Театр теней

      Надя без аппетита размазывала по тарелке превосходный ужин, слушая, как снаружи пытались пробить стекло сотни ледышек, со звоном ударяясь о препятствие. Завывания ветра в купе с кромешной темнотой не добавляли атмосфере бодрости. Зима набирала обороты.              Несмотря на то, что еда была вкусной, девушку мутило, и она, наконец сдавшись, отставила блюдо подальше на стол, откуда его потом смог бы забрать охранник. После последней попытки побега по дому ей ходить было запрещено, исключение составляли только эта спальня и прилегающая к ней ванная. Не то чтобы совсем нельзя было в удачный момент просочиться: амбал около ее двери, как подметила девушка, стоял не постоянно. Выведать на прямую причину такого злостного нарушения рабочих обязанностей Старкова, по понятным причинам, не могла, поэтому сделала вывод, что ему просто надоело подпирать задницей стену, пока его коллеги смотрели телевизор в гостиной, что тоже, к слову, не разрешалось. Раньше они подобных вольностей себе не позволяли, но Надя не могла их винить: ей тоже не особо хотелось здесь торчать, где бы это «здесь» не находилось.       В любом случае, для такой вылазки сейчас не было необходимости, хотя Надя все острее желала, чтобы таковая наконец появилась, потому что, она была уверена – еще немного созерцания старушеческих обоев в цветочек, и у нее разовьется клаустрофобия.       Девушка встала из-за стола и медленным шагом подошла к окну, где на полу блестела металлическим боком колонка с предварительно вставленной в нее флешкой - первое, что она попросила, когда представилась возможность. Наде казалось, что это было так по-детски наивно, но, возможно, иметь доступ к музыке в ее случае было равносильно доступу к себе самой. Через несколько нажатий в комнате заиграла знакомая до каждой ноты классическая мелодия.       Старкова опустилась на пол и неторопливо начала привычную телу растяжку. Она осторожными движениями тянула каждую мышцу, не давая себе потерять навык, потому что если она не сможет танцевать, то рехнется окончательно. Чтобы этого не допустить, были свои ритуалы, свод правил, которому она безукоризненно следовала. Подъем и отбой в одно и то же время, утром обязательно привести себя в порядок, сходить в душ и особенно – расчесаться.       Надя вспомнила, как по истечению первого месяца в заточении пришлось вычесывать колтуны из волос, потому что все предыдущее время она не занимала себя ничем, кроме бессмысленных рыданий и беспокойного сна.       И, конечно, танцы. Большую часть сознательной жизни она провела в многочасовых тренировках в зале или у станка, до тех пор, пока мышцы не начинало сводить от перенапряжения. Даже когда все вокруг твердили, что идеальнее уже не будет, она знала, что до настоящего мастерства еще идти и идти. Она всегда была своим самым жестким критиком. Надя не была до конца уверена в здравости такого подхода, но только так у нее получалось добиться своих целей.        В изоляции танцы стали тем, что помогло ей вспомнить, кто она такая, почувствовать себя собой и вернуться к дням, когда она была счастлива.       Последние три года Надя помнила плохо. После смерти Алины она с головой ушла в учебу, не отказывалась ни от одного концерта, даже если приходилось жертвовать несколькими ночами сна. Все, чтобы заткнуть это раздирающее изнутри горе. Тете становилось все хуже, за работу, которую подбрасывали в Академии, платили скромно, но Наде дали понять, что она не одна. Александр взял на себя все финансовые расходы того, что осталось от их семьи так, будто это было само собой разумеющимся; очень редко, когда позволяла работа, даже приходил на ее выступления, так же, как они делали раньше вместе с Алиной. Девушка перестала беспокоиться о деньгах, о том, что она не справится, и жить стало немного легче. Да и опекал ее не он один.        Квартира Жени и Давида находилась в пяти минутах от танцевальной студии, и в перерывах между репетициями Надя всегда могла провести время у них или даже заночевать, если задерживалась допоздна. Там ее всегда ждала горячая еда, чай и мазь для вечно болящих мышц. Ребята также поддерживали все ее начинания и делали все возможное, чтобы она чувствовала себя нужной и любимой.        С Александром ребята почему-то предпочитали не пересекаться, и это желание, как видела Надя, было вполне взаимным. Когда все-таки такие ситуации возникали, их хватало только на скупой обмен приветствиями, после чего либо Сафина с Костюком, либо Морозов спешили исчезнуть с горизонта. Старкова искренне не понимала причину такой холодности, но ни одна сторона не поддавалась на ее расспросы. В конце концов, девушка просто перестала спрашивать.       Они все скорбели - каждый по-своему, - и она была единственным звеном, которое продолжало их объединять. Надя никогда бы не призналась кому-либо из них вслух, особенно Жене, но она была этому рада, ей хотелось сохранить хотя бы подобие той семьи, что когда-то была у нее... Когда Алина была жива.       Надя не сомневалась, что ее искали. Несмотря на все потери, у нее были люди, которые точно заметили ее отсутствие. Так почему, Святые подери, ее до сих пор не спас красивый молодой детектив или пусть даже некрасивый и немолодой, но хоть какой-нибудь? Почему при всех ресурсах, которыми располагал Александр, эту тварь, кем бы она не была, еще не посадили догнивать свой век в холодной сырой камере? Вариантов было немного, и долго размышлять об этом тоже не хотелось.       Если похититель был настолько умен, что его не нашли, то, вероятно, шансы на ее спасение стремились к абсолютному нулю. Надя больно потянула подколенное сухожилие и, зашипев, дернула ногу на себя. Это привело ее немного в чувство. Нет, отчаиваться было нельзя. Если никто не мог спасти ее извне, она должна найти способ, как спасти себя. Сама. Шансы – дело переменчивое и относительное. Главное - правильно выбрать момент для своих действий.       Старкова наклонилась в сторону, отгоняя от себя еще одну неприятную, но от этого не менее логичную мысль. А было ли у нее время на ожидание? Она не знала истинных намерений похитилеля (или похитителей?), как и не представляла, для чего так долго сохранять "добычу" в неведении и в живом состоянии.       Она была большой поклонницей документальных видео про маньяков, и ей ни разу не встречалось историй, в которых преступник держал свою жертву в плену на протяжении длительного времени, не причиняя ей никакого вреда, не коммуницируя, и, самое главное, не раскрывая своей личности.              На самом деле, нескончаемое ожидание и было тем, что действительно сводило ее с ума и всерьез заставляло думать о смерти. Надя позволяла себе такие мысли очень редко, во времена особо подавленного настроения. Она надеялась, что там, куда все уходят, она смогла бы еще раз услышать, как мама смеялась с очередной папиной дурацкой реплики, как на той фотографии в альбоме, смогла бы кинуться на шею Алине, как в детстве, и послушать жуткую сказку про Синюю бороду.       Дело было в том, что родители в ее памяти были чем-то мимолетным, смазанным, скорее воспоминанием о воспоминании, но не сестра. Она была в каждом мгновении ее жизни, прямо или косвенно. Хвалила за первое место за устный диктант во втором классе, ругала за поздний приход домой и несъеденный обед в средней школе, каталась вместе с ней на колесе обозрения в парке. Надя легко могла вспомнить улыбающуюся ей из зала Алину на дебютном концерте в Академии, помнила, как та всю ночь сидела у ее кровати, даже не задремав, когда у младшей сестры был коклюш, и она без остановки кашляла до утра. Из Алины состоял ее мир с раннего детства, и в тот момент, когда она погибла, этот мир разлетелся вдребезги.       Надя узнала о случившемся от Давида спустя почти сутки, как это произошло. Алина уехала из дома одна, собиралась проведать тетю в больнице, и связь с ней прервалась. Сестра не выходила в сеть, телефон был отключен. У Нади тот день был очень занятым, и она, к своему стыду, не написала Алине ни одного сообщения, а когда уже к ночи добралась в квартиру, ее уничтожил телефонный звонок.       Костюк позвонил с номера Жени и, максимально пытаясь поддерживать самообладание, сказал о том, что сестра попала в аварию. Из-за какой-то неисправности автомобиль загорелся, передние двери заклинило, и девушка не смогла, просто не успела выбраться. Предложил прийти ночевать к ним, но Надя отказалась. Ей показалась, что она слышала как на фоне навзрыд плакала Женя. Она на автомате попрощалась и, отключив звонок, решила, что это все полный бред. Алина не могла умереть, подобное даже теоретически было невозможно. Тем более, не так же, как их родители. Она была всегда, во всех передрягах, которые они прошли, во всех радостях и невзгодах Алина оставалась той константой, которая просто не могла исчезнуть. Это то же самое, как если бы однажды утром не взошло Солнце. Невозможно.              Именно поэтому сейчас смерть иногда представлялась чем-то отрадным. В тот ужасный день Наде показалось, что она умерла, но почему-то все еще продолжала дышать. Умереть - означало лишь завершить уже начатое дело, но даже в этой роскоши ей было отказано.       Так она и жила сначала по инерции, а потом оказавшись в этом странном доме, день за днем, надеясь на лучшее, при этом, то всерьез обдумывая возможные варианты кончины, то отвергая любые ее перспективы. Занимала себя танцами, чтением и игрой в детектива.       Вдруг Надю что-то отвлекло от мыслей. Она сначала не поняла, что поменялось; раздраженно выключила музыку, пытаясь прислушаться к ощущениям. И как только звуки в ее комнате затихли, она наконец поняла, что было не так.       Телевизор внизу умолк, а вместо него Старкова разобрала неразборчивый гул голосов, постепенно нараставший по мере приближения к ее этажу. Она отчетливо слышала, что один из них был женским, когда его обладательница перешла почти на крик.       У Нади внутри как будто душа зачесалась от тревожного нетерпения. Этот голос, тон и манера расставлять ударения в предложении показались ей отдаленно знакомыми. Девушка не могла просто так сидеть и ничего не делать, но выбора особенно не было. Все ее отмычки нашли и изъяли, а комнату закрыли на ключ снаружи. Оставалось только припасть ухом к двери и слушать, как нервно, словно чуя приближающуюся опасность, переминался с ноги на ногу ее тюремщик.       Звук агрессивного разговора тем временем становился все четче, пока Надя абсолютно не уверилась в том, что уже где-то слышала эту женщину, оставалось вспомнить где. Гостья в приказном тоне требовала объяснить ненормальное количество охраны и решетки на окнах. Ее собеседники что-то там пытались уклончиво втолковать, но ее это не устраивало. Все продолжалось бы до бесконечности, если бы Наде в голову не пришла либо самая бестолковая, либо самая правильная идея в ее жизни. Она отчаянно, со всех сил заколотила кулаками в двери, навалившись на них телом.       - Эй! Я здесь! Я здесь, меня кто-нибудь слышит? Меня тут заперли! Заперли! Эй, слышите?! - она кричила и била глухо откликающееся дерево руками и ногами, стараясь создать как можно больше шума.       Ее старания моментально были вознаграждены резким ударом, которым Старкову откинуло на полметра назад на пол. Девушка почувствовала тупую боль где-то в районе поясницы, но, увидев вошедшую или, вернее сказать, влетевшую в ее комнату гостью, она отогнала любые неприятные ощущения на второй план. В проходе, глядя сверкающими от гнева глазами на скрючившуюся у себя под ногами девушку, стояла Багра Морозова. Узнавание на мгновение изменило выражение ее лица из гневного в удивленное и даже испуганное. Но лишь на мгновение.       Еще бы этот голос не показался знакомым. Если бы не шок, Надя бы рассмеялась. Что здесь могла делать Багра? Неприлично богатая пожилая женщина со скверным характером и привычкой бить людей первыми попавшими под руку предметами, мать Александра, женщина, которая в последнее время исполняла роль ее крайне ворчливой и вечно недовольной бабушки. Ситуация приближалась к апогею абсурда.       Но так ли это было на самом деле? То, что она видела перед собой вдову Морозова, чьему нахождению здесь никто активно не препятствовал, давало пищу некоторыми ее теориям, и складывались они таким образом, словно выбрались из самого жуткого ночного кошмара. От одной только мысли о том, что было логичной причиной развернувшей ситуации, кружилась голова.       Наверное, нужно было поздороваться или что-то в таком духе, но Надя молча уставилась на женщину, почти обиженно прижимая ладонь к ушибленному копчику, будто это могло как-то помочь. Багра прервала изумленную тишину первой, не обращаясь к кому-то конкретному:       - Почему здесь ребенок?       У Нади в голове проскользнул совершенно иррациональный протест на эту реплику, но утверждать свою взрослость и самостоятельность было явно не к месту и не ко времени. Ответить вызваося один из охранников:       - Я уже говорил, что без хозяина не могу вам ничего объяснять.       Багра резко наклонилась и практически прошипела в лицо мужчине:       - Хозяйка этого дома - я, и все, что происходит здесь, касается меня в самую первую очередь. Это ясно?       - Я понимаю, но...              Багра все же не выдержала, перейдя на крик:       - Ну так позвоните ему, идиоты! Пусть явится и объяснит, какого черта тут происходит!       Надя попыталась подать голос, но ее оборвали:       - Багра...       - Потом, малышка. У нас еще будет время для разговора.       И они ушли, захлопнув дверь, оставив Надю одну в пустой комнате. Она чувствовала, как от предательских слез защипали глаза, и набрала в легкие побольше воздуха, чтобы не разрыдаться. Она сказала позвонить ему? Человеку, который имел доступ к ее дому. Близкому родственнику? Их выбор у Багры был весьма ограниченный. Значит, сыну. Александру.       Это имя повисло у нее в сознании, как приговор, как пороховой дым от пистолетного выстрела, медленно развеиваясь, оседая в легких. Надя умела стрелять, даже недолго ходила на курсы, и вот это было то самое чувство.       Ничего между собой не вязалось. В голове путалось. Все причины, способные оправдать этот безумный цирк выглядели перемешанными между собой осколками цветного витража. В каждом кусочке своя картинка, вырванная из общего замысла. От замешательства хотелось кричать и крушить посуду, просто чтобы что-то понять, но это было бессмысленно. Ей нужно было узнать всю историю от него самого, увидеть изображение целиком и, перебравшись на кровать, она стала ждать.       Время тянулось долго. Стрелки на часах давно перевалили за полночь. Надя все еще не спала. Прислушивалась. За окном разыгралась настоящая снежная буря, пронизывающий вой ветра заглушал любые внешние звуки, но Старкова не сдавалась, боясь упустить момент, когда к крыльцу подъедет машина. Он обязательно должен был приехать и, возможно, ей удастся подслушать разговор, потому что в суматохе, что создала Багра, горе-охранники забыли одну маленькую деталь: повернуть замок на дверях. В ночной темноте это и отсутствие получившего тумаков от, судя по всему, настоящей хозяйки дома, охранника, полностью развязывало Старковой руки.              Она как никто другой заслуживала знать все, потому что если Александр тот, кто запер ее здесь, то все, что она знала про произошедшее с Алиной и про ее отношения с мужем могло оказаться ложью. Как и все, что она знала про Александра Морозова как такового... Кто он вообще такой?       Девушка погасила свет, чтобы с улицы казалось, будто она заснула, и в самый темный час ей наконец улыбнулась удача.       В подчеркивающем каждый звук ненормальном спокойствии дома она услышала, как с грохотом внизу закрылась тяжелая входная дверь, отрезая холл от непогоды. Обратный отсчет пошел. Надя была уверена, что это был он, вопрос состоял только в том, где он остановится. Останется внизу или поднимется выше, в одну из жилых комнат? Девушке почему-то резко стало очень холодно, и она нервным движением стянула со стула болтающийся там кардиган. Что-то ей подсказывало, что Багра вряд ли стала бы полночи ждать на диване в гостиной. Оставалось только понять, этот этаж или третий, а для этого нужно было точно слышать его шаги. Наде казалось, что она никогда в жизни так не напрягала слух. Шорох собственного дыхания невероятно раздражал, и Старкова видела в этом очень темный каламбур. Те несколько минут, которые он, вероятно, потратил на то, чтобы снять верхнюю одежду, показались девушке вечностью. Когда она наконец услышала, как скрипнула доска на одной из ступенек, сердце рухнуло вниз.       За дверью, в коридоре, определенно находился человек. Она слышала приглушенный кашель, и на какое-то мгновение показалось, что поздний визитер прошел вглубь коридора, в сторону ее комнаты. Девушка с колотящимся сердцем быстро нырнула под одеяло на случай, если он войдет проверить, спала ли она. Но то ли слух ее все-таки подвел, то ли мужчина передумал, и через пару секунд его шаги отдалились и ритмично застукали - он поднимался по лестнице.       Все еще под одеялом, приказывая себе прекратить дрожать от страха, как малый ребенок, еле шевеля пересохшими губами, Надя медленно отсчитала до двадцати, а потом, чтобы не издавать лишних звуков, надела толстые шерстяные носки и скользнула за дверь, едва ее приоткрыв. Этот дом был старым и местами коварным: никогда нельзя было сказать наверняка, что тебя выдаст.       Фонарика у нее не было, да и в нем не было необходимости: Старкова хорошо знала здесь каждый угол, а лишний свет стал бы только дополнительным фактором к ее обнаружению, к тому же, его наверняка было бы видно снаружи из окон. Как она и думала, охрана наплевала ночью на свои обязанности (или Багра распустила их?), и ничто не мешало спокойно пройти. Наверху, скрипнув, открылась дверь, и девушка ускорилась, потому что не хотела упустить ни крошки информации. Она судорожно перебирала в голове возможные варианты комнаты, в которой состоится разговор. В том коридоре была гостевая спальня, библиотека и кабинет.       Но как только она оказалась на третьем этаже, поняла, что все было куда проще. Из-под приоткрытой двери библиотеки медовой полосой лился свет. Надя прижалась к стене и, не дыша, заглянула в щель, через которую открывался удивительно обширный вид на комнату. У нее мелькнула мысль, что со стороны Александра, хорошо знакомого с ее характером, было самонадеянно не закрыть дверь на ключ, а лучше - на амбарный замок.       В том, что это был именно Александр, девушка больше не сомневалась. Его высокая темная фигура стояла к ней спиной, возвышаясь над низким диванчиком, на котором с книгой на коленях сидела Багра. Надя очевидно пропустила обмен приветствиями, но не более - диалог только начался.       - Плохо выглядишь, - жестко констатировала Багра, - Не зная тебя, подумала бы, что ты плакал. Что, так совесть замучила?       - Очень смешно. Ты здесь за тем, чтобы обсудить мой внешний вид?       Александр прошел чуть вглубь комнаты, к полке с алкоголем, где щедро налил себе в стакан жидкость темно-коричневого цвета. Возвращаясь, он развернулся к двери лицом, и Надя поняла, что Багра имела ввиду.       Морозов был похож на человека, который очень давно не спал. Под воспаленными глазами пролегли глубокие тени, а легкая щетина, которую он никогда себе не позволял, окрасила синевой запавшие скулы. По скромному Надиному мнению с его внешностью он просто не мог, как выразилась Багра, «плохо выглядеть», но он однозначно был не таким, каким Старкова его помнила. Сделав длинный глоток чего-то прозрачного и едва поморщившись, Александр продолжил:       - Ты не говорила, что возвращаешься.       - А должна? Я у себя дома. Приехала навестить семейное гнездо спустя несколько лет отсутствия только для того, чтобы увидеть, какой бардак тут устроил мой любимый сын. Можешь объяснить, что в спальне на втором этаже делает младшая сестра твоей погибшей жены?       На слове «погибшей» Александр еда заметно поморщился и снова приложился к стакану, осушив его до последней капли.       - Ничего особенного. Надя здесь живет. Знаешь же, что в городе неспокойно.        Неспокойно? О чем это он? Надя понятия не имела, что происходило последнее время в большом мире, и эта информация ее очень озадачила.       - Правда? А что скажешь о том, что Надежда Старкова вот уже полгода числится в полицейских базах как пропавшая безвести?              Надя чуть не задохнулась от возмущения, когда Александр тихо рассмеялся.       - Скажу, что это бред. Видишь же, она здесь, жива и вполне невредима.        Багра встала и медленно подошла к сыну, нечаянно сбросив с дивана плед, который потянулся за ней по полу, будто вязкая черная тень. Женщина взяла сына пальцами за подбородок, заставив смотреть на себя долгие секунды, и резко, даже несколько возмущенно, отпустила.       - Ты что, пьян? Как ты можешь быть таким беспечным?! Я видела фото тех бедных девушек. Думаешь, я не заметила, насколько каждая из них похожа на твою мертвую жену?! Я не верю, что ты этого не знаешь!        Мужчина с шумом практически упал в кресло, стакан приглушенно звякнул о паркет, оставшись истекать остатками содержимого на пол. Александр невидящими темными глазами смотрел на склонившуюся над ним мать. Он говорил полушепотом, таким, которым обычно рассказывали секреты или то, во что не могли поверить до конца.       - Я видел ее, мадрая. Она жива. Сегодня она была у меня в руках, и я опять ее потерял.        Изумленная Багра переспросила с необычайной для такой ситуации теплотой в голосе:        - Кого ты видел?       - Алину. – Одно слово, но из его уст это имя звучало как заклинание и, казалось, обожгло ему губы.       - Неужели девочка все-таки жива... - Багра сказала это скорее себе, чем сыну.       - Да. И этой ночью я почти убил ее.       - Что ты натворил? – Багра опустилась на колени, пытаясь заглянуть ему в глаза, и доверительно опустила руку ему на плечо.       - Я не знаю. Не знаю. Не знаю... – Александр частил, обхватив руками голову, – Я не знаю! Первый раз я думал, что нашел ее, но потом, когда увидел по-настоящему… Я так разозлился... и сделал все, чтобы она перестала дышать, а потом, потом... я просто не мог остановиться. Они так сильно напоминали ее и так сильно злили тем, что на самом деле не были ею. Все было так просто и так… приятно. А сегодня... Я точно знаю, что это была она. Она знала мое имя, мама! И эти глаза. Невозможно забыть глаза, которые не дают заснуть каждую ночь.       Багра не выглядела напуганной или удивленной. Погладив свободной рукой сына по волосам, она нежно, не теряя спокойствия сказала:       - Тебе нужно сдаться полиции, Александр, и отпустить, наконец, ее. Их обеих.       С неожиданной для якобы пьяного человека прытью Александр обхватил запястье матери и сжал его так, что она не могла вырваться.        - Самая глупая из твоих идей. Это только мое дело, и разберусь я с ним сам.       - А с ней ты разберешься? – Багра подбородком указала в сторону окна, будто Алина могла наблюдать за ними сквозь метель. – Если она действительно не погибла, и все это было подстроено, ты понимаешь, что это значит для тебя? В этот раз я уже не смогу тебя защитить.       - Пока Надя здесь, - Александр встал, отпустив мать, - Алина не посмеет и слова против меня сказать. Она знает, что происходит, и знает, что стоит на кону. Как всегда, такая умница, – мечтательно протянул мужчина, - Так долго от меня пряталась...       Усмехаясь - и это была именно усмешка, а не обычная улыбка, от зловещести которой у Нади на затылке волоски встали дыбом, - мужчина задумчиво прошагал по комнате, пока не уперся ладонями в спинку дивана. Он прикрыл глаза и вцепился сильнее, чтобы не упасть: он все же был изрядно пьян.       - Надя, мама, то единственное, что заставило Алину вылезти из той теплой норы, в которой она все это время сидела. Ради сестры она готова на что угодно, так что, забудь о том, чтобы просить меня отпустить ее. Их обеих. Этого не будет! Я этого...       - Чего ты добиваешься? – резко прервала его Багра. – Хочешь снова играть в вашу маленькую семью? – Александр на мгновение отвел глаза, мать явно задела его за больное. – Это невозможно. У тебя был шанс получить ее любовь вместо того, чтобы просто подчинить себе. Ты так и не усвоил свой урок?       - Тебя это не касается. Я найду ее, чего бы мне это не стоило.       - Я тебе не позволю.       То, с какой уверенностью и силой женщина это сказала человеку, держащему человека в плену, не могло не вызвать уважения.       - Позволишь. – Александр смотрел на мать с такой ненавистью в глазах, что если бы взглядом можно было убивать, Багра бы уже истекла кровью на этом цветном ковре. – Позволишь, потому что лучше всех знаешь, что случается с теми, кто хочет забрать у меня то, что принадлежит мне.       - Безумец, - прошептала Багра уже с явным ужасом в глазах, с немым согласием признавая поражение.       - И это говоришь мне ты?        Надя больше не могла это слушать. Чувство самосохранения подсказывало, что пора убираться, пока кто-нибудь не решил выйти из комнаты. Девушка сама не поняла, как снова оказалась в кровати, накрытая с головой одеялом, дрожащей рукой держа ручку. Слова лились из нее сплошным потоком, как и слезы, которых она не замечала, и которые заставляли буквы на бумаге превращаться в синие уродливые кляксы. Ее сестра была жива. Она скрвалась от него эти три года и вернулась ради нее, своей маленькой сестренки, а он ее нашел.       Внутри у девушки бушевал коктейль из чувства вины, страха, злости и абсолютного счастья. Если все так, как она сегодня услышала, то сестра придет за ней и наверняка подставится ради нее. Надиной задачей было этого не допустить и найти способ выбраться и найти ее раньше. Пора и ей научиться заботиться о сестре.