Мортидо

      * (Петрикор (англ. petrichor /ˈpɛtrɨkɔər/) — землистый запах, который ощущается после дождя. Слово происходит от греческих petra, что означает «камень», и ichor — жидкость, текущая в жилах богов греческой мифологии. (Википедия))       ___              Когда проходит ночь, события вчерашнего дня смягчаются, теряется яркость впечатлений, словно краска на холсте высыхает, и всё кажется уже не таким хрупким — не таким пугающим.              Ясное утро обещало Бардо столь же ясный день. Облака исчезли, открыв настежь бездну небес, как всегда, голубую, но загадочно прикрытую сегодня белой прозрачной пеленой. Горячий густой воздух собирал в себе влагу испарины, и даже ветер не мог набраться силы, чтобы преодолеть его вязкость и чуть сильнее обдать своей прохладой установившуюся духоту.              Тень стройных высоких деревьев и их пышных крон в лесу укрыла мою голову от солнцепёка, и похожая тень мыслей окутала мой разум, увлекая в загадочные дебри об истории Каролины и заставляя нетерпеливо стремиться к башне, чтобы узнать больше подробностей и тайн.              Почти часовая прогулка показалась мгновенной, и вот передо мной раскинулось поле, посреди которого теперь уже загадочно расположилась дэ Эскобъядо: за ней никакого леса, а пляж; вокруг неё никакого леса, а пустое просматриваемое пространство. Если бы мне рассказали эту историю, я бы боялась, но когда ты участвуешь в чём-то подобном и видишь своими глазами, то даёшь всему происходящему шанс объясниться. Я уже говорила, что не сильна в ориентировании на местности, и могу, хоть и с большой натяжкой, оправдать неувиденное мной тем, что я просто не разобралась куда плыть и куда глядеть. Пусть так.              Несмотря на утреннее обещание, со стороны моря на меня надвигалась большая серая туча, и глухие раскаты грома точно смеялись над моими обманутыми ожиданиями хорошей погоды и возвращения в город. Всё же раньше времени мне не было нужды сдаваться — день только начинался. Оставаться здесь на ночь мне бы, конечно, не хотелось. Одна лишь только мысль о том, что я нахожусь в месте, которого «не существует» и куда никто не решается прийти, заставляет содрогнуться.              Не успела я зайти в башню, как начался дождь. Бутылка вина, прихваченная мною из погреба, хорошая музыка, открытое, несмотря на непогоду, окно были призваны успокоить мои тревоги. На втором бокале я решилась взять в руки дневник Каролины. Текст непослушно мелькал перед глазами, слова неохотно складывались в предложения. И меня не покидало желание заострить внимание на определённом моменте. Среди повествования Каролины есть место, где она принимается рассуждать о своей судьбе. И это поистине наводящие ужас рассуждения.              «Я чувствую, как сильна моя жажда любви, и осознаю, каким ужасным даром наградила меня моя семья, моя кровь и сама любовь — одиночеством. Будь проклято всё, ради чего мне приходится терпеть такие муки! Будь проклята их любовь! Пусть и они узнают моё одиночество! Или дайте мне покой или страдайте от одиночества, как и я!»              Ведь это настоящее проклятье! Принимая во внимание легенды, распространённые в Бардо, то можно предположить, что Каролине удалось продать душу дьяволу и предварить в жизнь сформулированное в дневнике проклятье. Если только её душа уже не была продана. Мне кажется, она считала, что её душой расплатились за лекарство от презирающего дневной свет недуга. Именно поэтому она проклинает всех тех, кто её любил. Именно за такую эгоистичную любовь она проклинает всех.              «Нужен особый источник информации, чтобы попасть сюда, и недюжинная смелость, чтобы тут остаться. Здесь не бывает случайных людей. Это закрытый клуб, и ты попала внутрь. Я предлагаю тебе изучить это место, его истории, и поверь, оно тебя не разочарует», — не покидали мои мысли слова Кая.              Закрытый клуб… Что бы это значило?.. Похоже на предупреждение. Меня одновременно пытаются и напугать, и в тоже время предлагают изучить историю Каролины, а зачем изучать что-либо, если об этом нельзя рассказать?! Я, конечно, сомневаюсь в том, что имею право открывать узнанную мною историю кому бы то ни было, тем более широкой публике. В любом случае, чужие тайны опасны. Здесь пропадали девушки, и может, вся эта история связана не с призраками и не с тайными обществами, а с маньяком. Вряд ли им мог быть Кай… Хотя… А ведь мог быть. Вдруг это Кай? Тогда даже опасно совать нос в его дела. Но что-то здесь не так. Лучше молчать об этой истории. И зачем мне тогда вовсе её знать? Чужие секреты интересны только для сплетен.              Мои размышления были грубо прерваны. Сквозь распахнутое окно до меня донёсся шум с улицы, со стороны ворот, но вид из окна не охватывал ту сторону. Кто-то стучал по железным прутьям ограды. Я перепугалась, закрыла окно, создавая иллюзию безопасности, и спустилась вниз. Когда я приоткрыла входную дверь башни, человек у ворот коротко крикнул:              — Диана!              Он произнёс моё имя, и во мне словно что-то запорхало, ожило, затрепетало.              Несмотря на то, что дождь несколько искажал очертания, я без труда разглядела в человеке возле ворот Кая. Опираясь одной рукой о железный прут ограды, он доверял ей поддерживать своё утомлённое и пошатывающееся тело в вертикальном положении. При этом не облегчая задачу стальной изгороди, только при мне уже дважды отхлебнув из полупустой бутылки рома, так по-дружески приютившейся в его свободной руке.              Снова раздался звон ударяющихся друг о друга стальных прутьев — Кай сделал очередную попытку открыть ворота, но тщетно. Тогда невероятно привлекательный молодой мужчина поднял на меня свои пьяные глаза и односторонне улыбнулся. Он знает, какое впечатление производит? Распахнутая на груди белая рубашка от влаги прилипала к его телу; с чёрных волос стекала вода; губы краснели, от «поцелуев» с бутылкой — он выглядел беззащитным и сексуальным.              В голову настойчиво лезли неясные образы, как из далёкого прошлого, и становилось неуютно оттого, что ухватить их не получалось, как будто воспоминания были не мои, словно я их украла.              Мне было слишком не по себе, чтобы проявить вежливость и укрыть незваного гостя под крышей башни, учитывая, что он недавно спас меня от участи промокнуть под дождём. Я не доверяю ему, не доверяю себе рядом с ним, я не хочу рисковать.              — Диана, — на этот раз Кай произнёс моё имя негромко, и я опять потеряла равновесие.              Но мне надо взять себя в руки, пока я не превратилась в лужицу под этим дождём.              — Кай! Что ты здесь делаешь? Дождь ведь! — кричала я с порога очевидные факты, изображая ленивое спокойствие.              — Я знаю, Диана, я знаю, — пронзительно грустно, словно прощаясь навсегда, но с улыбкой говорил сосед.              Он вызывал во мне бешеное чувство жалости, а я всегда боялась этого чувства. Оно кажется мне жестоким, и вызывать его в ком бы то ни было эгоистично. Не люблю, когда мной пытаются манипулировать. А ещё не люблю общаться с пьяными людьми, когда сама не пьяна.              Я подумала, раз не могу решиться пригласить его под крышу, будет справедливо, если я вымокну вместе с ним, и вышла под ледяной, как оказалось, ливень, и подошла ближе к воротам, где стоял Кай.              — Я помешал? — довольный моим поступком, спросил промокший брюнет.              — Нет. Не очень. Я читала, — с трудом сосредотачиваясь, произнесла я.              — Что за чтиво такое, чью компанию ты предпочитаешь моей?              — «Моя Королева».              — Нашла, значит, — он улыбнулся ещё шире.              То есть он знает про дневник. Интересно. Если ему есть, что об этом сказать, то, пожалуй, мне лучше пригласить его к себе. Вдруг удастся разговорить.              — Да, но я ничего пока не… — начала было я свою провокацию.              Кай перебил, а значит, он не намерен помогать мне разбираться в легенде:              — Ведь тебя не было здесь этой ночью?              Откуда у него могла возникнуть даже догадка такого рода? Проверял ночью горит ли в башне свет? Он что, скучал? Что за вопрос?!              — Нет, не было, — с подозрением ответила я. — Я задержалась в городе, и пришлось снять номер в гостинице.              Кай наклонил голову, так чтобы взгляд проходил между двумя соседними прутьями ворот, почти прижав к ним лицо, и сказал:              — А ты не слишком гостеприимна, — при этом от его улыбки осталась лишь лёгкая ухмылка.              Это очень меня смутило. Я почувствовала себя виноватой.              — Прости. Но ты уже и так промок, — пыталась оправдываться я, — к тому же пьян, и у меня только одна обустроенная комната. Если хочешь, я могу проводить тебя до леса, чтобы мы оба вымокли, и никому не было обидно.              О, Боже! Зачем я это сказала? Ведь я не боюсь пустить его в башню, я боюсь его! И лишь ограда между нами сдерживает мои страхи.              Кай посмотрел на меня своими при свете дня горящими тёмной зеленью глазами:              — Правда? И ты не боишься?              Что же ответить? Как выкрутиться?              — Вообще-то боюсь. Я говорила, что не люблю грозу. А гром хоть и вдалеке, но слышен. И в любой момент гроза может оказаться прямо надо мной. Поэтому да, мне страшно.              Хорошо придумала, конечно, но причина моих страхов была очевидна, ведь я плохо умею скрывать эмоции. Думаю, он знает, что смущает меня.              Сквозь ограду молодой мужчина протянул мне свою руку, неторопливо, очень выразительно, акцентируя много внимания на этом жесте, как будто хотел ещё больше меня напугать. И действительно, если бы он сделал это непринуждённо, не придавая значения, мне не пришлось бы задумываться, и возможно, я бы пренебрегла страхом и ответила на его жест предлагаемой дружбы или доверия. Но такой акцент не даёт определить, что значит его протянутая ко мне рука, и стоит ли отвечать, так что я не отвечала.              — Сегодня ты не уедешь? — он опустил руку, но она всё ещё находилась по мою сторону ограды.              — Я пришла пешком. Если дождь не закончится, то придётся остаться. Разве только у тебя есть автомобиль, и ты любезно согласишься меня отвезти в город. А то мне здесь не по себе.              Я хотела добавить: «после того, что сегодня узнала», но сдержалась. Кажется, мои попытки узнать от Кая о легенде раздражают его.              В ответ на честность, пронизанную отчаянной просьбой, которая снова дала почувствовать Каю власть надо мной, он счастливо, как мне показалось, рассмеялся, отошёл от ворот, сказал, что был рад встречи и ушёл.              И только сейчас я поняла, что ворота всё это время были не заперты. Если отодвинуть щеколду, они легко откроются — совсем забыла повесить замок. Есть только два варианта: либо Кай знал о том, что ворота не заперты, либо не знал. В первом случае, он со мной играл. Во втором — не слишком-то и хотел попасть внутрь. Мне стало не по себе.              Горячая ванна успокоила меня. Дождь закончился, и я снова настежь раскрыла окно. Прохладный петрикор на контрасте с паром после ванны привёл меня в чувства. И я подумала, что если отбросить в сторону мистические иллюзии и страхи, навеянные дневником Каролины, то можно предположить, что в обоих случаях Кай просто вежлив, чтобы вламываться, если ему не открывают. А пришёл он сюда, потому что выпил лишнего, и стало одиноко, и он решил проверить, вернулась ли я, та, с которой он подружился в последнее время. Может, и предположение о том, что я не ночевала здесь вызвано вовсе не слежкой, а тем, например, что утром он был здесь и меня не обнаружил.              Можно потерять друга из-за мистических историй, которые заставляют считать Кая то ли призраком, то ли маньяком, — наконец честно призналась я сама себе в том, кем мне кажется загадочный брюнет.              Я мысленно возвращалась к сцене под дождём, и стало досадно, что я не пригласила Кая в башню. Незадачливый сосед мог обидеться. Нужно подобрать слова для извинений. Интересно, зачем он приходил? А может, не так уж и странно, что я его не впустила? О чём он только думал?              Так хочется знать, что же в голове у Кая, что им движет и почему мне кажется, что я ему интересна. Мне ужасно льстит внимание такого привлекательного во всех смыслах молодого мужчины, и в то же время такое внимание кажется подозрительным. Что же Кай за человек? И что он знает? Что он может рассказать, вернее, что именно он не хочет рассказывать?