Время Перемен. Цветок затмения

Поднявшись в тишине, они оказались на крыше главной башни. На полу мозаичной плиткой были выложены созвездия вокруг десятиконечной божественной звезды, в центре которой находилась эмблема Ковена, а прямо над ней в воздухе парила и вращалась модель их звездной системы. Тонкие резные колонны тянулись вверх, образуя арки, поддерживая ребристый сводчатый купол, сужающийся к вершине, с вставками из хрусталя, сквозь которые лился мягкий лунный свет. Над всем этим великолепием раскинулось бескрайнее ночное небо. Звезды на нем выглядели огромными и невероятно близкими, казалось, стоит лишь протянуть руку — и сорвёшь одну, как спелый лимон. — Здесь так красиво. Лиора подошла к арке, вглядываясь в бесконечную ночь, и завороженно провела рукой по одной из колонн, прослеживая пальцами резной узор. — Иллюзия, морок. За пределами Цитадели нет ничего, кроме пустоты и серого тумана, — мрачно буркнул маг сквозь стиснутые зубы, даже не взглянув на небо, и опустился на лавку, опоясывающую пространство по периметру. Он хотел побыть один, дать себе небольшую передышку, чтобы пережить этот грандиозный провал без необходимости держать лицо. Но здесь и сейчас Гилхрет не рискнул бы попросить Лиору уйти. Твердыня чар — не самое безопасное место для обывательницы, пусть даже одарённой. Минутный восторг Лиоры снова сменился — нет, не печалью, а каким-то другим тягостным чувством подавленности, растерянности и неловкости, которое неизбежно появляется, когда хочешь, но не можешь помочь. Она чувствовала, что должна отбросить на время любые подозрения и что-то сказать, но не знала, что. Злое, едкое оживление, нарочитая самоуверенность и театральность, владевшие чародеем в зале Совета, уступили место напряженности и угрюмой скованности. Однако держался Гилхрет по-прежнему прямо, даже слишком, как показалось Лиоре, — будто кол проглотил. Девушка устроилась рядом с ним на лавке. Впервые Лиора, к своему изумлению, столкнулась с тем, что понятия не имеет, что делать в такой ситуации. Будучи эмпаткой, она отлично разбиралась в людских эмоциях, но ей практически никогда не приходилось оказывать поддержку или проявлять искреннее сочувствие. Оберегая себя от приносимой даром боли, Лиора всегда держала дистанцию, неосознанно стараясь ни с кем не сближаться, как могла, избегала чужих бед и горестей. Допросы отнимали все моральные силы, и выслушивать чьи-то жалобы на жизнь было бы в тягость. Теперь же все поменялось, и в душе девушки проклюнулось нечто более глубокое и верное, заполняющее внутренние трещины и сколы, заставляющее сразу отмести мысль о том, чтобы выразить сожаление парой формальных, поверхностных фраз. Лиора не успела полноценно задуматься над этим и решила, что позже у неё ещё будет время разобраться в себе. Сейчас куда важнее было понять, что говорить. «Сказать «не расстраивайся»? Нет, глупо. Не радоваться же ему оттого, что Комиссия отвергла проект, над которым он, очевидно, работал не один год. «Они неправы»? Но мое мнение не авторитетно в вопросах магии. «Большинству из них уже больше трёхсот лет. Скоро они все умрут, и ты сможешь торжественно плюнуть на их могилы»? Так себе утешение, — подумала Лиора, силясь найти нужные слова. — Но не могу же я молчать и делать вид, будто ничего не случилось. Хотя, быть может, он хочет именно этого». — Не принимай слова этих старикашек близко к сердцу, — наконец сказала девушка. — Дело не в них, — проронил Гилхрет сухо и отстранённо. — Это я должен был давно понять, что ничего не выйдет, и не тратить время на ерунду. Не стоило и надеяться на то, что кто-то оценит. О чем я только думал?! — К концу речи голос мага зазвенел от с трудом скрываемой обиды. Гилхрет как-то разом сник, наружу прорвалась ранее скрытая усталость. — Полно, не стоит так говорить. Если сейчас ты заставишь себя отречься от этого замысла, сам назовёшь идею, которая для тебя важна, глупой, возможно, ненадолго станет менее больно. Но потом ты не простишь себе предательство того, что считал правильным. Стоит ли того минутное облегчение? Гилхрет и сам прекрасно знал, что Лиора права и что уже завтра он вернётся к работе, продолжит искать новые пути для реализации плана, сцепив зубы и упрямо продвигаясь вперёд, несмотря ни на что. Но сейчас казалось, что лучше самому сказать, что его идея не имеет никакой ценности, и тогда, возможно, будет не так страшно, что то же самое скажет и она. Маг отрицательно покачал головой, по-прежнему избегая смотреть на Лиору, и она продолжила: — Я не так хорошо разбираюсь в магии, но мне нравится твоя задумка, думаю, она может изменить жизни и магов, и обывателей к лучшему. Наверное, не все пока готовы принять эти перемены. Ты же все ещё хочешь осуществить свой план? — спросила Лиора с надеждой. — Да, но что толку? — развёл руками Гилхрет. — Я не смогу сделать это в одиночку. Для его воплощения нужно полноценное сотрудничество с обывателями на уровне государств, а не отдельных людей. Я же не Верховный, лишь он имеет право вести переговоры от имени Ковена. — В любом случае, не стоит опускать руки. Уверена, со временем ты сможешь убедить Комиссию. В конце концов, вода камень точит, а я не знаю никого целеустремлённее тебя. — Девушка ободряюще сжала руку чародея, держа ее между своими ладонями. — Более того, ты сам рассказывал мне о них всякие истории, которые лучше оставить в тайне, если члены Высшей Комиссии хотят сохранить свою репутацию. Значит, у тебя достаточно рычагов давления на них. Ты знаешь настоящие имена большинства из них, тебе отлично известно, чем они дышат, чего хотят, чего боятся и что скрывают. Выбирай сам, что тебе больше по вкусу: подкуп или шантаж. Им придётся прислушаться, хотят они того или нет. — Да, конечно, я знаю. Займусь этим на досуге, — без особого энтузиазма ответил колдун. Он знал, что, разумеется, может так поступить, ему это под силу. Удручало мага время, которое потребуется для выстраивания нового плана и претворения его в жизнь, и то, что он, Гилхрет, нашел решение проблемы, тянущей магов на дно не одно десятилетие, и ему же придется выкручиваться и плести интриги, чтобы осуществить его. Как будто ему одному это надо! Меньше всего чародею хотелось тратить время на бесконечные подковерные игры Ковена, которых он столько лет успешно избегал, тем более, после такого провала. Гилхрет был уверен, что конфуз перед Комиссией ему долго не дадут забыть. И то, что все случилось при Лиоре — маг покосился на девушку — тоже не прибавляло ему радости. — Но ты хотел не этого. Не только этого. Гилхрет ничего не сказал, но его молчание было красноречивые любых слов. Лиора и без использования дара будто кожей чувствовала его разочарование. «Ещё бы! Вероятно, он рассчитывал если не на триумф, то хотя бы на достойный приём, а его отчитали, как нашкодившего мальчишку. Один раз попробовать действовать напрямую, по-честному, показать людям то, над чем трудился много лет, чем гордился, — и быть осмеянным, куда уж хуже!» Спустя ещё минуту тишины Лиора продолжила: — Одного не могу понять, почему они позволяют себе так разговаривать с тобой. Ведь ты могущественнее и в поединке стёр бы в порошок любого из них. — Не всё измеряется силой магии. Есть не менее значимые вещи: авторитет, репутация, происхождение, статус… Тебе ли не знать. В глазах магического общества безродному выскочке никогда не стать равным колдунам из древних и знатных семей. — Ты не рос среди магов, так ведь? — Когда Гилхрет кивнул, Лиора продолжила, все больше воодушевляясь от своей идеи. — Но ты вполне мог бы объявить себя наследником недавно прервавшегося рода! Поправь, если ошибаюсь, но я почти уверена в том, что ты Араншес по крови. — Как давно ты догадалась? — Впервые за весь разговор Гилхрет слегка оживился и, кажется, был рад отклониться от темы. Повинуясь воле мага, в руках девушки появился отделанный золотом стеклянный конический фужер на тонкой ножке. Сам Гилхрет пока не спешил пить, только ловкими пальцами вертел и перекатывал точно такой же сосуд, наполненный каким-то полупрозрачным напитком, источающим сладкий и немного пьянящий запах экзотических фруктов. Собираясь с мыслями, Лиора поднесла бокал к губам и сделала глоток, а после заговорила, водя ногтем по узорам на стекле: — Месяца три назад, когда готовила тебе подарок. Я тогда думала над тем, какую сделать вышивку, и вспомнила узор в виде стеблей синего чертополоха на твоём жилете. Девушка запоздало стушевалась, когда осознала, что фактически призналась в том, что для неё этот подарок имел большое значение, и уткнулась взглядом в золотистую гладь нектара. Она сама не понимала, почему мысль о том, что теперь Гилхрет знает, как много внимания она уделила выбору подарка для него, вызывала в душе такой странный отклик. — Потом поняла, что не раз видела изображение этого растения во дворце: на старом сервизе в кладовке, на выцветшем гобелене. Тогда я стала искать в книге о великих домах Илмаса, какой род носил эрингиум на гербе. — И, как я понимаю, нашла, — одобрительно кивнул Гилхрет. — Да. Мои догадки подтвердились позже, когда в оружейной комнате, — для Лиоры до сих пор оставалось загадкой, зачем вообще магу обычные мечи и арбалеты; разве что могли пригодиться как основа для создания артефактов, — увидела кинжал, причём явно фамильный, с девизом на лезвии: «Араншэйт аранши вардэйт» — «Шипы острее мечей». Девиз дома Араншес. А кроме того обнаружила любопытную деталь: род прервался, потому что около ста сорока лет назад Элирия Араншес сбежала из-под венца. А сто двадцать лет назад на свет появился ты. Сильный маг с приметной «араншесовской» внешностью: серые волосы, серые глаза. То, что наследуется с магией. И, судя по всему, родился в окрестностях Немелиса — Темными горами эти земли стали называться сравнительно недавно, когда уже принадлежали тебе. Думаю, в Марене или близко от него. — Почему ты так решила? — Колдун подался навстречу девушке, наконец перестав делать вид, что его очень интересует орнамент на колоннах и парапете, и посмотрел на неё. Любопытство заставило Гилхрета отвлечься от мыслей о неудаче на собрании. Сейчас его полностью занимали наблюдения Лиоры. Чародею было интересно, насколько близко она подобралась к правде или ее части. — Ты когда-то сказал, что заказываешь только качественное маренойское стекло для своих артефактов. — Разве это говорит хоть о чём-то? Всем известно, что в Мархене стекло самое лучшее, — скрестил руки на груди маг. — И сейчас ты снова сказал «в Мархене», а не «в Марене», — торжествующе улыбнулась Лиора. — Никто так не произносит название города, кроме самих маренойцев. И твоё имя, очевидно, образованное от астерлийского «гилейрет» — «время перед грозой», «раскол», «переломный момент», но искаженное на немелисский манер. Само понятие, отдельное название для переходного состояния между чем-то одним и чем-то другим достаточно древнее, оно полностью ушло из речи уже в поздней Астерлии. Его вряд ли мог вспомнить кто-то, не изучавший историю и не знающий высокого астерлийского. Итог — имя с древними корнями, но простонародным произношением. Я не верю в подобные совпадения. Зато почти уверена, что ты либо сын Элирии, либо бастард кого-то ещё из последних Араншес. — Теперь я понимаю, почему тебе поручали дознание, — качнул головой колдун. «Быстро же она сопоставила факты и нашла лазейку! Особенно для той, кто не знаком со всеми законами магии», — отметил Гилхрет. Ему самому было известно куда больше тонкостей, которые заметно осложняли дело, но не отменяли поразившую колдуна наблюдательность Лиоры. Впрочем, ее внимание к деталям не было секретом для Гилхрета, его удивило другое — реакция на неудачу перед Комиссией. Она была не такой, как чародей предполагал и в тайне опасался. Лиора не выказала ни разочарования, ни жалости, а вместо этого поддержала его и предложила решение. Помимо благодарности это все вызывало ещё какое-то другое, непривычное ощущение легкости, снимающее усталость и раздражение. В первые минуты чародей пожалел, что взял Лиору с собой, и хотел остаться один, но теперь понял, что напрасно. Удивительным образом в ее присутствии было спокойнее и дышалось свободнее. Таинственное чувство не хотелось разгадывать, раскладывать на составляющие и препарировать под увеличительным стеклом. Гилхрет подспудно догадывался, что попытка сделать это разрушит хрупкий покой, вернёт нервозность, досаду и разочарование. А сейчас это все словно лежало по другую сторону реальности. На минуту Гилхрету показалось, что мир вокруг растаял, и вот уже ничего нет кроме них самих. Исчезли фальшивые звёзды, иллюзорное небо и сотворенная колдовством башня. Осталась одна холодная пустота, и среди неё только Лиора была настоящей, живой, надёжной. Все другие мысли и ощущения отступили на второй план, сейчас важным казалось лишь это чувство единения, которое хотелось продлить, и тепло девичьей руки. Маг качнул головой, отгоняя морок. Речь Лиоры несла в себе невысказанный вопрос, от ответа на который не хотелось увиливать, как чародей делал обычно. Он глубоко вздохнул и на секунду прикрыл глаза. Гилхрет никому не рассказывал о своём прошлом, потребовалось сконцентрироваться, чтобы поднять на поверхность малую часть того, о чём он многие годы предпочитал не думать, но никогда не позволял себе забывать. — Ты все правильно поняла. Я родился в Мархене в семье небогатого ремесленника. Отец… он был очень хорошим человеком, а мать я почти не знал, она умерла от болезни, когда мне было года три или четыре. Говорили, что она была красавицей. Отец зарабатывал на жизнь тем, что лепил и продавал глиняную посуду и другие вещи. Мне кажется, он сам не знал, на ком на самом деле женился. Видно, мать до конца скрывала свою фамилию даже от него. Конечно, она рассказала ему, что сбежала от навязанного брака с кузеном и что она из знатной семьи, но о последнем и так догадывалась большая часть тех, кто был с ней знаком. Слишком она отличалась от них. Я сам узнал о том, что моя мать была из рода Араншес, только когда решил купить землю и отстроить дворец. Гилхрет отлично помнил этот день, наполненный волнительным предвкушением. Молодой маг давно искал место, которое стало бы его домом. Он мог бы отправиться в любую точку Глорима, но вместе с тем не желал селиться слишком далеко от Мархена. Наоборот, после девяти лет в доме учителя в Тарма-Селирис, за которые ему смертельно надоели студёные зимы, удушливо-жаркие лета и сухой ветер, постоянно перегоняющий со степей кочевников облака мелкого песка и серо-желтой, выедающей глаза и легкие пыли, и ещё нескольких лет скитаний по Илмасу чародею хотелось вернуться в Немелис, к привычным с детства каменистым холмам и долинам, туманам, чистому воздуху и мягкому, слегка прохладному климату. Побродив по окрестным городам, Гилхрет узнал о том, что некая разорившаяся семья продаёт землю среди гор и стоящий на ней замок. Когда маг наведался туда, то понял, почему названная стоимость была поразительно низкой. Место казалось неудачным, как ни посмотри: большую часть обширной территории занимали голые скалы, не подходящие для выращивания чего-то полезного, и почти непроходимая чаща, до ближайших поселений со скудными полями и пастбищами было не меньше трех дней пути бодрой рысью, расположенное на краю леса ветхое каменное сооружение язык не поворачивался назвать замком, а находящийся под ним магический источник давно угас в отсутствие сильного колдуна. Впрочем, ничто из этого не волновало Гилхрета, а цена была настолько заманчивой, что он почти сразу решил купить и землю, и замок. Чародей шёл по покрытым пылью и паутиной коридорам, изучая своё будущее приобретение, а заодно расспрашивая хозяина — невысокого коренастого мужчину с блестящей лысиной — об истории этого места. В одной из комнат Гилхрет встал как вкопанный, увидев висящий на стене портрет. В тот момент он искренне обрадовался, что лицо надежно скрыто капюшоном плаща с простенькими чарами иллюзии, иначе владелец замка мог бы что-то заподозрить. На картине была изображена семья: отец, мать и дочь. Все трое обладали серыми глазами и волосами, как у самого Гилхрета. В голове мага что-то щёлкнуло, мозаика сложилась, но чтобы окончательно удостовериться в правдивости своей догадки, он решил подробнее расспросить о людях с портрета. В ответ чародей услышал историю величия и упадка рода Араншес, щедро разбавленную попытками набить цену никчемной каменистой земле и развалинам на ней. Начало истории, которую в подробностях расписывал нынешний владелец замка и которую знал каждый образованный человек Илмаса, мало интересовало Гилхрета. Трудно было бы не знать ее: основательница рода Ирнита Араншийс сыграла далеко не последнюю роль в завоеваниях Тэя Трааминийра и становлении Астерлийской Империи. Именно владычица песчаных бурь, незаконнорождённая дочь Джайвира Лэстри, предав отца, открыла ворота Лэстратиона будущему императору. Однако выйти за Тэя замуж она отказалась и предпочла основать собственный род. С тех пор и на протяжении почти тысячи лет Араншес были при Трааминийр, как луна при солнце. Когда императорский род по прямой линии прервался, Астерлию охватили междоусобные войны колдовских кланов, по итогу которых Араншес оказались на стороне проигравших. Глава рода, Терея, была казнена, а ее мужа Кариона вместе с детьми выслали на окраину империи, в Тарма-Немелис. Из-за этой ссылки Араншес оказались далеко за пределами Астерлийского полуострова, когда в результате новой войны грянула катастрофа, положившая конец владычеству колдунов. И все же опальный аристократический род стал беднеть и чахнуть, сроки жизни сокращались, магический источник угасал, а дети с хоть сколько-то заметными колдовскими способностями рождались все реже. Причина была проста — застоявшаяся кровь. Давно и много раз породнившись со всеми другими колдовскими кланами, Араншес порой вступали в кровосмесительные браки с дальними родственниками, надеясь, что это поможет сохранить стремительно теряющуюся с каждым поколением магическую силу и вернуть былое могущество. Такие бесплодные попытки продолжались до тех пор, пока Элирию Араншес не захотели выдать замуж за ее двоюродного брата. Девушка сбежала, ее кузен женился на другой, но, несмотря на все усилия, остался бездетным, а после его смерти замок вместе с землями отошёл дальним родственникам жены, не имевшим отношения ни к магии, ни к Араншесовской крови. На этом рассказ хозяина замка обрывался, но Гилхрет не нуждался в продолжении. Он и так отлично знал историю знакомства своих родителей. Когда чародей завершил рассказ, Лиора резонно поинтересовалась: — Неужели никто больше не знает о том, что ты Араншес? Почему ты не вступишь в права наследника и не воспользуешься фамилией для исполнения плана? — Разумеется, они знают, но разыгрывать неведение куда выгоднее. Мы все притворяемся, что ничего не знаем. Кажется, те, кто поумнее, поняли всё с самого начала, ещё когда я был учеником, но мне ничего не сказали. Да и зачем им это? Куда проще иметь дело с тем, у кого нет ни имени, ни рода, чем с наследником знатной семьи. Если бы меня признали наследником рода, Ковену пришлось бы выделить некоторую сумму на «возрождение дома Араншес», к тому же могли вскрыться разные неприглядные подробности, связанные с другими семьями и похороненные за давностью лет. Им не нужен был лишний претендент на власть, а я мог бы им стать, если бы назвался Араншесом. Только вот и мне их подковерная возьня не нужна, — кривовато и невесело усмехнулся Гилхрет. — Я не собираюсь участвовать в борьбе за статус, регалии и место попочетнее или претендовать на венец Верховного, это отвлекает от более стоящих вещей. У меня есть дела поважнее, чем положить жизнь на благо рода. Может, гораздо позже я приму титул наследника и главы дома, но не сейчас. Если возьму фамилию, окажусь втянут в дрязги, интриги и выяснения отношений — то, чего я всеми силами избегал. Не потому что проиграю, а потому что, если увязну в этом, о других занятиях можно будет забыть, — пояснил колдун. — Нужно будет восстанавливать утраченные позиции рода, подыскивать жену, чтобы потом этот самый род продолжить, — Гилхрет недовольно скривился. Мысль о браке по расчету и совместной жизни с женщиной, которая будет его с трудом терпеть и то из чувства долга, категорически не привлекала чародея. Ему и за пределами дома хватало такого отношения. — Сам я в одиночку могу жить как угодно, а о семье надо заботиться. Придется вести себя соответственно статусу. Пока моя репутация не портит никому жизнь, но я не стал бы обрекать семью на участь парий. Не может глава дома Араншес заниматься глупостями, возиться с обывателями. А пока я считаюсь безродным, до этого никому нет дела, другие маги, пусть и неохотно, закрывают на все глаза. Однако и прислушиваться к моему мнению не считают должным. Секунду Гилхрет помолчал, словно решая, стоит ли рассказывать дальше. Он обвёл когтем край фужера, но так и не сделал глоток, глядя сквозь узорчатое стекло и золотистый напиток куда-то в пустоту. — В юности, до того, как узнал правду, я думал, что, если стану магистром, отношение ко мне изменится, со мной начнут считаться. Но все оказалось совсем не так, как мне представлялось. Сейчас Ковен в упадке, колдуны цепляются за свои родословные, потому что ничего другого не осталось от былого величия магии. А я для них как кость в горле, напоминание, что не фамилия дает могущество. Посмешище, в прошлом по глупости лезшее из кожи вон, чтобы доказать что-то всему миру, стать в их глазах больше, чем просто сыном горшечника, — с несвойственным ему ожесточением выплюнул Гилхрет сквозь зубы. — Самому вспоминать тошно. Чародей не любил признавать ошибки, тем более вслух и перед кем-то. Но сейчас ему почему-то казалось, что он поступил верно, рассказав Лиоре о сути своих непростых взаимоотношений с Ковеном, которые не заладились с самого начала. В юности желание стать сильным и значимым заставляло усердно работать, но и толкало порой на опрометчивые решения. Он рано привык быть сам по себе, не гнался за одобрением от старших магов, чем вызывал только большее возмущение — что этот выскочка из трущоб о себе возомнил, раз не считает важным их мнение?! Гилхрету было абсолютно все равно, считают ли его хорошим и правильным, лишь бы не считали слабым. Он никогда не лебезил и не заискивал перед другими магами, но отчаянно стремился превзойти их всех. Изучал все книги о чарах, которые только мог достать, отрабатывал новые заклинания, пока не падал от усталости. Гилхрет стремительно преодолевал одну ступень магии за другой, чем только притягивал ненужное внимание и сильнее раздражал Ковен, и наконец в сто шестнадцать лет достиг вершины магического искусства, став самым молодым магистром за все время. И это было непростительной ошибкой. Он-то был счастлив, не мог дождаться, когда уже получит новый ранг. Стать магистром в столь юном по магическим меркам возрасте — это же так почетно! На церемонии титулования Гилхрета встретили отнюдь не трепетом перед его могуществом, а жидкими аплодисментами, кислыми лицами и косыми, оценивающими взглядами. — Тогда я бы многое отдал за громкую фамилию, а сейчас кажется, что принять ее — все равно что сдаться, признать, что без неё я ничего не могу достичь. «Надо же, какая непреклонность», — удивилась Лиора, скептически приподнимая бровь. Не ожидала она от Гилхрета щепетильности в таких вопросах. Леди Миаран казалось, что на его месте она бы воспользовалась ситуацией. Не успела она развить эту мысль, как Гилхрет тихо добавил, словно говорил уже не с девушкой, а с самим собой: — Как будто снова пытаюсь кому-то что-то доказать. Видимо, так и не поумнел. После этих слов Лиору осенило: «Не другим ты пытаешься доказать, а себе! Потому и расстроился, когда не получилось. Иначе стал бы ты представлять на суд Ковена то, что мог бы и в одиночку осуществить, если б захотел. Да, с большим трудом, но ни за что не поверю, что не нашел бы лазейку, обходной путь. Но нет же, поразить всех захотел! Напомнить о своём величии. Даже если в глубине души знал, что они не оценят твою идею, что они не готовы. Все равно хотел продемонстрировать, что способен на то, что другим недоступно. Решить проблему, которую никто не мог решить, ткнуть других магов носом в их беспомощность». Да, теперь она ясно узнавала эту его вызывающую и слегка снисходительную манеру держаться, смотреть немного свысока, будто делая одолжение, — так Гилхрет всегда вёл себя при заключении сделок. Сегодня стремление производить впечатление сыграло с ним злую шутку. И все же, размышляя о категоричном отказе мага воспользоваться привилегиями наследника рода Араншес, Лиора признала, что, видимо, для каждого человека существует некий принципиальный вопрос, что-то, чем нельзя поступиться в угоду общественному одобрению, не лишившись самоуважения. Если для него это дело чести, значит, ей остаётся лишь поддержать его решение. — Если ты считаешь, что так будет правильно, значит, это не глупо. Самоуважение стоит того, чтобы поискать иной путь к цели. Знаешь, я в своё время тоже могла поступить так, как от меня все хотели и ожидали. У меня было бы одобрение и уважение. Не было бы лишь одного — уверенности в том, что я поступила правильно. Я выбрала другой путь. Но когда в шестнадцать лет становишься леди-ивенис, мало кто воспринимает тебя всерьёз. Так что я понимаю, чем продиктован твой выбор — гордостью, быть может, но уж точно не глупостью. — Значит ты тоже.? — недоверчиво взглянул на неё Гилхрет. — О, конечно! — махнула рукой Лиора и, подражая скрипучему и поучающему старческому тону, передразнила: — Да что эта пигалица может знать! Кто додумался пустить девчонку на собрание Совета, мы же пришли сюда не ленточки и платья обсуждать! Маг невольно хихикнул, настолько правдоподобно у неё получилось. — Они не говорили бы так, если бы знали правду, — заметил Гилхрет. — Ковен бы тоже заговорил иначе, если бы ты признал правду, — вторила ему Лиора, не удержавшись от небольшой подколки. Гилхрет весело фыркнул и поднял руки, как будто сдаваясь. — И мы оба знаем, что о некоторых вещах лучше умалчивать. Лиора согласно кивнула — дальнейшие слова казались излишними. Она с наслаждением вдохнула свежий и прохладный ночной воздух. Тишина перестала быть гнетущей или неловкой, да и Гилхрет уже не выглядел таким напряженным. Мысли текли свободно и плавно, но при этом связно и ясно. «Видимо, крепость напитка совсем небольшая, даже не ощущается», — подумала Лиора. Сказал бы кто леди Миаран год назад, что она будет сидеть на верхней площадке колдовской Цитадели в пространственном кармане, пить золотистый нектар с Дельцом и со всей серьезностью обсуждать возможность дать обывателям доступ к магии, разве поверила бы она? Но почему-то здесь, на вершине маленького рукотворного мирка, рядом с Гилхретом даже такие грандиозные и, казалось бы, невозможные вещи ощущались близкими, достижимыми и более реальными, чем вся ее прежняя жизнь в Ленгоре. Последняя мысль заставила Лиору нахмуриться и почувствовать слабый укол вины. Как леди-ивенис она обязана заботиться о своём городе. Что ж, она позаботится. И Лиора уже знала, как именно. Осталось лишь прояснить последнюю ускользающую от неё деталь. — Знаешь, у меня есть идея, как исполнить твой замысел в обход Ковена. Но прежде ответь на один вопрос: зачем тебе всё это? Какова твоя выгода, конечная цель? — О чем ты? — Об изменениях, которые ты предлагаешь Ковену. Пока магия принадлежит ограниченному числу людей с природной предрасположенностью к ней, ты и тебе подобные на вершине мира. Но ты хочешь сделать магию более доступной, и это странно. Обычно те, кто возглавляет систему, стремятся всеми силами сохранить ее стабильность, чтобы удержать господствующее положение. Так и поступили члены Комиссии. Так устроен этот мир испокон веков. Но ты хочешь перевернуть все с ног на голову, не задумываясь о том, как это отразится на тебе. Ты известен тем, что помогаешь обывателям в их бедах, но предлагаешь дать им возможность косвенно пользоваться магией. Разве это не сделает твои услуги менее востребованными? Зачем работать себе в ущерб? Ты либо святой, либо преследуешь какую-то особую цель, и я хочу понять, какую. Лиора спокойно и внимательно посмотрела на Гилхрета, но он только развел руками с напускной беспечностью и заявил: — Либо я тщеславный ублюдок, желающий войти в историю. — С твоим могуществом у тебя было более чем достаточно шансов это сделать, — тонко улыбнулась Лиора. Она уже знала его увертки и не собиралась отступать так легко. — Но, судя по всему, простые пути не для тебя. — Тогда считай, что мне хочется понаблюдать за тем, какой хаос устроят обыватели, получившие магию. — Теперь уже улыбался Гилхрет: весело, нахально, зловеще, с вызовом. Его голос стал выше и резче. — Это будет невероятно забавно! Только представь: люди пытаются решить все свои проблемы магией, но делают лишь хуже. Разве не весело? Лиора прислушалась к себе, пытаясь найти хотя бы каплю внутреннего протеста, который, очевидно, пытался в ней вызвать Гилхрет, но не смогла. Два-три месяца назад она бы постаралась убедить себя, что против этой затеи. Притворилась бы перед ним и перед собой, что не может одобрять или оправдывать то, что пошатнёт устоявшееся положение вещей, устраивающее большинство. Весь смысл ее существования был в поддержании порядка, покоя и стабильности. Но теперь Лиоре хотелось совсем другого. Ещё секунду она прятала взгляд, любуясь переливами лунного света на гранях фужера, а после вдруг заговорила так же резко и весело, будто перестав бороться с собой и приняв правила игры: — Хм, а знаешь, звучит заманчиво! Кажется, нас ждёт отличное зрелище. Люди в полной мере столкнуться с последствиями своих поступков, они сами себе будут судьями и палачами, и каждый получит то, что заслужил: кто-то — покой и безопасность, а кто-то — справедливую кару. Хотелось бы на это посмотреть. Твоя идея нравится мне все больше и больше. Лиора хотела бы видеть этот хаос не в шутку. «Только так достигается прогресс. Потом всё упорядочится само собой, но до этого наибольшие идиоты необратимо навредят сами себе. Тем лучше остальным. Весь мир всколыхнется, перерождаясь, очищаясь. А из руин и пепла старого порядка возродится нечто обновлённое и процветающее. Безупречное», — мысленно промурлыкала Лиора. Несмотря на всё увиденное сегодня, ее по-прежнему приводили в восторг возможности и потенциал магии. Да, ей нравилось, что есть области жизни, неподвластные колдовству, но всё остальное… Какой прекрасной, свободной и безопасной может стать жизнь! Лиора уже предвкушала идеальный в своей изменчивости, справедливый и комфортный мир, который они вдвоём смогут построить. Он весь будет подобен Ленгору, но без её ежедневного вмешательства, отнимавшего столько прекрасного из жизни. Никаких бессмысленных мучений, никаких ошибок, несправедливостей. Магия способна обеспечить всё это. — Надо же, ты в Цитадели меньше дня, а уже рассуждаешь, как настоящая колдунья. И когда только успела стать такой циничной? — Гилхрет цокнул языком с притворным неодобрением, но взгляд его был тёплым. Лиора в ответ беззаботно пожала плечами. — Твоё влияние. — Сомневаюсь, — мягко выдохнул чародей. В действительности он ни капли не сомневался, что дело вовсе не в нем. — И правильно, — неожиданно легко согласилась Лиора. — Я не все время проводила в замке, когда жила в Ленгоре. В базарные и праздничные дни мы с мамой и папой, а после — с кузеном и дядей выезжали в город. Леди не положено носиться с простыми девчонками, участвовать в уличных забавах. И чтобы развлечься, я придумала себе особую игру. Те деньги, что не тратила на диковинки из других стран, я раздавала нищим, толкавшимся на площади. Все члены правящей семьи обязаны подавать милостыню, благотворительность считается хорошим тоном, но дядя всегда зорко следил за тем, чтобы не дать ни кхора недостойному человеку — притворщику или пьянице. Я же одаривала остатками золота всех без разбора. Однажды он спросил, зачем я подала одному неумело хромающему попрошайке, который выдавал себя за калеку, мол, ясно же, что пропоица и бездельник, просадит все до монетки в ближайшем питейном доме. А я про себя посмеялась, ведь в этом и был смысл моей игры. Я давала достаточно золота, чтобы по-настоящему нуждающийся человек мог на эти деньги поправить свои дела, а глупый и беспутный — купить столько дешевого вина, чтобы напиться до смерти. А потом вечером, когда все торги и гуляния подходили к концу, я ехала обратно в замок и из окна кареты смотрела, как кто-то, не помня себя от счастья, несёт домой лишний кусок свежего хлеба или дорогое лекарство, а из дверей кабаков вываливаются и выносятся на руках те, кто не доживет до утра. А золото… Золото пусть осядет в карманах хозяина питейного дома, рано или поздно деньги все равно окажутся у того, кто распорядится ими с умом. Ее тон был тягучим, скучающим, нарочито спокойным, — хотя сердце колотилось как сумасшедшее, — словно она говорила не с ним, а с самой собой, просто перебирая воспоминания вслух. На секунду Лиора почувствовала себя необычайно раскованно и свободно, будто наконец-то смогла вдохнуть полной грудью, выпуская наружу частичку своей тьмы, сцеживая немного яда, — малых дозах он — лекарство, — ровно столько, сколько сейчас нужно, чтобы показать готовность на многое ради достойной цели. На душе у Лиоры вдруг стало так легко, светло и радостно, что захотелось вскочить на ноги, запрокинув голову расхохотаться, громко, в голос; притянуть мага к себе и закружить в танце. Разумеется, все, что она себе позволила — издать небольшой переливчатый смешок, не размыкая обнажившихся на мгновение ровных белых зубов. — Вот оно, беспощадное Ленгорское милосердие, — задумчиво произнёс Гилхрет. Несколько секунд, которые ему потребовались, чтобы осмыслить все сказанное девушкой и встроить в своё представление о ней, выражение его лица оставалось непроницаемым. По взгляду мага было невозможно понять, понравилось ли ему услышанное, но Лиоре сейчас не хотелось об этом думать, ее охватил азарт от самой возможности поделиться с кем-то скрытой от всех частью себя. — Ты не представляешь, какое иногда наслаждение — просто наблюдать со стороны, как люди распоряжаются свалившимся на них благом. Ничего не исправлять, не вершить их судьбы, а позволить сделать свой выбор — правильный или неправильный. Губы Лиоры тронула небольшая жесткая усмешка, похожая на хищный оскал — всего на секунду, прежде чем выражение лица вновь стало обычным. С кем-то другим она бы не дала себе права на такую вольность, как приоткрыть то, что может показать ее с неправильной стороны. Но нынешний вечер все равно уже вышел за рамки нормы для них обоих. «А может, мне просто кажется нечестным сохранять иллюзию идеальности тогда, когда он не смог?» — спросила себя Лиора и не нашла ответа. — Думаю, с магией будет так же, как с моими подаяниями. Ты сам всегда предупреждаешь, что колдовство не даётся бесплатно. Оно дарует многое, но и забирает немало, притом тогда, когда не ждёшь. Свалившаяся на обывателей магия проявит их истинную суть и призовёт к ответу за неё. Когда мир начнет стремительно меняться, вряд ли люди сразу будут в восторге. Многим дарованная магия в их руках принесёт больше вреда, чем пользы, из-за их же пороков, будто джин из бутылки, исполняющий желания не так, как хотелось хозяину, а так, как он заслуживал. Лиора смолкла, переводя дыхание, и сделала глоток освежающего напитка, а после минутной паузы сказала: — Кажется, застежка от цепочки зацепилась за волосы. Помоги поправить, пожалуйста. — А когда Гилхрет наклонился ближе, чтобы распутать украшение, тихо-тихо шепнула ему на ухо: — Если это и правда произойдёт, не вздумай винить себя. Гилхрет отстранился и негромко причислил горло: — Так, что за идея? — Я думаю, что необходим иной подход к делу, — неспешно, с расстановкой начала Лиора. — Ты превосходно разбираешься в тонкостях сделок, но привык осуществлять лишь то, о чём тебя просят. Не всегда достаточно оказать услугу, решить проблему или сделать щедрое предложение. Иногда приходится постараться, чтобы убедить других в его выгодности. — И у меня, очевидно, не получилось это сделать, — закатил глаза Гилхрет. — Пока не получилось, — поправила Лиора. — Возможно, ты неправильно выбрал тех, с кем вести переговоры. Не за чем пытаться действовать напрямую через Ковен, ждать, пока старики будут годами говорить одно и то же и ничего не предпринимать. Осуществим этот замысел сами, один город за другим. Думаю, дядя с моей подачи захочет пересмотреть отношение к магии, особенно после напоминания о том, что твои чары исцелили его сына. Формально я все ещё леди-ивенис Ленгора, мой голос имеет значение. Меньшее, чем хотелось бы, но я умею быть убедительной. Как видишь, Ковену плевать на твои разработки и на все, что ты делаешь. Оно и к лучшему. Никому дела нет и не будет до того, с кем из обывателей и о чем ты договариваешься. Обыватели, в свою очередь, быстрее поймут выгоды магии для себя, хотя бы в качестве ресурса, а когда деньги потекут рекой, Ковен уже не сможет отказаться. Твой проект разрастется изнутри, а не будет спущен сверху. — У меня… — чародей запнулся, — у нас не так много времени, как ты думаешь. Ты не представляешь, как долго я работал над этим делом. Десятилетия уходили на то, чтобы разобраться в том, как огранка и месторождение влияет на свойства магических кристаллов, разработать технику их применения в артефактах, понять взаимодействие с первичной и остаточной магией, отследить закономерности, выявить системность, устранить погрешности! На мгновение Лиора услышала в голосе Гилхрета прежний азарт и живость, но эти эмоции угасли так же быстро, как и вспыхнули. Слабая искорка былого воодушевления. — И ещё так много надо успеть. Ее покоробило от глухой тоски, звучавшей в последних словах. Было в них что-то неправильное, и от этого резко стало неуютно, а сердце кольнуло дурное предчувствие. Лиора постаралась отогнать нехорошие мысли, списав сожаление Гилхрета на сегодняшнюю неудачу. — Мы попытаемся. Я верю, что однажды — совсем скоро — о твоём изобретении заговорится весь Илмас, если не весь мир. — Лиора поняла, что ни капли не кривит душой, говоря это, не преувеличивает, чтобы ободрить его. Она и правда не сомневалась в грядущем успехе и хотела поделиться с ним частичкой своей веры. — Ковен о нас ещё вспомнит, вот увидишь. — О нас? Ах, ты лишь сегодня узнала смысл моего плана, а уже претендуешь на часть славы! Не думал, что ты способна на такое коварство! — воскликнул маг, погрозив ей пальцем, и с фальшивым укором покачал головой. Он подумал, что этим вечером и так было до неуютного много откровенностей с его стороны и пора бы свести всё лишнее к шутке. Не говорить же в самом деле о том, что слышать от неё наверняка случайное «мы» и «нас» было столь же приятно, как и то, что она в него верит. Но сама перспектива вместе воплотить в жизнь нечто значительное, разделить с ней дело, идею и возможный успех отзывалась тёплом где-то внутри, порождая чувство предвкушения и смутного восторга. «Плевать на то, что думает Ковен, у меня уже есть союзница. И она одна стоит десятерых магов», — подумал Гилхрет. Он, конечно, надеялся, что когда-нибудь в будущем, Лиора согласится помочь ему продвинуть идеи сотрудничества магов и обывателей в Ленгоре, но точно не ожидал, что она предложит это сама. — Учусь у лучших, магистр. — Лиора склонила голову, будто в знак поражения, мол, подловил, но проигравшей себя совсем не чувствовала и даже не пыталась прятать улыбку. Края фужеров соприкоснулись с мелодичным звоном. Не было нужды что-то говорить, они и так знали, за что пьют. — Пора возвращаться в главный зал. Наверняка застолье начнётся с минуты на минуту. — Да, идём. Гилхрет и Лиора вместе спустились по лестнице. На душе обоих было легко, и перспектива присутствовать на оставшейся части вечера уже не казалась магу тягостной. Торжественный зал вновь встретил их оживленным гулом, блеском украшений в свете огней, звоном бокалов. Не успели Лиора и Гилхрет сойти с последней ступеньки, как все звуки разом смолкли. Улыбки на лицах чародея и эмпатки угасли быстрее, чем пламя свечи под порывом ветра, когда с тихим хлопком, показавшимся оглушительным, посреди зала материализовались два человека. Вернее, один человек и один труп.