Мортидо

             Сон отпустил меня очень рано, когда только занимался рассвет. Было начало пятого утра. Тёплый душ разнежил. Лёгкие свободные одежды ласкали кожу словно рассветный ветерок и первые лучи солнца. В замке никто мне не встретился. На улице тоже. Некоторое время я бродила среди просыпающихся роз. Утренняя прохлада пробивала насквозь. Свежий воздух жадно всасывался в кровь, разгоняя румянец по щекам. Во всём чувствовалась жизнь. И мне, ожившей героине романа, захотелось выпить горячего чая под озаряющимся утром небом.              Сначала я вернулась в свою комнату, чтобы накинуть кофту. И чай как-то сразу вылетел из головы, потому что на моей кровати лежал Кай. Небрежность его растрёпанного вида гипнотизировала. Его одетость, граничащая с обнажённостью, сбивала с мысли или наводила на мысли. По-хорошему на мысли о близости бы, но на самом деле мне подумалось, что он издевается надо мной снова.              Он читал мой дневник. А потом начал цитировать отрывок вслух:              «Я всё шла и шла. Я становилась слабее, мысли были всё беспорядочнее. Я чувствовала, что я нигде и везде одновременно…              Мысли текли в моей голове прохладным ручейком, охлаждая мой разум и мою кровь… Несколько разных «Я» жили противоположными жизнями внутри меня. И кто из них настоящая «Я», было трудно понять… Я была там, где никто не должен быть. И я до сих пор там. Я не вернулась обратно… Ведь я не уеду…»              — Если вдруг ты хочешь уехать, вспомни об этой своей записи. Не имеет смысла даже пытаться. Однажды твоя попытка уже провалилась, — пренебрежительно прикрыв мой дневник, заключил Кай.              Его чёрные глаза пронзили меня холодом:              — Ты моя, детка. Ты навсегда моя. Даже если уедешь, не найти тебе покоя. Станет лишь хуже, поверь мне…              — Лучше, проверю, — я подступала ближе, чуть ли не ранясь об острый, как кинжал, взгляд. — Я не твоя. Мне ненужно здесь быть.              — Собираешься уйти? — Кай облизал губы. — Хочешь оставить меня? Зачем же тогда подошла так близко?              — Не воображай, — я взяла свою записную книжку.              Надеюсь, было не заметно, что мне потребовалось всё самообладание, чтобы не упасть рядом с Каем и не начать умолять его прикоснуться ко мне. Ведь он не коснётся, не даст прочувствовать прикосновения, а просто снова погрузит в дым, и моё сознание постепенно отключится. Даже если это проклятье, то не его, а моё.              Пронзительный, холодный взгляд Кая похож на утро. Я ведь всегда ненавидела утро, презирала утро всем сердцем. А здесь, теперь, странным образом полюбила его. Самое ранее, рассвет, пять часов утра. Теперь люблю, вместе с дрожью, ознобом и колючей реальностью, которую оно причиняет. Как бы я не пыталась убедить себя в том, что стоит отказаться от фантазий о Кае, всё равно он виделся мне во всём.              Синева за окном розовела. Утро становилось нежным. Я подошла к прямому выходу на улицу из моей спальни, настежь его распахнула и откинула решётку. Прохлада немного усмиряла мой жар. Но словно не желая мне покоя, Кай подошёл ко мне сзади. И опять: его бархатное тепло, его окутывающая близость, его благоуханное дыхание, его порабощающий шёпот, его неуловимое прикосновение, его ледяное одиночество — он…              В мыслях крутилось лишь одно: я хочу тебя, Кай. Можно просто сказать: «Я хочу тебя», — и ему придётся открыть карты. Ничего ему не придётся. Он найдёт тысячу способов, чтобы оставить меня в замешательстве. Вот опять…              Кай чуть ли ни сквозь меня вышел на улицу и медленно скрылся из виду в чистых солнечных лучах, припудренных парным туманом. А я осталась наедине со своей жаждой. Комнату наполнил сухой цветочный дым, и меня стало клонить в сон. Не закрыв окно, я легла в кровать и задремала, утопая в фантазиях, а потом и уснула.              Когда же моё сознание прояснилось, пробуждаясь во второй раз за этот день, бордовый полумрак скудно пропускающего дневной свет окна, занавешенного плотной шторой, навёл меня на мысль, что уехать отсюда будет нелегко, и простой решимости будет недостаточно. Потому что из Маяка Одиночества я не знаю выхода к городу. И мои вещи, в том числе документы, остались в дэ Эскобъядо, а я об этом и думать забыла. Так что по-английски уйти не получится. Неизвестно, насколько Кай серьёзен и захочет ли он вернуть меня в Бардо.              Страшно становится, если подумать, как сильно я сейчас завишу от милости его мрачнейшества Одиночества. Мороз побежал по коже. Наваждение, конечно, притупляет страх, но мысли о безысходности не отпускают.              Представления о том, что Кай со мной играет, о том, что он надо мной издевается, смеётся ради собственного развлечения, прорастали страшными образами. Казалось, он вынудит меня убежать в лес, где волки погонятся за мной. Волки догонят меня, и я останусь один на один с неотвратимой гибелью. А он будет просто смотреть, как маньяк, просто чтобы узнать, что будет дальше. А его подружки будут хихикать рядом с ним и нашёптывать всякое.              Не знаю, что это за лес и что это за волки, но я уже чувствую, что когти царапают мою кожу, зубы впиваются в мою плоть, кровь горячит аппетит диких животных, и они с ещё большей яростью бросаются на меня, на свою неожиданную добычу. А Кай, тем временем, с удовольствием смотрит на мою борьбу за жизнь, которую я проигрываю. И со всеми своими «призраками» веселится моей мучительной смертью, наслаждаясь звуками моих страданий.              Плен в этот раз слишком хорошо охраняется стихиями. С одной стороны — волки, с другой стороны — обрыв. Какой вариант позабавит Кая больше? Я была беспомощной перед произволом больных фантазий (его ли? или своих?).              Не выдержав напряжённых мыслей, я в панике выбежала из комнаты искать Кая и тут же в коридоре столкнулась с ним.              — Верни меня в Бардо, — серьёзным, но подавленным тоном сказала я, нелепо уставившись в пол.              — Хочешь в дэ Эскобъядо? Хочешь идти, так иди, — как будто ёрничал Кай.              К моему страху подмешалась обида.              — Не смешно, — сказала я.              — Если надеешься, что я добровольно сам тебя туда проведу, то зря. Не хочу, чтобы ты уходила. Хотя я не против посмотреть, или почувствовать, как ты попытаешься уговорить меня.              Кай издевался, насмехался. Ходил вокруг меня как стервятник.              Я же молчала.              Мне было не по себе.              Но подумав, ничего унизительного не смогла вообразить. Действительно, что Кай может ожидать от меня? Что я скажу: пожалуйста? Я всё время мню его худшим, чем он на самом деле есть.              — Чего ты от меня ждёшь? Чего ты от меня хочешь? Мне в твоих играх не победить. Или скажи, в чём смысл того, что я здесь, или, если смысла нет, отпусти. Я так больше не могу.              Его взгляд отрезвляюще обратился ко мне, и не пытаясь ввести в заблуждение, он серьёзно сказал:              — Я хочу, чтобы ты не уезжала. Чтобы ты осталась здесь навсегда. Безо всякого смысла. Вот чего я от тебя жду.              Слова его звучали искренне. Его мольба становилась всё более настоящей. И всё более я чувствовала себя предательницей. Только я вырвусь из одной ловушки, как он ловит меня в другую.              — Так нечестно, — возмутилась я. — Мне нужно уехать. Меня ждут дома.              На последнюю мою фразу Кай среагировал таким насмешливым взглядом, что унижение перешло все границы и вызвало ярость. Он словно говорил: да кто тебя там ждёт; никому ты не нужна.              Я в отчаянии толкнула его в грудь так, что он вынужденно сделал шаг назад и спиной слегка приложился о стену. Его голова склонилась вперёд, и чёрные волосы упали на лицо. Кай напряг скулы, на несколько секунд закрыл глаза и слегка отвёл голову к плечу. Он пытался сдержать в себе какой-то порыв. Когда ему это удалось, он посмотрел на меня исподлобья зловеще затенённого волосами лица.              — Не зли меня, — прошептал Кай, блеснув глазами.              «Прогони меня. Пожалуйста, скажи мне, чтобы я валила отсюда. Мне здесь не место. Скажи, что тебе надоело», — молила я в мыслях.              — А то, что, Кай? Мне не страшно. Так давай скажи, что ты думаешь на самом деле. Разочаруй меня по-настоящему. Разочаруйся сам, в конце концов! Мне надоел этот призрак. Мне осточертела твоя загадочность. Если тебе и твоим подружкам больше нечем себя развлечь, то это ваши проблемы.              Я подошла к нему, и освобождая свою нелепую обиду (на него и на весь мир), хлестала его по груди, по плечам, по лицу. Даже оставила на его коже несколько ссадин от ногтей. Кай не защищался. Он некоторое время терпел, но потом прервал, схватив обе мои руки за запястья.              Он горячо дышал. А я хотела, чтобы хоть что-то в этой туманной истории прояснилось. «Давай же! Давай! — кричала я в себе. — Скажи что-нибудь! Сделай то, что задумал!»              — Моё истинное лицо тебе очень не понравится, — сдерживая гнев, произнёс Кай.              — Не сомневаюсь.              И тут же он взял себя в руки, отпустил мои запястья и с неуместной весёлостью продолжил:              — Так что не будем больше об этом.              Невозмутимый призрак оставил наш разговор и пошёл прочь по коридору. У поворота он остановился и твёрдо сказал:              — Ты никуда не уезжаешь.              Кай скрылся.              Меня парализовала беспомощность. Пустым взглядом я смотрела словно сквозь стены. Капризная бесчувственность Кая неодолима ни безразличием, ни эмоциями. Каждый раз я теряюсь и сдаюсь.