Мортидо

*(Пентименто — рисование новой картины поверх старой или частичное закрашивание, дорисовывание некоторых деталей.) (Википедия) ___                     Я не могла прийти в себя. Не уезжала из Бардо и несколько дней никого там больше не встречала, кроме наёмных рабочих (труд которых «Ёрик» был в состоянии оплачивать до конца моей жизни). Я плакала, грустила и всё больше понимала, что проклятье Каролины существовало на самом деле. Оно подарило мне образ любимого и отняло его, заперев навечно в бумаге, чернилах и кожаном переплёте. Кай оказался миражом.              Шли дни. Я смирялась с судьбой, не потому что покорность считала лучшим выходом, а потому что считала, что другого выхода у меня попросту нет. Я просто продолжила жить. Жить там, где я была. Старалась меньше думать и больше трудиться, ухаживая за помещениями и территорией замка. Иногда выходила посмотреть на сонный виноградник, думая о том, а смогу ли я его содержать. И тихо хихикала сама над собой, потому что нет конечно. Но попробовать можно. По крайней мере, эта махина под названием Сакрам обслуживается работниками, которые рассчитывают на заработок, может, что-то и сладится. А продавать? А технологии? Будет просто вино? Или виноград сам по себе особенный? Много вопросов. Возможно, нужно будет связаться с Яном. Так проходили дни.              В то утро я обстригала розовые кусты, когда увидела идущего ко мне, как в первый день встречи, Кая. Мне отчаянно поверилось, что наконец моё сознание сдалось и я сошла на берег в порту безумия.              Он шёл ко мне уверенной, спокойной, лёгкой походкой. Лучисто улыбался. Его белоснежная рубашка, лоснящиеся здоровьем и жизнью чёрные волосы, влажные алые губы и смуглая кожа отражали от себя праздничным блеском чистые запоздалые утренние лучи прохладного, но уже весеннего солнца. Пар разгорячённого дыхания Кая и пар земли придавали его появлению сказочную дымку.              Я отёрла тыльной стороной предплечья пот со лба, пытаясь заодно приглушить ослепительный свет и получше разглядеть, идущего ко мне человека.              Он подходил всё ближе. Всё реальнее становился его образ. Я обрадовалась, подумав, что это по-настоящему Кай. Ко мне идёт живой человек, не иллюзия безумия. Но тут же меня одолели растерянность и смутное разочарование. Я узнала в приближавшемся ко мне человеке Яна.              — Ян? — произнесла я неуверенно, когда тот подошёл достаточно, чтобы расслышать слабый звук моего, долго ничего непроизносившего голоса.              — Да, — ответил он. — Но не только. Я должен объясниться. Не отталкивай меня, пожалуйста. И выслушай.              И Ян начал рассказ.              Он говорил о том, что Ян и Кай — это один человек. Кай (и уродливый, и красивый) был голограммой, созданной Каролиной.              Проклятье одиночество — это не что-то сделанное Каролиной нарочно, это нечто выросшее в ней, когда её лечили, — это отравленный плод. Этот плод (часть отравленного сознания) ей удалось отделить от своего ребёнка и каким-то неестественным образом она воплотила носитель для этого сознания, выстроенный на основе ДНК её ребёнка. Уродство — это случайность, или закономерность природы, правил которых не понять до конца. Но это всё равно была не плоть, хоть и близко к ней. Чтобы скрыть уродство Каю был создан облик Яна, очень нестабильный, но всё же.              Только теперь, после событий в погребе Кай (Ян) понял, что зеркало и пленницы Каролины, и даже Яд Одиночества — были необходимым условием существования не только Каролины, но и Кая.              После того, как Каролина ожила, а Кай родился, им нужна была уже не кровь, а специфическая энергия. И Каролина создала экран для сбора этой энергии (зеркало) — то самое ненасытное одиночество, которое питалось чужой любовью и мечтами и фантазиями о ней, чтобы оно продолжало жить и Кай и Каролина вместе с ним.                    Сиделки были первыми жертвами зеркала. Потом пошли слухи о нём среди молодых девушек не только в Бардо. Слухи о зеркале, которое исполняет желания.                    А о чём ещё мечтают молодые девушки, если не о любви?              Они могли часами, днями смотреть в зеркало и мечтать. Тогда их мечты были прекрасны. Это было словно сон.                    Зеркало манило девушек шагнуть в его мир, в мир их фантазий. Потому что тогда энергия пленниц оказывалась навсегда в рабстве зеркала, а не только в жалкие часы, проведённые у него.                    И некоторые мечтательницы не хотели просыпаться и шагали туда.                    Другие были более опасливыми, рассудительными, недоверчивыми и лишь надкусывали соблазн, но не выпивали его сок до дна. Тогда зеркало угрожало, что дальше нельзя просто смотреть, нужно идти в созданный мир, что больше оно не позволит использовать себя без платы. Некоторые уходили прочь. Некоторые оставались и шли в зеркало, потому что не хотели просыпаться от сладких снов фантазий.                    Во время мечтаний не зеркало отражало девушек, а наоборот, девушки как будто менялись со своими отражениями местами. Так и собиралась их энергия.                    И те, кто были снаружи, и те, кто уже шагнули в зазеркалья, физически всё равно оставались снаружи и возвращались домой, но те, кто касались зеркала, становились словно пустыми оболочками, и чувствуя себя пустыми, они убивали себя спустя время.                    А те, кто не трогал зеркало, всегда проходили через горестное принятие своего выбора, выражали эту странную до нелепого благодарность своей Королеве и сожаления, по примеру предшественниц, тех самых первых жертв, которые питали Каролину кровью. Судя по всему, зеркало тогда тоже существовало, но по-другому — Каролина сама была зеркалом и энергию связывала через кровь.                    Как только, устояв перед искушением зеркала, девушки приходили в себя вдали от Бардо, то всё им казалось опьянением и сном, все впечатления стирались в неуловимые, но всё же ностальгические. Становились тайной, причём стыдной.              Оставаясь в зазеркалье, девушки сходили в нём с ума (так же как и доноры в своё время). Их фантазии становились неудержимыми, эгоистичными, жадными, вторящими самым низменным, часто похотливым желаниям, эти мечты оборачивались кошмарами. Не умея управлять неограниченной властью, девушки воплощали в своих фантазиях порой ужасные вещи, осознавая это слишком поздно. Как снежный ком вперемешку со страхом их фантазии запутывались и становились невыносимыми. Девушки навсегда застревали в этих кошмарных снах. Они кричали от ужаса. Они просили помощи. А помочь им могла только Каролина. Каролина была для них богом, королевой, иногда она помогала им, отвечая на их мольбы, и за это они почитали её и восхваляли.              Так много пленниц не нужно было. Но Каролина не могла остановиться, и зеркало было ненасытным. Её стремление к поглощению и творению было неутолимо. Прожорливый разум. Чем больше знает, тем больше хочет знать, чем больше создаёт, тем больше хочет создавать.                     ~~~              «Я нашла новую сиделку!»                    «Мальчики уже взрослые! Им нужно мужское воспитание! Давай наймём нормального учителя, который будет уделять им внимание, а не тебе!»              «Не сметь! Нет! Я хочу эту! И никаких учителей здесь не потерплю!»              «Для чего она тебе?»              «Это печальное создание приводит меня в дикий восторг! Ты только посмотри на её грустные глаза, на ручейки слёз, на дымку во взгляде! Что может быть прекраснее! Когда причиняешь мучения, острее испытываешь то же самое, что чувствуешь, когда доставляешь удовольствие».              «Твой ум извращён до невозможности… Ты омерзительна».              «Перестань! Неужели ты не видишь той красоты, какую вижу я?»              «У нас разное понятие о красоте».              «Вот она, самая одинокая душа во вселенной. Наконец я её нашла. Хочу, чтобы она принадлежала мне».              «Зачем тебе ещё одна?»              «Нужна свежая кровь! Ты должен меня понять!»              «Я устал от твоих игр, и больше не хочу. Мы должны прекратить».              «Почему вдруг?»              «Ты знаешь, а я слышу, как они кричат по ночам… Мне жаль их. Мне кажется, что их уже сотни… Я лишь увязаю всё глубже. Меня не спасти».              «А что они кричат?»              «Моя Королева!..»                    «Я окружаю себя ими, они бесконечно любят и почитают меня. Видишь, я Королева для них. Они меня восхваляют, ведь я дала им жизнь, о которой они мечтали».              «Ты уверена, что это жизнь. Это оцифрованные души, программы и алгоритмы, они не могут быть благодарными или восхищёнными, они действуют так, как ты задала».              «Это не важно. Они не настолько ограничены. У них есть выбор, есть воля и даже мечты. Они не просто программа, они нейронная сеть. И в импульсах этой сети главенствует вероятность, а не правило. Случайность».              «А если они взбунтуются. Я вообще не понимаю для чего они. Бесполезные плаксы».              «Для того, чтобы в этом мире были те, кто ещё более одинок чем я».              «Ради этих виртуальных игрушек, ты убиваешь людей».              «Они сами себя убивают. Даже не надейся меня обвинить».              «Даже не надейся, что я буду это терпеть».              «Будешь. Ты же знаешь, насколько я умна. Я ведь могу создавать не только бесполезные вещи. А что, если я дам тебе нечто такое, что у тебя купят за огромные деньги».              ~~~                           Запись того самого диалога, часть которого я подслушала в детстве, хранилась у Кая (Яна), как своеобразное послание, как начало, как напоминание, как способ всё объяснить. И он включил мне её, когда я спросила, могла ли быть та женщина из моих воспоминаний Каролиной.                    После событий в винном погребе, после моего выбора, когда Кай исчез, он на самом деле очнулся там, где он был — где был Ян. Его сердце и разум снова оказались вместе. И он вспомнил обе стороны своей жизни. Пришла ясность. Он был освобождён. Хотя несколько дней ему понадобилось, чтобы два мира, две жизни, которые у него были, соединились в одну.              Сначала я не верила в мистические превращения. Но после всех объяснений, после долгих разговоров, размышлений и догадок, я наконец убедилась, что передо мной действительно Кай. Он не доказывал ничего, просто это был он. Только не туман как раньше, а человек. Он терпеливо ждал, когда я всё это осознаю, вот он всё ещё что-то говорит, смотрит нежно, но лукаво, а я уже верю. Слушаю его, но уже не слышу, а чувствую рядом, хочу коснуться. Но ещё не время. Все его образы медленно сливались в один настоящий.              Я мысленно вернулась на обрыв на закате в первый день в Бардо; на утёс в вечер, когда я ждала шхуну; вернулась на волчий плед у камина; вспомнила первый глоток «Яда Одиночества»; вспомнила, как меня влекло и как я отдавалась уродливому облику. И теперь я оказалась здесь — рядом с Каем. Моя мечта сбылась — и Одиночества, перебрав все варианты, наконец обрело воплощение и сумело найти любовь.              Вселенская пустота вмиг пронзилась ярким светом; бесчувственность обратилась теплом; фантазия обернулась реальностью. Я, наконец, выбрала следующий кадр, и кинолента моей жизни склеилась, бобина завертелась с новой силой, и проектор с живостью поддерживал изображение. Я счастлива!              В ушах зазвенело, тело стало ватным, в глазах наворачивались слёзы. Мой отсроченный приступ радости набирал обороты, а потом обрушился на Кая удушающими объятиями и беспорядочными поцелуями. Как будто нашёлся недостающий кусочек в головоломке по имени Кай. И сложив последний фрагмент, я безжалостно рушу пазл на ещё более мелкие кусочки, чтобы потом всю жизнь собирать, но уже знать наверняка, что у меня он весь, до последнего оттенка радужки его глаз.              Несколько дней мы, забыв обо всём, наслаждались друг другом.              А потом нужно было решить, что делать с Сакрамом, и как жить дальше.              В один из дней Кай привёл меня в лабораторию, где находилась Каролина. Она была мертва. Потому что она хранилась в зеркальном из серебра саркофаге. Кай своим освобождением разрушил его, и Каролина погибла. Видимо, саркофаг её как-то защищал, или «носил», проецировал, записывал, собирал, воспроизводил — трудно сказать, как он работал.              Как произошло освобождение Кая мы тоже не поняли до конца. Единственное, что он выяснил — это откуда брался цветочный дым, из-за которого я теряла сознание.              Когда Кая испугалась сначала я, потом Рия, когда со мной он не мог поддерживать связь, а его переписка с Рией скоро прервалась — одно накладывалось на другое, и Кай начал изучать себя и Каролину. Кай действительно узнал однажды секрет и спрятал его от себя. Секрет и был в том, что Кай и Ян — это один человек. И если Каролина умрёт, то Кай освободиться и снова станет полноценной личностью — именно этот секрет он прятал, потому что боялся, не понимал, ведь это как телепортация, словно его скопируют, как прежде он уже, возможно, не будет. И он знал также, что только любовь заставит его рискнуть соединиться со своей человеческой частью (с Яном). Тогда Кай спрятал от себя самого способ стать «живым».              Поначалу он был подвластен Каролине, но потом понял, как стать равным ей и даже сильнее её. Он создал хранилище для своего секрета — продуманный набор фантомов, которые помогут распознать, если однажды в жизни Кая появится девушка, которая по-настоящему его любит. А потом он поместил «себя» в саркофаг Каролины, чтобы его безобразие, без его на то воли, больше никто не увидел. Попасть в саркофаг было легко, а вот побег из него привёл бы к его разрушению, к смерти Каролины и исчезновению Кая, потому что, то, чем он являлся — призраком, эфиром, голограммой — от ионов серебряного зеркала, из которого был сделан саркофаг, сгорало. Преимуществом такого заточения было то, что его голографическая оболочка, когда разрушалась, то оборачивалась дурманящим дымом, чтобы человек рядом потерял сознание и не увидел, как Кай обернётся чудовищем. А происходило это от сильных эмоций, когда температура внутри саркофага увеличивалась, ионы серебра становились более активными и достигали «тела», сжигая его, превращая в дым.              Для Каролины же заключение Кая в саркофаге было выгодно, потому что теперь они с Каем были как бы «в одной лодке».              Так что, когда Ян подослал в Сакрам меня, чтобы заставить Кая разрушить замок, он всё же не знал о том, что он (Ян) и Кай одно целое. А главное, он не понимал силу любви. Ян ведь верил, что Кай не управляет проклятьем и убьёт даже ту, которую любит. Кай этого не сделал — он наоборот освободил себя. Любовь, которая должна была ограничить жизнь Кая, дала ему свободу.              Ясно было лишь то, что с моим появлением в Бардо уже никто не был уверен, что хоть немного контролирует ситуацию или хотя бы понимает, что происходит. С того самого момента никто не мог предсказать ход событий или намеренно повлиять на них.              И сам Кай едва понимал, что все возникающие образы, это продукт его замысла. Что это его стражи, которых он создал сам. К счастью прятать шоколад от самого себя трудно: часть тебя всё равно знает, где он, и будет подсказывать направление.              А фантомы и русалки — это не души жертв, а мистификации, хотя есть в них кое-что реальное, ведь, на самом деле, суть была лишь в том, чтобы не погасла страсть, чтобы не помутился рассудок.              Да, мир Кая реально существовал и реально причинял смерть — всё это без сомнения было реальным. Но то было ценой его существования, ценой надежды на спасение. И не то чтобы кто-то может нести ответственность за решения принятые другими людьми. Кай был «левой рукой», но не убийцей.              — Я хранил в себе надежду на любовь. Только любовь была способна разрушить зародившееся здесь и возраставшее зло, — так Кай оправдывал свою «жестокость».              Кай, конечно, и у Доминиана (у дяди Толика) попытался разузнать детали, но ведь Доминиан заблуждался в том, что развитие Каролины его заслуга. И когда он осознал всю глубину своего невежества, да к тому же потерял управу над Каролиной, он отошёл в сторону и оставил попытки заниматься подобной наукой.              «Порой творение превосходит замысел своего создателя. Порой создатель уже не понимает, что именно он сотворил», — говорил Доминиан.              Трудно до конца понять загадки чужих чувств и чужих идей. Если всё заканчивается хорошо, то былое зло стоит оставить в прошлом. Нужен ли мемориал злу? Нужно ли помнить о нём, как об опыте, который лучше изучить, чем пережить снова? Нужно. Так пусть вино останется напоминанием об одиночестве, а о любви найдётся ещё не одна история, которую напишут или расскажут.