Мортидо

      *(Андроги́н (др.-греч. ἀνδρόγυνος: от ἀνήρ «муж, мужчина» и γυνή «женщина») — человек, наделённый внешними признаками обоих полов, объединяющий в себе оба пола, либо лишённый каких бы то ни было половых признаков. (Википедия)). ___                           Я бежала очень быстро, так быстро, что у меня перехватывало дыхание, темнело в глазах и было ощущение, что ноги сейчас запутаются. За мной гнались. Мне нужно было скрыться. Путь к отступлению закончился тупиком, из которого вниз вела лестница. Не раздумывая, я пустилась по ней. На первом этаже передо мной оказался лифт. И его двери начали открываться. Я замерла от ужаса в ожидании, что сейчас меня схватят. Но за распахнувшимися дверями лифта оказался ребёнок. Мальчик или девочка — трудно было понять. Он посмотрел на меня.              — Пойдём со мной, — жалобно произнесло дитя, и всё моё существо стремилось внять просьбе, так она пробирала своей беспомощностью.              Хотелось подойти к этому ребёнку, хотелось сделать всё, что он скажет, подчиниться. Но от этого чувства становилось не по себе. Я хотела было проскочить мимо лифта и выйти из здания. Но что-то в голосе, просьбе и внешности маленького существа вызывало во мне жалость, которая вот-вот готова была побороть моё желание спастись.              — Иди сюда. Пожалуйста, пойдём со мной, — у ребёнка на глазах наворачивались слёзы.       Что-то вроде любопытства подвело меня к самому входу в лифт.              — Пожалуйста… — прозвучало ещё раз.              Я шагнула внутрь. Двери тут же закрылись. Железная коробка направилась вверх, а сквозь слёзы ребёнок мрачно и хитро улыбнулся, меняясь в нечто бездушное, холодное и жестокое, в нечто, что достигло своей цели, и больше ему не нужно было притворяться.              Лифт остановился. Двери открылись. Я и «маленький монстр» вышли.              Со стороны лестницы до меня донёсся шум поднимающихся к нам нескольких человек. С молчаливой просьбой о помощи я на всякий случай посмотрела ещё раз в глаза маленькому существу, но там царило ледяное бездушие.              — Она здесь! — пронзительно и мерзко крикнул детский голосок.              Жуткая перемена, ведь, когда он просил меня войти в лифт, его голос звучал сладко и грустно.              Я бросилась к лестнице и побежала наверх в надежде спастись. Но погоня была уже совсем близко, а я сильно вымоталась. За мной гнались ещё около пяти человек, подобных этому ребёнку: все маленькие и непонятного пола. Бежала я до последнего, пока один из догонявших не вонзил в мою ногу иглу. Я поднялась ещё на пару ступеней. Ноги стали ватными, непослушными. Но сознания я не потеряла. Опустилась на пол, и просто ждала, что будет дальше. Меня взяли на руки и куда-то понесли. Мысли помутились. Думать было трудно — уносила лёгкая покалывающая, как от судороги, эйфория.              «Должна признаться, что ещё никогда не была так популярна. Все меня догоняют, что-то от меня хотят. Что им надо?», — промелькнуло в голове.              Всё отчётливее слышался звук знакомого мне диалога.       — Это печальное создание приводит меня в дикий восторг! Ты только посмотри на её грустные глаза, на ручейки слёз, на дымку во взгляде! Что может быть прекраснее! Когда причиняешь мучения, острее испытываешь то же самое, что чувствуешь, когда доставляешь удовольствие, — говорил женский голос.              Несмотря на то, что меня уже внесли в комнату и даже опустили на ноги, я не могла разглядеть хотя бы силуэты, хотя бы место положение говоривших.              — Твой ум извращён до невозможности… Ты омерзительна, — отвечал мужской голос.              — Перестань! Неужели ты не видишь той красоты, какую вижу я?              Не унималась «страшная» женщина.              — Где я? — я попыталась задать вопрос, но не уверена, что произнесла хоть один звук разборчиво. Я с трудом стояла на ногах, держась за стену.              — У нас разное понятие о красоте, — продолжал отвечать мужской голос женскому, не замечая моего присутствия.              — Вот она, самая одинокая душа во вселенной. Наконец, я её нашла. Хочу, чтобы она принадлежала мне.              — Зачем тебе ещё одна?              — Нужна свежая кровь! Ты должен меня понять!              — Я устал от твоих игр и больше не хочу. Мы должны прекратить.              — Почему вдруг?              — Ты знаешь, а я слышу, как они кричат по ночам… Мне жаль их. Мне кажется, что их уже сотни… Я лишь увязаю всё глубже. Меня не спасти.              — А что они кричат?              — «Моя Королева!..»              После до меня донеслось множество голосов, вторящих: «Моя Королева!». И я потеряла сознание.              На деле, я проснулась.              Было ещё очень рано. И если обычно, пробуждаясь от кошмарного сна, радуешься, что это всего лишь сон, то в моём случае, трудно было понять, что кошмарнее: сон или реальность.              Утренняя бодрость как обычно пробирала ознобом, и сознание обретало более хладное и рассудительное направление.              Я понимала, что не смогу жить в этой комнате вечно, и мне придётся набраться смелости и встретиться с Каем в его новом для меня облике.              И снова чувство вины. Я осуждала себя. Разве можно судить о человеке по внешности? Почему я так боюсь его, когда он рядом? Почему я не вижу никаких причин для страха, когда его рядом нет?              Он «чудовище». Но сколько сказок написано о том, что «чудовища», если их полюбить, превращаются в прекрасных принцев. Только реальная жизнь не похожа на сказки.              В историях вроде «Красавица и Чудовище» есть обманчивое заблуждение. Ведь пугающий образ — огромный, сильный, волосатый, властный и устрашающий — даже сексуален. Безобразный сказочный персонаж — чуть ли не мужчина мечты. Я всегда так думала, ибо иначе, отчего истории о вампирах и оборотнях так волнуют женские фантазии. Вряд ли образ огромного, сильного и красивого душой чудовища когда-либо отпугивал женщин.              Но это в сказках. А в моей реальности, чудовище больше похож на Квазимодо.              Внешность имеет значение. У неё есть причины быть такой, какая она есть. Ядовитые растения и насекомые имеют яркий окрас, чтобы отпугивать хищников от себя. Возможно, безобразная внешность — это тоже своего рода предостережение.              Холодный, могильный страх, овладевший мной во время вчерашней встречи с уродом, невыносим, с ним не примириться. Никакие сказочные истории не могли заставить меня увидеть в уродливом существе хотя бы надежду на счастье. Каким бы Кай не казался мне распрекрасным прежде, его реальный облик перечёркивал всё. Все его положительные качества меркли и обретали оттенок безобразия и предательской обманчивости. У внешности есть причины. Что может объяснить уродство? О чём оно предупреждает?              Как отыскать в грудах страха тот светлый лучик любви? Была ли любовь? Вся предыдущая история моих взаимоотношений с Каем показалась невероятно пошлой. Я всего лишь хотела быть соблазнённой сексуальным брюнетом, хотела потешить своё самолюбие. И даже это не удалось. А в чём моя сверхзадача теперь? Снизойти до жалости? Принести себя в жертву? Одно дело метафорическое уродство одиночества, и совсем другое — физическое безобразие. Я не готова жертвовать собой ради ночного кошмара.