Недобывшие

      Во мраке первого из грехов только блики тусклых софитов освещают лики пришедших вкусить неприкосновенный запретный плод. Но его скрыт от взглядов чужих. Только тёмные глаза выдают присутствие живой души. В плотоядном взгляде, объятом тьмой, отражается силуэт ангела, за которым Цербер поднялся из Ада и ступил на землю. Всё потому, что знает: образ — фальшивка. За ним скрывается такая же чёрная душа. Душа самого Дьявола. К чьим ногам готов положить весь мир и, прежде всего, преподнести собственную голову на ржавом блюдце. Дитя Лилит поглотило всё естество с первой встречи, нацепив на шею оковы, от которых невозможно избавиться. Так и следовал по пятам за своим господином адский пёс, не в силах разорвать связь, скреплённую не клятвой, а кровью.

Pour It Up

Rihanna

      Плавные движения в такт музыке, пробирающей до костей, до самых их атомов, взрывают и уничтожают изнутри. Лоснящаяся кожа скользит по холодной поверхности металла. Чёрт возьми, её так много, тонкая ткань почти не оставляет ничего для воображения, и внутренне альфа воспламеняется от одной только мысли, что все видят то же, что и он. Хочется схватить тонкую деревянную шпажку из бокала мартини, выплюнуть к чёртовой матери горькие оливки и проколоть глаза каждому, кто продолжает пожирать взглядом его омегу. Коварный обольститель разворачивает голову, заключая в свой капкан, и по-блядски вызывающе облизывает смазанные плотным слоем глитерной помады свои блядски пухлые губы, от чего те начинают ещё больше блестеть. На его глазах плотная чёрная повязка, но Чонгук совершенно точно уверен: Чимин смотрит на него, — и делает это намеренно — заставляя кровь бурлить в жилах, подобно лаве в действующем вулкане. Тонкая кисть уверенно обхватывает шест позади себя, тело плавно скользит вниз, колени касаются пола, и омега выгибается волной, оголяя красивый подтянутый живот. Чона всего прошибает током, он со свистом втягивает воздух через плотно сомкнутые зубы, разводя ноги шире из-за того, что брюки неприятно сдавливают накатывающее возбуждение. А змей-искуситель с копной раздражающе розовых волос продолжает посылать вибрации, точно попадающие по естеству альфы, больно ударяя каждой из них. Чонгук хочет закрыть глаза, отвернуться, в конце концов, встать и уйти, но он каменной статуей продолжает неподвижно сидеть на месте, позволяя пытке не заканчиваться.       Чимин делает несколько пируэтов вокруг оси, резко отпускает руки и создаёт впечатление падения, фиксируя себя у самого пола, плотно сжав сильными бёдрами шест почти у основания. Ложится на спину, сводя ноги вместе и сгибая в коленях, в следующий момент переворачивается на живот, опираясь ладонями на уровне груди, резким взмахом ударяет себя легонько пятками по ягодицам, и выгибается кошечкой, мягко, изящно, до невозможности возбуждающе. Под затихающую музыку медленно ползёт, переставляя руки и колени так грациозно, словно это не омега, а самый настоящий хищник, крадётся к своей добыче. Расстояние, разделяющее их, уменьшается, остаётся совсем немного, и свет внезапно гаснет. А когда загорается вновь, сцена оказывается пустой. Зрители взрываются бурными овациями, Чон срывается с места и под эти грёбаные аплодисменты покидает общий зал.       Он не ищет, а движется в конкретном направлении, зная этот блядский рассадник похоти и разврата как свои пять пальцев. Находит администратора и, заплатив по удвоенному тарифу, проходит в небольшую комнату, обставленную мягкой мебелью и увешанную повсюду уродскими балдахинами в красных оттенках, как жалкая пародия на пятьдесят оттенков серого, не хватает разве что шкафов с коллекциями кляпов и других секс игрушек.       Чонгук всем сердцем ненавидит это место, но ирония судьбы заключается в том, что Чимин позволяет ему находиться рядом только на своей территории, то есть в клубе, где каждую субботу вертит красивой задницей перед десятками альф, грезящими о соитии со столь прекрасным омегой. Но все они остаются ни с чем, потому что Пак разрешает только одному из них нарушать правила заведения и прикасаться. Всё, что происходит за закрытыми дверьми, так и остаётся тайной красной комнаты.       — Ты или сказочно богат, или просто сказочный долбоёб, — произносит бестия, закрывая за собой на замок служебный вход, и подходит ближе к развалившемуся на диване альфе. — Столько омег, готовых переспать с тобой, — опускает колено между его бёдер и скользит им по бархатной поверхности, пока не упирается в пах, а руки располагаются по обе стороны от широких плеч, опираясь ладонями на спинку, — только пальцем помани — и штабелями лягут у ног, — наклоняется, опаляя жаром дыхания чувствительную кожу возле уха, — а ты продолжаешь приходить сюда. Зачем тебе это?       — Ты знаешь, — хрипит Чонгук, сглатывая слюну.       — Скажи мне, — Чимин проводит языком по ободку ушной раковины, — я хочу услышать это. Ещё раз.       — Потому что они не ты, — на последнем издыхании произносит альфа, прежде чем остатки контроля покидают его.       Сильные руки перехватывают мягкие бёдра и усаживают на себя верхом, прижимая так крепко, что у Пака весь воздух из лёгких вылетает, заставив раскрыть рот в попытке вдохнуть новую порцию. Чимин запрокидывает голову, открывая доступ к шее, к которой Чонгук тут же припадает в жадном поцелуе. Смакует солоноватую кожу, выводя на пульсирующей артерии незамысловатые узоры языком. Дурманящий запах омеги сводит с ума, но альфа зажимает свою сущность в тиски, заключая в них, как в оковах, внутреннего зверя, жаждущего оставить метку, заявив на весь проклятый мир свои права. Нельзя переступать чётко обозначенную черту, иначе рискует потерять розововолосого демона навсегда. Он — его грёбаный наркотик, и Чонгук не ищет исцеления от больной зависимости. Борется с его тёмной стороной, но все усилия на ноль, когда они остаются вдвоём. Альфе нравится получать каждый раз свою смертельную дозу дофамина, нравится погибать и воскресать вновь под сладкие стоны, которые омега дарит только ему. Потому что привык чувствовать на нём исключительно свой терпкий запах.       Какой-то уму не постижимый кретинизм — один на двоих — не позволяет им быть просто вместе. Так же, как и с кем-то другим. Им проще убить друг друга, чем позволить чужому прикоснуться к тому, что каждый из них считает своим, но стоически отрицает очевидную связь. Нездоровую, больную во всех своих проявлениях и в то же время нерушимую, как та, что из легенд про истинных. И особенно остро ощущаемую в момент, когда их тела становятся одним целым, скрепляя души невидимой нитью, обвивая ею трахеи и затрудняя дыхание, но не позволяющую разорвать путы.       Чимин не сдерживает сладострастных звуков, опускаясь сразу на несколько пальцев, которые Чонгук вводит в него до основания фаланг. Блаженно закатывает глаза, продолжая насаживаться под тихое хлюпанье из-за обильного выделения природной смазки. Сжимает тёмные пряди на затылке альфы, пока тот осыпает поцелуями острые ключицы, мажет губами, впитывая в себя каждую нотку усиливающегося аромата.       — Боже… как же… хорошо, — с придыханием выдавливает из себя омега, в паузах облизываясь и зачесывая взмокшие пряди назад.       Чона ведёт только от одного взгляда на разомлевшего в его руках Пака, и он учащает свои фрикции. Они становятся более быстрыми, резкими, под правильным углом попадающие каждый раз по нужной точке, от чего омегу в какой-то момент начинает всего трясти, и он кончает, изливаясь прямиком на чёрную футболку альфы. Подрагивающие от накатившего столь внезапно оргазма пухлые губы расплываются в удовлетворённой улыбке и находят губы напротив. Поцелуй выходит нежным, почти невинным, как в дорамах, где вам не покажут реальность, в которой эти двое сейчас находятся в ВИП-комнате ночного клуба, и один из них полуголый, а второй испачкан в сперме первого.       — Спасибо, милый, — выдыхает Чимин прямо в губы напротив и оставляет последний короткий поцелуй.       Лёгким движением приподнимает бёдра и пальцы выскальзывают из него, растягивая тонкую нить эякулята, которая тут же обрывается, когда омега окончательно слезает с колен альфы.       Опьянённый феромонами, Чонгук не сразу понимает происходящее, пока его не приводит в сознание щелчок замка и следом закрывшаяся с той стороны дверь. Парень отлипает от спинки дивана и до его помутившегося разума постепенно доходит: его только что трахнул и бросил омега.       В очередной раз.