Мортидо

             Когда я снова открыла глаза, то увидела Кая стоящим у окна. Он обернулся, встретился со мной взглядом и отвёл глаза с выражением суровости и смущения одновременно, как бы говоря, что ни о чём не жалеет, хоть и знает, что неправ. Его черты по-прежнему отталкивали, но ужас не наводили.              — Приму душ, — предупредила я, поднялась, порылась в ящиках с одеждой и вышла в дверь ванной.              Тёплые упругие струи воды хлёстко приводили в чувства. Но не в те чувства. Нет, не приводили в чувства. Острые хрустальные капли впивались в меня, плавились и погружали в ощущения. Они пощипывали, они щекотали, они оттеняли липкое скольжение мыльных ладоней по телу. Пузырьки душистой пены лопались под пальцами и щёлкали на коже осколками воздушного конфетти. Наглый сквозняк влетал за шторку, разрезал пар, обвивал и облизывал мои ноги, бёдра и живот. Я была возбуждена и чувствовала каждый оттенок мимолётных прикосновений.              Мятный вкус пасты на языке. Горячий воздух из фена на корнях волос. Махровая жёсткость халата на ещё влажном теле.              Когда я вошла обратно в комнату, кровать была расправлена. Всю ночь мы провели на покрывале, спали в перепачканной одежде. А сейчас передо мной белело облако, готовое утопить в своей мягкости. Но не меня одну.              Похоже что Кай тоже успел принять душ. На нём такой же белый махровый халат. Всё так же стоит у окна. Обернулся.              Он смотрит, а я сгораю. Сдаюсь. И иду к нему. Сама.              Поцелуй получился несмелый: лёгкое, невесомое порхание губ, собирающее только дыхание. Его губы оказалось несложно целовать. Я нежно пробовала их мягкие чрезмерные припухлости, пока Кай не верил в происходящее и стоял неподвижно.              Но когда он опомнился, то мешкать не стал и призрачных касаний не хотел терпеть. Он схватил меня, притянул ближе в свои медвежьи, несдержанные объятия, и обрушился на мои губы, как осенний ливень, глубоким и мокрым поцелуем. Я робела, но покорялась. Его страсть приторной сладостью связывала волю и вызывала жажду. Мне хотелось большего. Мои ладони обвили его шею, где на затылке чувствовался горб, а его плечи поддерживали мои руки на разных уровнях. Уже не важно. Это его тело, и именно его я целую.              Я буду принадлежать ему этим утром. И всегда. Ему — безобразному уроду, но страстному одиночеству — Каю.              Представлять другого? Закрывать глаза? Сомкнуть плотные портьеры на окнах, чтобы полумрак скрадывал жуткие черты? Нет. Я буду видеть его. Я буду с ним.              Его взгляд нависал надо мной, пригвождал к простыни, пожирал, создавал вихри в бурлящих потоках крови — у меня захватывало дух. Это было неправильно — любить такого, отдаваться такому, и не только страшному, но даже неестественному существу. Что он такое? Он точно плоть? Потому что из его раны снова заструился дым.              — Кай, я не хочу забывать. Не выключай меня. Дай смотреть и помнить, — просила я.              Он поглаживал мои щёки и шею и тихо шептал:              — Не переживай. Ты не уснёшь. Не хочу, чтобы ты спала. Хочу, чтобы ты спала со мной.              Я шумно выдохнула и выгнулась, когда его ладонь спустилась с шеи на ключицу, а затем скользнула под халат и накрыла чашей холмик груди, мягко сжимая. Он нашёл мои губы и погрузился языком в покорно приоткрытый ему навстречу горячий рот. Он ловко раздвинул мои ноги и прижался обнажёнными бёдрами, частично всё ещё прикрытыми полами халата. Его твёрдый член упирался в меня. Я расслабилась, готовая отдаться.              Он не терпел, он не ждал, да и не надо было — моё возбуждение созрело в его руках ещё вчера вечером. Этот плод нужно было рвать сейчас, пока он в самом соку. И Кай сорвал.              Стон облегчения слетел с моих губ, когда Кай преодолел сопротивление моей плоти и наконец вошёл. В жаркой узкой глубине он на мгновение застыл, поймал мой затуманенный взгляд, а потом уверенно толкнулся, и я почувствовала его во всей длине и толщине, почувствовала собственную заполненность и влажность.              — Диана, — шептал он. — Диана. Я не остановлюсь.              Почему он так говорит? А потом я услышала в своём глубоком постанывающем дыхании тихий шёпот: «Остановись. Хватит. Пожалуйста».              Почему я это говорю? Не останавливайся. Продолжай. Но это в мыслях, а в слух, всё равно шепчу: «хватит».              Мои руки обнимают тебя, а не отталкивают, мои ноги гладят твои бёдра и обхватывают их, я льну к тебе всем телом, меня влекут и я изучаю прикосновениями причудливые скалы твоих мышц, мои губы ищут твоих особенных губ. Не слушай меня. Бери больше. Бери всё. Твоя сила и страсть сводят с ума. Жар твоих объятий мрачит сознание.              И вдруг уродство Кая скрылось и я уже смотрю и вижу перед собой теперь обычного, красивого Кая.              — Кай? Зачем?              — Ты умоляешь. Я не хочу тебя мучить. Но долго я не удержу этот облик.              Он рябил, он туман, к нему не прикоснуться.              — Не слушай меня. Не нужно, он не настоящий. Вернись. Не хочу так. Хочу настоящего тебя. Хочу видеть тебя и чувствовать каждой клеточкой кожи, — шептала я, уводя взгляд, мотая головой, чтобы смахнуть эту иллюзорную маску.              Ток. Рассеялся. И снова он такой, каким должен быть — ужасный монстр, который овладел мной.              Я простонала: что-то взорвалось внутри, что-то незначительное, но приятное, что-то похожее на предвкушение, что-то ещё не созревшее, но уже полное от сладкого непрерывного трения внутри.              Кай довольно зарычал и начал двигаться быстрее, в поцелуях он прикусывал кожу на моей шее, он крепко удерживал мои бёдра, чтобы не сбиваться с безжалостного ритма.              Я шумно дышала вперемешку со стонами и жалостливыми всхлипами.              Он яростно вбивался, и я чувствовала каждый толчок, распиравший изнутри мои влажные, но тугие стенки. Я чувствовала, как он скользит, его член ребрился венками, набухал. Его так много и так быстро, что я похныкиваю, впиваюсь ногтями в его спину, не успеваю вдыхать, когда в очередной раз он врезается в меня своими бёдрами и отбирает весь воздух. А когда я чувствую, как удовольствие натягивает связки между ног, как будто я собираюсь сесть на шпагат, Кай подмечает мою близкую разрядку и останавливается, убивая подступающий оргазм. И это похоже на мучение, когда удовольствие, которое так долго зрело на клиторе, рассыпается во все стороны не экстазом, а мелким бисером разочарования. Кай довольно рычит, как настоящий злодей, он управляет моим наслаждением, отбирает его как конфетку, выхватывает из слабых рук и теперь насмехается, а я почти рыдаю и хнычу и молю, но без толку. Я тянусь рукой вниз, чтобы словить хотя бы остатки и кончить, но его огромная безобразная рука, пригвождает мою к подушке.              — Нет, детка. Только мой член. Никаких рук. Хотя…              Он резко вышел из меня с влажным хлюпом, и пустота внутри снова заставила меня хныкать и скулить. Пока я пришла в себя, мои ноги согнули в коленях и широко развели.              — Не надо, — только и успела прошептать я, когда Кай прильнул в поцелуе к моим губам внизу, к влагалищу, которое только что безбожно трахал твёрдым членом, теперь он проникал в него шершавым влажным тёплым языком.              Я выгнулась. Мне было и стыдно и до умопомрачения приятно.              Стон звучал как крик. Теперь он вошёл в меня двумя пальцами, дотронулся внутри, а сверху языком и губами прильнул к клитору в быстрых движениях. По щекам покатились слёзы нестерпимого удовольствия. Во мне назревал беспощадный взрыв. И он случился. В глазах на мгновение потемнело. Тепло разлилось резкой волной от живота по всему телу до кончиков пальцев. Я вздрагивала. Я слышала свой рваный стон со стороны, когда кляксы тёмных пятен расползались, проявляя свет. От частого дыхания пересохли губы, сердце билось как там-там в руках шамана. Я уже не чувствовала в себе ничего, но на мне был вес Кая, а передо мной его ухмыляющийся пугающий лик. Он утешал, убирал прилипшие пряди волос с моего лица, и гладил, и потирался о моё бедро своим членом. А внутри меня всё ещё пульсировали остатки удовольствия.              — Детка, ты как? — спросил он.              — Не знаю.              — Мы не закончили, — он ощутимее снова проехался членом по моей коже.              Я прикусила губу, чтобы заглушить стон от натянутых жгутов предвкушения. Я была почти готова принять его снова. Не думала, что будут силы, что останется желание. Но оно возродилась, снова росло, я набухала внизу, мокла, хотела.              — Пожалуйста, — шептала я.              Он целовал моё лицо, он гладил и сминал каждую мягкость моего тела, до которой мог дотянуться.              — Детка, не останавливай меня.              — Я не останавливаю. Бери. Я твоя.              Он проник языком в мой рот, медленно имея и его. И так же медленно ввёл в меня член. Я мычала стон, ведь он коварно не позволял разомкнуть поцелуй. Во мне, наверно, было слишком жарко, потому что член казался прохладным. И этот контраст, и твёрдость, и заполненность, — я терялась, пульсировала, царапала спину Кая.              Он начал двигаться, но медленно. Давал мне дышать, но всё равно целовал. Всё было так тягуче и вязко, что оргазм мог наступить от нетерпения, а не от трения. Я двигалась навстречу бёдрам Кая, чтобы хоть немного ускориться, тогда он совсем замирал, оставляя мне самой справляться с проникновением. Но это ужасно утомительно, лёжа на спине, трахать саму себя. Мышцы горели. Я стонала, умоляла. Он наказывал и просто был во мне до упора и наслаждался поцелуями. Снова глубокие неспешные покачивания. Это было потрясающее мучение и наслаждение. Теперь не тёмными пятнами перед глазами, а золотыми искрами заряжалось блаженство для нового взрыва. Не острое, как раньше, а мягкое, как будто я в облаке, оно обволакивает меня пеной и пухом, оно поглощает меня, как будто Кай целует сразу каждую клеточку на моей коже. Он целует глубоко внутри. Я его и для него — вода, еда, воздух.              А потом он вбился резко и глубоко. Замер. Я хнычу, царапаю его, извиваюсь. Снова толчок. Замер. Снова. И наконец-то начал набирать темп. Я была в восторге, была счастлива, чувствуя, как неотвратимо и полно приближается финал. Меня подхватил поток подступающей разрядки и понёс ввысь, в то самое облако, чтобы потом бросить в пучину наслаждения, разметая перья ангельских крыльев, которые там, в высоте, так сладко натачивали иголочки каждого нервного окончания во всём моём теле и сотворили потрясающий оргазм.              Свободное падение удовольствия парализовало меня золотистой пыльцой, в голове зашумело и стало легко. Я летела и плыла. Внутри всё сжималось и сочилось, ноги и живот дрожали и рябили щекоткой отступающего онемения. Дыхание замерло, а сердце жадно торопилось, чтобы пропустить через себя как можно больше крови, пропитанной наслаждением. В глубине меня разливался экстаз, Рай — Кай.              Каменные конечности рухнули на простынь. Кай тяжело нависал надо мной, удерживая своё тело на согнутых локтях. Он глядел на меня, он дышал мной, он продолжал оставлять лёгкие поцелуи на моих губах, лице и шее.              У меня же не осталось сил. Я — вода. Я глубоко под водой.              И когда Кай уже лёг рядом, он всё равно обнимал меня, даже держал. Как будто боялся, что я сбегу.              — Нужно в душ, — мягко выпутываясь из его объятий, объясняла я, потому что он не отпускал, он ловил обратно, притягивал к себе, прижимал, целовал, и шептал:              — Ещё немного. Ещё чуть-чуть.              — Я вернусь, — посмеивалась я, проводя ладонью по его лицу.              — Но я могу исчезнуть.              — Ты же теперь настоящий. Куда ты хочешь исчезнуть?              — Не хочу. Совсем не хочу. Хочу быть с тобой.              Кай перевернул меня на спину и снова накрыл своим телом. Жадные поцелуи скользили по шее и проникали глубоко в рот, сплетая языки. Он опускался к груди и вбирал в горячие губы сосок, полизывал его, наслаждаясь моим глубоким дыханием, а потом и тихим всхлипом, когда подует на влажную упругую бусину, обдавая её резкой прохладой после уютного тепла, и прикусывает его зубами, а потом он накрывал мою грудь ладонью и грел в утешение. Его огромные горячие ладони сминали мои грудь и бёдра, ненасытными ласками окольцовывали талию, тискали, оставляя лёгкие красные отметины на мягкой коже. Он возбуждал во мне нежность и негу. Это было как лёгкий сладкий десерт, после сытного горячего блюда.              — Кай, что происходит? — спросила я.              Он тяжело выдохнул, лёг сбоку и ответил:              — Тебе нужно туда идти.              — Куда? Домой? И ты потом перезвонишь?              Он усмехнулся, но очень грустно.              — Нет, не домой, — ответил Кай.              — Не понимаю. Зачем мне куда-то идти?              — Ты не будешь со мной таким.              — Я уже с тобой таким, — я приподнялась в полусидячее положение.              — И сколько пройдёт времени, когда ты поймёшь, что всё это не для тебя, что я и моё безобразие не для тебя и выше твоих сил.              Я поцеловала его, в надежде успокоить тревоги.              — Что изменится, если я куда-то там пойду? — спросила я.              — Не знаю. Но изменится всё. Я могу стать свободным. Помоги мне.              Сердце защемило. Снова эта просьба.              — Кинжал, — продолжил он и провёл моими пальцами по ране. — Ты сделала ход и теперь должна идти дальше. Назад дороги нет. Теперь у меня почти нет времени.              Мы лежали в объятиях друг друга.              Ладно. Он любит преувеличивать. Что там такого может быть? До сих пор всё происходящее тоже было странным и туманным. Не думаю, что случится что-то ещё более странное, чем всё, что уже было. Его рана на груди под моими пальцами зияла порезом, края которого не смыкались, не зарастали. Ведь это что-то да значит. Просто сделаю то, что, по его мнению, должна. В конце концов, это его проклятье. А он хочет свободы.              — Я помогу, — сказала и снова нежно поцеловала.              Моё одиночество. Ты всё ещё со мной.