Лето за городом

***

      — ああ、彼らがすべてうまくいっていればいいのですが… — нервно проговорила Японская Империя, смотря на двух немцев. Германия пока был в состоянии крайнего удивления и непонимания, в какой-то степени он был зол. Рейх же молча стоял, совершенно не зная что следует говорить. Вся компашка внимательно наблюдала за воссоединением отца и сына, даже Россия на время забыл о существовании ЯИ и КИ, которые вообще-то стояли в полуметре от него. Все присутствующие переживали за исход событий.       — Пап, так… Может ты мне всё же расскажешь, как это всё произошло? — тихо, но настойчиво попросил Россия. Советы тяжело вздохнул, прикрыв глаз. Всё-таки придётся рассказать.       — Хорошо, только давай отойдём, — Россия кивнул. Они отошли на небольшое расстояние и встали под дерево, — я внимательно слушаю, пап, — серьёзно проговорил Россия, скрестив руки на груди. Вся его радость исчезла.       — Ну, всё началось с моего переезда… — Советы старался все события описывать максимально подробно, смысла что-либо скрывать уже не было. Рассказывать всё это пусть и было довольно тяжело, но наблюдать за эмоциями Росса на протяжении всего рассказа было забавно. Особенно тогда, когда Союз дошёл до части, где Росс, как оказалось, гнался за Рейхом (естественно, Союз опустил деталь, что наци тогда вломился к нему в дом, чтобы порисовать). Монолог Союза уже подошёл к концу, а РФ всё никак не мог прийти в себя. Слишком уж много событий за один час.       — Пипец… — только и выдал Россия. Он поверить не мог в то, что его отец вновь встретился со своим врагом спустя больше чем полвека и… Подружился? Судя по всему, они действительно вновь друзья. Это пугало. «Этот треклятый нацист что-то задумал! Такие как он не меняются! А отец… Что с ним вообще?! Неужели он ему всё простил?!» — мыслей в голове было бессметное количество, но озвучивать их Росс не спешил.       «Надеюсь мой сын не посчитает меня поехавшим на старости лет психом…» — слегка ухмыльнулся Союз. Вскоре они вновь вернулись на прежнее место их встречи. Но, что странно, там никого не было. Ни Рейха, ни Германии, никого.       — А… А куда все делись? — Росс недоумённо оглядывался по сторонам.       — Без понятия… — СССР был удивлён ничуть не меньше. Куда они испарились? — могу предложить только отправиться на их поиски.       — Ага, всё равно другого варианта я не вижу… — согласился Росс. В глубине души он начал немного переживать за Германию. Всё же у Германа при себе только ключи от дома да телефон. Плюс, он без машины, значит он вряд ли смог далеко уйти… Русский сердцем чуял, что всё пошло по одному месту. Всё плохо. СССР и РФ разошлись в разные стороны на поиски.       «Зря… Зря отец всё это устроил» — думал Россия, оглядываясь по сторонам. Он решил первым делом осмотреть близлежащие окрестности. Всё же на своих двоих немец вряд ли бы смог далеко убежать. На поиски беглеца у него ушло около пятнадцати минут, к огромнейшему счастью, Герман и вправду далеко не убежал. Он сидел на лавочке примерно в пятидесяти метрах от места их встречи с Третьим Рейхом.       — Оу… Блять… — тихо выругался Россия, смотря на Германию. Вид у последнего был, мягко скажем, паршивый. Некогда уложенная причёска сейчас выглядела так, будто ФРГ током неслабо ударили. Чёрные брюки были немного пыльные. Подойдя поближе, Росс ещё больше начал переживать. Герман плакал, вернее, рыдал навзрыд. Слёзы градом текли по щекам, впитываясь в рукава рубашки.       — Hasse ihn! — яростно прошипел немец, шмыгая носом. Россия, смотря на эту картину, про себя думал стоит ли вообще подходить к Германии, а то, скорее всего, весь его гнев на него обрушится ударной волной. А трепать себе нервы Россия не хотел совершенно. Но оставлять человека в таком состоянии было нельзя.       — Гер… — тихо позвал его Росс, подойдя максимально близко. Немец поднял заплаканные красные глаза и зло уставился на русского.       — Geh weg! Ich will dich nicht sehen! Verpiss dich! — прошипел Герман, поправляя съехавшие очки, — Hasse… dich… ihn… Ich hasse jeden!       — Гер, я, конечно, понимаю, что тебе плохо… Но всё же… Что случилось? — Россия через секунду пожалел, что вообще открыл свой рот. Германия, рвано выдохнув, попытался нормально объяснить, что же произошло, но голос предательски срывался.       — Er… Er… Er ist einfach ein Monster! — крикнул немец, — Er hat diesen Krieg begonnen, für den ich die Verantwortung trage! Ich bezahle für alle Sünden meiner unglücklichen Familie! Das ist nicht mein Vater! Er ist in all den Jahren noch nie in meinem Leben aufgetaucht! Er hat mich betrogen! Er hat alle betrogen! Er ist schrecklich… — после такого монолога Гера на несколько секунд замолчал, переводя дух и вытирая слёзы, что продолжали катиться градом, — Dieses Monster hat mich meinem Schicksal überlassen! Er… Er… Er ist nicht mein Vater! — посмотрев на плачевное состояние своих рукавов, ФРГ трясущимися пальцами попытался расстегнуть пуговицы, чтобы их закатать, но ничего толком не вышло, из-за чего Герман ещё сильнее разозлился, хватая себя за волосы, — Es wäre besser, wenn er sterben würde! — тяжело вздохнув, Россия аккуратно приобнял ФРГ за плечи, стараясь хоть чуть-чуть успокоить. О содержании их с Рейхом диалога он уже не стал спрашивать, новый приступ истерики его уши и мозг не вынесут. Если честно, ему было очень жаль Германа. Он за один чёртов день узнал слишком много ужасной информации. О том, что его отец никогда не умирал, а просто оставил мальчика и его сестру на произвол судьбы. А ведь Третий Рейх даже не попытался как-то встретиться со своими детьми, да даже банальную записку написать не потрудился! Мол, я жив, со мной всё хорошо, но я, к сожалению, не могу с вами встретиться. Надеюсь у вас всё хорошо. С любовью: папа. Но нет! Он не сделал для своих детей ни-че-го. Абсолютно! И вот достался же именно этот горе-отец Герману.       «Да, Гер, твой отец тот ещё ублюдок…» — подумал русский, осторожно ведя Германа, держа при этом его за плечи, по направлению к машине. Нужно было отвезти его домой. Там Германии должно стать полегче. Неплохо бы ещё заскочить к Швейцарии. Всё же он долгое время был опекуном Геры, может он примерно знает, как успокоить его. Наверняка же, первое время после расставания ФРГ и ГДР не верили в «смерть» своего отца и, скорее всего, много кричали и плакали по этому поводу.       — Er ist nie in meinem Leben aufgetaucht… — всхлипнул Германия, садясь в машину. Он, подперев голову рукой, прикрыл глаза и вроде даже на некоторое время задремал. Всё же слёзы и сегодняшние потрясения выбили из него все силы. Тяжело вздохнув, Россия тоже сел в автомобиль и завёл его, затем они тронулись с места. По пути РФ заскочил на работу и взял вещи Германии.       До дома Германии они доехали довольно-таки быстро, благо пробок не было.       — Гер, может мне побыть с тобой какое-то время? Или я могу позвонить Швейцарии, — предложил Россия, глядя с грустью на немца, который еле как смог проснуться.       — Нет, спасибо… — отрицательно помотал головой ФРГ, жмуря красные глаза, — мне… Мне нужно побыть одному…       — Ладно, как скажешь… Но, Гер, пожалуйста, не изводи себя и дай знать, если тебе вдруг понадобится поддержка, хорошо? — немец лишь слабо кивнул и, взяв свои вещи, пошёл к многоэтажному зданию. На душе было ужасно тошно. Хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, упасть в пропасть и никогда больше не появляться.       Мыслей в голове у Германии уже практически не было. Он просто устал. Ему нужен отдых, желательно на год, но будет неплохо и просто поспать часик или два. Кое-как сняв с себя обувь и верхнюю одежду, Герман кинул вещи на пол и завалился на диван спать.       Это был очень странный сон…       Маленький ФРГ вместе со своей сестрой сидел у себя в комнате и во что-то увлечённо играл, иногда смеясь. Было так хорошо и спокойно… Не было никакого чувства страха и безысходности. Лишь тишина и всепоглощающее спокойствие. Неожиданно за дверью раздались шаги, мгновением позже скрип двери разрушил тишину. На пороге детской появился Третий Рейх. Он был одет в тёмное осеннее пальто и высокие чёрные сапоги. В руках он держал средних размеров чемодан.       — Papa, wohin gehst du? — поинтересовалась ГДР, поднимаясь со своего места и подходя к отцу. Мужчина потрепал дочь по голове и присел на корточки. Германия же стоял за спиной сестры, заинтересованно наблюдая. Хоть тут и была атмосфера умиротворения, но умом ФРГ понимал, что это всё — ложь.       — Ich mache einen kleinen Ausflug, — с лёгкой улыбкой произнёс Рейх, вновь поднимаясь на ноги. Германия осторожно приблизился к отцу.       — Papa… — неуверенно проговорил он, смотря на него, — werden wir dich jemals wiedersehen? — мальчик взял Рейха за руку, слегка сжав. В его голосе чувствовались слёзы. Ариец немного удивился от такого вопроса, и, чтобы успокоить сына, наци аккуратно приобнял мальчика за плечи.       — Natürlich, natürlich, wir sehen uns. Wir verabschieden uns nicht für immer. — успокаивающим тоном проговорил Рейх, чуть улыбнувшись.       Ложь…       Это всё ложь!       — Nein! — громко крикнул Гера, оттолкнув отца. ГДР пискнула и отскочила в сторону, — Nein! Du bist ein Lügner! Du verlässt uns! — кричал Герман. Перед глазами всё медленно поплыло…       Картинка неожиданно меняется и Германия уже лежит на полу в пустом кабинете, при входе в который стоят солдаты. ГДР забрали. Отца нет. Он один. В руках мальчик держит цветные карандаши, быстро выводя какие-то линии. На полу уже было около десяти подобных рисунков. Рисование помогало отвлечься… От плохого да и от мира в целом.       — Herman, mein Junge, wie geht es dir? — в помещение входит Швейцария, прикрыв дверь. ФРГ лишь слабо кивает, мол, всё хорошо, — Was zeichnest du? — интересуется мужчина, присаживаясь рядом.       — Ich zeichne mich und meine Schwester… — неохотно говорит мальчик, отодвигая рисунки в сторону. ФРГ одновременно хотел остаться в одиночестве и в тоже время желал, чтобы его крепко обняли, поцеловали в лоб и сказали, что всё в порядке.       — Vielleicht hast du Hunger? — ФРГ отрицательно помотал головой. Он уже ничего не хочет. Швейцарец ещё несколько минут сидит с немцем, а позже уходит, прикрыв за собой дверь.       Вновь всё меняется. Германия из прошлого уже на два года старше, и он сейчас лежит на лавочке в коридоре, поджав под себя ноги и тихонько сопя.       — Ich kann mich kaum erinnern, wo ich jetzt bin… — тихо проговорил взрослый Германия, стоя рядом с самим собой из прошлого. Он осторожно подходит к одной из дверей и приоткрывает её. Оттуда слышатся обрывки разговора.       — …Das ist schrecklich… — по голосу немец смог понять, что это был Швейцария, — Der Junge schläft seit drei Tagen nicht mehr gut, und wenn er doch einschläft, redet er im Schlaf mit seinem verstorbenen Vater, — Германия тихо охает, а его глаза округляются. Он не помнит этот эпизод из своего детства, — Er zeichnet ihn ständig als Geist an, der neben ihm ist. Und seine anderen Zeichnungen sind überhaupt nicht positiv. Schauen Sie, Herr Doktor, Herman zeichnet oft Bilder von seinem Haus und von Flugzeugen, die Bomben abwerfen. Und noch etwas: Er zieht seinen Vater oft in eine Blutlache und deutet an, dass er «schläft», — видимо, Германия получил действительно тяжёлую для ребёнка травму. ФРГ тяжело вздохнул, смотря на маленького себя, что всё также тихо спал, свернувшись калачиком, — Dann zeichnete der Junge sich und seine Schwester, obwohl er ihre Gesichter schwarz bemalte, und schrieb: «Ich werde sie nie wiedersehen. Ich vermisse meine Schwester. Ich möchte sie treffen.» — Германия тихо всплакнул, он и сейчас временами скучает по своей сестрёнке, а тогда он готов был на всё, чтобы вновь с ней встретиться и крепко обнять, — Ich verstehe, dass er eine Verletzung hat, aber trotzdem… Vielleicht können Sie ihm ein paar Medikamente verschreiben? Stecken Sie den Jungen nicht in eine psychiatrische Klinik. — наконец-то Швейцария заканчивает свой монолог и замолкает. А мужчина, сидящий напротив него, напряжённо обдумывает все те факты, что ему сейчас рассказали. Германия шире открывает дверь, «просачиваясь» в помещение. Его не замечают, и он осторожно подходит к швейцарцу и встаёт у него за спиной. Доктор ещё несколько секунд думает, а потом берёт ручку и листок бумаги и быстро что-то пишет.       — Ich werde Ihnen mehrere Medikamente verschreiben, sie sollen helfen und den Jungen vor Halluzinationen bewahren. Aber Sie sollten ihn nach Möglichkeit auch nicht alleine lassen. Jemand muss bei ihm sein. Sogar ein Haustier, zum Beispiel ein Hund, reicht aus, — мужчина кивает, берёт рецепт от врача и покидает кабинет, закрыв дверь. А Германия так и остался там, обдумывая ситуацию. Пройдясь вперёд назад, немец вздохнул и вышел вон из кабинета. Свернув налево, он пошёл по направлению, как ему казалось, к выходу. Отовсюду стала раздаваться приглушённая музыка. Будто Герман находился глубоко под землёй, а мелодия играла на поверхности.       — Was zum Teufel?.. — глаза слипались и немец терял сознание. Облокотившись о стену, он медленно сполз вниз, на пол.       Очнулся Герман на всё том же диване от звонка по телефону. Протерев глаза, он попытался сесть, но слабость не давала этого сделать.       — Verdammter Amerikaner… — прошипел Герман, смотря на дисплей. Естественно, звонил Штаты. Выяснять причину, по которой он ему звонил в нерабочее время, немец не стал, а просто отключил звук и засунул телефон под подушку. Но сон как назло не шёл. Поворочавшись ещё около пятнадцати минут, Герман решил, что ему лучше сейчас прогуляться, развеяться и забыть обо всём.

***

      «И куда же они могли свалить?» — раздумывал СССР, идя вглубь леса. Ну не могла же эта троица исчезнуть без следа! Тяжело вздохнув, Союз шёл дальше. Благо, совсем вскоре он нашёл их всех троих. Японка и итальянец стояли и что-то обсуждали, Рейха же поблизости не было видно.       — Вот вы где… Что произошло? Вы почему ушли и где Рейх? — поинтересовался СССР, вопросительно смотря на их двоих. ЯИ слегка поморщилась, а КИ тяжело вздохнул и начал говорить:       — Встреча прошла, мягко скажем, хреново… Хотя нет, не хреново, а максимально хуёво, Союз, — пробурчал фашист, смотря куда-то вбок, — Герман был не очень рад видеть своего отца, они «немного» поругались, ну, сказали пару «ласковых» слов и разбежались. Это если коротко. Конкретно о чём они беседовали — я не знаю. Я не силён в немецких матах, — Союз тяжело вздохнул. Ужасно… Он опять всё испортил. Браво! Молодец, Совок, так держать! Ты хотел ему помочь, а получилось как всегда…       — А Рейх где?       — Вон там, — показал пальцем Ита на поляну, — около дерева сидит, — Союз быстро пошёл по направлению к тому месту. Под одним из деревьев, часть которого скрывали кусты, сидел Третий Рейх, обнимая себя за колени. Даже не смотря на его лицо, Советы был уверен, что ему очень паршиво. Немец слегка подрагивал, и было слышно, что он тихо плакал.       — Рей… — тихо позвал арийца СССР, осторожно садясь напротив. Мужчина никак не реагирует, лишь шипит что-то нечленораздельное, — прости… Прости, Рейх, я не хотел, чтобы всё так вышло… Я хотел как лучше…       — Ich hasse… — прошипел нацист, сильнее вжимаясь спиной в ствол дерева, — ich hasse mich selbst… ich bin schrecklich… — Советы с грустью посмотрел на него и, сев рядом, осторожно положил руку на плечо наци. Он дёрнулся, но отодвигаться или убегать от Союза не стал.       — Рейх…       — Ich bin ein schrecklicher Vater… — всхлипнув, проговорил Рейх, посмотрев на Советы. Глаза немца сильно покраснели и опухли, а губы дрожали, — Я… Я… — он хотел было ещё что-то добавить, но уже совершенно не было сил на разговоры. Союз не смог подобрать нужные слова поддержки, хоть он прекрасно понимал чувства Рейха. Он чувствовал себя примерно так же, когда его дети отказались общаться с ним. СССР долго корил себя, но спустя время боль утихла, хотя иногда давала о себе знать. Вздохнув, он обнял наци, крепко прижимая к себе. Всхлипы утихли, а спустя минуту Рейх обнял его в ответ, положив свои руки на плечи коммуниста.       — Спасибо… — тихо поблагодарил наци, видно, что ему было всё ещё хреново, но просто в меньшей степени. Более ничего не сказав, наци поднялся на ноги и быстрой походкой пошёл по направлению к выходу из парка. Союз направился следом за ним.       Дорога до дома заняла не особо много времени, но морально всем присутствующим было не очень хорошо. Третий всю дорогу молчал и смотрел в окно, ЯИ и КИ сидели на заднем сидении и дремали.       Машина завернула во двор и остановилась. Рейх тотчас выскочил и, хлопнув дверью, быстро вбежал в дом. Перешагивая через две ступеньки, Рейх поднялся на второй этаж и закрылся в своей комнате.       — ああ…そこにいるのか？ — спросила Японская Империя, зевнув и потянувшись. Две минуты ушло на то, чтобы растолкать итальянца, который упорно не хотел просыпаться. Засунув ключи от машины в карман, Советы не стал входить в дом через дверь, а решил проникнуть более оригинальным способом.       — Ты чего удумал? — поинтересовался Италия, смотря как Союз пытается залезть на крышу.       — Я к Рейху. А через дверь он меня вряд ли пустит, — КИ лишь покачал головой и ушёл в дом.       — ライヒ、入ってもいいですか？ 話したいのですがお願いします。 — из-за двери ничего не сказали, японка повторила свою просьбу ещё раз, но никакого результата. Решив более не беспокоить Рейха, тому, наверное, лучше побыть одному, ЯИ спустилась вниз. А в это время Союз уже смог доползти до окна, которое, на удивление, было чуть приоткрыто. Сквозь стекло было видно, что Третий Рейх лежал на кровати, свернувшись клубком, благо, он больше не плакал и не дрожал.       Открыв окно пошире, Союз прошёл внутрь. Мягко ступая по полу, он подходил к кровати наци.       — Ты зачем опять через окно полез? — спросил немец и, не дождавшись ответа на свой вопрос, он произнёс: «Уйди… Я хочу побыть один…»       — Рей, я хочу помочь и загладить свою вину… — немец повернулся к Союзу лицом.       — Du bist an nichts schuldig, — спокойно проговорил немец, — Es ist nicht deine Schuld, dass ich ein schrecklicher Vater bin… — в уголках глаз вновь стали образовываться слёзы. Союз лишь покачал головой и вновь обнял наци.       — Рейх, я правда хотел как лучше… И я прекрасно понимаю, как тебе сейчас хреново… — успокаивающим тоном произнёс Союз, гладя немца по голове, — я так же себя чувствовал, когда узнал, что мои дети не желают со мной общаться… Да не то что «общаться», они не хотят меня ни знать ни видеть… Так что как отец я тебя понять могу, — на несколько секунд повисло молчание. Может слова, а может просто само присутствие Союза успокоило Рейха, но он окончательно перестал реветь. Он лишь внимательно слушал.       — Entschuldigung, das ist ein heikles Thema für du… — тихо извинился Рейх, не поднимая глаза.       — Всё в порядке, я уже смирился с этим. Как бы это банально не звучало, но время лечит, — грустно усмехнулся коммунист, кончиками пальцев осторожно проведя по щеке Рейха, щёчки которого чуть-чуть порозовели, выдавая смущение, но СССР не придал этому должного внимания, просто улыбнувшись, — успокоился?       — Да… — немного заторможено кивнул немец, тоже чуть улыбнувшись, — ещё раз спасибо…       — Который раз по счёту ты меня благодаришь? Десятый?       — Совок, даже не начинай… — смущённо-раздражённо пробурчал наци и, вырвавшись из объятий, он быстренько смылся вниз. «Странно ты себя ведёшь, Рейх…» — такая мысль промелькнула в голове Союза, но, решив её проигнорировать, он просто пожал плечами и направился вслед за Третьим.

***

      — Тебя уже, наверное, все местные дворовые кошки знают, — устало усмехнувшись, проговорил немец, наблюдая как Росс с улыбкой гладит животное, которое довольно мурчит.       — Ага, они меня узнают и всё норовят запрыгнуть на руки, — усмехнулся русский, продолжая гладить кошку по голове, иногда почёсывая её за ушком. Эта их встреча произошла совершенно случайно. Германия просто прогуливался и временно «отключился» от реальности, ноги его сами несли и принесли в тот район, где жил Россия. Герман усмехнулся, ненадолго задумавшись. Мысли каким-то странным образом вновь вернули его к недавнему случаю. Внутри возникло чувство, что он поступил не совсем хорошо, накричав на Рейха. В конце-концов он же пришёл на эту встречу, значит в нём есть что-то хорошее. Может он изменился? Ведь прошло столько лет… Конечно, сложно поверить, что Третий Рейх изменился, но вдруг… Есть шанс? Чуть нахмурившись, Герман прикусил губу. Ненависть и злость чуть стихли, уступая место разуму. «Damals war es nicht nötig zu fluchen… Wir hätten alles in Ruhe besprechen sollen…» — помотав головой, немец отогнал мысли об отце. Что сделано, то сделано. Он вряд ли согласился бы ещё на одну встречу.       — Не хочешь кого-нибудь из них взять к себе? — чуть улыбнувшись, поинтересовался немец, присев рядом.       — Дуся у меня уже есть, да и не могу я взять кого-то одного… Мог бы — взял бы всех… — с грустью произнёс Росс, наблюдая как кошка, на прощание потеревшись о ноги, куда-то убегает, — а ты не планируешь заводить кого-нибудь, например? Ты просто как-то говорил об этом.       — Да… Это всё мечты. Я практически живу на работе, а перенести её на дом я, увы, не могу, — пожал плечами Герман, поднявшись на ноги.       — А с этим твоим «житьём» на работе ты заканчивай. Не доведёт тебя твой трудоголизм до добра, — серьёзным тоном проговорил Росс, скрестив руки на груди. Удивительно, что этот, казалось бы, большой и безбашенный «ребёнок» мог быть вполне серьёзным и рассудительным человеком.       — Посмотрим… — проговорил немец, тяжело вздохнув, — может сходим куда-нибудь? Мне нужно развеяться.       — Ты обратился совершенно не по адресу. Я могу лишь предложить или бесцельную прогулку длиной около десяти километров или же поход в бар в компании с пивом и моим алкоголизмом, — с улыбкой предложил Россия. Герман вновь отметил про себя, что Росс на работе и после работы — это два совершенно разных человека.       — Тогда я предлагаю прогулку длиной пять-шесть километров до одного хорошего бара, где мы с тобой и твоим алкоголизмом проведём вечер, — Россия согласился в то же мгновение, как услышал это предложение. Поэтому уже через минуту они неспешно шли по улице по направлению к заведению, параллельно разговаривая.       — Кстати, я всё спросить хотел… Ты как? Оправился после сегодняшнего? — настроение Германии моментально упало. А он только начал забывать об этой несчастной встрече с его уже не покойным отцом.       — Паршиво, если честно… Но всё равно лучше. По крайней мере я многое обдумал… В какой-то степени я могу понять этот его поступок, но я не могу и не буду его оправдывать, а также я постараюсь забыть эту встречу… — произнёс ФРГ. Россия кивнул, соглашаясь с высказываниями Германа.       — Будешь делать вид, что ничего не было?       — Именно, и у меня это неплохо получается, не находишь? Когда у меня проблемы, то сразу об этом никто никогда не догадывался, — «кроме тебя, естественно…» — но вслух эту фразу ФРГ говорить не стал.       — Нам, кстати, долго ещё идти?       — Ещё километра два, не более. Оттуда могу тебе такси потом вызвать.       — Да я лучше пешком пройдусь… Воздухом свежим подышу, мне после прогулок крепче спится… — протянул Росс, смотря по сторонам. Солнце пусть ещё не село, но ветки деревьев его скрывали.       — А ты всё же подумай насчёт отпуска.       — В следующей жизни у меня будет отпуск. А пока… А пока, мой дорогой друг, мы с тобой идём в бар, — с улыбкой произнёс немец, обнажая зубы. Росс на такое заявление только закатил глаза. Они уже подходили к заведению.

***

      На часах было около девяти часов вечера. Солнце постепенно заходило за горизонт.       — Ладно… Мне, пожалуй, пора идти… — задумчиво протянул Союз, смотря в окно. Он и вправду тут слишком долго находится. Проводит здесь времени больше чем в своём собственном доме, скоро вообще ночевать здесь будет… Попрощавшись со всеми, СССР быстро оделся и вышел на улицу. Вдохнув полной грудью тёплый летний воздух, Союз быстрым шагом пошёл домой, параллельно думая о том, что ему дальше придётся расхлёбывать всю ту кашу, которую он заварил. В первую очередь завтра следует нормально просто поговорить с Германом и попытаться ему всё объяснить.       — Может я слишком оптимистичен?.. — с грустью усмехнулся СССР, проворачивая ключ в замке, — ну уж нет… Будем позориться до конца, товарищ. В конце-концов я зря что ли это всё устроил? — заперев дверь на засов и кинув ключи на тумбочку, Совок прошёл на второй этаж. Следовало хорошенько выспаться, ведь завтра снова ехать в город.       Проснувшись рано утром, СССР ещё какое-то время лежал в кровати, совершенно не желая подниматься.       — Нужно было действительно покупать дачу поближе к городу… — пробурчал коммунист, сползая с кровати.       Спустя около получаса Советский Союз наконец-то собрался и отправился в долгий путь на машине. Естественно, в скором времени эта «святая» троица заметит его отсутствие, им вряд ли понадобится много времени, чтобы сложить дважды два и понять, куда свалил Союз.       — Интересно, если меня Рейх таки убьёт… То он меня закопает на своём дворе или же нет? — параллельно Совок решил, что если уж всё пойдёт по всем известному месту, то он просто заглянет в свою квартиру, проверит всё ли на месте, всё ли в порядке. Доехал мужчина благополучно, никого не сбил и уже хорошо. Свернув на парковку, Советы набрал номер сына, понадеявшись, что эта соня вообще услышит звонок.       На часах было без десяти девять. Многие люди в это время ещё спали, выходной день как никак. В уютной квартире спали два воплощения: Германия и Россия. Последний валялся на полу, укутавшись в одеяло, а немец в это время пытался что-то приготовить, параллельно «отбиваясь» от чересчур назойливой Дуси, которая всё пыталась запрыгнуть ему на спину.       Относительную тишину в квартире разрушил телефонный звонок. Проклиная звонившего, Росс взял свой мобильник и, приняв вызов, максимально недовольным голосом произнёс:       — Надеюсь это действительно важное дело и нас всех ждёт конец света, — Советы на том конце провода усмехнулся. Таки разбудил.       — Важное-важное, Рось, доброе утро.       — Па-а-ап! — недовольно протянул Росс, всё ещё не потрудившись открыть глаза, — зачем так рано… Суббота же…       — Сделаешь одно дело и спи хоть до завтра. Пришли мне номер телефона Германа, пожалуйста, — ещё не проснувшийся мозг Росса совершенно никак не переварил эту информацию, поэтому он не стал задавать никаких вопросов.       — Ой, бля, щас… Гера! Герман! — вот тут уже у Союза возникло множество вопросов, на которые он очень хотел бы получить ответы. На крик Роськи никто не отозвался, — бать, повиси пока… — прошипел он, положив телефон на кровать экраном вниз, — Герман! — немец же в это время уже успел себе приготовить завтрак состоящий из яичницы с беконом и двух бутербродов с маслом. От трапезы Геру отвлёк резкий звук открытия двери и тяжёлые быстрые шаги в его сторону.       — A? Hä? Ist etwas passiert? — поинтересовался ФРГ.       — Да батя очень хочет с тобой поговорить… — пробубнил Росс и обратно ушёл в комнату, а после рухнул на кровать. Пройдя за русским, Герман взял его телефон, и чтобы не тревожить, ушёл на кухню, прикрыв дверь.       — Здравствуйте, товарищ СССР. Вы, кажется, хотели со мной поговорить?       — Да, здравствуй, Герман, я тебя не разбудил?       — Меня нет, а вот Россию да, — улыбнулся ФРГ, он был явно в хорошем расположении духа.       — Да, я это уже понял, — усмехнулся коммунист, — я хотел поговорить с тобой насчёт вчерашнего… Ты как? — Германия слегка удивился, что СССР вдруг решил позвонить с утра пораньше, только чтобы поинтересоваться состоянием Германа.       — Кхм, нормально… — решив не ходить вокруг да около, он спросил напрямую, — а к чему вопрос?       — Ну, видишь ли… Я понимаю, что это прозвучит максимально странно, но ты бы не хотел снова встретиться с отцом? — вопрос поверг Германа в шок. Конечно, он раздумывал над тем, что нужно бы организовать ещё одну встречу… Но так скоро?! «Dies wird wahrscheinlich die letzte Chance sein, meinen Vater zu sehen…» — подумал Герман.       — Герман? — обеспокоенно произнёс СССР.       — Д-да… Я согласен… — негромко произнёс немец, слегка кивнув.       — Отлично! — радостно вскрикнул Советы, — ты сегодня ведь свободен?       — Да-да, я абсолютно свободен.       — Супер, тогда я подъеду к дому Росса через полчаса, хорошо? — Герман согласился. Сбросив вызов, СССР поехал к дому сына.

***

      — Здравствуйте…       — Здравствуй, садись, — приветливо улыбнулся Союз. Кивнув, немец сел на заднее сиденье. Автомобиль неспешно тронулся с места, выруливая из двора. Германия «слегка» нервничал, и это было прекрасно видно, поэтому, чтобы не нервировать ФРГ ещё больше, Союз практически всю дорогу молчал.       — Ähm, entschuldigen Sie, Herr UdSSR, darf ich Ihnen eine Frage stellen? — неуверенно спросил Герман.       — Да, конечно, что тебя интересует? — немец на несколько секунд замолчал, а потом произнёс:       — Как… Как себя чувствует мой отец после… После всего произошедшего? — Герман был далеко не дураком и прекрасно понимал, что, наверное, он чувствовал себя не очень хорошо, но всё же лучше услышать достоверную информацию из уст Советского.       — Если честно, Гер, то у твоего отца случился чуть ли не нервный срыв… — от такой информации Германии аж поплохело. Ведь вряд ли Советскому Союзу есть хоть какая-то выгода врать ему насчёт состояния Рейха.       — А с-сейчас?       — Сейчас ему лучше… Но прошу, Герман, пожалуйста, попытайся понять его. Ему действительно было плохо, — Союз на пару секунд замолк, — но он прекрасно поймёт, если ты вдруг не захочешь с ним больше общаться, он просто хочет, как я понял, чтобы ты просто не держал на него зла… — после этого монолога Советы на некоторое время замолчал. Ему действительно было жалко наци, он прекрасно понимал его состояние.       — Das heißt, mein Vater hofft nicht einmal, dass ich ihn als… einen Vater wahrnehme?       — Можно и так сказать, Рей просто надеется, что вы будете хотя бы просто хорошими знакомыми. Поверь, он на большее и не рассчитывал, — Герман кивнул, пытаясь переварить эту информацию, а Советы тем временем молчал. Остаток пути они провели в тишине.       — Герман, просыпайся, — достаточно громко проговорил Союз. Германия, задремавший на заднем сидении, был вынужден недовольно протереть глаза и проснуться. Оглядевшись по сторонам, он убедился в правдивости слов СССР. Они остановились, видимо, около дома Рейха, — ты пока посиди здесь, а я схожу за ним, хорошо?       — Да, хорошо… — неуверенно кивнул немец. Советы вышел из машины и бодрым шагом пошёл в дом. Спустя две минуты Германии совершенно надоело ждать и он вышел из машины, осматривая окрестности.       — Wenn das wirklich das Haus meines Vaters ist, dann hat er einen tollen Geschmack und viel Geld, — усмехнулся немец, подходя к забору. В это время дверь медленно и осторожно приоткрылась. ФРГ нервно сглотнул.       — Ähm… Hallo, Deutschland… — неуверенно поздоровался Третий Рейх, подходя к Германии.       — Hallo… — также неловко поздоровался Герман, чуть улыбнувшись, — Ich… ich freue mich, Sie wiederzusehen, — пару секунд помолчав, Германия глубоко вдохнул и произнёс, — Ich… ich wollte mich für gestern entschuldigen. Ich habe mich geirrt und hätte nicht schreien sollen. Ich habe mich wie ein Kind benommen… — у Рейха округлились глаза от таких слов.       — Oh nein, nein… Du musst dich nicht entschuldigen. Es ist meine Schuld… Ich sollte mich entschuldigen… — было видно, что слова давались Рейху с большим трудом. Он действительно чувствовал вину за содеянное, но при этом прекрасно понимал, что прошлое уже никогда не изменить… Его собственные ошибки всегда будут помнить, в том числе и Герман, которому пришлось за ним рассчитываться.       — Vielleicht können wir einen Spaziergang machen? Ich würde gerne mit Ihnen sprechen und Ihnen ein paar Fragen stellen, — предложил Герман, продолжая бороться с этой проклятой неловкостью.       — Soweit ich weiß, handelt es sich dabei nicht um «ein paar» Fragen, — усмехнулся Рейх. Германия тоже улыбнулся. Прогулка обещала быть очень долгой…       — Я надеюсь, что на этот раз всё пройдёт хорошо, — произнесла ЯИ, смотря на эту сцену воссоединения отца и сына из окна гостиной.       — Я тоже на это надеюсь, ЯИ… — устало произнёс СССР, наливая себе кофе. КИ же молча смотрел в окно.

***

      — Hast du noch Fragen, Herman? — беседа затянулась уже на два часа, которые, казалось, пролетели как один миг. Германия с большим удовольствием слушал рассказы своего папы о его жизни. Кто бы мог подумать, что Рейх довольно-таки много путешествовал, даже несмотря на своё положение? Да и в целом, ФРГ мог даже в какой-то степени ему позавидовать. Он много где побывал, и Рейх именно жил, а не как Герман просто существовал. Неловкость исчезла, не оставив ни малейшего следа. Германии было на удивление комфортно со своим отцом, он оказался действительно хорошим собеседником со своей харизмой, можно было заслушаться пока он что-то рассказывал. Первое время, правда, было как-то странно называть Рейха папой или же отцом, но совсем скоро Гера привык. Пусть Германия и задавал множество вопросов, но он всё равно старался избегать не самые приятные для его отца темы. Всё же не хотелось нарушать такую приятную обстановку.       Не услышав вопрос, Германия присел на один из лежаков, стоящих на пляже. Именно туда завела их с папой прогулка.       — Herman, ist alles in Ordnung? — вновь попытался привлечь внимание сына нацист.       — Oh ja, ja… Es ist okay… — выдохнул Герман, прикрыв глаза. Рейх сел рядом, — Papa, kann ich dir noch eine Frage stellen? — неуверенно попросил Герман, смотря на отца. Тот, ничего не заподозрив, утвердительно кивнул.       — Was interessiert Sie natürlich? — с лёгкой улыбкой поинтересовался Третий Рейх, внимательно смотря на сына, а тот не спешил с вопросом. Герман думал, подбирая слова, всё же не хотелось как-то обидеть или нарушить это хрупкое счастье и спокойствие.       — Papa… Warum hast du uns verlassen? — тихо прошептал ФРГ, опустив взгляд и прикусив губу. Рейх помрачнел, ему не хотелось отвечать на этот вопрос и снова вспоминать своё ужасное прошлое, от которого он пытался безуспешно сбежать. Это неопределённое молчание затянулось на несколько минут.       — Papa?       — Ich wollte das Beste für dich und deine kleine Schwester, — резко выпалил Рейх, закрыв глаза руками. Дальнейшие слова давались ему тяжело, он едва держал себя в руках, — Ich… mir war klar, dass du bei mir nie in Sicherheit sein würdest, und das Land musste regiert werden, und wenn wir gemeinsam wegliefen, wer weiß, was dann vom Land übrig bleiben würde… Ich wusste, dass es keine würdige Zukunft gab Meins, ich werde nicht für die Kinder sorgen. Ich kann dich nicht beschützen… — наци замолчал, а Германия безмолвно наблюдал за его эмоциями.       — Papa, ich kann dich verstehen und…       — Ich habe etwas Schreckliches getan und ich weiß es. Ich verstehe, dass ich weder Vergebung noch Rechtfertigung verdiene… — более спокойным голосом проговорил Рейх, изливать душу стало немного легче. Неожиданно он усмехнулся, чем удивил Германа, — aber Sie haben ein Beispiel in Form von mir, was Sie nicht tun sollten und welche Handlungen Sie auf keinen Fall tun sollten. — с небольшой улыбкой сказал Рейх.       — Sehr positiv, Papa. — усмехнулся Герман. Далее беседа вновь перетекла в более позитивное русло. Следующей темой для разговора стала встреча Рейха с СССР. Тут наци решил практически ничего не утаивать и рассказал всё как было. Во время повествования Гера пытался сдерживать свой смех, закрывая рот руками. А на моменте, когда Росс почти выпрыгнул в окно, то Герман нисколько не удивился, наоборот это было в стиле Росса.       Но, к сожалению, всё хорошее имеет свойство заканчиваться, прошло уже много времени и Герману пора было отправляться к себе домой. Естественно, ему предлагали остаться здесь на ночь, но он отказался, сославшись на занятость. Никто спорить не стал. Чтобы Союз опять не мотался зазря в город, Германия вызвал такси, которое должно было скоро приехать.       — Nun ja… Danke für diesen wundervollen Tag, Papa, — с улыбкой поблагодарил Германия.       — Gern geschehen, Herman, — с улыбкой произнёс Рейх, — Darf ich dich übrigens… Na ja… umarmen? — неуверенно спросил он.       — Natürlich, Papa… — мягко улыбнулся младший немец, подходя к отцу и разводя руки в стороны. Эти объятия были действительно долгожданными для обоих воплощений. А ведь Рейх даже не предполагал, что всё будет хорошо. Он даже не особо надеялся, а тут… Всё просто прекрасно.       — Mein kleiner Rochen… — с улыбкой прошептал Рейх, чуть сильнее сжимая сына в объятиях. Вскоре они отстранились друг от друга и, попрощавшись, а также пообещав созваниваться, Германия пошёл к такси, которое уже подъехало. Наблюдавший за этим действом Союз лишь мягко улыбнулся. «Хотя бы один из нас наладил отношения со своим ребёнком…» — ещё постояв пару секунд на улице, Рейх вошёл в дом.       — И как всё прошло? — наци же ничего не сказал, а лишь крепко обнял коммуниста, параллельно шепча ему слова благодарности. Он практически «светился» от счастья, счастливо улыбаясь, — ну всё, всё, я понял, что ты меня благодаришь, — усмехнулся Совок.       — Пошёл ты в пень… — пробурчал Рейх, смотря на Союза, — но, правда, спасибо тебе большое…       — Пожалуйста, Рейхи. И если быть честным, то я завидую тебе белой завистью. Хоть кто-то наладил отношения со своим ребёнком, — наци на это ничего не сказал, а на его лице отчётливо был виден мыслительный процесс. Его гениальный арийский мозг придумывал новую идею.       — Всё равно, Совок… — тихо проговорил немец, приподнявшись на носочках. Далее он резко чмокнул Союза в щёку и скрылся с места преступления.       — Какого… — от такого невинного жеста Союз начал краснеть как школьник. Его мозг совершенно не мог понять, что это, блять, было?! И почему он так отреагировал на этот «чмок»? Ведь, фактически, они с Рейхом уже целовались в губы (!). Правда, тогда они были в несовсем трезвом виде, но всё же… Коммунист не краснел тогда, так почему он сейчас выглядит как помидор?! Помотав головой, СССР стал отгонять эти не самые (как он считал) нормальные мысли. Коммунист определённо сходит с ума, и ему пора в психушку. Как назло, на щеках всё ещё был румянец, который выдавал смущение Союза с потрохами. Несколько секунд подумав, он решил, что лучше всего ему сейчас уйти из дома и побыть в одиночестве, а также следует покопаться в своей головушке и «выудить» оттуда причину такого странного поведения. Тихо прикрыв за собой входную дверь, СССР быстро пошёл к своему дому.       — Что, блять, со мной происходит?!

***