Недобывшие

      — Ты не собираешься ему рассказывать? — шепотом интересуется Тэхён, наклонившись к омеге, чтобы не привлекать особое внимание.        Хотя это невероятно трудно, находясь рядом с Чимином. Стоит ему появиться, он тут же приковывает к себе взгляды. Кто-то смотрит и вздыхает, улавливая тонкие нотки приторно-сладкого запаха, а кто-то — с завистью, возможно, даже с осуждением. Но одно совершенно очевидно: этот омега никого не оставляет равнодушным.       — Не о чем рассказывать, — безразлично отвечает Чимин, откинув голову назад и прикрыв глаза.       — Ты серьёзно?       — Вполне.       — Но он же отец, — не унимается Ким, — Чонгук заслуживает знать о ребёнке.       — Ещё ничего не известно. Может быть, никакого ребёнка и нет. А даже если и окажется, что этот осёл таки заделал мне его, я всё равно не собираюсь ни о чём ему говорить.       — Почему ты так категоричен? А вдруг это знак свыше, что вам пора перестать морочить друг другу голову и если не вернуть прошлые отношения, то попытаться построить новые. Ты же люб…       — Нет, — своей резкостью прерывает друга омега, заставив осечься. Он неохотно открывает глаза и поворачивает голову к нему. — Я не люблю Чонгука. Именно поэтому я не хочу, чтобы из-за ребёнка, которого, надеюсь, на самом деле нет, Чон вдруг решил, что имеет на меня права, — Чимин говорит вполне серьёзно, но почему-то подобные громкие заявления вызывают только улыбку на лице Тэхёна. — Что? — недовольно хмурит тонкие брови. — Что смешного я сказал?       — Всё, начиная от того, что не любишь Чонгука, заканчивая тем, что продолжаешь строить из себя сильного и независимого омегу, однако стоит кому-нибудь приблизиться к твоему, — целенаправленно тоном акцентирует внимание на слове, — альфе, ты готов голыми руками придушить любого. Разве твоя ревность не является главным доказательством того, что ты любишь его? Ты уже принадлежишь ему.       — До тех пор, пока на мне нет метки, — нет. Но этого никогда не случится.       — Что плохого в метке?       — Потому что я не вещь, чтобы принадлежать кому-то, — произносит довольно грубо, понизив свой мелодичный голос до хрипоты. — Я ни за что не променяю свою свободу на сомнительную связь, которую потом очень трудно разорвать. Не хочу становиться безвольной амёбой, чтобы мной помыкал какой-то альфа.       Однако вовсе не тон задевает чувства Тэхёна, застывшего с раскрытым ртом. Пак, несомненно, тот ещё правдоруб, ведь всегда говорит то, что думает, не особо исхитряясь подбирать формулировки. Ему плевать в общем и целом на мнение окружающих с большой горы. И порою его заносит так, что не замечает, как причиняет боль тем, кого вовсе не хотел ранить.       Чимин видит, как глаза омеги напротив начинают блестеть от влаги, вот-вот готовящейся обратиться мокрыми дорожками по впалым щекам. Мысленно влепив себе смачную затрещину, он протягивает руку, чтобы прикоснуться, но его грубо и вполне заслуженно отталкивают.       — Так вот кем ты меня считаешь на самом деле, — выпаливает громко Тэхён, поднимаясь на ноги, чем шлёт свой план «не привлекать внимание» к чёрту, — но знаешь, лучше быть безвольной амёбой, зато любимым своим альфой, чем брошенкой, залетевшим от бывшего, — вырывается из его рта быстрее, чем успевает осмыслить сказанное.       Тэхён не Чимин, он не умеет быть таким же хладнокровным по отношению к окружающим, особенно, близким людям. О своих словах почти сразу же жалеет и хочет уже начать извиняться, но едва успевает обратиться к другу по имени, кто-то со стороны зовёт омегу.       — Пак Чимин? — снова повторяет медбрат, осматривая пациентов в зале ожидания.       — Да, это я, — откликается тот, продолжая сверлить взглядом осунувшегося Кима.       Задели ли его слова? Судя по тому, как где-то в глубине, казалось бы, прогнившей до самого основания души что-то шевельнулось, — да.       Он никогда не завидовал ни Тэхёну, ни его счастливым и, что немаловажно, здоровым отношениям с Юнги. Несмотря на большую разницу в возрасте (а Юнги старше своего парня почти на десять лет), между ними царят гармония и взаимопонимание. За всё время Чимин ни разу не слышал даже о мелких ссорах, хотя они рассказывают друг другу обо всём, не утаивая даже самые интимные моменты. Такая вот она, омежья дружба.       Если бы истинность в самом деле существовала, эти двое, несомненно, оказались предназначены судьбой друг другу. Тэхён согласился на метку всего на третий месяц отношений, когда у него случилась течка. Имея собственный пример прекрасных взаимоотношений со своим альфой, он не понимает стоического упорства Пака в нежелании связывать себя узами с человеком, которого, очевидно даже слепому, любит, но отрицает чувства. Всё дело в диаметрально противоположных темпераментах и личностях. Тэхён это о семье, о домашнем очаге, куче детишек и приятных хлопотах в заботе о них. Он бы уже готов родить своему благоверному сразу троих, но его останавливает учёба, а точнее, родители, оплатившие дорогостоящее обучение из накопленных годами средств. Отец поставил условие, что сперва омега должен получить диплом, а после может делать всё, что ему заблагорассудится.       Чимин же не такой. Парень мечтает о карьере профессионального танцора, и всё это ему вообще не впёрлось, ровно как и незапланированная беременность. Слишком уж свободолюбивый для омеги, когда природой таким, как он, заложено желание найти себе пару и продолжить род. Но Чимин не хочет. Его от одной мысли о будущем отцовстве кидает в жар, в холод и в суицидальные мысли. Только бы не наблюдать воочию, как прекрасное тело становится безобразным из–за лишнего веса, конечности постоянно отекают, голова болит, от любимой еды тошнит, а красивые брендовые вещи больше не подходят по размеру. За последнее особенно обидно. Пак столько вкалывал, как проклятый, в этом гадюшнике, крутясь на шесте, порою далеко не один раз за вечер, чтобы позволить себе жить жизнью, о которой мечтал. А теперь всё перечеркнул этот плодовитый придурок Чон Чонгук. О своей собственной беспечности вспоминает в последнюю очередь. Так ведь легче — винить кого-то в своих бедах. Но даже в этом омега не изменяет себе. Привыкший всегда со всем справляться сам, мысленно шлёт проклятия альфе и всему его роду до седьмого колена, однако не спешит привлекать виновника к ответственности. Потому что и сам папой быть не собирается. Он не хочет этого ребёнка, не хочет менять свою свободу на подгузники и бесконечный плач с утра до ночи, о чём честно признаётся врачу, когда на УЗИ всё-таки подтверждается факт беременности.       — Я хочу сделать аборт, — без грамма сожаления заявляет омега, лёжа на кушетке и морщась от того, как неприятно холодит кожу гель.       — У тебя четвёртая неделя беременности, на этом сроке опасно проводить подобные процедуры. Ты можешь остаться навсегда бесплодным.       — Тем же лучше, — Пак крепче сжимает ткань своей блузки, когда врач в попытке разглядеть что-то на чёрно-белом изображении надавливает сканером на область возле пупка, — не нужно будет регулярно тратиться на подавители.       — Чимин, — с нескрываемым осуждением обращается к нему омега, отвлёкшись от монитора и внимательно посмотрев на того. Подобная фамильярность вовсе не смущает, напротив. То, как часто из-за постоянных проблем со здоровьем являлся к своему омегологу, уже сделало из них если не друзей, то явно больше, чем просто пациент-врач. — Я понимаю, что незапланированная беременность — это всегда шок для будущего папы, и нередко омеги бросаются в крайности, как ты сейчас. Но ведь ребёнок — это не конец света. К тому же мы так долго и упорно лечили твои яичники, что беременность, можно сказать, — чудо.       — Чудом можно назвать сумочку от Dior из последней коллекции с пятидесятипроцентной скидкой, а не вот это.       — Не будь таким циничным. Только взгляни, — доктор левой рукой поворачивает монитор и правой снова надавливает, но уже под другим углом. — Видишь? — указывает пальцем на едва различимый на чёрном фоне эмбрион. — Это твой малыш. Хочешь услышать его сердцебиение? — Чимин отрицательно машет головой, будто его мнение в самом деле играет здесь какую-то роль.       Несколько нажатий кнопок — и по всему кабинету разносится странное пульсирующее эхо. Казалось бы, услышав, как сильно бьётся крохотное сердечко у маленькой горошинки, которую и ребёнком-то ещё трудно назвать, по классике жанра мыльных драм, омега должен был растрогаться и тут же проникнуться отцовской любовью. Однако ничего подобного не происходит. Ничего внутри не трепещет, в области солнечного сплетения не ощущается прилив тепла, а лицо сохраняет прежнее безразличие. Чимин пялится несколько секунд и отворачивается.       — Если мы закончили с попытками пробудить во мне отцовские инстинкты, то я хотел бы уже одеться.       Раздосадовано вздохнув, врач отнимает руку от живота, и звук исчезает. Пак прикрывает глаза, словно для него только что завершилась пытка и тишина стала утешением, пока ему вытирают остатки липкой субстанции с кожи.       Из кабинета он выходит ещё более подавленным, чем заходил пятнадцать минут назад. Вдобавок огорчает тот факт, что Тэхёна не оказывается в приёмном покое. Наверное, всё-таки сильно обиделся и решил уйти, не дожидаясь. Держа в руках злополучный снимок УЗИ, Чимин семенит к выходу, где неподалёку от стойки регистрации замечает Кима, в буквальном смысле отчитывающего кофемашину за слишком медленный налив горячего напитка.       — Я думал, ты ушёл, — подходит к омеге.       — Собирался, но… — Тэхён оборачивается, всем своим видом давая понять, что ещё продолжает дуться, но его взгляд цепляется за маленькие распечатки, что тут же выхватывает и, приподняв над головой, начинает рассматривать. И как омегологи только умудряются в подобном понять хоть что-то? Не говоря уже о том, чтобы в маленькой горошинке разглядеть ребёнка. — Что сказал док?       — Ничего хорошего, — с кислой миной сообщает Пак.       — Так я всё-таки стану дядей! — восторженно восклицает Ким и бросается на шею второму омеге, сдавливая в своих самых крепких объятиях.       — К сожалению, — бормочет в чужую шею Чимин, позволяя себя сжимать, пока ещё хватает воздуха.       Тэхён так счастлив, словно это у него будет ребёнок, о котором мечтал, и Чимин не решается расстраивать новостью о том, что дядей ему не быть на самом деле. Даже если врач отказался проводить аборт, и омеге придётся всё же выносить, а после родить, становиться родителем он по-прежнему не планирует. Не хочет портить жизнь невинному созданию, совершенно незаслуживающему жить с постоянным напоминанием о том, как своим внезапным появлением разрушил чьё-то будущее. Возможно, ему будет лучше вовсе не знать своего биологического папу и вырасти с тем, кто сможет подарить счастливое детство, а после поможет встать на ноги и с гордостью позволит выпорхнуть из гнёздышка. Да, Чимин собирается отдать ребёнка на усыновление. Решение, пришедшее само собой ещё в кабинете и укоренившееся, стоило покинуть его стены.       — Только не вздумай ничего взболтнуть Юнги, — предупреждает он, когда друг наконец-то выпускает из своих тисков.       — Я ничего не скажу, — обещает Ким, клятвенно кладя руку на грудь, — но, Мини, подумай ещё раз.       — О чём тут думать? Я уже всё решил.       — Ты же понимаешь, что не сможешь скрывать свою беременность долго. Скоро у тебя начнёт расти живот, и что тогда будешь делать? Думаешь, Чонгук совсем идиот и поверит в то, что ты, считающий калории даже на низкокалорийном батончике и трясущийся за каждый миллиметр на своей талии, вдруг позволил себе поправиться? А после по доброй воле решил сменить полупрозрачные топики на оверсайз, который сам же называешь балахонами для убожеств. А когда живот не удастся уже скрывать даже под мешковатой одеждой, какие тогда сказки будешь выдумывать, м?       — Что-нибудь да придумаю. Мне нужно продержаться всего пару месяцев, летом я уеду и спокойно рожу, а осенью вернусь на учёбу, как ни в чём не бывало.       — Как у тебя всё просто, — всплескивая ладонями, — а с Чонгуком что будешь делать все эти месяцы? Он же альфа, а они чувствуют подобные изменения, особенно у омег, с которыми повязаны.       — Мы не повязаны, — продолжает настаивать на своём Чимин и отрицать всячески связь.       — Можешь и дальше себя убеждать в этом, вот только вы трахаетесь на регулярной основе, хотя и не встречаетесь, — Тэхён выделяет пальцами в виде кавычек последнее словосочетание в воздухе, — и я уверен, что Чонгук прекрасно знает твой цикл. У тебя ведь уже и так задержка течки, теперь мы совершенно точно знаем почему, а вот у Чонгука могут возникнуть вопросы. Странно, что он до сих пор ещё не начал их задавать.       — С какой стати ему это делать? Мы не состоим в отношениях, как вы с Юнги, между нами ничего нет, кроме секса. И моя течка его уж точно не касается.       — Чимин…       — Он не мой альфа, чтобы я перед ним отчитывался где и с кем её провожу.       — Чимин, — Ким снова предпринимает попытку остановить друга, пока на его лице наглядно отражается паника, но Пак этого будто не замечает.       — И уж тем более не собираюсь оправдываться. Может, у меня вообще появился другой, какая ему нахрен разница?       — Кто он? — раскатом грома раздаётся прямо за спиной хриплый баритон. Чимин натурально вздрагивает от неожиданности, следом чувствует сгущающийся древесный запах, и внутри него всё сжимается.       Чонгук.       Теперь же паника отзеркаливается и на лице второго омеги. Он нервно сглатывает, выпучив глаза и уставившись на Тэхёна, однако по побледневшему виду парня понимает, что тот здесь ни при чём, и появление Чона для него ровно такой же шок, как и для самого Чимина. Вот только Пака беспокоит намного больше не причина, а то, как много альфа услышал из их разговора. Макушкой чувствует тяжёлое дыхание и готов поклясться, что тот из последних сил сдерживает себя, чтобы не размазать омегу по стенке, к которой в следующий момент прижимает, силком развернув за плечо. Ему плевать на персонал, косо смотрящий на них, абсолютно насрать на то, что сейчас могут вызвать охрану или даже полицию. Он должен знать.       — Кто он? — цедит сквозь зубы Чон, возвышаясь над хрупким омегой, что, кажется, становится ещё меньше под натиском разгневанной альфьей сущности. — Это кто-то из клуба?       — Нет, — парень отрицательно мотает головой, — Гуки, мне больно, — тихо скулит, когда пальцы сильнее впиваются в его нежную кожу через ткань блузки.       — Тогда кто? — продолжает допытываться альфа, игнорируя уже полные слёз глаза напротив. — Скажи мне! — не выдерживает и ударяет второй ладонью по стене прямо возле головы Чимина, заставляя того зажмуриться и поднять руки к лицу в защитном жесте.       — Чонгук, успокойся, — из ниоткуда появляется Юнги и силком оттягивает друга от трясущегося Пака. — Тэ, уведи его, — кивает своему парню.       Тэхён, искренне охреневающий не только от прихода Чона, но и собственного альфы, умудряется сгруппироваться и быстро среагировать. Уличив момент, он хватает друга за руку и спешит поскорее ретироваться. Только оказавшись на улице, замечает, что тот тяжело дышит, но не из-за того, что им пришлось почти бежать. Его душат слёзы. Ким несколько секунд растерянно смотрит на омегу, а затем привлекает в свои объятия, успокаивающе поглаживая по спине и позволяя спрятать заплаканное лицо в вороте его пальто, крепко вцепившись в него трясущимися пальчиками. Парень ничего не говорит, прекрасно осознавая, что после случившегося его молчаливая поддержка — это всё, что нужно. Хотя не против пойти и самому врезать промеж ног Чону — по роже вряд ли достанет. И когда замечает того выходящим следом из больницы, то инстинктивно окольцовывает Чимина сильнее, всем своим видом давая понять, что одно неверное движение со стороны альфы и омега разорвёт его на части, наплевав на разницу в росте, весе, силе и то, что Чонгук занимается боксом с детства.       — Лучше убирайся, Чон, — шипит на него Тэхён.       — Милый, остынь, — ласково обращается Юнги, подходя к своему маленькому воину, — дай им поговорить, — мягко кладёт ладони на тонкие плечи своего омеги и легонько сжимает.       — Нет, я ему не доверяю, — он не даёт и шанса, уже сожалея о том, что недавно настаивал на том, что Чонгук заслуживает знать о ребёнке. Ни черта он не заслуживает. Он же псих! Может, Чимин прав в своём решении, и малышу будет лучше без отца с неконтролируемыми приступами агрессии?       — Я не трону его, — заверяет Чонгук. Его грудь всё ещё тяжело вздымается от учащённого дыхания, но глаза уже не такие бешеные.       Омега колеблется, краем уха продолжая слышать тихие всхлипы. Он немного отстраняется, взглядом спрашивает и, получив отрицательный ответ, снова прижимает розовую макушку к себе.       — Он не хочет с тобой разговаривать.       — У него что, языка нет своего? Почему ты говоришь за него? — снова заводится альфа, делая шаг навстречу, но его тут же останавливает чужая ладонь, выставленная поперёк груди.       — Я думаю, что нам пора, — твёрдо заявляет Юнги.       — Да нихера подобного, — Чонгук сбрасывает с себя чужую руку, — блять… — тихо ругнулся себе под нос. — Чимин, солнце, прости меня, — резко меняется в тоне до неузнаваемости, — я не должен был так реагировать. Просто мне крышу сорвало, когда я услышал, что у тебя может быть кто-то другой и я… — нервно ерошит волосы, — чёрт, Тэхён, пожалуйста, дай нам поговорить наедине.       — Только если Чимин скажет…       — Всё нормально, — шмыгнув носом, подаёт голос Чимин.       — Я подожду тебя, — говорит напоследок Ким, прежде чем высвободить из-под своей защиты.       Стоит Тэхёну вместе с Юнги отойти в сторону, альфа тут же подходит, и теперь уже он обнимает омегу, но со спины. Зарывается лицом в его приятно пахнущие волосы, со всем трепетом прижимая к своей широкой груди.       — Я так скучал по твоему запаху, — шепчет он украдкой, проводя кончиком носа у линии роста волос возле уха, где из-за железы запах особенно концентрированный, — из-за этих подавителей, что ты принимаешь, я почти забыл, как ты пахнешь. И меня просто с ума сводит мысль, что кто-то ещё, кроме меня может его чувствовать. Я не сдержался, прости меня, — целует кожу возле мочки, пуская целый табун мурашек по всему телу. — Знаю, тебе не нравится, когда я это говорю, но я правда тебя люблю.       Последнее звено, удерживающее от краха, в моменте даёт трещину. Чимин понимает, что именно сейчас тот миг, когда он должен сделать то, чего вовсе не хочет — причинить боль. У него слишком много причин, чтобы продолжать держаться мёртвой хваткой за свою правду, и он не ждёт, что Чонгук поймёт его. Он никогда не примет его таким, какой есть. То, что случилось сегодня в стенах больницы, дало отчётливо понять: Чон так и не смог смириться. Да, они расстались, и уже достаточно давно, но альфа так сильно влюбился в этого строптивого омегу, что согласился на его условия, только бы быть рядом. Однако оказался на коленях перед собственными чувствами, которые с каждым днём только сильнее прорастали внутри него, проникая так глубоко, что стали уже частью него самого на клеточном уровне. Кажется, он первый альфа в истории, которого пометил омега, а не наоборот. Иначе невозможно объяснить то, почему Чонгук не может даже представить кого-то другого на месте Чимина, который, в свою очередь, тоже чувствует привязанность и постепенно сам начинает растворяться в альфе, смещая из-за него свои жизненные цели. Это пугает.       У омеги был чёткий план: построить карьеру и стать успешным. И всё было окей. Он научился быть красивым, сексуальным, свободным. Правильный Инстаграм, годные фоточки, типа весь такой невинный, чистый, что чудо. Научился жить богатой жизнью, которая никогда ему не принадлежала, и только он знал истинную цену вещей люксовых брендов в своём гардеробе. Оставалось ни на что не отвлекаться и не влюбиться в какого-нибудь симпатичного альфу без бабла. Потому что любовь пройдёт, молодость пройдёт, а жопа с деньгами так и останется. Чимину очень хорошо знакомо, что такое жизнь в бедности, когда приходилось экономить на всём и порою даже голодать из-за непутёвого папаши, успевавшего свою зарплату то и дело пропивать с такими же никчёмными и побитыми жизнью собутыльниками. На своего ребёнка ему было плевать с самого начала, поэтому Пак не хотел повторять судьбу родителя, прочувствовав на собственной шкуре, каково это — быть рождённым по залёту.       И он решает снова действовать по установленному ранее плану. Для чего ему нужно избавиться от всех преград на своём пути. А значит: в первую очередь от Чонгука и его чувств.       — Но я тебя — нет, — молвит сухо Чимин, мысленно запрещая себе поддаваться слабости, охватившей всё нутро. — Так больше не может продолжаться. Когда-то это должно закончиться, и момент настал. Хватит уже отравлять жизнь друг другу и делать вид, что у нас всё нормально. Потому что никаких «нас» нет.       На этой фразе омега ощущает, как хватка ослабевает, и руки альфы почти не держат его, но и сам он будто ногами врос в землю. Не может сдвинуться с места, хотя понимает, что должен. Но ему так хочется в последний раз вдохнуть проникновенный древесный аромат. Это становится единственной слабостью, которую позволяет себе, а после отстраняется, делая шаг вперёд. Если Чонгук попытается остановить, то все воздвигнутые стены тут же обратятся пылью. Однако Чон ничего не делает, и Пак отступает ещё на один шаг.       — Найди себе омегу, который сможет сделать тебя счастливым и будет относиться к тебе так, как ты того заслуживаешь, как заслуживает сильный альфа вроде тебя. Потому что я не способен на это, — как самый настоящий трус Чимин произносит всё это, стоя спиной и не находя в себе силы посмотреть в глаза.       — Это конец? Вот так просто? — в неверии еле шевелит языком альфа, из-за чего слова выходят неразборчивыми, но Чимин улавливает суть.       — Да, Чонгук, это конец. Когда твоя боль утихнет, ты поймёшь, что я оказал тебе огромную услугу, разорвав эту дурную связь недобывших, — договаривает он прежде, чем сделать третий шаг, а затем сорваться на бег, чтобы вновь уткнуться в слезах в плечо Тэхёна и попросить забрать отсюда, как можно скорее.