The Godfathers

Со стороны всегда может показаться, что поход в магазин всей семьёй, то есть с детьми — вещь весьма очаровательная и милая. Ну как же, ты с удовольствием покупаешь своему голубоглазому ангелочку йогурт с хрустящими шариками и плюшевого льва, на которого чадо лишь мечтательно посмотрело в отделе игрушек полными блеска глазками, сидя на откидной полочке в продуктовой корзине. Совершенно тихое и милое дитятко терпеливо ждёт, когда ты выбираешь молоко в гудящих холодильниках и хлеб посвежее, чтобы хрустел в руках и отдавал теплом, играет своей новенькой игрушкой, свесив ноги и вовсе не задевая чистыми ботиночками чистые штанины родителя, и на кассе приветливо улыбается очереди, даже не пытаясь тянуться к яркому мармеладу, красочным упаковкам конфет и ненужным ребёнку мятным жвачкам!.. Ага, щас. Если такие белокурые голубоглазые ангелочки и существуют в природе, то только в виде статуэток в сувенирных лавках, но точно не будучи настоящими существами, которых можно без опасности случайного апокалипсиса брать с собой в людные места. Но обо всём по порядку. Юный оборотень Шибусава-младший был достаточно близок к образу белокурого ангелочка с сиреневыми глазками в том, что никогда не шумел. Его можно было спокойно посадить в корзину или повести за собой, дать любую книжку или телефон в руки — и ребёнок не доставит никаких крупных проблем: не будет перевёрнутых кверху дном упаковок еды со всего стеллажа, не будет грязи от пролитых бутылок, не будет мусора от неподеленных игрушек. Правда, будет мусор от выпотрошенной игрушки, если что-то мягкое попадёт в маленькие руки — инстинкт кошки мять-мять-мять когтями что-то, что поддаётся этим действиям, берёт верх. Иногда вместо плюшевых игрушек были шуршащие упаковки чипсов или сухариков. В последний раз, когда Тацухико понял, что сына рядом с ним нет, он вернулся по прежнему маршруту, помня по продуктам в корзине, в какие отделы заходил, и обнаружил ребёнка в отсеке с товарами для животных: Атсуши, сидя с суженными зрачками глаз на верхушке самой высокой кошачьей башни, обитой бархатом и войлоком, распотрошил большую упаковку кошачьего корма премиум-класса и хрустел им, как сухариками, не в силах остановиться. Шибусава только тяжко вздохнул, даже не пытаясь позвать мальчишку по имени, и, пройдясь вдоль стеллажей, выудил кошачью игрушку-удочку со звенящим шариком и перьями на конце верёвочки. Накаджима мгновенно отвлёкся на манящий звук, вздёрнув уши вверх, проследил взглядом за ползущим по полу шариком на верёвке и, подобравшись на верхушке кошачьей башни, спрыгнул вниз, как кошка, одной рукой прижимая к груди наполовину опустошённый пакет с кормом. Тацухико тогда легко стукнул ребёнка по голове этой самой удочкой и сказал класть пакет в корзину, а самому идти за ним, отцом, и не отставать. Атсуши даже как-то взгляд потупил, придя в себя. Горе пушистое. Повезло ещё, что в супермаркет удалось прийти в утренние часы, когда посетителей минимальное количество, а вот за удивление сотрудников и охранников, следящих по камерам за происходящим — за тем, как с виду обыкновенный школьник из начальных классов вдруг хватает мохнатыми лапами вместо рук здоровый пакет кошачьего корма, будто тот ничего не весит и совершенно пуст, и со звериной прытью в пару прыжков заскакивает на вершину кошачьей башни, набив щёки хрустящими подушечками, — Шибусава не ручался. С произвольным вниманием по меркам людей у Атсуши всё уже давным-давно было в порядке — всё-таки, уже как три года не детсадовец. А вот против инстинктов внутреннего подрастающего зверя не попрёшь — большой тигр тоже относится к семейству кошачьих. Позднее выяснилось, что голодным Атсуши тоже нельзя брать с собой в магазин: либо оставить в машине на парковке и по-быстрому пробежаться по отделам, наверняка что-то забыв из списка покупок из-за спешки, либо прямо в машине вручить ему в руки бутерброд или булочку и следить, чтобы мальчишка был сытым. Человек даже в юном возрасте может справиться с желанием голода, понимая по социальным правилам, что хватать продукты с полок и есть прямо в магазине — нельзя; а вот если голоден зверь, он ест то, что видит перед глазами. Однажды Тацухико не уследил, и ему пришлось вылавливать Атсуши из резервуара с водой в отделе морепродуктов: ребёнок, пока отец отвернулся, встал в охотничью стойку, подкрался к аквариуму с живой рыбой и, схватившись руками за край, окунул лицо прямо в воду, хватая зубами первого попавшегося карпа. На ужин в тот день была запечённая рыба. А во второй раз Шибусава был уже более внимателен и, когда юный хищник замедлил шаг в отделе с мясом и полуфабрикатами, держал мальчишку за руку подле себя, чтобы тот не вцепился в биток на прилавке или куриную тушку. Люди не поймут, если с виду приличный ребёнок вцепится зубами в сырое мясо и с кошачьими звуками негодования не будет давать забрать его из пасти. Смешная картина, на самом деле, в такие моменты, потому что головой Атсуши понимает, что надо отпустить, и глаза испуганные-испуганные, даже извиняющиеся, а челюсти всё равно крепко сжаты — тигр внутри протестует. Но не бывает худа без добра. Вернее, не бывает исключений без правил. Всё-таки Атсуши не был проблемным ребёнком по части своей человеческой сущности. С ним маленьким ходить в магазины было просто загляденье — он в своём белом комбинезоне с чёрными полосками и ушками на капюшоне сидел в корзине на откидной полочке, качал ножками и смотрел по сторонам своими большими глазами. Благо что это был всего лишь тигрёнок, а не обезьяна, которой только и нужно, что хватать всё, что попадает под руку. Он искренне и по-детски смеялся, когда Шибусава, глядя, что проход между стеллажами пуст, говорил «Держись крепко!» и разгонялся, изображая машину. Особенно Атсуши нравились повороты, когда из одного отдела отец заворачивал в другой. Ну а как же: столько чудесных запахов! Но также была доля и личной выгоды в том, чтобы сына брать с собой на штурм супермаркетов: чуткий нюх улавливал, свеж ли продукт или уже не очень. Накаджима мог блуждать так весь день, от полки к полке, от стеллажа к стеллажу, от отдела к отделу, но — увы! — ночевать в магазинах нельзя, да и папа почему-то против. А жаль: пахло в мясных, рыбных, молочных и хлебобулочных отсеках просто восхитительно. Это полезное свойство острого нюха полностью компенсировало все недостатки поведения юного полузверя и почти полностью приближало его к образу светлого и тихого ангелочка, который ещё и помурлыкать может. Тюя, конечно же, зверем внутри не обладал, как и острым нюхом. Зато он обладал гравитацией, которая в выборе покупок могла помочь только в том случае, если требовалось по-тихому вытащить нужный продукт из чужой корзинки или не дать другим забрать его с полки, подвесив высоко в воздухе. В отличие от своих коллег, Рэмбо практически всегда был в состоянии неспокойствия, чем его прямого антонима. Спокойным Рандо был только тогда, когда и он, и его сын были дома, а Тюя давно тихо сопел в своей постели, сбив одеяло к ногам и раскинувшись звездой поперёк матраца. В остальное время он был неспокоен. Постоянно. И это состояние усугублялось тем, что Тюя рос гиперактивным энерджайзером и вместе с желанием с кем-нибудь подраться он хотел бегать или прыгать. Словом, он если не бегал, то прыгал, а если не бегал и не прыгал, то с кем-нибудь дрался. К сожалению, Дадзай, Мори-старший, не всегда был под боком, и бить было некого. Плюшевых медведей на полках мутузить было жалко, а с другими — неинтересно. Оставалось одно — бесконечно большое пространство коридоров супермаркета между стеллажами, где и место для разгона есть, и препятствия в виде коробок, стендов и людей. И мальчишка этим пользовался. И Артюр был неспокоен. Очень неспокоен. Рэмбо бесконечно бегал к стойке информации, хватая телефон и сбивчиво, стараясь не сходить на французский, объяснял, что потерялся ребёнок: небольшой рост, голубые глаза, растрёпанные рыжие волосы, цветная футболка и шорты… И в девяти случаях из десяти такое обеспокоенное оповещение обрывалось паузой и облегчённым выдохом: «аз, да вот же он, за моей спиной…» Или бывало не менее странное: «ах, ложная тревога, он на потолке». Не зная, кто такой Тюя, можно подумать, что вещающий спятил. А зная, кто такой Тюя, совершенно не удивишься: мальчишка зачастую парил в воздухе позади отца, ходил по стенам или свисал с потолка, пока тот искал его глазами где-то внизу. Рэмбо тогда клал руку на сердце, подолгу стоя на одном месте, чтобы успокоиться, а потом брал сына за руку и не отпускал до самых касс. Уж лучше купить ему лишних мармеладных червячков в кислотной упаковке или разноцветных мишек, чем уговаривать спуститься с потолка, до того как сюда приедет служба спасения, вызванная испуганными сотрудниками. Иногда, когда Рэмбо понимал, что забыл список покупок дома, он в панике хлопал себя по карманам, смотрел в корзине, а затем хлопал по карманам Тюю, порой заглядывая даже в рот. Странно — скажете вы, не зная ситуации. Неудивительно — скажете вы, когда узнаете, что Артюр просто научен горьким опытом. Накахара много чего тянул в рот, когда был маленьким. (Когда тот только учился ходить и нужно было давать ему витамины роста, достаточно было просто бросить их на пол — ребёнок подбирал всё, что подбиралось с ковра, и ел. Негигиенично, но практично!) Тюя — славный мальчик, правда. Уж не Рандо ли не знать? Славный и очень активный. Уж лучше так, чем меланхоличное сидение в углу и перебирание кубиков или солдатиков. По крайней мере, это не синдром дефицита внимания или какое-либо другое отклонение: Тюя просто не любит скуку и никогда не будет сидеть на месте, если есть вариант поноситься и выплеснуть энергию. Правда, в людных местах это не поощряется. Тюя умеет слушаться. Но, как и любой другой ребёнок его возраста, в меру. Он ведь не сбивает людей и ничего не ломает? Да, всё так. Даже те вещи, которые подняты с полок гравитацией, возвращаются на свои места и аккуратно ставятся на стеллажи, а не бросаются на пол в хаотичном беспорядке. Правда, иногда Тюя хватает вещи не гравитацией, а руками, и Артюр к концу похода по магазину обнаруживает в своей корзине совершенно неожиданные вещи, которые он точно не мог в неё положить: игрушечная машинка, упаковка креветок, ручка, пластиковая лейка или набор ножей. Если с какими-то игрушками Рэмбо ещё может смириться, потому что это неугомонный ребёнок (а все знают, что дети в игрушечных магазинах хуже сорок), то с креветками и ножами один вопрос: pourquoi, et surtout à quoi bon? Иногда Тюя даже не скрывает, что что-то хватает с полки; вернее, он никогда не скрывал, просто Рэмбо не всегда видит; но в те моменты, когда сын хватает упаковку сыра дор-блю, рака из резервуара с водой, маленькую граблю для цветов из отдела садоводческих принадлежностей или кактус в горшочке, Артюр, конечно, пытается сопротивляться, но выходит что-то вроде: «нет, Тюя, милый, стой, мне не нуж- нет, подожди, нам не нужно- ладно, нам нужен этот кактус». В конце концов, все неожиданные вещи, которые заботливый Тюя складывал в корзину отцу, когда-нибудь пригождались: в какой-то момент на кухне появились те самые ножи из упаковки, потому что прежние затупились, сломались, исчезли из поля зрения; креветки, рак и дор-блю пошли в дополнение к ужину с вином для Рандо и апельсиновым соком для Тюи; лейка и грабелька пошли в пользу кактусу на подоконнике; кактус расцвёл и оказался не простой и бесполезной круглой колючкой, а акантокалициумом с пучком нежных розовых цветков на верхушке. Может быть, у Тюи была какая-то цель, которой он придерживался? В любом случае Рэмбо даже жаловаться не мог. Оставалось гадать, что ребёнок принесёт в корзину следующим и как оно сможет пригодиться в квартире. Иногда Артюру приходилось бегать. Учитывая, что его способность направлена на защиту и полную непроницаемость извне, его физическую подготовку трудно назвать нацеленной на активность. Да, он может, когда нужно, но когда не нужно — Рэмбо теряется. А у Тюи с активностью всё сильно в порядке, и, когда он в поле зрения отца, но вдруг видит что-то вдалеке и начинает яростно к этому бежать, Рандо прижимает к груди корзину и бежит следом, стуча каблуками сапог, чтобы вернуть чадо к себе поближе. И так несколько раз за пятнадцатиминутный поход в супермаркет за парочкой продуктов. Зато с такими тренировками Артюр порой может себе позволить даже не следить за сыном в упор, чувствуя спиной, как ребёнок зачем-то поднимается в воздух, и неспешно брать его за ногу вытянутой вверх рукой, потянув вниз и поставив на пол обратно, как воздушный шарик. Артюр бы рад сходить в супермаркет один, но Тюя увязывался с ним — если он не со своими камрадами, дома ему было скучно, а ребёнку не откажешь. Да, Рандо подписывал себе смертный приговор, когда говорил «хорошо, солнце, одевайся», но иначе он не мог. Зато все его мучения оправдывались одной простой вещью: Тюя мог на расстоянии выткнуть провода из определённой кассы самообслуживания, убирая очередь на другую, а при подходе отца ближе всё возвращая на место. Или же он мог по-хулигански на расстоянии выкинуть парочку продуктов из корзин людей на пол, чтобы те отвлеклись и отошли, а отец прошёл вперёд. Да он, в конце концов, мог отодвинуть людей в сторону, а пока те удивлялись неведанной силе, что сдвинула их с места по воздуху, Рэмбо мог пройти к кассам. Артюр, конечно, такого хулиганства не поощрял, но… закрывал на это глаза, если не видел преступления лично. И каждый раз всегда шёл на голос сына, который звал из очереди: «Папа, я занял место!» Папа слышит, солнце, он уже идёт. Тюя и правда славный ребёнок, если не учитывать, что у него нет режима сна, когда на небе яркое солнце. Но Тюя искренен. У него нет режима неконтролируемости из-за озлобленности на ближнего своего или непредсказуемости из-за бесконечной хитрости в не по годам развитой детской голове. А вот у обоих Мори-младших такие режимы в полном объёме. И Мори сошёл бы с ума, если бы был беспокойным и чувствительным, как Шибусава или Рэмбо. Но Мори не такой. Мори смирился и не старается ни сглаживать углы, ни распаляться почём зря; а в чём смысл? С такими детьми проще научиться использовать их всплески отвратительного поведения во благо себе любимому. Всегда, когда можно было, Огай оставлял мальчишек дома. Дома они разнесут только свою комнату, которую потом сами и будут убирать, потому что жить в свинарнике, в котором стулья лежат на кровати, а стол перевернут вверх ногами, отец не позволит. В зале они аккуратны хотя бы потому, что там широкая плазма с их дорогущей приставкой, а разобьют — так сами виноваты, никто возмещать не будет. Нет, Мори бы, конечно, потом купил новое, ему несложно, но должны же дети знать, что у всего бывают последствия, особенно у своих собственных поступков? В кабинет Мори они и шагу не ступали — там скучно. А на кухне, кроме еды, ничего интересного. Разве что в ванной можно устроить морской бой в буквальном смысле или попробовать утопить брата, но ведь оба знают, что вытирать залитый пол и сушить мокрый ковёр в коридоре придётся им самим — знают-плавали, дважды на одни и же грабли никто не наступает, если у этого кого-то есть хоть капля мозгов. Но иногда бывало, что супермаркет лежал по дороге из офиса, с которого Мори забрал пришедших к нему детей, или по дороге из школы домой. В машине их двоих оставлять было категорически нельзя — однажды Мори по наивности подумал, что ничего не случится, и по возвращении обнаружил выбитым изнутри переднее стекло и два совершенно невинных лица, которые и знать не знали, что произошло. Брать по одному, оставляя кого-то в машине — более-менее вариант, но смысла не было, потому что с одним под рукой устаёшь так же, как с обоими, ещё и волнуешься за сохранность машины. Акутагава ещё плохо обращается с Расёмоном, у которого интеллект на уровне эублефара, а Дадзай может запихнуть фантик в скважину замка зажигания или отковырнуть панель и растеребить механизмы, чтоб вызвать короткое замыкание и убиться. Конечно, в случае всего одного бедствия в салоне процентная сохранность машины сильно увеличивается, но шанс дурного исхода есть, а значит, безопаснее будет брать обоих с собой. И вот здесь начинался настоящий цирк, который уехал, а клоунов оставил, вот только Мори давно перестал обращать на них внимание. Мальчики дрались из-за любой, простите, херни. Вот они вместе рассматривают пластмассовый пулемёт на прилавке в игрушечном отделе, а моргаешь — уже дерутся не на жизнь, а на смерть, потому что не поделили, кто первый нажмёт на курок. Ну, пусть дерутся, Мори-то что… Они же не товарами кидаются. Подерутся, встанут, подотрут сопли да снова бок о бок пойдут за отцом следом — корзину-то Огай отдал им. Вот за что оба, кстати, ни разу не дрались, так это за право обладания корзиной в руках, потому что нести её не хотели оба. Решалось все камнем-ножницами-бумагой, и тут уже было без обид: смухлевать почти невозможно, и кто проиграл, тот и мученик. Всё равно в середине списка покупок меняются, а Огаю неважно, кого подзывать: «Быстрее, идём, мы не на прогулке, или ваше же мороженое растает в моих руках». Иногда, когда корзину нужно было брать большую и на колёсах, стоящую вне супермаркета у входа, Мори ещё по пути в магазин говорил мальчикам взять корзину, а сам, не дожидаясь, уходил за непосредственными покупками — взрослые уже, сами его найдут. А так хоть пять минут тишины будет… Но, когда тишина продолжалась, стоило поднапрячься. Как-то раз Огай не сразу обратил внимание, что мальчики, ходящие за ним хвостом, не дерутся, не скандалят и не обсуждают то, какой школьный преподаватель математики приставучий и требовательный, а домашнего задания чрезмерно много, ведь они с таким объёмом не успевают поиграть в приставку. Оба молчали как воды в рот набравши, и если бы Мори только мог догадаться, как близок он к правде таким сравнением! Когда он спросил, с чем они хотят свои йогурты, и не получил ответа вслух, а лишь жест рукой, Огай нахмурился, взглянул на сыновей, с виду совершенно обыкновенных, и строго спросил, почему они молчат. Оба только посмотрели в стороны и продолжили молчать как партизаны. Подсказку дала литровая бутылка минеральной воды в корзине, опустошённая наполовину. Выяснилось, что два продуманных остолопа поспорили, кто дольше продержит воду во рту, не пролив её и не проглотив. Ну, тут даже ругать не за что: молчат — и хорошо. Перед кассами проспорили оба, когда Дадзай наступил на собственный шнурок, споткнулся и врезался головой в Акутагаву, идущего впереди. У Рюноскэ оказалась мокрой вся спина, на которую пришлась выплюнутая братом вода, а у Осаму появился синяк под глазом, когда они подрались. На вопрос, на что спорили, Мори, держащий сорванцов за шкирки по разные стороны в обеих руках, получил в ответ лишь удивлённые взгляды: они забыли. Ну, с кем не бывает… Иногда, когда корзина была в руках Мори, потому что своим волчатам он не доверял, они носились где-то позади него вдоль стеллажей. Когда сильно шумели, кто-то подскальзывался или что-то ронял, а второй смеялся над ним или что-то кричал первому из другого конца, Огай лишь меланхолично оборачивался на них, провожал взглядом и говорил себе под нос, кивая: «Они будут в порядке». Ну а что с ними может случиться? Да ничего. В худшем случае их выведут охранники и будут ждать их родителя, который придёт только тогда, когда купит всё необходимое. Но пока до греха не доводили, хоть Мори и был морально к этому готов. Он помнил, что однажды поход в супермаркет затянулся. Был вечер, продуктов нужно было много, людей вокруг — немерено, и все в очереди о чём-то говорят, когда как уставший Огай хотел лишь тишины. Осаму тихо ныл о том, что голоден и хочет домой, и вис на левой руке, а Рюноскэ лежал клубком в тележке и спал, устроившись головой на упаковке хлеба. Старший ребёнок устал настолько, что даже не смотрел в сторону конфеток в вызывающе-кислотных упаковках и мармелада в виде червяков, хотя обычно они с братом первым делом бежали к кассам, хватали оттуда какую-нибудь яркую и сладкую дрянь и уже только потом соизволяли возвращаться к отцу с корзиной — еженедельный ритуал в супермаркете совершён, можно идти дальше. (Мори, на самом деле, не ругался — из-за желудка Акутагавы, порой подводящего, в квартире водилось мало сладкого, да и то было только с лёгкой руки Дадзая, хотящего порой шоколадку или какой-нибудь леденец. Понятное дело, что с братом придётся делить, но и от такого малого количества младшему плохо не станет. Пускай хоть раз в неделю побалуют себя этой вырвиглазной хренью в ярких пакетиках.) И вот, когда очередь подошла и Мори, выудив левую руку из хватки старшего ребёнка и отправив его посидеть на диванчике за кассами, начал пробивать товары, он настолько ушёл в свои мысли, что не заметил, как после молока поднял со дна корзины спящего Рюноскэ и попытался пробить его по штрихкоду. В себя Мори пришёл только тогда, когда младший ребёнок пикнул, когда счётчик его засчитал, как упаковку хлеба. Акутагава просто сжимал его в руках, а Огай не видел. Дадзай после этого сразу как-то взбодрился и шутил про то, что знал, что Акутагава ему не родной — вон, он из супермаркета. Рюноскэ впору бы обидеться, но он нашёл выход: ответил, что его отец хотя бы выбрал, а таких, как Дадзай, не покупают, а находят на помойке, и то только потому, что проходил мимо и они тебе к подошве прилипли. Буквально на днях случилось страшное и неожиданное — супермаркет содрогнулся от грохота, и на пол рухнул целый стеллаж с продуктами. Мори чудом удалось не попасть под завал, стоя в метре от падения, и ответ на закономерно возникший вопрос нашёлся сразу — рядом со стеллажом и в ворохе упавших продуктов лежали, замерев, два чёртовых юных воина, опять что-то не поделивших между собой, в этот раз каким-то образом повалившие целую полку. Покупки в тот день совершить не удалось — пользуясь суматохой, Огай подхватил обоих в руки и под шумок вылетел за двери, придя в себя только в машине. На наконец сформулированный внятно вопрос «Какого чёрта?» он получил достаточно логичный ответ: «Он первый начал!» — сказали оба хором, указав друг на друга. Действительно, вопрос исчерпан. Честно — Мори после этого никогда бы больше не взял эти два магнитных полюса с собой, если бы не припоминал один момент, произошедший не так давно. Сюжет про этот случай ещё крутили в новостях, мол, неудавшийся налёт на магазин крупной сети супермаркетов и всё такое… Огай очень скептично смотрел на этих ворвавшихся через прозрачные стены дилетантов в чёрных масках. Ну кто так делает? Он даже не отвлёкся от выбора полуфабрикатов у морозильного ящика, слушая, как начинающие преступники командуют всем не двигаться. Мальчики были рядом, и им стоило лишь пересечься взглядом с отцом, чтобы дождаться родительского кивка: «Если не хотите приехать домой к ночи, всё это время будучи голодными, действуйте». Да, выплёскивать накопившуюся энергию таким способом — дико, но не по отношению к этим двоим: они не знают ещё, конечно, что в них течёт кровь якудза, но это всё равно, что воспитывать волка псом — рано или поздно волчьи повадки возьмут своё. Эффект был подобен спуску с цепи щенков дикой собаки, и если Дадзай умел отвлечь внимание, то Расёмону ничего не стоило запугать, сожрать оружия и сделать пару укусов. Правда, пистолет несколько раз выстрелил изнутри, и повредилась проводка, отрезая супермаркет от света. И раздались ещё выстрелы. Точно три, сколько бандитов и было. Дадзай и Акутагава стояли плечом к плечу, ни черта не видя в темноте, пока спустя несколько минут не включилось аварийное питание. Группа нападавших лежала с простреленными насквозь головами. Люди вокруг, ставшие пару минут назад потенциальными заложниками, запаниковали и закричали, и в их толпе Мори чудом нашёл своих ребят. «Вероятно, их союзник на улице оказался предателем», — мудро рассудил отец, потрепав обоих по голове. Осаму даже не был напуган, в отличие от Рюноскэ — уж чего-чего, а убийства он не ожидал. «Ну, жаль конечно, что не нас, но тоже хорошо», — Дадзай пожал плечами, когда Огай взял обоих за руки, поведя за собой. Да, конечно, некто четвёртый оказался предателем… Пусть лучше думают так. Просто никто, никто не имеет права быть угрозой для сыновей Мори. Им ещё рано знать подробности, но знают они одно точно: папа защитит всегда. А купить что-нибудь к ужину можно и в небольшом магазинчике у дома.