Мортидо

             Но не теперь. Я опомнилась, когда он уже давно ушёл, может, даже вышел на улицу. Пусть и запоздало но я бросилась догонять Кая, то и дело, выкрикивая его имя, а отвечали мне лишь тишина и эхо.              Как только я завернула за угол коридора, мне показалось, что что-то тут не так: непохоже на Маяк. Это определённо не Маяк, потому что я узнаю Сакрам. Так Кай не шутил? Нарочно запутал? Просто ту часть, где я только что была, замаскировали под Маяк. Я вернулась, чтобы убедиться в догадке: красная комната, почти точно такая же, как в Маяке, и коридор похож. Я даже не обратила внимания по пробуждении, что окно, прямой выход из комнаты на улицу, занавешено, чтобы пейзаж не выдал подлога. А когда я оказалась на балкончике второго этажа гостиной, вместо первого этажа, на котором моя комната находилась в Маяке, сомнений не осталось. Это замок Кая — Сакрам в Бардо.              Радость легко унесла меня вниз по лестнице к выходу из замка. Кай надо мной пошутил. Не смешно, конечно. Знай я, что вернулась, не стала бы его бить. Надо найти его и извиниться.              На улице мой нетерпеливый, невнимательный взгляд сумбурно блуждал по округе в поисках Кая, шум мыслей в голове перекрывал внешние звуки, и я уже чуть было не прокричала его имя, но как раз в этот миг до меня донеслось утробное громкое рычание со стороны леса за моей спиной и истошные вопли напуганных мужских голосов.              Скованная ужасом, я медленно обернулась и увидела нечто уродливое и безобразное. Неведомое существо, ростом с высокого человека, сгорбленное, перекошенное, потому что одна нога у него была неестественно выгнута в колене вовнутрь, из-за чего была короче второй; одно плечо было опущено ниже другого, как в страшной форме сколиоза; руки его были огромными и длинными, как у какого-нибудь орангутана. Я видела плоть, которая капает кровью, свисает, зажатая в его пасти, как будто уродливое существо кого-то только что растерзало. Кто был его жертвой, я не знала, но двое мужчин пытались избежать той же участи и с криками ужаса уносились в лес.              Среди них я не узнала Кая. И нигде его не было видно. Тогда мне показалось, что чудовище насмерть растерзало именно его, моего бесчувственного и одинокого друга. Моего единственного друга — вдруг осознала я.              Что это за существо? Откуда оно здесь? Может, это оно прикончило родителей Яна? Может, поэтому Кай увёз меня на Маяк? Не надо было возвращаться. Нет, не надо было вообще никогда сюда приезжать.              Я не понимала, что происходит. Мне не верилось в то, что я вижу. Я думала, что сплю. Мне хотелось проснуться. Как проснуться? Моё дыхание замирало, лишая мозг кислорода. И оттого в голове был шум, в глазах туман. Я всё более становилась зрителем, а не участником ужасной сцены.              Но утро не наступало. Никак не проснуться. Кошмар продолжался. Волнение заставило меня вдохнуть воздух. В голове прояснялось. Ужас овладел мной с новой силой. Что, если Кая больше нет?              Я ждала, что человекоподобный урод бросится догонять бегущих от него в лес мужчин, но он бездействовал и как-то мучительно продолжал рычать. Я стояла на месте. Мне казалось, что ценность собственной жизни для меня утрачена невозвратимо. Но как только чудовище заметило меня, я, преодолевая страх, бросилась бежать. Только всё было зря. Чудовище обогнало меня и преградило путь вперёд. А позади меня оказался обрыв. Не растрачивая себя на пустые мольбы к бездушному существу, я медленно отступала к пропасти. Может, падение меня разбудит. Это единственное во что мне оставалось верить.              Я предчувствовала, как в следующую секунду меня обдаст зловоние сотни гниющих туш из чрева этого монстра сквозь его испачканную в крови пасть; как на заросшем щетиной лице глаза разного размера блеснут, глядя на меня плотоядно и жестоко; как погибну в его хоть и кривых, но по-естественному белых зубах; или же, как, ожидая смертельного броска, мне останется лишь надеяться, что я быстрее прыгну вниз с обрыва. Но всё было не так.              Тяжёлое дыхание, вырывавшееся из окровавленной пасти, не было зловонным и действовало опьяняюще. Глаза смотрели на меня так знакомо, с необъяснимой надеждой. И несколько секунд спустя уродливое существо словно взорвалось, оборачиваясь облаком молний, из которого вышел Кай.              Мне было всё равно, что его лицо, грудь и руки были в крови, мне было всё равно даже если это обман зрения, я заплакала от счастья и бросилась в объятия к нему, повторяя его имя. И в ответ услышала, как знакомый до дрожи голос произнёс моё. Дурной сон прервался.              — Мне показалось, что тебя сожрал тот урод, — наконец, сумела произнести я, не отпуская Кая из объятий.              — Глупости, — неуместно шутливо сказал Кай. — Я и есть тот урод.              Пусть так, с этим я разберусь потом, главное, что Кай жив и он рядом. Про ошмётки плоти в пасти урода я тоже подумаю потом. А что это были за мужчины, мне было всё равно. Может, те же, что, по словам Кая, приходили к нему в день, когда мы уплыли к Маяку Одиночества и чью машину Кай сбросил с обрыва.              Сознание моё, как и прежде, почти погрузилось в сон под влиянием ароматной и дымной атмосферы, создаваемой Каем. Ему пришлось взять меня на руки. Когда мы оказались в гостиной с занавешенными шторами и освещённой свечами, моё «задымлённое» благоразумие заставило произнести следующее.              — Я хочу тебя, Кай. Но почему мне так страшно?              Он посмотрел на меня с удивлением.              — Ты только что видела, чего боишься. Дурацкий дым пудрит мозг. Подожди, сейчас пройдёт. Я испачкал тебя в крови. Нужно в душ.              — Нет-нет, я не хочу чтобы проходило. Кай, мне всё равно, кого ты убил. Пойдём в душ вместе.              — Никого я не убивал. Это наш ужин. Хотел говядинку приготовить. Но пришлось использовать, чтобы прогнать этих докук. Я имел в виду урода — вот кого ты боишься.              — Он исчез. Теперь ты это ты.              Я действительно не понимала о чём он.              Кай рассмеялся и опустил меня на ноги.              — Он исчез?! О нет, он как раз не исчез, он появился.              Вокруг Кая снова образовался ток. Я отступила назад. Облако увеличивалось и резало глаза, в нём уже нельзя было ничего разглядеть. А когда оно рассеялось, передо мной возникла высокая, сильная, но безобразная фигура, горбатого и перекошенного урода. Он словно отливок страха и страданий. Искажённые, несимметричные черты его лица вызывают отвращение.              От ужаса я пришла в себя, истома обернулась напряжением. Не поворачиваясь к нему спиной я зашла за диван, словно надеясь спрятаться. Монстр, прихрамывая, двинулся ко мне. Но видя мой непритворный и почти панический страх, он остановился. При свечах, вероятно, уродливость его черт сглаживалась, но весь облик становился весьма зловещим. Я умоляла включить свет. Он не соглашался.              Что он такое? Оборотень? Он ещё несколько минут надеялся на то, что я смогу совладать со страхом. Но нет. И монстр исчез. Вернулся обычный Кай.              Он казался грустным. На его лице сменяли друг друга то злость, то отчаяние. Он молчал. Долго молчал. Прохаживался туда-сюда. А потом подошёл почти вплотную. Теперь я смотрела в его глаза в замешательстве и слегка прикасалась к его прекрасному лицу, которое при первой же встрече что-то напомнило мне и влюбило в себя.              — Ну что? Ты всё ещё хочешь меня?              Я не смела произнести ни слова, чувствуя, что могу расплакаться.              — Ответь, — прошептал он, а я отошла от него подальше.              — Мне не нужно было такое говорить. Это всё дым, ты прав. Проклятый дым.              — Верно. И ты испугалась моего второго облика?              — Я и прежде тебя боялась. Но когда ты такой, как сейчас, опасность кажется всего лишь наваждением, а в том облике — угрозой. Скажи, этот урод — суперспособность или он как проклятье из сказки?              — Моё проклятье — это красота, которую ты видишь сейчас.              Он помолчал, борясь с собой. Думаю, он хотел оставить то, что минуту спустя всё-таки сказал.              — А зачем, по-твоему, весь этот цирк?! Дым, вино, «призраки»… Всё это! Ты придумала для себя разумное объяснение?              Он говорил яростно, с огнём во взгляде. В какой-то момент я подумала, что он во мне разочарован, что я не оправдала его надежд. Как будто он меня презирал.              — Я уродлив. Я безобразен. Но только в своём безобразном облике я могу по-настоящему прикасаться к другому человеку и могу чувствовать чужое прикосновение и тепло. Как думаешь, сколько раз влюблялись в меня-урода? Правильно, ни разу. От меня убегали с воплями, и может быть, потому летели вниз с обрыва, лишь бы не видеть меня, лишь бы я не коснулся. Нет. Они шли туда, потому что хотели быть как она и хотели моей любви. Но там на обрыве я показывался им настоящим, о котором говорил, предупреждал. Но нет. Не верили. Верили в любовь. Шли. Звали за собой. Что это за любовь? Что они любили? Мне и первого раза хватило. А теперь я влюбляю в себя любую и весь мир. И всё жаждет меня, но не посмеет взять. Моё истинное проклятье — подменять иллюзией реальность.              Не всё мне было понятно из того, что он сказал. А последняя реплика прозвучала так, словно её произнесла Каролина, а не Кай.              — Скажи что-нибудь! — крикнул разъярённый он.              Я сглотнула и не сдержала нелепой мысли, дурной догадки, понимая, что причиню боль:              — Ты вырубал меня, чтобы прикоснуться в уродливом облике?              — Признаюсь, один раз я не сдержался, я…              — Молчи! Не хочу знать… — кричащим шёпотом оборвала я.              — Ты должна знать! Или ты такая же как они? Я хочу, чтобы ты поняла.              Он рассвирепел, разорвал на себе рубашку и стал подходить ближе. Он собирается снова обернуться уродливым. Не дожидаясь этого, я оттолкнула его и побежала наверх, в свою комнату "из Маяка". Он позволил мне уйти. Но едва я успела закрыть дверь в комнату, и Кай-чудовище стал в неё ломиться. Я умоляла его прекратить и уйти. Просила отпустить меня. Говорила, что утром уйду. Но он сначала пытался убедить меня, что сейчас в образе красавчика. А потом разъярённый моим страхом, кричал, что никогда больше не примет красивый облик, и утром, чтобы уйти, мне придётся встретиться с уродом.              Мне стало дурно. Я открыла окно нараспашку. Я хотела, чтобы он оставил меня в покое, и в то же время странным образом, я не хотела, чтобы он уходил. За закрытой дверью он для меня прежний Кай.              Я подошла к двери. Слушая его тяжёлое дыхание, я прислонилась, чтобы почувствовать сквозь деревянное полотно его тепло.              — Зачем тебе я? — был мой вопрос к Каю. — Зачем?              Кай не отвечал.              — Ты так развлекаешься, да? И что повеселит тебя больше всего? Если я умру от страха или от любовной тоски? Каков твой идеальный сюжет?              Кай всё равно молчал, но было слышно, что эта последняя реплика его разозлила.              Что я делаю? Разумно дразнить монстра?              — Ты же никого не убивал, правда? — в моём голосе звучала просьба. — Чудовище — оно как девушки из гостиной, да?              Он не отвечал. Почему он хочет напугать меня?              — Говори, — прошептала я. — Пожалуйста, говори…       Он заволновался. Нажал на ручку двери в надежде, что я её отперла. Но дверь была закрыта. Без сил он сел на пол, прислонился, как мне показалось лбом к двери, и спустя минуту грустно заговорил.              — Правда лишь в том, что я не убивал. Но чудовище — мой настоящий облик. Мой красивый облик, который ты знаешь, — это иллюзия. По крайней мере, чудовищем мне быть проще. Я и сам не знаю, что я такое на самом деле. Не знаю, что происходит, вернее не понимаю до конца, в чём здесь смысл. Но знаю, что нестабилен. Мне не просто удержать красоту при сильных эмоциях.              Ведь Кай всё время где-то пропадал. Когда страсти накалялись, я отключалась от запаха дыма. Он всегда казался ненастоящим и далёким.              — Поэтому я теряла сознание?              — Да. Мне очень трудно стоять у берегов красной лилии и не рвать цветов. Прекрасных, нежных, благоуханных цветов. Как физически, так и эмоционально мне трудно остановиться. Я таков, каков я есть. Но каков я есть — мне не известно. Всё обо мне — это тайна, и в первую очередь, это тайна от меня. Так что только другой человек может помочь выяснить, что происходит. Мои тайны спрятаны с особенной тщательностью. Но если бы ты осталась, то всё однажды обязательно прояснилось бы. Ты должна остаться. Ты уже так далеко зашла, что у меня появилась надежда…              Он мог бы лгать, он мог бы манипулировать, говорить, что хочет измениться ради меня, что любит меня. Но он этого не делал. И никогда так не делал. Он просил о помощи, как друга. Ему не нужна жалость. Ему нужна надежда. Он точно знает, что таким, каков он есть, его не полюбят никогда. Он не доверяет любви и не умеет с ней обращаться. И как будто отдаёт права дружбе.              — А если я выясню что-то, что тебе не понравится? Кай, я даже не знаю, что должна делать?              — Просто дай мне надежду.              — Я не хочу быть жертвой. И я не доверяю тебе.              — Почему?              — Что было в тот раз? Когда ты не сдержался.              — Ты сказала, что не хочешь знать.              — А ты сказал, что я должна знать.              Кай выдохнул сквозь усмешку.              — Открой дверь и смотри на меня, тогда расскажу. Даже лучше, могу показать.                    Обескураженная такой дерзостью я рассмеялась. Но поняла, что смех мой искренен, что я почти готова сделать, как он просит. Покажет…              — Что будет? Расскажи. Может, я и соглашусь, — лукаво ответила я.              За дверью всё-таки трудно держать в уме насколько он уродлив, а по разговору он всё тот же Кай.              — Я был рядом, я держал тебя в руках, и я не устоял. Сорванные цветы превратились в багровый туман, и я остался там с тобой. А ты осталась со мной. Ты уже не смотрела на меня, ты не знала, какой я. И мне можно было всё.              Багровый туман — вспомнила я. Тогда. В ту ночь. Я помню зреющее ощущения, я помню взрыв, а после него оседающий блеск в черноте и мягкое покачивание. Да, я не видела его уже. Я была в тумане. Так это был… он…              — Тебя целовали безобразные перекошенные губы. Тебя ласкали уродливые огромные руки. Ты льнула к моему нескладному телу. Но не пугайся слишком сильно. Этому безобразному телу ты не принадлежала, ты просто использовала его, чтобы испытать наслаждение.              Ком едва проскочил в моем горле. Показать? Что он собирался показать? Меня передёрнуло. Я бы смогла позволить показать такое? Такому? Чтобы чудовищная, почти животная рука своими огромными кривыми пальцами легла на мою кожу? Поцеловать широкий рот с нелепо мясистыми губами, которые кое-где даже не смыкаются пусть и на чистых, но кривых зубах? Обнять его за перекошенные плечи? Отдаться, может быть? Это безумие! Это нечестно...              — Открой дверь и я докажу… что ты можешь мне доверять.       — Нет, — строго отрезала я.              С той стороны послышался тяжёлый выдох.