Город Цветных кварталов

      Ами, закусив губу, задушила в себе вскрик, хотя, кажется, сейчас Зойсайт простил бы ей даже истерику. Но девушка просто-напросто не могла себе ее позволить, не в это мгновение, когда лицо Като и без того было почти известково-белым, особенно на фоне его черной водолазки и яркой рыжины. С трудом оторвав взгляд от расползшегося пятна на своем запястье, притягивающем ее, как магнит, Ами нетвердо поднялась с кушетки, все еще неуверенная, что способна стоять. От одной мысли, что произошедшее может быть смертельно опасно, ее кидало в холодный пот.       — Пойдем, — убедившись, что все в относительном порядке, велел ей Зойсайт, и Ами безропотно подчинилась.       Если раньше она делала это, чтобы не развязать конфликт, то теперь, кажется, была просто не в состоянии решать хоть что-то своей головой. Ами машинально надела ветровку и едва не забыла стащить с ног бахилы, в последнюю минуту подхватила со стула сумку. Зойсайт, отключив свет, закрыл лабораторию и пошел вперед, Мицуно последовала за ним, но догонять не стала. Роскошные коридоры университета, выглядевшие так таинственно и заманчиво еще меньше часа назад, теперь чудились ей полными затаившихся опасностей, коварства и ловушек.       «Мы не могли выжить. Это просто невозможно».       А может, они с Зойсайтом умирают уже сейчас?       Никогда, никогда Ами не призналась бы себе, а тем более своему заклятому врагу, что так безумно боится, но ноги сами ускорили шаг, и она догнала Зойсайта и поравнялась с ним, и в это мгновение, видимо, он все понял. В тишине они дошли до выхода из университета, и, хотя, кажется, навзничь никто из них не валился, Мицуно в панике сообразила, что пойдут они в разные стороны: Зойсайт — на стоянку к автомобилям, она — к метро. И никто, никто не знает, что произошло с ними десяток минут назад.       — Пока, — пискнула Ами и сама ужаснулась, как жалко прозвучал ее голос — хлеще всякого крика о помощи.       — И куда ты собралась? — возмутился Зойсайт, придерживая для нее двери. — Нам сейчас нельзя расходиться. А если что-то случится? Ты поедешь со мной.       — Тогда уж это ты поедешь со мной, — возразила Ами, — вдруг ты отключишься за рулем? Мы же не знаем…       Она, поежившись, замолчала. Наступил поздний вечер, кругом было сумеречно и пусто, и они с Зойсайтом спорили, как будут вместе добираться домой — на его машине или на общественном транспорте. Если бы раньше кто-то сказал Ами подобную чушь, она бы не то что не поверила — оскорбилась. Зойсайт, кажется, думал о чем-то подобном.       — Хорошо. Идем.       Также молча они пошли к ближайшей станции, и, хотя компания друг друга для них обоих была сомнительной, Ами чувствовала, что рядом с ним ей чуточку легче. Всю дорогу он был задумчивым и замкнутым, и девушка едва ли не стала скучать по тому прежнему хамоватому и гадкому Като, которого знала.       «Пусть, пусть он назовет меня Русалочкой, — мысленно молила она, подпирая спиной поручень и глядя на мчащиеся за стеклом вагона огни. — Пусть скажет, что это был глупый розыгрыш. Пусть все будет, как прежде».       Но Зойсайт молчал. Путь до общежития показался Мицуно одной секундой, и страх расставания снова накрыл ее с головой. Но что она могла сделать? Не переселиться же в комнату старосты этажа? Не умолять же его о поддержке? Ами знала, что, рассказав все Макото, она испытает облегчение, но понять ее чувства сможет только он, ее враг, остановившийся напротив двери в общежитие и глядящий на нее таким хмурым отсутствующим взглядом, что Мицуно дрожь била.       — Дальше иди сама, — Зойсайт, кажется, был за сотню километров от Ами, где-то в своих мыслях, и девушка, так и не решившись попросить о помощи, снова подчинилась. — Постой. Покажи мне…       Она без лишних слов поняла, о чем он, и протянула свою руку. На удивление, черное пятно стало слегка светлее, и Зойсайт дотронутся до его неровного края. Ами вздрогнула: ей снова стало горячо!       — Иди в свою комнату и постарайся не выходить. Расскажи все своей подружке. Как освобожусь, я зайду к тебе, — не дожидаясь, что скажет ему Ами, Зойсайт быстрым шагом направился прочь, не замечая, как за ним двинулась тень.       ***       Усаги запомнила, что Зойсайт — это ее головная боль, можно сказать, индивидуальная миссия, но до разговора с Мамору она не относилась к ней столь серьезно. Теперь же ей во что бы то ни стало хотелось выполнить свое обещание — вернуть ему его свободу как можно скорее, и даже более глобальная благородная цель в виде спасения мира отошла на задний план. Спасение мира — это расплывчато, это то, что порой Усаги, вопреки мрачным предостережениям Сец и Мамору, воспринимала как приятное героическое приключение, которое сделает ее знаменитой и всеми любимой. Но это были просто детские мечты, не более. А вот Джиба был вполне себе настоящим и реальным, и мысль, что она, Усаги, недостаточно старается, чтобы все прекратилось, как этого хочет Мамору, заставляла ее чувствовать себя виноватой.       Заставляла чувствовать себя ему навязанной.       Раньше Усаги, если честно, в принципе мало думала о переживаниях Джиба. Он всегда казался ей таким чопорным, строгим, словно ответственность была у него в крови и само собой разумеющейся — подумаешь, еще одно дельце навалилось, вселенское зло искоренить. Но, оказывается, Мамору тоже сильно переживал от того, что на нем бремя роли Такседо Маска и, быть может, даже сильнее, чем Усаги. Она и забыла, что в принципе относилась ко всему легче: провопилась, проплакалась и шла дальше. Да и сказка о короле и королеве несильно ее терзала: Джиба ее бесил, и отношения с ним казались ей просто невозможными, пусть они сто раз на какой-то там мифической судьбе написаны. А вот Мамору, видимо, так не думал и хранил свои переживания в себе, причем так глубоко, что Усаги не имела о них почти никакого понятия.       «Мамору с Сец перекроили свои устоявшиеся жизни ради того, чтобы быть воинами. Наверное, это больнее, чем просто поступать в полезный для спасения мира университет».       Вероятно, Джиба очень обрадуется, когда отпадет всякая необходимость им с Усаги видеться.       В своих мрачных раздумьях Цукино практически забыла, что следит за Зойсайтом, а он, кажется, прогуливался не просто так. Расставшись с девушкой, которую, видимо, провожал до общежития (надо бы узнать, кто это, уж слишком трогательно они держались за ручки перед разлукой), Зойсайт неожиданно пошел не с ней, а на автобусную остановку. И куда он собрался на ночь глядя? И вообще, где его машина? Усаги предполагала, что просто дождется его возвращения в общежитие и постарается проникнуть внутрь по какой-нибудь глупой причине, чтобы разведать, кто его соседи или что-то в таком роде. Но удача, видимо, выбрала ее сегодня своей наперсницей, и у Цукино появился шанс раздобыть что-то ценнее простых фактов.       Посильнее надвинув на глаза тканевую панаму и всадив ладони в карманы дутой сиреневой куртки, Усаги ускорила шаг и сделала это очень вовремя: к остановке подъехал автобус с желтой маркировкой, и Зойсайт заскочил внутрь.       «Мы едем в Желтый квартал», — удивленно подумала Усаги, машинально протягивая водителю проездной.       Глаза ее непроизвольно нашарили Зойсайта, севшего в середину полупустого автобуса, и Цукино быстро прошла вдоль салона, чтобы шмыгнуть за его спину и не привлекать к себе лишнего внимания. Они не были знакомы, но номинально друг друга знали: все-таки Усаги училась вместе с Нефритом, и друзья часто виделись и в стенах универа. Будет не очень приятно, если Като заметит ее.       Но его, кажется, меньше всего волновали другие пассажиры. Нахмурившись и то и дело нервно притопывая ногами, парень сосредоточенно смотрел в окно и был полностью поглощен своими мыслями — что-то очень странное для милого беспечного влюбленного.       Красный квартал остался позади, и автобус вырулил в центр; здесь, на перепутье, он повернул в сторону Желтого квартала — места, где, в основном, жили маги чувств и эмоций.       «И что ему тут понадобилось так поздно»? — тревожно гадала Цукино, наблюдая, как парадная развлекательная часть квартала уходит вдаль; мысль, что ему захотелось посетить какой-нибудь клуб или ресторан, которых было в Желтом квартале пруд пруди, испарилась.       Наконец, нарядные неоновые улочки остались позади окончательно. Впереди оказалась жилая окраина с новенькими многоэтажками и забетонированным дорожками. Именно среди таких и вышел Зойсайт, заставив Цукино поспешить за ним. Она не могла преследовать его слишком явно, и ей пришлось подождать, пока Като отойдет на достаточное расстояние, но так, чтобы не пропасть из виду.       Почти весь жилой квартал был усыпан одинаковыми домами, тонущими в слабо разбавленном светом фонарей полумраке, и запутаться было проще простого, однако Усаги не могла позволить себе сплоховать. Едва не переходя на бег и двигаясь вдоль крашеных стен, она таки заметила, в какой дом зашел Зойсайт. Это была непримечательная желтая многоэтажка этажей в двадцать пять, ничем не отличающаяся от других. Попасть внутрь без кода или ключа, который имелся у Зойсайта, судя по тому, как быстро он попал внутрь, было нереально и даже бессмысленно, ведь она понятия не имела, в какую квартиру он пойдет. Оставалось только надеяться, что он приехал сюда не с ночевкой и выйдет в сопровождении того, ради кого явился в столь позднее время.       Усаги записала адрес дома и подъезд, села на одну из дворовых скамеек и уставилась на подъездную дверь, боясь упустить заветный момент.       И ее ожидания почти оправдались. Через час Зойсайт вышел, но, к разочарованию промерзшей Цукино, уже мечтающей чистосердечно плюнуть на порыв своей сознательности, он был один. К подъезду тут же подъехало такси, и Като сел рядом с водителем. Хоть Усаги и была супергероиней, выяснить, куда отправился Зойсайт на этот раз, у нее возможности не было.       Сейчас ей надо было срочно переключиться на что-то приятное. Это был день ее дежурства, и Усаги решила, что заскакивать домой смысла нет: она уже наплела маме, что останется у своего бойфренда, а тому сказала, что ночует дома; до встречи с Сецуной остался всего лишь час. Подумав, что поглотить кофе она может и у Мейо, Усаги набрала ее номер измерзшими пальцами:       — Алло, Сец, ты уже выехала? Можно я к тебе, вместе пойдем? — протараторила она, мечтая, чтобы Сецуна была свободна и радушна после досадного провала важной для нее спецоперации.       — Конечно, приходи, мы тут с Мамору как раз чай пьем.       Усаги слышала эту фразу тысячи раз, и никогда она ее не смущала, разве что вызывала чувство легкой досады: опять этот ханжа! Но теперь ей вроде как стало даже неловко, будто она вмешивалась во что-то такое, во что не должна была. И откуда у нее такие дурацкие мысли?       — Может, тогда лучше встретимся, как запланировали? — сдулась Цукино.       — Что за глупости? Твоя чашка ждет тебя, — удивилась Сецуна. — Вы что, опять поссорились? — судя по укоризненному тону, Мамору был рядом, прекрасно слышал их разговор и вот-вот попадет под горячую руку Мейо, и Усаги, если честно, меньше всего хотелось выяснять отношения таким образом.       — Нет, все в порядке. Скоро буду, — поторопилась закруглиться она и отключилась.       И все же мысль встречи с Мамору тяготила ее, и девушка просто не хотела отвечать себе на вопрос, почему, хотя знала на него ответ. Ведь невозможно даже представить, что не у Сецуны, а у нее, Усаги, Джиба сидит и беззаботно пьет чай. Невозможно представить, что им это уютно. Если с Сец Усаги чувствовала себя свободно, то Мамору всегда разрушал этот состояние. А что, если и сама Усаги лезет в их отношения? Ведь что-то делает же в доме Сецуны Джиба, хотя сегодня даже не его дежурство?       Бредя на остановку, Усаги некстати почувствовала, как начинают пылать ее щеки. Вроде бы голос Сецуны был вполне беззаботным и не говорил о том, что Цукино им с Мамору как-то помешала, однако… Усаги поймала себя на том, что просто не может думать об этом. Нет, ей не противно, она — взрослый человек и живет на этой планете не первый день. Но сама мысль, что Мамору может касаться Сецуны, — касаться как-то не так, — вызывала в ней какое-то иррациональное, жгучее отторжение, от которого хотелось спрятаться.       «Я не должна об этом думать. Это не мое дело», — уговаривала себя Усаги, вызывая такси через приложение; это были ее последние деньги до зарплаты, но, если честно, уже было плевать, потому что настроение почему-то окончательно испортилось.       Вот уже полгода два или три раза в неделю Усаги подрабатывала в закусочной с дурацким названием «У пончика». Сначала она устроилась туда посудомойкой, но в первый же день умудрилась разбить пару тарелок и какой-то дорогущий бокал. Бесславная история ее карьеры тут бы и оборвалась, если бы не подвернувшая ногу официантка, выйти на замену которой в пятничный вечер никто не согласился, и Цукино, за неимением альтернатив, перебросили в зал. С подносом она поначалу обращалась так же неуклюже, как с намыленными чашками, однако в коллектив влилась мгновенно, да и посетители ее как-то сразу приняли. Усаги часто говорила себе, что работает там только из-за чаевых, однако, на самом деле, ей просто это нравилось. Как было бы хорошо оказаться сейчас там!..       Но вот до боли знакомый дом Сецуны, льющий из окон карамельный свет. Усаги понимала, что, чтобы не нарваться на расспросы, ей надо вести себя, как всегда, однако сейчас от нее будут требоваться усилия, особенно если Мамору еще не догадался уйти восвояси. Собрав весь свой дух в кулак, Цукино позвонила в дверной звонок, и ей как назло открыл именно Мамору. На нем была простая синяя футболка, в руках — кухонное полотенце, которым он тщательно вытирал ладони, и его домашний вид почему-то вывел Усаги из себя окончательно. Уж, случаем, не к нему ли она по ошибке пришла?       — Проходи, — по-хозяйски пригласил ее Мамору, и Цукино поежилась, однако, вскинув надменно голову, вошла в знакомую прихожую.       По дому разносился дивный запах корицы, от которого тут же засосало под ложечкой, однако Цукино из чистой вредности ничего про это не сказала.       — Мы уже заканчиваем, — выглянула из-за угла Сецуна, такая, какой Усаги ее видела очень редко — расслабленная, воодушевленная, с румянцем на щеках, в свободной зеленой блузе и легкой аквамариновой юбке, поверх которых был накинут лавандовый фартук.       Какая идиллия! Нет, похоже, Усаги и правда не вовремя!       — Мамору сегодня раздобрел на свою фирменную шарлотку, — улыбаясь, объявила Сецуна, и Усаги снова невежливо промолчала, — там и для тебя осталось.       — Спасибо, — все-таки сварливо солгала Цукино, чтобы ее раздражение так не бросалось в глаза, — я не голодна.       — Ты? — усмехнулся Мамору, не замечая, с каким остервенением она развязывает шнурки на кедах. — Да кому ты рассказываешь? Ты на перекус рада на каждой перемене бегать, — его голос был совершенно не издевательским, но Мамору был так неприятен ей в этот момент, что Цукино к нему даже головы не повернула, а шумно протопала на кухню, оставив Джиба остолбенело пялиться ей вслед.       «Да что со мной? — разозлилась Усаги на себя. — Быть может, я ревную Сецуну? У меня никогда не было сестры, а Сец мне ее заменила. Может, мне не хочется делить ее с Джиба? И я боюсь, что окончательно стану третьей лишней?»       Это уже больше походило на правду, ревновать — это нормально. Это, по крайней мере, объясняет ее нелепые детские реакции: нечто такое с ней уже происходило, когда на свет появился ее младший брат Шинго. А Мамору всегда подтрунивал над Усаги, показывал, что относится к ней с позиции разумного высокомерного взрослого, и Усаги ненавидела его за это чванство. И вот этот самый мерзкий Мамору хочет отобрать у Усаги ту, что она любит, как сестру, — Сецуну. Разве это удивительно, что все в ней протестует против этого? Одно дело — приятный и добрый парень, другое — ханжа и язва Джиба. И хотя до этого момента Усаги вроде бы не замечала между Сец и Мамору каких-то двусмысленных отношений, сейчас ей почему-то было все очевидно.       — Выпей чаю и пойдем, — предложила Сецуна, как ни в чем не бывало доставая любимую кружку Усаги и наливая в нее напиток.       На расписанном под розовый мрамор кухонном столе на белом фарфоровом блюде аппетитно высилось несколько кусков красивого яблочного пирога. Он был аккуратный, как с витрины кондитерского магазина, и Усаги даже не верилось, что Мамору на такое способен.       Ишь как расстарался.       — Садись. Только тебя и ждали.       Ага, ждали они.       На кухню наконец вернулся и Мамору, и Цукино даже показалось, что выглядит он расстроенным или раздосадованным (не иначе как потому, что мечтал, чтобы Усаги не приходила), однако девушка сделала вид, что даже не заметила его присутствия.       — Спасибо, я и правда не хочу. Я только попить, — с постным видом уселась Усаги и принялась пить крошечными глоточками, пусть и при виде десерта — Усаги была сама не своя от сладкого — у нее подводило живот. — Я следила за Зойсайтом, — заявила она, хотя, вообще-то, хотела пока попридержать эту новость, пока не соберет достаточно данных.       Пусть Мамору знает, что она не сидит без дела.       — Следила? Одна? — встревожилась Сецуна. — И что же?       — Похоже, он встречается с какой-то девчонкой из нашего универа. Мне сказали, что его подружку зовут Сеголен, но это была точно не она. А еще он пару часов назад ездил в желтый квартал вот по этому адресу, пробыл там где-то час, — Усаги сунула Мейо свой телефон, где в заметках сохранила нужные данные.       — Понятия не имею, дом как дом, — пожала плечами Сецуна и отдала телефон Мамору; тот только пожал плечами. — Может, родственники?       — Может, и родственники, — не стала спорить Усаги, хотя что-то ей подсказывало, что все совсем не так.       — Я пробью адрес, — предложил Джиба.       — Его отец живет не в НеоТокио, это точно. Про остальных близких выяснить пока не удалось. Может, он ездил к другу. Или это его квартира, но тогда непонятно, зачем ему общежитие, да и вещей при нем никаких не было, при этом двери он открыл быстро — кодом или ключом.       — Я хочу кое-что проверить, — вдруг взвилась Сецуна, и лицо ее окончательно потеряло такую милую сердцу Усаги расслабленность. — Боюсь, Мамору, сегодня у тебя дежурство вне очереди.       — Я могу подежурить и одна! — возмутилась Цукино, хотя это было невозможно глупо.       Но Мейо ее уже не слышала. Она выскочила из кухни, оставив Мамору и Усаги один на один.