Мортидо

*(Танатос — инстинкт смерти. (Википедия)) ___                     Выпал первый снег и ударили морозы.              Пусть речи Кая в письмах и воскресают во мне, пусть они меня манят обратно, пусть они всё равно, что дым яда одиночества, и всё же я уехала, а значит, мне нужно отказаться от всяких фантазий о Кае, иначе снова погрязну в его плену. Нет. С меня хватит.              До отъезда в Бардо, помнится, я «пообещала» Сергея Лизе. Только ничего между ними так и не произошло. И вот я была готова забрать свои слова обратно. Мне нужно забыть Кая, и Сергей хорошее средство для достижения моей цели.              Что, если мне воспользоваться советом Кая и создать семью.              Сергей влюблён в меня. Я знала это тогда, а теперь знаю это ещё чётче. Я могу, я должна выйти за него замуж и жить нормальной человеческой жизнью. Поэтому я осторожно начну демонстрировать свой интерес. Удачный повод к тому же намечается — корпоратив.              Корпоратив по случаю расширения фирмы. На удивление роскошный ресторан был снят руководством для этого дела. Много влиятельных и богатых людей приглашены на праздник. Ищут спонсоров. А я из готической героини в этот вечер превратилась в роковую женщину из криминального романа.              Я воображала, будто была рождена для единственной битвы. И для красного платья. Мне хотелось, чтобы весь мир замер от одного моего только вида в красном платье.              И вот, в красном вечернем платье я стояла у распахнутого окна, смотрела на ночной город и чувствовала прохладный воздух, вспоминая жар Одиночества, скучая по ощущению пота, проступающего под атласной тканью. Мне надо идти туда, в метафорический мрак, слишком освещённый искусственным светом.              Он влюблён в меня иначе, чем прежде. Мне нравится, что в меня так часто в последнее время влюбляются. Но головой я понимаю, что обязана своей популярности властвующему надо мной проклятью Одиночества — именно это и привлекает во мне. Я знаю, что Сергей видит во мне то же, что и я видела в Кае. Я теперь как Каролина.              И я произвела настоящий фурор своей неуклюжей насмешкой, облачившись в красное платье. Я была более чем скромна и незаметна в рабочие дни. Обо мне ничего интересного не говорили и не знали. А тут такое! Не переборщила ли?              И тогда-то Сергей и не смог более сдерживать свой интерес только лишь за взглядами. Он сдался, но каким-то странным образом.              — Привет, крошки! — обратился он к нам с Лизой. — Чудно выглядите.       Мы с подругой кокетливо поблагодарили его за комплимент.              — Такое ощущение, — продолжил парень, — что все сговорились с моей мамой и мечтают меня женить прямо сейчас.              — Что ты имеешь в виду? — с любопытством Лиза подстёгивала Сергея к откровенности.              Мне же показалось, что подобные разговоры не совсем в его стиле. Он ведь ходит на свидания, но при этом с его уст ещё ни разу не сорвалось хотя бы скудного описания его рандеву. А сейчас он охотно делится с нами романтическими злоключениями.              — Меня уже с троими познакомили. Кажется, я здесь нарасхват, — восхищался он самим собой.              — И тебе кто-то понравился? — с плохо скрываемой ревностью спросила Лиза.              Сергей колко посмотрел на неё и ответил:              — Все они довольно милые. Но, пожалуй, Вика мне нравится больше всех, — Сергей широко улыбнулся, заметив, как Лиза покраснела, и перевёл взгляд на меня.              Подумать только, он с лёгкостью отдавал себя в руки сводникам, напропалую флиртовал со всеми подряд и без увёрток рассказывал нам с Лизой впечатления от знакомств. Он явно хочет заставить кого-то из нас, а может, и обеих ревновать его.              — И кто же из них Вика? — словно опомнившись, поинтересовалась я.              Сергей описывал её, чтобы мы смогли отыскать взглядом в толпе, но в этот момент мне пришло на ум завладеть чьим-нибудь вниманием в отместку. И я ухватила первый же устремлённый на меня взгляд какого-то мужчины лет сорока.              — Прости, — извинилась я перед Сергеем за свою невнимательность. — Я рада, что тебе весело.              Сергея как будто разозлило моё безразличие, к тому же сейчас начался медленный танец, и мужчина, которого я приметила, пригласил меня.              Всё довольно быстро завертелось. Я нещадно флиртовала. Казалось, всё идёт по плану, всё под контролем. Но по мере опьянения мне становилась всё более скучно играть в светские интриги. И, в конце концов, я напилась. Ко мне возвращались мысли о Кае и о том, что в скучный замуж за Сергея я не хочу. Презрение к обществу вернулось. Бытовые цели рассеялись как дым. Все эти люди показались мне ещё более нереальными, чем гости Кая.              Не хотела, чтобы так вышло, и всё же я стала дерзить всем, кто желал со мной пообщаться, вела себя вызывающе. Пела, танцевала. Кажется, смутила каждого присутствующего в зале этим вечером. Моё красное платье делало меня заметной даже для тех, кто и хотел бы не видеть меня. Буквально все, кто жаждали моего внимания в начале вечера, теперь смотрели на меня с презрением. Мне показалось, что я опозорилась, и я сделала так как будто нарочно.              В разгаре своего безумия, когда меня пытались выловить из толпы и увести прочь знакомые благожелатели, я встретилась с обжигающим взглядом и остолбенела. В этот момент мои ловители настигли меня. Меня уводили. А я, не отрываясь, смотрела в глаза Кая. Он пошёл за мной. В коридоре он окликнул мой «конвой», и без преувеличения, приказал им меня отпустить. Они же не смели ослушаться. Почувствовав, что мои руки снова принадлежат мне, благодаря одному лишь слову моего знакомого, я перевела взгляд на «конвой», который оказался уже далеко позади меня. Не оглядываясь, они шли прочь. Я посмотрела на Кая и произнесла его имя.              Он едва заметно сузил глаза и чуть наклонил голову в бок. Сомнение закралось в мои мысли. Он подошёл близко. Посмотрел прямо в глаза. Обошёл вокруг меня. От него приятно пахло дорогим парфюмом, кожаным салоном автомобиля, хорошим табаком, виски, мятой, словно он только что почистил зубы, и морозом, снегом. По запаху, это точно не Кай. И по взгляду. И по походке. По повадкам. Словом, всем, кроме внешности, этот человек не был Каем.              — Ян, — представился близнец.              Я расхохоталась и от слабости в ногах присела у стены прямо там на полу.              — Ты совершенно пьяна. Удивительно, как отчаянно мы пытаемся себя отравить, чувствуя, что стали для кого-то едой. Видимо, именно в этом смысл выражения: если хочешь изменить мир — сначала измени себя, — насмешливо сказал Ян.              Он присел рядом со мной на корточки. Подождал, пока я успокоюсь. Потом достал из внутреннего кармана пиджака какую-то карточку, бросил её мне на колени. А затем ушёл.              Я смотрела ему вслед, пока он не вышел из холла на улицу. На коленях у себя я обнаружила приглашение Рии. Точно такое же, какое ко мне попало в Бардо, только на этом ещё был написан от руки номер телефона.              Кай. Это ведь Кай. Точно он. Нет… Не может быть. Откуда? Это глюк. Я не в себе. Прочь из моей головы! Ян — его брат. Это не Кай, это Ян. Такой настоящий. Он уж точно не призрак. Как же он похож на Кая.              В зале остались только совсем пьяные люди. Ни мужчины, с которым я общалась, ни Сергея, из-за которого я общалась с тем мужчиной, уже не было. Только пьяное зверье, такое же, как я. Встреча с Яном меня встряхнула, и безумствовать мне больше не хотелось.       Где Сергей?              Его нигде нет. Может, он ушёл с Лизой? Её тоже нигде нет. А может, ещё с кем-нибудь. Обидно. Сама виновата.              Здесь так душно. Какие узкие, шатающиеся коридоры. На улице хорошо, темно. Ноги несут словно на крыльях ночи. Кому вообще нужно это такси, когда есть ноги и когда так грустно.              Утром я едва смогла хоть что-то припомнить с того момента, как села в такси. Я вроде плакала всю дорогу, пыталась что-то рассказать таксисту. Но не помню, ни как я вышла из такси, ни как зашла в квартиру.              На работе меня, как ни странно, никто не осуждал за пьяное поведение. И насколько я могла понять, у многих на корпоративе случилось что-то неловкое, из-за чего теперь было стыдно. Сергей приболел после того вечера, и пожалуй, я была рада его отсутствию, пусть моральное похмелье тоже пройдёт, а до тех пор мне не хочется смотреть ему в глаза.               Спустя неделю офис потрясла странная новость: один из представителей наших потенциальных спонсоров покончил с собой. А потом я узнала, что этот тот самый мужчина, с которым я флиртовала.              Я почувствовала себя чёрной вдовой, в самом мрачном смысле этого слова, и это не преувеличение.              Вскоре я снова встретилась с Яном.              Была пятница. Возвращаясь с работы, я зашла в кафе, потому что не хотела домой. Мой заказ ещё не принесли, когда в кафе вошёл Ян. Он сразу направился ко мне.              — Давно не виделись, — начал разговор Ян, усевшись за мой столик.              Мне не дало ответить появление официантки, которая принесла салат и чай.              — Я знаю, кто ты, — продолжил Ян. — Но, похоже, сама ты этого не знаешь.              Хочет, чтобы я спросила «и кто же я такая?». Не стану. Не стану даже про письмо спрашивать. Кай говорил, что меня подослали. Письмо могло быть приманкой. Буду просто молчать — меньше сделаю вреда.              — Так он что же отпустил тебя? — сказал Ян, а я вспомнила, как назвала его именем Кая, когда впервые увидела. — Невероятно. Кай, Кай. Ты не сносен. Маленький, докучливый урод.              И Ян встал из-за столика и вышел из кафе. «Ещё более странная личность, чем его брат», — подумала я.              Переболев всеми возможными страстями в плену у Одиночества, я не остыла, но закалилась, и какой-то наглец не сумеет меня напугать своими истериками, пусть даже к его облику я неравнодушна.              Когда Ян ушёл, я вдруг подумала, что откуда-то знаю его. И дело было не в его схожести с Каем, а в чём-то ещё. Такое смутное болезненное воспоминание то ли детства, то ли прошлой жизни. Мне вспомнилась былая боль. В сердце послышалась ноющая тоска. Что-то пыталось прорваться в мои воспоминания, но не получалось. Как déjà vu — ускользающий образ, который мог бы подсказать, как действовать дальше, но его не ухватить.              Может, моя тоска связана не с Яном, а с тем, что он напоминает мне о самоубийстве мужчины с корпоратива? Эта трагедия — совпадение или результат моего влияния, подаренного проклятьем одиночества?              Опустошённость и волнующее удовольствие от «убийства» топили душу в презрении к самой себе. Мне отчаянно хотелось быть виноватой. Мне хотелось быть тем, кто отнял жизнь у другого человека. Я чувствовала спокойную власть.              Я гордилась собой и не могла этого вынести. Не раскаиваться в убийстве — самое настоящее зло. Оно меня не страшило. Наоборот, я словно достигла желаемого.              Захотелось скрыться от людей. Меня ни в чём не обвиняли, но я почувствовала себя опасной. Хочу уйти отовсюду.              Моё самобичевание, лишённое раскаяния, блуждало в глубине в поисках болевых точек. Я укоряла себя за все возможные ошибки, совершённые когда-либо. Презирала себя за всё, что было достойно презрения во мне. Хотелось всё отмотать назад и переиграть. Хотелось сделать правильно.              А потом мне стало ясно: всё и так сделано правильно. Абсолютно всё сделано правильно, до мелочей. И я поняла, что испугалась именно своей безошибочности, не могла поверить, что у меня получилось. Неудивительно, что я всё время устаю, ведь я всё делаю правильно интуитивно, а значит, мой мозг напряжённо работает сам по себе, не отвлекается на объяснения, а просто выдаёт верные решения, анализируя всё вокруг: последствия и возможности. Точно так же как он управляет биением моего сердца — не обязательно и даже вредно осознавать его. Моя природа мне не понятна, но среди людей я вдруг перестала видеть себе подобных.              Через какое-то время, видимо, о том, что я встретилась с Яном, стало известно Каю. И он мне позвонил.              — Как тебе мой брат?              — На тебя похож.              — Ты же с ним общалась?              — Скорее он со мной.              — Держись от него подальше. А лучше возвращайся в Бардо.              — Пожалуй, я останусь здесь.              — Как твой новый дар? Ты уже стала причиной?              — Возможно. Я не знаю.              — Значит, да. Тебе понравилось?              — Нет.              — Врёшь. Но я подстегну твой интерес.              И Кай положил трубку. Через несколько дней мне пришло сообщение от банка, в котором предлагали забрать карточку. И я её забрала. Вместе с карточкой мне передали письмо. Кай заплатил мне за «дар», чтобы я могла на нём сосредоточиться.              Страшно было от того, как взыграло в этот момент моё самолюбие. Развеялись сомнения. У меня оказались средства и способ развлечения и самоутверждения в самом извращённом смысле. Во мне разгорелся адский огонь и жажда.              Мне больше не нужно было работать. Денег, что перевёл Кай, хватит до конца жизни нормального существования. Я никому не говорила о своём внезапном богатстве. Но совершенно точно я собиралась бросить работу и обуздать свой дар одиночества, чтобы больше никому не причинить вреда.              Я чувствовала, словно Бардо и Сакрам перемещаются сюда. Моя грядущая праздность напомнила дни, проведённые в плену у Кая. Я оживала, просыпалась от кошмарной реальности, и превращалась в кошмар сама.              Рассвет приближался неотвратимо. С каждой секундой утро становилось ближе, а сон отступал. Холодная синева в белом тумане отнимала у меня тепло, но давала взамен нечто другое: свежесть, лёгкость и чистоту.              Мне захотелось бежать, и я побежала в этот рассвет по обмёрзшей жухлой листве аллеи. Изо рта вырывались белые клубы пара. Раскалённым от внутреннего жара лицом я чувствовала ледяной холод декабрьского воздуха. Как же это приятно! Всё равно как жар «Одиночества» у Маяка. Морозное зимнее утро. Оно должно охладить мой пыл, и оно его охлаждает.              Вечером я пила красное вино — оно напоминала мне первые дни в дэ Эскобъядо и последующие в Сакраме и в Маяке. Такими щемящими стали воспоминания, что я не сдержалась и позвонила Каю. И он был безмерно рад. Я не знала, что говорить, мои реплики были банальны, а он словно не верил, что я позвонила. Но в какой-то момент я сказала:              — Отпусти меня…              И до боли знакомым показался мне его ответ:              — Тебе здесь понравится…              Моё проклятье. Моё Одиночество. Мой Кай. Но ему я принадлежу больше, чем он мне. Я безропотный раб, безвольная птица, и я не хочу свободы. Я не знаю, что делать со свободой. Когда ты пленник, то знаешь, где ты, по мнению стража, должен быть, а как узник — откуда ты должен бежать. У тебя есть обзор, начало и конец, предел. И пока ты видишь «свои» границы, ты существуешь. Но моё стремление — это стремление к безграничности, по сути, к небытию. Танатос — мой единственный инстинкт — инстинкт смерти. Моё пробуждение в новой реальности походило на смерть.              Вскоре я перестала ходить на паршивую работу. Всё, чем я занималась, вопреки своим постоянным попыткам завязать: посещала бары и в своё удовольствие погружала самовлюблённых обольстителей в несбыточные фантазии о невозможном. Я делала это, потому что у меня была такая способность, и мне нравилось её изучать. Те, кто прежде никогда и не взглянули бы на меня, теперь находились под моим контролем и в моей власти, по крайней мере, на протяжении того вечера, что мы с ними проводили. Но я уверена, что и дольше. А убедилась я в этом, когда по городу прокатилась «волна падений с крыши», и почти всех из "прыгунов" я знала в барных свиданиях. С тех пор я осторожнее относилась к своему вновь приобретённому дару.              Как секретный агент под прикрытием, я избегала знакомств. И надо сказать иногда по неопытности я нарушала границы прикрытия, давала себе волю, а потом жалела об этом — всё и всегда заканчивалось одинаково — они "прыгали".              В какой-то момент я задумалась: как же я устояла и не умерла, так сказать, «ради» Кая? Жалость ли спасла меня, или я не гожусь даже для того, чтобы умереть? А может, я ученица, а теперь посланница, тёмный ангел, «левая рука», и я должна нести смерть и быть причиной страданий, сомнений и самоубийств? Я так и не смогла ответить на свои вопросы сколько-нибудь вразумительно. Мне бы просто жить. Ведь самое время. А я мучаю себя странными вопросами без ответа. Что я вообще такое?              Я получила то, чего хотела. Моя поездка в Бардо дала решение: теперь у меня были деньги, чтобы просто жить. Я свободна. И в то же время, не расплачиваюсь ли я душой за свою свободу, не осталась ли моя душа в Сакраме, у Кая? Не обернулась ли я пустотой?              Когда рядом нет Кая, я нигде и ничто. Точно как он и писал меня в своих письмах.