ölkö

      Медленное отступление тьмы давало чувство тревоги. Глаза едва-едва оставались открытыми, и острый недостаток внутренних ресурсов натягивал нервы до предела. Эст ненавидел бороться с ограничениями собственного тела, которое держит его возможности в крепкой узде. Нужно оставаться в сознании. Нельзя спать. Мозг не записал на свою пленку попадание на вокзал. Свет поднимался откуда-то из-под земли, словно бы из центра планеты, и это нагоняло колкое чувство безысходности. Вчера, когда свет поднялся достаточно высоко, он показал миру смерть. Наглядно продемонстрировал, что каждый живущий в Тенирии в назначенный день не встретит свет живым. Укол мимо вены, глубже под корку. Спать хотелось даже больше, чем продолжать жить, зная, что нет покоя в ближайшие несколько дней, если не месяцев. Нужно оставаться в сознании. Нельзя спать. Я не помню ту выставку в деталях, но на ней точно была кукла с огромной черной юбкой. Символ женской ноши, бесконечного осквернения жизни вплоть до ее конца. Ладошки, вырезанные из красного фетра. Большая инсталляция из множества красных прямоугольников с веревочками. Страшно представить, что раньше такими были прокладки. Множество шаров, подвешенных к потолку - инсталляция частой проблемы рака молочных желез. Все вокруг кричало в страхе, молило о помощи, ведь ни общество, ни собственное тело не дают этому пространству передышки, никакой пощады. Изнутри боль, сильнее боли от сердечного приступа, снаружи - похотливые гниды, желающие эту нутрянку, но даже не пытающиеся разобраться в ее анатомии. Ты заперта в теле, которое не уважают ни люди, ни природа. Ты запечатлена в священных писаниях как грешница, обреченная страдать. Ты должна соответствовать всему, чего требуют остальные. Ты - женщина. И эта выставка - изображение твоих страданий. Но я вышла на улицу, с горечью предполагая, что даже мой родной брат не почувствовал ничего гнетущего в том помещении. Обычная выставка, которую никто не понял.  А я бы хотела создать мир, где все по-другому.  – Эст, ты как? – спросила встревоженная Хели, и Эст нашел себя на скамейке возле вокзала. Если ему что-то и снилось, то он этого не запомнил, очутившись в поднимающемся солнечном свете сурового нового дня. Нельзя спать. – Нормально, – “очень плохо”, но нужно было хотя бы немного держать лицо. Не хотелось давать сестрам еще один повод для переживаний. Только сейчас в голову пришло осознание, что до вокзала они умудрились прошагать пешком. Вот почему устали ноги. На половине пути попались электросамокаты, точно колодец посреди пустыни. Но даже способным трезво рулить, Эст ничего не осознавал. Спать… Как же хочется спать. Хели достала свой шарик из большой сумки через плечо и принялась крутить его в руках. – Поезд не придет, – уверенно сказала она, и между ее бровями образовалась нервная складочка. – Они не могут регулировать движение без связи. – Тогда стоит ожидать автомобилей, – ответила ей Эсфер. – Попросим кого-нибудь нас подвезти - и дело в шляпе. – Это все равно займет больше времени, – Хели вздохнула, завернула шар в тканевый мешок и бережно положила обратно в сумку. – Если поезд едет два часа, то на авто это займет все пять. – Не важно! Нам главное быть на месте, а все остальное уже вторично.  Ветер медленно шевелил просыпающиеся деревья, и они хором напевали тихую, непонятную никакому человеку песню о спокойствии и стабильности. Им не нужно было двигаться с места на место, чтобы иметь возможность выжить. У них нет страха опоздать, нет страха не успеть. В их жизни все довольно просто. По крайней мере, так казалось Эсту.  Человеческий страх был создан где-то за пределами Тенирии, за пределами планеты, на которой она находится. Еще до того, как Умай пришла к созданию вещей, миллиарды лет эволюции ее прошлой планеты сделали свое дело. И даже воссоздав человека заново, она не смогла избавиться от уже созданных порядков. Нельзя создать людей по-другому. Да, ты можешь слепить им ушки. Но человеческая суть, из-за которой погибла Земля, навсегда останется таковой.  И тем не менее, несмотря на наличие базовых механизмов человеческого поведения, Эст глубоко не понимал людей с Земли. Ему было откровенно непонятно их мышление, отношение друг к другу, и на фоне привычного для него мира, земляне казались дикарями. Когда в их истории вставал выбор между убить или оставить в живых, Эст недоумевал: а как такой вопрос вообще может возникнуть в голове? Как можно лишить такого же как ты человека всех его лет, прожитых с немалым усердием? К сожалению, вчера он этого тоже не понял.  Кольнуло больно. В этот раз даже больнее обычного. Столько стараний было вложено Умай в ее людей, чтобы вскоре стать жертвой одного из них. Встретить пустоту, в мире, созданном своими руками.  – Эст, вставай, там кто-то едет, – потрясла Эсфер командира за плечо, будя его от полудремы.  К пограничным воротам подъехал до боли знакомый красный мини купер. Окно отъехало вниз, и из салона показалось лицо барабанщицы.  – Хэй, неужели великие путники снова оказались в беде? – заулыбалась она сонным мордашкам.  – Как тебе сказать… – нервно хихикнула Эсфер, и Сүйүтай заулыбалась только шире.  – Что ж, тогда запрыгивайте. Только боюсь вам придется потесниться с барабанами.  – Всяко лучше, чем идти пешком, – кивнула Хели, и изнеможенная троица устроилась в уютном маленьком спасении от внешнего мира.  Душа путешественника требует дороги, как крылья птиц требуют неба. Чтобы выйти из тюрьмы собственного тела, достаточно просто забыть о его существовании и проникнуться миром, которое его создало. В этом я вижу смысл передвижения.  Новые места, новые люди. Ветер, который совсем не такой как дома. То спокойный, то бушующий, несущий другие голоса, другие звуки и запахи, но это не отталкивает, а привлекает. Когда ты замечаешь схожести чужих земель со своими, то весь мир становится похож на дом. С людьми должно работать точно также: они становятся домом, когда ты замечаешь в них те же причуды.  Мы с братом остаемся одни в многоэтажном отеле. Путешественникам свойственно детское любопытство, и мы пытаемся разобраться с работой лифта. Нас увозит на первый этаж. Открываются двери, в лифт заходит группа корейцев с чемоданами. Девушка, назову ее проводником, объясняет, что нужно сначала приложить карту и только потом нажимать кнопку этажа. Двери закрываются, лифт едет вверх, останавливается на каком-то из многочисленных этажей, группа ребят выходит. Лифт, за исключением нас с братом, теперь пустует. Мы пробуем вызвать нужный этаж с картой, но у нас не получается, и мы снова едем вниз. Первый этаж, группа корейцев, проводник объясняет работу лифта, путь наверх. Люди выходят, лифт пустеет, мы вновь едем вниз. Первый этаж, группа корейцев. Мы смотрим на проводника, проводник смотрит на нас, и мы втроем безудержно смеемся.  В конце концов, когда мы снова оказались на своей изначальной точке, двадцать третьем этаже, мы решаем более не мучать лифт и найти путь проще.  По периметру - номера, в центре - лифтовая шахта и какая-то непонятная приоткрытая дверь. А что нам, путешественникам? Открытая дверь - приглашение войти. Поход по бесконечным лестницам вниз с двадцать третьего этажа не столько утомлял, сколько будоражил воображение. Лестница вниз казалась бесконечной. Двери, что попадались по дороге, были закрыты. Только одна поддалась руке и с тихим скрипом познакомила с большим белым обеденным залом. Закрыли дверь и пошли дальше по лестнице. Здесь уже почти нет света, но зато виднеются двери еще какого-то лифта, при вызове которого открылась уродливая деревянная кабина. “Грузовой”  – подумали мы, и потопали назад, вверх по лестнице.  Мир за пределами отеля открывается ближе к вечеру, и этот мир кажется гораздо безопаснее, чем дом. Здесь каждый день праздник. На площади возле большого лотоса проходят концерты, и люди ходят с лицами бесконечно счастливыми. Здесь никому нет дела до того, что ты шагаешь босиком по тротуару. Единственное, что цепляет взгляды - чуждые для них эльфийские уши. И мне совсем не страшно остаться на улице до самых потемок в компании только лишь младшего брата.  Когда страх отступает, тело перестает казаться тюрьмой, и приходит понимание, что только оно умеет бояться. Оно - инструмент, страх - его функция. Зачем тогда бояться? Это место другое, но это тоже мой дом.  И тем не менее, я возвращаюсь в страх. На родину, в которой все по-привычному опасно.  Эст медленно открыл глаза после продолжительного сна. По какой причине он видит лифты и лестницы? Чей голос он слышит и почему? Все мысли выпали из головы, когда за окном мини купера показалось большое желтое поле. Подсолнухи здоровались с поднявшимся солнцем, дружно повернув к нему свои головы.  – Как спалось? – игриво поинтересовался голос Сүйүтай, и Эст встретился с ее глазами в зеркале заднего вида. Эсфер тихонько сопела на переднем сидении, положив рюкзак между дверным стеклом и своей головой. Хели не спала, скорее просто сидела с закрытыми глазами.  – Можно сказать, что выспался, – Эст потер глаза и размял затекшую шею. В ногах лежали какие-то музыкальные приблуды и сумка, явно принадлежавшая тому же водителю.  – Спали три часа, командир, – подмигнула барабанщица, и ее глаза вернулись к дороге. – Ехать осталось недолго.  – Зачем ты едешь в Сарышар? – спросил Эст, и водитель довольно хмыкнула.  – Меня позвали выступать!  Эста сковала тревога: она едет выступать, совсем не зная о том, что на площади будет стоять юрта с мертвым телом Умай. Там будет точно не до барабанов. – А выступать… где? – Ну, пока, конечно, не на площади, а в одном заведении, но все равно ведь замечательно!  У командира отлегло. Хотя бы ее выход не придется переносить, если только выбранное заведение не закроет свои двери на день траура.  Хели открыла грустные усталые глазоньки и достала шарик из сумки. Он ее, судя по всему, успокаивал. – Ночью ехали с кошечкой, а теперь с сестрой, – хихикнула Сүйүтай. – Вот это я понимаю приключение!  Знала бы она причину этого приключения, ей бы не было так весело, но расстраивать ее не хотелось, так что Эст скромно улыбнулся в ответ.  – Пока ты спал, мы успели познакомиться, – спокойным голосом сказала Хели. – Удивительно, что Чоро привела вас именно к ней.  Но Эст помолчал, думая не об удачной встрече, а о том, стоит ли рассказывать сестре о своих снах. Кто-то будто пересказывал ему сюжет своей жизни, делился самым сокровенным без утайки, пока тот совершенно не находил в этом смысла.  Подсолнухи за окном все не кончались. Они были похожи на одну дружную желтую семью, радующую каждого своим видом. А может, это тихие высокие наблюдатели, и все это время за красным мини купером немо продолжают следить их большие черные зрачки?  – Откуда у тебя этот шар? – спросил Эст, и Хели слабо улыбнулась.  – Это кусочек силы мамы. Она передала его мне, чтобы я лучше понимала людей и… не только людей. Его полный потенциал я пока не раскрыла, но времени у меня еще полно. – Хели, – Эст взял сестру за руку, и на ее лице нарисовалось удивление. – Мне нужно кое-что тебе показать.  Сестрица, поняв о чем речь, молча протянула Эсту свой чудной шар, и тот осторожно приложил к нему ладонь. Устройство непонятной субстанции на ощупь походило на стекло. Сейчас оно окрасилось в яркий желтый цвет, и Хели нахмурилась.  – Желтый - цвет утраты, – сказала она. – Ты видишь воспоминания человека с Земли, но мне непонятен посыл. Когда ты начал видеть их?  – Вчера утром, где-то до рассвета.  Хели замолчала, и в ее глазах Эст прочитал легкий испуг. Стало понятно, что это может иметь связь с Умай, но пока гадать было рано. – Если считать, что эти сны тебе кто-то посылает, то я не могу различить кто именно. Это как фотографии, переброшенные многочисленное количество раз на разные флешки, но аппарат, на который они были сделаны, узнать не получается. И вот что интересно: информация проходит через тебя и идет дальше. Ты стал посредником между отправителем и чем-то еще.  – Погоди, посредником? Их грузят через меня?  – Вроде того, Эст.  – О чем это вы? – сонно спросила Эсфер, глянув на них через сиденье.  – Ерунду всякую обсуждаем, Фери, – отмахнулся командир, пока Хели складывала шарик обратно в сумку. – Не бери в голову.  – Когда ты называешь Фери - есть о чем переживать, – цокнула генерал и откинула голову обратно на кресло.  Поле за окном постепенно редело, и желтизна цветочных гигантов сменилась на просторные зеленые поля. Раз через раз на них попадаются большие лиственные деревья, в тени которых обычно собираются на пикники. Среди низкой зеленой травы не мудрено встретить полчище одуванчиков, так что в период их цветения и это поле частично становится желтым.  И наконец поздоровались с небом и путниками высокие ворота столицы. Сүйүтай остановилась, когда на горизонте нарисовались контролеры, и Эст тяжело вздохнул: – Нужно просто выйти и сказать, что тут сидим мы.  – Эст, машину обязаны проверить в целях безопасности, – сказала Эсфер, снова метнув голову назад. – Нельзя так просто… – Мы потратим меньше времени, плюс это будет знаком благодарности с нашей стороны, не так ли? Сестра вздохнула, бросила рюкзак, и троица в машине проводила ее взглядом. Контролеры, завидев генерала, дружно встали в позу, и начался какой-то диалог, которого отсюда, из салона, слышно не было и в помине.  – Только документы попросят, скорее всего, – заявила Хели, глядя на сестру и подперев щеку ладонью. – Хотя превышение полномочий - дело не самое благородное, я тоже думаю, что сейчас это скорее необходимость.  – Спасибо вам, ребят, большое, – выдохнула Сүйүтай. – Помогли друг другу чем смогли.  Красный мини купер двинулся вперед к мечте, а Эст назад к мертвой маме. Пройдя и проехав весь этот путь он понимал, что даже поспав не восстановил иссякшие силы. Горе и тревога требовали большего ухода, чем командир мог себе сейчас позволить, и ноги несли его вперед по широкой украшенной дороге, когда глаза просили затормозить перед белым пятнышком юрты. И Эст остановился. – Аймин молодец, – подумал он, – сделал все, что от него требовалось.  Ветер ласково поприветствовал темную макушку. Стоило отметить, что внутри этой макушки дела обстоят куда темнее, чем осветленный солнцем каштан. Белое пятнышко юрты посреди всего этого красочного пестроглазия ощущалось как бельмо на глазу и булыжник на душе. Ни сотрешь, ни подвинешь. Как и тело мертвой мамы на троне посреди живого солнечного света, боли эта картина доставляла не меньше. Больно. Невыносимо больно.  Где-то слева послышались тихие шажочки Хели. Она остановилась рядом, пытаясь вглядеться в мимику опечаленного лица, но понимая его безо всяких магических инструментов. Порой лица людей говорят гораздо больше, к ним просто нужно прислушаться.  – Ты не плачешь, – почти прошептала Хели. Она знала, что брат не делал этого и в тронном зале, ибо видела события от лица Эсфер.  – Я знаю.  – И почему же ты себя останавливаешь?  – Просто не время, Хели.  – Когда же оно наступит?  Но Эст промолчал, сжав губы в тонкую полоску. Хотелось согнуться в три погибели и разрыдаться прямо здесь. Бить кулаками в землю, хорошенько покричать, что угодно лишь бы стало легче хотя бы на несчастную долю секунды. Мама умерла. Ее убили. Проглядел, оплошал, ублюдок чертов.  Это я во всем виноват.  И как волна морской стихии беспощадно пробила дамбу, глаза предательски заслезились. Не хотелось так, нельзя было, но руки мелко задрожали, и сквозь крепко стиснутые зубы раздался тихий всхлип.  – Вот так, – мягкая и заботливая ручка Хели нежно гладила плечо, но от заботы плакать хотелось еще больше. – Ты слишком долго себе запрещал. Совсем не страшно ведь, видишь? – Это моя вина, – твердил голос в голове, и эти слова вырвались наружу.  – Ложь, – сердито ответила сестренка. – Поверить не могу, что ты смеешь говорить такое! Нет здесь твоей вины, ясно? – молчание. – Не слышу, ясно я тебе говорю?  – Ясно, – кивнул Эст, вытирая щеку.  – Повторяй за мной: “Я не виноват”.  – Я не… виноват.  – Еще раз.  – Я не виноват.  – Я сделал все, что было в моих силах.  – Я сделал все, что было в моих силах.  – Умничка, я тобой горжусь.  Существо внутри скулило и дрожало. Этого дня, вчерашнего дня, никогда не должно было настать для Умай. Для кого угодно, только не для нее. Кто угодно мог так умереть, но только не мама. Пожалуйста, только не мама.  – Мы не зайдем? – спросила Эсфер, подойдя ближе, и Эст тяжело выдохнул.  – Вы можете, – ответил он, – а вот я пока не готов.  И ноги сами понесли его вперед, в обход юрты. Поплакали и хватит.  Дверь отъехала в сторону, холл пустовал в мрачном ожидании чего бы то ни было, и Эст пролетел мимо лестницы направо - в длинный коридор. Он, его сослуживцы, Эсфер, в общем, все, кто имел отношение к дворцу, проживали именно здесь. И в этот конкретный момент внутри Эста поселилось чувство, что пора бы перестать ютиться здесь и найти себе отдельное жилье. В лесу, в поле, без разницы. Главное подальше ото всех остальных. Просто иметь возможность подышать без шума и забот. Однако, другая мысль ругалась матом: “Это избегание ответственности, Эст. Сейчас это - худшее, что ты мог бы сделать для Умай”. Он и так сбежал от своих сестер, оставив их снаружи. Но ведь они могут его понять, верно?  Рюкзак улетел в угол, ноги донесли Эста до ближайшего дивана, и он грохнулся в него лицом, жалобно простонав. Командир стражей, подумать только. Он сам добился этой должности, сам стоял на своем и рвался к цели, будучи мотивированным сестрами и мамой. Здесь не было блюдечек с золотой каемочкой, не было привилегий. Таков был наказ Тенгри, и Умай его подтвердила: каждый добивается успеха своими силами. А сейчас он упал. Пожалуй, однажды это все равно случилось бы.  Эст перевернулся на спину, лицезрел белый потолок своего маленького уголка вселенной. Однажды он жарил блины, и один после неудачного подброса вписался в потолок. Забавно, но это пятно так там и осталось. Интересно, Айдай с Күндөй так напоминают командиру о случившемся, или действительно не видят его и не смывают?  Чуть дальше, прямо над входом в спальню - дырка в потолочном плинтусе. Эсфер была боевая девчушка, ничего не скажи. За столько лет эта черта в ней осталась неизменна. Ребенку девять лет, она взяла воздушный шарик, затолкала в него стержень шариковой ручки и принялась стрелять. Да так стреляла, что стержень пробил плинтус и застрял там. Тащили стул и вынимали его оттуда, пока мама не пришла проведать.  До какого-то времени они жили тут вдвоем. Сопели ноздря в ноздрю, ели почти с одной тарелки, да и в ванной помещались оба. Сейчас Эст даже не уверен, возможно ли в таком маленьком пространстве уместить второго человека рядом с ним.  Тело тяжело поднялось с дивана. Внутри - адское ощущение холода, которое хотелось утопить в кипятке, и Эст, не сопротивляясь этому порыву, поплелся в ванную, даже не удосужившись включить свет. Помещение услышало только лязг пряжки пояса, а все остальное время пустота вокруг наполнялась звуком давящей тишины. Футболка с лепешкой, провонявшаяся беспокойствами, была оставлена в корзине для стирки, в целом как и вся остальная одежда. Скучная и неинтересная. Форма командира куда более яркая и воодушевляющая. Она вызывала восторг у окружающих, а у Эста - уверенность и гордость.  Раз нога, два нога, закрытие дверок. Стоять не было сил, поэтому парень просто сел на пол, позволив кипятку избивать спину. Можно было бы и ванну набрать в такой-то гибридной бандурине, но что-то заморачиваться сейчас хотелось меньше всего. И нет, не поместится здесь второй человек. Если и да - то с большим усердием, прижав колени к груди.  Спина не чувствовала температуры, а холод изнутри все не прекращался. Даже голова затуманилась от горячего пара, пока до тела ничего не доходило. Эст прижался плечом и головой к действительно холодному стеклу прозрачной дверцы, приоткрыл ее и стал вдыхать свежий воздух снаружи, чтобы уж совсем не склеиться в этой парилке. Нет, горячая вода не греет. Существо внутри дрожит и мерзнет, и его никак нельзя удовлетворить. Оно плачет по маме и уничтожает Эста, гнобя и унижая его похлеще самых жестоких забияк.  Когда-то мама жила по-соседству, несмотря на наличие своей личной комнаты наверху. Хели была крошечная, совсем еще грудничок, да и двух мелких спиногрызов тоже надолго не оставишь. Когда Эсту снились кошмары, а происходило это часто, он выходил из своего уголка вселенной и топал под одеяло к маме. С ней всегда было спокойно, даже когда он еще не знал о ее божественности. Только вот странно: у сестер и папы в груди всегда раздавался звук работы сердца, а у мамы - нет.  – Ну что же так холодно… – всхлипнул Эст, не понимая: это у него лицо мокрое или он и впрямь снова плачет.  Ладонь прислонилась к груди и едва нащупала пульс. Проверка технического оборудования прошла успешно: сердце на месте, оно работает в штатном режиме.  – Тук-тук-тук! – послышалось за дверью, и она широко распахнулась, явив свету (тьме) два знакомых лица. Какого дьявола они тут делают!?  – Эй, – тихо возмутился Эст, не вобрав силу голоса полностью.  – Надо было убедиться, что ты не утопился, – буркнула Күндөй, облокотившись о дверной косяк.  – Меня в собственном жилище не могут оставить в покое, – нахмурился он. – Кыш отсюда. Кет! – Э, за базаром следи, да, – и с этими словами дверь захлопнулась назад.  Спасибо им, конечно, за беспокойство. Мало ли, вдруг командир наглотался здесь таблеток и топится в воде. Их можно понять: им не нужно еще одно мертвое тело в этом доме. Дворец, как его принято называть, в первую очередь - дом.   Стало чуть-чуть менее холодно. Охранницы легко проявляли заботу и внимание, пускай и в своей… необычной манере. В глазах Эста они были похожи на двух хищных зверьков, что могут потереться головой о ногу хозяина, а могут сгрызть кому-нибудь хребет. Откуда взялись эти дамы - Эст и в помине не знал. Просто появились из ниоткуда, когда он был еще маленьким, и за столько лет они не изменились ни на дюйм.  Много тяжести унесла с собой вода. Полностью согреться не получилось, но зато появилось едва заметное ощущение легкости. Эст толкнул дверцу и сдернул полотенце с вешалки.  Чуть только дверь ванной открылась, две однорогие головы повернулись в его сторону.   – Тебе бы одеться, – усмехнулась Айдай с дивана, и Эст, замотанный в одно лишь полотенце, тихо буркнул.  – Вам бы соблюдать личное пространство, в конце концов.  – У нас есть новости касательно анализа, – сказала Күндөй, невозмутимо скрестив руки на груди.  – Анализ вскрытия?  – Все верно, – кивнула она, но Эст прошел мимо и скрылся за стеной спальни в поисках какой-нибудь адекватной одежды.  – Эст, – позвала Айдай, пока тот натягивал футболку, – у нее отсутствовало сердце.  – Я подозреваю, что его и не было вовсе, – спокойно ответил он, выйдя наконец уже адекватно одетым. – Я ни разу не слышал ее сердцебиения. Это никак не мешало ей жить.  – Да, но, видимо, убийца думал иначе, раз ударил именно туда. Смерть наступила быстро, как если бы сердце там действительно было.  – А после всего этого я стал видеть чьи-то воспоминания, супер, – Эст нервно вскинул руки и вздохнул.  – Силы Умай не безграничны, но сомневаться в них не стоит, – серьезно сказала Күндөй. – Она спасла и нас, разделив друг от друга. Может, такой же трюк она провернула с сердцем и воспоминаниями.  – Надо пойти проверить ее, – собрался с духом Эст. – Вдруг ответит.