. — Теперь о серьёзном, дети мои, — все четверо тут же посмотрели на него. — Я не соврал, что я здесь для вашей защиты. И нет, не перебивайте меня, пожалуйста. И я, и ваши отцы прекрасно осведомлены о том, что вы можете и умеете за себя постоять. Но, — он сделал паузу, обведя каждого взглядом и убедившись, что ему внимают, — ваши якобы русские друзья, может, и не желают вам ничего плохого, но отец одного из них напрямую заинтересован в компрометации ваших родителей. Я не говорю, что ваши русские друзья обязательно должны вас убить или покалечить, но оглушить и, например, выкрасть, а потом шантажировать вашей жизнью — запросто. А вы знаете, что ваши отцы, несмотря на свою суровость, тут же бросят оружия, если ваша жизнь будет на кону. Атсуши явно хотел что-то сказать: он, прожевав, проглотил печенье и держал стаканчик с чаем у лица с задумчивым видом, явно перекатывая во рту мысль, которую хотел озвучить, но явно не решался. — Я не сомневаюсь, что эта восхитительная троица в виде Фёдора, Коли и Вани не такая плохая, как вам кажется, — Верлен покачал головой, — но поверьте нам: дети очень легко манипулируются своими родителями, особенно если те являются у них авторитетами. А Достоевский-старший, не сомневайтесь, является очень весомым и большим авторитетом у своего сына. — В глазах Дадзая промелькнула задумчивость. Он вспоминал тот самый разговор на крыше. Верлен же вздохнул. — Ни один из ваших дорогих отцов не желает вам зла и не желает вас контролировать, но страстно желает помочь, поэтому моё присутствие здесь — не ваш контроль, а ваша безопасность. Не поймите меня неправильно, хорошо? Я не буду ругаться, если вы разобьёте окно или сорвёте контрольную. Рюноскэ беззвучно ухмыльнулся, и Поль это заметил. — Наоборот, если вы захотите прогулять какую-нибудь алгебру, дверь моего кабинета для вас открыта, если только здесь не идёт урок другого класса. Ну, и перед отцами я вас тоже прикрою за шалости, если что, — Верлен подмигнул, и Тюя, поймавший этот взгляд, фыркнул и снова отвёл глаза в стену, угрюмо подставляя голову под поглаживания рукой Осаму. Ах, эти нежности!.. — Я здесь исключительно для того, чтобы сберечь вас от внешней атаки. Поверьте, ваши шкурки останутся сохраннее при наличии меня, профессионального убийцы, рядом, нежели меня рядом не будет. Все четверо переглянулись. Не то чтобы они не догадывались, что Верлен чем-то таким владеет, но вот так открыто им ещё никто не говорил об этом. Поль, заметив нужную реакцию, улыбнулся. — Если хотите, научу вас метать ножи точно в цель с любого разумного расстояния. — Мы думали, ты какой-нибудь чучельник, — подал наконец спокойный голос Тюя. — Откуда у тебя такие знания в биологии? Не от того ли, что препарировал кого-нибудь? — О-о-о, разве что лягушек в школе, — улыбка Поля была доброжелательной и светлой. — Просто увлекался ею во времена учёбы, ничего относящегося к моей должности. Нет, анатомию человека и процессы в ней знаю прекрасно, этого не отнять, а остальное — так, по старой памяти. — Ну даёшь, — Дадзай усмехнулся. — Мы думали, в твоём возрасте школьные года в принципе забываются. — В каком-таком возрасте? — Верлен напускно возмутился. — Я ещё молод! — Ага, точно так же, как наши отцы. — Какие злые нынче дети! — Поль погрустнел, закрыв лицо руками и драматично покрутившись на своём стуле. — Я для них своё свободное время трачу, а они!.. — Ладно, мы поняли, — Тюя выпрямился, и ладонь Осаму соскользнула с его взъерошенной, наглаженной макушки. — Я подумал… Извини, наверное, что так накинулся, просто меня никто не предупредил. — О, малыш, брось, я не держу зла. — Я не малыш! — Хорошо, как скажешь. — Но не то чтобы мне нравится, что ты теперь будешь у меня преподавать. — О, об этом тоже не беспокойтесь, — Верлен снова дождался, когда на него посмотрят все четверо, и откинулся на спинку стула. — Вы у меня все отличниками станете, если будете носить булочки из столовой. — Это шантаж! — Дадзай рассмеялся. — Это сделка! К тому же, как ещё вы собираетесь искупить свою вину за то, что Артюр устроит мне сегодня вечером? Осаму, Рюноскэ и Атсуши синхронно посмотрели на Тюю. Тюя вжал голову в плечи и неловко растёр рукой шею. — Ладно, я поговорю с ним… Извини ещё раз. Может, свои люди в преподавателях — не так уж плохо? Главное только, чтоб родителям не жаловались.