The Godfathers

Jack Stauber — Fighter

— Папа! — раздался звонкий голос, и за секунду по коридору проносится Тюя, подскочив с места и прыгнув отцу в объятия. Рэмбо едва успел выпустить пакеты из рук, поймав ребёнка в воздухе и невольно отшатнувшись спиной назад, упёршись ею в дверь позади. Тюя смеялся, обхватив отца за шею. — Я скучал! И пускай Артюр выскочил в магазин на полчаса или около того, в воображении ребёнка прошло уже много времени. — я тоже скучал, радость моя, — Артюр выпрямился, придерживая сына на одной руке, а второй огладив его по голове, а затем поставил его на ноги на пол, упёршись руками в поясницу и с облегчением хрустнув ею, выгнувшись чуть вперёд. — только не прыгай больше так внезапно, хорошо? — Хорошо! — Тюя продолжал улыбаться и стоял в коридоре, наблюдая, как отец устало снимает высокие сапоги с ног и вышагивает из каждого по очереди, как медленно развязывает пояс своего кофейного пальто и расстёгивает пуговицы, снимает с одной руки, с другой… Подняв голову, Рэмбо заметил, что сын всё ещё стоит перед ним и смотрит на него из-за двери большой комнаты. Переступая с ножки на ножку, Тюя словно был в ожидании, и от этой догадки Артюра пронизала лёгкая дрожь: от чего бы это?.. Горячо любимый сыночек дошёл до возраста розыгрышей, а отца в лице Артюра ждёт ведро воды на углу двери? — что такое? — Артюр попытался улыбнуться, но получилось как-то нервно. — ты что-то хочешь мне сказать? — Нет! — Тюя радостно покачал головой из стороны в сторону, и рыжие волосы, словно язычки огня, растрепались. — а что тогда ты меня ждёшь? — Показать! — Тюя махнул рукой куда-то в свою комнату. — Я хочу тебе кое-что показать! — подожди, я только помою руки, — Рэмбо расслабился, едва слышно выдохнув, и бесшумно прошагал в ванную комнату, стараясь не заглядывать в детскую по пути. Наверное, там какая-то поделка, или постройка, или новый дизайн стен, или перестановка… С его-то силами сыночка мог одной рукой кровать поднять, несмотря на то, что выглядит довольно хиленько в свои четыре. Расслабился Рэмбо зря. Он также не обнаружил ручного полотенца на крючке и на секунду завис, прежде чем встряхнуть руками и вернуться к сыну в комнату. Бардака, как обычно, в комнате не было, что уже показалось мужчине странным. Та малая часть разбросанных игрушек скромно лежала у кровати и совсем немного — по стенам, а так было очень даже чисто. Выбивавшимся из обычного интерьера был детский столик, вытащенный на середину ковра ближе к окну, а также стульчик, но пугало не это — столик накрывало потерянное полотенце из ванной, а под ним что-то лежало. Тюи рядом не было, но, когда он затопал позади и оказался прямо за спиной, не дав отцу даже оглянуться, его звонкий голосок скомандовал: — Папа, иди и садись! — садиться?.. — Артюр и возразить не успел, как был вынужден прошагать в комнату и под пристальным и блестящим взглядом голубых глаз сдаться, еле уместившись на детском стульчике боком, иначе мешали колени, между которыми он зажал руки, не зная, куда ещё их деть. Только сейчас он увидел, что Тюя, видимо, переворошил его шкаф с одеждой в поисках нужной для игр вещи, ведь на плечах мальчика поверх его белой футболки со львом висел длинный, ему почти до пяток, чёрный отцовский пиджак, а рук и подавно не было видно под рукавами. Не растерявшись и закатав их, высвободив одну из ладошек, мальчик прошёл до стола. — радость моя, что тут происходит? — Артюр не мог отвести полуудивлённого, полуумилённого взгляда со своего огромного пиджака на маленьких детских плечиках. — Называй меня шеф-повар! — Тюя встряхнул головой и гордо стукнул себя ладонью в грудь, а потом, о чём-то подумав, стукнул себе ещё и по лбу. — Ой, то есть официант. Я официант, да. А это мой десятизвёздочный рестох-х…-ран! Рэмбо широко раскрыл глаза. — и что же, я почётный гость? — Артюр вздохнул, мысленно предвкушая шедевры блюд под полотенцем. Полотенце, конечно же, сразу после «ресторана» отправится в стирку. — а своих друзей ты угостил? — Ресторан ещё не открылся! — Тюя схватился за край полотенца, приготовившись дёрнуть и открыть отцовскому взору свои шедевры кулинарии. — Ты, папа, говоришь в ресторанах, нравится тебе еда или нет. Да? Если бы Артюр мог себе представить, какую гамму чувств ему придётся испытать сейчас и в последующие несколько дней, он бы предпочёл сознаться сыну во всех подробностях, что занимается, мягко говоря, нелегальными делами, а все остальные должности вроде ресторанных критиков, ювелиров и врачей — лишь прикрытие. Но деваться было некуда, да и… Кто знает, какую игру затеял бы четырёхлетка, узнай он, что папа, грубо говоря, бегает с пистолетами и стреляет в живых людей? В воображении детей слово «нелегальный» означает именно это, и детали их не интересуют. Более того, всякие там махинации с ценными бумагами или, например, кража покажутся им весьма скучными. В фильмах ведь все так красочно брызжут кровью из своих тел! Рэмбо вдохнул, выдохнул и постарался дружелюбно улыбнуться. — так и есть, — медленно Рэмбо начал догадываться, что к чему, но отнекиваться было поздно. — Вот. А без тебя никто не знает, вкусная еда или нет. Ты должен сказать, нх-хавится тебе или нет, и только тогда я откр-роюсь! — ах, вот в чём дело, — Артюр усмехнулся, стараясь скрыть небольшое волнение. Сын наслушался историй о работе и решил повторить эксперимент. — хорошо. все блюда вкусные. можно открываться. — Не-ет, так не пойдёт, — Тюя насупился, и веснушки на его щёчках дёрнулись, стоило ему наморщить нос. — Ты должен попробовать. — ладно, ладно, уговорил. — По крайней мере, Артюра никто не заставлял бегать по всей квартире и в принципе участвовать в активностях. Лучше уж он посидит на детском стульчике и поест яблок с бананами или печеньем, да и сын будет доволен. — тогда показывайте, шеф-повар, что у вас есть. Тюя зубасто улыбнулся и резко сдёрнул полотенце вверх. Артюр, стараясь не показывать волнения на лице, всё-таки нервно сглотнул, стоило прикрывающей первое блюдо крышке в виде другой пластиковой тарелки слететь вместе с полотенцем в сторону. Был бы христианином — перекрестился бы. На пластиковой детской тарелочке красовался банан, политый чем-то красным, и это явно не было обыкновенной томатной пастой — кажется, это был острый соус. Фанатом острого Рэмбо не был, и уж тем более сочетания Табаско и сладкого банана. Видимо, на его лице с лихвой отразилось удивление, когда он невольно вскинул кверху брови, и Тюя, откашлявшись, указал на первую позицию в своём меню: — Это блюдо называется «Дх-хакон дышит огнём», — гордо объявил он. — Дх-х-раконы очень часто его заказывают. — но я не дракон. — Да, но ты должен попробовать, а потом я буду предлагать его драконам. — я даже могу организовать тебе первого гостя… — Правда? Когда? — да хоть сейчас. — Нет, сначала ты. Артюр вздохнул. Съехать с кандидатуры не вышло. — мне обязательно нужна вода. — О, я об этом не подумал. Сейчас! — Тюя тут же умчался на кухню, и Артюр в панике схватил лежащее на полу полотенце, стараясь хотя бы чуть-чуть убрать Табаско с несчастного фрукта, но убрать много не успел, спешно свернув и откинув в сторону: сын уже примчался с большим стаканом холодной воды. Рэмбо предчувствовал, что именно такой большой стакан ему и понадобится. — Вот, пожалуйста. Шеф-повар передавал свои извинения. Тюя смотрел на отца своими большими голубыми глазами и широко улыбался. Артюр, стараясь держать улыбку на лице, не спускал взгляда с «блюда». Нужно было как-то выкручиваться… — ах, не руками же я буду есть? — вдруг всплыла в голове мысль, и от такого замечания Тюя подскочил на месте, а Артюр, чувствуя, что прекрасно справляется с родительской обязанностью игры с детьми, даже выпрямил спину и скрестил руки на груди. — что за ресторан такой — ни воды, ни вилок. — Сейчас! — Тюя вновь унёсся на кухню, а Артюр вновь схватился за полотенце, стараясь стереть острый соус совсем. Не прошло и секунды, как Тюя тотчас вернулся с полными руками и стукнул о стол рядом с отцом вилкой, ложкой, ножом и половником — на всякий, видимо, случай. — Вот. Только не снимайте звезду! — посмотрим, — Артюр вздохнул, взявшись за вилку и судорожно подумав, как ещё он может потянуть время, но на ум ничего не шло, а сын смотрел во все глаза, ожидая вердикта. Что ж, назвался груздем… Зажмурившись, Рэмбо отломил вилкой небольшой кусочек, более-менее оттёртый от Табаско, проклиная тот день, когда он принёс этот миниатюрный, но такой взрывоопасный бутылёчек домой. Стараясь сильно не жевать, Артюр сомкнул на вилке челюсти. Сначала ничего не было — банан казался обыкновенным бананом. Но… Радоваться было решительно рано: спустя несколько секунд нёбо начало жечь. Немного, но потом всё больше и больше; щиплющий огонь разлился по рту и языку, и Рэмбо, спешно глотая, плотно зажал губы свободной рукой. Если внутри Артюра и был заточён какой-нибудь маленький дракончик, сейчас он радовался и дышал огнём из желудка прямо на его лёгкие. На закрытых глазах выступили слёзы. Не открывая их, Рэмбо осторожно нащупал рукой стакан на столе и опрокинул его в себя залпом, последний глоток оставив во рту. Спасительная прохлада ненадолго сбавила ход мучений, и Артюр наконец приоткрыл один из глаз, смахивая с уголка ресниц слезу. Тюя по-прежнему стоял перед ним, ожидая вердикта. Сквозь слёзы от жжения соуса, сглотнув воду, Рэмбо кивнул и показал большой палец вверх. — Тебе понравилось? — Тюя упёрся руками в край стола, поднявшись на носки. — Ой, то есть, кхм, Вам понравилось, мсье? — в… весьма… горячо, — Рэмбо сглотнул густую слюну снова, выдавив из себя наконец хоть слово и огладив своё горло. — но драконам… очень понравится. — Кх-хуто! — Тюя подпрыгнул на месте и бодро поменял тарелки местами — убийственный банан уехал на край стола. — Теперь следующее! Я называю это… «только никакого огня, умоляю» — пронеслось в голове Рэмбо, прежде чем пластиковая тарелочка, накрывающая следующее блюдо, была схвачена детской ручкой и убрана в сторону. Тёмно-красное желе забавно затряслось, стоило задеть его краем пластиковой тарелки. Ровно на секунду, как только Артюр его заметил, ему стало легче, но дальнейшее открывшееся взору разрушило мечты: сверху желе были брошены спагетти, щедро смазанные кетчупом и приправленные зелёными листочками вроде лаврушки. Артюр невольно вскинул бровь: лаврушку, да и в принципе зелень с такими листьями, дома он не держал. — где ты это взял? — Рэмбо осторожно подхватил один из зелёных листков пальцами и покрутил перед глазами, приготовившись уже взять в зубы как что-то наиболее съедобное, но… — С дерева! — гордо оповестил Тюя и махнул рукой куда-то в сторону, намекая, вероятно, на окно. Чуть было не подавившись, Артюр медленно отнял лист от губ и вернул обратно на тарелку. На озадаченный взгляд сына он нервно улыбнулся. — я сегодня не вегетарианец. — О, тогда хорошо, — мальчик охотно кивнул. — Приятного аппетита! Я называю это Красной Горой, На Которой Живут Демоны! Ой, то есть не я, а шеф-повар. Ну, здесь было попроще. Взяв ложку, Рэмбо осторожно сковырнул вишнёвое желе с края под нависшими полосками спагетти, стараясь выбрать наименее измазанный кетчупом кусочек, и отправил в рот. Желе как желе. Тюя любит его, но, видимо, одно из холодильника решил пожертвовать во имя кулинарного искусства. — Ну как? — Тюя смотрел на отца горящими глазами, и Артюр кивнул. — вполне удобоваримо, — Артюр спокойно выдохнул, чувствуя, как от прохладного желе становится легче обожжённому Табаско нёбу. Он даже ещё отыскал свободное от кетчупа местечко, поддев ложкой кусочек желе снова, и отправил в рот. — Удобо… это как? — Тюя нахмурил рыжие бровки, ненадолго уставившись в пол — у ребёнка вовсю шёл мыслительный процесс после услышанного незнакомого слова. — у-до-бо-ва-ри-мо, — по слогам произнёс Артюр. — то есть приемлемо. в этом случае — вкусно. только, знаешь, на твоём месте… ох, то есть на месте шеф-повара я бы разъединил спагетти и желе. всё-таки первое блюдо и десерт в одной посуде не мешают. — О, я обязательно ему передам! — Тюя тут же подобрался и сделал солдатскую отмашку ладошкой от виска. — А теперь — напитки! Грешным делом в голове Рэмбо проскочило, что сынок, раз уж порылся в его шкафу и отыскал пиджак, мог и в серванте покопаться, смешав вино с каким-нибудь яблочным соком или не дай бог — яблочным уксусом. Но с кухни торопливым маленьким официантом был принесён стакан с ярко-оранжевой жидкостью — то был на вид обыкновенный апельсиновый сок. Артюр, радуясь наконец отсутствию ядерной смеси на ужин, даже ничего спрашивать не стал, с улыбкой приняв стакан из рук сына и сделав глоток. В горле и носу защекотало так, словно туда насыпали песка. Еле сдержавшись, чтобы не выплюнуть, Артюр быстро сглатывает, отставив стакан на стол и моментально прикрыв рукой рот, зажмуриваясь и чихая. Он чихнул раз, второй, третий, на четвёртый уже не сдерживаясь и прикрывая рот двумя руками, всхлипнув и шмыгнув носом. — diex- что это?! — у Рэмбо даже голос несколько охрип, когда он встал из-за стола и, осторожно огибая улыбающегося официанта, убежал в ванную комнату умывать лицо. Над краном он чихнул ещё несколько раз, пока достаточно не промыл нос и не прополоскал горло. Зеркало оказалось забрызганным, но Артюра в его положении это уже не волновало. Он смотрел на своё отражение, шмыгнув мокрым носом, и горестно думал, доживёт ли до завтра. — Пап, всё в порядке? — из-за двери ванной высунулся Тюя, подтягивая сваливающийся с плеча огромный ему пиджак. — да, да, всё… в порядке, — Артюр утёр рукой нос и, чувствуя наконец, что чихать больше не хочется, обмакнул чистым полотенцем лицо. — но что это был за… коктейль? — Апельсиновый сок и перец, — Тюя в задумчивости приложил палец ко рту. — Я… ой, то есть шеф-повар положил перца слишком много? — о, милый… — Артюр вздохнул и обернулся к сыну, присев на колено на кафель ванной комнаты. — обязательно передай шеф-повару, что перец в напитки лучше вовсе не добавлять. ну, или только своим злейшим врагам. — Тебе не понравилось? — Тюя перестал улыбаться, шаркнув ногой и сцепив руки за спиной; схватиться ладонью в ладонь получилось не сразу — мешали рукава, — и потому в первый раз руки мальчика упали по швам. Артюр, улыбнувшись, протянул руку к сыну. — я ценю всё, что ты делаешь для меня. иди сюда, — Тюя, взглянув на отца, медленно подошёл к нему, шлёпая босыми ногами по кафелю и по пути подтягивая съехавший с плеча пиджак. Артюр осторожно притянул мальчика поближе к себе, обняв и прижавшись щекой к тёплой рыжей макушке. — и я ничего не сказал про то, что мне не понравилось. просто… иногда некоторые ингредиенты нужно разделять. Тюя, поднявшись на носки, обнял отца за шею в ответ, крепко-крепко — так, что Артюр ненадолго задержал дыхание. После этого мальчик выбрался из объятий и схватил отца за руку, потянув за собой с широкой зубастой улыбкой: — Тогда пойдём, там есть ещё блюдо дня! — хорошо, пойдём, — Рэмбо, улыбнувшись тоже, поднялся на ноги, следуя за сыном в согнутом в спине положении. Он даже не подозревал, что блюдом дня сын называл кулич из песка, украшенный травой, растущей у песочницы во дворе.

Общий чат. Сообщение от: А. Рэмбо 22:34. z pfdnhf yt ghble 22:34. я завтра не приду

Сообщение от: О. Мори 22:49. Почему? Что случилось?

Сообщение от: А. Рэмбо 22:55. я отравился

Сообщение от: Т. Шибусава 22:58. АХЗВАЫЫВАХЗАХХВАППХ 22:58. ТЫ? 22:59. ОТРАВИЛСЯ????

Сообщение от: А. Рэмбо 23:05. не смешно

Сообщение от: О. Мори 23:10. Ладно… Послезавтра только постарайся явиться. Я один не справляюсь.

Сообщение от: А. Рэмбо 23:13. если выживу

***

— Шибу-сан! Шибу-сан! — послышался звонкий голос, кажется, кого-то из Мори-младших, отвлёкший от разговора. — Там Атсуши перестал говорить! — Что? — Тацухико мгновенно обернулся, перед тем как его за край пальто схватил старший из Мори-младших в жёлтой панамке, указывая в сторону песочницы. Младший из Мори-младших молча стоял за старшим братом, Рэмбо-младший в белой матроске был у самой песочницы, а его, Тацухико, маленький белячок сидел сиднем на краю и молчал, и это несмотря на то, что Рэмбо-младший пытался, видимо, вызнать у него хоть что-то, но безуспешно. — Что значит — перестал говорить? — Мы не знаем, — Осаму отрицательно покачал головой, а затем для подтверждения оглянулся на Рюноскэ — и тот тоже молча кивнул в подтверждение слов брата. Вот только если молчание Рюноскэ было делом привычным, то резко замолкнувший Атсуши был редкостью. — Мы играли, и он вдруг замолчал. — Что там? — Мори сидел на краю скамейки, раскинув по спинке руки и медленно вскинув голову, запрокинутую до этого назад — Огай не выспался прошлой ночью и разговор сейчас, на общей прогулке, то поддерживал, то засыпал и отключался. — что-то с тигрёнком, — Рэмбо, обеспокоенно глядя на двух детей в песочнице, растирал руки в перчатках, и это несмотря на то, что на улице стоял тёплый май. Поймав взгляд сына, он молча кивнул, немо спрашивая — что случилось? Тюя на это только развёл руками. — Что там с ним может быть… — Мори зевнул, приложив руку ко лбу. — Единственный, с кем толком ничего не может случиться. Шибусава, машинально приоткрыв рот и кончиком раздвоенного языка пробуя воздух на опасность, прошагал до песочницы, приглядываясь к сыну издалека. Рваной одежда не была, никаких царапин или ссадин на открытых местах, глаза чистые, не наслезнённые, никаких признаков обращения в тигра. Мальчишка с белыми, как снег или облако, волосами сидел на краю песочницы и смотрел себе под ноги. — Та-ак, — произнёс он, присаживаясь коленом прямо на раскиданный по земле песок, — что тут у вас? Сына? Атсуши поднял на отца глаза и улыбнулся, но ни слова не произнёс. Шибусава вскинул густую белую бровь, склонив голову к плечу и пережидая определённое время, может, ребёнок наконец ответит — но нет, ни звука он не услышал. И тогда Тацухико посмотрел на мельтешащего рядом Рэмбо-младшего: — Так, я понял, восстановим события. Тюя-кун, скажи, пожалуйста, вы во что-то играли? — Ага, — рыжий мальчик закивал и вскочил на борт песочницы, указывая на кучу разномастных песчаных башенок и фигур, украшенных листьями, сухими ягодами рябины, веточками и камушками. — В ресторан! — В ресторан, — Шибусава повторил сказанное ребёнком и бросил через плечо подозрительный взгляд на Рэмбо. — И что же в меню ресторана? Тацухико клонил к тому, что в игре его маленький оборотень что-то проглотил и теперь боится в этом признаться. Учитывая страсть Атсуши к еде, такой исход был бы неудивительным. Однако ответ Тюи заставил передумать: — Не знаю. Он ещё не открылся. Чтобы открыться, нужно попробовать блюда, а их ещё не пробовали… Тацухико нахмурился. Так, это что же получается: если «ресторан ещё не открыт», значит, Атсуши съел что-то втихую? Или он вообще ничего не ел? Шибусава вздохнул, раздумывая, что же действительно произошло. — Посмотри-ка на меня, — обратился он к сыну, и тот снова поднял на отца взгляд ясных жёлто-сиреневых глаз, как у кошки. — Ты съел что-то из песочницы и боишься в этом сознаться? Тюя, услышав это, с удивлением отвлёкся от своего меню из песка. Атсуши отрицательно закачал головой, и отросшая его сбоку белая прядка с чёрной полоской невесомо хлестнула по его щеке. — Точно? Атсуши покачал головой на этот раз утвердительно. Тацухико со вздохом протянул ладонь к лицу сына: — А теперь выплюни то, что у тебя во рту. Давай-давай. Атсуши нахмурился, с подозрением посмотрев на отца, и раскрыл рот, однако из его рта ничего не выпало — ни камушек, ни ягодка рябины, ни какое-нибудь «сокровище» вроде разбитого бутылочного стекла или другого мусора. Шибусава непонимающе нахмурился в ответ и руку убрал. Сын до сих пор ничего не сказал. — Ладно. Вы играете в молчанку, Тюя-кун? — Нет, мы в неё не играли. Она скучная. Шибусава пошевелил носом, а затем обернулся на своих коллег-товарищей позади и махнул Мори рукой, мол, отправь-ка своих младших ко мне. Осаму сразу побежал на этот пригласительный жест, а вот Рюноскэ продолжал сидеть на скамейке рядом с отцом, пока тот не похлопал его по спине и не сказал, очевидно, следовать за братом — только после этого Мори-младший подошёл ближе. Старший же, как уверенный ледокол, бороздящий далёкие северные моря, на полном ходу перепрыгнул через борт песочницы и подавил под собой несколько куличей, над которыми так старательно трудился Рэмбо-младший. Тюя, заметив разрушения от развеселившегося товарища, тут же нахмурился и вскрикнул: — Эй! Не видишь, что ли, куда пх-хёшь? — от возмущения у мальчика даже «р» исчезла из произношения. — Аккух-хатнее надо! Чини тепех-хь! — Извини! — Осаму смеялся, позабыв уже, что его позвал один из взрослых, и соскочил с песочницы с другой стороны, силясь не попасть под кулак Тюи. Тюя же выскочил следом, намереваясь мстить. — Мирись-мирись, больше не дерись! — А я и не буду! — Тюя, прямо как взрослый, закатал рукав своей синей кофточки. — Вех-хни всё на место — и не буду дх-хаться! — Вех-хну всё как было, если пох-хычишь, — Осаму, широко улыбаясь, отошёл на несколько шагов на безопасное расстояние и принялся передразнивать. Тюя от этого, кажется, вскипел ещё больше. Поразительна разница, на самом деле, между разрушительным Осаму и абсолютно созидательным Рюноскэ, тихонько присевшим на край песочницы рядом с Атсуши и даже не думавшим влезать в песок и топтать чужие постройки. — Ну давай! Как собачка! О, нет, как тигх-х! — Я тебе сейчас! — угрозу Тюя ещё не сформулировал, зато быстро схватил палку с земли, как меч. — Иди сюда, — мальчик зажмурился, концентрируясь, — и пр-рими бой достойно! — Давай-давай, рычи ещё! — Осаму глупо провоцировать не собирался, ведь, обежав песочницу кругом, он зашёл за спину Шибусавы. — Шибу-сан, чего звали? — Ответь мне, во что вы играли, до того как Атсуши, — Тацухико присел на край песочницы и потрепал своего белячка по голове, — замолк. — О, во врачей! — Осаму широко улыбнулся, посматривая в сторону — Тюя угрожающей фигуркой с не менее угрожающей палкой стоял неподалёку от песочницы и будто рассчитывал, как бы ему кинуть своё оружие так, чтобы оно задело нарушителя правил его ресторана, но не задело никого другого. Старший из братьев Мори зашёл за спину Шибу-сана ещё подальше. — Рю был хирургом, а мне прострелили голову и я пришёл к нему на приём. — Тебе что?! — послышался окрик его отца, мгновенно вскинувшего голову и с негодованием посмотревшего в сторону детей. — Я же просил вас играть во что-то менее травмоопасное! — Не волнуйся! В голову мне никто не стрелял, это так, для игры, на самом деле! — Осаму помахал отцу рукой и прошёлся по песку до спины младшего брата, сложив руки на его узкие плечи. Тюя внимательно следил за Осаму и явно прицеливался, но с расчётом, чтобы не задеть Рюноскэ. — А-то я не понял… — Мори вздохнул и накрыл рукой лицо, вновь откинув голову. Рандо-сан что-то ему сказал, на что Огай закатил глаза и что-то проговорил в ответ, но дети уже не слушали. — Во врачей? — Шибусава не спускал с Атсуши глаз. — И как они связаны с рестораном? — Мм… да никак, — Осаму отвлёкся на Тацухико, и именно в этот момент Тюя, взмахнув палкой, сшиб с головы Мори-старшего его жёлтую панамку — Осаму с ужасом схватился за голову и автоматически присел, чтобы ещё и по макушке не прилетело. Тюя победно усмехнулся и воткнул палку в землю. Осаму воскликнул: — Ой-ой, а вот теперь я точно ранен в голову! — Тюя, я ведь просил тебя быть аккуратнее! — вдруг раздался голос Рандо-сана за спиной, на который Тюя тут же отвлёкся. — Да я к его голове даже не пх-хикоснулся! — оскорблённый несправедливым обвинением, Тюя указал обеими руками на Осаму, продолжая смотреть на отца. — Всего-то панамку с него снял! — А мог бы скальп! — Осаму вновь подскочил на ноги, отряхнув от песка коленки. — А что это? — Тюя тут же с вопросом в глазах обернулся на Осаму. — Это кожа головы с волосами. Вот так, — поднимая с земли панамку, Осаму обвёл пальцем свою голову по кругу. — Я в фильмах видел. — В каких фильмах?! — Мори вновь вскинул голову. — Сколько раз я просил вас не смотреть по телевизору взрослые вещи? — Да я случайно! — Осаму даже не смотрел на отца, отряхивая панамку от песка и водружая обратно на голову. — Хочу пить. — Я тоже, — Тюя мгновенно переключился, побежав к отцу. — Кто последний, тот сутулый пёс! — где ты услышал такие слова?! — судя по голосу Рандо, его чуть инфаркт не хватил, но дети уже не обращали внимания: оба побежали навстречу отцам, успев у самой скамейки поспорить, кто первым до неё добежал. Мори даже сопротивляться не стал, когда сын полез за пазуху его расстёгнутого пальто за бутылкой воды, а вот Тюя послушно дождался, когда Рэмбо достанет сок из его наплечной сумки. У песочницы остались только Шибусава-сан, Атсуши и Рюноскэ. Тацухико уже хотел было забрать сына домой, рассчитывая на то, что вне улицы мальчик всё-таки расколется, что случилось, но вдруг его за рукав потянул Мори-младший. Удивлённо хлопнув красными глазами с белыми ресницами, Тацухико посмотрел на младшего из детей Огая, а тот поманил к себе своей маленькой рукой, мол, наклонитесь ко мне, Шибу-сан. Шибусава так и сделал, перегнувшись через сына, и Рюноскэ потянулся к его уху, зашептав своим хрипловатым голоском, который все так редко слышали: — Мы играли в работы наших пап. Атсуши изображал Вас. Один из камней он попробовал раскусить. Его зуб сломался. Он испугался, что зуб больше никогда не вырастет. Тацухико от удивления такой простой истине распахнул глаза, отодвинувшись от младшего сына Мори и посмотрев в его лицо, чтобы убедиться, не выдумывает ли тот. Но Рюноскэ в ответ лишь кивнул и спрыгнул с песочницы, неспешной походкой зашагав к отцу и уже рядом с ним также молча протянув старшему брату руку, мол, отдай бутылку. Такой жест доверия от ребёнка-молчуна… Многого стоит. Шибусава вновь пересел на колено перед Атсуши и наклонил голову так, чтобы заглядывать сыну в глаза, а затем взял его руки в свои: — Ты изображал меня на работе, верно? — маленький оборотень тут же вскинул голову и часто-часто заморгал своими большими чистыми глазами с густыми белыми ресницами. — Котик, покажи мне свой оскал. Атсуши, вздохнув, осклабился — и верно: у него не доставало переднего клыка. Слава богу, что тот был молочным. Вытянув одну из рук из отцовской ладони, Атсуши полез в нагрудный карман своей футболки, вынимая оттуда сломанный клык. Надо же, сохранил ведь! — Мозет, его мозно п-иклеить… — Тацухико еле удержался от усмешки; утром его сын разговаривал вполне себе сносно для своего возраста, а теперь вот так. Языком мальчик постоянно трогал непривычно пустое место десны. В ладонь отцу лёг выпавший тигриный клык. — У тебя ведь скоро отрастёт новый, — Шибусава, убрав доверенный ему зуб в карман пальто, поднял Атсуши на руки, подкинув в воздухе и усадив на свои плечи. — Только пообещай мне больше не есть камни с улицы. Мои зубы всё-таки крепче, да и не жалко их, чтобы проверять подлинность драгоценностей. А твои зубки надо беречь. — Я не ел камни! — А дома я покажу тебе настоящие драгоценности, хорошо? — Хо-ошо! — Как приятно, когда ты отвечаешь, — Тацухико улыбнулся, чувствуя детские руки на своей голове. Будь у него возможность отпустить рога, он бы их отпустил, чтобы Атсуши было легче держаться, но… не сегодня. — Эй, — на голос Шибусавы оглянулись Рандо и Мори. — Пойдёмте в другое место. Желательно, где нет камней. — Я тоже хочу на плечи! — Осаму, соскочив со скамейки, дёрнул отца за рукав. За другой рукав его дёрнул и Рюноскэ, намекая на солидарность. — Если моя спина хрустнет в неправильном направлении, до дома понесёте меня вы оба, — Огай изобразил крайне страдальческое лицо, сжав в обоих руках маленькие руки своих сыновей. — Давайте так: я прокачу вас обоих на своих плечах тридцать второго мая. Засекайте. — Хорошо! — Осаму заулыбался. Рюноскэ молча кивнул. Шибусава только бровь вскинул, с понимающим осуждением глядя на Огая. — Пап, пошли скорей! — Рэмбо пронёсся мимо них обоих — Тюя тянул его за руку с такой скоростью, что отец не успел даже толком возразить. — Нужно успеть убрать все камни! — м-может, всё-таки пойдём пешком? — Рэмбо лепетал в ответ, стараясь перекричать сына. — Может, всё-таки никуда не пойдём… — просьбу Мори, конечно, никто не услышал.

***

— Грач, Грач, Пума вызывает, — Осаму, выглядывая из-под стола, приложил руку к уху, осматриваясь на кухне, будто бы это не кухня вовсе, а ночная улица опустевшего города. — Вижу цель! Пш-пш, приближаюсь к ней. Отец, стоявший у кухонного гарнитура и нарезающий на столешнице овощи на ужин, и глазом не моргнул, когда к его ногам вдруг прибился старший сын, обращая на родителя внимания ровно столько же, как на предмет интерьера и, соответственно, игры. — Пш-пш, Пума на связи, — Осаму одной рукой обхватил отцовские колени, вынудив его чуть отступить от столешницы назад, а вторую вновь прижал к уху. — Что говорите? Цель вооружена? Понял, буду осторожен. Отбой, пш-пш. — Осаму, — негромко позвал Мори, не отвлекаясь от нарезки огурца, но, поняв, что старший сын в своей игре не слушает его, вздохнул, закатив глаза, и позвал ещё раз: — Пума, это Пантера. — Пума на связи! — Осаму, перебежав уже к дверям кухни, тут же прижал ладонь к уху. — Передайте Грачу, что ужин скоро будет готов и база ждёт. Конец связи. — Хорошо! Вернее, отбой, конец связи, пш-пш, — Осаму, хихикнув, скрылся в коридоре, улизнув наконец с кухни и перестав мешаться своими шпионскими играми. Учитывая, что говорил старший сынок довольно громко, младший в лице Грача должен его слышать из другой комнаты и без «рации». Но как иначе играть в шпионов? Только с рациями и позывными. Мори только рад, если в игре он задействован минимально. Как молчаливая база, например, или фонарный столб, за которым хитрый агент Пума спрячется в преследовании своей жертвы. Только бы не набедокурили, пока носятся чуть ли не по потолку. — Грач, это Пума, — Осаму ушёл в тёмную ванную комнату, выглядывая из-за дверей и изучая коридор. — Тигр и Лиса не выходят на связь. Наверное, что-то случилось. Продолжаю преследование один. Уже близко! Конец связи, пш-пш. Осмотревшись в темноте, мальчик схватил швабру, вооружившись ею, как катаной, и побежал по коридору в большую комнату. Вертясь вокруг себя, он начал высматривать свою жертву, как вдруг из-за кресла — вернее, из удобного уголка между спинкой кресла и стеной — высунулся Рюноскэ, натянувший на голову большую ему чёрную отцовскую шляпу и державший на плече игрушечный автомат. Стоило нажать на курок игрушки, она засветилась на дуле мигающим фонариком и издала из динамиков звук автоматной очереди — и Осаму, резко развернувшись к «врагу», закрылся шваброй-катаной и пробежал по комнате, спрятавшись за диваном. — Грач, это Пума! — заговорил Осаму, прижав свободную руку к уху. — Меня атаковали! Нашёл убежище. Постараюсь атаковать в ответ и обезвредить. Конец связи! Высунувшись сбоку дивана и увидев, что Рюноскэ — вернее, «враг» — рассматривает автомат, Осаму улыбнулся и вскочил на ноги, вскинув швабру на плечо и несколько раз выстрелив из неё, имитируя отдачу и сопровождая «выстрелы» соответствующими звуками: «Тщ! Тщ! Тщ!» Рюноскэ, заметив атаку, тотчас ушёл обратно в своё укрытие, и в воздухе на секунду зависла его шляпа, сразу же упав на голову мальчика. Терять время Рюноскэ не стал, вновь показавшись из-за кресла и нажав на курок игрушки дважды. Осаму снова спрятался за диван. — Грач, это Пума! Почему не отвечаете? — в панике твердил он в воздух, прижав руку к уху. — Мне нужно подкрепление! Меня окружили! Я в засаде! Грач, ответьте! Чёрт! — Осаму выглянул из-за угла дивана, но Рюноскэ вновь нажал на курок, и под звуки автоматной очереди мальчишка вновь спрятался в укрытии. — База! — крикнул он так, чтобы было слышно и на кухне: — Пантера, это Пума! Меня атакуют! — Плохо слышно, — так же громко ответили Пуме с кухни. — Связь нарушена. Ничего не слышно. — Чё-ёрт! — Осаму от досады стукнул шваброй по полу и отнял от уха руку. — Тогда попробую отбиться сам… Вдохнув для уверенности, он перекатился из своего укрытия на середину ковра и там уже вскочил на ноги, вскинув оружие на плечо и стреляя из него по «врагу». Рюноскэ почти правдоподобно схватился за плечо, имитируя ранение, и, зажав автомат одной рукой, направил его на брата, нажав на курок. Выронив швабру из рук, Осаму картинно схватился за грудь и рухнул на колени. — О нет, он всё-таки попал, — Осаму почти правдиво закашлялся, но негромко, иначе отец услышит и придёт спрашивать, кто тут заболел; с колен мальчишка вытянулся вдоль ковра. — Кажется, я умираю… Мне нужен врач… Врача! Пока я живой… Рюноскэ вылез из-за кресла, осторожно переступая через спинку и становясь босыми ногами на сиденье. Скинув с головы шляпу, он вынул из-под подушки белую повязку с нарисованным на ней красным крестом и повязал её на плечо, а потом спрыгнул на пол и подбежал к «раненому», корчащемуся на полу. — Доктор! — Осаму даже ногами вскинул в воздухе. — Я смертельно ранен вот сюда, — и постучал себе ладонью посередине груди. — О, и ещё вот сюда, — и приложил руку к своей макушке. — Умираю! Помогите! Рюноскэ молча кивнул, будучи теперь в роли ответственного врача, жестом рук показал подождать и побежал на кухню. Отец стоял у плиты, что-то помешивая в кастрюле; именно его Рюноскэ дёрнул за штанину и указал на верхний шкафчик с аптечкой. — Я не буду давать вам таблетки для игры, — отрицательно покачал головой Мори. — И шприцы тоже. Даже без игл. Можешь не просить. Рюноскэ в ответ только нахмурил куцые бровки и, вытянув руку вперёд, жестом обмотал вокруг неё верёвку. Огай, глянув на младшего сына, выдохнул одними губами: «А, это…», и, отвлёкшись от кастрюли, раскрыл дверцу верхнего шкафчика, вынимая откуда-то издалека моток бинтов и протягивая младшему сыну. Рюноскэ кивнул и убежал обратно в комнату. Чем бы дитя не тешилось… А бинтов Мори с работы принесёт. Рюноскэ подошёл к лечению «раненого» со знанием дела: проверив, дышит ли он, припав ухом к груди брата, он, сев на колени рядом, начал заматывать его в бинты полностью, начиная с живота, захватывая руки и заканчивая шеей. Он хотел бы и голову забинтовать, но небольшого мотка перевязи не хватило. — Спасибо, доктор! — Осаму вскинул в воздухе ногами, не в силах теперь жестикулировать. — Но моя голова… Ах, как больно! Я всё ещё умираю! — он правдоподобно закрыл глаза и высунул язык изо рта, демонстрируя, что вот-вот уже готов уйти на тот свет. С озадаченным видом Рюноскэ поднялся на ноги и вновь убежал на кухню. Отец помешивал что-то в кастрюле, поднеся ложку к губам и, подув на неё, пробуя на соль. Он кивнул сам себе, как вдруг его вновь дёрнули за штанину. — Бинтов больше нет, — Огай покачал головой. Рюноскэ отрицательно качнул головой на это в ответ и, раскрыв рот, указал на язык. Раз про запрет таблеток уже было сказано, значит, просит он точно не таблетки. Подумав, Мори вновь заглянул в аптечку и достал оттуда небольшую баночку аскорбиновой кислоты в жёлтых шариках, наклонившись к младшему сыну и высыпав несколько штук ему на ладонь. — Хватит с вас. Иди. Рюноскэ кивнул и, крепко сжав аскорбинки в пальцах, убежал. Осаму морщил нос и плевался, когда вкусные сладкие аскорбинки вдруг стали кислыми. В воображении Рюноскэ это были обезболивающие и в его же воображении они сработали, раз пациента теперь волновала только кислота на языке вместо головной боли. Морщиться Осаму не перестал, сев на полу и отплёвываясь. — Кхе, доктор, кхе… спасибо, но… дыра в моей голове всё ещё ужасно кровоточит… Рюноскэ молча кивнул и убежал обратно к отцу. Дёрнув за штанину, он обратил внимание Мори на себя, но на этот раз указал пальцем куда-то на кухонный гарнитур, и тут уже Огай вскинул чёрную бровь. — Тебе нужна ложка? — отрицательное покачивание головой. — Вилка? М, скалка? Что? — Рюноскэ продолжал жестом показывать своё «нет». — Половник? Мой фартук? Тарелка? Отец всё говорил неправильно. Рюноскэ вздохнул и, сжав руки в кулаки, прохрипел: — Нож. Я буду делать операцию. У Мори ложка упала в кастрюлю, утонув в супе. Широкими шагами Огай, держа Рюноскэ на одной руке, прошёл в зал. Старший сын, перебинтованный так, что ходили у него только ноги, обернулся на родителя и улыбнулся. Чем бы дитя не тешилось, но это уже слишком!