Мортидо

             Если что-то во мне хочет уйти, значит, так будет лучше. Я — лишнее, ненужное и неуместное. И я в опасности. Всему однажды приходит конец. И моему путешествию тоже пора заканчиваться. Мне становится неуютно в этой пустыне. Пора идти. Меня ждут дома. Нехорошо вот так всё бросать. Я должна вернуться домой.              Сборы прошли спокойно. Я отдёргивала себя от нелепых мыслей, от попыток спланировать диалог с Каем, от поисков оправданий. Хватит мешать реальность и фантазии. Что будет, то будет, и будет, когда будет. Безвременные переживания ни к чему хорошему меня не приведут.              И всё же я кралась по коридорам. Казалось, что меня сейчас догонят и схватят. Думаю, что я даже хотела, чтобы так было. Но вышла я из Сакрама безо всяких приключений, так и не встретив Кая. Прошлась к маяку, в надежде обнаружить там прокатный автомобиль с разбитым стеклом. Машина всё ещё стояла на утёсе, а вот ключи, помнится, Кай положил себе в карман. А может... Я рылась в сумочке. Ну же! И, о счастье, нашла в ней ключи (наверно, Кай тогда же и подкинул их). Ощущение погони совсем отступило. Попрощавшись с местами, которые подарили мне столько впечатлений, не заходя в дэ Эскобъядо, вещи мои были в багажнике, я уехала.              Вот так просто уехала. Бежала из плена, ни кем не преследуемая. Я не попрощалась с Каем. Не видела его больше. Мне было тоскливо от этого, но я понимала, что только благодаря тому, что мы не встретились, я смогла уйти. Я уверена, что Кай заслуживает благодарности за то, что он так отпустил меня. По-другому он не смог бы меня отпустить, и даже больше, иначе я сама не смогла бы уйти.              Все мои счета удивительным образом оказались оплаченными. Я уехала сразу. И плакала всю дорогу. Глубоко внутри меня разрасталась бездна с каждым новым километром, отдалявшим меня от Сакрама. Было больно. Не испытав ни одной реальной угрозы, а только душераздирающий страх, я снова и снова приходила к выводу, что надумала опасности, исходившие от Кая. Скучающий, богатый, склонный к драматизму и обладающий достаточными средствами для спецэффектов и мистификаций молодой мужчина с воспаленным воображением вполне мог просто смоделировать ту страшную сказку, которую я покинула. Может, и его уродство это иллюзия. Может, так он проверяет любят ли его за деньги и красоту или — по-настоящему. Я ничего не выяснила до конца. Мне ничего не ясно и неизвестно наверняка. Но какой бы дурой я себе не казалась, я уехала, сбежала, убежала. Мне, наконец, удалось уйти. Так надо. Всё пройдёт.              Самолёт приземлился. Вот я и в своём городе.              В минуты, когда я знакомой дорогой добиралась домой, весь мой внутренний дух поник. Словно что-то во мне вышло сквозь меня куда-то в землю и там рассеялось, так что не представлялось возможным это что-то вернуть обратно. А между тем, оно было как раз важной составляющей моего «Я» и моей решимости.       Я вернулась домой за мгновение, как будто не преодолела сотни километров, а всего лишь проснулась. Утро. Мучительное, неумолимое пробуждение. Остатки кошмарного, но всё же сладкого сна. Остывающая постель и серая реальность за окном.              Дома, вопреки ожиданиям, мне стало легче. Никто меня не преследовал. Даже показалось, что всего этого не было. Никакого напоминания. Таинственный урод за мною не гнался. Я как будто успешно покинула плен Одиночества.              И в то же время я постоянно вспоминала Кая, вспоминала всё, что происходило в Бардо. Читала скорые заметки, и очень хотела рассказать кому-нибудь свою историю. Но рассказать было некому.              Моя жизнь дома мало изменилось, да и когда бы успело что-то измениться за пару недель. В домашнем кругу я светский изгой. Старые псевдо-друзья не радуют. Работа всё такая же бессмысленная. Зарплата всё такая же маленькая, конечно же, как обычно, на фоне всеобщего, так сказать, мирового кризиса.              Я с неохотой и отвращением окунулась в прежнюю жизнь.              Как подруг, так и родных мало интересовали подробности моего отдыха, хоть бы я там с самим Сатаной познакомилась. Им интересно только, какой был отель, какой сервис, какой пляж и т.д. Фотографии их не впечатлили, а мои скромные и беглые рассказы о том, как я целыми днями лежала на пляже и гуляла по окрестностям, они восприняли как правду — чего ещё ждать от такой зануды, как я.              Поэтому очень скоро мне захотелось покинуть дом и погулять, чтобы хотя бы с самой собой обсудить свои впечатления. И я начала гулять. В плохую погоду, когда мало людей, я гуляла и думала.              Мыслей было очень много. И в какой-то момент я осознала, что стараюсь оправдаться в своём побеге от Кая. Как будто чувствовала себя виноватой. Он открыл мне душу. Он просил о помощи. А я сбежала, даже не попрощавшись.              И всё же этот последний вечер откровенности был для меня больше поводом уйти, чем остаться. Так что о подробностях я старалась не думать.              Зато перечитать заметки оказалось очень интересно. То, что я писала, когда была в Бардо, я тогда не читала. А теперь эти воспоминания из первых уст казались вымыслом. Я начала сомневаться в том, что всё это со мной действительно произошло.              Мир для меня навсегда изменился. Хоть я снова ходила на работу, которую по-прежнему презирала, встречалась с подругами, с которыми мне стало невыносимо скучно, смотрела фильмы, читала книги, но мои мысли были другими. Шли недели. Я по-прежнему вела скучную, презренную жизнь.              Во время моей очередной прогулки в одиночестве мне позвонил неизвестный к тому же странный номер, явно не местный. Я сняла трубку.                    — Мы все должны сделать выбор. Думаешь, я не пытался сбежать и жить обычной жизнью. Пытался. И знаешь что получилось?              — Нет, — ответила я, узнав голос на другом конце провода.              — Порой дороги назад нет, — произнёс Кай. — Знаешь, а ты ведь не дочитала дневник Каролины.              С чего он это взял?! А впрочем, я прочитала не все излияния пленниц Каролины. Может быть, Кай имеет в виду эту часть дневника. Или есть ещё какие-то подшивки, но я их не находила. Переспрашивать не стану, что он там имеет в виду. К тому же мне кажется, что читать этот дневник опасно, там, в тексте, может быть ловушка из опасных мыслей одержимых навязчивыми фантазиями душ.              — Я прочла, — зачем-то стала спорить.              — Кое-что ты упустила, — не унималось в-моей-памяти-по-прежнему-сексуальное воплощение одиночества в попытках нарушить мой покой.              — Думай, как хочешь, — сдалась я, не понимая особого смысла в дальнейшем противостоянии.              — Я напишу тебе продолжение: мою часть "Белой Королевы". Может быть, в ней ты узнаешь себя.              Не принимать мысли дневника близко к сердцу было легко, когда нужно было переводить текст, и он был написан кем-то незнакомым. Так что меня немного встревожили слова Кая. Я ведь уже уехала, но он не оставляет.              — Не утруждай себя. Едва ли там будет что-то новое, — заверила я с плохо скрываемым волнением.              Ответом мне был саркастичный смех. А дальше короткие гудки.              Несколько дней спустя мне пришло письмо.              Первым, что бросилось в глаза, был далеко не красный сургуч, которым оно было запечатано, а бумага и стиль написания. Точно на такой же бумаге и в такой же манере было написано письмо Яна! Как будто эти два человека, писавших мне, учились у одного педагога. На конверте нет обратного адреса или имени отправителя. Открыв его, я сразу обратилась к окончанию письма, под которым было написано имя Кая. Мне оставалось лишь порадоваться тому, что я благополучно покинула Бардо и сейчас нахожусь дома.              Я смогла остановить себя. Не прочитала текст, спрятала письмо подальше. Но всю неделю мне каждый день приходило по письму. И всю следующую неделю тоже. И ещё неделю. Потом всё прекратилось.              К письмам я всё равно не притрагивалась, старалась не думать о Кае. Но время шло, очертания моих страхов с каждым днём стирались, впечатления тускнели, воспоминания подкидывали приятные картинки удовольствий и отдыха, и в конце концов, мне нестерпимо захотелось прочесть загадочные послания. Я скучала по Каю, по Бардо и по Сакраму.              Середина октября, вечер субботы. Я пью красное вино. Готовлюсь прочитать письма. Кай с тех пор, как собирался прислать мне первое послание, не звонил. Это тревожило. Не оставляло выбора. Никакими аргументами я больше не могла оградить себя от прочтения злосчастного, как мне представлялось, текста. Но уже первые строки дали мне понять, что это не «Моя Королева». И уже после первых строк я осознала, что не смогу остановиться, пока не прочитаю последнее слово. Я была за сотни километров от Кая, но неизменно в его плену.              Он говорил свои слова, описывал свои мысли и чувства, и всё же они были моими. Часами, сутками, неделями его текст не выходил у меня из головы. Он слышался мне произносимый то голосом Кая, то моим. Читая письма, я часто использовала женское склонение, хотя слова были написаны в мужском. Это была я. Он описывал меня, как себя. Он знал меня. Он пишет меня. И его мысли, и свои я читала. Между нами была разница, и я точно её чувствовала, но эти отличия были мне близки, потому что я их любила. Я люблю Кая.              А в конце последнего письма, вслед за интригующими буквами P.S. он добавил: «Ты действительно думаешь, что не знаешь, кто я?! Но ты знаешь. Загляни в своё сердце…»              Эти слова на тот момент казались просто метафорой. Сколько фантазий посетило меня по поводу того, чтобы «заглянуть в своё сердце». Что он имеет в виду? Он имеет в виду, что мы похожи, может, даже одинаковы? Он хочет заставить меня понять, в чём смысл его жестокости, и чтобы я открыла подобную жестокость в себе? Он намекает на любовь? Он пытается заставить меня вернуться? Он хочет, чтобы я перестала себя обманывать и призналась, что здесь, дома, я никогда не буду счастлива, и что страх перед Каем не помешает мне быть счастливой в Бардо?              Но всё это домыслы, и скорее всего, далеко не об этом Кай говорит. Но о чём?              Он не упрекает меня в том, что я ушла, значит, он знал, что я поступлю именно так, значит, он сам отпустил меня. Ему нужна покорная, или даже добровольная пленница? Этого он хочет? Чтобы я стала рабыней его больного воображения?              Одной мне ни за что не разобраться в своих чувствах и в его мыслях.