Мортидо

             Я читала наизусть письма Кая. Лиза слушала, широко распахнув глаза и затаив дыхание. Я была поражена тем, что она прониклась этими письмами. Ей действительно было интересно. А для меня было сладостным упоением найти внимательного слушателя. Мне было всё равно, почему ей интересно. Я теряла осторожность в своих откровениях. И так приятно было чувствовать понимание со стороны другого человека. Я делилась с ней своим одиночеством, и казалось, что мы обсуждали что-то секретное, тайное и бесконечно важное.              Когда я закончила читать, Лиза тяжело выдохнула. А потом была тишина, минут десять. После она спросила:              — Что он такое?               Я промолчала, ведь сама не знаю ответа на этот вопрос.              — Разве мужчины такими бывают? — Лиза продолжала спрашивать.              — Странно то, — не сдержалась я, — что Кай однажды сказал мне по смыслу точно такую же фразу, мол, нормальные парни такими, как он, не бывают. Он утверждал, что, значит, с ним что-то не так, и мне следует бояться его патологии.              Я-то плохо знаю мужчин. Лиза, видимо, в этом вопросе более сведуща. Но теперь она оставила мою реплику без комментариев.              Вечер закончился. Наступило утро. И, как и пишет Кай в своём письме, утро было наполнено дрожью и похмельем, и даже стыдом и отчаянием.              Пройдёт день, и весь этот волшебный сон, создаваемый Каем, снова столкнётся с реальностью. Рухнут стены фантазии, и краски, питающие тени в огнях свечей, при свете солнца обернутся всего лишь разводами непонятного свойства, и покажутся смешными до безобразия, как вечерний макияж в безвременном летнем рассвете. И так снова и снова. Пока совсем не закончится день или ночь.              Но ни ночь, ни день никогда не кончатся. Нет конца моей вечности. Едва ли мир может исчезнуть, а значит, и мои муки бесконечны. На улице плюс шесть, два часа ночи. И я вернулась со скучной «пьянки» со старыми подругами.              Шли дни.              И вновь не было ничего странного в том, что я пришла домой в час ночи после очередной скучной «пьянки». Не было ничего странного в том, что мы снова предавались воспоминаниям о бурной юности. Не было ничего странного в тёплой ноябрьской ночи.              Мой родной город. Его туман вызывает боль в лёгких. Его запах напоминает детство, напоминает ту смесь перегара и ароматов железной дороги во время шумных праздничных застолий родственников. Я бы плакала в эту ночь, но ненадо, всё хорошо, и я благодарна за это.              Я продолжаю жить.              Люди, по-прежнему, всё время что-то говорят, а я молчу. Я словно пытаюсь сказать им, да, я вас отлично понимаю, я понимаю вас больше, чем вы сами. Но они расценивают моё молчание, может, не как глупость, но так, словно мне чего-то не хватает, чтобы понять всю «сложность и глубину» их, в сущности, скучных однотипных, однообразных жизней. Я так говорю, ни потому что превозношу себя, а потому что я ещё более скучно живу свою жизнь, потому что осознаю всю её бессмысленность.              Я спускаюсь в метро в шесть часов вечера в четверг. С церковной площади доносится звон колоколов, который звучит для меня как-то трагично. В переходе играет скрипач, непременно что-то трагичное, ничего иного скрипка не издаст. Люди, много людей, они идут парами, идут парочками, и все о чём-то говорят, у всех есть жизни. Множество жизней окружают меня по дороге домой. Иногда, как сейчас, они не то чтобы мне любопытны, но обладают неким романтично-хрестоматийным очарованием. А бывает (и так бывает чаще всего) я ненавижу толпу и презираю её и её стройное движение в никуда и имитацию деятельности.              Однако чисто внешне толпа производит впечатление глубокой важности и смысла.              Мы хорошо выучили, что встречают по одёжке. Все хотят выглядеть как успешные, ухоженные, здоровые, благополучные, энергичные, деловые люди. И для этого в обществе достаточно просто сымитировать внешний вид успеха, который всё скажет. А ты и дальше будешь бездеятельно существовать, прозябая в собственной бесполезности. Главное хранить свою бесполезность в секрете. Я такая же.              Подобные мысли осуждения бывают со мной чаще всего. Но этим вечером в четверг толпа преобразилась в наполненный жизнью и смыслом отрывок из ненаписанного современного готического романа.              По окончанию своей бессмысленной восьмичасовой деятельности в один из дней я отправилась в бар.              Сюда приходят в поисках мрачного забвения. Когда меланхолия уводит тебя в мир фантазий, ты жаждешь попасть в место подобное этому. Добро пожаловать в мир мыслей, призраков, страстей и интриг.              Это место не для всех. О нём необязательно рассказывать. Оно может быть твоей тайной. Ты приходишь сюда, потому что здесь тебя никто не видит. Здесь хранится твой самый большой секрет, потопленный на дне бокала под айсбергами из кубиков льда. Сладковато-горький привкус твоих тайн пьянит и дарит желанное забвение. Муки совести затихают. Усталость отступает. Мысли освобождаются. Мир кажется интереснее.              Мне хотелось смотреть на людей, изучать их незамысловатое поведение, видеть их порочные мечты. Мне хотелось отомстить за своё одиночество. Но я зареклась принимать какие-либо решения. Что будет, то будет.              Я много пила и много думала.              Странным было то, насколько стало всё равно. Это не бесчувственность, которой я так прежде гордилась, и, кстати сказать, теперь я сомневаюсь, что когда-то была бесчувственной. Это — при любом варианте развития событий я уже смерилась с поражением. Я не праздную победу будущего, а просто ищу и выстраиваю отходные пути в настоящем.              Мне показалось, что моё прогрессивное бесчувствие делает меня чем-то вроде Кая, вроде притягательного одиночества. Мне показалось, что я могла бы казаться притягательной, вроде той притягательности, которой обладал Кай. Словно бы я переняла это свойство загадочного брюнета из Сакрама.              Спустя некоторое время, моя смелая догадка получила явное подтверждение. Со мной заговорили, хотели познакомиться. Я вела себя не так, как Кай вёл себя со мной, оно и неудивительно, ведь я пыталась завладеть мужским рассудком. И у меня получилось. Он терялся, нервничал, смущался, и вероятно, уже представлял, как занимается со мной сексом. Говорят, мужчины по любому поводу предвкушают секс, это норма и не вызывает в них особого волнения, они чувствуют себя комфортно. Так что приписывать себе достижение в этом глупо. Но если мужчине подобные фантазии приходят в голову вопреки его воле, когда он пытается их остановить, потому что теряет контроль над собой, но процесс всё равно продолжается, вот тогда свою победу в той или иной степени можно засчитать. Да, он должен сопротивляться.              Манипулирование сексуальным желанием — не самое большое искусство. Но именно отсюда начинаются все нити сознания человека. Дальше, куда хочешь туда и иди, точнее веди.              Думаю, что поначалу я не казалась ему привлекательной, а наоборот, была холодна и внешне ничем не примечательна. Ведь я не готовилась к встрече, на мне не было макияжа, одежда не подчёркивала моих форм и сексуальности. Я была обычной. Меня едва ли должны были заметить. Только проклятье одиночества подарило мне странную притягательность, и устоять перед ней было трудно. Теперь же, когда наш разговор с незнакомцем завязался, и я стала проявлять свою властность, когда я начала раскрываться как нечто мрачное и сексуальное, в моём облике он видел всё больше завораживающих черт.                    Я знала, что чисто внешне привлекательной ему не кажусь. К нашему столику подошёл официант с моим заказом, в котором помимо прочего была бутылка виски. И я подумала, что самый верный способ повлиять на чьё бы то ни было мнение и представление — проникнуть в сознание человека. А самый лучший способ проникнуть в сознание — алкоголь.              И в самом деле, насколько преображается мир, под влиянием разного рода стимуляторов.              Кавер-бэнд играл «Куклу колдуна» КИШ-а:              "Как бессонница в час ночной       Меняет, нелюдимая, облик твой       Чьих, невольница, ты идей?       Зачем тебе охотиться на людей?"               Звучало как зловещее даже не пророчество, а уже как пролог.              Когда мой новый знакомый захмелел, то сначала попытался меня соблазнить, но моя холодность ставила крест на всех его попытках. Потом он стал паниковать и нервничать, непонятно почему. А потом чуть не заплакал, вспоминая какие-то душещипательные истории, связанные с его любовным опытом. Рассказывал, как его бросали девушки, разбивали ему сердце. А когда он уже совсем был пьян, я скрылась из бара, не желая дальше иметь с ним дел. Напоила парня и бросила на произвол судьбы.              Его беспомощность и вся боль, о которой он вспомнил, дали мне чувство удовлетворения, которое переросло в хладнокровное высокомерие.              Похожая история повторилась ещё не раз. Я воображала себя выше прочих. Такая покорность чужого сознания усиливала моё презрение. И если честно, что-то внутри меня надеялось, что следующий человек, заинтересовавшийся мной, отвергнет меня. Их слепое желание следовать за мной словно отнимало у меня часть чего-то хорошего, а остановиться я не могла. Я не делала ничего плохого, но ощущение было таким, словно я творила зло, заставляя их, ни больше, ни меньше, а убивать.              Я начала побаиваться своей притягательности и стала избегать знакомств. Только было трудно устоять, чтобы не запудрить мозги очередному настойчивому в своей глупости ловеласу. Я не делала ничего плохого, и всё же что-то было не так.              Люди. Кто вы, люди? Люди ли вы? Черти вы и лишь в Аду вам место. Вы здесь, а значит, это Ад. Я среди вас, а значит, я в Аду.              А может жизнь и вправду Ад, и без трудностей и препятствий она невыносимо скучна? Может, и есть в жизни только это — борьба и соперничество, инстинкт жажды власти, первенства и доминирования. Может, иначе она и вовсе не нужна. Здесь нужно быть умнее, быстрее и более ловким. Нужно быть первым. Это и есть жизнь. Нужно быть вечно пьяным, вечно молодым, хитрым и жестоким. В отношениях с самыми близкими людьми мы часто поступаем жестоко, а к незнакомцам почему-то проявляем жалость, боясь показаться жестокими. Словно боимся, что они узнают о нашей жестокости раньше времени, прежде чем станут нам близки, когда мы уже беспрепятственно сможем причинять им боль, — коварный план подсознания. Но они не так уж умны, мало что понимают, и зачастую всё понимают неправильно. И всё же лишь в чужих глазах отражается наш успех, и восхищаются нами лишь сторонние люди, — сам собой не напьёшься. И жестокость — самый верный способ проявить своё величие.              Только это действительно тайна. Тайна о том, что все мы по сути чудовища.              «… каждый индивидуум защищён стеной своего тела от шпионства друзей или врагов, каждый человек есть одинокая душа, заключённая в собственноручно сделанной тюрьме; когда он совершенно один, — он знает и часто ненавидит себя, — иногда он даже пугается лютого чудовища, спрятанного за его телесной маской, и старается забыть его страшное присутствие в пьянстве и распутстве…» («Скорбь Сатаны», Мария Корелли)              Если ты постоянно живёшь среди чудовищ, то вполне естественно, что не понимаешь и не замечаешь этого, и боишься, как и все, возможности встречи с ними. Но в какой-то момент обнаруживаешь, что ты был среди чудовищ всегда, более того, ты сам чудовище. И что ты и все, кто тебя окружают, пытаются скрыть свою сущность не только за стенами своего тела, но и оборачивая свою жизнь, словно в фантик, в отношения.              Все мы чудовища. Но не все мы способны это осознать. Не все мы способны отличить свет от тени, добро от зла. Как, например, когда толпа искренне изумляется, обнаружив, что огонь на спичке не отбрасывает тень на стене. Спичка, конечно же, тень даёт, а вот огонь на ней — нет. И толпу это ужасно поражает. До чего же скудным должно быть представление о мире, чтобы удивляться, что свет (чем, в сущности, и является огонь) не отбрасывает тени, когда тень — это отсутствие света, а огонь — его присутствие. Что, в таком случае, толпа вообще знает о противоположностях мира, об их борьбе и единстве, и в конечном итоге, о добре и зле? Ровным счётом всё в понимании толпы перепутано до безобразия. Признаюсь, и меня, бывшей частью толпы, тоже это открытие на минуту сбило с толку; я уже подумывала пересмотреть свои взгляды на мир, пока не обнаружила абсурдность ситуации. Насколько впечатление зависит от подачи и от того, частью чего ты являешься в данный момент.              Светский шовинизм всегда оправдает своих лидеров и назовёт дураками тех, кто отличается от большинства, и поставит на пьедестал поклонения нечто максимально безобразное, чтобы смягчить собственную ущербность. Поэтому люди восхищаются уродством. Только сложные полные страдания судьбы интересны этим стервятникам, копошащимся среди гниющих туш. Никогда счастливый человек, а тем более человек, у которого всё хорошо и ровно, никогда такой человек не станет интересен обществу. Обществу нужны трагедии, сплетни, интриги, только тогда, оно чувствует, что живёт. И вот я осознала своё уродство. Я показалась миру во всём своём безобразии, и он пожелал меня и превознёс над многими.              Одиночество — это состояние души, но не тела. Одиночество — это когда тебя никто не любит. Тебя может окружать множество людей, и многие могут говорить, что нуждаются в тебе, что ты очень важен для них. Но если ты чувствуешь одиночество, знай, тебя никто не любит. Я самая одинокая душа во вселенной. У меня нет отражения. Я самая тёмная тень, самая молчаливая тишина, самая бессмысленная пустота. Я чувствую лишь боль и вселенскую грусть. Я ничто и нигде. Я не способна на любовь и меня невозможно полюбить. В этом вся суть и вся бессмысленность одиночества. Оно вечно и неистребимо.              Я смотрела, но не понимала. Я видела, но не сознавала. Я по-настоящему чувствовала, и впервые за многие годы, хоть и ненадолго, моя душа избавилась от тоски и почувствовала тепло любви. Словно ангел крылом прикоснулся ко мне. Словно я вернулась в потерянный Рай. Словно броня мрака окружающего меня дала трещину. И теперь, если эту трещину продолжать бередить, не давать ей заживать, она однажды разрушит мою тюрьму.              И в этом смысле меня поймут не многие, потому что разглядеть эту тюрьму способны не все. Жизнь современного человека переполнена событиями, в том или ином смысле. Может, кому-то своя собственная жизнь и кажется скучной, но согласитесь, умереть со скуки в современном мире совершенно невозможно. Нас окружают люди, новости, фильмы, множество фильмов, и на худой конец, книги, самого различного толка и содержания. Кругом бесконечное множество сюжетов, найдётся на любой вкус, удовлетворит бесчисленные претензии на разнообразие. Весь мир — это мир вымысла. Всё в нём зависит от иллюзий, спровоцированных продуманной подачей фактов. Но вот чего явно не хватает нашему современному миру, так это чувств. Эмоции человека стремятся к примитивным. Вкусная еда, много вкусной еды, и много секса. Пожалуй, я назвала две доминирующие «эмоции» современного общества. И опираясь на один из законов диалектики, легко делаем вывод о несущественности качества названных процессов. Так что даже самая просторная клетка, всё равно остаётся клеткой.              Не то чтобы я сейчас приду к какому-то логическому умозаключению и расставлю точки над «i». Просто это моё мнение. Моё внезапное, совершенно невстроенное в контекст мнение. Если здесь вообще есть контекст. Я не боюсь разочаровать тебя. Я просто мыслю вслух. Отрывки моих фантазий.