The Godfathers

Kendji Girac — Tiago

Рэмбо с ужасом смотрел на возвышающегося над своей головой монстра, чувствуя, как по спине ползут мурашки, а по виску катится капля холодного пота. Боже, нет, он не готов. Он готов на всё что угодно, даже прорешать начала математического анализа для одиннадцатого класса от и до без готовых домашних заданий и вставать по будильнику месяц, но только не на это. Монстр неумолимо приближается, а краска с лица всё спадает и спадает по мере приближения. Пожалуйста, нет… — Пап, ну пойдём! — Тюя тянет за руку, упираясь ногами в землю и изо всех сил стараясь ускорить своего резко побледневшего отца. — Ты чего замер? Все уже впереди! Мы не успеем! — успеем, успеем, — тихим и оборвавшимся голосом отвечал Артюр, не сводя глаз с этого проклятого чудовища и нервно сглатывая. — ты не торопись… — Ну па-ап! — Накахара топнул ногой и потянул на себя с новой силой. — Ты что, боишься? Это же всего лишь американские горки! Всего лишь американские горки. Мори, нагруженный бинтами, пластырями и перекисью в карманах чёрного пальто, и Шибусава с огромным плюшевым тигром в руках, выигранным в тире, синхронно обернулись, заслышав голос сына их друга, и не смогли сдержать сочувствующей улыбки, хлопая по плечам с двух сторон. Рэмбо, еле-еле подтащенный к ним Тюей, скачущим подле отца в очереди и переключившимся уже на своих верных восьмилетних камрадов, бросил на мужчин такой полный безнадёжности взгляд, что можно было подумать, что его тащат не на аттракцион, на который детей такого возраста одних не пускают, а на казнь на электрическом стуле. Хотя может показаться, что Артюр выберет второй вариант… Но выбора у него нет. За этот день отцы со своими беснующимися детьми обошли практически весь парк, заблаговременно договорившись о том, что будут максимально обходить горки стороной, но, как назло, дети о них всё же вспомнили, и именно в этот момент Рэмбо побледнел, будто услышал, сколько кредитов понавешали на его потерянный паспорт. Казалось, даже его тёмные волосы от страха посерели. Накахаре, да и всем детям с хорошим вестибулярным аппаратом, не объяснить, как зверски укачивает Рэмбо на таких проклятых вещах, как американские, мать их, горки. Накахара храбро занял место в самой первой вагонетке, ни капли не колеблясь в своём решении, и Дадзай с пластырем на коленке и перебинтованной рукой тут же последовал за ним, уверенно усаживаясь рядом — не желал уступать. Атсуши, кажется, уже перед вагонетками понял, что не особо горит желанием взбираться на такую высоту и с такой же высоты стремительно падать, но Рюноскэ с пластырем крест-накрест на щеке схватил его за руку и подтолкнул сесть позади Рэмбо- и Мори-младших — Накаджима вцепился в поручень, как в последнюю надежду на спасение, но на провокаторский вопрос Акутагавы о том, боится ли «котёнок», тут же вздёрнул нос и гордо ответил, что ни капельки он не боится. Мори и Шибусава сели в следующую вагонетку с обречённым вздохом, готовые перетерпеть — Тацухико не боялся в принципе, Огай привык смотреть на город свысока из своего офиса с панорамными окнами, — и повернулись посмотреть на Рэмбо. Ох, бедный Рэмбо! Мсье Артюр на негнущихся ногах еле-еле подошёл к самым последним местам в хвосте, усаживаясь и пытаясь унять дрожь, вцепившись в поручень и низко склонив голову, наверняка повторяя себе под нос не смотреть вокруг. Казалось, он готов уверовать. — Пап! — Тюя вдруг обернулся через плечо. — Ты готов? Рэмбо тут же поднял голову, встретившись с сыном взглядом и кивнув, натужно улыбнувшись. Мальчик отвернулся, что-то дерзко сказав в сторону Осаму и пихнув его кулаком в плечо, а вот Шибусава прекрасно видит, как Артюр снова уронил голову и сжался. Мальчишкам было здорово: Накахара довольно взвизгнул на резком спуске, Дадзай всё смотрел вниз и размышлял о том, когда в теории можно спрыгнуть, Рюноскэ молчал, восхищаясь без слов, Атсуши периодически зажмуривался и опускал голову на падениях вниз. С отцами было сложнее: Мори, не смотря по сторонам, глядел только на макушки детей впереди и старался особо не дёргаться; Шибусава придерживал волосы одной рукой, жмурясь; хуже всех выглядел Рэмбо, вцепившись в поручень, как в спасательный круг, игнорируя развевающиеся за своей спиной волосы и красный шарф и моля небеса, чтобы это адское устройство наконец угомонилось и он вышел. Его начало укачивать ещё на первом подъёме, но он стоически выдержал комок в горле и ткнулся лбом в поручень между рук. Сердце сначала билось быстро-быстро, а потом, когда машина внезапно остановилась, Артюр обманулся и приподнял голову. Зря. Остановка на самой высокой точке ознаменовала лишь внезапный спуск вниз. Все четверо восьмилеток спереди и два нормально себя чувствующих отца обернулись на неожиданный вскрик «oh mon dieu oh mon dieu oh mON DIEU-» позади: Рэмбо, казалось, готов был проклинать на этом свете всё, на чём стоит этот кошмарный аттракцион, но сдерживался только из-за детей — могут услышать. Его тёмные волосы больше напоминали развевающийся за спиной флаг, не иначе, или прекрасные сверкающие на солнце локоны в рекламе средств для ухода головы, а окончательно побелевшее лицо означало лишь то, что Артюр на грани использования способности, чтобы запечатать все эти вагонетки в куб и остановиться. Но Артюр терпит мужественно: сгибается пополам, прикрывает рот рукой, жмурится и задерживает дыхание, но не издаёт ни звука. Ветер свистит в ушах так, будто падаешь с самого высокого пика Ането в Пиренеях, и выворачивает желудок примерно так же. В какой-то момент ему стоит очень больших усилий унять тошноту, глубоко вдохнув и крепко зажимая рот ладонями. Пытка, чёртова пытка! По крайней мере теперь, когда вагонетка, оказавшись на стартовой точке, медленно двинулась на второй круг — несомненно, для Рэмбо это самый настоящий круг ада, но… ради ребёнка. Тацухико понял, что его немного потряхивает, ближе к последнему резкому спуску, и нервно вздохнул, понимая, что падение придётся перетерпеть. Огаю-то хорошо, он стоически выдерживает практически всё — гнилые трупы, кишки, содержимое вскрытых желудков, американские горки, пиццу с ананасами, томатный сок. Он всю поездку и сидел, упёршись локтем в дверцу и подперев щёку рукой, на первом круге глядя на макушки довольно визжащих пацанов впереди, а на втором уже вглядываясь в окружение. Мужчина и вышел из вагонетки единственным выжившим среди своих взрослых товарищей, отряхнувшись и проводив четвёрку мальчишек взглядом: Накахара от переизбытка эмоций перелез через Осаму на выход и поскакал на месте, хватая Дадзая за руку и таща за собой: «Туда! пошли вон туда! давай скорей, что ты такой медленный?», но Дадзай хватает за рукав футболки своего брата, вылезающего из вагонетки следом, а Рюноскэ от неожиданности цепляется за побледневшего Атсуши, понявшего, что такие развлечения немного не для него — цепочка сбегает с платформы и под руководством сына Рэмбо скрывается где-то впереди, благо пространство открытое и не особо людное. А вот оставшиеся отцы вставали с мест уже не так бодро. Шибусава сначала посидел с полминуты, приходя в себя, и кое-как таки встал, слегка покачнувшись и чуть не выронив плюшевого тигра из рук, но постепенно очухавшись и наконец крепко стоя на ногах с проясняющимся взором. Мори на это усмехнулся. — Как поездка? — Тацухико посмотрел Огаю в глаза после вопроса уничижительно и фыркнул, потирая глаза пальцами. — Не хочешь ещё разок? — Я отдаю тебе эту возможность, господин Мори, — поморщился мужчина и встряхнул головой со вздыбившимися из-за ветра прядями. — Что-то мне подсказывает, — он кивает в сторону хвоста цепи вагонеток, — что в нашем полку убыло. — Правильно подсказывает, — Огай, заложив руки за спину, со вздохом поглядел туда же, на буквально вросшего в сиденье Рэмбо, уткнувшегося лбом в поручень. Никакой. — Помогай. Дадзай, сидя в тенёчке под деревом на лавке рядом с братом и затихнувшим Накаджимой и болтая ногами, игнорируя повисшего на дереве над ним буйного Накахару (потому что на скамейке сидеть скучно!), первым обращает внимание, как его отец и отец Атсуши вытаскивают с платформы и спускают на асфальт отца Тюи, больше напоминающего сейчас выжатую тряпку. Мсье Артюр еле-еле перебирает ногами, если вообще перебирает, а не безвольно тащится, низко опустив голову, словно раненым возвращается с поля боя, а не с детского аттракциона. Ладно, не совсем детского, но всё же аттракциона. — Что-то твой папа не очень хорошо выглядит, — замечает Акутагава, когда Накахара внезапно свесился головой вниз над его головой, как игрунка в зоопарке — ветка низкая. — Да он всегда такой, — Тюя виснет на ветке теперь на одних руках и шумно спрыгивает вниз, на ноги, сорвав листву и осыпая её на головы камрадам, сам отряхивая шорты. Атсуши чихнул от пролетевшего под носом зелёного листа. — Я спрашиваю у него каждый раз, всё ли в порядке, но он отвечает, что всё хорошо! Вернее, вообще не отвечает. — Ага, и на похоронах его ты тоже спросишь, в порядке ли он, — язвительно заметил Осаму, улыбнувшись уголком губ, и тут же словил уничтожительный взгляд голубых глаз. Тюя, с минуту презрительно глядя на товарища, медленно начал закатывать рукава. Рукава футболки, правда, но всё же начал. Для эффективности. Дадзай тоже для эффективности мгновенно вскочил на скамейку и перемахнул за её спинку от греха подальше. — Что ты там про моего папу сказал? — злобно зыркнул рыжий, вскакивая на скамейку между Рюноскэ и Атсуши и перемахивая через неё, убегая следом за ретировавшимся Осаму. — А ну стой, недобитый! Сам на свои похороны сейчас пойдёшь! Пока Рэмбо-младший и Мори-младший носились где-то позади, Акутагава и Накаджима соскочили со скамьи, позволяя своим родителям, тащащим третьего, сесть: Огай закидывает ногу на ногу, чувствуя себя прекрасно, Тацухико же откинул голову назад, обмахиваясь игрушкой тигра. Жарко, а мсье Артюр бледный, как побелка на доме. Он сидит между Мори и Шибусавой, и создаётся ощущение, что его просто придерживают плечами с двух сторон, чтоб не рухнул лицом в асфальт. Когда к нему наконец подбегает его ребёнок, хватая за коленку, Рэмбо еле-еле приподнял голову, смотря Тюе в глаза. — Я пить хочу, — мальчишка смотрит на отца, нахмурившись. — Ты плохо себя чувствуешь? Артюр медленно моргнул, потерев глаза одной рукой и тяжко вздохнув. Голова кружилась, в горле стоял ком, но на свежем спокойном воздухе постепенно отпускало. Мужчина медленно пошарился в кармане, вынимая купюру и протягивая её сыну. — я в порядке. лучше… беги купи себе что-нибудь, — его голос был тихим и с хрипотцой. Возможно, Накахара бы что-то ответил, но вдруг Шибусава низко вскрикнул, мгновенно выпрямляясь: он не ожидал, сидя с закрытыми глазами, что в его ногу вцепится его восьмилетка. — Пап, — Атсуши глядел полными печали глазами прямо на перепуганного отца, — я есть хочу. — О боже, — Тацухико покачал головой, придя в себя и протягивая ребёнку купюру из кармана светлого плаща, — ты бы хоть предупреждал, когда бежишь ко мне. Мори же даже вскрикнуть от испуга не успел — его внезапно сзади потянули за откинутую назад голову вниз, накрыв маленькими ладонями глаза и хихикая. Сердце Огая, кажется, словило небольшую остановочку, но он, отказавшись от идеи пришедшей за ним смерти после прикосновения к тому, что мешает ему смотреть вперёд, выдохнул, немного расслабившись. — И кто это за моей спиной пытается напугать своего единственного и любимого родителя? — руки с глаз убираются, и Мори смотрит на улыбающегося Дадзая и Рюноскэ со сверкающими серыми глазами. — Ни стыда, ни совести. — Не-а, — Осаму отрицательно трясёт головой, обходя скамейку и вставая перед отцом. Акутагава подходит ближе и смотрит на своих рыжего и белого товарищей, и Дадзай невольно оборачивается тоже. Думает. В его карих глазах проносится искра, и он выпаливает: — Пап, я хочу- — Максимум, что ты можешь хотеть, — внезапно прервал сына Мори, отдавая ему в руки такую же купюру, что и у остальных двоих, — это что-нибудь с убийственным вкусом, — Дадзай крутит бумажку в руках, тут же поднимая её вверх и в сторону подальше от брата, потянувшего к ней свою ручонку, который, ничего не получив, презрительно прищурился, глядя на Осаму. — Ты понял меня? Вы оба поняли? — Да, — Рюноскэ коротко кивает, не переводя взгляда на отца и резко вытянувшись вперёд, пытаясь перехватить купюру у брата, но Дадзай отскакивает в сторону, толкая Накахару плечом и так же толкая оттолкнутым Накахарой Накаджиму. — Поняли! — только и успел выкрикнуть Осаму, перед тем как на него ополчились все трое: Тюе повторять не надо, он заводится с пол-оборота и рвётся накостылять камраду по самое не балуй за толчок, Акутагава жаждет отобрать заветную бумажку просто потому, что она у брата, а Атсуши, не сорвавшись с места вместе со всеми, неожиданно поочерёдно топает одной и другой ногой, превращая их в тигриные и делая резкий прыжок вверх, приземляясь уже на все четыре и в итоге не только нагоняя собратьев по разуму, но и обгоняя, боднув Дадзая в спину головой. Артюр, Шибусава и Огай смотрят им вслед, качая головами.

Дети.

Отцы не следят за тем, куда рвутся их восьмилетки, они просто спонсируют их билеты, поддерживают издалека и наблюдают со стороны, готовые в любой момент сказать, что они тут просто так и совершенно без понятия, чьи это дети обыграли взрослых людей в палатке дартса или навели шухер в комнате смеха с побитыми зеркалами и поломанной психикой контролёров. Так, например, Рэмбо заблаговременно отошёл шагов на десять в сторону, когда увидел, что вся компания восьмилеток потянулась к этому странному аттракциону в виде огромного бассейна с прозрачными шарами на воде, в которых крутятся дети. Артюр не понимает этого, как и Мори, как и Тацухико, но раз дети хотят… В любом случае не намокли только они, когда Рэмбо-младший объял способностью этот несчастный шар и прыгнул в нём прямо на воде. Во всевозможных тирах и дротиках кооперации четвёрки нет равных: пока Атсуши и Осаму якобы целятся или разбираются с приспособлениями стрельбы, Рюноскэ и Тюя под шумок используют способности, чтобы выбить чужими пулями нужные баллы или вещи. Как правило, Накахара больше жульничает с пулями, незаметно касаясь того же Накаджиму, а вот Рюноскэ тихонько лопает Расёмоном шарики. По итогу за четыре подхода довольны все, но только не зазывалы и не сами организаторы, которых обыграли восьмилетки. Четыре раза подряд. Мори хмурился и намекал сыну, что мухлевать нельзя, но у детей была продуманная схема: пока Накаджима стоит у автомата с игрушками и делает вид, что играет, Рюноскэ под шумок отпускает в разъём для выдачи приза Расёмона, и клыкастая способность банально расшвыривает весь ворох плюшевой оравы в поисках стоящей. Накахара, стоя сбоку и замечая нормальную игрушку, шлёпает ладонями по стеклу, окружая её Печалью и потихоньку вытаскивая с весьма сосредоточенным лицом, а Дадзай, стоя на шухере на случаи палева их мухлежа другими взрослыми, тут же пихает Акутагаву или Тюю вбок, аннулируя силы и создавая видимость абсолютно честной игры кучки детей в «лохотрон». Да-а, лохотрон… опустошённый на годных мягких чудовищ. Комната страха стала для них персональным адом. Нет, не для них-детей, а для них-отцов: медленно двигающаяся вагонетка, скрипя, проезжает по тёмным комнатам с неожиданными звуками и подсветкой чудовищ по бокам, и Огай проклинает себя за то, что никак не сделает восьмилеткам паспорта лет хотя бы на двенадцать, позволяющие детям ходить на такие ужасы без сопровождения взрослых. В самой первой комнате под внезапный взрыв на потолке, объятый светом, двинулся огромный красный дракон, рыча из громкоговорителей, и первым на него среагировал Накахара, выкрикнув: «Проклятая ящерица!», зачем-то мгновенно кинув в его голову непонятно откуда взявшуюся палку и выбив одним точным броском кукле твёрдый и белый виниловый глаз с жёлтым зрачком. Рэмбо всю поездку косился на этот трофей в руках ребёнка и внутренне начал его опасаться. Когда-то это может оказаться его выбитым глазом… Во второй комнате сбоку внизу первым зашевелился, бренча механизмами и подсвечиваясь, крокодил, щёлкая пастью. Акутагава посмотрел на ненастоящую животину, внушающую страх лишь своим резким появлением в тишине, весьма презрительно, и Расёмон оскалился, появившись из рукава футболки, вытянувшись к кукле и клацнув зубами перед мордой так, что откусил кусок поролонового носа. Появившийся тут же из угла мертвец, свесившийся со стены весь в паутине, был встречен непробиваемым лицом Дадзая. Ребёнок вздохнул и сказал лишь, что очень бы хотел быть на его месте. В третьей комнате начался хаос. Загоревшийся красным большой цербер, хрипло лая из динамика и тряся головами с открытыми пастями, спровоцировал Накаджиму зашипеть, вздыбить шерсть на мгновенно появившихся лапах и неожиданно выпрыгнуть из вагонетки, чтобы вцепиться горбатой собаке в центральную морду. Тацухико чудом успел схватить сына и оттащить от несчастной куклы с разорванной головой и вывороченным из шеи динамиком, причём Атсуши, не обращая уже внимания на других рычащих и булькающих монстров, злобно фыркнул и выплюнул изо рта откушенное поролоновое ухо. Шибусава только убедился, что у него растёт настоящий хищник. Огай не сразу заметил у Рюноскэ в руках оторванную от куклы большого паука на стене лапку, которую сын прижимал и никак не хотел отдавать, говоря, что победил честно. Повернувшись, Мори понял, что рядом не хватает его второго сына, и по спине пробежал холодок — куда делся Дадзай?! Накахара увлечённо смотрел куда-то назад и, заметив завертевшегося Огая, сказал: «Осаму-куна ищите, да? А он вылез возле монстра с виселицей!» Дадзай всего лишь изучал механизмы под одеждой кукол, а Мори уже успел побледнеть, пролезая сквозь огромных аниматроников в виде вампиров и воющих волков и стараясь не наступить ни на чей движущийся хвост. Когда над его головой пронеслась рука двигающегося по оси своей очередного жуткого манекена, Мори хотел сесть на колени и уже больше не вставать среди всей этой громкой и неостановимой нечисти. Да, Атсуши начал выть, стоило завыть статичным статуям волков с шерстью из тёмного бархата и красивыми жёлтыми глазами. Шибусава вздрогнул сначала от заоравших над ухом собак, а потом от воя собственного ребёнка. Под конец этого адского круга Накахаре показалось, что шевельнувшийся огр с двигающимися вверх-вниз руками ему угрожает, и вылез из вагонетки в желании подраться, но Артюр, проехавший всю комнату страха с каменным уставшим лицом, вовремя перегнулся через перегородку и перехватил боевого сына на полпути, говоря, что огр не со зла, что не стоит, что он так запрограммирован и что он правда сожалеет о своём поступке. На выходе из этой Преисподней мужчины выглядели вымотаннее, чем после обычного рабочего дня, а вот дети неслись вполне радостно вперёд. Рэмбо без объяснений отдал юноше-контролёру деньги и за вырванный драконий глаз, и за покалеченного цербера, и за паучью лапку, и за психику наблюдавших за процессом… Достопочтенный Данте Алигьери позавидовал бы творящемуся ужасу в этом клятом аттракционе. Мужчины просто сидели на скамейках в центре парка, нагруженные выигранными игрушками, пока дети носились возле фонтана. Сейчас третий час дня, а им кажется, будто они смену на разгрузке вагонов отпахали. Возможно, нанять няньку-сиделку не было такой уж плохой идеей когда-то… Артюр уже даже не пытается просить не лезть в фонтан и не швыряться в камрадов шарами с водой, собранными способностью; Шибусава молча наблюдает за тем, как его сын, спихнутый Мори-младшим за борт фонтана, выпрыгнул из него, отряхнулся и теперь вылизывает мокрые подушечки; Огай просто откинул голову назад и не смотрит за всей этой вакханалией. Он готов заплатить за всё, лишь бы его ребёнок был доволен и не крутился вокруг. Десять минут тишины были ниспосланы создателем вселенной, как и киоски с мороженым, дарующие спокойствие и благодать своей продукцией, ведь дети смирно сидят на скамейке, едят своё и косятся друг на друга, как волчата, готовые отобрать рожок или льдинку у товарища. Правда, в какой-то момент Атсуши замер, глядя расширившимися чёрными зрачками на проходящего мимо голубя, готовый вот-вот прыгнуть, и Тацухико громко и отчётливо выкрикивает со своего места на лавке, что «нельзя есть птицу». Отцы только с лёгкостью вздохнули, когда дети, взглянув в сторону колеса обозрения, возвышающегося над деревьями, только махнули на него рукой, сказав, что оно скучное. Скорее всего подразумевалось то, что на нём никак не поскакать и ничего не отломать, потому колесо интереса и не представляло. Интерес представляло другое. Батуты. Мужчины честно максимально пытались обойти это страшное место стороной, но дети, как назло, вспомнили о существовании и этой чудесной вещи по аналогии с горками. Помня, что произошло с несчастным батутом в тот первый раз, Шибусава только горестно вздохнул, Рэмбо в немой мольбе вознёс руки к небу со страдальческим лицом, а Мори захотелось перекрестить контролёров, батуты и самого себя. Троица переглянулась между собой, нагруженная ворохом очень нужных их детям плюшевых игрушек вроде собак, непонятных монстров, злых птиц и покемонов, и вздохнули ещё тягостнее. Уже пять вечера… После батутов точно домой, иначе минимум двое из них упадут лицом в асфальт прямо сейчас, а третий будет вынужден их тащить на своём горбу. И как только в таких маленьких организмах столько энергии? Ни Дадзай, ни Накахара, ни Акутагава, ни Накаджима буквально ни разу не присели по собственному желанию, носясь целый день туда-сюда и вытворяя свои детские штуки. Рэмбо, выдавая ребёнку деньги на пропуск на этот злачный аттракцион, заблаговременно выставил руку в сторону, преграждая товарищам по несчастью путь вперёд и оставаясь стоять на аллее среди деревьев, провожая детей взглядом. — хотите, как в прошлый раз? — Шибусава и Мори сначала вопросительно вскинули брови, а потом поняли, к чему клонит Артюр. — вот и я о том же. детям ничего не будет, а нам потом выслушивать нелестные речи в адрес наш и всего нашего рода до пятого колена. — Мудро, — Шибусава пожал плечами, соглашаясь и наблюдая за тем, как его ребёнок первым вскакивает на огромный красный батут в виде большой горки и головы огромного красного… дракона наверху с открытой пастью. Признать честно, в таком размере она выглядит немного жутко. Она служит больше украшением, но все трое сразу понимают, что́ будет привлекать внимание детей в первую очередь. — Предлагаю остаться здесь. — Предлагаю отойти немного подальше, — Мори уходит в сторону, становясь прямо за несчастным батутом и вставая, по сути, в слепую зону стоящих с другой стороны билетёров. — Если что, — Рэмбо и Тацухико подходят ближе, — мы сможем забрать их и незаметно уйти. — а тебе не занимать идей в конспирации и незаметном побеге, — Артюр хрипло усмехнулся, потирая уставшие глаза тыльной стороной ладони. — Я просто не хочу тратить своё время на разбирательства, — устало выдохнул Огай, стоя в тени деревьев и держа в одной руке большого плюшевого чёрного покемона с жёлтыми полосами, похожего на лису и притащенного Рюноскэ из автомата (вытащенного, конечно, Расёмоном, потому что по доброй воле эта махина не пролезла бы в дыру для выдачи приза — хитрые маркетологи!), и примерно такого же в другой, только голубого с синим и с рыбьим хвостом — этот лисопокемон притащен уже Дадзаем. В руках Шибусавы всё тот же большой белый тигр с сиреневым глазами, в руках Рэмбо — очередной покемон в виде огненной оранжевой собаки с гривой. Для взрослых это просто игрушки, но счастливые дети тараторили наперебой, что за чудищ лохотронских притащили и на, мол, папенька, ты держи, а я дальше пойду дурить взрослых. Артюр опёрся спиной о ствол дерева, прекрасно слыша, как его ребёнок за что-то громко агрится на ребёнка Мори. Шибусава пристально глядел на батут: в прошлый раз он слишком поздно заметил, что он начал сдуваться из-за впившихся в поверхность когтей своего сына — Рюноскэ честно пытался отодрать тогда Накаджиму, но оставлял только ещё большую дыру. Огай не видел, что Дадзая под шумок подсаживает Рэмбо-младший, чтобы тот залез на верхушке в раскрытую пасть дракона и, держась за нижний резиновый зуб, помог подтянуть Накахару. Конечно, зачем батут, когда есть надувная драконья голова, в которую по регламенту нельзя лезть, ведь обычные дети сломают свои шеи, если упадут с неё? Вот с батута в слезах убегает чужой ребёнок, и никто, кроме Акутагавы, не подозревает почему, ведь в пасти Расёмона кусок чужой футболки — ну а чего этот наглый одногодка стоял на пути и мешал? Хорошо, что троица отцов не следит за тем, как вскоре вся четвёрка оказалась сидящей в провиснувшей под весом надувной пасти резиновой головы. Но не это было целью — целью было забраться куда повыше и хорошенько спрыгнуть. Первым с победоносным визгом выпрыгнул Накахара, приземляясь на надувную поверхность наклонной горки и от души отпружинивая вверх, благо что батут имеет высокие стены и не позволяет Тюе вылететь. Дадзай хотел быть вторым, но он смотрит на Накаджиму, смекает и, предлагая подойти ближе, резко сталкивает его вперёд — мальчишка, мгновенно сжавшись, инстинктивно отпружинивает от наклонной горки подушечками мохнатых лап, впечатывается в батутную стенку спиной и сползает рядом с Тюей, сидящим под ней. — Эй, оставшиеся! — выкрикнул Накахара, подскакивая на ноги. — Слабо сделать сальто? — Сам-то умеешь? — Дадзай выкрикнул в ответ, и хорошо, что им не мешали другие дети — они все слиняли, увидев, что вытворяют эти новенькие. — Умею! А ты нет! — Я умею! — вдруг выкрикнул Акутагава, вставая в шатающейся вниз-вверх пасти надувного дракона и подходя к краю. Он пружинит несколько раз, раскачивая «челюсть», и прыгает, но немного не так, как хотелось бы — Расёмон, чувствуя неладное, появляется из одежды, отталкивается от поверхности головой, не давая хозяину приземлиться, и Рюноскэ переворачивается в воздухе, красиво приземляясь на ноги. Только сразу же падая. Он не ожидал, что так получится. — Ого. Уважение, — Тюя стоит рядом, протягивая руку. — А что, мелкий Дадзай совсем ничего не умеет? — мальчишка провоцирует, глядя на оставшегося, но у Дадзая другие планы. Он не отвечает. Заметивший мракобесие контролёр кричит детям, чтобы немедленно слезли с неиграбельной головы, но Осаму даже не думает слезать аккуратно. Он только довольно лыбится, вставая и переставая держаться за резиновый клык. «Это ведь какому-то из наших детей, да?» — Шибусава окидывает взглядом сидящего на лавке неподалёку Мори и стоящему возле дерева Рэмбо, спящего на ходу. Оба синхронно кивнули, понимая, что скоро они наконец-то пойдут домой. Дети-то хотя бы ели всякую бурду на протяжении дня, а у них ни росинки маковой во рту не было, ни капли коньячной. Уже скоро. Дадзай разбегается, как может, и прыгает звёздочкой, приземляясь на живот и красиво скользя по горке вниз прямо в кучку камрадов. Отскочить не успевает никто — первым, стоящим к нему спиной, с ног снова слетает Мори-младший, следом сбивается младший Рэмбо, следом в надувную стенку впечатывается Накаджима. И всё бы хорошо… но тявканье Накахары и Акутагавы в сторону Осаму, так и не желающего вставать с надувного пола, прерывается, когда до слуха доходит тонкий свист выпускаемого воздуха. Все трое поворачивают головы на Атсуши. Юный тигр неосознанно вцепился когтями задних лап в пол, и, заметив, что на него смотрит три пары глаз, встряхивает головой и смотрит на тигриные пальцы с когтями, проткнувшими резину. Ой-ой, кажется, кому-то попадё-ёт… Помятуя, чем кончился предыдущий раз, хоть и было весело, вся четвёрка, пока батут ощутимо не сдулся, мгновенно сбегает с него, по пути натягивая обувь. — Пап, пойдём домой! — Атсуши подбегает к Тацухико, без проблем отыскав всю троицу родителей по их следу. — Я так есть хочу. — Так быстро? — Шибусава, не ожидая детей так рано, смотрит на часы. По десять же минут на каждого? Почему прошло от силы семь? — Па-ап, ну пойдём, — в это же время Тюя хватает Рэмбо за руку, утаскивая за собой. — Нам уже пора домой. Мори, вставая со скамьи и видя, как его парочка в абсолютном молчании подбегает к нему и берёт за руки, уверенно ведя за собой, слегка склоняется к ним: — И что на этот раз вы натворили, маленькие черти? Дадзай упорно молчит, будто не слышит. Рюноскэ отворачивается. Огай смотрит на своих товарищей, и их дети молчат точно так же. Вот ведь заговорщики растут! Не выдают друг друга. Скорее всего, это потому, что так или иначе виноваты все. Коллективная ответственность во всём её проявлении, только никакого наказания, потому что отцы всё прекрасно понимают. Они догадались, что произошло снова то же самое, когда отошли на приличное расстояние, а позади послышались крики про полностью сдувшийся батут.