Мортидо

*(Эли́зиум, или Элизий (лат. Elysium, от др.-греч. Ἠλύσιον (πεδίον), «Елисейские Поля») — в древнегреческой мифологии часть загробного мира, обитель душ блаженных.) (Википедия) ___       Гость постучал в дверь во второй раз, рассеивая мои подозрения о возможной галлюцинации. Я знала, что это Кай. Скорее всего, как в прошлый раз напился (или притворился) и пришёл меня контролировать, осуждать или запугивать. Правда, сейчас я точно помню, что заперла ворота. Перелез он через них, что ли.              — Что тебе надо? — крикнула я, не открывая.              Ответа не последовало: ни от Кая, ни от ворона. А дверь снова под тяжёлой рукой незваного гостя начала дёргаться. Я ещё что-то сказала, но некто за дверью не унимался и не отвечал. Я услышала, как в двери что-то заскреблось — пытаются вскрыть замо́к? Я схватила со столика ковшик для самообороны и резко открыла дверь, чтобы застигнуть взламывателя врасплох. Но на пороге никого не было. Как он так быстро скрылся? Я высунулась на крыльцо. Спросила: кто здесь? Никто не ответил.              Показалось?              Когда я закрывала дверь, то в этот самый момент, совершенно неестественно для зимы блеснула молния, осветив внезапно появившегося в дверном проёме парня.              — Диана!.. — прохрипел голос.              Это произошло в те короткие секунды, что сверкала молния. А потом, вместе с молнией, человек исчез, точно призрак. Я же от испуга отошла вглубь прихожей, совсем забыв ударить или хотя бы просто замахнуться на видение, которого, впрочем, уже не было. Опомнившись, я покрепче схватила ковшик и стала подходить обратно, чтобы всё-таки закрыть дверь. Тогда из очередной молнии на свет в коридор вошёл тот «призрак».              — Что со мной? — растерянно произнёс он.              Рука снова не поднялась ударить.              Гостем оказался вовсе не Кай. И смутная догадка пронеслась в голове. Призрак? Это мог быть один из «убитых» мной парней. Кай всё время рассказывал о своих жертвах так, словно они к нему возвращались. Он, конечно, никогда так не формулировал свою мысль, но мне постоянно казалось, что он намекает на нечто вроде призраков. Он говорил, что поющие девушки, русалки, напоминают ему о его дурном поведении в прошлом. Тогда я подумала, что Кай собиратель душ.              Мне действительно казалось, что к Каю являются призраки самоубийц. И теперь, очевидно, одна из моих жертв пришла ко мне.              Мне было страшно. Очень страшно. Но сильнее страха во мне было чувство вины. Я была виновата в смерти несчастного полночного гостя и не могла оставить его одного. Он сейчас лежал на полу в прихожей дэ Эскобъядо бледный как мел и без сознания.              Бежать в Сакрам посреди ночи от призрака к чудовищу — не слишком удачная идея. Поэтому я хорошенько выпила, а потом принялась приводить призрак в чувства.              Только подумать, призрак и в обмороке. Нелепость происходящего тревожила. Как будто он от плоти был уже свободен, но ум его всё ещё ею обременён. Не просто, наверно, осознать, что ты умер.              Я не прикасалась к жертве, но настойчиво твердила, стоя над ним: «Молодой человек! Очнитесь!» и всё в этом духе. И в какой-то момент он действительно очнулся. Ему едва хватило сил подняться в спальню, а там он «уснул», упав на мою постель, так и не осознав, кто он и что происходит. Я накрыла его покрывалом, потому что одеяла не отдам, а то окоченею, а он всего лишь дурацкий призрак.              За окном занималась буря. Пришлось закрыть окно.              Вместе с бурей я коротала время, ибо сон меня покинул в эту ночь. Ночь, буря, призрак и вино — я не была уверена, что наступит рассвет. Потому что больше всего я боялась, что в эту ночь меня навестят все мои жертвы, словно Скруджа в канун Рождества.              Поэтому сосчитала, сколько всего человек пало жертвами моего проклятья. Около семнадцати. Я пыталась вспомнить их лица. Ничего не получалось. Не вспомнилось лицо даже того, укушенного мною. И знакомство с призраком, нашедшим приют в моей постели в дэ Эскобъядо, я также не вспомнила.              Всю ночь я просидела в, к счастью, довольно удобном кресле, уставившись в окно, не смея даже на секунду обернуться в сторону кровати, пока на улице темно.              В эту ночь так и не случилось других гостей, но, пожалуй, многочасовое ожидание их не намного лучше, чем если бы они всё-таки явились.              Когда занялся рассвет, тяжесть, отступившая с души, сменилась тяжестью тела, приступами озноба и сбивающей с ног неги пропущенного сна, пытавшегося отобрать у моей бодрости свои законные часы.              Быстро менялся вид в окне, которое, не удержавшись, я снова распахнула. Подул тёплый ветер. Запели птицы, ожила природа. Мне тоже пора было прийти в себя. Прежде чем снова увидеть призрак в моей постели, я мысленно готовилась. И я увидела его, обернувшись. Что, если мне всё-таки придётся принять каждую из моих жертв? — впереди ещё много ночей.              А что мне делать конкретно с этим гостем? Отвести к Каю, безусловно. Пусть он мне всё объяснит. Это, в конце концов, его проклятье.              Призрак ещё спал (как ни странно). Я же тем временем приняла душ.              Когда я вышла из ванной, странная сущность растерянно бродила по моей комнате и что-то шептала. Он неадекватно реагировал на мои к нему обращения. Больше не звал меня по имени и своего не назвал. Ничего не мог рассказать о своей жизни или смерти, а я совершенно не могла его вспомнить. Единственное чего я от него добилась, это чтобы он пошёл со мной к Каю. Мне нужно было знать, что с этим призраком делать, не могу же я вечно жить с ним на хвосте.              Сказать по правде, я надеялась, что призрак растворится в воздухе по дороге в Сакрам, но этого не произошло. Он даже никуда не ушёл, чтобы заблудиться и потеряться. Хотя в таком случае, я скорее встревожилась бы, чем порадовалась. Мало ли что он такое. Может, он вообще человек? — засомневалась я.              Мы пришли.              Казалось, что отступившая злость оставила Кая с чувством вины. То, что он снова был в красивом обличии, походило на просьбу простить его вчерашнее безумие. Беспорядок прибрали.              Моё появление в сопровождении странной сущности Кая не удивило и даже порадовало, хоть он и пытался скрыть, но подавленная улыбка всё равно едва заметно приподняла уголки его губ и глаз.              — Мне всех придётся встретить? — этот вопрос очень беспокоил меня, и я задала его без прелюдий и церемоний, даже с нарочитой претензией к Каю, за которой попыталась скрыть нелепое смущение.              — Ты думаешь, что он твоя жертва? — ответил Кай, выражая насмешливое сомнение. — Что ж, логика в этом есть. Здравого смысла, конечно, меньше, но всё-таки.              Я в безнадёжном изумлении смотрела на самодовольную ухмылку незадачливого хозяина Сакрама. Такого ответа я не ожидала. Кай надо мной потешается. Что же мне делать? Кай не станет объяснять? Оставит само́й разбираться?              Меня отвлекло комичное поведение призрака. Он начал просовывать голову сквозь стены. У него это получалось. К горлу подбирался глупый смех, я старалась держаться и думаю, что выглядела скорее недоумевающей, чем готовой расхохотаться. В отличие от Кая, который уже широко улыбался в ответ на происходящее.              Хранитель проклятья одиночества сжалился надо мной и решил продолжить ответ:              — Призраков не существует, Диана, ты же взрослая девочка, должна бы знать такие вещи.              Конечно, призраков не существует, но у проклятья одиночества множество, казалось бы, невозможных, несуществующих явлений. Что-то здесь не так. Мне стало стыдно.              — После встречи с тобой поверишь и в призраков, и в инопланетян, и во что угодно, — растерянно ответила я, а самодовольная ухмылка Кая дала толчок очередной невообразимой догадке: — Кай! — сказала я строго. — Если это твои шуточки…              Он не дослушал и засмеялся.              — Ты подонок! Я всю ночь не спала!              Это был фантом — Кай нарочно его создал. Я орала на Кая, бросалась в него попадавшимися под руку предметами, пыталась догнать и избить, хотя понимала, что будет трудно ему навредить. Бросив тщетные попытки наказать злого шутника, я уселась обиженная на диван. Захотелось погрозить: «Если ты кому-нибудь об этом расскажешь» и т.д. Но мысль о том, что никому ничего он не сможет рассказать даже при желании, не сможет меня опозорить или прилюдно обсмеять, потому что в Сакраме никого, кроме нас, нет, — эта мысль заставила меня грустно улыбнуться. Кай спросил, чему я улыбаюсь, я объяснила.              Он "успокоил":              — Не переживай, я никому не скажу, — и спустя паузу, подшучивая добавил: — и мертвецы на редкость надёжно хранят тайны, — намекая на фантом, которого я приняла за свою жертву.              И я от души рассмеялась. Волна облегчения прокатилась по телу. Какое счастье, что призраки меня не преследуют. А фантом продолжал ходить по гостиной, хватать воздух, просовывать голову сквозь стены и предметы.              — Но зачем ты его прислал ко мне? Чтобы напугать?              — Чтобы ты не затягивала с визитом. А то осталась бы там дуться две недели.              Фокус удался.              — Есть в этом что-то грустное, Кай. Они ведь твои единственные друзья — голограммы, которые ты сам создаёшь.              — И ещё ты, — он мило улыбнулся.              — И всё же, какой в них смысл, зачем всё это? Сакрам и Бардо?              — Я уже давно не мучаю себя подобными вопросами, и любыми вопросами. Меня больше забавляет, что ты здесь. Вот что действительно странно. А я и Сакрам, Бардо — мы одно целое.              — И ты не хочешь отсюда уйти?              — Если бы и хотел, то не смог бы.              — Так ты как Дейви Джонс на Летучем Голландце?              — Сносное сравнение. Я действительно пленник своего же корабля.              Мысли всё равно возвращались к жертвам. И я спросила у Кая:              — Так почему же они убивают себя?              — Ты открываешь им глаза. Как бы гипнотизируешь. В общем, совершаешь определённые движения, говоришь определённые слова, говоришь их с особой интонацией. Это навык, который в тебе зародился и работает без участия твоей воли.              — Откуда он взялся?              — Ну, как же?! Я его в тебе воспитал.              — Почему тогда ты не воспитал во мне способность его контролировать?              — Это уже твоя задача, ведь единственный способ контролировать его, это проникнуться состраданием к жертве. Но власть, например, такая, как у нас, напрочь убивает сострадание. Над контролем надо работать. И как ты догадалась, сострадание и жалость — разные вещи и действуют очень по-разному.              Вспомнился тот жуткий сон про бесполых существ, про андрогинов, который мне приснился в последнюю ночь здесь. Это был сон о жалости и о том, как она опасна. В том сне жалость победила. Меня передёрнуло. И вдруг я внезапно осознала:       — Подожди секунду! Это можно контролировать?       — Да. Ты ведь жива. И с утёса ты не прыгаешь. Было трудно, но оказалось возможным.       С другой стороны, если подумать, с Сергеем после корпоратива, судя по Лизиной записи, я разговаривала довольно долго — должно было хватить времени. Но он ничего не сделал с собой. Я ведь не хотела ему навредить. Наверно, у меня само собой получилось, пусть и не полностью, но сдержать "проклятье" в тот раз.              — Конечно же, мы просто зачинщики, — продолжил Кай. — На самом деле исход от нас мало зависит. Ведь глядя в твои глаза, слушая твой голос, ощущая твоё присутствие, человек словно видит «потерянный Рай»… и тогда уж сам решает, достоин ли он его. Там всё сложно. Нельзя точно сказать, что чувствует каждый из них. Однако ты можешь вспомнить, что чувствовала сама.              — Но, — медленно заговорила я, собирая смутные догадки в одну мысль, — я ведь жива. Чувствовала ли я то, что неминуемо должно было привести к самоубийству? Я не перешла черту. Даже к ней не подошла. Как будто спаслась, — скандальность подробностей моего спасения заставляла опускать их (не хотелось бы повторения вчерашнего безумия).              — Ты снова рядом со мной, а значит, всё началось опять. И мне решать, чем всё закончится на этот раз, — задумчиво сказал Кай.              — Так что же, выходит, единственный способ уберечь от себя человека — это совсем избавить его от своего присутствия?              — Проклятье Одиночества. Да. В этом его суть.              Мне показалось, что Кай из вредности сказал, что я снова попаду под влияние одиночества. Я чувствую себя иначе здесь после того, как «излечилась». Но поспорить на этот счёт не получится. Лечение через предательство усложняло разговор.              С другой стороны, почему я должна чувствовать вину? Я человек, и кем бы ни был Кай, он должен понимать, что пока он не такой же человек как я, мы из разных миров, и я не могу оставаться ему верной. А коль скоро он через слово угрожает роковыми последствиями проклятья, то в чём я вообще могу быть виновата?!              — Значит, нужно бежать, — заключила я.              — Чем тебе не нравится быть здесь, со мной? — почти с обидой спросил Кай.