The Godfathers

Chase Holfelder — Animal I do it every time, oh, you killing me now, and I won't be denied by you — the Animal inside of you

Атсуши сначала вытянул одну руку, превращая её в лапу, затем вторую, а затем и подпрыгнул, приземляясь уже на тигриные подушечки — всё по очереди. Он сжал пальцы в кулаки, пошевелив когтями, и гордо, готовясь, подвигал плечами, подтягивая брюки на ремне повыше; всё время приходилось проделывать когтем лишнюю дыру под пряжку, потому что иначе ремень спадал и брюки болтались. Так, всё, соберись! Накаджима встряхнул головой и, посмотрев на свои руки-лапы, подумал ещё и опустился на все четыре, шаркнув когтями по земле (так делали все быки в фильмах, готовясь к атаке!), но, кажется, так неудобно. Так, ладно, он пошутил, ничего не было. Юноша в конце концов выпрямляется, прищурился, смотря прямо на цель, и с негромким гортанным рычанием срывается с места. Его уже научили не двигаться по прямой, если цель не поддаётся тарану, и потому он сразу прыгает вверх, отталкиваясь от стен и, выпустив когти, нападая. Когда его атаку отражает мощная чешуйчатая рука, а сам Атсуши отлетает в сторону, вцепившись когтями в стену, тигр даже не думает сбавлять скорость, нападая с другой стороны. Когда он начинает раздражённо бить хвостом, так и не навредив своей цели, он рычит громче и пытается ударить со всех сторон, но ничего не выходит — его с ног периодически сбивают чешуйчатым хвостом и, как какой-то мяч, отправляют по полу куда-то в угол, а он отскакивает от него, а там всё по новой. Когда он наконец сориентировался вцепиться зубами в твёрдый хвост врага, цель в попытке смахнуть оборотня с себя закачала им во все стороны, закружившись на месте, и вот тут-то Атсуши смекнул, в какой-то момент разжимая челюсти, в секунду собираясь, отталкиваясь от пола и пикируя прямо сверху по красивой кошачьей дуге, вытянув когтистые лапы прямиком цели в голову. …Но слышится треск натянутой и рвущейся ткани, и мальчишка замирает в воздухе, так и не дотянувшись лапами даже до лица напротив. Он прижимает уши и, подёргав лапами во все стороны, оборачивается: он повис футболкой и ремнём на длинном драконьем роге. Шибусава, глядя прямо в глаза, качает головой и вздыхает. — Мне кажется, что-то в твоём плане атаки пошло не так, — мужчина усмехается, задирая кверху когтистую чешуйчатую лапу и одной ею снимая подростка с собственного рога, ставя на землю. Атсуши только футболку на спине оттянул, глядя, сильно ли он порвал. — Но вынужден сказать, прогресс уже достаточно неплох. — Твой рог просто внезапно возник на моём пути, — юноша обиженно фыркнул, наморщив нос, но Тацухико только потрепал мальчишку по голове — на ладонях пластины были куда более гладкими, чем твёрдая и шершавая чешуя. — Но он всегда там был, Атсуши. — Он не входил в мой план. — А должен был, — мужчина опускается на колено, становясь Атсуши лицом к лицу. — Враг не будет думать, что входило в твой план атаки, а что нет. Если уж что-то пошло не так, нужно соображать на месте. — Я пытался, но я до тебя даже не дотянулся! — Не забывай, что помимо передних лап у тебя ещё и задние есть, мальчик мой. Тренировки проходили уже около года. С тех самых пор как четвёрка подростков в глухой ночи вломилась в осаждённое здание Мафии, пробилась сквозь окружение и отыскала собственных родителей, держащих оборону, скрывать от них что-то стало делом бесцельным; да и, в конце концов, должен же был когда-нибудь начаться период, когда наследники должны начать перенимать опыт старшего поколения? К сожалению или счастью, родство с криминалом вкупе со сверхъестественными силами не могут не оставить следа на их жизнях, и старшими было принято решение вместо ограждения юного поколения от происходящего начать активно включать молодёжь в их повседневную жизнь. Ну, как активно… Ни о какой бумажной волоките речи не шло, речь заходила лишь об элементарной обороне и буквальной прокачке собственных способностей. Да, подключение детей к криминальному миру — дело далеко не лёгкое и далеко не безопасное, но и Мори, и Рандо, и Шибусава успокаивали себя тем, что тринадцатилетки без всякой подготовки и на чистой импровизации разбили сотню силовиков вражеской группировки, а это значило лишь то, что тренировки им покажутся цветочками по сравнению с тем, что они прошли. Вот и пускай забавляются на цветочной поляне, нечего в четырнадцать лет делать на поле боя! Грушами же для битья отцы справедливо выделили себя самих: и подростки не будут скованнее, и они сами будут наблюдать за прогрессом. Тем более такой возраст! Силы и энергия прут через край, а так на тренировках хоть умотаются, чем квартиры разносить. Признать честно, юный Накаджима даже не задумывался о том, что если уж он оборотень, то его отец тоже может как-то быть к этому причастным. Когда же он узнал, что его отец не кто иной, как оборотень-дракон, у него весь мир с ног на голову перевернулся. Противостояние тигра и дракона чертовски символично, особенно если дракон — твой собственный отец, что души в тебе не чает; да и то, что Шибусава искусно работал с драгоценными камнями и делал из них прекрасные фонари одним взмахом ладони, вновь обрело нехилый смысл. Чёрт побери, настоящий красный дракон! Атсуши первое время ходил в прострации — хорошей, конечно, — и в первые драки был дико воодушевлён, хоть в полную силу и не был. Тацухико пообещал, что тогда, когда сын впервые победит его, он покажет ему свой настоящий облик, и Накаджима, замотивированный просто донельзя, на какое-то время от этой мысли забыл даже о том, что и сам может превращаться в здорового тигра. Он уже давно так не делал, на самом деле… Не разучился ли обращаться полностью? — Я… — Атсуши, посмотрев на свои мохнатые задние лапы и пошевелив когтистыми пальцами, поджал губы. — Я не смогу по-настоящему ударить тебя. — Брось, Атсуши, — Шибусава улыбается и когтями своих рук стучит по красной чешуе на своих щеках. — На мне ты и царапины не оставишь, а настоящий враг не будет думать, насколько твои не-навреди-намерения. — А ты уверен, что мои силы пригодны только для атаки?.. — Ох. Тацухико качает головой, вставая. Он единственный столкнулся с этой проблемой — на первых порах Атсуши отказывался прикладывать любую физическую силу на живых людях. Если у Рандо-младшего энергия сочилась через край и у земли его достать было практически невозможно, просто потому что он отскакивал от любых поверхностей, повреждая их одним касанием, и если у Мори-младших было вечное противостояние «кто кому больше наставит тумаков и нам без разницы, сколько времени прошло», то Накаджиме было сложно осознанно навредить даже тряпичному манекену. На вопросы о том, как же он тогда включил режим хищного зверя, когда вместе с тремя верными товарищами прорвал оборону вражеской группировки и глазом не моргнул, Атсуши пожимал плечами и говорил про то, что тогда он чувствовал, что сражается для кого-то, а именно для спасения родителей. «Тогда я тебя спасал, — Накаджима неуверенно тыкал пальцем в палец, — а теперь ты предлагаешь тебя бить?..» Он просто не понимал, как можно получить удовольствие от разрушения: зачем портить когтями манекен, когда можно его просто толкнуть? Хотя, казалось бы, тигры как вид животных никогда не славились благосклонностью к своим жертвам и пощады никому не давали. Первое время он просто подходил к кукле, замахивался и… бил совсем слабо — манекен лишь покачивался. Ладно, главным было не отчаиваться, и, когда юный оборотень наконец-то начал использовать клыки и когти на ненастоящих жертвах, преодолев свой внутренний барьер и терзая мягкий пластик один за одним, Шибусава вздохнул с облегчением. Натравить собственного сына на самого себя оказалось одной из самых сложных задач. Не помогало даже закрыть его глаза тёмной повязкой и оставить его ориентироваться на слух и нюх — Атсуши чуял отца издалека и отказывался сражаться. Нет, вернее, не отказывался, но его удары были больше похожи на касание мягкой кошачьей лапкой, не выпустившей даже когти. «Ну посмотри, — Тацухико качал головой, — когда ты злишься и у тебя что-то не получается, ты с лёгкостью можешь оставить вмятину на стене, так почему же ты не можешь сделать того же, когда не злишься? У тебя ведь не увеличивается сила от твоего настроения». Атсуши хмурился и пожимал плечами. Ладно, если бы он так реагировал только на отца, а на остальных людей — как положено, так нет же, на специально обученных силовиков из подчинения Мори-сана он реагировал точно так же! Он мог сбить их с ног подсечкой или обыкновенным тараном, бросившись прямо под ноги, мог выбить из их рук оружие, причём даже схватив его зубами и отшвырнув, но чтобы замахнуться на бронированного человека — ни в жизнь. Накаджима сам говорил, что у него будто кулак дрожит, когда он пытается ударить живого и невиновного, и когти сами собой втягиваются. Шибусава долго думал, как бы заставить сына вернуть свой режим берсерка. Он хорошо развивает скорость и уворачивается от атак, уходя в защиту и просто раскидывание цели, но чтобы выпустить когти — извольте. Пушистый пацифист. То, что он сам — дракон, покрытый железной чешуёй, пришло в голову не сразу. Убедить Атсуши в том, что сквозь чешую он не чувствует абсолютно ничего, потребовало немалых усилий. Шибусава и ладонь, покрытую пластинами, клал на раскалённую конфорку, и вонзал нож в ногу — оружие с металлическим звоном отскакивало в сторону, — и падал с четвёртого этажа на асфальт, после этого поднимаясь и отряхивая лишь одежду, но Накаджима лишь спустя несколько таких прямых доказательств перестал зажмуриваться, открывая глаза лишь тогда, когда отец его окликал. Тацухико прекрасно понимал, что в любое другое развитие событий Атсуши вполне хватило бы его навыков защиты, но, учитывая, что он уже засветился перед врагами в своём полузверином облике, этого просто недостаточно. Юный оборотень должен сам уметь постоять за себя, а не только уходить от конфликта. «Даже если ты будешь рвать и метать, когда кто-то из твоих близких окажется в заложниках или в любой другой опасности, — Шибусава тогда положил Атсуши руку на плечо, когда тот снова не смог совладать с собой и атаковать в полную силу, — можешь ли ты быть уверен, что твоей силы и твоих навыков хватит?» Атсуши долго думал над сказанным. А затем, когда в очередной раз полудракон сподвигнул полутигра атаковать, Тацухико на несколько минут после рывка вперёд потерял подростка из виду. Он уже и затылок в задумчивости почесал, окликнув и повертевшись на месте, не видя оборотня ни в одном углу и ни за одним укрытием, пока не сообразил обернуться за плечо и не увидел Атсуши, вцепившегося зубами в его хвост и всё это время просто-напросто таскающимся за ним по полу следом, не в силах даже несколько чешуек прокусить. Тацухико только неловко рассмеялся, извиняясь, что не заметил, но, видимо, именно это доказало Накаджиме, что отец действительно ничего не чувствует и в полной безопасности. Укус за хвост, как бы иронично не звучало, был отправной точкой. Шибусава нарадоваться не мог тому, как подросток наконец-то продвигается к совершенствованию навыков атаки: «Помни о своём преимуществе, — Накаджима тогда после тренировки вопросительно вскинул бровь, — если не можешь победить, как человек, пользуйся тем, что ты ещё и зверь». «Иногда тигр должен поступать, как тигр» — именно эта фраза часто крутилась в голове подростка и стала своеобразным девизом, когда казалось, что человеческим умом выиграть не получается. Правда, этот девиз работает только тогда, когда ты наполовину хищник; если ты человек, приходится совершенствовать и интеллект в синхронизации со своей силой. Автоматы для пейнтбола отлично подходили для тренировки стрельбы и ориентировки на поле самого стрельбища. Когда вся четвёрка оказалась на площадке в первый раз, лишь Атсуши не надеялся на то, что это будет легко; когда вдалеке прозвучал первый выстрел, Дадзай, успев среагировать, схватил Акутагаву за руку и поставил его перед собой — и отсюда вытекало одно из первых правил, гласящее, что прикрываться братом нельзя. (Рюноскэ потом долго ходил с круглым синяком на животе.) От начавшегося впервые арт-обстрела все четверо бросились врассыпную, и Накахаре повезло больше всех: он окружил себя гравитационным полем, и все шары с краской, приближающиеся к нему, замедляли свой полёт, разворачивались и палили в разные стороны уже от него. Юноша мог едва ли не по открытому пространству гулять, чем он и занимался, но в какой-то момент его схватили за руку, защита спала, а прямо в лоб с небольшого расстояния прилетел снаряд. Кровавое лицо и запачкавшаяся в крови чёлка внушали ужас, если не знать, что это всего лишь красная краска, и после того как Дадзай и Накахара сцепились друг с другом, как два злых пса, ввели ещё два правила: первое — не драться, когда в вас стреляют, и второе — не забирать пейнтбольные винтовки у персонала, пока те не смотрят, и не использовать в своих собственных корыстных целях навроде той, чтобы выстрелить оппоненту прямо в лоб, а потом отхватить самому, потому что оппонент разозлился. Четвёртое правило ввели тогда, когда Акутагава, ликующий от того, что в него ни разу не попали, внезапно увидел, как его любимая чёрная толстовка с драконом на спине ни с того ни с сего сама собой стала окрашиваться во все цвета радуги. Чёрная ткань переливалась, как разводы бензинной лужи под солнечными лучами, и Дадзай уже было открыл рот для похабной радужной шутки, лишь завидев брата в ужасе, как ответивший на звонок отец после вопроса о том, как младший сын защищался от снарядов, предположил, что его способность, то есть Расёмона, просто тошнит от количества поглощённой краски. И действительно — выпущенная взмахом руки из рукава голова дракона, переливающаяся всеми цветами радуги вместо своего перманентного чёрного, рухнула прямо на траву, прежде чем её вырвало разноцветной жижей. Словом, четвёртое правило гласило о том, что краску снарядов есть нельзя. Пятое правило появилось тогда, когда к окончанию тренировки четвёрка троица поняла, что их ряды опустели. Дадзай с синими волосами с одной стороны и жёлтыми с другой, с наполовину от брызг окрашенными ресницами, но счастливый и с винтовкой, которую так и не отдал, посмотрел на Накахару, выкрашенного в красную краску, как в кровавые пятна, на лице, груди и спине, и на Акутагаву в радужной толстовке и со стекающими с рукавов разноцветными каплями и путём несложных вычислений понял, что он да Тюя, да Рюноскэ — это три, а не четыре, а Атсуши он после полудня не видел ни на поле боя, ни в укрытии. Позвонить никак — они сдали телефоны на базе, чтобы не повредить их от выстрелов, после того как Расёмона едва не вырвало на телефон Акутагавы, и на след его никак не выйдешь — выследить по запаху может как раз только тот, кого они и ищут. Пока было время, они быстро пробежались, разделившись, по территории, но нигде оборотня не нашли, и тогда уж пришлось подключать отцов. Ну, как подключать: Шибусава-сан, услышав, что речь идёт про его подростка, даже думать долго не стал и сразу сказал поискать по деревьям. Как в воду глядел, оказывается: Накахара вскоре подозвал остальных двух, стоя под одним из деревьев, и указал вверх — Атсуши, вцепившись в ствол в метрах четырёх от земли, с розовой краской на затылке, с дикими глазами смотрел вниз, виновато прижав уши и попытавшись неловко улыбнуться. В общем, как-то так вышло, что от внезапного чёткого страйка в голову Накаджима испугался и сам не понял, как оказался на такой высоте, но спуститься так и не смог. Акутагава тогда молча вырвал у брата винтовку, направив прямо на товарища, но Накахара со злобным «нет» опустил дуло: «Я сейчас поднимусь и спущу его». Вот только на накахаровское «нет» нашлось «нет» от Дадзая, который с умным видом достал из кармана лазерную указку и направил её на ствол дерева рядом с Атсуши. Оказалось, что кошачьи инстинкты иногда в юноше преобладают, и оборотень так же быстро, как взобрался, так и спустился, не успев понять, как он это сделал. Пятым правилом, словом, было прописано то, что нельзя залазить на высокие объекты во время стрельбища, если не уверен, что можешь оттуда спуститься. Спустя несколько дней сводка правил обновилась: преодолев боязнь высоты и уже с уверенностью забираясь на верхотуру, важно помнить, что ты на тренировочном стрельбище, заменить в котором снаряды с краской на пули — дело времени и возраста, и засыпать в своём укрытии не рекомендуется, потому что коварные камрады могут, подкравшись, выстрелить снарядом прямо по тебе, а спросонья откуда-то падать далеко не комильфо, даже если ты инстинктивно приземляешься на четыре лапы. Сказать про то, что Дадзай хорошо стрелял — не сказать ничего. Ещё тогда, в переломный момент вторжения в оцепление в здании Мафии, Осаму ещё долго выклянчивал у отца свою винтовку, с которой «прошёл и огонь, и воду, честно-честно, она мне уже как родная!», но Мори был непреклонен. Юноша, конечно, весьма толков для своих лет, но что говорить о толковости подростка в использовании оружия? Неровен час, Дадзай направит дуло на брата или начнёт тренироваться в меткости по тарелкам. Да, парня тянуло к огнестрелам, Мори давно это заметил, да и кровь его не пугала ни своя, ни чужая, вот только проблема была в том, что хилые подростковые руки уставали от носки обычного пистолета за несколько минут, не говоря уж об автоматах. Он каждую очередь встряхивал ладонями и хрустел фалангами, отдыхая, когда тренировался в специально отведённых площадках в шумоизолирующих наушниках; когда отец заходил проверить, каковы успехи старшего, он подметил лишь то, что промахов у Дадзая всё меньше и меньше едва не с каждым днём — юноша уже через неделю мог чётко попасть в манекенную голову, искренне радуясь своей меткости, не снимая наушников и потому вздрагивая и роняя винтовку на пол, когда бесшумно появившийся за спиной отец хвалил его. (Приходилось выжидать за дверью, когда Дадзай тихо сам с собой изображал гитару вместо винтовки.) У Осаму просто сверкали глаза, когда он вовсе перестал промахиваться, и Огай бросил переживать за то, что учёба стрельбе как-то навредит сыновьей психике. Гены не променяешь, а о том, что Дадзая не подпускали к оружию раньше, Мори даже немного — совсем чуть-чуть! — жалел. Но стрельба стрельбой, то дела человеческие, а научиться управлять своей способностью, пожирающей ткани пространства, это не просто выучиться чётко стрелять в голову противнику. Акутагава только голову задирал, когда отец показал ему, насколько, чёрт возьми, огромны подвальные помещения Мафии, оборудованные под тренировки; он даже хмыкнул, когда увидел глубокие царапины на стенах — интересно прямо-таки, кто тут занимался до него. Мори, конечно, знал, что сын и без этого неплохо управляется со своей ручной головой дракона, способной сожрать всё подряд, но своей жизнью она жить не должна. В первые дни Рюноскэ даже нравилось бить Расёмоном по ящикам и движущимся манекенам, но это только первые дни — дальше ему наскучило и он начал злиться. Зачем ему одно и то же делать изо дня в день? Да, манекены двигались с разной скоростью, но и на максимальной Расёмон не особо-то и промахивался, а даже если и случалось промазать, он разворачивался и добивал со спины. Когда младший, хмурясь и не в настроении, угрюмо поинтересовался, будет ли он когда-нибудь тренироваться на живых целях или до конца жизни ему остаётся работать переработчиком хлама, Мори предложил подростку в качестве цели самого себя. Рюноскэ, конечно, не сдрейфил, но ни разу по отцу и близко не попал. От такого проигрыша уверенный в себе Акутагава как-то разочаровался в своих силах за пятнадцать минут и больше на движущиеся цели в виде манекенов не жаловался. Видно, ещё есть, куда стремиться; перед манекенами хоть не опозоришься, ни разу по ним не попав… Огай для подростков был противником не по силам, и к его непобедимости добавлялось ещё то, что он знал своих сыновей просто прекрасно — ему хватало одного их взгляда мельком в сторону или движения рукой, чтобы понять, куда те будут стрелять или бить. Манекены для них уже через месяц стали слишком лёгкой целью, даже Дадзай перестал промахиваться по движущимся объектам, от скуки и обыденности тренируясь попадать по ним с закрытыми глазами, со спины или через отражение в зеркале. Расчёт был нетрудным: для них, живых и энергичных, жаждущих жарких боевых действий, чтобы кинуться в них с головой (и, конечно же, потерпеть поражение, потому что опыта ведения настоящих боёв у них не было, но что докажешь упрямому подростку?), идеальными противниками друг для друга были они сами. Придя к этому решению, Мори дальше раздумывать не стал. Когда Акутагава, скучая, сидел в своём привычном тренировочном зале, кивнув на просьбу отца не начинать и подождать, от голоса брата он резко вздёрнул голову, подскочив на месте. Дадзай, увидев младшего, покрепче прижал к себе автомат, сняв его с плеча, будто Рюноскэ сейчас потянется отбирать игрушку, но Мори, подозвав Акутагаву поближе и положив на плечи обоих свои руки, улыбнулся и сказал, чтобы они показали, на что способны: «Стрелять — можно, бегать — можно, можно делать всё, что угодно, но нельзя бить со спины, а я на вас посмотрю». Мальчишки смотрели с удивлением, не ожидав такого, и пришлось даже слегка подтолкнуть обоих в спину, чтобы они наконец сдвинулись с места. Конечно, можно наконец-то накостылять этому дураку и не быть отчитанным за то, что над братом издеваться нельзя! Причём эта фраза относилась к двум сторонам сразу, и неважно, кто был зачинщиком конфликта: дома им хватало обозвать друг друга придурком или съесть чужое мороженое. Мори часто приходилось разговаривать с Дадзаем насчёт того, что ставить самодельные растяжки или вёдра с водой на дверь, чтобы позлить брата, не стоит, да и с Акутагавой он разговаривал точно по такому же принципу — нельзя способностью портить братскую одежду или оставлять колото-режущие предметы или верёвки с петлями в его поле зрения, чтобы сподвигнуть братца на излюбленное самоубийство, да только что толку? Посидят по разным углам, как озлобленные волчата, пару дней, а потом всё начнётся сначала — днём они дружат, а вечером снова катаются по полу в желании вырвать друг другу клок волос. В общем-то вывод напрашивался сам собой: то, что порицалось отцом дома, было разрешено здесь им же, и, быть может, это сократило бы их внутренних демонов на момент пребывания в родных стенах. Эффект неожиданности и дозволений послужил спусковым крючком; по итогу Огаю, наблюдающему, с каким остервенением и с какой неиссякаемой энергией мальчишки скакали по огромному залу, стараясь попасть друг в друга, приходилось несколько раз ловить летящих в него то Дадзая, оттолкнутого вовремя не аннулированным Расёмоном, то Рюноскэ, отброшенного взрывной волной от пули в щит из способности, и все разы, когда отец их ловил и ставил на ноги, оба спешно бросали «спасибо!» и убегали обратно. Ну, или не «спасибо», пару раз случалось «о, пап, привет». В желании официально наподдать друг другу и не быть за это наказанными и разнятыми они даже забывали, что родитель и босс японской Коза-Ностры по совместительству следит за тем, как из домашних и вполне обыкновенных детей подростки постепенно матереют — пока только психологически, конечно — и превращаются в кого-то, кем является их отец. Правда, в один прекрасный момент к отлучившемуся Мори спешно прибежал старший без винтовки, беспокойно утягивая за собой, и повод тревоге был: Рюноскэ, сидя на полу и не понимая, что происходит, в буквальном смысле дымился, стягивая с себя толстовку и оставаясь в одной футболке. «Я не знаю, от меня просто пошёл дым, я ничего не делал», — Рюноскэ хрипло покачал головой. «Я тоже не делал ничего, — Осаму клятвенно закивал. — Что я мог сделать? У меня нет спичек, чтобы поджечь его за то, что его способность сожрала моё оружие. Я предупреждал его!» Вот где-то здесь Огай с ужасом осознал, в чём проблема, и, покосившись на проявляющуюся из чёрной толстовки драконью голову на длинном и рваном дымящемся змеином теле, ему пришлось мгновенно выпустить Элис — именно она, его способность, приняла на себя разящую очередь автоматного магазина, стоило Расёмону раскрыть пасть. Оба парня тут же бросились по укрытиям врассыпную, пока способность младшего от работающей очереди мотало из стороны в сторону — дымились в нём сожранные пули, а от выхваченного из рук старшего автомата его затошнило вновь, вот только это было уже не так забавно, как с поглощённой краской. Дадзай только и успел спрятаться за колонной, стоило пуле отрикошетить от неё прямо в пол. Весь потолок и все стены остались изрешечёнными от неконтролируемых выстрелов, но только стоило драконьей голове наконец замереть, издавая из пасти звуки пустой перезарядки — второй магазин-то Расёмон не сожрал, — Мори ударил. Акутагаве, видевшему, как от всего одной атаки отца его собственная способность рухнула наземь, выплёвывая полупереваренное оружие и наконец-то успокаиваясь, его решение принять недавний отцовский вызов показалось таким ужасно глупым… Огай только руки в перчатках отряхнул, глядя, как подростки выскакивают из укрытий — они целы, и значит, ничего из ряда вон выходящего не случилось. Мало ли, что ещё будет в будущем? «Дадзай-кун, послушай меня, — старший его, конечно, слышал, но всё его внимание было поглощено полурасплавившимся оружием на полу, — в следующий раз не забывай даже в запале, что благодаря своей силе ты можешь в одно касание аннулировать чужую, и держи, пожалуйста, впредь любое оружие крепче, — старший покивал для приличия, попробовав пнуть полужидкую лужу из автомата, но та лишь размазалась чёрной жижей, — и Рюноскэ, мальчик мой, — младший был гораздо более хмур, Мори лишь со вздохом погладил его по голове, — смысл тренировок и заключается в том, чтобы ты контролировал свою способность, а не позволял ей делать всё, чего она захочет сама. Пробуй отражать, не поглощать, хорошо?» То, что мальчишки схватывают на лету — это хорошо, но им всего четырнадцать. На что способен мозг ребёнка в четырнадцать? Только броситься в драку без продуманного плана и строить из себя крутого бойца, пока не случится что-то, из-за чего придётся звать папу. Дать сожрать братской способности свой автомат — всего лишь шутка, а когда эту самую полуживую способность со своим разумом начинает тошнить от количества сожранного всем, что она поглотила до этого — вот это уже не шутки. Думать наперёд тоже нужно, не только очертя голову бросаться в пекло. Хорошо, что впереди ещё много времени. Но думать, когда твоя способность ограничена и подчиняется почти полностью — одно, а пытаться кого-то заставить пораскинуть мозгами, когда твоя собственная сила тебе самая настоящая и атакующая, и защищающая оболочка — другое. Силы Артюра и Тюи были пятьдесят на пятьдесят похожими и пятьдесят на пятьдесят различными: способность Рэмбо в истоках своих была заложена на крепкую защиту и себя, и какой-либо области вокруг, и людей в ней, а вот способность Тюи была больше направлена на нападение и разрушение без оглядки на то, что ему тоже могут навредить. Единственный, из-за кого планы подростка могли пойти не так, тренировался сейчас под присмотром своего отца вместе с братом в другом зале, и потому угрозы извне никакой не было: первое время тренировок Тюя чувствовал себя воодушевлённее других. Конечно, ему наконец-то можно использовать свою силу на полную катушку, а его никто не осудит за это! Нет, Накахара понимал, конечно же, что может случиться, если он со всей силы вдарит по любой поверхности, но наконец-то он может не сдерживаться! Вот только он не учёл того, что после буквально нескольких дней его разноса любого тренировочного оборудования в пух и прах отец не поспешит заполнять новым оборудованием зал вновь, а на логичный вопрос, чем Тюе заниматься, если атаковать, окромя потолка с полом и стен, нечего, ответит: «Меня». Мальчишка только и успел удивлённо рыжую бровь вскинуть, как вдруг пришлось отскочить — Рандо лишь пальцами щёлкнул, а уже добрые несколько метров по периметру осветились ровным жёлтым кубом, заключая его в самое сердце, а юношу отталкивая в сторону. Признать честно, Накахара ещё не видел настолько… большого радиуса действия отцовской силы, и потому сначала, оглядев масштаб защитного поля, с опаской кинул в золотой куб первое, что нащупал в кармане своей зелёной олимпийки — монетку, а затем, наблюдая, как та со звоном отскочила, будто столкнувшись со стеной, осторожно прикоснулся к ней рукой. Нет, ничего, отцовская сила действительно ощущается, как физическая преграда, по которой сколько ни колоти — не сломается; Накахара правда попробовал по ней стукнуть с разной силой несколько раз, но ничего не вышло. Ни единой трещинки! Рандо тогда подошёл с той стороны, и юноша, даже пребывая в некотором восторге, вполне отчётливо услышал, будто отец не был разделён с ним его силой, что Тюя должен попробовать пробить защитное поле. — Я не наврежу тебе? — ты навредишь полю, — Артюр, поплотнее укутавшись в шарф, постучал костяшкой пальца по золотой стенке, — не мне. — Понял, — Накахара хитро ухмыльнулся, похрустев кулаками и шеей, разминаясь и отходя на несколько шагов назад. — Это будет легко, будь уверен! Ты только отойди подальше, чтобы тебя не задело. Мальчишка, чувствуя спиной противоположную бетонную стену, повёл плечами и, оттолкнувшись ногами от пола, разогнался. Кулак, объятый красным пламенем гравитации, с силой впечатался прямо в куб под громкий рявк «Отойди!», и от удара алое свечение волнами разошлось вкруговую. Золотой куб даже не шелохнулся, как и Рандо со скрещенными на груди руками прямо за стенкой, а вот Тюю нехило отшвырнуло назад, припечатав к стене и оставив вмятину с трещинами от удара спиной. Мальчишка сполз на пол, потирая затылок, и, медленно приподняв голову и глядя вперёд, тут же вскочил, подбегая к силовому полю и с возмущением ощупывая стенку. Как? Ни одной чёртовой трещины! Ни вмятинки! Куб идеально ровный! Это… Это вообще как такое возможно? Это нарушает все доступные законы физики! Тюя даже с какой-то обречённостью в глазах глянул на отца снизу вверх, не понимая, что пошло не так, и Рандо со вздохом опустился на колено. — не будь настолько самоуверен, дорогой, — рыжий насупился, убрав руки в карманы и глядя в сторону. — твоей силе подвластно многое, но многое — не есть всё. — Это всё из-за того, что ты сильнее и старше, — он пробурчал что-то под нос, глядя на свои ноги, не сразу поняв, что рука отца коснулась его плеча уже после того, как куб исчез, растворившись в воздухе. — я сильнее не потому, что старше, — голос Рандо был слегка хриплым, но по-прежнему спокойным. — я сильнее потому, что в своей практике не мог не совершенствоваться. думаешь, всего лишь одна тактика, как, к примеру, твоё «круши и ломай», поможет справиться тебе со всем, что встретится на твоём пути? — Ещё ни разу не подводила, — Тюя по-прежнему бубнит, отопнув ногой камушек рядом. — а сейчас? Юноша только больше поджал губы и промолчал. — посмотри на меня, дорогой, — Артюр вздохнул, качая головой и складывая свою руку с плеча сына на своё колено, молча дожидаясь, пока Накахара наконец-то глянет на него исподлобья и мгновенно погрустнеет. — просто считай, что сегодняшнее было простым доказательством того, что не всё поддаётся разрушению от твоей силы. просто помни, что о том, куда ты будешь бить, тоже необходимо думать. — Ты про то, что у тебя где-то есть слабое место? — конечно, — от лёгкой улыбки Рандо Тюя как-то посветлел тоже. — я прекрасно понимаю, что ты привык считать, что твоя цель разлетится на мелкие осколки, куда бы ты ни ударил, но, если на твоём пути тебе попадётся кто-то навроде меня, бездумно атаковать с разных сторон не поможет. — Но я ведь могу его вымотать, если буду так делать. — тоже верно, — Артюр понимающе кивает, — но ты снова прослушал то, что я тебе сказал. не всякая сила зависит от сил своего создателя напрямую. ты можешь вымотать кого-то, чья сила будет схожа с твоей или с силой Осаму, Рюноскэ, Атсуши, но ведь от твоих ударов по моей защите я не становлюсь слабее. — Но я ведь могу ослабить твою защиту, если буду постоянно бить. Целостность всё равно будет теряться с каждым ударом, разве нет? — твоя правда. а если способность противника отражает твои атаки с той же силой, с которой ты бьёшь? Накахара хотел ответить, но снова нахмурился, думая. Видимо, на такую вариацию врага он ещё не рассчитывал. Это неудивительно: он ещё настолько неопытен, насколько может быть неопытен новобранец, впервые ступивший на поле боя с автоматом наперевес. — вот видишь, — Рэмбо после небольшой паузы, взглянув в синие глаза, встал, потрепав рукой в перчатке по рыжей голове. — стоило мне предложить варианты исхода событий, ты стал предлагать варианты решения. ты задумался. — Так нельзя! — Накахара вдруг раздражённо топнул ногой, сжав руки в кулаки, и тут уже настала очередь Рандо удивлённо вскидывать брови. Что его разозлило? — Пока я буду думать, враг по мне уже успеет ударить раз десять! — ты говоришь разумные вещи, но ты не видишь всей картины в целом, мой маленький солдат, — Рэмбо даже усмехнулся. — без обдуманной тактики никто не нападает, раскрывая своё местоположение, а если и приходится менять решения по ходу, то никто не замирает на месте. это называется стратегией. При упоминании стратегии в голову ударили компьютерные игры. Ну, вернее, игры с плойки. Если Тюе в последние несколько лет были больше по душе какие-нибудь мясорубки вроде Дума, то тот же Дадзай, устав в какой-то момент от братских Тёмных Душ и Кроворождённого, нашёл себя в старых классических стратегиях — на самом сложном уровне он щёлкал их, как орешки, а ведь такие однообразные! Накахара понять не мог, в чём их фишка, учитывая, что все Герои — одно и то же из серии в серию… да и в принципе все стратегические игры. Кто вообще знает, что в головах у этих людей творится, которые целыми днями над одной миссией корпеют? Жуть. То ли дело Атсуши с его энимал кроссингом — сразу видно, человек безобиден. Ну да, он умеет общаться с енотами и собаками, но это нестрашно. — Стратегией занимается Дадзай, не я, — Тюя фыркнул, скрестив руки на груди. — и это хорошо, если вы будете работать в паре. а если ты окажешься один? Тут уже ничего поперёк не скажешь. Накахара вздохнул и промолчал. — запомни только одно правило: никогда не лезь наобум, — Рандо погладил сына по рыжим волосам, и тот приподнял голову, выглядя разочарованным в своей способности. — когда нет силы, нужен ум. я знаю, что ты очень силён, и я ни капли в этом не сомневаюсь, — брови Тюи стали забавным домиком, когда он это услышал, и золотой куб по щелчку пальцев вновь объял отца. — так не позволяй же другим сомневаться тоже. Накахара посмотрел на свои руки. Он ещё раз, но уже менее уверенно стукнул по стенке, кивнул каким-то своим мыслям и отошёл. Возможно, Артюр прав. Иногда атаки нужно обдумывать, а бить бездумно — самое последнее, что он может предпринять. Тренировки протекали резво в первой половине дня — где-то после школы — и чуть подутихали к вечеру, когда Тюя, измотанный нулём эффекта, начинал искать лазейки. Он старался не выкидывать из головы то, что у каждого есть своё слабое место, и, разгоняясь, бил в самые разные места: и в рёбра куба, и в потолок, и чётко по линии одной стороны. С одной стороны, да, занятие малополезное в плане результата, потому что его как такового почти не было; с другой — Накахара постепенно учился контролировать свои силы, чтобы от собственной взрывной волны его не отбрасывало, как какую-то тряпку. Порой Тюя в раздумьях ходил прямо по потолку куба, топая и постукивая пятками кроссовок по углам и поверхности, прощупывая область, порой также ровно и вертикально, не сбавляя шаги, уходил на потолок тренировочного зала или с куба на пол, в силах поперёк законам физики сесть на стене или вниз к отцу головой и подумать, что он делает не так. Где-то должно быть слабое место, где-то должно быть… Рэмбо так однажды чуть не потерял ребёнка, вертя головой по сторонам и не видя подростка в упор, а потом, чисто случайно задрав голову, увидел его сидящим по-турецки прямо на потолке и дремлющим. Тренировка его вымотала, и пришлось по кубам, как по лестнице, взойти наверх, чтобы растормошить: «ты хорошо постарался сегодня. пора домой». Правда, у таких тренировок с кем-то, кто был равен с ним по способности, а именно с Рандо, были и свои особенности с изнанки: первое время Рэмбо пытался сидеть на полу, но бетонный пол был ужасно холодным, и Тюя, подмечая это, в какой-то момент перед самым началом притащил отцу подушку, чтобы сидел он уже на ней, а потом и вовсе нашёл где-то самое настоящее кресло, аннулировав его вес и принеся с собой над головой, как какую-то коробку, чтобы Артюру было комфортнее. В конце концов, так и Накахаре спокойнее, и Рэмбо лучше. Но, из-за того что Рандо не мог долгое время уйти за пределы зала, приходилось делать перерывы на обед, и в обеденном зале в одно и то же время по договорённости собирались все: и два оборотня, выглядящих среди остальных людей довольно чудно, и потрёпанные и злобные друг на друга Мори-младшие вместе с Мори-старшим (иногда зол был только один, а другой ликовал), и сам он, уставший Тюя и голодный Рандо. Дети отвлекались быстро, отходя от изнуряющей работы и уже через полчаса задорно щебеча в своей стайке у стойки подле окна, а вот взрослые выглядели куда хуже: у Шибусавы-сана почти вся одежда из-за частых превращений стала рваной на штанинах и рукавах, у Мори-сана стали ещё более тёмными тени под глазами, Рандо знобило, но крепкий кофе неизменно помогал всем троим. В конце концов, когда они уверены в том, что их наследники могут постоять за себя, усталость, конечно, рукой не снимает, но зато она чувствуется оправданной. Как бы то ни было, а чем бы дитя не тешилось… Выспаться и отдохнуть всегда можно, а вызубрить поведение своей способности и научиться рассчитывать свои шаги наперёд за день не получится. В способностях порой таятся такие страшные секреты, что порой их лучше не раскрывать. Но форс-мажоры всегда случаются некстати. Мощный взрыв сотряс всё здание с фундамента, и братьев на секунды подбросило кверху, вырывая из пыла противостояния и грубо после бросая на пол. Отец на ногах устоял, за мгновение изменив лицо со спокойного на крайне взволнованное, зато ходуном, будто от шагов гигантского чудовища из Мглы, ходили стены. Рюноскэ в страхе оглянулся, пока Дадзай вставал с пола и многозначительно перевёл взгляд с потолка на пол — что-то произошло под ними и происходило прямо сейчас. — Что-то я не помню, чтобы внизу был склад взрывчатки, — Осаму поставил ружьё прикладом на пол; Акутагава в содрогающихся стенах чувствовал себя не по себе. — Кто-то явно выбрал шкатулку с кузнечиком. — Какой, к чёрту, кузнечик? — Ц-ц-ц, классики не знать… Договорить Дадзай не успел. Мори, подойдя поближе и глядя то наверх, то вниз, шикнул, чтобы мальчишки замолкли, и прислушался к чему-то. Стены встряхнуло ещё разок; Огай нервно сглотнул, нахмурившись, и быстрыми шагами тут же направился к тяжёлой железной двери, ведущей из тренировочного зала вон в коридоры, одним жестом руки приказывая сыновьям оставаться на месте. Дверь хлопнула, закрывшись, и совсем скоро растворились в глухом шуме его шаги; Дадзай и Акутагава молча переглянулись между собой, глянув вслед отцу и тут же следуя прямо за ним. Коридор серый, холодный, но стены гладкие, освещение белое и ровное, нога об ногу не запнёшься. Лестничный проём в его конце вёл в обе стороны: наверх — в офисы основного здания, вниз… А что внизу? Тренировочный зал номер три? Гулкие удары раздавались именно оттуда, и оба остановились в дверном проёме у ступеней, с опаской глядя вниз. Удивительно, но они даже не сразу заметили Атсуши, сидящего на ступенях сверху и напуганного внезапной встряской фундамента точно так же, как и они. Он неловко помахал им рукой, приблизившись, спустившись из своего зала и, видимо, точно так же, как Мори-младшие, проводив своего отца, и теперь уже три пары глаз смотрели вниз, раздумывая, стоит ли им спускаться или- Да что за вопросы? Конечно стоит. Накаджима не до конца был уверен в правильности решения, но Осаму бодро побежал вниз первым, закинув винтовку на плечо, а Акутагава, выпустив из толстовки на спине чёрные драконьи лапы, последовал со скептичным взглядом за ним, не касаясь ногами земли. Ну уж нет, одному совсем жутко! Атсуши поспешил следом, проронив заикающееся «П-подождите меня!», и, когда он едва не столкнулся со спинами товарищей, перед ними предстал точно такой же коридор, ведущий в точно такую же железную и тяжёлую дверь. Не отличалось ровным счётом ничего, вот только шум ударов раздавался ещё громче, словно тот, кто его издаёт, прямо там, за стеной… Никто и глазом моргнуть не успел, как с гулким скрежетом с петель слетела эта самая дверь, словно ничего не весила, и стремительно полетела прямо в мальчишек, благо что все трое успели среагировать и ровно распределились по двум стенам и по потолку, с ужасом глядя в образовавшийся проход — за ним вихрем летали обломки стен и колонн, врезаясь во все поверхности, и никого не было видно. — Я не специалист, — Акутагава, свесившись сверху и держась когтями Расёмона за верх, откашлялся в кулак, — но это выглядит как что-то, что не должно происходить. — И это что-то мне не особо нравится, — у Накаджимы голос дрогнул, стоило взглянуть на впечатавшуюся в противоположную стену отлетевшую дверь — чёрт возьми, даже его отец при ударе просто её погнёт! — Может, ещё не поздно… — Нужно проверить, — вердикт Дадзая был так же быстр, как и то, как он сорвался с места и побежал прямо к образовавшемуся дверному проходу без двери. Атсуши, глядя Осаму в спину, только больше вздыбился, Рюноскэ же закатил глаза, спускаясь с потолка на ноги. — У меня даже нет вопросов о том, кто из нас быстрее откинется от какой-нибудь нелепой херни в жизни, — Акутагава уходит вперёд, и Атсуши в оцепенении спустя секунду обвивает Расёмон, утягивая за собой даже через выпущенные в стену коридора когти. Все трое остановились лишь тогда, когда ветер задул в лицо так, что невозможно держать открытыми глаза. Смотрел вверх только Осаму, замерший и прикрывающий глаза ладонью: тренировочный зал, наполовину разнесённый в клочья, был объят алым свечением, исходящим от… А эта летящая в них чёрная сфера не выглядит желающей поздороваться. У троицы хватило мозгов броситься врассыпную снова, скрываясь за остатками укрытий и не дожидаясь, пока чернота достигнет их местоположения и оставит в полу дыру; Дадзай даже присвистнул. — Я же сказал оставаться на месте! — злой окрик раздался сквозь шум, и все трое мгновенно повернули на него головы. Атсуши как-то сразу сник, виновато щурясь, Акутагава отвёл взгляд в сторону, Дадзай даже не подумал смотреть на голос. — Бегите отсюда живо! Разгневанным Огай бывает крайне редко, но сейчас его голос звучал именно так, будто вечером кое-кому достанется по самое отключение вай-фая. Он стоял ближе к середине зала, и у его ног на локтях лежал перепуганный Рандо-сан без своей шляпы, с ужасом глядящий вверх, и Акутагава машинально глянул бы на то, куда смотрел отец Тюи, но мимо всех троих пролетело что-то большое и белое, впечатавшись в стену и съехав на пол аккурат подле Атсуши. — Папа? — у Накаджимы от неожиданности голос сел, пока Шибусава, отброшенный чьим-то ударом, растёр чешуйчатой лапой ушибленный затылок, и в глаза сразу даже не бросилось то, что его рог был наполовину отломан. Рог дракона! — Пап! — И что ты здесь… — Тацухико встряхнул головой, но, как только его взгляд упал и на двух других детей, он нахмурился ещё больше. — Что вы здесь все делаете, молодые люди? Вам же сказали оставаться на месте. — Что случилось, Шибусава-сан? — Дадзай повернулся к полуразрушенному укрытию спиной. — И… где Тюя-кун? За их спинами что-то снова взорвалось, и одна из колонн рядом с ними начала крениться. У Тацухико была всего секунда, чтобы кинуться вперёд и накрыть собой Мори-младших — Атсуши отскочил в сторону, а обломок рушащейся колонны переломился надвое о спинные шипы сквозь белую одежду. Мальчишки лежали на полу, зажмурившись, Дадзай только крепче сжал руками свою винтовку, и сквозь каменную пыль, постепенно развеивающуюся ветром, алое свечение у раздробленного потолка охватывало маленькую человеческую фигуру, зависшую в воздухе и сгорбленную, словно в человеке сейчас преобладало далеко не человеческое — звериное. Рэмбо просто не мог ожидать, что в какой-то момент пол под ним содрогнётся, а крепкая защита золотого куба разлетится на осколки, как хрупкий хрусталь, от самого настоящего взрыва. Внезапная волна, отшвырнув, повалила наземь, ударяясь в стены и сотрясая всё здание, на мгновение погружая в невесомость и лопая все лампы. Тюя, этот маленький рыжий боец, похожий на луч солнца, светился чёрными и алыми всполохами, концентрируя в руках тёмные сферы; Артюр попытался окликнуть, не понимая, что случилось, но сфера с бешеной скоростью была выпущена прямо в него, и он только и успел отскочить, прежде чем ударной волной быть отшвырнутым вновь. Казалось, юноша в один миг стал сверхтяжёлым, медленно опустившись на пол, и от его шагов оставались вмятины в полу. Рэмбо встал на ноги, чувствуя даже со своего расстояния, какая от Тюи исходит разрушительная и убивающая энергия, и, когда его сын медленно поднял руку и стукнул кулаком в колонну, она тут же подкосилась, начав стремительно падать. То, что с первого взгляда показалось кровью на коже, оказалось светящимися змеями, оплетающими всё тело. После очередного оклика отца Накахара остановился, медленно склонив голову к плечу, и, кажется, на мгновение пришёл в себя, посмотрев на свои ладони. А затем — снова на отца, когда тот с бешено колотящимся сердцем попробовал подойти ближе. Нет, всё же сквозь внезапно появившиеся метки на коже виднелась кровь, стекающая со рта и с губ. Рандо просто предположить не мог, откуда ей взяться, если никогда прежде такого не случалось! О всевышний… В его полностью побелевших глазах не было зрачков. Когда защита Артюра после одного удара кулаком взбесившегося подростка разлетелась вдребезги, а его самого отбросило, пока он пытался докричаться до сына, в полуразрушенный зал вбежали Тацухико и Огай, еле успевая увернуться от летящего в них куска стены. Мори, пользуясь передышкой атакующего, вызвал было Элис, но при попытке сдержать натиск способность доктора с третьего удара просто распалась на две части, растворяясь в воздухе, и тогда уже Шибусава принял решение поймать и сдержать. Ну, хотя бы попытаться. Способность Тюи дала сильный сбой, активировав вторую фазу, ни разу до этого никем не тронутую. Видимо, всплеск адреналина в крови позволил ему войти в режим берсерка, без единой мысли крушащего всё и вся на своём пути, и низвергая любую вещь до праха, и в обратную пропорциональность огромной силе с печальной быстротой травмируя тело хозяина. Подросток просто не мог выдержать такой нагрузки на организм. Дадзай отсюда видел, как Тюя кровоточил из носа и рта, держа в руке отломанную половину рога, и Тюя тоже видел его. Нельзя было позволять Тюе себя видеть. Шибусава в один рывок, уходя в сторону, отбросил обоих мальчишек прямо в руки Мори, когда тот скрылся за укрытием, и именно в этот момент Накахара стрелой врезался в то место, где были Акутагава и Дадзай, прикрытые оборотнем-драконом. Он тяжело дышал, но безумно улыбался, встряхнув головой и вставая на ноги. Тацухико отвлекал внимание на себя, не в силах даже на секунду его сдержать, пока Рэмбо, оклемавшись, был готов создать защитное поле с новой силой. В стороне оставался лишь Атсуши. — Атсуши-кун, сюда! — Мори окликнул младшего оборотня, призывая поторопиться, но Накаджима, глядя то на спасительный ореол, то на отца, кое-как успевающего избегать атаки Тюи-берсерка, отрицательно покачал головой. — Атсуши-кун! Когда Тацухико был так резко схвачен за хвост одной маленькой рукой и, раскрученный, отшвырнут прямо в пол спиной, от атаки прямо по груди его спасло то, что Атсуши, перепуганный и взъерошенный, бросился на Тюю и сбил его с траектории, быстрее отскакивая сам и часто-часто дыша, не зная, что теперь делать. Кровь ударила в голову, стоило увидеть, как Накахара на него посмотрел, и прямо над головой пронеслась тёмная сфера вместе с кулаком — тигр просто успел пригнуться, заскрежетав когтями по полу и отпрыгивая прочь. Семейка оборотней пользовалась своей силой и быстротой, чтобы отвлекать Тюю со сбоем в способности на себя и дать время остальным. В стену золотого куба то и дело бились обломки камней и арматуры, сверкали током на потолке выбитые лампы. Стрелять нельзя — любая пуля будет обращена против стрелка. Бить нельзя — больнее будет парирование. Тацухико сильно приложило головой — это падение можно было сравнить с падением этажа с двенадцатого. Он ещё толком даже не встал, когда прямо через него перепрыгнул убегающий Атсуши, а за ним в один большой прыжок с противоположной стены проскользил по воздуху Тюя; и тигр оттолкнулся бы от стены, перелетая через голову атакующего в обратную сторону, если бы стена не оказалась пробитой ударом ранее и он не провалился бы лапами в кирпичную кладку. На мгновение Атсуши уже представил, как его лицо ломается на куски, но… Шипы Расёмона пронеслись мимо, сбивая берсерка и за одежду прибивая его к стене, позволяя тигру уйти. Золотой куб был сосредоточен всей силой лишь на одной стороне, чтобы избежать слома из-за одного удара, и Акутагава смог проскользнуть в щель — одна из сторона неплотно прилегала к стене, где обосновался защитный ореол. Понятное дело, что простые шипы Тюю просто так остановить не могли, и он избавился от них, как от каких-то иголок. Зато тигр успел высвободиться, убежав в другой конец. И вдруг от сказанного Дадзаем у Мори по спине пробежал холод. — Бросьте меня в него! — выкрикнул он, краем глаза видя, как Тюя увлечён погоней то за оборотнем-тигром, то за оборотнем-драконом, то хватая одного, то будучи схваченным другим. Рандо, измученный и не слышащий ничего вокруг, следящий лишь за тем, как способность сына сама его убивает, очухался как раз после услышанного. Мори смотрел на подростка с непониманием и ужасом. — Это ведь всё ещё действие его силы. Я смогу аннулировать! — Это опасно. Ни в коем случае. — Да ладно? — Осаму прищурился, скрестив руки на груди — винтовка лежала на полу. — А то, что сейчас из-за него рухнет полздания, не опасно? Я не врач, конечно, но, по-моему, он немножко сам себе вредит. — Мы навредим сотням другим, если с нами он расправится здесь и сейчас, — Огай хмурился. — Шибусава-сан и Атсуши-кун постепенно вымотают его. — А если нет? — Дадзай смотрел отцу прямо в глаза; мимо золотой стенки пролетел Тацухико, и следом на Тюю бросился Накаджима, тут же с протяжным грустным воем отброшенный назад. — Он вымотает нас? — Ты не понимаешь, о чём говоришь, — Огай растёр переносицу пальцами. — Если ничего не получится, ему ничего не стоит убить тебя. — Ну да, а так он убьёт всех нас, всех сверху и затем себя! Ну, или себя он убьёт чуть раньше, смотря сколько крови потерял. Мори прекрасно всё понимал. По его расчётам организм Тюи должен был измотаться уже скоро, и после его обморока должен был самоликвидироваться и режим берсерка. Привлекать больше своих людей — получить больше смертей. Ну, или когда он наконец опустится на землю, ему можно вколоть успокоительного — это на крайний случай. Дадзай со своим предложением всё к чертям порушил: жертвовать им ради кого-то другого? Взгляды всех четверых — Дадзая, Рэмбо и Мори за стенкой и Акутагавы чуть поодаль, у края — пересеклись в одном месте в один момент, отвлекая всех от любых мыслей: Тюя, тяжёлыми шагами прошедший мимо, откашлялся кровью, прежде чем среагировать на вставшего из развалин колонны Атсуши. Артюру показалось, что он задыхается. — он… умирает, — его низкий и хриплый голос раздался единственным звуком в воцарившейся на мгновение тишине, и звук этот был похож на битое стекло. Мори тяжко вздохнул, посмотрев на Дадзая, на Акутагаву и подойдя к Рандо, положив руку на его плечо. Рэмбо дрогнул под тяжёлой ладонью. — Сними защиту. Мы попробуем кое-что, — Артюр с испугом поглядел на босса, и его нижнее веко дёрнулось. Огай же в это время оглянулся на Рюноскэ, встретившись с его серыми глазами: — Помнишь, что я говорил про то, чтобы ты отражал атаки? — мальчишка хмуро кивнул, резко отвлёкшись на то, как мимо пролетела тёмная сфера, оставляя после себя в полу ещё одну выбоину. — Забудь про это. План Мори был до боли прост, но рассчитан точно по секундам — был только шанс. Тюя замер в воздухе, так и не швырнув в оборотня-дракона поднятый над головой камень, услышав брошенное ему в спину: «Эй, гляди сюда!» Рюноскэ стоял на обломках колонны, взмахом руки привлекая к себе внимание и даже не думая сдвигаться с места, и, когда Накахара своим разумом зверя ожидаемо среагировал на него, концентрируя в руках чёрную дыру и швыряя прямиком в бывшего товарища, голова дракона мгновенно выбросилась вперёд, как атакующая змея, и в одну секунду поглотила. Даже берсерк удивился столь внезапному появлению головы Расёмона, наблюдая за тем, как та медленно поднимается, и, когда пасть раскрылась вновь, из неё стремительно полетела поглощённая сфера, сталкиваясь с хозяином и отшвыривая его в стену. Акутагава только усмехнулся, глядя, как дымится Расёмон изнутри, и тут же над его головой по мелким золотым кубам в воздухе, появляющимся один за одним, проскакал тигр, на спине которого сидел Дадзай. Пока оглушённый собственной атакой Тюя приходил в себя, Накаджима уже из последних сил резко затормозил, скользя по последнему из кубов и выбрасывая юношу вперёд, сам соскальзывая вниз и уже даже не пытаясь приземлиться на лапы, благо что Тацухико среагировал вовремя и поймал прямо в руки. Мори обеспокоенно следил за происходящим, высчитывая секунды; Дадзай думал было, что не долетит и упадёт, но чёрная лента Расёмона оказалась под ногами. Фух. Полёт нормальный, ноги никто не сломал. Правда, ему сейчас сломают руку, потому что Накахара оклемался и схватил его за руку своей. По его лицу стекали струйки крови, они же сочились изо рта и из носа, а зрачки были настолько мелкими, что издалека их даже не увидишь — глаза кажутся абсолютно белыми. Склеры покрасневшие, оскал злобный. Тюя уже готов сжать пальцы, ломая хрупкие кости предплечья, но… — Да хватит тебе, — на отдалённо знакомый голос Накахара реагирует удивлённым выражением своего дикого лица. — Отдохни. От голубой вспышки пропадает и режим берсерка, и чёрная лента из-под ног, отправляя обоих в полёт до раскуроченного пола. Видать, ногам быть сломанными у обоих. В руки подоспевшего Мори падает Дадзай, в руки измотанного Рэмбо — Тюя. Воцарилась абсолютная тишина, только камушки с полуразрушенного потолка с тихим хрустом падают вниз. Слышно, как тяжело дышат абсолютно все, но Рандо затаил дыхание, прислушиваясь, дышит ли сын. Акутагава, дыша с хрипами, медленно подошёл ближе, когда Осаму встал на ноги и деловито отряхнулся, Атсуши и Тацухико-сан сидели спиной к спине, протянув свои звериные конечности и выглядя настолько потрёпанными, насколько могут выглядеть такими люди с регенерацией, Мори сел у стенки, мысленно прикидывая, обрушится ли на них потолок или этот зал ещё можно отремонтировать. Рэмбо сидел на коленях, вытирая пальцами перчатки кровь с бледного лица юноши, и пристально глядел в глаза, ожидая, откроет ли он их. По закону подлости все отвлеклись именно тогда, когда Накахара, приоткрыв глаза и не поняв, что произошло, прямо с рук отца вскочил на ноги, озираясь вокруг, как загнанный зверь. От столь резкого прыжка вверх вздрогнули шестеро, причём Рюноскэ чуть одну из ног не поджал, а Атсуши вновь вздыбился. Тюя тяжко дышал, с ужасом смотрел на своё апокалиптическое окружение и с не меньшим — на себя, отвлёкшись от разглядывания своих грязных и окровавленных рук только тогда, когда с потолка, порвавшись в проводах, рухнула лампа. — Что я… Что это было? — Тюя утёр грязным предплечьем кровь из-под носа, облизнул кровавые губы и не знал, на ком остановить взгляд. — Кто всё это… — И он ещё спрашивает, что это было! — Дадзай демонстративно закатил глаза, скрестив руки на груди. — Действительно, кто же за всем этим стоит? Уж не самый ли потрёпанный и грязный, ещё и весь в крови? — Это моя? — Накахара удивлённо шмыгнул носом, касаясь пальцами своего лба и с удивлением находя кровь и там. Кто его так лицом приложил и почему всё тело так болит?.. — Я же не… — Ты да, — Осаму даже построжиться попробовал. — Бешеный. Договорить ему не дали. Рандо с силой сбоку обнял его, крепко сжимая, и уткнулся, сидя на коленях, прямо в сыновье плечо. Не умирает… живой. Мори, видя, что Тюя не при смерти, только облегчённо вздохнул, сгибая одну из ног в колене и глядя в потолок, когда как Рюноскэ подошёл ближе и молча, без слов, обнял со спины. Накахара только руку приподнял, оборачиваясь и не зная, что и сказать, как вдруг Атсуши, вставший на ноги и покачивающийся, обнял сбоку своими большими мягкими подушечками лап. Дадзай смотрел на всё это весьма скептично, но смысл притворяться? Тюя окончательно не смог сдвинуться, когда его сверху обняли за голову, оставив только глаза. — Может, мне объяснит кто-нибудь, что случилось? — Накахара, признаться, выждал минуту сентиментальности окружающих, но рукой убрал руку Дадзая ото рта вниз и всё-таки спросил интересующую его вещь. — Здесь взорвалась взрывчатка или что? — Ты просто выбрал кузнечика, — раздался голос сверху. — Ты задрал со своим кузнечиком, — Рюноскэ цыкнул со спины. — Что? Это же классика! Рэмбо об услышанной классике только вымученно усмехнулся. — Ты живо-ой… — Атсуши, кажется, сбоку пробило на слезу. Ранимый хищник. — Да живой, живой, вы чего? — Тюя кое-как выпутался из колец рук, отходя в сторону и ошарашенно на всех глядя. — Что случилось? Что я сделал? — А ты вообще не соображаешь, да? — Дадзай довольно цокнул языком. Из всех он почему-то выглядел самым опрятным. Ну, как всегда. — Чудной ты. — Я помню, что выключили свет, а потом… э, я здесь, — голова у Тюи всё-таки немного кружилась, когда он за неё взялся и зажмурился, горбясь. — Ничего не помню, что было после. — Мы всё объясним позже, — Мори-сан наконец подал голос, вставая на ноги и отряхивая чёрное пальто. — Главное, что ты в порядке. — Я в порядке?.. — Тюе казалось, что всё, что происходит сейчас — это не с ним. — Боже, что… Пап, ты объяснишь? Рэмбо не отвечал. Тюя встряхнул головой, встряхнувшись весь сам, чтобы оклематься, и вдруг об пол что-то звякнуло — из-под его зелёной кофты, рваной и грязной, вывалился… Что это? Накахара чисто случайно бросил взгляд на Шибусаву-сана, сидящего на полу чуть поодаль, и на его обломанный рог. В руке Тюи сейчас была другая половина! — Это я сделал? — Тюя нервно сглотнул, видя, как Тацухико усмехнулся, вставая на драконьи ноги. — Я… Простите, я не помню. — Ничего страшного, новый отрастёт, — Шибусава под руками приподнял молчащего Рэмбо, так и не проронившего ни слова. — Оставь себе на память, как боевой трофей. — Боевой… трофей? — Идём, — Мори, поглядев на Артюра в прострации, только покачал головой и положил рыжему руку на плечо. — Мы все всё тебе расскажем.