Город Цветных кварталов

      Джедайт молча смотрел на огонь, облизывающий бока старого котелка, в котором бурлила вода. Пакетики с рисом булькали в ней ужасно одиноко, однако Рей не вела и бровью: готовя вечернюю трапезу, она держалась так, словно ничего более обыденного в ее жизни не случалось. Наверняка это будет одним из последних воспоминаний Джедайта: захолустье, темный вечер и лицо Хино напротив в свете костра. Рей нарочно не смотрела в глаза демона, и Джеда, если честно, угнетало их молчание.       — Ну что, Хино, ты довольна? — лениво спросил он, стараясь переложить большую часть ответственности на нее, словно это сама Рей сбежала от Берилл, попутно похитив ее пленника, а не наоборот. — Умирать теперь будет нескучно, да?       — Хватит ныть, — брезгливо дернула плечом Рей, выуживая из котла рис и плюхая его в отскобленную миску, которую они нашли в лачуге.       — Я тот еще идиот, не спорю, — зачем-то продолжал Джедайт, сощурившись. — Но ты-то? Ты же понимала, что от госпожи так просто не уйти. Она не оставит тебя в покое, и я ей не помеха. Мы неудачники, Хино. И ты, и я. Все повторяется. В прошлой жизни я погиб от ее руки, в этой просто следую по написанному сценарию. Если ты думаешь, что я спасу тебя, то ты еще глупее меня.       — Ты? Спасешь? — Рей наконец кинула на него презрительный взгляд, и, надорвав пакетик, вывалила его содержимое на тарелку и подала Джеду. — Знаешь, что я тебе скажу? К моему спасению ты не имеешь никакого отношения.       — Поэтому ты заставила меня тебя прятать? — скептически приподнял брови Джедайт, и Рей издевательски расхохоталась:       — Это где же ты меня прячешь? Скорее, это я тебя прячу, а не наоборот.       — То есть я могу уйти? — сердито фыркнул Джед.       — Иди. Только вряд ли проживешь хотя бы сутки.       Джед с мрачной злостью уставился на Хино, яростно ковыряя рис палочками с такой силой, словно был бы рад проткнуть ими еще и тарелку:       — Или ты рассказываешь все, что творится в твоей голове, или… Мне нечего терять, Хино. Да, жить мне хочется, не спорю. Но я вполне…       Рей сощурилась. Было видно, что в ее голове работают сложные мыслительные процессы.       — Конечно, ты можешь заставить меня быть твоим напарником. Мне некуда идти, и ты это знаешь. Но ты можешь пойти и другим путем, так?       — Путем правды?       — Не самый мой частый путь, согласен, — под ложечкой у Джедайта сосало, но он упрямо не ел, боясь упустить момент. — Ты сыграла на моих чувствах, убедила забрать тебя с собой. Ты могла бы постараться убежать без меня, но я здесь. Я зачем-то нужен тебе, и вряд ли дело только в том, чтобы получше спрятаться.       — Ну, правда так правда, — надменно задрала нос Рей, отложив свою порцию на траву и подтащив к груди колени. — Я увидела тебя лет пять назад. Не таращься на меня. Мы не встречались. Но тебя мне явило Пламя, ты был частью моего ведения. Тогда еще я не знала, что принесет мне наша встреча. Я просто видела тебя, твое лицо, я пыталась понять, кто ты, как мне тебя найти. Со временем я стала видеть тебя все реже, почти забыла о тебе. И вот, незадолго до похищения, я увидела сон. И в нем был ты. Я наконец поняла, кто ты. Разглядела, — ее голос дрогнул, и Хино на несколько секунд замолчала, чтобы не выдать своих истинных чувств. — Я увидела в тебе демона. И я знаю, что никто иной, а именно ты уничтожишь меня.       Джедайт выглядел растерянным:       — Тогда почему я все еще здесь? Разве ты не должна?..       — От судьбы не уйдешь, — перебила его Рей и снова взяла свою тарелку. — Даже если мой срок подходит к концу, я не желаю, чтобы все было напрасно. Я знаю, за чем охотится Берилл, и знаю, где это найти. Я не хочу, чтобы эта вещь попала к ней в руки, иначе мир погибнет. Но без тебя мне будет трудно даже попытаться что-то изменить.       Джедайт зло рассмеялся, но веселья в нем не было ни на грамм:       — Ну, допустим, ты расскажешь, что за артефакт ищет госпожа, и мы — даже глупо такое предполагать, — добудем его. Что заставляет тебя думать, словно я не могу тут же сдать его Берилл?       — Мне остается только попытаться быть хитрее тебя, — совершенно спокойно ответила Рей. — И быстрее. Я знаю, что ты предашь меня.       Джедайт скептически хмыкнул. Его сбивало с толку спокойствие Рей:       — Ты не боишься, что я разведаю все секреты и брошу тебя?       Рей недобро улыбнулась:       — Берилл уже знает, где искать артефакт. А ты, если попытаешься бросить меня раньше времени, потеряешь шанс, ради которого, в общем-то, здесь сейчас и находишься. Шанс стать независимым от Берилл и ее чар над тобой.       — Мы не договаривались о том, чтобы что-то искать.       — У тебя есть выбор, — невинно ухмыльнулась Рей, но ее взгляд совершенно стирал ощущение ее благого настроя. — Попытаться сорвать планы своей хозяйки или же приготовиться к концу, потому что ее победа принесет ад. И нет, в этом аду не будет места радостям маленьких демонов типа тебя. Ты пропадешь в этой пучине, как и все живое, сгоришь в боли и мучениях.       — Только не надо меня запугивать.       — Запугивание — это про тебя. А я говорю тебе правду. Правда мало кому нравится, но что поделать? Ты сам попросил.       Во вполне приподнятом настроении Рей принялась уминать свой рис, словно обсудила с Джедом планы на завтра, а не надвигающийся апокалипсис. Говорить она, видимо, больше не собиралась.       — Не понимаю, зачем это тебе, — после длительного молчания произнес Джед, ковыряя свою остывшую еду.       — Что?       — Ты сказала, что я убью тебя. Так какая разница? Ты не увидишь ни ада, ни покоя. Не все ли равно?..       Рей молчала так долго, что Джедайт подумал, что она ему не ответит, однако Хино подняла на него взгляд. Лицо ее было абсолютно серьезным:       — Ты сказал, что тебе нечего терять. А мне есть.       Джедайт отвернулся. Рей рассказала ему, что будет, если Берилл возьмет верх, пообещав адовый огонь ее приспешникам; но сейчас его занимал другой вопрос.       А что будет, если Берилл проиграет?       Джед сомневался, что и в этом случает его ждет какой-то иной исход событий.       ***       Мамору, кажется, никогда не задумывался о поцелуях с Усаги в романтическом контексте, хотя иногда такая мысль проскальзывала в его сознании. Наверное, впервые это случилось еще при первой встрече. Ревущая, размазывающая по лицу круглолицая пигалица, — Мамору уже тогда знал, что Цукино — бессменная любовь всех его бессчетных реинкарнаций. В тот вечер Джиба глядел на Усаги и поверить не мог, что его могла бы привлечь подобная особа. Ему куда больше нравилась Сецуна: спокойная, рассудительная, льющая уверенность и степенную женственность. Ничто не привлекало его в Усаги, ее слезы бесили его. Как он мог выбирать ее? Как мог целовать? Ее розовый рот был капризно скривлен, и Мамору еще долго не был в состоянии забыть его отталкивающий излом.       Время шло, а дистанция между ним и Усаги не уменьшалась. Да, они смирились с присутствием друг друга, скрепя сердце научились по-своему сотрудничать, однако это даже отдаленно не напоминало близость. Мамору наблюдал, как на его глазах круглолицая пигалица оборачивается красавицей, за которой вовсю ухлестывают какие-то юнцы, но в душе его было пусто. Он видел, как Цукино меняется, взрослеет, учится отвечать на его колкости, а розовый рот превращается в ярко очерченные губы — иногда смешливые, иногда едко скривленные в желании продемонстрировать всю силу презрения, на какую способна их хозяйка. Иногда Джиба видел в ней красивую девушку. И, возможно, даже хотел бы ее поцеловать, если бы она не была Усаги Цукино. Но не более.       Временами, особенно после снов о прошлой жизни, он почти верил, что был способен любить ее. Но стоило ему увидеть ее насмешливый взгляд, услышать полный сарказма голос, и все развеивалось, как дым.       И вот Мамору впервые прочувствовал всю магию прошлого, которое связывало их. Воспользовался ей. Признал, что эта магия все-таки существует, как бы они не сопротивлялись и не отрицали ее. Это ни к чему его не обязывало. И все же Мамору ощущал легкий, волнительный стыд от того, что, на самом деле, не раз думал, мог ли быть поцелуй с Цукино чем-то особенным. Эта мысль сопровождалась разными эмоциями, но она была.       Наверное, было бы лучше, если бы, поцеловав ее, он ощутил отвращение. Или вообще ничего не ощутил. Так было надежнее. Спокойнее. Это бы расставило все по местам, и Мамору было бы куда легче разматывать клубок непростых отношений с напарницей, каким запутанным бы он ни был. Но и тело, и сердце предали его, заставив его откликнуться каждой клеточкой, всем существом. Мамору смотрел на мирно спящую Цукино, и на его губах все еще покалывал отзвук их поцелуя.       Это было ни на что не похоже.       Мамору отодвинулся в дальний угол кабинета и сел на стул, будто расстояние могло выжечь его память. Время потянулось бесконечно. Кругом было тихо; в люминесцентной лампе трещало электричество. Джиба ослабил мантию, снял цилиндр и откинул голову на спинку стула. Он не заметил, как задремал, и ему снились обрывки старых воспоминаний, которые он никак не мог зафиксировать в сознании.       — Мамору?       Мамору вздрогнул. Его шея ужасно затекла, и он поморщился, пытаясь выпрямиться. Усаги сидела на кушетке, свесив ноги. Лицо ее было очень бледным.       — Усаги!       Джиба вскочил и сел перед ней на колени, вглядываясь в голубые усталые глаза. Ладони сами собой накрыли впившиеся в края кушетки руки.       — Я спала? — тихо спросила Цукино. — Мне снились странные вещи.       — Ты помнишь, что происходило?       Наверное, вопрос относился не только к тому, что произошло в саду Ренациона, однако в этом Мамору не признался бы даже сам себе.       — Я гналась за Зойсайтом и его подружкой. Прости, Мамору, — скривилась она. — Я не должна была этого делать.       — Нефрит ударил тебя в спину. Успел-таки.       Усаги зачем-то кивнула:       — Глупо было рассчитывать, что это сойдет мне с рук. Чувствую себя отвратительно.       Усаги поднялась. Она была такой ослабленной, что сейлор-фуку тут же пропала, оставив ее в фиолетовой университетской форме.       — Мне срочно нужны блинчики с кленовым сиропом, — простонала Цукино, — и литры капучино с километровой пенкой. С тебя причитается, напарничек.       Слава Небу, все в порядке!       — Только ты способна думать о еде после нападения демона, Усаги, — беззлобно укорил Мамору, подхватывая ее под локоток. — Но думать нужно о другом, — он нахмурился. — Ко мне мы не пойдем. И Сец придется перенести в другое место. У меня и раньше было небезопасно, а теперь… Нам придется разделиться, Усаги.       Цукино вытаращилась:       — Разделиться? Ты в курсе, что нас и так двое?       — А есть шанс в исчезнуть принципе! Я рассекречен. Если не сегодня, то завтра враг придет за мной, и первое, кто будет под ударом, это мое окружение. Ты не должна появляться рядом.       — То есть, — несмотря на слабость, подбоченилась Цукино, вырвав свою руку, — будь я на твоем месте, ты бы бросил меня, да? Оставил разгребать это все в одиночестве? На блюдечке бы меня преподнёс? Ну и пёс же ты, Джиба!       — Подожди, — опешил Мамору, — это не одно и то же!       — Как раз-таки нет! Это одно и то же! И что я вижу? — продолжала с большой патетикой возмущаться Усаги. — Ты решил сдаться! Как тебе не стыдно?! Ух, как жаль, что мы не у тебя! Я бы взяла бо и так тебя отходила! Ни на секунду не задумалась бы, насколько это этично! — ее лицо, до этого серое от бледности, пылало праведным гневом.       Мамору от такого напора не нашелся, что сказать.       — Значит, так, Джиба. Сейчас мы едем к тебе. Сецуну и правда придется перепрятать, я этим займусь. А вот ты, — она ткнула Мамору пальцем в грудь, — соберешь свои манатки и все почистишь. Когда я вернусь, мы что-нибудь придумаем. Без фокусов! Если очень будет скучно меня ждать, можешь поразмыслить, как мы будем выуживать Берилл и ее шайку. А если попытаешься, посыпав цилиндр пеплом, сбежать… — Цукино, как ей, видимо, казалось, грозно прищурилась. — Знай, я брошу все и буду разыскивать тебя до тех пор, пока не достану. Не заставляй меня заниматься такой ерундой.       Усаги шумно выдохнула и отерла лоб рукавом. Серьезность ее выматывала.       — Вместе, Мамору, ты меня понял?       Мамору фыркнул. И что тут сделаешь, когда твоя напарница — сущий дьяволенок? Сдавшись, Джиба махнул рукой:       — Действуй, Сейлор Мун.       — То-то же, — с большим достоинством кивнула Усаги.       Вообще-то, несмотря на все опасения и колкости, он бы легко доверил ей свою жизнь.