Время Перемен. Цветок затмения

Ещё через мгновение тишина взорвалась сотней звуков: возгласы, перешёптывания, бесконечные вопросы, вопросы, вопросы. Никто не понимал, что случилось, и всеобщее мельтешение не делало ситуацию яснее. Маги хватались за жезлы, посохи и палочки, испуганно озирались в поисках неведомой опасности. Стоявшие впереди в едином порыве попятились, в то время как задние ряды напирали, чтобы получше разглядеть происходящее. Гилхрет стремительно двинулся ближе к центру, Лиоре ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. На миг девушка испугалась, что толпа вот-вот сомкнётся вокруг неё и она потеряет чародея из виду. Лиора затолкала поглубже порыв судорожно вцепиться в его рукав, чтобы не оказаться задавленной, и со всем возможным достоинством стала протискиваться сквозь людской водоворот. И только на кромке небольшого пятачка пустого пространства остановилась. Кап. Кап. Кап. С мерным стуком ударялись об пол капли, стекающие от уголка глаза по виску мертвой женщины, которую держал на руках Альгир. Она как будто плакала, только не слезами, а кровью, в широко распахнутых, остекленевших глазах застыло отчаяние. Багровые росчерки пересекали щеки, висок, переносицу, тонкая струйка стекала из приоткрытого рта. Лиора смотрела на мертвую обеспокоенно, но отстранённо. С того момента, как она узнала о причинах слишком частых отлучек Гилхрета, мысль об угрозе Красного Ордена маячила в дальнем углу сознания, но не вызывала сильной тревоги. Казалось, что у Ковена всё под контролем. Гибель магов от рук Охотников, ужасная сама по себе, грозила в будущем привести к куда более масштабным бедам. Лиора все сильнее укреплялась в мысли, что такие демонстративные убийства - расчётливый способ стравить колдунов и обывателей, разжечь новую войну. Бессмысленная, несправедливая жестокость была неприемлемой для леди Миаран и вызывала отторжение, однако происходящее все ещё казалось неизмеримо далеким и никак не затрагивало ее лично. Девушка знала, что это не ее война. В глубине души Лиора понимала, что подобное случается постоянно, каждый день страдают и умирают люди, в том числе невинные. Она и так положила жизнь на то, чтобы не допустить такого хотя бы в Ленгоре, но спасти всех было не в ее власти, а переживать за всех — не в ее силах. Некстати промелькнула эгоистичная досада из-за того, что вечер, только-только ставший тихим и прекрасным, безнадёжно испорчен. Здесь маги праздновали и веселились, позволив себе забыть о надвигающейся опасности, недосягаемые в своем «воздушном замке». И вид смерти, вторгнувшейся в полный света и блеска зал, был чужеродным и неестественным. Лиора не раз становилась свидетельницей того, как человек превращается в пустую оболочку, поэтому изломанное, обезображенное, ещё не успевшее окоченеть тело пугало куда меньше, чем проклятые артефакты в подземном хранилище, и даже меньше, чем мечущаяся толпа. Страх смерти и ее вида был чем-то осознаваемым, естественным, понятным. Причина беспокойства и отвращения была зримой — вот она, перед глазами. Куда хуже был страх почти беспричинный, проникающий прямо в душу, минуя разум, не способный распознать источник опасности. «Вероятно, так себя чувствуют сейчас все маги — не знают, чего нужно бояться, но никто уже не чувствует себя защищенно», — подумала Лиора. Их эмоции она не могла считать: умение выставлять ментальные щиты и заслоны — это чуть ли не первое, чем овладевают юные колдуны, а совсем уж необучаемые всегда носят с собой специальные артефакты. Однако напряжение и страх все равно витали в воздухе, никто и не пытался скрыть написанное на лицах смятение. — Расступитесь! — Из толпы вышел Верховный, а вслед за ним — четверо стихийных магов, которые повсюду его сопровождали. Альгир хотел было что-то сказать, но Глава Ковена жестом приказал ему молчать. — Уложите её на носилки, магию не применять. Магистры — за мной, в малый зал, — он указал в сторону второго выхода, находящегося с противоположной стороны от основного, — остальные — расходитесь. Вечер окончен. Колдуны шептались, охали, оборачивались, вытягивали шеи, стараясь увидеть побольше, но ослушаться повеления Верховного не смели, довольно споро продвигаясь к дверям. Когда уже почти все вышли, в торжественный зал влетел встрёпанный бледный юноша с безумным взглядом. — Дайте пройти! — крикнул он, бесцеремонно расталкивая последних задержавшихся у выхода магов. Тем временем двое колдунов из свиты Главы Ковена уже уносили Вирейну в следующую комнату. — Мастер Ригон, покиньте Цитадель, — Верховный едва удостоил его взглядом. Жестом он велел двоим оставшимся стихийным магам поторапливаться и закрыть двери, за которые унесли тело. Молодой колдун отчаянно бросился на них, тщетно стремясь пробиться к носилкам. От горя он даже забыл, что может применить магию, хотя это вряд ли помогло бы против двух опытных боевых стихийников. — Пропустите! Пожалуйста! Моя мама… она… Пожалуйста! — бессильно плакал юноша, теснимый более сильными колдунами в сторону выхода. — Мы сообщим вам, когда можно будет забрать тело, но не раньше, чем выясним причину смерти, — сухо произнёс Верховный, а после обратился к присутствующим: — Уведите мастера Ригона. К удивлению Лиоры быстрее всех на приказ среагировал Гилхрет, а не кто-то из свиты Верховного. Она задалась вопросом, с чего бы такое рвение. Раньше девушка не замечала за ним подобного. Настоящую причину столь нехарактерной исполнительности Лиора поняла, когда Гилхрет крепко, но аккуратно ухватил икающего от слез Ригона Аджентийра за плечо и повёл к выходу, что-то тихо ему говоря — Лиора не разобрала отдельных слов, но по тону догадалась, что чародей приносил соболезнования. В его ладони блеснул флакон, который Гилхрет незаметно для других вложил в руку сыну Вирейны вместе с чем-то прямоугольным, завернутым в желтоватую бумагу. Тот в ответ благодарно посмотрел на магистра, судорожно кивнул и окончательно перестав сопротивляться, покорно побрёл к выходу. После этого Гилхрет подошёл к Лиоре и кивком указал следовать за ним. Преодолев в молчании еще несколько проходных комнат, процессия добралась до дверей в малый зал. Пока остальные проходили внутрь, Гилхрет задержался. — Побудь здесь. До окончания ритуала все порталы перекрыты: покинуть Цитадель можно, но попасть сюда извне — нельзя. Если переправлю тебя во дворец, вернуться уже не смогу. Лиора кивнула в ответ. В это время из малого зала вышли стихийные маги и направились, как она догадалась, к ближайшим порталам. Хоть колдуны и принадлежали к свите Верховного, но магистрами не были. Один из них угрюмо кивнул за спину, как бы намекая, что все ждут только Дельца. Гилхрет до неуловимого быстрым, но плавным движением вынул посох из пространственного кармана и прошёл внутрь комнаты. Когда дверь закрылась, Лиора осталась в тишине. «Четверо магистров, да ещё все с посохами и жезлами… Что за ритуал они собираются проводить, если понадобилась такая сила?» — ещё несколько секунд Лиора смотрела на закрытую дверь, понимая, что ответов в ближайшее время не получит. Она знала, что посох, облегчающий колдовство и увеличивающий магическую мощь, Гилхрет использует в исключительных случаях, только для особо сложного и энергоемкого колдовства. Обычно ему хватало одного движения мысли или показательно небрежного жеста. Магия всегда была редкой и дорогой, но чародей творил ее легко и непринужденно, казалось, колдовать для него так же естественно, как дышать. Порой Гилхрет тратил ее на пустяки. Могущество давало ему право и возможность быть расточительным, чем он совершенно беззастенчиво пользовался. Лиора до сих пор не поняла, делает он это из-за склонности к демонстративности или просто потому что может и привык. «Наверное, всё-таки второе. В противном случае в своём доме он бы действовал иначе, чем на людях. Но это не означает, что он не наслаждается тем, как совершает относительно сложное колдовство щелчком пальцев», — подумала девушка. Лиора ещё не определилась, вызывает это в ней восхищение или желание закатить глаза. В детстве интерес Лиоры к магии не поощрялся, а когда она выросла, не осталось времени, чтобы задаваться вопросами о том, как создаются чары. Едва ли не каждую минуту находились дела, требующие срочного участия леди-ивенис. Колдовство было чем-то неизвестным и очень далёким, вообще не касающимся ее. Все эти заклинания, непонятные жесты, зелья, скипетры, амулеты — казалось, в этом нет никакой логики или системы. Но лишь на первый, неискушенный взгляд. Живя во дворце Гилхрета, Лиора наконец смогла найти ответы на вопросы, о которых с течением лет почти забыла, и былой интерес разгорелся снова. Многое она почерпнула из книг, что-то — спросила у самого чародея, и действия, которые раньше казались бессвязными, обрели в глазах Лиоры смысл, когда она узнала, что магию можно творить двумя способами: классическим и вербально-артефакторным. Первый метод колдовства — без слов и вещей, — которым чаще всего и пользовался Гилхрет, считался довольно трудоемким, но, очевидно, не был таковым для него. Чтобы колдовать классическим способом, требовалось четко представить желаемый результат и усилием воли переплести нити магической энергии определенным образом, как бы создав нужные чары внутри себя, а после направить их во вне или вложить в какую-то вещь. Для такого колдовства не было нужно ни особых слов, ни жестов, ни скипетра, только время, высокая сосредоточенность, умение вбирать и концентрировать рассеянную магию, формируя нити, и знание принципов составления чар из них. При должной сноровке это все занимало меньше мгновения. Однажды Гилхрет даже показал Лиоре, как выглядит такое колдовство. Она никогда не видела ничего более совершенного — в воздухе словно распустился цветок, сплетённый из разноцветных лучей. Тогда же Гилхрет объяснил девушке, что большинство магов может быстро сотворять таким образом только несложные чары — комбинации из одной-двух нитей магии, например, разжечь огонь, или переместить предмет, или стать невидимым. По своей сути это колдовство было подобно первобытной магии, создаваемой усилием воли, или той непреднамеренной, которая вспышками проявляется у юных колдунов незадолго до начала обучения. Разумеется, у магов была возможность развить такой навык или даже научиться создавать новые чары, влияя на магическую энергию напрямую, то есть стать заклинателями, но немногие выбирали такой долгий и трудный путь. Потому был придуман второй способ. С ним колдун мог раз и навсегда заложить в жезл или посох уже составленные чары по своему уровню мастерства, а потом с наращиванием сил дорабатывать их и добавлять новые. Чтобы их использовать, достаточно лишь произнести слово-ключ или несколько слов — заклинание — и вложить достаточный заряд магии, которую скипетр усилит и преобразует. Такая форма колдовства гораздо лучше подходила для самообороны, поединков и просто сложных чар, которые требовали подпитки от магического кристалла в посохе, способного накапливать энергию. «Чтобы там ни происходило, сейчас им понадобилась вся доступная мощь. Смерть ни для кого из колдунов не в новинку, но, видимо, эта — далеко не рядовая. Иначе и быть не может — погибла сильная некромантка, а магистр боевой магии не смог ее защитить, вряд ли такое случалось раньше. Скорее всего, Гилхрет не сможет остаться в стороне. Да и захочет ли?» — Лиора вздохнула и попыталась прислушаться к происходящему за дверью, но тщетно — из малого зала не доносилось ни звука. Видимо, маги применили заглушающие чары. На душе было неспокойно, мысли роились в голове, сбиваясь в спутанный комок, не давая сидеть на месте. Чтобы занять себя хоть чем-то, Лиора решила походить по галерее смежных комнат, тем более, в них было на что посмотреть. По стенам висели картины, изображающие всю историю Илмаса, вернее — магии. Вот Тенетриас Странник подбрасывает монетку, решая чью-то судьбу. Вот гербы четырех великих колдовских родов, что правили южными территориями материка до появления Астерлии. Монери — золотой грифон на алом, западные земли; Эйвет — зеленая гарпия на сером фоне, восточные земли; Лэстри — белая виверна на голубом полотне, символизирующем небо, северная часть; Хастет — черная мантикора на оранжевом, как пламя, цвете, самая южная окраина. Им всем пришлось склонить головы перед Тэем Солнцеликим, объединившим их земли и построившим на том месте свою империю. Вот огромный, во всю стену, триптих — возведение Астериса за трое суток. Чем не чудо — целый город с дворцами, площадями, дорогами, храмами и садами во славу магии? Вереницей перед глазами Лиоры проходили сцены посольств, пиров и завоеваний, картины коронаций и семейные портреты нескольких императоров из династии Трааминийр. И ни одного изображения обратной стороны истории. А ведь на порабощенных землях в центральной и северной части Илмаса было множество государств со своей культурой — быть может, мене древней и развитой, но все же уникальной, — языками и обычаями, которые безвозвратно затерялись в веках, сметенные более могущественными захватчиками. С тех пор и навсегда история цивилизации — это путь Астерлии и никогда не судьба «варварских» королевств, где вечно шла борьба мелких феодалов за территории, а из магов были разве что придворные колдуны, предсказатели да знахари. Легендарный Тэй Трааминийр утопил материк в крови и построил империю на костях, но его запомнили как великого правителя. А после уже обыватели уничтожали все, в чем видели угрозу возрождения магии, порождая не меньше страданий. «И пока нами правит страх и гордыня, это противостояние может лишь угаснуть на время, но не прекратиться», — подумала Лиора, переведя взгляд на последнюю картину. Череда запечатленных моментов прошлого оборвалась чудовищным и завораживающим зрелищем — падением Астерлии. Девушка долго рассматривала грандиозное творение художника: пылающие небеса, избороздившие землю широкие трещины, искаженные гримасами ужаса лица людей, пытающихся убежать от заволакивающей все вокруг тьмы. Лиора и раньше видела копии этой картины и некоторых других, но здесь, в Цитадели, все изображенное казалось реальнее и воспринималось острее и ближе. Это была их история и их трагедия — тех, с кем сегодня она говорила, сидела за одним столом и ходила по одним коридорам. «Потомков людей, на долгие века поработивших твой народ и остальных обывателей. И в большинстве своем презирающих тебя и тебе подобных», — услужливо напомнил внутренний голос, заставляя нахмуриться и отойти от картины. «Была ли кара справедливой? Не мне судить. — Она, привыкшая быть в курсе подоплеки любого дела от и до, так и не научилась составлять мнение, не зная всех подробностей. Риск быть пристрастной все ещё пугал, заставляя, как молитву, повторять: «Это не мое дело. Не мне решать». Все увиденное и услышанное сегодня и так оставило в душе слишком много сомнений и противоречий. — Не хватало ещё разбираться в том, кто был прав, а кто виноват, в событиях более чем трехсотлетней давности. Но возможно именно сейчас впервые появился шанс что-то исправить и не повторять ошибок прошлого. Будет глупо не воспользоваться им». Хлопнула дверь, послышались голоса и шаги. Лиора направилась обратно, к малому залу. Мимо неё прошёл Илоций, явно подстраивающий скорость ходьбы под едва передвигающего ноги Альгира, чьё смуглое лицо приобрело какой-то зеленовато-землистый оттенок. Лиоре оставалось пройти две комнаты, когда до неё донесся разговор, заставивший девушку замедлиться и прислушаться. Бесшумно пройдя ещё несколько шагов, она остановилась в слабо освещённом углу, наблюдая, как на противоположной стене смежного зала двигаются угловатые растянутые тени. — На этот раз — без меня, — сухо отрезал Гилхрет. Его обманчиво спокойная вежливость таила куда большую опасность, чем резкие ироничные выпады, и обычно заставляла собеседников нервничать ничуть не меньше. — У нас был уговор: я не лезу в ваши дела, а ты не приказываешь мне. — На последних словах его голос угрожающе понизился почти до шипения, так что Лиоре пришлось напрячь слух. — Не испытывай наше терпение! Ты и так делал это слишком долго. Суд был снисходителен к тебе, но Ковен помнит. Не забывай, что лишь мне и Илоцию обязан тем, что до сих пор не изгнан и можешь колдовать. Грозная тень Верховного была почти неподвижной, исполненной монументального величия. Однако в громком и строгом голосе Лиора уловила помимо возмущения нотки скрытой растерянности. Рычаги давления на Гилхрета были явно не так надёжны, как хотел показать Верховный, скорее он сам не знал, что будет делать, если своенравный магистр всё-таки перейдёт черту. Следующие слова чародея, сказанные с если не издевательской, то откровенно едкой интонацией, только подтвердили догадку Лиоры. — О да, и за ваше «милосердие» я расплатился ещё сто лет назад. Так кого же из нас двоих подводит память? — Речь идёт о сотнях жизней, — попробовал зайти с другой стороны Верховный, его голос стал скорбным, с тщательно отмеренной долей мягкого упрёка. — Совесть-то не замучает? — Со своей совестью я уж как-нибудь договорюсь, — скрестил руки на груди чародей — воображение Лиоры без труда дорисовало довольный оскал и хитрый прищур глаз. Гилхрет понимал, что у Верховного не осталось веских доводов и дальнейшие переговоры будут на его условиях, что полностью устраивало магистра. — С тобой тоже могу попробовать. — И каковы твои требования? Награда? — Из голоса Главы Ковена мигом исчезло всё сожаление, тон стал сухим и деловым. — Сделка. Отныне никакие мои действия не вызывают вопросов и не касаются Ковена, пока я сам этого не захочу. Мне все равно, как ты выкрутишься, но для всего остального мира любые мои дела абсолютно неинтересны и совершенно законны. И второе условие — услуга, что будет оказана позднее. — Ты слишком много на себя берёшь! — попытался возразить Верховный, вовсе не желая становиться должником Дельца, но тот оборвал его с безразличным спокойствием: — А ты, возможно, посылаешь меня на смерть. Так что сделку заключаем здесь и сейчас. — На смерть, как же. Эта гостья тебя избегает, — проворчал Верховный после пары секунд молчания. Даже признавая, что спорить дальше бессмысленно, он не упустил возможности лишний раз выразить недовольство. — Как будто нет вещей похуже, — передернул плечами Гилхрет и, судя по всему, закатил глаза, — Лиора давно заметила, что именно это он всегда делает, когда говорит таким тоном. Колдуны пожали руки, а от прокатившейся волны магии кожа девушки покрылась мурашками. Лиора ощутила, как понемногу стало ослабевать витающее в воздухе напряжение, давая возможность дышать свободнее. Когда Верховный удалился, Гилхрет ещё минуту стоял на месте, бесцельно блуждая взглядом по комнате и не понимая, почему на душе как-то сумбурно. Ему бы радоваться — наконец у него развязаны руки и сам Глава Ковена в должниках. Омрачал мысли повод, по которому была заключена столь желанная сделка. Ему было не впервой торговаться в отчаянной для кого-то ситуации, блефовать, ставить условия, не испытывая никакого чувства вины. Жизнь и смерть тоже продаются и покупаются, Гилхрету это было известно лучше, чем кому бы то ни было, вопрос всегда лишь в цене. В конце концов, не то чтобы он намеревался отказать Ковену в помощи, - новая война магов с обывателями не входила в его планы, как и истребление всех колдунов, - однако уж точно не собирался выполнять приказы Верховного по первому требованию. Но Вирейна Аджентийр… Гилхрет был одним из немногих, кто удостоился чести знать ее истинное имя. Всегда энергичная и полная сил, очень могущественная и, несмотря на мрачное призвание, с неизменной спокойной уверенной улыбкой; казалось, пройдёт ещё тысяча лет, а она все так же будет жить, неподвластная времени, будто сама магия. Смерть некромантки стала не только потерей для колдовского общества, но и неожиданностью для всех. Гилхрет знал, что скоро маги опомнятся и начнут наперебой вспоминать и обсуждать все ее заслуги и регалии, но его мысли сейчас занимали вовсе не громкие достижения Виры, а момент, который сама колдунья вряд ли помнила. Это был его первый экзамен перед комиссией Ковена, по итогам которого Гилхрет должен был перейти на следующий год обучения. Или не перейти. Накануне начинающий маг не спал всю ночь — до смерти боялся, что не справится, забудет что-нибудь и его выгонят. Пусть в доме учителя жилось несладко, но там был кров и еда, а главное — шанс на будущее. Все ученики разбрелись по залам и коридорам Цитадели, уткнувшись в книги, чтобы повторить теорию, или отрабатывая заклинания, и Гилхрет не был исключением. Забившись куда-то под лестницу, чтобы никто не видел его позорно бесплодных попыток, юный маг пытался создать между ладоней шарик света. Ещё вчера все получалось, как и неделю, и месяц назад, а сейчас на пальцах только слабо вспыхивали и тут же гасли крохотные искры. «Ну давай же… Ну!» — шепотом умолял колдун, чуть не плача. Волнение не давало сосредоточиться, а в голове было звеняще пусто. С каждой неудачей надежда справиться с испытанием становилась все более призрачной. — Так у тебя ничего не выйдет, — женский голос за спиной заставил Гилхрета подскочить от неожиданности и во все глаза уставиться на колдунью. Опомнившись, он приветственно склонил голову. — Ш-шелнийс… — Ты слишком переживаешь. Выпей, полегчает, — незнакомка протянула ему пузырёк с каким-то зельем. Гилхрет машинально его взял, но пить не спешил, настороженно посматривая на женщину, нарушившую его уединение. — Да не бойся, я хоть и некромантка, но это успокоительное, а не «упокоительное», — со смешком сказала колдунья, и уличённый в недоверии маг быстро проглотил содержимое флакона. — В следующий раз хоть у своего учителя попроси. — Не думаю, что мастер Ганельд… — Ах, Га-а-анельд… Тогда все понятно, у этого сварливого сморчка песка в пустыне не выпросишь. В руке некромантки появилось большое красное яблоко, и Гилхрет запоздало осознал, что живот сводило не только от волнения, но и от голода — с утра ему кусок в горло не лез. Колдун уже хотел забрать предложенный плод, но женщина ловко перебросила его из руки в руку и спрятала за спину. — А ты попробуй магией. Недавно освоенные чары телекинеза получались у Гилхрета неплохо, и он решился попробовать. Сжимающая внутренности паника ослабила хватку — видно, зелье уже начало действовать. Вытянув руку, он крепко зажмурился, концентрируясь на намерении получить яблоко, и открыл глаза только тогда, когда ощутил вес и гладкость фрукта, лёгшего в раскрытую ладонь. Гилхрет несмело улыбнулся, чувствуя, что ещё не все потеряно. — Съешь и возвращайся к остальным, а то свою очередь пропустишь, — посоветовала колдунья и развернулась, чтобы уйти. — Спасибо большое, шелнийс! — выпалил юный маг вдогонку. — Пустяки, когда-нибудь сочтёмся, — отмахнулась она. Гилхрет покачал головой, отгоняя несвойственную ему неуместную сентиментальность. Перед глазами стояло заплаканное лицо убитого горем Ригона, пальцы помнили холодный стеклянный флакон и шуршащую обёртку шоколадки. «Вот и сочлись. Долг уплачен, Вира. Не думал, что это случится так».

***

Во дворец возвращались в молчании. Только стоя в пустом прохладном холле, Гилхрет нарушил тишину, коротко посвятив Лиору в происходящее: — Ни один ритуал не дал однозначного ответа. Что бы я ни делал, складывается впечатление, что все жертвы истратили силы и магию до капли, стараясь убить себя наиболее изощренным способом. И это всё, что удалось определить. Бессмыслица какая-то. — А что сказал Альгир? Он ведь был там, — без особой надежды уточнила Лиора. Когда Гилхрет переставал шутить, ёрничать, быстро жестикулировать и, весь подобравшись, точно змея перед броском, становился таким: серьёзным, сосредоточенным, отстранённо-язвительным — ей делалось не по себе. В такие моменты девушка хотела находиться где угодно, лишь бы подальше от подавляющей ауры сгустившейся тьмы вокруг него. Не потому что боялась чародея — отторжение вызывало нечто иное, то, что не являлось им, но как будто временно подменяло его. — Сказал, что в какой-то момент потерял Виру из виду и не мог найти поисковыми чарами. Потом обнаружил место, скрытое неким заклинанием, но не сумел попасть туда. По его словам, это было похоже на невидимый защитный барьер, который он не смог пробить, пока тот не разрушился сам, но Вира уже была мертва. Это нечто не просто не поддавалось, оно словно… впитывало его чары. Другие маги из поисковых отрядов говорили почти то же самое, когда кто-то из них умирал там. Вероятно, в лесу скрыта ловушка или даже засада. — И что требуется от тебя? — тихо спросила Лиора, уже зная, какой ответ услышит. — Утром отправлюсь туда, где погибла Вира и другие. Мне нужно подготовиться, а ты ложись спать, день был непростой. На последних словах его голос чуть смягчился, и Лиоре на секунду показалось, что перед ней снова Гилхрет, а не Делец, но наваждение прошло, стоило лишь заглянуть в глаза мага. В них не было ни привычных лукавых искорок, ни насмешливого превосходства, ни спокойной задумчивости. Ни напускной бравады, ни тихой искренности. Не было даже ярости и жажды возмездия — лишь холодная решимость. Лиора хотела было по всем правилам хорошего тона поблагодарить мага за то, что он взял ее с собой в сегодняшнее небольшое путешествие, но слова застряли в горле, когда девушка подумала о том, чем оно завершилось. Потому она вежливо кивнула и ушла в свою комнату. Только там Лиора в полной мере ощутила навалившуюся усталость. Казалось, она упадёт без сил, как только снимет платье и украшения. Но в действительности сон не шёл. Лиора просто лежала и смотрела в темноту, не имея ни малейшего желания закрыть утомленные глаза, и думала о том, как она ошиблась, когда мысленно назвала все случившееся не своей войной. Теперь, когда это коснулось Гилхрета, а не безымянных незнакомцев, девушка почувствовала дыхание ужаса за плечом. Что-то страшное вторглось в прекрасную волшебную сказку, в которой она жила последние месяцы, и безжалостно напомнило, что реальный мир все ещё существует за пределами дворца. И этот мир далеко не безопасен. «Но не для Гилхрета. Нет проблемы, которую он не решил бы играючи, так с чего мне переживать? Я в любом случае ни на что не смогу повлиять, это даже не моя ответственность», — взывала к рассудку Лиора, чувствуя слабое раздражение из-за того, что все произошедшее взволновало ее, хотя и не должно было, а ещё из-за упрямо лезущих в голову слов, когда-то вскользь оброненных Гилхретом, о том, что в боевой магии Альгир его превосходит и мог бы даже одолеть в честном поединке, не будь чародей неуязвим. Но как раз сражаться честно было не в его правилах. Увертки, отвлекающие ходы, обман и блеф, пыль в глаза противнику — вот что принесло Гилхрету славу того, с кем лучше не связываться, и это обнадеживало Лиору. Злило ее и то, что из-за Красных Охотников и Верховного нарушится привычная необременительная рутина. «Только-только у меня появился шанс пожить спокойно, но нет, именно сейчас вмешивается какая-то убогая чернь, возомнившая себя борцами за справедливость, и все портит!» — мысленно негодовала Лиора, ворочаясь в постели. Она сделала пару глубоких вдохов и выдохов, стараясь вернуть самообладание, и закрыла глаза. Перед внутренним взором плавали, как кусочки льда в талой воде, картины прошедшего дня, то оказываясь на поверхности, то уходя на глубину. Проклятые реликвии, дуэль колдуний, зал Совета, иллюзорное ночное небо, полотна астерлийских мастеров — все переплеталось, двоилось, накладывалось само на себя, как в калейдоскопе. Лицо погибшей некромантки — одно из видений — вдруг поблекло, черты смазались, изломались, растекаясь, как чернильные линии на непросушенном рисунке, вернее, перетекая и искажаясь. Ее лицо заменило другое, до боли знакомое, точно так же расчерченное струйками крови, контрастно-красными на сером. Мертвое. Лиора распахнула глаза. Из пересохших губ с хрипом вырывалось сбитое дыхание, вдоль позвоночника пробегали противные мурашки. Лиора провела ладонью по лицу и потрясла головой, прогоняя жуткий образ: — «Дрянь всякая мерещится! Видно, нектар был крепче, чем я думала». Она бросила взгляд в сторону окна. Темно. Рассвет ещё даже не близко, а значит, Гилхрет пока не покинул дворец. Лиора понимала, что это глупо, но ей нужно было увидеть его ещё раз, удостовериться, что хотя бы сейчас все в порядке. Девушка соскочила с кровати, быстро надела простенькое платье, сунула ноги в домашние мягкие туфли, стянула волосы лентой и накинула на плечи пушистую серую шаль. Во дворце Гилхрета было не в пример теплее, чем в ее родном замке, но зимней ночью коридоры все равно остывали. Из-под двери кабинета пробивалась узкая полоска света, и Лиора, помедлив пару мгновений, постучала. Дверь распахнулась и, вопреки обыкновению, не сама собой. — Что случилось? — с порога спросил чародей, окидывая Лиору с ног до головы пристальным взглядом и напряженно хмурясь. — Ничего, — девушка, не ожидавшая такого приема, вздернула брови и немного нервно облизнула губы. Она чувствовала себя отчасти виноватой за то, что бродит по дворцу ночью и отвлекает Гилхрета от важного дела всего лишь из-за какого-то неясного предчувствия. Однако показывать этого Лиора не собиралась, поэтому с достоинством выпрямилась, вернув себе невозмутимость, и пояснила: — Просто хотела увидеться ещё раз, прежде чем ты уйдёшь. На лице мага на долю секунды отразилось облегчение и недоумение, тут же сменившееся ехидной и нарочито самодовольной усмешкой. — О, я настолько неотразим, что ты насмотреться не можешь. Лестно, лестно. Но спешу разочаровать: геройски погибнуть в мои планы не входит, я намерен вернуться в скором времени. Как только внутренности Красных Охотников станут наружностями, так сразу и домой, — глумливо хихикнул Гилхрет, как будто это могло ее напугать или смутить. Лиора только бледно улыбнулась. Привычная беззлобная колкость сняла часть витающего в воздухе напряжения. Гилхрет часто выдавал что-то вызывающее, язвил и насмешничал, стараясь скрыть беспокойство о ней, растерянность или смятение, когда Лиора делала или говорила нечто, что удивляло его и сбивало с толку. Вряд ли маг ожидал, что она придёт проводить его и попрощаться. По всем правилам благонравной девице сейчас полагалось покраснеть, опустить взгляд и начать отнекиваться, чтобы никто не уличил ее в распущенности, а ещё лучше возмутиться от того, что он собирается сделать, но Лиора не желала спорить, а придумывать в ответ что-то столь же остроумное не было сил. Поэтому она ограничилась усталым кивком: — Отрадно слышать. Мне бы не хотелось застрять тут в одиночестве до конца жизни. Не дожидаясь приглашения, она прошла внутрь кабинета, провожаемая удивленным взглядом Гилхрета из-под взлетевших «домиком» бровей, и устроилась в широком кресле, подобрав под себя ноги. Маг это никак не прокомментировал, только тихо хмыкнул и продолжил сборы. За то время, пока Лиора ворочалась в постели, Гилхрет успел переодеться в дорожное. От роскоши и вычурности не осталось и следа, теперь на нем был неброский походный костюм, истинную стоимость которого выдавало разве что качество ткани и швов и как всегда идеальная посадка. Гилхрет взял несколько дополнительных магических кристаллов, защитные и сигнальные амулеты, всевозможные артефакты для обнаружения скрытых чар, проклятий и следов колдовства. Он явно не собирался полагаться только на свою легендарную неуязвимость и припрятал несколько козырей в рукав. Лиора замерла в кресле и как будто оцепенела, наблюдая за подготовкой Гилхрета. Голова была тяжёлой, мысли невнятными, а глаза пекло, как от долгого смотрения в огонь, но уходить девушке не хотелось. Прошло всего несколько часов с момента, когда Гилхрет прямо здесь наколдовал ей прекрасное платье и подал руку, приглашая на торжество магов, а теперь казалось, что это было очень давно, словно в другой жизни. Край темно-синего неба уже начал светлеть, напоминая полинявший бархат. Чародей остановился у окна, опираясь руками о подоконник и безмолвно наблюдая, как из-за горизонта лениво, будто тяжелая золотая монета, выкатывается солнце. Не отрывая взгляда от рассвета, Гилхрет тихо и серьезно произнёс: — В любом случае, ты знаешь, что делать. Лиора не сразу поняла, что он обращается к ней, и осознала это только тогда, когда он положил на стоящий рядом с креслом стол зачарованное зеркало. Девушка хотела пожелать Гилхрету удачи или хотя бы сказать: «Не позволь никому убить тебя», но вспомнила его слова о том, что есть вещи похуже смерти, и потому ответила охрипшим от долгого молчания голосом: — Не дай причинить себе вред. — Ты, как всегда, блестяще точна в формулировках, — невесело, но одобрительно качнул головой чародей, спрятал посох в пространственный карман и, крутанувшись на каблуках сапогов, исчез в клубах сине-фиолетового дыма. — А как же иначе… — прошептала в пустоту Лиора.

***

Первым, что отметил Гилхрет, когда перенесся к опушке злосчастной рощи, была грязь. Все вокруг сочилось и смердело остаточной магией — той, которая неизбежно рассеивается в пространстве при сотворении чар. Любой уважающий себя колдун имел привычку устранять последствия таких погрешностей, подчищая за собой магическую «грязь» прежде, чем она становилась причиной бед. Здесь же, очевидно, об этом никто не позаботился. Жителям окрестных селений несказанно повезло, что рядом с рощей не нашлось ни одного захоронения, иначе нежить стала бы у них частым гостем. Продвигаясь вперёд, маг осторожно ступал по слежавшемуся снегу и мелким веткам, скрытый от чужих глаз артефактом невидимости, бесшумный, как тень. Не было слышно ни вороньего грая, ни лисьего тявканья, ни шороха мышей по норам — роща будто вымерла. Обостренное до предела восприятие не улавливало ни единого звука, издаваемого животными, и в этом не было ничего удивительного. Маг ощущал себя так, словно оказался в пыточной или на месте побоища — все дышало тленом и болью. Здесь погибло неестественной и мучительной смертью много людей. Даже обыватели способны чувствовать эту гнетущую тяжесть, инстинктивно избегая таких мест, а животные тем более не суются. Гилхрет машинально сорвал никем не тронутую подмороженную ягоду черноплодной рябины и раздавил между пальцами. «И это в конце зимы, когда ценна каждая крошка пищи. Ни птицы не склевали, ни крестьянские дети не съели», — отметил чародей. Вскоре деревья стали реже, перемежаясь то оврагами, то большими полянами. Гилхрет втянул холодный воздух, крылья тонкого носа раздулись и затрепетали. Отчаяние. Страх. Боль. Это происходило здесь. Теперь Гилхрет не просто ощущал присутствие рассеянной повсюду отработанной магической энергии, он видел следы чар. Они отпечатались в пространстве Эфира пятнами, линиями, подпалинами. Некоторые совсем старые и блеклые, едва различимые, другие — более новые, яркие и чёткие. В основном Гилхрет замечал боевую, разрушительную магию, но попадались и следы целительных чар — действительно, у многих погибших были свежезаживленные раны. Он бы решил, что тут и правда кипела битва, если бы не одно «но». Рядом не было ни единой сломанной ветки, обугленного дерева, распаханной полосы земли. Места магических сражений всегда узнаваемы, потому что выглядят так, как будто на них обрушились все стихийные бедствия разом. Здесь же природа была нетронута, и эта неестественная аккуратность настораживала сильнее всего остального. «Неужели ни одно заклинание не пролетело мимо цели, не срекошетило, не было отражено щитом? Нет, тут не битва и даже не засада, тут что-то другое… — если бы Гилхрет не видел самолично тела погибших, найденных здесь, то счёл бы, что тут кто-то тренировался, заранее выставив заграждения. — Альгир ведь говорил о каком-то барьере». Магистр попытался отыскать вокруг хоть одно действующее или заготовленное заклинание, чтобы обнаружить возможные ловушки, магические клети, но их не было. Все чары были уже отработанные, свершившиеся, а ещё очень знакомые. Он чувствовал только магию тех, кого знал по Ковену и кто не вернулся живым, ничего чужеродного. Никто кроме них тут не колдовал. И все же была какая-то неправильность, фальшивая нота, примешивающая к хорошо известному колдовству, что-то, что не давало Гилхрету покоя. Он присматривался к отметинам и следам, стремясь увидеть плетение использованных чар, что было не так просто. Уже начавшая развеиваться магия слабо поддавалась попыткам разглядеть и мысленно достроить смазанные линии и, тем более, вычленить что-то конкретное в ребящей мешанине разных заклинаний. Гилхрет попытался восстановить структуру еще достаточно свежих чар Воздушного Копья, но безуспешно. Нити магии в заклинании были как бы перепутаны, или перевёрнуты, или обращены вовнутрь. Гилхрет бы и дальше ломал голову над этой загадкой, если бы его внимание не привлекло кое-что другое. Около одного из деревьев неглубокий и порядком истоптанный предыдущими магами снег казался разрытым и набросанным заново. Словно кто-то намеренно сгребал его в кучу, предварительно зарыв нечто в провал у корней. Кто бы ни пытался спрятать вещь, он в этом не преуспел — из-под снега торчал лоскут красной ткани. Никакой магии или угрозы от него не исходило — чародей ощутил бы это сразу. Подобравшись ближе, Гилхрет наклонился и потянул ткань, привязанную к чему-то, на себя, другой рукой отгребая снег. Раздавшийся в тишине рощи щелчок показался колдуну оглушительным. По воздуху прошла почти неуловимая рябь. Гилхрет резко распрямился, оглядываясь по сторонам, и привычным жестом потянулся за посохом к пространственному карману, но не сумел его нащупать. Попытался связаться с кем-то из магов телепатически и с помощью заколдованного кольца — не вышло. Ничто не откликалось ни внутри, ни во вне. Чародей словно оказался отрезан от остального мира. У Гилхрета перехватило дыхание, он ощутил, как душу липкими щупальцами обволакивает давно забытое, древнее, как сама жизнь, чувство. Страх.