The Godfathers

MISSIO — Everybody Gets High

План был достаточно простым: стащить длинное пальто отца, сесть на плечи Атсуши, зайти в магазин, не вызвать подозрения, пройти мимо касс и выйти из магазина. Дополнением к плану было, конечно, ещё и то, чтобы отцы не узнали о том, для чего этот план нужен, но это так, проблема решаемая. Достаточно сказать, что они идут гулять, придут поздно, вот и всё… Мори давным-давно перестал сильно волноваться, если его полуночники где-то шатались до восхода луны; они уже сполна и без проблем могут за себя постоять, а если проблемы и будут, достаточным будет просто позвонить ему, отцу, без ожидания ответа. Огай знает, как реагировать на такие моменты, и злыдням, затеявшим что-то недоброе против его сыновей, будет гораздо хуже. Шибусава волновался несколько больше, нежели Мори-сан, но логика — хвала этой расчётливой и холодной твари! — брала верх: в любой непонятной ситуации тигр внутри ребёнка никогда не подводил, и если уж он не мог унести Атсуши на своих четырёх от опасности даже по вертикальным поверхностям, то точно мог постоять за себя огромными когтями и клыками. Ну, и ещё регенерирующей шкурой, естественно, но это уже так, мелочи. Рандо был обеспокоен больше всех, не выпуская телефона из рук, — а вдруг что?! — но вспоминал, что его сын — бомба на двух ногах, которая, взорвавшись, навредит всем вокруг, но только не себе. Тем более с ним Дадзай с его обнуляющей силой, да и эксцессов давно не было… Всё должно быть в порядке. Они уже взрослые, чтобы контролировать каждый их шаг. Но это не значит, что их можно вовсе не контролировать. Подростки способны на любое сумасбродство, если только оно придёт им в голову. Но отцы не узнают. Папа был на работе, когда Дадзай выискал в гардеробе его длинное осеннее пальто и унёс на улицу с собой. План был прост… Вот только Атсуши, несмотря на заверения о том, что даже паспорт поддельный есть, всё равно сильно волновался. Спасибо Мори, конечно, что он умеет таким спекулировать, но как такую вещь вбить в голову перепуганному тигру? Накаджима был не в восторге от затеи, но выхода не было. Ничего же совсем плохого не случится, верно?.. Дадзай хоть и был высокой шпалой, но оказался достаточно лёгким. Или это Атсуши был силён? Неважно. За углом магазина Акутагава и Накахара помогли Дадзаю вдеть руки в рукава и застегнуть пуговицы, полностью скрывая Атсуши в темноте верхней одежды. Обговорено было заранее: Осаму двигает правой ногой один раз — иди вперёд, два — остановись, один раз левой ногой — разворот, два раза левой — наклон. Всё просто и заучено заранее! — А вы точно уверены, что всё пройдёт нормально? — Накаджима поднял голову, и Дазай отогнул рукой ворот, чтобы посмотреть вниз и увидеть свою вторую половину. — Просто вдруг… — Никаких вдруг, Атсуши! — Осаму усмехнулся и похлопал себя рукой по животу. Вернее, так было видно, что по животу, а на деле он похлопал по голове оборотня, находящегося ровно посередине пальто. — Мы быстро. Твоё дело — двигать ногами. Понял? — П-понял, — Атсуши нервно выдохнул, покачав головой. — И ни звука. — И ни звука, — оборотень повторил, будто это поможет ему успокоиться. — Готовы? — Тюя похлопал «одного большого человека» по боку, задрав голову к Дадзаю, и тот сложил кольцо из большого и указательного пальцев, показывая «окей». — А ты, наша опора и поддержка? — он отогнул ткань между пуговицами и встретился взглядом со сверкающими в темноте жёлтыми кошачьими глазами — Атсуши суетливо кивнул, сложив руки на ноги Дазая и держа его на своих плечах. — Отлично. Рюноскэ? — парень в чёрной толстовке, стоя у угла магазина в темноте, обернулся на своё имя и одобрительно кивнул: можно. — Всё, пошёл. Мы сразу за вами. — Не подведите! — Дадзай улыбнулся, надевая шляпу, любезно принесённую из дома Тюей, и скрыл свою выкрашенную в придурошный малиновый чёлку и глаза, слегка качнув правой ногой — и Атсуши уверенно зашагал, не шевельнув своей верхней частью. Ну, с виду вроде ничего так… Акутагава, правда, мимо которого прошествовала эта человекоподобная конструкция, накрыл лицо ладонью и разочарованно покачал головой. Главное, чтобы получилось так, как задумано по плану. Небольшой магазинчик встретил пустотой под вечер и гулом кондиционера, и посетителя тотчас проводили взглядом и кассир, и охранник. Конечно, стоит приглядываться к каждому, кто вхож на территорию магазина, торгующего алкоголем и табачными изделиями. Особенно если этот кто-то одет в осеннее пальто, когда на улице — жаркое лето. Охранник не спускал глаза, хмурясь, с покупателя, но покупатель в странной для лета одежде не делал ничего подозрительного: ходил, присматривался к алкоголю, крутил в руках некоторые бутылки, читал этикетки и аккуратно возвращал на место. Остановился покупатель у пива, хотя в руках держал до этого достаточно дорогие коньяки и вина, и, не особо рассматривая товар, взялся за целую коробку, уверенно подняв её на руки, перед этим как-то неловко присев, и понёс к кассе. Подозревать в неправильности и странностях, конечно, каждого встречного-поперечного нельзя, но не тогда, когда покупатель, во-первых, пошатывается при ходьбе, будто уже пьян и решил догнаться на вечер, а во-вторых, почему-то посмеивается сам с собой и говорит перестать его щекотать… Крыша едет от белочки? Всё было гораздо прозаичнее. Атсуши волновался, но молчал. И из-за того что волнение было некуда выплеснуть, на голове отросли пушистые уши, а на лице — длинные тигриные усы, щекочущие Дадзаю ноги и живот под футболкой. Осаму пытался терпеть, но иногда это было невыносимо, вот он и посмеивался, поёживаясь, и вполголоса говорил своей второй половине не дёргать головой. На кассе попросили, естественно, паспорт. Дадзай кивнул, выражая низким голосом согласие, мол, конечно, и вынул из кармана документ, показывая кассиру. Парень прищурился, придирчиво посмотрев на дату рождения, на фотографию и на лицо покупателя, но, к сожалению, различий не нашёл, да и по возрасту продавать алкоголь уже можно. На редкость молчаливый клиент, однако… А казалось, что пьян, раз его шатает из стороны в сторону. Перегаром не несло. Кассир не видел, что чихнул не покупатель. Вернее, он не видел, что чихнул покупатель не головой, а будто чем-то под пальто. Дадзай вовремя сориентировался и растёр нос, шмыгнув, получив на внезапный звук: «Будьте здоровы». Накаджима, скрытый темнотой верхней одежды, с ужасом сдерживался, чтобы не потереть лицо; он чувствовал, как ноги Дадзая вокруг его шеи и на плечах напряглись. Он просто переволновался! Оставалось надеяться, что его не задушат… Ящик пива был поднят с кассы после оплаты, и покупатель направился на выход под бдительным взглядом охранника. Кассир даже не сразу понял, почему охранник с таким непониманием и ужасом смотрит клиенту вслед: мало ли, какой сброд ходит в такое время по магазинам? Но любопытство взяло верх. Кассир перегнулся через кассу и моментально понял, что так, мягко говоря, смутило охрану: под пальто покупателя раскачивался длинный полосатый хвост. — Молодой человек? — парень за кассой не спускал взгляда с диковины даже тогда, когда покупатель в автоматически раздвижных дверях обернулся через плечо на зов. — С Вами… всё в порядке? — Со мной? — Дадзай вскинул бровь, проследив за взглядами сотрудников магазина и невольно вытянувшись лицом: упс, Атсуши, дурак! — А я… это… я аниматор, отработал на детском дне рождения, у меня ещё части костюма под одеждой, не обращайте внимания. Казалось бы, ложь во спасение, да и звучит вполне правдиво. Вот только когда кассир озадаченно кивнул, не спросив даже о том, могут ли хвосты у костюмов так правдоподобно двигаться, Атсуши получил сигнал правой ногой и шагнул вперёд. Запнувшись о собственный хвост. Когда покупатель, рухнув наземь, разлетелся на две части, кассир чуть не упал в обморок, подумав, что клиенту хана — пополам размотало. А вот охранник не растерялся: стоило одному в длинном пальто, собирающемся складками на земле, встать на ноги, а второму с хвостом и разрисованным под чрезмерно натурального тигра лицом подняться на колени, страж закона свистнул в свисток на шее и выкрикнул: «Стоять!» Ящик пива так и остался на земле, а два малолетних обманщика ринулись врассыпную: первый, подбирая руками пальто, чтоб не запнуться, кинулся к проезжей части, а второй, хватая слетевшую с головы подельника шляпу с асфальта, бросился в кусты слева. Охранник встал на перепутье, вынув дубинку из-за пояса, и побежал было за тем, что очертя голову ломанулся к кустарникам и деревьям, ведь они ближе, но ни шороха веток, ни следов не увидел, будто бы наглый малолетка умел взбираться на деревья, как кошка. А тот, что рванул к дороге, прошнырял на загоревшийся красный между машинами, будто бы бессмертный или наоборот — абсолютно безбашенный, и был таков в толпе людей. Впору бы расстроиться, что не догнал даже малолеток, да расстраиваться нечему: алкоголь, проданный по фальшивому паспорту детям, остался на земле, и магазин ничего не потерял — ни в товаре, ни в репутации. Шугнул оборзевшую молодёжь — и хорошо. Вот только по возвращении на место у стеллажей обнаружилось, что одного ящика-таки не хватает. Камеры ничего не дали: бросившиеся было к видеонаблюдению сотрудники увидели лишь, как с той стороны, куда камера не направлена, а именно — со стены, падает решётка вентиляции, ведущая на улицу, а через секунду обзор закрывает чёрная субстанция, при ближайшем рассмотрении на стоп-кадре напоминающая чёрную голову драконоподобного существа, словно сотканного из теней. Осаму Дадзай не был бы Осаму Дадзаем и сыном самого Огая Мори, если бы не сказал ещё в самом начале, что работающий только в фильмах выкрутас с одним «взрослым человеком» из двух подростков под длинным пальто ни на что не годен и будет раскрыт в считанные секунды, потому с его же лёгкой подачи было решено, что этот выкрутас будет отвлекающим манёвром. Атсуши слишком честный и нервный, чтобы идти с ним на преступные аферы, и исход с провалом был предсказуем; загадкой оставалось лишь то, каким образом и как скоро оборотень себя раскроет. А после того как охрана и кассиры отвлекутся на двух малолеток, побежавших от магазина прочь без купленного товара, с улицы проберутся двое других, чьи способности позволяют им работать с предметами на расстоянии, скроют камеры, заберут то, что было куплено честно, и также по-тихому уйдут, закрыв за собой вентиляционную решётку. Не считается воровством то, за что уплачены деньги! А то, что без паспорта… Ну так никто же не видел, как выглядят юные махинаторы? Атсуши свалился с дерева, когда Рюноскэ, стоя в тени за магазином, подал сигнал, громко кашлянув дважды. Пока охранник шастал внизу в поисках хоть каких-то следов беглеца, оборотень мёртвой хваткой вцепился в ствол дерева и молился, чтобы тот не догадался посмотреть вверх, а теперь, как пришибленный, сделал круг и тихо вышел из кустов с другой стороны с кучей листвы и веток в белых волосах. У Дадзая, вернувшегося к обговоренному месту почти сразу, только в этот раз уже по переходу немного дальше самого магазина и после того как сбегал домой, чтоб вернуть отцовское пальто на место, красовался чернеющий синяк на коленке под задранной вверх штаниной — парень осматривал масштаб трагедии, результат происшествия, когда его в ноги почти любовно поцеловала капотом одна из резко затормозивших машин, в то время как он бежал напролом от охранника на красный. — Придурок, — Тюя сидел на колене, держа штанину Осаму задранной, и на лице Накахары читалась вся гамма эмоций в диапазоне от «я не понимаю, как ты ещё живой» и до «я не понимаю, зачем ты ещё живой». — Нам твой отец башни открутит, если в нашей компании тебя переедет пополам. — Я в благодарность пришью их вам обратно, — Рюноскэ хрипел, прикрыв ладонью рот. — В конце концов, избавили наконец-то меня от этой раковой опухоли на моей жизни. — Ой-ой, да без меня бы твоя жизнь была чередой серых дней и сплошной скук- ай! — Дадзай шикнул, когда Накахара зачем-то ткнул пальцем в синяк и усмехнулся, одёрнув штанину Осаму вниз и поднимаясь на ноги. — Зачем? — Не мог не, — Тюя улыбался. — Лесной кот, ты-то, надеюсь, под машины не бросался? — Н-нет, — Атсуши встряхнул головой, убирая листья из волос. — Я в порядке. — Тогда идём, — Дадзай похлопал ладонью в ладонь, круто развернувшись на пятках и указав куда-то вперёд. — Не забудьте бутылки только! — Забудешь их, как же, — Накахара цыкнул, заглядывая за мусорные баки и поднимая три бутылки и пакет с закуской, заботливо оставленные аккуратно у стены, чтобы не касались всякого дерьма на помойке: виски, абсент, вино. Виски выудил Дадзай из шкафа отца в кабинете, потому что у него и так много алкоголя, не заметит; Накахара врать отцу не стал и спросил, можно ли ему взять что-нибудь из его винного бара на предмет распить с товарищами, и Рэмбо указал на Монополь 1964-го — пускай дети приобщаются сразу к хорошему алкоголю; Накаджима, помня, что отец-дракон порой после тяжёлых дней наливает себе что-то из бутылки с алкоголем, а потом поджигает собственным дуновением на рюмку, очень нервничал, зная, что берёт без разрешения, но что папа подумает, когда узнает, что его сын идёт, простите, бухать? И казалось бы — три бутылки хорошего алкоголя, что нужно ещё? Но как бы не так: Дадзай заартачился и сказал, что без пива никаких алкогольных вечеринок не бывает, в нём же самый сок! А вот с пивом уже были проблемы, которые, собственно, и привели к этому хитровыдуманному манёвру. Но главное, что манёвр сработал, и теперь Дадзай, прихрамывая на стукнутую машиной ногу, уверенно вёл в одно хорошее место в окружении кустарников у гаражного кооператива процессию из Тюи, несущего на голове ящик пива, придерживая его рукой чисто из вежливости, Рюноскэ, держащего в обеих руках абсент и виски и отдавшего вино в пасть верному чёрному дракону на плече, и Атсуши, судорожно сминавшего пакет из скудной закуски в руках и постоянно оглядывающегося. Постепенно сгущались сумерки, когда провизия была разложена на покосившуюся в кустах лавочку у ржавой стенки гаража, расписанной углём из мангалов отдыхающих. Тюя, осмотрев масштаб трагедии в виде наглухо закрытых бутылок, потёр руку об руку и, совсем слабо светясь красным на ладони, в один взмах вскрыл вино, приступая к виски. — Смотрите, как могу, — Дадзай достал из ящика одну из бутылок, но голос брата опередил: — Спорим, он сейчас глаза лишится? — Почему? — Атсуши, сидя на краю лавочки, изогнул белые брови. Рюноскэ только кивнул на Осаму. — Ну, он же глазом открыть попытается. Помнишь, он как-то в школу пришёл с перебинтованной половиной лица? — Как такое забыть, — Тюя усмехнулся между делом, не отрываясь от откупорки бутылок. — Девочкам из параллельного класса насочинял, что защищал младшего брата от собаки и его тяпнули за лицо. — Я всё слышу, вообще-то, — Осаму прищурился, взяв стеклянную бутылку в руку и примериваясь. — Так это он бутылку лимонада глазом открывал, — Акутагава сквозь ладонь на губах усмехнулся уголком губ и получил локтем от Дадзая в бок. — Причём на кухне и при отце. Мне тогда казалось, отец заплачет, пока перебинтовывает голову этого придурка. — Много тебе казалось, — Осаму фыркнул и вдруг с размаху стукнул краем крышки о край лавки, и Тюя рефлекторно отшатнулся в сторону, избегая удара, но ничего не было — в воздух взмыла отбитая крышка, а бутылка осталась девственно чистой и открытой. Дадзай победно улыбнулся, откинувшись на спинку лавки. — Ну что, выкусили? Видали, как могу? — Да ты прямо профессиональный алкоголик, — Тюя цыкнул, выставив в ряд открытые бутылки и раскрыв пакеты сухпайка на закуску — сухарики, чипсы, лимон, вяленые полоски балыка — спецом для их ручного хищника — и вишнёвый сок в бутылке на случай, что в чистый алкоголь виски и абсент не пойдут. — Не алкаш, а сомелье, прошу заметить, — Осаму уже почти сделал глоток, как вдруг, не сглатывая, вздрогнул и выплюнул всё на землю. От неожиданного звука Атсуши подскочил на месте, всё ещё чувствуя, что за ними вот-вот придёт полиция, и вздыбился на затылке, Рюноскэ мгновенно ощерился, как кот, и от взметнувшегося вверх Расёмона его голову скрыл капюшон. — Ты чё творишь? — Накахара чудом успел отскочить в сторону, чтобы не попало на штанины. — Просроченное, что ли? — Я забыл! — Дадзай закачал головой, поставил открытую бутылку на ветхий стол, удачно расположенный перед скамейкой, и похлопал себя по карманам. — Голову дома? — Рюноскэ раздражённо рыкнул, стягивая с головы капюшон и ероша рукой волосы. — Нет-нет-нет, — когда Осаму, не обнаружив того, чего искал у себя, начал внезапно ощупывать Тюю, тот даже среагировать не успел должным образом, потому что Дадзай тут же переметнулся к младшему брату, просто подняв его под руками, поставив на ноги и прощупав по одежде точно так же, как и Накахару, и уже потом, увернувшись от разящего Расёмона, прильнул к Накаджиме, чуть ли не обнимая его и неожиданно для всех выуживая из капюшона его белой безрукавки… упаковку сигарет и зажигалку. Атсуши, увидев, какой груз таскал с собой, невольно остолбенел. — Ах, вот они, родные. — Откуда это? Это не моё! — Накаджима паникует, щупая себя за капюшон задранными вверх руками и пытаясь отыскать ещё что-то. — Это я положил, не бойся, — Осаму усмехнулся, глядя на негодующие взгляды двух других товарищей. — Что? — Ты использовал Атсуши для проноса багажа? — Накахара нахмурился. — Тем более такого? Ты охренел? — Да что такого-то? Это же не ворованное, мне просто положить некуда было, — Дадзай пожал плечами, раскурочивая пачку и вынимая оттуда четыре сигареты. — Вы что, хотели просто нажраться — и без сигарет? — Какие-то у тебя странные представления о скромных посиделках за гаражами, — Тюя закатил глаза, держа руки сжатыми в кулаки. — А вам всем что, слабо? — хитрым взглядом Дадзай обвёл всех троих и особенно долго смотрел на младшего брата, прекрасно зная, что ему-то точно слабо. Признается или нет? — Тц, без проблем, — Накахара одним движением руки, будто кобра хватает одним чётким выпадом мышку, выхватил из пальцев Дадзая одну из сигарет, зажимая её зубами. — Какая уверенность, — Осаму хмыкнул, испытующе глянув на Атсуши и Рюноскэ. — Ну? Пас? — Ну… — Атсуши нервно сглотнул, но всё же, выдохнув, неуверенно взялся за одну из сигарет, зажав её в кулаке. — Я попробую, но ничего не обещаю. — Не беспокойся, мы все тут только пробуем. Правда же? — Тюя на это только нахмурился, стоя полубоком. А вот взгляд Дадзая теперь был сосредоточен на брате, словно змей-искуситель протягивал яблоко. — Все пробуют. А ты, братец? Не рискнёшь? — Может, не стоит? — Накаджима выглядел обеспокоенным, глядя, как Дадзай соблазняет Акутагаву на то, что ему… нельзя. — Рю, мы не играем на слабо. — Ты же знаешь, что ему этого не нужно, еблан, — Накахара процедил это сквозь зубы, стукнув Дадзая кулаком по плечу, и Дадзай охнул, нахмурившись и тут же начиная растирать ушибленное место. — Прекрати ему предлагать. — Мне не слабо, — Акутагава, помрачнев, буквально вырвал из руки брата сигарету, ударив по ней своей, и Осаму чуть не уронил свою сигарету на землю. Накаджима хотел было положить руку на его плечо, но Рюноскэ дёрнулся в сторону — не нужно меня жалеть. — От одной затяжки ничего не случится. — Уверен? — Тюя вскинул бровь, выглядя серьёзным. — Если откажешься, я тоже могу выбросить эту дрянь за компанию. — Не нужно мне сочувствовать, — Рюноскэ сказал как отрезал, махнув рукой. — Всё нормально. И ты тоже не смей, — Атсуши, на которого указали пальцем, поднял руки ладонями вверх, показывая сдающийся жест, мол, всё-всё, я и не думал ничего делать. — Ну смотри, — Накахара вздохнул, недовольно зыркнув на Дадзая, но тот только хитро лыбился, щёлкая зажигалкой в руке. — Мы поможем, если что. Акутагава не ответил, только рыкнул. Он не любил, когда к нему проявляли жалость, и не любил из-за того, что прекрасно понимал — физически он самый слабый, и вытягивал его только Расёмон. Чёрная драконья голова и сейчас чуть не вырвала из руки носителя маленькую длинную и белую дрянь, но Рюноскэ, отмахнувшись, шикнул — это где видно, чтобы способность управляла хозяином? Расёмон оскалился в ответ, клацнул зубами и втянулся в чёрный рукав: «Да пожалуйста». Дадзай не сказал ни слова. — Ну что, парни, за нас? — он усмехнулся, поднося огонёк зажигалки к своей сигарете и кивком головы приглашая остальных — своеобразный ритуал первой в жизни затяжки. Накахара закатил глаза, придерживая сигарету пальцами и подходя к зажигалке лицом. Накаджима, понятия не имея, как нужно делать, повторил за Тюей, держа сигарету большим и указательным и также склоняясь к огоньку, Акутагава же, щурясь, приблизился самым первым. Стоило огоньку погаснуть, и трое, как по команде, одновременно затянулись. Рюноскэ затянуться не успел. От дыма, выдохнутого камрадами изо рта (Дадзай, кажется, специально выдохнул брату в лицо), он мгновенно закашлялся, как астматик при приступе, выронил дымящуюся сигарету из пальцев и упёрся одной рукой в спинку лавочки, согнувшись в три погибели и закрывая второй лицо. Накаджима наивен и прост. Если ему сказать сделать, но не сказать как, он сделает так, как понял, потому и затянулся полностью со звериной выдержкой, набрав полные лёгкие дыма и поняв свою ошибку только тогда, когда заслезились глаза, а дым повалил, кажется, из ушей. Он выронил полускуренный бычок из пальцев и, закашлявшись, словно ему в лицо выдохнула труба паровоза, упал на колени, тряся головой. Дадзай, видя всё это, как двоих за секунду выбило из строя, рассмеялся с полным дыма ртом. Нет, он затянулся аккуратно, но из-за смеха дыхание перехватило, и он кашлял и смеялся одновременно, стирая пальцами слёзы из глаз. Тюя сделал короткую затяжку, выдыхая тонкую струйку дыма в сторону, и выглядел совершенно спокойным, смотря на Акутагаву со вскинутой бровью. Его предупреждали, но хотя бы он не успел затянуться — сигарета-то на земле. Если у него такая реакция на дым, страшно представить, что было бы при затяжке… Накаджима тоже хорош, но что было от него ожидать? Опыта в курении? Атсуши человек простой: ему сказали — он сделал, и не стоит придираться к деталям. А Дадзай просто клоун, который поплатился за издевательство. Не слабо ему. Зато теперь давится дымом, потому что не может успокоиться. Пришли в себя не скоро. Тюя было достал пластиковые стаканчики, чтобы разлить по ним хотя бы своё вино, но Осаму не дал ему этого сделать, протянув пивную бутылку. Ну… Всегда лучше начинать с лёгкого алкоголя и уж только потом повышать градус. Крышка отлетает с лёгкого щелчка, просто потому что против гравитации нет соперников точно так же, как и против лома нет приёма. Когда отошёл Рюноскэ, откинув голову на спинку лавки, Дадзай молча протянул ему бутылку, и Акутагава даже не сделал ничего — Расёмон одним движением пасти отшвырнул крышку в сторону. Накаджима, взбодрившись, не мог понять, как бы ему открыть бутылку лучше, но Осаму сказал ему открыть пасть — и в один щелчок крышка, столкнувшаяся с тигриными клыками, откупорилась. «Смекалка — и никакого мошенничества», — Осаму подмигнул, ставя открытую бутылку для Атсуши на стол. — Ну, господа, предлагаю тост. — Что-то ты какой-то слишком бодрый. — А что мне, сидеть, как амёба? Простите, то есть, как мой брат, — Акутагава на это метнул злобный взгляд на Дадзая исподлобья. — Сиди-сиди, тебе от резких движений поплохеет ещё, курильщик со стажем, — Осаму махнул рукой, слегка потрепав Рюноскэ по чёрным волосам. — В общем, я отвлёкся. Предлагаю тост за то, какие мы охуенные. — А у тебя с самооценкой весьма здраво, — Тюя сидел на краю стола, закинув ногу на ногу. — Но я не против. Мы охуенные. — Мхм, — Рюноскэ только слегка кивнул, откинув голову на спинку лавки, и в жесте тоста поднял рукой бутылку вверх. С языка младшего брата «мхм» переводится как «да» — «да, мы охуенные». — Атсуши? — Дадзай усмехнулся, глядя на оборотня, и тот вздрогнул, выйдя из своих мыслей. — А? Да-да, мы… очень классные, — он неловко улыбнулся и чересчур резко вскинул бутылку вверх, из-за чего пиво немного, но всё же выплеснулось наверх, обрызгав руку. — Тогда за нас, таких охуенных, — Дадзай стукнулся бутылкой о бутылку Акутагавы, и тот вздрогнул от резкого звука, выпрямившись. Брат слишком слащаво улыбался, чтобы среагировать верно и ударить, и к их рукам тотчас присоединились ещё две руки с двумя бутылками — раздался стеклянной «цок». — И-и-и… всё, отлично, можно пить. Стремительно вечерело. Зажигались первые звёзды и включались фонари, с лихвой освещающие со стороны место посиделок юной четвёрки за кустарниками у гаражей. Как и ожидалось, Рюноскэ срезался первым. Слабый организм показывает себя в самых неожиданных и глупых моментах, и после третьей бутылки его сморило лицом в стол — не добудиться и не дозваться. Атсуши было забеспокоился, но Дадзай его опередил: не пытайся, мол, дай ему переварить выпитое дерьмо и отдохнуть, к ночи будет как огурчик. Тюя пил аккуратнее, после первой бутылки переключившись на вино в пластиковом стаканчике (не дай бог Рандо узнает, что его Монополь 1964-го пьют из такой посуды…), а вот Дадзай, будто бессмертный, отставил недопитую третью бутылку и взялся за отцовский виски, вот только хватать его из горла было плохой идеей — пришлось в срочном порядке открывать сок и запивать им. Накахара усмехнулся. — Ты ни разу не видел, что ли, как Мори-сан пьёт, раз из горла пить пытаешься? — Тюя вскинул бровь, доливая в стакан вина. — Тебе же не пять лет, чтобы тянуть в рот всё, что видишь. — Ну, на тебя я смотрю, но ты на домогательства не жалуешься, — Дадзай улыбнулся, вытирая рукой рот. Накахара на это только глаза закатил. — Эй, Атсуши, не ешь пакет. — Что? — у Накаджимы глаза тотчас оторвались от спящего Акутагавы, когда он понял, что от чипсов осталась одна упаковка, которую он усердно жевал уже минуту. Вяленый балык из говядины был приговорён ещё до этого, а до чипсов рука оборотня ещё не добралась. — Чёрт… не заметил. — Не заметил? — Осаму вдруг хитро прищурился, наклонившись под стол и считая, сколько пустых бутылок стоит у ног оборотня. — Подожди, ты хочешь сказать, ты выпил четыре бутылки — и ни в одном глазу? — Четыре? — Атсуши спросил так, будто даже не заметил, и смутился, когда увидел, что это действительно так. — Ой, я… Простите, ребят, я как-то не считал. Я куплю ещё. — Да не-не, не в этом дело, — в глазах Дадзая что-то блеснуло — и это было отнюдь не от опьянения, — когда он встал на ноги, упёршись руками в стол. — Ты что, правда ничего не чувствуешь? — А что я должен чувствовать? — Ну, не знаю. В глазах не плывёт? — Накаджима отрицательно качает головой, выглядя абсолютно трезвым. — И голова не кружится? Хоть немного, — и снова уверенный отказ. Когда Дадзай смотрит на Накахару, тот сначала непонимающе хмурится, а потом, удивившись, всем своим видом выражает ясное «не смей». — Хм-м, это очень интересно… — Дадзай, даже не пробуй, — Тюя встал на ноги со стола, в один глоток допивая вино из стаканчика. — Ты же не знаешь, как он отреагирует. — И именно поэтому хочу поэкспериментировать, — Осаму выставил в ряд оставшиеся несколько пивных бутылок, а также вино, виски и абсент. — Давай поспорим? — На… что? — Атсуши прижал бы уши к голове, будь они у него сейчас, но сейчас лишь неуверенно выглядит. — Выпьешь хотя бы по половине от всего этого и останешься жив — я плачу за все твои завтраки и обеды в школе неделю. Нет, две. — Ты с ума сошёл? — подзатыльник от Накахары не задерживается, и Дадзай обиженно хватается рукой за затылок, злобно глянув на товарища. — Он же в кому впадёт от такого количества! — Не впадёт, — Осаму отмахивается. — Он от четырёх бутылок огурец огурцом, потому что зверь внутри проглотил и не заметил, так думаешь, от этого ему что-нибудь станется? — Ты сильно рискуешь, — Тюя сжал руки в кулаки. — Атсуши, мой тебе совет: не соглашайся. Оно того не стоит. — Да я… не против, — взгляды Осаму и Тюи, направленные друг на друга, после слов Атсуши медленно переметнулись на него. Накаджима удивлённо похлопал глазами и неловко почесал затылок. — Я правда ничего не чувствую, так что… Дадзай улыбнулся, потирая руки. Накахара только головой покачал. Соглашаться на спор с Дадзаем — это заключать сделку с дьяволом, только если бы тот красил пряди волос в ядрёный розовый и делал вид, что с ним всё в порядке. Оставив одну бутылку себе, Осаму любезно предложил оставшиеся три оборотню, не отрывая от него взгляда, и Атсуши, не прерываясь, выпил одну, как бутылку воды после физкультуры на улице — и ни в одном глазу. Накахара потихоньку жевал чипсы, наблюдая за тем, что творит Дадзай. Ну, может, он и прав, и огромному тигру всё нипочём? Ему и страшно за друга, и одновременно интересно, чем это кончится. Осаму отпивал из пивной бутылки глоток за глотком, придвинув Атсуши вторую и наблюдая, как и эта влетает оборотню в рот, как родная, а тот даже не покачивается, да и язык не заплетается. Странно, учитывая, что даже у Дадзая в глазах немного плывёт. Чуть-чуть. Когда очередь дошла до третьей, пиво из руки Осаму вырвал Тюя, опустошив оставшуюся половину залпом и с грохотом поставив на стол, упёршись в него руками. — Так нельзя, — рыжий хмурился, зло смотря на Дадзая, а тот только озадаченно посмотрел сначала на Тюю, потом на Атсуши, и почему-то кивнул. — Н-да, а мелочь-то права, — протянул он, щуря один глаз, и вдруг взявшись за пластиковый стаканчик, сливая туда наполовину содержимое последней бутылки с пивом, наполовину — содержимое виски. — Вот так. Пробуй, Атсуши. — Ты, блядь, ебанулся? — Накахара скалится, глядя, что Дадзай предлагает Накаджиме. — Его же унесёт! — Если б уносило, — Осаму говорит с расстановкой, вздёрнув указательный палец вверх с умным видом, — унесло б ещё бутылку назад. А как видишь, у него даже язык не заплетается. — В отличие от тебя, — хмуро буркнул Тюя, не желая больше спорить. — Да, в отличие от… меня, — Дадзай встряхнул головой, с улыбкой пододвинув сидящему на лавке оборотню стакан с алкогольной бомбой. — Попробуй. — Э, ну, я так понимаю, спрашивать, опасно ли это, смысла нет, — Атсуши действительно звучал весьма бодро, несмотря на адское количество выпитого алкоголя — тигр впитывал в себя всё, как губка. Движение — и парень опрокинул в себя весь стакан, поморщившись от горечи виски. — Тьфу, пиво было мягче. — Запей, — у Тюи голос понизился, когда он опустил голову, прикрывая ладонью рот. Дадзай снова мешал что-то в стакане, сливая на этот раз в одно по трети пиво, виски и вино. Бартендер, ептать, доморощенный. — Дадзай, что ты… творишь на этот раз? — Коктейль моего авто-орства, — Осаму усмехнулся, придвигая адскую смесь к Атсуши. — Мм… Пожалуй, название ему будет «Слёзы Сатаны». Пей. — Задница это Сатаны, не меньше, — Накахара исподлобья наблюдал, как Накаджима вливает в себя эту дрянь и только морщится, вытирая рот рукой. — Господь, Атсуши, зачем ты… а, ладно, неважно. — Я нормально себя чувствую, — оборотень и вправду выглядел абсолютно трезвым, чего от Атсуши даже Осаму-змея, чей язык уже немного заплетался, не ожидал. — Но мне кажется, что меня стошнит от этого вкуса быстрее, чем от того, что это алкоголь. — Тц… хватит, блять, шуршать, бесишь меня, — Накахара вдруг выхватил пластиковый стаканчик из руки Дадзая, пихая его в бок, плеснул на донышко вина из своей бутылки, а остальным долил абсент, с лёгкой рукой поджигая его сверху зажигалкой. Светлый огонёк разогнал сгустившуюся тьму, и отблески заплясали в жёлтых кошачьих глазах напротив. — Извини, что я вмешиваюсь, но… не могу упустить такой шанс. — Да всё в порядке, — Атсуши вздохнул, догрызая вяленое мясо и облизнув пальцы. — Мне его можно потушить или?.. — Можн- — Пей так! — Дадзай не дал договорить Накахаре, резко ударив ладонью по столу. — Пей, пей! — Атсуши, не слушай этого идиота, — Тюя оттолкнул Осаму в сторону, не решившись пустить всё на самотёк. — Не нужно пить… вот так. — А тебе что, слабо? — у Осаму глаза нехорошо блестели, и это было отнюдь не от подлости. — А ты хочешь тигриную шапку? — Что… почему? — когда Дадзай начинает задавать вопросы, значит, всё — он не прямо-таки пьян (а он в процессе догонялся вином), но уже не совсем трезв. — Потому что после выпивки горящего абсента только тигриная шкура у нас и останется! — Тюя проговорил злобно и почти без запинок, но растягивая слова и сосредотачивая взгляд на Осаму спереди — в свете огня на поверхности алкоголя на его лице особенно сильно блестела его девчачья косметика. — Шибусава-сан нас- Огонёк погас, и стол погрузился в привычную полутьму, освещаемую лишь издалека светом фонарей. Атсуши, выпив залпом, только откашлялся в кулак, выпуская изо рта чёрный дым. Сначала царило молчание, а потом его прервал Дадзай, присвистнув. — Моё уважение, — Осаму хотел было хлопнуть в ладоши, но по первому разу промахнулся мимо собственных рук, нахмурился и хлопнул, не спуская взгляда со своих кистей. — И как на вкус эта задница Сатаны? — Однажды я откусил половину пропавшей и чёрствой булочки, — Атсуши вздохнул, морщась и запивая вишнёвым соком из горла, — так она была вкуснее, чем это. — Ну, да-а, — Дадзай усмехнулся, присев на лавку. — Я бы тоже не стал пить то, что даёт Тюя. — А я тебя не спрашивал, так что рот прикрой, — Накахара делает жест рукой, опираясь на стол второй. — Ладно, — Атсуши, абсолютный бодрячок, потянулся руками вверх и ногами вперёд. — Я похожу, а то все мои кости затекли, мне кажется. — Походи-походи, растрясись, — Дадзай сложил руки локтями на стол, сцепив пальцы замком и упёршись в них подбородком. И Атсуши встал. Тюя не заметил, как Атсуши, секунду назад стоявший на ногах, резко ушёл вниз, и от этого он даже не сразу сообразил посмотреть под стол: оборотень, которому при смене позы всё то, что он выпил, моментально ударило в голову (хотя чувство, что по голове), упал лицом в землю и больше не двинулся. Дадзай с Накахарой переглянулись, прежде чем Тюя, отрезвевший на мгновение, оттолкнулся от стола, в который упирался, и подошёл к лежащему на земле камраду, сначала похлопав по плечу, а затем приложивший два пальца к шее под челюстью, как отец учил. Сердце билось — живой. — Дадзай, твою-то мать, — Накахара встал, накрывая глаза ладонью от резкого потемнения в них, и медленно подошёл к лавке с другой стороны, толкая Осаму рукой в плечо и садясь на край. — Он всё. — Мэ, — Осаму даже как-то разочарованно покачал головой. — Я-то думал, у тигр-ра желудок железный, раз жрёт всё подряд и… нормально ему. — Думал он, блядь, — Тюя тяжко вздохнул. — У него действительно жезе… женез… железный желудок, раз он просто отключился, а не умер. — Скучно. — В вытрезвителе будет весело, когда твой папаша нас всех вчетвером туда сбагрит, — Накахара хмурится. — Кого он туда сбагрит, так это нас двоих. — Меня-то за что? — Да не тебя, а меня с братом, — Дадзай взял одну из пивных бутылок, покачал её в руке, смотря, что на дне, и допил остатки, возвращая на место, но промахиваясь и роняя на землю. Потом подберут. — С тобой твой отец разберётся. — Надеюсь, он меня когда-нибудь… простит за это, — Тюя икнул, прикрывая рот рукой. — Отдай, куда полез, — он хлестнул ладонью Дадзая по руке, когда тот схватился за бутылку вина, и отобрал свой Монополь, отпивая прямо из горла и утирая рот рукавом. В глазах двоилось. — Чё такой жадный? — Осаму хмурился, подпирая щёку ладонью и упираясь локтем в край деревянного столика. Бутылку он второй рукой всё-таки вернул себе, но с сожалением заметил, что ничего не осталось — Тюя допил остатки. — Так нечестно. Я тоже хотел. — Обойдёшься. — Н-ну уж нет, — Дадзай прищурился, наклоняясь к Накахаре и смотря прямо в его глаза. — Чё тебе? — Тюя прищурился сам, вскинув бровь и сложив руки на край лавки по обе стороны от своих ног. — Отодвинься. — Много у тебя требований. Дай, — Осаму взялся за руку Тюи, и тот несильно дёрнул в сторону, мол, отцепись. — Да не дёргайся. — Отвали- То, что случилось на пьянке, остаётся на пьянке. У Дадзая розовые пряди в волосах блестели в свете далёкого фонаря, и на губах был привкус виски. Накахара даже не удивился — не успел — и закрыл глаза, сначала не двигаясь, а потом, поняв, что на него давят со стороны и он сейчас свалится с лавки на землю, рывком подался вперёд, стукнувшись зубами о зубы, и неловко укусил за губу, схватившись рукой за ворот чёрной футболки на Осаму, зацепив ногтями бинты под ключицами. Выдох прямо в лицо. По вкусу создавалось ощущение, что мешают виски и вино в одном стакане, но в голове такая каша, что ей-богу, лучше вообще не думать о вкусе. Дадзай противный, а целуется неплохо. Ну, или просто у Накахары достаточно низкие стандарты. Губы припухли. Осаму, сильно щурясь, но не закрывая глаз полностью, коснулся ладонью щеки Тюи, путаясь длинными пальцами в рыжих волосах на висках, причмокнув и несколько склонив голову вбок. А потом у Накахары в голове наконец щёлкнуло, и он понял, чем занимается. Трезвость накатила вновь, когда он резко отпрянул и чуть не слетел с лавки на ноги, благо ударивший в голову алкоголь не позволил — он остановился рядом, упираясь рукой в деревянную лавочную спинку. Тюя шумно выдохнул, шмыгнув носом, а затем с размаху врезал Осаму кулаком по плечу — тот аж согнулся и схватился за место удара, но слова не проронил, только шикнул. — Забудь то, что сейчас было. — Один момент, — Дадзай прохрипел, откашлявшись, и встал, покачнувшись, на ноги, обходя Тюю и уходя куда-то за гаражи. Послышались характерные звуки тошноты, от которых Накахару передёрнуло, и пришлось взяться за спинку лавки уже обеими руками, силясь не повторить за Осаму то же самое. Спустя пару минут Дадзай вернулся, вытирая лицо влажными салфетками, о появлении которых в зоне рук Осаму Тюя даже спрашивать не стал. — Теперь говори. — Ты норм? — Тюя нахмурился, обернувшись через плечо. — Что? — Осаму обошёл Тюю кругом, взяв сок со стола и отхлебнув из горла. — Мне отец говорил, мол, перепьёшь — два пальца в рот, и вся дрянь уже не в тебе. — Даже не поспоришь, — Накахара закатил глаза, думая о том, какой Дадзай мерзкий. — Но это случилось, кстати, по большей степени от тебя. — Я буду утешать себя этим долгими зимними вечерами. — А ты куришь ведь, да? Ну, втайне от отца, конечно. Рыжий не ответил.

***

Шибусава был сильно удивлён, когда неожиданно средь ночи в двери деликатно постучались, а на пороге оказались четверо нетрезвых подростков, причём один из них, а именно — Накахара Тюя собственной персоной, принёс на руках его спящего ребёнка в жёсткой отключке. На полный вопросов взгляд Тюя, аккуратно ставя Атсуши на ноги и закинув его руку на свои плечи, чтобы не упал, откашлялся в кулак и непривычно низким голосом ответил, что оборотень в порядке, просто… спит. А вот на вопрос, сколько же подростки выпили, Дадзай, на спине которого покоился дремлющий Акутагава, поддерживаемый старшим братом под ногами, внезапно засмеялся, а Накахара, покачав головой, неуверенно ответил: «Немного». Ну-ну… по Атсуши особенно видно. «И… это, — Тюя опёрся рукой в стену, попытавшись выпрямиться, но было видно, что его ноги его явно держат лучше, чем Осаму, покачивающегося из стороны в сторону, прикрыв глаза. — На всякий случай… поставьте ему таз рядом с постелью. Ну или… положите спать в ванной». Троица, возглавляемая, кажется, самым трезвым сыном Рэмбо, медленно начала удаляться в сторону своих домов, а Тацухико, держа спящего тигра под руками, сначала оттащил Атсуши к его постели, уложив, не раздевая, но прежде разув, со всё ещё полными удивления глазами поспешил набрать коллегам — они не должны встречать этот кошмар вслепую. Хотя… Мори, кажется, может не слишком удивиться. Рэмбо был в ужасе. Нет, он, конечно, подозревал, что его ребёнок вернётся не совсем трезвым, но чтобы… настолько? Тюя стоял на ногах, но упорно молчал, не произнося ни слова, кое-как скинул свою кожаную куртку с плеч, сообразив даже гравитацией отправить её на крючок в прихожей, и прямой дорогой, ни разу не покачнувшись, завернул в туалет, рухнув на колени и тут же обнявшись с белым фаянсовым другом. Пытаться вразумить его сейчас — бесполезно, да и на собственной шкуре опыт всегда лучше запоминается, чем если десять тысяч раз говорить одно и то же. Хотя, конечно, угнетало то, что Артюр вроде как учил сына, как пить правильно. На словах. Но покамест его лучшие друзья сейчас — угольные, а затем проводить бы до постели, а то так и уснёт. «Пап, извини, — Тюя придерживал голову рукой, упёршись локтем в бачок. — Я тут… я скоро, я недолго тут побуду». Понятно, почему он не говорил — язык заплетался. Стыдно, конечно, а как иначе? Но Тюя ещё более-менее держался. Артюр со вздохом только поспешил забрать резинкой его волосы, протянув в одной руке шесть угольных, в другой — стакан воды. Пей, ребёнок, полегче станет… хотя бы очистишь желудок. Мори ожидал цирка — Мори его получил. Он следил у двери, открывая её ещё до того, как Дадзай постучал. Старший сын, подняв голову на отца, улыбнулся, но сначала развернулся спиной вперёд и сбросил младшего брата прямо Огаю в руки, мол, всё, на этом мои обязанности окончены. Рюноскэ благо что был чистым — его явно с земли не поднимали и не тащили лицом по асфальту, и Мори, ничего не отвечая, молча отнёс спящего ребёнка на его постель, сняв обувь, стянув с него толстовку и выйдя к старшему ребёнку. Да, весь цирк заключался именно в старшем: он стоял всё ещё в раскрытых дверях, упираясь плечом в дверной косяк, и пытался сбить о порог свои кроссовки. Таки сбил — Мори специально наблюдал за ним без единого слова, чтоб посмотреть, чем всё закончится. Он даже дверь закрыл, после того как зашёл в квартиру, а увидев отца впереди, широко улыбнулся. — Пап! — Мори на это бровь вскинул, скрестив руки на груди. — Я с-сделал, как ты учил! Два пальца в рот, — он даже показал указательный и средний в жесте «пис», — и… — Нет-нет-нет, стой, не нужно показывать, — Огай тут же быстро подошёл ближе, хватая ребёнка за запястье. — Ну, и как же так надо было упиться, чтоб вернуться в таком состоянии, молодой человек? — Я ни капли, — Дадзай уверенно покачал головой из стороны в сторону. — Ну-ну, — Мори закатил глаза, подтолкнув ребёнка в ванную. — Тошнит? — Не-е, — Осаму тянет слова, выглядя вполне счастливым. — Я же как ты учил… помогает на р-раз. — Ладно. Иди умойся, — Огай даже дверь открыл и свет включил, чтоб юный трезвенник о порог не запнулся. — Холодная вода тебе… нет, стой, не так же! Дадзай дошёл до раковины бодро, включил ледяную воду, вот только зачем-то согнулся, взявшись руками за край, и опустил под кран голову. — У тебя не получится утопиться, — Мори вздохнул, поспешив к сыну и поднимая его голову из-под воды, вытирая мокрые волосы полотенцем. Кажется, от резкой смены положения у Дадзая закружилась голова — он прищурился, смотря куда-то в пустоту, но точно не на своё отражение в зеркале. — Мда… Отстирывать свою розовую краску будешь сам, — на полотенце отпечатались цветные разводы от чёлки. Нужно будет показать ему его фотографию с этого периода, когда ему будет лет двадцать пять или вовсе тридцать. — Пойдём. Осаму уселся на стуле на кухне, улыбаясь и подпирая щёку ладонью, пока перед ним не поставили стакан с водой и горсть угольных. Второй бумажный блистер с чудо-таблетками был припасён, видимо, на утро для младшего брата. Нужно будет, значит, завтра сготовить какой-нибудь суп, чтобы два юных трезвенника вымыли из себя всю дрянь горячим. Ну да, Мори же нечем больше заниматься с утра, совершенно никаких дел… — Не стыдно было брать без спроса крепкий алкоголь? — Огай стоял рядом, упёршись рукой в стол и возвышаясь над старшим и полувменяемым сыном назидающей тенью. — Хоть бы спросил. — Е-если бы я спросил, ты бы начал спрашивать, где мы, с кем-м-мы… — Дадзай клюнул головой вниз, но выпрямился, закинув в рот пять из шести таблеток — шестая упала между пальцев на стол — и запив водой, правда, облившись. Огай тяжко вздохнул. — Ну, нормально же. Вернулись вот в полном сотс… составе. — И слава богу, что в полном составе, — Мори хмурился. — Как можно было до такого состояния упиться, Дадзай? Мне напомнить, сколько тебе и всем вам лет, чтобы так пить? — Отс-стань, — Осаму махнул рукой, даже не смотря на отца. — Давай завтра поговорим. — Ну-ну. Если вы оба до завтра доживёте. Вставай. Нет, стой, аккуратнее, — Огай чудом успел подхватить Дадзая под рукой, когда тот чересчур резко встал и начал крениться вперёд. Чем выше ребёнок, тем больнее ему будет падать, а только разбитого лба ему и не хватало! — Тише, не торопись. — А я вот с Тю-юей целовался. Мори невольно остановился, услышав это. Хотелось бы переспросить, но мысль о том, что расспрашивать о чём-то пьяного — полный бред, перебила желание. Мало ли, что с его языка может слететь? — …Давай завтра поговорим об этом, — Огай, раскрыв дверь в комнату детей пошире, сначала хотел поднять Дадзая и закинуть его на его верхний ярус, но подумал, что тот ночью может захотеть в туалет, или попить, или затошнит его, или что-нибудь ещё, и аккуратно развернул в сторону зала, усаживая там на диване. — Ложись. Осаму даже спорить не стал — промямлил что-то вроде «это моя фишка откладывать разговор на завтра», улёгся и, кажется, мгновенно отрубился, благо что не захрапел — рано ещё ему храпеть. Мори сидел в тёмной комнате на краю дивана и молча качал головой, смотря в никуда. Учитывая, что все четверо, судя по их с Рэмбо и Шибусавой чату, пришли в разной степени отсутствия вменяемости, страшно представить, что у них было ещё помимо виски. Ладно. Действительно, они поговорят об этом потом. О вреде алкоголя тоже. И о вреде курения. Запах дыма неплохо впитывается в одежду.