Город Цветных кварталов

      Рей не знала, почему боится пошевелиться, хотя, конечно, Джед был в курсе ее присутствия. И все же что-то сдерживало ее язвительную натуру от злорадства и едких, колючих слов. Быть может, въевшийся в сознание стереотип, что мальчики не плачут? А если плачут, то это нечто постыдное, то, что ни в коем случае нельзя обсуждать, пока плачущий сам того не пожелает? Рей тихо лежала на своей подстилке, стараясь не шелохнуться, и хотя в темноте ей было почти ничего не видно, взгляд ее то и дело упирался во вздрагивающую юношескую фигуру, упавшую на кровать.       Наверное, прошел не один час, а может, целая вечность, пока Джедайт не затих. Обессилев, он уснул на животе, и тонкая рука его свисала вниз к полу; дыхание выровнялось. Как он может служить такому чудовищу? Рей и представить не могла причины, по которой Джедайт мог терпеть к себе такое отношение. Ни один человек бы не сумел. Вот только Джедайт — не человек. Быть может, у демонов свое сознание и свое понимание уважения. Они жестоки, и милосердие для них чуждо, они его и не ждут. Чужда сама человечность. Но неужели у них нет гордости? У Джедайта она была. Рей всегда чувствовала ее в его бесконечных попытках осадить ее и в том, как Джед разговаривал с лейтенантом. Джедайту просто не могут нравиться истязания и унижения. Не ему, разбившему лампочку, лишь бы Рей не увидела его беспомощные слезы.       «С этим надо что-то делать».       Рей не могла допустить мысли о жалости, ей некого жалеть. Не сильно-то Джедайт лучился сочувствием, оставляя ее без еды, и Хино не была героиней сентиментального романа, чтобы плыть от рыданий своего врага. А Джедайт — враг, именно враг. И всегда им будет. И каждую минуту, что есть у Рей в запасе, она должна баюкать эту мысль, если ей все еще хочется когда-нибудь увидеть солнце.       «Я должна склонить его на свою сторону, — думала Рей в полудреме, слушая мерное дыхание Джеда. — Я должна использовать его ущемленную гордость, его слабости, чтобы он помог мне выбраться. Иначе никак».       Рей размышляла об этом, засыпая, и тело ее измотанно тяжелело, уступая усталости.       Наконец, этот день закончился.       ***       Если честно, угрызения совести были не такими уж сильными; по крайней мере, Кунсайт успокоил себя тем, что печется о благополучии своего племянника, который и без того славился своей бедовостью. Тем более, хоть Миура и сказал обратное, он был совершенно не уверен, что перелив магии не приведет к серьёзным последствиям, а значит, Зой и без того в опасности, как и Ами Мицуно. Надо ли рисковать сильнее? Есть то, что Кунсайт должен решать один, и на это у него есть веские причины.       Кунсайт собрал колбы с образцами магии и, соврав Зойсайту, что они пропали, отнес колбы и стекла в свой кабинет. Он вовсе не планировал этого делать. Возможно, будь у него время, Миура бы придумал нечто менее провокационное, чем кража, однако времени как раз-таки не было. Как они и договаривались, Кунсайт хотел встретиться с Ами и Зойем и попробовать добавить к их магии еще и его, чтобы посмотреть реакцию. Но, едва увидев небольшой сине-оранжевый камушек на предметном стекле, который, очевидно, образовался на месте слияния магии огня и воды, передумал. Подозрения, что в Ренационе учатся неслучайные студенты, только усилились. Подозрения — и тревога. Ведь чем дальше, тем больше Кунсайт убеждался, что Ренацион — отнюдь не невинный храм науки.       Подозрения закрались в голову Кунсайта еще два года назад. Тогда Особая лаборатория функционировала уже почти что год, как и университет, основанный Сецуной Мейо. В целом, Кунсайт был очень рад своей работе: наконец он преподавал в интересном и прогрессивном месте, где у него была научная свобода, новейшее оборудование и целый штат способных подопечных. К сожалению, ни одно учебное заведение, где он преподавал ранее, не могло похвастаться таким удачным набором преимуществ, и Миура мог лишь выпускать теоретические статьи с вычислениями и полученными на их основе выводами, с отчаянием указывая, что все написанное — правда, стоит лишь проверить на практике. Но возможности проверять не было. И вот приглашение преподавать в Ренацион! Кунсайт не мог поверить своему везению! Да и ректор, Сецуна Мейо, показалась Миура интеллигентной, незашореной молодой женщиной, не боящейся долгой и, возможно, не приносящей ярких результатов работы. Она виделась Кунсайту ученым до мозга костей, и это было еще одним преимуществом, а не недостатком.       Первый год пролетел в эйфории, пока Кунсайт не стал сворачивать деятельность лаборатории под конец учебного года. В универе уже почти никого не было: студенты сдали сессию и разъехались, преподаватели уходили в отпуска, и у Миура неожиданно оказалось слишком много свободного времени для того, чтобы вяло перебирать бумаги и залежи документов. Так как Кунсайт в принципе не имел привычки держать свои вещи в беспорядке, он управился слишком быстро, и в его распоряжении осталась почти неделя, которую, по большей части, Миура использовал в своих интересах: читал, пил кофе, дописывал статьи и методички, пересматривал фильмы и сериалы, на которые раньше не доставало свободных минут. Наверное, будь он ограничен во времени, он бы даже и не подумал вникать в промежуточные отчеты Мейо, которые она отправляла по ходу проверок деятельности лаборатории. В кипучей университетской жизни они казались формальными отписками с намеком на контроль, не более. Но у Кунсайта, как говорилось, было ну слишком много незанятого ничем времени и скудная личная жизнь, раз он взялся за залежалые бумаги, которые неожиданно открыли ему вот что.       Никакой научной свободы в Ренационе у него не было.       Это ему казалось, что он управляет деятельностью лаборатории. На самом деле, если взять отчеты по проектам и приложить к отпискам Мейо, можно доподлинной найти те моменты, где Сецуна меняла ход исследования по своему маршруту. И все бы ничего: в конце концов, она — создатель, она хочет воплотить какие-то свои интересы в области конфлуентарной магии, иначе зачем ей этот факультет? Но сейчас Кунсайта заметил то, чего точно не замечал. Даже если проекты студентов расходились идейно, они все равно сводились к одним и тем же опытам и экспериментам, пусть и подавались под разным «соусом». Сецуна Мейо совершенно определенно имела конкретные цели и добивалась конкретных результатов, но делала это скрытно, исподволь. Зачем? Она могла бы выложить свои интересы хотя бы Кунсайту, и он стал бы ее союзником. Но нет. Ее деятельность именно теневая, где Миура — король, а сама Сецуна — серый кардинал, стоящий за спиной блестящей, но чисто номинальной фигуры.       Пусть открытие неприятно поразило Кунсайта, однако, наверное, он бы мог с этим смириться. Почему бы не вывести Сецуну на откровенный разговор, предложить ей свою помощь и поддержку, если она поделится своими настоящими планами на лабораторию? В атмосфере честности Кунсайт бы свыкся с некоторыми моментами личной несвободы, ведь ему по-настоящему нравилось здесь работать. Но теперь Кунсайт смотрел на происходящее трезвее и пристальнее. Сецуна Мейо, что бы она не подразумевала под своими тайными происками, если отбросить шелуху в виде работ ничего не подозревающих студентов, как и когда-то Кунсайт уверенных, что занимаются наукой, по-настоящему нацелилась на две ветви магической науки — непосредственно конфлуентарную магию соединения и магию энергетических потоков.       Пожалуй, это бы не значилось абсолютно ничего подозрительного, если бы Кунсайт не сопоставил несколько других фактов: чуть меньше года назад открылся частный университет Ренацион, в котором есть уникальный факультет смешения магии (и магической энергии как следствие); а чуть больше года назад НеоТокио накрыла череда преступлений по выкачиванию энергии магов разный направлений, и преступления продолжаются до сих пор, в то время как расследование зашло в тупик. Наверное, связывание этих двух моментов было несколько притянутым за уши, но в ту минуту Кунсайт так не думал.       К тому же, подозрительным казался и тот факт, что правой рукой Мейо был некто Мамору Джиба, который до недавнего времени вообще не имел отношения ни к науке, ни к образованию. На самом деле, Кунсайт думал, что Мамору — любовник Мейо, а потому смог пробраться так высоко: такой слушок не раз ходил среди сотрудников универа. Миура это особенно не заботило. Может, Джиба и был новичком сферы, на деле же оказался дотошным и серьезным руководителем, к своим обязанностям подходил грамотно и оставался достаточно человечным, чтобы у подчиненных было больше вопросов по части его личной жизни, чем претензий к его квалификации.       Но у Кунсайта уже появилась навязчивая мысль, что Ренацион — фикция. Может, и не в целом, а отчасти. Ведь, если подумать дальше, и отбор в универ был непростым. Да, Мейо имела на него право, универ был частным, и Сецуна вполне могла подойти к отбору кандидатов со всей строгостью и искать только тех абитуриентов, что, по ее мнению, потянут учебу в Ренационе. Но, что странно, во всеуслышание объявив политику терпимости ко всем направлениями магии и призыву не разделять магов по кварталам, Сецуна-таки уже выставила на собрании документ, согласно которому в следующем учебном году нужно больше студентов огненной и небесной направленностей. Зачем? Разве Ренацион — не для всех способных студентов, подходящих под критерии? Или все-таки отбор ведется на уровне носителей той или иной магии?       Чем больше Кунсайт задавал себе вопросов, тем меньше находил ответов. И, что страшно, с точностью до 99,9% сам Миура — тщательно спланированная пешка этой игры. Наверное, разумнее было бы написать заявление на увольнение и забыть все, что он успел напридумывать, но Кунсайта останавливало несколько вещей. Во-первых, Кунсайт только полгода как стал снимать приличную квартиру и перестал испытывать финансовые трудности. Наверное, поселись он в туда месяц назад, менять условия на привычно худшие было бы легче, но сейчас мысль опять балансировать на грани нищеты просто-напросто угнетала: у него совершенно нет запасного аэродрома и довольно скудные сбережения, чтобы уйти в никуда. Во-вторых, в новом году в Ренацион должен поступать Зойсайт. Мальчишка совершенно отбился от рук, и Миура планировал держать его поближе к себе, ведь если откинуть всю дурь, что витала в голове Зойя, он был далеко не туп и вообще способным парнем. Пока что его больше увлекали старшеклассницы и алтимат, но ситуация не безнадежна, потому что в универе есть своя команда по этому виду спорта. Кунсайт не хотел потерять единственного родственника, на которого ему не плевать. Если сейчас самоустраниться от проблем, как это сделал папаша Зойсайта, время будет упущено: либо Зой подсядет на наркотики, либо обрюхатит какую-нибудь малолетку, либо разобьется, будучи пьяным за рулем. Ну а в-третьих, у Кунсайта было достаточно крепкое подозрение, что Сецуна и Мамору — это те самые преступники, что держат в страхе НеоТокио уже год, но без доказательств предположения Миура просто смешны. Может ли Кунсайт позволить себе закрыть на это глаза? Сможет ли жить с мыслью, что, догадываясь о преступной деятельности Ренациона и Особой лаборатории, позволял им нападать на беззащитных людей, даже если они это делали не своими руками?       Кунсайт не уволился. И даже не отказался от заведования лабораторией. Но отныне он занимался тем, что явно было не прописано в учебных планах: не выпускал деятельность Сецуны Мейо и Мамору Джиба из-под контроля.       ***       Когда Макото наконец-то освободилась от нудной пересдачи, она неспеша вышла на университетский двор и даже и не подумала попробовать связаться с Ами. Странно, но за последнюю сумбурную неделю она смирилась с внезапным одиночеством, и оно было связано скорее с тревогой по отношению к подруге, чем с личным дискомфортом. Пожалуй, Макото слишком привыкла к смене мест и людей, рядом с ней обязательно кто-то возникал и пропадал, и это уже не вызывало прежней, детской подавленности. Возможно, Нефрит прав, и Мако зря кинулась опекать Ами? И ей и правда пора сосредоточиться на себе?       Так и не накинув куртку, наслаждаясь весенним теплым солнцем, Макото медленно побрела в сторону ворот, как кто-то дотронулся до ее плеча. Вздрогнув, девушка резко обернулась. Увидеть Нефрита, о котором она думала еще минуту назад, она вовсе не ожидала.       — Да? — совсем растерялась она.       На нем была университетская форма — фиолетовый пиджак, цвет третьего курса, — за плечом болталось несколько сумок, но было не похоже, что он торопится на занятия. Хотя, если честно, у Ли в принципе такое выражение лица, будто он никогда никуда не торопится.       — Ты в общагу? — не здороваясь, спросил Неф скучающе, и отсутствие всякого интереса в его голосе заставило растеряться Мако еще сильнее.       — Ну да.       — Я присоединюсь?       Макото неопределенно пожала плечами, и Нефрит принял это за согласие.       Несколько минут они шли абсолютно молча, но Мако не могла перестать гадать, с чего ему захотелось заговорить с ней. Не то что бы Ли оставлял впечатление социопата, однако и чересчур вовлеченным в общение его назвать было трудно.        Если честно, где бы ни оказалась, Макото всегда была в курсе всех сплетен, хотя сама мало участвовала в их создании. И, поступив в Ренацион, Кино легко разведала всю обстановку прежде всего для Ами: им нужно было выяснить, что из себя представляет Зойсайт, и, надо признаться, услышанное Мако не обрадовало. Тогда впервые Макото обратила внимание на еще одно имя — Нефрит Ли, и это не значило ровным счетом ничего. Только это было тогда, месяц назад, когда Нефрит был разве что другом ненавистного Като. Но с некоторых пор Макото поймала себя на том, что невольно вслушивается в любой разговор, где мелькнуло заветное имя, и делает это вроде бы совершенно случайно, вскользь. Она вовсе не хочет слушать о нем сплетни, тем более, большинство из них невероятно скучные — очередные досадливые вздохи, как он отшил ту или иную девицу, даже толком не удостоив ее взглядом. Особо злобствующие поговаривали, что он гей, но Мако это неизменно смешило, хотя уверенности не было никакой. Пустой треп разочарованных и оскорбленных. И все же кое-что отложилось в ее памяти, хотя сама Кино очень бы хотела этот разговор забыть.       Она осталась дежурить в аудитории. Второкурсница убирала пробирки и микроскопы, оставленные после их занятия, а Кино готовила доску к новой паре. Она и не заметила, как они разговорились.       «Ты что, не знаешь, по какой схеме они с Зойсайтом работают? — улыбка второкурсницы Мамико была кривой и похабной; речь о вышедшем из аудитории Зойсайте зашла сама собой. — Нефрит же совершенно асексуален, он просто приманка. А вот его дружок — стервятник. Нефрит отшивает, а Зойсайт подхватывает. Может, он не такой хорошенький, да и вообще сомнительный тип, но у него есть богатый папочка. Смекаешь?»       Макото тогда ничего не могла сказать. Защищать Нефрита? С чего бы? Она совершенно его не знала, зато его равнодушную манеру, кажется, выучила наизусть — пары раз хватило.       «Хотя была тут одна история, — Макото уже не хотела слушать, но Мамико продолжала, и Кино почему-то не могла развернуться и уйти. — Была у Зойсайта одна подружка, Сеголен, он с ней тусовался в прошлом году, удивительно долго продержалась. Так вроде бы прошелся слушок, что когда Като ее в очередной раз бросил, Нефрит начистил Зойсайту физиономию. Они с Зойсайтом притащились в универ с вот такими фингалами!»       Мако совершенно не понимала, почему вспомнила именно этот разговор, почему ей в принципе это интересно. Это совершенно не должно ее трогать. И все же она зачем-то узнала, что Сеголен учится в Ренационе, но на факультете ментальной медицины, который с этого года переехал из главного здания поближе к клинике, где у них проходит практика, и студенты этого факультета почти в главном корпусе не появляются. Макото не знала, что почувствовала в связи с этой новостью — облегчение или тревогу? Оба варианта настораживали в равной степени.       «И почему я об этом сейчас думаю?» — закусила губу Макото, стараясь игнорировать растущее волнение в присутствии Нефрита, почти такое же, какое она уже испытала, когда приходила к нему в комнату в прошлый раз.       — Почему ты не ходишь на тренировки?       — А? — Мако похлопала глазами, будто совершенно не ожидала услышать от него подобный вопрос, хотя об алтимате надо было вспомнить в первую очередь: ну не мог же Нефрит Ли подойти к ней из желания пообщаться! — Неужели я такой ценный претендент, что меня упрашивает сам капитан? — поджала губы она.       — Не упрашиваю, — спокойно заметил Неф, — мне просто интересно, почему ты не хочешь использовать шанс.       Мако снова зачем-то вспомнила Сеголен. Наверное, она красавица. Уж ее Нефрит вряд ли допекал разговорами о дурацкой игре.       — А может, я просто не хочу, — взъерипенилась Мако. — Не хочу никаких шансов. Не хочу никому ничего доказывать. И алтимат мне твой не нужен. И вообще…       Мако остановилась и посмотрела Нефриту в спокойные синие глаза. И почему, почему его равнодушие так задевает ее? Они вообще толком незнакомы. Они говорили-то всего час от силы и, в основном, почти всегда о других людях. Вот только Кино успела за этот крошечный период что-то почувствовать, а Нефриту все равно.       Ей и правда было легче думать, что Ли в принципе не способен испытывать к кому-то влечение, чем осознавать, что это не так, и влечение он не испытывает именно к ней.       — Но ты же лжешь.       Макото задохнулась словами. Да, да, она ЛЖЕТ! Но какое ему дело?! Кто дал ему право решать за нее?       — Я разберусь с этим сама, понятно? — твердо заявила Макото, вздернув подбородок. — Спасибо, конечно, за участие, и все такое, но в жизни бывают и другие проблемы, кроме отбора в какую-то там команду. Я приду, но если посчитаю нужным. Или не приду. Вы, спортсмены, такие эгоисты…        Макото резко ускорила шаг и с досадой услышала, что Нефрит догоняет ее.       — У тебя что-то стряслось? — спросил он, разворачивая Мако за плечо, и та дернулась в сторону.       Замерла. Прислушалась к себе. Устроить сцену на ровном месте — верх глупости. Ведь он же не виноват, он просто проявляет… да черт знает, что он там проявляет! Не в этом ей надо разбираться, а в себе! В своих неуместных чувствах!       — У меня все хорошо. Я подумаю над твоим предложением. Мне пора, — отчеканила Макото и поспешила прочь.       Больше Нефрит ее не догонял.