Среброволосый бастард: История Джона Сноу

      Случайности могут внести смуты даже в хорошо продуманный план.       Думаю, это и был урок, который можно извлечь из встречи с Тирионом Ланнистером. Я хорошо всё просчитал, но обычная прихоть другого человека подвела меня к совсем другому результату.       Как вам хорошо известно, случайности нельзя контролировать по самой их природе, но после недолгих раздумий будет ясно, что их можно имитировать, использовать — направлять.       Окружи поступь к своей цели достаточным количеством «случайностей» и в каждом — даже не спланированным — случае, что выбивается из общих представлений о порядке, люди будут гоняться за твоим призраком. Доведя подобное искусство до сносного уровня, вы будете обладать гибкостью в продумывании и принятии решений.       Потому разве столь не очевидно было бы воспользоваться внезапным знакомством с Тирионом Ланнистером? Карлик был весьма приятным человеком, хотя и острым на язык, но раз уж всё свелось к тому, что мы оба узнали о существовании друг друга...       У меня не было какой-то определённой цели, когда я решил подружиться с ним или войти в круг общения, но я чувствовал, что однажды это может пригодиться.       Мы общались довольно продолжительное время — все те дни, которые протянулись до его поездки на Стену, с которой он обещал помочиться.       Что же, я ведь говорил, что Тирион — весьма интересный человек, однако он обладает той же чертой, что и я, а именно определённого рода скрытностью, несмотря на его свободно вылетающие подколки, язвительные комментарии, сочетающиеся с приветливостью, хотя и в этих всех качествах проницательный человек смог бы увидеть что-то отчаянное, нечто вроде воздвигаемой для окружающих стены, за которой его самого никто бы не смог ранить. — Вы побеждаете, — произнёс я.       На чёрной доске из лакированного и, очевидно, редкого дерева стояли вырезанные из камни фигуры. Три участка с клетками, по которым разрешалось ходить, согласно весьма запутанным правилам, окаймляли позолота, синева или перламутр. Фигуры двух противостоящих друг другу сторон тоже были разного цвета: чёрные и белые.       Тирион Ланнистер сидел напротив меня, задумчиво подперев подбородок рукой. Как сам он признавался, он находил эту игру — совсем недавно получившую распространение на Западе — весьма увлекательной.       Наконец карлик передвинул фигуру дракона и взглянул в мои глаза. — Конечно, — он вежливо улыбнулся, — но и вы играете неплохо для первого раза.       Я рассмеялся. — Вот уж не думал, что подобную игру можно будет назвать «неплохой». — Может, я и преувеличил...       Я снова засмеялся и поудобнее устроился в кресле. Мельком я заметил отражение комнаты в стекле окна.       Наверное, мы представляли весьма интересное зрелище. Поскольку большинство черт мне передалось от моего настоящего отца, то и похож, как гласят рассказы, я был и на него: острые черты лица с прямым носом, высокий рост, светлые, слегка удлинённые, глаза и белые волнистые волосы и длинные брови, теперь выкрашенные в чёрный.       Тирион же обладал золотыми волосами, тоже светлыми глазами, пусть и иного цвета, а хитрая улыбка казалось не сходила с его губ.       И пусть мы представляли из себя по большей части противоположности, я смотрел на себя без какого-то самолюбования или высокомерия, не подумайте, просто я стал с поры понимать, почему вокруг меня вилось так много сплетен, касающихся обстоятельств моего рождения.       Ланнистер взял в пальцы фигуру тяжёлого всадника, обдумывая, куда бы её поставить. Он мельком бросил взгляд на меня. — Вы уверены? — спросил я, когда он почти поставил фигуру.       Карлик снова взглянул на меня с улыбкой. — Возможно, эта игра и стратегическая, Джон Сноу, но моим противником выступает здесь человек, а людей я знаю. Я предпочитаю строить свои ходы на понимании соперника.       Я пожал плечами. — Неужели? Я вот предпочитаю, чтобы остальные сами угадывали цель моих действий.       Карлик нахмурился, но ничего не ответил. — Скажите мне, — продолжил я, — вы когда-нибудь бывали на соколиной охоте? — Пару раз бывало. — И вы, конечно, помните тот момент, когда птица сжимает вашу толстую перчатку и кажется, что она вот-вот проткнёт её своими когтями, вы снимаете клобучок и одним взмахом пускаете её охотиться. — Конечно, — ответил Тирион. По его умному лицу пробежала тень размышления о том, что же значат мои слова.       Я улыбнулся. — И эту птицу вовсе не интересует этот клобучок или та слепота, которая была вызвана им. Перед соколом открываются новые просторы, новая жертва. Заботит ли его та рука, на которой он сидит и которая выпускает его? Заботит ли его хоть что-то, кроме охоты? — А ты себя считаешь рукой или птицей? — спросил карлик, усмехаясь. — Мне будет лестнее услышать, что последней. — Без сомнений, — я откинулся на спинку стула, — но разве не будет это искажать действительность? — В каком же плане? — был вопрос.       Я ответил на его ход тяжёлым всадником фигурой дракона. — Вы хвалитесь тем, что знаете людей. Я уверен, что это так. Но проблема того, кто угадывает чужие желания в том, что он всегда будет узнавать о них лишь после того, как к ним были предприняты первые шаги. — По твоему куда лучше отдаться во власть собственных желаний или пытаться формировать желания у других людей? — ответил Бес. — В первом я уже преуспел, а во второе, к сожалению, невозможно.       Я снова сделал ход. Тирион разгадал мой замысел и ответил мне движением слона. Мой дракон сбил слона, а его тяжёлый всадник убил моего дракона, — неравноценный обмен, он был готов обезглавить моего короля. — Нет, — я почувствовал, как мои губы растянулись в улыбке, — я веду к тому, что прикрываясь ложными желаниями и устремлениями, ты можешь тихо идти к своей цели. — И что это за цель? — В данном случае, я прикрылся целью победить, — ответил я, снова сделав ход фигурой. — Я разыгрывал хитрость, а хитрых людей разгадывать вы умеете, когда на самом деле...       Ещё один ход. — ... Я просто желал подвести вас к нужному выводу.       Финальный ход. Король будет обезглавлен при любом движении фигур со стороны Тириона.       Карлик рассмеялся. — Неплохая игра, Сноу, — сказал он. — Но мне кажется, что ты ошибаешься. — И почему же? — Как бы ты хитр не был, всегда будет кто-то хитрее.       Я указал на доску перед нами. — Это и было доказано, друг мой.       Тирион усмехнулся: — Боюсь, что однажды подобная самоуверенность сыграет с тобой плохую шутку. — Поживём, увидим, — ответил я.       Теперь я, конечно, понимаю, что Тирион Ланнистер был прав — кем, а дураком он точно не был.       Всю жизнь он прожил под клеймом карлика, беса, калеки, выродка. Если обстоятельства не ломают таких людей раньше, чем они становятся мастерами приспособления и вырабатывают внутри себя некий стержень, позволяющий им выстоять перед жестокими ударами коварной судьбы, то они многое узнают об окружающей нас действительности и истинном устройстве реалий. А потому в тот момент — пусть я вижу это по прошествии лет — не было смысла не доверять его словам. Но тогда я был юным, а в юности все мы считаем, что уже многое поняли и узнали, пусть и мыслим, будто достаточно рациональны, чтобы приходить к выводу, что есть в мире ещё неизвестное нам, — подобного рода размышления сеют в нас уверенность в собственной мудрости, когда на деле лишь тщеславие заводят нас на тропу этих дум. И учитывая всё это, разве не кажется более понятным, почему я принял слова Тириона Ланнистера о самоуверенности, как один из тот советов старшего поколения, которые кажутся нам уже запоздалыми и неуместными, ведь всё мы уже продумали?       Но я не буду долго разглагольствовать о том, чего уже не исправить, ведь рассказать о том влиянии, какое оказал на события моей жизни мой же характер и темперамент, только предстоит. Сейчас я ограничусь лишь тем, какую роль сыграло это в развитии того дня, большую часть которого я всё же провёл за игрой в кайвасс.       Итак, этот день не сильно отличался от тех, что предшествовали ему. Большую часть королевская семья гуляла по окрестностям, собиралась в скорый путь обратно в столицу и наслаждалась гостеприимством нашего Винтерфелла по вечерам.       Этим днём Роберт Баратеон решил выехать на охоту со своей свитой и моим приёмным отцом. Они отправились в Волчий лес и отсутствовали довольно долго. Именно в их отсутствие разыгралась злополучная трагедия, прямо связанная с моим двоюродным братом Брандоном.       Как я уже говорил вам ранее, я облюбовал Горелую башню для своих ночных прогулок. Это было место, где я вполне уютно себя чувствовал, а некоторое запустение и ветхость этого места лишь придавали ему нужную романтику, ведь всё новое и современное зачастую становится погибелью для неё. Горелую башню выбрал и Брандон, ввиду того, что это была единственная башня, на которую в целом можно было залезть в его возрасте и при его способностях. Впрочем, я берусь судить, что и даже взрослый мужчина смог бы вскарабкаться на любую другую постройку подобного типа в Винтерфелле. Собственно, это всё и стало причиной для быстро возникшей гипотезы о деталях его падения.       Понятное дело, что упавшего Брандона быстро нашли, ведь роковое событие произошло при свете дня, пусть и медленно клонящегося к закату, а внутренние дворы замка никогда не прибывают в запустении в такое время.       Его быстро отнесли в комнату, а мейстер Лювин осмотрел его и стал вводить ему некие подкожные инъекции. Дыхание мальчика выровнялось, но он всё также пребывал в бессознательном состоянии.       Возле кровати Брандона сидела и рыдала леди Кейтилин. Первые часы там же находились и Робб с Риконом, но впоследствии первый увёл младшего брата, чтобы отвлечь его от произошедшего и отправить весть через гонца своему отцу в Волчьем лесу. — Мне очень жаль, что всё это произошло, — сказал Тирион, когда мы узнали о случившемся. — Мы все будем молиться о его скорейшем выздоровлении.       Я ничего не ответил на его слова. Да и что я мог сказать? Поблагодарить его? Ответить, что ничего страшного не произошло? О нет, не таков был я в ту пору, а потому — вспомните, что я говорил о самоуверенности, — я решил расследовать это дело. Мне казалось невозможным, что Брандон мог просто упасть, ведь он всегда лазал по башне так ловко. Ко мне приходило странное волнение, что каждое моё промедление может стоить ему жизни, пусть нечто подобное измышлять и было весьма неблагодарным и глупым делом, но я ничего не мог с собой поделать.       Я снова дождался вечера, облачился в тот же капюшон, больше пригодный для слуги, взял лампу и направился в Горелую башню. В этот раз я куда дольше стоял в тени двора, что у подножия башни, ожидая Тириона или кого-то ещё, кто мог бы нарушить мой покой.       Я думал, что карлик может направиться в это место из чистейшего любопытства, которое, как я понял, было вполне ему свойственно. Если бы он захотел, то вполне мог выяснить, что меня нет в моей комнате, несмотря на закрытую дверь, ведь достаточно было просто разговорить какую-нибудь служанку. Тем более, тогда я думал, что падение Брана было не просто несчастным случаем, а чьим-то спланированным покушением. И никто не сможет утаить от меня чего-то действительно важного, я всегда должен быть готов к любому нападению, ведь таково бремя моего происхождения.       Я прождал довольно долго, но никого не видел, кроме направляющейся в разные стороны прислуги. Решив, что больше сидеть в засаде смысла нет, я поднялся по уже не раз пройденным мной ступеням вверх.       Не знаю, чего я мог ожидать или искать. У меня было смутное предчувствие, что что-то не так.       Мои аметистовые глаза бегали то туда, то сюда. Перед взором представала зелень лиан, серость камня или ветхость досок. Я искал любую зацепку: от капли крови до сдвинутого камня, уповая на свою память, хотя и понимал, что это не сильное подспорье в моих поисках.       Однако я нашёл улику, когда стал осматривать пол. С первого взгляда не было абсолютно ничего необычного: пыль, солома и каменные крошки. К сожалению, пыль слои не был достаточно толстым, чтобы помочь установить, был ли сегодня тут кто-то ещё, что, на основании опросов нашедших Брана и участвовавших при его перевозке, помогло бы выяснить, есть ли ещё какое-то лицо в этом заговоре. Да, иначе, как заговором я это уже не называл.       Мои пальцы наткнулись на странную гладкость, когда я проводил рукой по полу. Я поднял обнаруженное мной нечто и подсветил эту вещь фонарём.       Это оказался волос. И не просто волос, а золотой волос.       Я был готов рассмеяться. Много ли было в Винтерфелле людей, обладавших столь же благородным золотым оттенком, столь ровными и не пористыми волосами, гладкими даже по отдельности?       Конечно, в мой разум закралось и сомнение: разве не мог он упасть с головы какой-то служанки, и лишь моё желание найти улику придало обычной пряди те качества, которыми она не обладает? Или — если допросить каждую служанку — не мог ли волос упасть с головы Тириона Ланнистера, бывшего тут же?       Последний вопрос, впрочем, сразу же отпал, поскольку длина моей находки точно позволяла установить, что волос был скорее всего женским, или, во всяком случае, не мог упасть с головы Беса.       Что же, это было уже что-то.       Мой приёмный отец вернулся сразу после получения печальных новостей.       Я никогда не видел его в истинном горе до этого, но думаю, что он был близок к этому. На его лице это выразилось не так, как у его южной жены. Выражение Эддарда Старка стало более холодным, глаза стали сиять неприветливым льдом, за которым багрилось сострадательное сердце.       На самом деле, я долгое время ходил в размышлениях, стоит ли поведать о том, что возможный враг пригрелся прямо в чертогах его родного замка. Мне приходили мысли, что всё может быть моим собственным заблуждением, но я решил, что любые риски от неоправдания моих подозрений стоят таковых при ещё более страшном их оправдании.       Я рассказал Эддарду Старку о найденной зацепке, о моей теории и о том, что я готов к любым приказам с его стороны.       Отец ответил на мои речи лишь после задумчивой паузы. Он сказал, что мне ничего не стоит опасаться и в случае чего он обо всём позаботиться. Я видел в этих словах усыпление моей тревоги, словно бы ему было известно то, чего не знал я сам.       И лишь через время я понял, насколько мои ощущения оказались верны, когда мне пришлось убедиться, какую в действительность роль играют случайности в нашей жизни.