Зов другого Мира

      Тяжелый воздух стоял над бескрайней великой Степью. Каждый год в сентябрь цвели особые травы, чья пыльца вызывала головокружение, усталость и головные боли у слабых духом. Именно в эту пору травники собирали некоторые травы, ибо по поверьям Уклада, они имели мистические свойства, целебные. Твирь была тесно связана с их легендами и мировоззрением. Среди людей Уклада были твириновые невесты, что своим танцем радовали Землю и гладили ее голыми стопами. Взамен та давала новые ростки целебных трав: совьюру, белой плети, сечи и кровавой, черной и ржавой твири. Были среди Уклада и Черви — полулюди, слепленные наполовину из земли, наполовину из костей, замешанные на липкой крови и одухотворенные твирью. Многие из них пасли скот, другие собирали травы и делали из них лекарства. В неумелых руках травы могли принести много бед, они были также священны для коренного народа как и земля, и быки. Степняки почитали землю, как мать-божество — Бадхо, что была на ровне с Босом Турохом, создавшим мироздание. Его часто изображали в виде могучего быка. Их поверья гласят, что Земля — живое существо, и потому копать землю — табу, только определенная каста Уклада наделена правом рыть ямы, чтобы захоронить тела и туши. Схожа их точка зрения и о теле человека — только Менху могут резать тела ради жертвоприношения или чтобы лечить.       Поколениями кочевали племена в Степи, уживаясь с мистическими существами — добрыми, вредоносными, жуткими и прекрасными. Затем у Горхон-реки начал возводиться город приезжими из другой части страны. Проектированием его занималась Юлия Люричева, а за первые постройки отвечал архитектор Фархад. Руководил проектом Симон Каин, но к созданию и становлению города, каким он в итоге предстал, приложили и другие не менее значимые личности. Построенный район получил символичное название Земля. Там разместился Проект Быков: заводы, Термитник и Бойни, — им взялась руководить семья Ольгимских. Бойни превратились из древнего храма, что стоял еще до возведения поселения, в вычурное место для забоя некогда священных животных.       Позже была проложена железная дорога, соединившая этот город с внешним миром. Из города увозили мясо, шкуры, взамен же в их глубинку доставлялись все товары, что не производились на местных заводах. Постепенно город рос от Боен на запад и завершением последнего квартала стал Многогранник, своим существованием опровергающих законы физики и по праву считающийся Чудом, невозможным, но прекрасным. Его создателями стали братья Стаматины.       Семья Каиных имела свои особые планы на это Чудо, но до поры в ней любили собираться дети. Для них башня стала невероятной по иным причинам. Тысячи малышей и подростков посещали Многогранник, влекомые его способностью воплощать их мечты и сны. Дети могли гулять по ним с друзьями и те видели их мечты их же глазами, чувствовали то, что испытывал их первоначальный обладатель. Только дети были способны видеть и путешествовать по граням башни, для взрослых та не открывала своих чудес…

***

// Песни «Пробуждение» и «Начало зимы» из рок-оперы «Персефона».

// Текст из «Начало зимы».

Зеркала мои кристальные холодны

Обжигающе пугающе и нежны

Я зову тебя из сна из глубин, из тьмы

Дай мне лишь один глоточек твоей зимы

Начинается год

Кончается год

Мы блуждаем во снах

Лишь ответы видны

Лишь легенды верны

В глазах зеркалах…

      Когда погружаешься в придуманную историю, в какой-то момент забываешь, что это все — не настоящее. Веришь, чувствуешь и отпускать не хочется.       Она любила после школы поиграть за компьютерам в adventure или quest, но под руку попадались и другие жанры. Однажды подвернулась и эта игра. Шло время, школа закончена, на смену пришли студенческие годы. Лекции, практики, учеба, бессонные бденья над конспектом, сессии… А сердце все тянуло к придуманному миру и девушка возвращалась к нему раз за разом, когда выкраивался свободный час. То через пару месяцев потянет вновь услышать те музыкальные мотивы, то через полгода-год вновь увидеть жителей безымянного города на реке Горхоне.       С каждым погружением она, будто неизбежно все ближе подходила к какой-то черте. Но это стало ясно намного позже.       Одной весной что-то неуловимо изменилось. За окном из девятиэтажки через дорогу располагался парк, на некоторых деревьях проклевывались первые зеленые листья. Белоснежный снег прятался меж корней и голых кустов, на проезжей части его не осталось, по сторонам от дорог он был грязный и неприглядный. Местами на улицах была привычная слякоть.       Лена смотрела, не чувствуя весеннего подъема, как это было у ее подруг. Разум, будто покрывал холодный снег и завывала вьюга, а в сердце пело осенью, пахло опавшей листвой и шуршали золотые ветви деревьев. Вот уже второй месяц каждую ночь ей снился сентябрь и не простые осенние пейзажи и межсезонная меланхолия… Снился тот самый Город, снились те дороги, однотипные домики и мосты через реку. Пока она шагала вперед без цели, но будто окрыленная, бурые и желтые листья вечно витали в воздухе, словно живые существа — они никогда навсегда не опускались на землю, они всегда кружили в воздухе, сопровождали, наблюдали. Только в дождь листья где-то прятались, как безликие зверьки, чтобы не намокнуть на столько, что никогда не поднимутся в воздух вновь.       Сны были разные. Иногда девушка просыпалась посреди ночь в слезах — настолько хотелось навсегда там остаться, но спустя мучительные несколько минут она приходила в себя и успокаивалась, вновь глубоко пряча и запечатывая эту горечь и безумную мечту. Иногда приходил кошмар и в нем Лена кричала, вырываясь из хватки смерти, имеющей в том мире множество осязаемых обличий. Смерть была в той истории таким же равноправным персонажем и любила поиграть с еще живыми. Она что-то вкрадчиво шептала девушке, но после пробуждения слова не удавалось вспомнить.       Бывало сюжет сновидения превращался в абсурд. Она вселялась в неживые предметы: то в шарик, в которым играли дети с собакой, то в один из орешков, словно ее душу поймали и заперли внутри в скорлупу. Подобное пугало даже больше, чем кошмары, где смерть гналась за ней и окружала чумными облаками. Один раз Лене пришлось побывать в роли ножа и полночи ее проносил с собой какой-то бандит, пока не встретил жертву и не метнул ее в человека. Что случилось потом девушка так и не узнала — лезвие брякнуло о кладку дома, неприятно резонируя, и сломалось, упало на мокрые камни безнадежно сломанным. Боли Лена не почувствовала, но какая-то неприятная колкая волна прошлась. Кажется, она каждый раз кого-то видела во снах, где она живет короткую жизнь вещи, но образ ускользал из памяти до следующей ночи. И этот замкнутый круг мог длиться вечно.       Даже после первого кошмара иррациональное неосознанное желание остаться в том мире не исчезало, а Лена так надеялась, что этот недуг пройдет без помощи психолога. На длительную терапию денег не было, а короткая вряд ли помогла бы, к тому же на это нужно было время, а его и так не хватало — она старалась учиться хорошо. Иногда девушка задумывалась — не пытается ли она сбежать от своих проблем, с головой погружаясь в учебу.       Когда на улице во всю вступала в силу весна и цвела мать-и-мачеха, подснежники, Ленке снилась глубокая яркая осень, что своей цепкой хваткой впилась в ее сердце и сознание и не желала отпускать. Час перед сном был наполнен предвкушением, не помогало сбить его ни сладкая выпечка с чаем и просмотр фильма, ни чтение интересных книг, другие игры, ни другие увлечения… Ведь на смену предвкушению и грезам приходило недоброе утро и разбитые потаенные мечты. Назло хотелось прервать этот пленительный порочный круг хоть раз. Жить на два мира было мукой. Хотелось почувствовать каково это, когда наоборот — наяву походить по городу, хоть по степи, если в кварталах окажется смертоносная болезнь, а во сне, так и быть, вернуться к себе, к университету, друзьям и родителям.       Час после пробуждения был мучителен и неважно был ли кошмар или чарующее ускользающее видение. Связь души с каждой ночью звенела и переливалась потусторонним светом и отдавалась тревожным гулом… Там она многое вспоминала, многое знала, но стоит открыть глаза — и все стремительно улетучивалось, как мелкие золотые песчинки, утекающие сквозь пальцы. Удавалось ухватить лишь жалкую часть того, что было там и перенести в свой мир.       В одни выходные Лена увидела новую кружку на кухонном столе. Само по себе это было обычное явление — мама любила коллекционировать разные интересные изделия или сама расписывала покупные стаканы и сосуды. Эта кружка была серо-голубая, а по нижнему и верхнему краю шли замысловатые узоры. Линии привлекли внимание и девушке показались, что они не просто бардовые, а светятся и переливаются красным, невольно напоминая особую Кровь. Сами декоративные завитушки стали казаться степными тавро. На секунду в нос ударило запахом сухой травы, полынью и смесью чего-то еще. Почудилось, что кружка наполнена почти до краев и по этой темной жидкости шли круги. Лене померещились глаза в ряби темного напитка и это пробирало до мозга костей. До этого момента у нее никогда не было галлюцинаций и, она была твердо уверена, не должно было быть никогда. Промелькнула еще такая шаловливая мысль, что в кружке, возможно, твирин или одна из настоек Артемия Бураха, гаруспика — и она бы не удивилась этой детали на фоне прочей чертовщины.       Глаза менялись: были женские, мужские, детские, но безликие, словно она сталкивалась взглядами в толпе, но также встречались очи известных людей — также их звали Приближенными. Были приближенные и Даниила Данковского, и Артемия, и самозванки Клары. Все было вперемешку и сумбурно. Затем перед глазами потемнело, темный кружок поверхности стал бездной и начал засасывать в себя. Воздуха стало не хватать, Лена задыхалась, но не могла даже мизинцем пошевелить, не могла кольнуть свою кожу ногтем, чтобы от боли попытаться очнуться. — …ен? — где-то сбоку послышался приглушенный голос мамы. Его заглушили три иных голоса.

— … Не так благотворна истина, как зловредна ее видимость …

— … Что за варварские обычаи… я не могу так работать …

— … Механика души мало чем отличается от механики тела …

— … Без труда не вытащишь и рыбку из пруда. Без любви не прочитаешь правду по крови. …

— … Воля сделает любой выбор правильным. …

— … Я сумею найти применение каждому живущему здесь человеку. Я совершу самое главное чудо. …

— … Ну… конечно же, это же кожа. Потому что кожа — это про прикосновения. Ты же кожей соприкасаешься с миром. Это твоя граница. …

      Я услышала эти голоса, как будто стояла рядом спиной к ним в театре, где все начинается. По углам за нами наблюдали исполнители в зловещих костюмах и трагики, худые, в облегающих черных костюмах, их белые маски скрывали лица от мира. Словно из-за ее мыслей Лена действительно начала видеть, как через мутную преграду, театр и действующие лица. Она почти смогла вдохнуть, потому что тяжелый воздух перестал давить на грудь… и вздрогнула от руки, что резко опустилась на плечо. — Мама? — Лена испугано обернулась и уставилась на нее. Она сама не заметила, как начала привычно дышать, но часто и неглубоко. — Доча, все хорошо? Как ты себя чувствуешь? — голос матери стал еще тревожнее, когда она увидела выражение лица дочки. — Нет-нет… Все хорошо. Вроде бы. Так, просто засмотрелась на кружку. Эта же та самая, которую ты еще неделю назад хотела купить? — Да. — Мать начала рассказывать, где ее видела и почему решила купить для коллекции, но девушка мало прислушивалась, пытаясь прийти в себя и не выдать своего состояния.       Ее чуть не утянуло бог знает куда… точнее понятно куда, но как это вообще возможно?       Мать позже сказала, что у нее тогда было очень бледное лицо, словно она сейчас упадет в обморок. После этого случая прошла неделя. Вопросы множились, но ответы не находились. Первые дни Лена боялась, что подобное может повториться и старалась не смотреть на ту злосчастную кружку. Однако она помнила — вряд ли дело было только в ней или в переутомлении после напряженной учебной недели. Сессия была успешна сдана, начался новый семестр, появились новые предметы. Мама не переставала причитать, но уже намного реже, почему дочь пошла на лингвиста, а не выбрала более прибыльную профессию. Обычные будни, много домашки, подготовка к тестам…       Сны по-прежнему, как по расписанию, приходили, дарили легкость и обещание чуда и после отнимали его с первых же секунд трезвона будильника. Иногда его хотелось расколотить молотком и выкинуть, но до поры до времени он оставался цел, а Лена заламывала руки и кусала губы, сдерживаясь и не вымещая досаду на полезном предмете. Днем во дворе кричали и играли школьники, а Лена видела в них образы детей, у которых всегда на обмен было что-то полезное для Бакалавра, Гаруспика или Самозванки… Иммуники, патроны, антибиотики, изредка бесценные порошочки — то немногое, что было способно излечить от страшной заразной Песчаной Язвы.

OST Sanitarium — The Innocent Abandoned

Theodor Bastard — Lost in the Night

      В четверг Лена возвращалась домой, идя от автобусной остановки, мимо парка и детской площадки. Она думала над тем, что им рассказывали на лекциях, как внезапно ее накрыло предчувствие беды. Это было так странно и нелогично, что девушка остановилась посреди дороги и огляделась. В песочнице лежали полузакопанные забытые пластиковые игрушки, совки и пара детских ведер, а на бортике стоял небольшой динозавр, потёртый, с него слезла почти вся краска и осталась лишь пластиковая основа и из-за нее он выделялся зеленой кляксой на фоне сероватого песка.

— … Вот! Вот это слово и прозвучало. Граница. Граница — это про мозг. Всё, что нас ограничивает, рождается в голове. Imperare sibi maximum imperium est.

      Лена вздрогнула, ведь услышала голос, который не должна была слышать сейчас. Что-то за ее спиной в густых кустах шурхнуло и зацыкало, будто засмеялась.

— … Вы друг друга не слышите. И никто никого не слышит. А всё-таки главное — это органы. И кровь. Потому что кровь — это связь.

— А прикосновения — это перемены. Ты можешь изменить человека только тогда, когда коснёшься его. В нём изменится всё! А он даже и не заметит…

— Ты не изменишь человека вопреки его воле. Только воля имеет значение. И это опять подтверждает, что самое важное — кровь.

— … Я же умею творить чудеса. Развяжите мне руки! Хватит держать меня, ну! Вечно вы оба играете против меня! …

      Девушка резко выдохнула. Она вновь слышала этот диалог между Данковским, Бурахом и Самозванкой. Сейчас он был обрывочный, неполный, но слышать его почти как наяву было совершенно иным ощущением и близко не похожим на то, когда она играла в игру и слушала их дискуссию. — Что, не терпится их увидеть? — неприятно проскрипел четвертый голос и Лена не сразу поняла, что он обращался к ней.       Она обернулась. Из кустов высунулась гигантская крысиная морда, у туловища в тени угадывались складки одежды. — Человек. — Отозвался грызун. — Крысиный пророк. — Почти не дрогнувшим голосом ответила Лена.       Она даже немного загордилась собой, ведь внутри у нее все похолодело при виде этой большой твари. Это тебе не ручная мышка или крыска, а зверюга размером с восьми- десятилетнего ребенка, стоящее на двух ногах, размышляющая как человек, не нисколько не уступающая в интеллекте и неизвестно что замышляющая. — Гордишься собой? — проницательно подметил крыс, наклонив голову и ярко блеснув глазами. В ином облике они и вовсе могли светиться призрачно-голубым, как у ночного монстра.       Лена не спешила отвечать. Она старалась припомнить все, что было связано с этим существом, но от волнения выходило плохо. Наконец она спросила: — Что со мной происходит? — Ты только это хотела спросить? — хитро и вкрадчиво уточнил Крысиный пророк. — В зависимости от того, что скажешь ты и зачем пришел. — Подрагивающим голосом парировала девушка. Холод стал прокрадываться даже через куртку и сапоги, хотя до этого она не мерзла все эти дни. — Неплохо. — Довольно отозвался он. Он пошевелился и куст немного затрещал из-за поломанных сухих веток. — Ты задаешься вопросом, не сон ли это и для чего я тебе «снюсь», ведь раньше мы не пересекались. — Я знаю, что ты лукав. Ты говоришь правду, как и все, кто связан с Землей — но ты можешь извратить ее. Ты мерзкий дух, умеющий издеваться над людьми.Ты мучил Катерину Сабурову! Внушил ей, что она может видеть будущее. Лгал и она повторяла то, что ты ей нашептывал. — Все цитаты припомнила? — язвительно спросил крыс, хмыкнув. — Видишь ли, тебе все равно придется иметь дело со мной, если хочешь получить хоть часть ответов. Другие не нашли дороги к тебя. — Другие? Они знают обо мне? — крыс в ответ лишь неопределенно качнул мордой и пошевелил носом. — Чем докажешь, что это все — не плод моей больной фантазии, перешедшей все допустимые границы? — Очень просто. — Он ожидал такого вопроса. Для него все шло предсказуемо.       В его руке — а у Крысиного пророка был хвост и руки, ноги как у человека — блеснул осколок той самой кружки, серо-голубой с бардовым мелким узором. — Она так кстати разбила эту вещицу сегодня утром, когда ты ушла к автобусной остановке. — Пояснил крыс, скрипнув зубами. — Не ты ли поспособствовал этому? — нахмурилась Лена, скрещивая руки на груди. — Возможно-возможно. А может быть и нет. Кто теперь узнает? — хитро ответила тварь. — Зачем ты это сделал? — О, еще один вопрос в копилку к тем, что уже были, да? — Ты будешь говорить яснее? Или проделал такой трудный путь лишь затем, чтобы паясничать и поиграть с «глупым человечком»? — со скепсисом уточнила Лена. Она не хотела по-настоящему злить его, но и у нее все больше росло раздражение напополам с непониманием и тревогой. — Верно подмечено. — Почти добродушно фыркнул крыс, но эта была лишь маска. В его добродушие девушка не верила, как и в бескорыстие, если вдруг ей попытаются это внушить. — Протяни руку, юная недоверчивая леди, и возьми этот осколок. — Тихо скрипнул зубами Крысиный пророк, не то улыбаясь, не то кривясь в не читаемой гримасе, которая могла обозначать все что угодно — от ухмылки, до отвращения. — Но не пытайся коснутся моих пальцев — тогда не миновать тебе беды. — И что будет? — спросила она, не торопясь делать, как ей сказали. Это тебе не добрый волшебник из сказок верхом на метле, ковре-самолете или каком-либо ином транспорте чародеев. — Возьми и увидишь. — Шире улыбнулся крыс. — Я знала, что ты так скажешь. Ты все-таки пришел играть, а не выполнять свою миссию? — А откуда она вообще может быть, эта миссия? Думаешь — ты особенная? — Об этом я не буду с тобой говорить, слишком уж ты любишь злословить, перемешивать ложь с правдой и выворачивать смыслы на изнанку. — Как хочешь. Можешь не брать. Но тогда так и будешь терзаться несбыточными снами, пока не начнешь бредить наяву. — Мне нужно подтверждение твоих слов, ведь ты можешь просто манипулировать мной с помощью моих страхов.       Он устало и раздраженно вздохнул. — Вот оно — твое подтверждение. Ты получишь возможность узнать больше, но я не буду ждать долго, когда ты наконец решишься. Думаешь, умрешь, если прикоснешься и возьмешь осколок? — А если да? — С чего бы? Подумай. Зачем мне тебя убивать? Да еще и таким странным муторным способом. Тратить время, подловить в безлюдном месте, уговаривать… К твоему сведению, в моем распоряжении все крысы и мыши этого города, думаешь, я не нашел бы иной способ навредить тебе или твоей семье? — Даже думать об этом не хочу. — Лена поежилась. Диких крыс она не любила. — То-то же. А теперь бери уже. У меня и без тебя хлопот хватает. — Тебя послали в мой мир? — Я сам себя послал и сам себя отошлю, когда надо будет. Брать будешь или в пыль превратить?       Лена протянула руку и аккуратно взялась за краешек осколка керамической кружки. Повертела его, ощупала. — Ты никогда не выбирала, чтобы тарбаганчики были черными. Всегда отказывалась. Неужели они так тебя пугали даже такими бурыми, невзрачными? Хоть бы раз выбрала иную реплику, Елена. — Что? — А в другой раз бегаешь от крыс по всему городу и прячешься в домах и магазинах от них. Вот умора. — Ты ужасен… — Да, это моя роль.       Лена продолжала вертеть осколок и непонимающе взглянула на крыса. Ничего не происходило. — А ты думала, что-то с тобой произойдет в ту же секунду? — насмешливо спросил он. — Да, ведь ты так настойчиво мне его пытался всунуть. — Немного обижено проговорила девушка. — Хах, смешные вы люди. — Вновь Крысиный пророк засмеялся своими скрипучем смехом. — Не считай себя избранной, но кое-что ты все-таки натворила. Ты нарушила связи похлеще Исидора Бураха. Симон мертв, Власти опечалены, Марк Бессмертник отчетливо их слышит из театра, еще лучше, чем из Многогранника. — Не хочешь же ты сказать, что он умер по моей вине? — Нет-нет. Ты повлияла более тонко на наш мир. Если слишком долго смотреть в бездну, бездна начнет смотреть на тебя в ответ. Вопрос времени, когда ты сойдешь с ума. Или когда тебя затянет к нам. Возможно это случиться лишь в старости или по частям. — Т-ты намерено пугаешь меня? Как тебя понимать? — дрогнувшим голосом спросила девушка.       Ее бросило в холодный пот. Хотелось верить, что она просто полюбила очередную игру, но у этого не будет негативных последствий. Вон сколько людей увлечены теми или иными выдуманными мирами, сколько отаку и все более-менее в здравом уме и не проваливаются в миры, к которым прикоснулись разумом.       Крыс молча смотрел на нее и на его крысиной морде сквозило ехидство. Он не собирался что-либо объяснять, ему это было неинтересно. Багровые узоры на осколке тускло засветились и Лена ойкнула, но не выронила его. — Прежде чем ты дашь согласие, я озвучу свое условие. — Сказал Крысиный пророк. — А ты уже наперед знаешь, что я скажу «да»? — Куда ты денешься. У тебя не так много вариантов. Ты глупенькая, но не так невежественна как остальные. Но дело не в твоем интеллекте, тебе просто повезло узнать о нас с разных сторон, как зрителю, смотрящему пьесу. Теперь ты станешь действующим лицом, но это значит, что тебя лишат свободы. — Он фыркнул. — Ты сама не помнишь, почему так рвешься в Город, который на грани гибели и разрушения. Инстинкт самосохранения у тебя явно отсутствует. — Мне снятся сны уже больше месяца… А может это началось намного раньше. Но очнувшись, я едва ли десятую часть могу вспомнить! Почему это не происходит с другими? — Я не тот, кто сможет ответить на этот вопрос. — Или ты просто не хочешь. — Или просто не хочу. — Повторил крыс, не споря, но и не подтверждая. — Что за условие? — тварь загадочно блеснула глазами и те засветились бледно-синим, а в глубине заклубился туман, делая их похожими на глаза слепца или мертвеца.       Пространство зазвенело, будто натянутые струны, будто полотно, которое еще чуть-чуть и начнет трещать по швам. — Клара не сможет спасти все, ей не хватит аргументов, чтобы склонить полководца на свою сторону. Она уже проигрывает. Есть силы, которые намерены уничтожить Чудеса. Я — создание Земли, но живу за кулисами театра. Исчезнет сила, делающая Город особенным живым местом, исчезнем и мы. — Ты хочешь, чтобы Многогранник уцелел? — Верно. — Я смогу потом вернуться назад? — Это уже не от меня зависит. — Что-то ты вновь туманно заговорил. То есть я или умру, или сойду с ума здесь, или навсегда окажусь в мире, где в любую минуту могут обрушиться стихийные бедствия из-за того, что был нарушен Закон мира? — Я сам поражен, что ты так рвешься туда. Так что же, ты согласна? — Ты озвучил все условия? Спасти Многогранник — и мы квиты? — сглотнув, уточнила Лена. В горле пересохло, нервозность с новой силой нахлынула на нее. — Это тебе под силу, надеюсь. — Хмыкнул зверь. — Хорошо. Да, я согласна.       Крыс понизил голос, нашептывая что-то неразборчиво, и вдруг начал расти и достаточно быстро стал огромным и навис над Леной, скаля пасть и топорща усы. Поднялся ветер, стало холодно и сыро, как в склепе. Тени от куста заметались, будто руки призраков, слепо шарящих в поисках чего-то. Девушка вскрикнула, что-то схватило ее за штанины брюк. Асфальт под ее ботинками начал лопаться а из трещин стремительно потянулись вверх стебли желтых трав. Лямка рюкзака съехала с плеча и он упал на землю, а Лена, напуганная происходящим, вскинула руки и безуспешно пыталась отступить подальше.       Весь мир вокруг стал большим. Не Крысиный пророк рос, а Лена уменьшалась в размерах. Одежда уменьшалась вслед за ней, но рюкзак остался прежним, с каждой секундой увеличиваясь, пока не стал громадным крутым холмом, вместо земли храня в себе тяжелые учебники. Внезапно он начал крениться и чуть не придавил девушку. Крыс выставил руку и откинул его прочь. — Это тебе больше не пригодиться. — Прокомментировал крыс. — Ах да, забыл сказать. — Он щелкнул зубами. — Город станет наш. Или то, что от него останется.       У девушки шумело в ушах от бешеного пульса и она с трудом уловила смысл слов. Сердце, словно куда-то упало, а горло сдавил панический спазм. Растения вывернули и раскрыли асфальт, как лепестки черного цветка, стебли стремительно запутали ее тело до самых плеч и дернули вниз.       Послышалась последняя фраза крыса, прежде чем Лена провалилась в пахучую твирью бездну. — Отправляешься к своему всезнайке… Но так ли ты уверена, что он по-прежнему ждет тебя?