Недобывшие

      — Хён, ты совсем в меня не веришь?       — Горбатого могила исправит.       — Не веришь, значит, — подтверждает свои слова.       — А тебя даже это не спасёт, — заканчивает свою мысль Юнги, — так что в следующий раз, когда тебя снова загребут в участок, мне не звони, — добавляет он, стоя уже вполоборота.       — Бросишь своего донсена в беде? — Чонгук наигранно дует губы, как в детстве. Раньше это срабатывало всегда. Вот только Чон не учёл, что он уже не ребёнок. А Мин просто откровенно устал от роли вечного спасателя.       Альфа не вмешивался достаточно долгое время, молча (почти) вставал посреди ночи каждый раз и ехал расхлёбывать ту кашу, что в порыве очередной вспышки гнева умудрялся заварить Чонгук. И на его «это в последний раз, хён» лишь отмахивался. Знает же, что не последний. Их отношения с Чимином напоминали чёртов Уроборос, где змея бесконечно цепляется за свой хвост острыми клыками и отравляет организм собственным ядом. Замкнутый круг, по которому оба ходили и не шибко стремились разорвать порочные узы, что, подобно затяжке на шее, душили.       Так всё выглядело со стороны для Юнги. С чужой колокольни выше и лучше видно, не так ли? Но правда в том, что человеку не понять в полной мере чужих чувств, будучи всего лишь сторонним наблюдателем. Не зря говорят, что прежде чем кого-то осудить, надень его обувь, пройди его путь, споткнись о каждый камень, который лежит на его дороге, прочувствуй его боль, попробуй его слезы… И только после этого расскажи ему, как нужно жить. Старшие нередко думают, будто, прожив немного дольше, могут похвастаться значительностью своего жизненного опыта. Но это далеко не всегда так.       Бесспорно, Чонгук с Чимином совершили много ошибок и совершат ещё столько же, наверняка в попытках возвести нечто новое и прекрасное на руинах былого. Однако, пока их сердца продолжают биться в такт той самой безудержной, безумной, но в своей мере исцеляющей любви, ничто и никто не сможет разлучить альфу с его избранным омегой.       — Теперь всё будет по-другому, — возвращает прежнюю серьёзность выражению лица Чонгук, — я сделал выводы из прошлого и больше не совершу тех же ошибок. Чимин заслуживает быть рядом с самодостаточным и сильным альфой. И я стану для него таким. Буду землю под ногами жрать, но добьюсь того, чтобы мой омега и наши дети ни в чём не нуждались и могли жить счастливо.       — Дети? — брови мужчины невольно ползут вверх. — Ты не слишком разогнался, малыш? У тебя у самого детство в жопе ещё играет, куда тебе своих заводить?       — Ну я же не буквально прямо сейчас имел в виду, — закатив глаза, — что ты к словам цепляешься? Ты вообще в последнее время какой-то вечно всем недовольный. Ворчишь, как старый пень. Неужели проблемы в раю? — подмигивает Чон.       — Я б тебе за такие намёки дал бы такого смачного хёновского леща, — Юнги замахивается ладонью, и выглядит это довольно комично, учитывая, что он на пол головы ниже Чонгука, — но не в этот раз, — опускает руку. — Мне кажется, у Тэхёна кто-то есть.       — Чего?! — чересчур эмоционально выкрикивает тот прямо в лицо и Юнги, кривясь, вытирает со щеки брызг чоновой слюны. — У твоего-то Тэхёна? С дубу рухнул, что ли? Да я в жизни не видел более влюблённого и верного омеги, чем твой. Он же носит твою метку. Ни один альфа не посмеет к нему прикоснуться.       — Да, блять, знаю я, — нервно трёт переносицу и жмурится альфа, — но у него явно появились какие-то секреты, — отнимает руку от лица.       — С чего ты взял?       — Он стал часто пропадать где-то в последние дни, иногда даже по вечерам может собраться и уйти. Говорит, что к Чимину, мол, тот неважно себя чувствует и ему нужна помощь. Но я же не идиот. Даже если Чимин в самом деле болен, ему не пять лет, чтобы Тэхён с ним, как папочка, торчал ночи напролёт.       — Хён, — Чонгук кусает нижнюю губу, размышляя, стоит ли говорить, но понимает, что лучше пусть Юнги узнает от него и скорее разберётся со своим парнем, чем от кого-то другого. И вполне вероятно, что не в самом лучшем свете, учитывая, как люди любят очернять других. Просто потому, что считают, что им за это ничего не будет, и могут вполне себе позволить испортить чью-то жизнь чисто из зависти или собственной гнусности характера. — Я виделся с Чимином совсем недавно, и он совершенно не выглядел больным. Не то чтобы я сомневаюсь в твоём Тэхёне, но, думаю, тебе стоит напрямую с ним поговорить и всё выяснить. Тем, что ты продолжаешь молчать и накручивать себя, ты в первую очередь хуже делаешь только себе. Людям ведь даны языки для того, чтобы говорить, не так ли? — ехидно улыбается, буквально цитируя своего наставника.       — И в кого ты такой умный? — он щурит глаза, беззлобно усмехаясь в ответ.       — Конечно же, в моего любимого хёна, — младший хватает его за шею и ерошит волосы, разрушая окончательно остатки былой укладки.       — Я старше тебя на десять лет! — вопит и машет руками в попытке отбиться от загребущих рук старший. — Никакого уважения, — буркает, наконец-то освободившись.       — Ты сейчас похож на ежа с бодуна, — ржёт во всю молодой альфа, уклоняясь и выставляя блоки от нападок старшего.       — Я из тебя сейчас самого ежа лысого сделаю, — Юнги демонстративно закатывает невидимые рукава, будучи одет в свободную спортивную футболку без рукавов, — ну, иди сюда, — жестом призывает к себе, — я тебя научу хорошим манерам, мелкий ты засранец.       — Уверен, что справишься? — прыскает со смеху Чон. — Ты когда последний раз участвовал в настоящем спарринге? Я же тебя одной левой уложу, хён. Может, не стоит? Твой омега потом меня сам изобьёт за то, что я его драгоценного альфу покалечил, — смеётся.       — А ты подойди и узнаешь, — мужчина разминает шею, — чего стоишь языком чешешь?       — При всём уважении, Юнги, но я тоже ставлю на Чонгука в этом поединке, — раздаётся позади чужой голос, и оба альфы оборачиваются на него. — Добрый вечер, господа, — в своей привычной манере жалкой пародии на аристократа здоровается Со Чаным, учтиво кивая головой каждому из присутствующих.       — Господин Со, — откликается первым Юнги, — вы рано. Бой начнётся только через два часа.       — Простите, если помешал вашей тренировке, просто хотел зайти и лично пожелать удачи. Надеюсь, ты не разочаруешь сегодня нас, Чонгук, — кривит губы в заметно фальшивой улыбке Со, — и покажешь, на что способен Цербер. Тебя ведь не зря так прозвали, я прав? Блестящая карьера, как для молодого боксёра, — разводит руками в стороны, — столько поединков и ни одного поражения.       — Вы мне льстите, — отвечает с такой же натянутой улыбкой Чонгук, — но я постараюсь выложиться сегодня по максимуму и оправдать ваши ожидания.       — Меньшего я и не жду. Что ж, не буду мешать вашей подготовке. До скорой встречи, — вновь кивает головой Чаным и после удаляется той же бесшумной походкой, что и появился. И как у него это только получается? Будто тень подкрадывается со спины, того и гляди, всадит в неё нож и глазом не моргнёт.       — Не нравится он мне, — толкнув языком щеку изнутри, озвучивает наконец-то вслух свои мысли Чон, когда они снова остаются вдвоём.       — А он и не должен, — пожимает плечами другой альфа, — деньги платит хорошие, а они, как говорится, не пахнут.       — Ты из-за них связался с этим мафиозником? — Чонгук с прищуром смотрит на Мина, предчувствуя, что сейчас услышит не то, что бы ему хотелось.       — Он не мафиозник. Просто человек не с самым безоблачным прошлым, но меня это не волнует. Со помог мне в своё время с открытием этого зала.       — А ты ему что взамен?       — Оказал услугу.       — Юнги, ты же клялся, что завязал, — цокает языком и тяжело вздыхает. Вот именно это Чонгук и хотел слышать меньше всего.       — После этого и завязал. Вот, начал с чистого листа, открыл зал для тренировок и отошёл от дел. Где бы я, по твоему, взял столько денег? Я не бессмертный вампир, чтобы оплачивать кредит сто лет, а именно столько мне бы и понадобилось, если вообще хоть один банк одобрил мне его. С моей-то кредитной историей, — фыркает.       — Ты же понимаешь, что с такими людьми, как он, — Чон тычет указательным пальцем на дверь, — ничего просто так не бывает. Откуда тебе знать, что однажды он не приставит тебе лезвие к глотке и не потребует очередную услугу? А если он попытается манипулировать тобой через Тэхёна? Ты об этом подумал? Ты же теперь не один, у тебя появилась ответственность не только за свою жизнь, но и за жизнь твоего омеги.       — Вот только не надо меня тут жизни учить, — с рыком произносит Мин, — без сопливых разберусь. Иди вон, лучше к бою готовься, — отмахивается, разворачиваясь, чтобы уйти. — Тоже мне, моралист хренов нашёлся, — бубнит себе под нос, поднимаясь уже по лестнице в крохотный кабинет.       Чонгук тяжёлым взглядом провожает хёна ровно до громкого хлопка двери с обратной стороны, разнёсшегося по помещению глухим эхом. Глубоко вздыхает, понимая, что ничем, собственно, не отличается. Он тоже согласился на лёгкие, как ему показалось по началу, деньги, что «любезно» предложил Со Чаным в обмен всего лишь на один бой. Чон, когда сумму услышал, так у него мгновенно глаза на лоб вылезли, а челюсть отвисла до самого пола и где-то там и потерялась. Его мозг не успел переварить информацию, как изо рта вырвалось короткое: «согласен». Настолько альфа хочет купить тот домик у озера, чтобы снова увидеть в глазах своего омеги счастье, но уже без слёз, как в первый раз.       Он не подумал, что собственные слова могут обернуться против него самого, и, если что-то пойдёт не так, Чимин может оказаться мишенью. Ни для кого не секрет, что у многих людей с тёмным прошлым напрочь отсутствуют принципы. И, по мнению Чонгука, — при всей этой дешёвой и не самой убедительной актёрской игре в благородного джентльмена — господин Со именно из таких. Но отступать уже поздно. Стрелка часов на больших настенных часах подтверждает это: выхода нет, через два часа альфа должен выйти на ринг и победить своего противника любой ценой. Ради Чимина. Чей образ будет придавать сил на протяжении всего боя и не позволит сдаться.

* * *

      Когда пришло время и пора было начинать, Чонгук рассчитывал увидеть зал, полный зрителей, как это обычно бывало раньше. Но никак не три одиноких стула, на которых расположились сам господин Со и ещё двое неизвестных. Они оценивающим взглядом осматривали альфу, будто мясо на базаре, перешептывались между собой и кивали друг другу в знак согласия с какими-то выводами. Всё это выглядело, по меньшей мере, странно и подозрительно, парень ощущал волнение и давление из-за столь пристального внимания.       «Что-то здесь не так», — твердит ему внутренний зверь, бродя из стороны в сторону в стенках сознания, как одинокий волк в замкнутом вольере.       И Чонгуку стоило бы прислушаться к нему, отказаться от сомнительной затеи, но вот в «клетку» заходит рефери, а следом за ним и сегодняшний противник. Альфы смиряют друг друга не самым доброжелательным взглядом. Очевидно, что ни один из них не намерен остаться в проигравших, однако кому-то всё же придётся.       — Итак, правила вам знакомы, — обращается судья к участникам, поочерёдно взглянув на каждого, — но я обязан повторить их ещё раз. Разрешён довольно жёсткий контакт с применением болевых приёмов, в том числе удары ногами и удушающие приёмы, но запрещены любые действия, которые могут нанести вред здоровью соперника: укусы, удары в пах, удары головой, пальцами в глаза, плевки и прочее.       — Это разве должен был быть не классический бокс? — ошеломлённо спрашивает Чон, от удивления округлив глаза до размера блюдец, и косится на Чаныма, что в ответ снова мерзко кривит губы, но уже не пытается притворяться добропорядочным человеком.       — Похоже, правила изменились в последний момент, — наигранно грустно констатирует Со.       Этот мудак наебал его. Чонгук понимает, что Чаным ввёл его в заблуждение преднамеренно, чтобы проверить на прочность в непредвиденной ситуации или чтобы создать ему дополнительные трудности. Захотел посмотреть, сможет ли Цербер справиться с ними.       Что ж, сукин сын, не на того нарвался.       — Вы всё время знали, что это будет бой без правил? — обращается Чонгук к Чаныму, его тон резок и обвиняющий.        Альфа, уже не скрывая своей насмешливости, лишь пожимает плечами в ответ.       — Важно не то, что ты ожидаешь, а то, как ты реагируешь на неожиданности. Ты справишься, Цербер, не так ли? — его слова звучат почти как комплимент, но в голосе чувствуется ядовитость.       — Да какой из него Цербер, — подаёт голос соперник, — обычная дворовая псина. Вон как хвост поджал и дрожит уже весь от страха.       Перемотанные эластичным бинтом кулаки инстинктивно сжимаются, а взбухшая на лбу вена интенсивно пульсирует, выдавая то, каких же титанических усилий стоит Чонгуку сдерживать себя, чтобы не наброситься прямо сейчас на этого клоуна.       Тяжёлая атмосфера напряжения и ожидания витает в воздухе. Зрители, хоть их и всего трое, наполняют пространство ощущением важности момента. Чонгук на мгновение закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться и отстраниться от бурлящих эмоций. Когда он их открывает, его взгляд полон решимости.       Стоя напротив своего противника, оценивает того, ища слабые места, предсказывая возможные движения. Он знает, что это будет битва не только физической силы, но и тактики, ума, умения читать противника и адаптироваться к его действиям. С виду альфа выглядит крепким, как и сам Чон, у него хорошо развита нижняя часть, значит, стоит ожидать серию атак ногами. А вот корпус выглядит как уязвимое место, судя по тому, как мужчина петушится, сложив руки на груди и выпятив ту вперёд, пытаясь выглядеть массивнее с виду, чем есть на самом деле.       Едкий комментарий, нацеленный задеть и вывести из равновесия ещё до начала боя, Чонгук благородно проглатывает, намереваясь дать свой ответ тем, что уложит на лопатки самонадеянного ублюдка ещё в первом раунде. Со, который по какой-то причине ожидал противоположной реакции, выглядит не очень довольным, что не ускользает от внимания Чонгука. И как это понимать? Чаным ожидал, что парень сорвётся и проявит весь свой пыл и несдержанность характера? Мотнув головой, альфа отбрасывает от себя ненужные мысли и фокусируется на своей сегодняшней цели — рыжем ублюдке, возомнившем себя царём и Богом этого ринга. Но он не учёл, что пришёл на чужую территорию, где нет места вшивым божествам. Здесь только один хозяин — Цербер.       Когда рефери даёт знак к началу поединка, вся заложенная энергия вспыхивает мгновенно. Чонгук делает ставку на свою ловкость и скорость, стремясь уйти от мощных, но предсказуемых атак соперника. Каждое движение, каждый уклон и контратака рассчитаны на то, чтобы измотать противника, не давая тому ни секунды передышки. Подобная тактика начинает заметно изводить альфу, и тот решает вновь использовать грязные приёмы с психологическим давлением.       — Что ж ты бегаешь от меня по всему рингу, как гнусавая омежка? — альфа делает выпад и кулаком рассекает только воздух, ведь Чон опять уворачивается. — И тебе не стыдно называть себя альфой? — скалится.       — Ты слишком много пиздишь, как для ебать уверенного в себе бойца, — Чонгук уходит от очередного удара, прогибаясь и со всей дури нанося свой прямо по печени противника. — Может, уже будешь драться, а не танцевать, маленький принц? — не остаётся в долгу он и хлёстко отражает не только физическую, но и словесную атаку. Находя брешь в чужой обороне, делает быстрый выпад, поражая серией ударов по корпусу — тому самому слабому месту рыжего.       Чтобы усыпить чужую бдительность, создаёт видимость рассеянности, позволяя пару раз проехаться себе по роже, разбивая губу и оставляя пару видимых покраснений на щеке, что завтра распустятся лилово-синими отметинами.       — Надеюсь, ебёшься ты лучше, чем дерёшься, — откашливается второй и ногой целится прямо по коленной чашечке, надеясь выбить равновесие, — а то я мог бы помочь и твоему омеге, показав, каким должен быть настоящий альфа, — сам того не подозревая, рыжеволосый своими же словами ставит кровавую роспись на собственном смертном приговоре.       Чонгук готов был стерпеть множественные издёвки в свою сторону, но трогать его омегу явно оказалось лишним. У альфы в моменте будто шторки на глазах опустились, и больше он не видел перед собой человека, только груду мяса и костей, а в голове маячил красным сигнал убивать. В каждом его движении молниеносная реакция, жестокая решимость. Чон делает несколько резких пируэтов, оказывается позади быстрее, чем противник успевает среагировать, и заламывает кисть в болевом, следом выворачивает ту на всю длину и перекидывает альфу через спину, от удара о мат слышится какой-то хруст, ломая, кажется, один или даже несколько позвонков ублюдка. Тот пытается ретироваться и подняться на ноги, но оказывается придавлен к полу весом опустившегося на него парня и зажавшего мощными бёдрами.       — Никогда, — рявкает Чонгук, нанося первый удар, и видит, как кровь хлынула из носа противника, — не смей, — добавляет он, нанося второй удар, и чувствует, как кровавые брызги летят ему в лицо, — упоминать, — третий приходится по челюсти, выбивая ту нахрен, — моего, — от четвёртого у соперника в глазах всё темнеет, — омегу, — пятый — контрольный — и тело под ним, кажется, уже не подаёт признаков жизни.       — Брейк! — рефери пытается докричаться до слетевшего с катушек бойца, пока он продолжает превращать то, что раньше выглядело как лицо, в кровавый фарш. — Бой окончен! — вопит он, хватая Чонгука за окровавленный кулак, который тот заносит над головой перед очередным ударом.       Ведомый самым что не есть праведным гневом, волк не сразу оценивает ситуацию и едва не задевает судью, обернувшись. Мужчина замирает, остолбенев, когда видит красные глаза альфы. И нет, не потому, что они усеялись витиеватыми узорами лопнувших сосудов. Его радужка вокруг чёрных зрачков буквально сияет кроваво-красным заревом, в котором отражается истинная животная натура.       Раздаются звонкие хлопки в ладоши, звучащие как набат из-за акустики в большом помещении. Это отрезвляет Чона, и он вскакивает, опуская взгляд себе под ноги, чтобы скрыть свою природу, пока кто-то ещё не заметил.       — Браво! — продолжает хлопать вставший следом Со. — Вот это сила, вот это мощь! Это тот самый Цербер, о котором я так много слышал, — воспевает хвалёные оды, чем вводит окончательно в замешательство.       — Разве я не проиграл, нарушив правила? — гарчит не своим голосом молодой альфа, всё пытаясь усмирить зверя внутри.       — Здесь их устанавливаю я. И сегодня я увидел именно то, что мне было нужно, — заговорщицким тоном басит Чаным.       Если бы Чонгук сумел поднять глаза и посмотреть на его паскудное выражение лица, то сомнений бы не осталось: всё было заведомо подстроено, Цербера намеренно пытались вывести из себя, чтобы лицезреть сущность, что заперта в теле не совсем обычного человека.       — Раз представление закончено, — Юнги выходит вперёд и останавливается перед Со, отвлекая внимание на себя, — я как тренер настаиваю на том, что моему бойцу нужен отдых.       — Да-да, конечно, вы можете быть свободны, — Со даёт отмашку своим людям забрать тело поверженного с ринга, — ещё увидимся, — вроде бы простая формальность, но звучит как угроза. Юнги и его донсен понимают это с полутона, но оба предпочитают сделать вид, будто не заметили, только бы поскорее убраться прочь.       Чонгука ноги не держат — его ведёт из стороны в сторону из-за внезапно возникшего сильного артериального давления в черепной коробке, готовой в любой момент просто взорваться от перенапряжения и пустить кровь прямо из ушей. Мин поддерживает парня за талию и помогает дойти до раздевалки, где, едва переступив порог, выписывает сильный подзатыльник. Чон, спотыкаясь о собственную ногу, летит вперёд и в последний момент успевает сгруппироваться, выставив руки вперёд, чтобы не упасть плашмя на скамью.       — Ты совсем уже рехнулся, мать твою? — кричит на него хён. — О чём ты думал, придурок? — хватает за грудки и тянет на себя, вынуждая подняться на трясущиеся ноги. — Ты понимаешь, что был на грани?       — Хё-он, — мямлит Чонгук, совершенно не в состоянии контролировать ни своё тело, ни речь. Его начинает мутить, и мир перед глазами плавно теряет свои очертания.       — Если бы тебя не остановили, ты бы забил его до смерти! И это далеко не худшее, что могло произойти. Твои глаза, блять! — Юнги рывком дёргает того снова на себя, впиваясь взглядом в уже потемневшие ореолы. — Ещё немного — и ты обратился бы прямо на глазах у этих ублюдков. Тебе жить надоело?! Скажи мне! Что на тебя нашло?       — Мне плохо, — из последних сил сипит Чон и роняет голову на чужое плечо.       — Так, держись за меня, — в моменте смягчается старший. В таком состоянии он от Чонгука не добьётся вменяемого ответа. Сначала нужно привести его в себя.       Пыхтя от потуг взвалить на свою спину тяжелую тушу девяностокилограммого альфы, мужчина затаскивает в душевые и включает воду, что обрушивается потоком на них обоих. Чонгук стонет, он буквально пылает изнутри, будто по венам течёт лава, обжигая внутренности. Юнги осторожно опирает Чонгука на холодную плитку, где струи ледяной воды постепенно охлаждают раскалённую кожу. Влага едва успевает омыть ту, от испаряющейся жары вспыхивает в воздухе, создавая туманную атмосферу. Чон закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на холоде, который проникает в каждую клетку его тела, стараясь заглушить нестерпимую боль. Настолько, что кажется, все органы превратились в одно сплошное кровавое месиво и вязкой патокой растекаются по костям. Мин крепко держит донсена за плечо, чтобы тот не поскользнулся и не упал, пока второй рукой смывает кровь с его лица, что полупрозрачными алыми струями стекает по тяжело вздымающейся груди.       — Потерпи, скоро пройдёт, — успокаивающе проводит ладонью Юнги, убирая с чужого лба мокрые пряди и зачёсывая их назад.       Прежние укоры отходят на второй план, Юнги понимает, насколько же сейчас разбит Чонгук, ведь это далеко не впервые с ним происходит. Именно Юнги был рядом, когда альфа учился контролировать свою сущность, хотя не всегда получалось удержать зверя. В память о первом обращении на лице хёна остались шрамы от когтей. На вопрос откуда, всегда отвечал, что якобы собака в юности подрала. Не может же он сказать, что псиной этой оказался четырнадцатилетний пацан, впервые столкнувшийся лицом к лицу с явственностью своей природы. Чонгук сам был испуган не меньше. Он, будучи, по сути, ребёнком, не осознавал вовсе, что с ним происходит. Волк всецело поглотил человечность, отключив все чувства и эмоции, оставил только инстинкты, главный из которых — самозащита. Если бы не счастливая случайность в лице некого человека, кто знает, стоял бы сейчас Мин рядом с ним и продолжал ли заботиться изо дня в день.       — Посмотри на меня, — мягко требует альфа, — Чонгук, открой глаза, — сдавливает пальцы на плече парня, и тот медленно поднимает веки, открывая взору туманный взгляд. — Легче? — спрашивает он, когда замечает первые признаки возвращения в реальность.       — Мгхм, — только и способен выдавить из себя второй. — Да, — отвечает уже более внятно. Холодный душ делает своё дело, и он постепенно начинает снова понимать, что происходит. — Можешь отпустить меня, я дальше сам.       — Уверен?       Чон заторможено кивает. Юнги хмурит брови, не до конца воспринимая убедительность жеста, но всё же отступает и выходит из душевой.       — Я пойду переоденусь. Но если почувствуешь, что тебе хуже, сразу зови, — Чонгук молчит. — Ты меня услышал? — Мин легонько шлёпает его по щеке, приводя снова в чувства.       — Да, хён.       Оставшись один, Чонгук с трудом снимает с себя одежду и со звонким шлепком отбрасывает на кафельный пол. Тянется к промокшим бинтам, медленно развязывает, и снова с его опухших губ срывается болезненный стон. Ткань пропиталась кровью, что успела засохнуть. Одним резким движением срывает ту, из-за чего сбитые костяшки снова начинают кровоточить. Превозмогая неприятные ощущения жжения от попадающей на открытые раны воды, альфа опирается обеими руками на стену, роняя голову вниз. Всё тело прошибает крупной дрожью, казалось, на мгновение стало легче, но он продолжает слышать истошный вой, разносящийся хаотичной какофонией в голове.       — Чимин, — беззвучно шевелит одними губами тот, — Чимин, Чимин, — повторяет, как в бреду.       Рисует перед собой образ любимого: россыпь его розовых волос, вздёрнутый носик, пылкий взгляд карамельных глаз, манящие уста, что ласково зовут волчонком, и сладкий ягодный запах, к которому альфа всегда так голоден и никогда не сможет надышаться. Чонгуку до ломоты костей, до скрежета зубов необходим Чимин прямо под кожей, чтобы всегда оставался рядом. В момент самой сильной уязвимости только его объятия способны успокоить зверя, приласкав своим тихим голосом и приручив тем самым зловещего хищника внутри. Этот омега — его убежище, его сила и слабость одновременно. Альфа чувствует, как с каждым днём его потребность в нём углубляется, превращаясь в нечто неизбежное, вроде дыхания или пульса.       Он вспоминает, как в последний раз Чимин обнимал его на берегу озера, пока его руки не улегли тревогу в чоновом сердце. Моменты близости с любимым казались спасением для Чонгука, маяком в тумане его собственных страхов и сомнений. Мысли о нём очищают разум, животные звуки стихают, и наконец-то в помещении наступает долгожданная тишина, нарушаемая только льющейся водой. Альфа выключает воду и делает глубокий вдох, чувствует, как оживает от одного только предвкушения оказаться сейчас рядом со своим омегой и прижать его к себе. Провести носом вдоль шеи и уткнуться в ложбинку за ушком. Вдохнуть полные лёгкие ягодного аромата и исцелиться им сполна.       — Я поеду к Чимину, — решительно заявляет он, когда возвращается в раздевалку, где его уже ждёт полностью собранный Юнги.       — Куда тебе в таком состоянии к нему? А вдруг у тебя снова случится помутнение рассудка? Ты можешь навредить ему, если опять потеряешь контроль.       — Я никогда не причиню ему вреда. Он единственный, кого мой зверь слушается.       — Хочешь сказать?..       — Да. Чимин сумел приручить волка, — хмыкает Чонгук, улыбаясь. — Мой омега даже не подозревает, какой властью обладает надо мной.       — Он знает?       — Ещё нет, — отрицательно мотнул головой, — но я обязательно расскажу ему, когда придёт время.       — Не боишься, что Чимин, узнав твою тайну, сбежит?       — Нет, — твёрдо произносит Чон, — Чимин любит меня, хотя и боится пока что в этом признаться вслух даже самому себе. Но я знаю: он никогда не сможет от меня отказаться, как и я от него. Мы были созданы друг для друга, и ничто не сможет нас разлучить, ты ведь знаешь это сам.       — Это меня и пугает, — честно признаётся Юнги, не видя смысл утаивать от донсена свои опасения. — Ваша связь — порождение хаоса, где ты — его главный инструмент. Не мне тебе рассказывать о законах вселенной. Всё, что рождается в хаосе — в нём же и погибает.       — Я не позволю этому случится. На мне этот порочный круг замкнётся.       — Ты слишком самоуверенный, как для того, чей род был проклят самим Богом. Не боишься его гнева?       — Если он попытается разлучить нас, как делал это с другими, я обрушу небеса на его грёбаную святую голову, — клятвенно изрекает альфа. Его горящие глаза, которые вмиг вспыхивают красным, подтверждают, что волк с ним согласен.       — Ладно, хорошо, я понял, — сдаётся Мин, выставляя перед собой руки ладонями вперёд, как безоружный.       В одном Чонгук прав: его связь с Чимином не просто влечение или влюблённость. Она заложена глубоко в волчьей сущности, что никогда не позволит никому причинить вред своему избранному. Даже Богу.