per aspera ad astra

      Зареф встретил их дождём.       Сонхва широко зевнул, прикрывая рот ладонью. Он оправил тяжёлый, расшитый жемчугом ворот своего кафтана, и обратил взор в окно, где через дымку утреннего тумана и завесу дождя просматривались очертания приближающегося города. Уже издалека было понятно, что Зареф - столичный округ дома Барманов. Высокие башни возвышались над величественными вратами, украшенными фреской с изображением лотосов. Подбираясь ближе к окошку, Сонхва случайно ногой задел щиколотку своего мужа, что сидел напротив со скрещенными на груди руками и опущенными веками. Приоткрыв один глаз, Хонджун одарил герцога недовольным взглядом и снова невозмутимо сомкнул ресницы. Сонхва поджал губы в попытке не рассмеяться. Сонный, укутанный в плащ, с вьющимися из-за влажного воздуха волосами, его супруг напоминал нахохлившегося воробья, присевшего на жёрдочку.       — Мы почти приехали, — решился уведомить он царя.       Хонджун равнодушно промычал:       — Я знаю. Вряд ли обычный лес вызвал бы столько восторга на твоём лице.       Сонхва в смущении отвернулся, хоть и знал, что муж на него более не смотрит.       А как тут не восторгаться? Конечно, Зареф во многом уступал Юмею, но всё же это был огромный, богатый город, сохранивший в своих стенах историю. Одна только каменная крепость, возведенная по границе, чего стоила.       — Отворить врата!       Хонджун на прогремевший в воздухе приказ нахмурился, Сонхва же почти прилип к окну. Причудливые пейзажи территории дома Барманов его изрядно изумили, ведь даже в своих фантазиях он не мог вообразить таких деревьев, кустарников и цветов. Каждый раз, когда они проезжали мимо рек, казалось, что вода в них фиолетовая. Но всё это из-за обилия растущих на поверхности лотосов. Ёсан накануне рассказал про символ южного дома власти - туманный лотос - что растёт лишь в этой части Элеарда. Сонхва же стало понятно, откуда пошёл герб и родовой цвет господствующей на этих землях семьи.       И всё же причуды природы меркли на фоне Зарефа, что с каждым годом разрастался еще больше. За воротами путников сразу встретила активная жизнь. Обитатели центра округа - все без исключения - куда-то спешили, отдавали команды, бросая лишь косые взгляды в сторону царского экипажа. Сонхва же их внимание мало волновало. Он с особым рвением принялся рассматривать постройки, большие и маленькие. Дома были аккуратные, в ровные ряды выстроенные вдоль широких покатых дорог. Дышалось в городе легко благодаря тут и там растущим деревьям. Они напоминали знакомые Сонхва пальмы, только вместо листьев были красочные лепестки пикантного розового цвета. Кажется, именно из них изготавливаются известные на весь Элеард румяна.       Весь город пересекал речной канал. Он соединял между собой несколько внутренних озёрец. По воде ходили лодки, перевозящие пассажиров или же груз.       Дома в Зарефе мало отличались от жилищ Юмея. Однако, в отличие от серости столицы, здесь солнце играло с цветными стёклышками, которыми были выложены узоры практически в каждом окне попадающегося по пути здания.       Хонджун сморщил нос из-за стрельнувшего ему в глаз солнечного зайчика и с недовольным кряхтением выпрямился на кресле, разминая затёкшую шею.       — Сейчас мы едем в поместье хозяина дома Барманов.       — Ты уверен, что нас ждут? — Сонхва задумчиво обвёл взглядом торговцев, что невозмутимо вели свои деловые переговоры, не обращая внимания на едущий мимо кортеж. — Думается мне, что люди здесь не знают о нашем прибытии.       — Они догадываются, но богатой каретой в этих краях никого не удивишь, — устало буркнул государь и подпёр подбородок ладонью. — Это я попросил сильно не разглашать, чтобы не устраивать потасовки на улицах. Зареф - самый крупный город близ границы с Ирлесом. Другими словами, он - лицо дома Барманов и сердце экономики нашего царства. Здесь много чужаков. Не хотелось бы, чтобы из-за нашего прибытия начался переполох, оставивший пятно на нашей репутации в глазах иностранцев.       Сонхва кивнул. Пусть Хонджун был довольно эгоцентричен и высокомерен, о своём народе он кое-как, но заботился.       Вскоре каменистые дорожки сменились мостом, который уходил ввысь, на гору, вокруг которой и строился Зареф. Герцог невольно усмехнулся. Кажется, все благородные господа Элеарда забирались куда-нибудь повыше, словно в желании очутиться поближе к солнцу.       Сонхва выглянул в окно, когда кортеж поднялся настолько высоко, что макушки деревьев оказались у кареты под колёсами, и в изумлении раскрыл рот. Поместье дома Барманов было не просто красивым замком, окруженным массивными стенами. Дом был словно вырезан прямо в горе: с одной стороны значилась каменная стена с тончайшим барельефным рисунком, а с другой возвышались мраморные колонны. Повозка двигалась поспешно, а потому довольно скоро они очутились на другой стороне возвышенности.       Солнце резко ударило в глаза, заставляя герцога недовольно зажмуриться. Хонджун предусмотрительно поправил шторку со своей стороны и на чужое кривляние самодовольно усмехнулся. Пожалев своё зрение, Сонхва укрылся в теньке вплоть до полной остановки кареты. Они с царём некоторое время обождали, а затем Хонджун с тяжёлым вздохом выпрыгнул наружу, когда возничий отворил им дверь. Оправив плащ, царь подал мужу руку с равнодушным выражением лица. Сонхва помощь принял, краем глаза наблюдая за тем, как еле заметно поморщился его супруг.       — Как твоя рана? — нерешительно поинтересовался он. Прошло слишком мало времени, чтобы ранение его мужа пусть хоть сколько-то перестало беспокоить его, но Хонджун держался потрясающе стойко. Сонхва был уверен, что, не смотри он на царя сейчас, то и не заметил бы этого проявления слабости. За отчужденным и изредка ребяческим нравом скрывалось нечто нежное и ранимое, но для всех недостижимое.       Хонджун надменно вздёрнул подбородок.       — Сущий пустяк.       Сонхва не стал допытываться, почувствовав себя лучше уже от того, что просто проявил вежливый интерес, на который его мужу было абсолютно всё равно.       Генерал дворцовой стражи спешился и подошёл к царской паре с намерением переброситься с государем парой слов. Сонхва отвернулся, усиленно делая вид, что не слушает, когда на деле был максимально внимателен к чужим перешёптываниям. Но весь интерес к тайнам мужа испарился, лопнул, как мыльный пузырь, стоило герцогу скользнуть взглядом за утёс, за которым открывался изумительный вид. Рыжие пески пустыни Ирлеса ярким пятном выделялись где-то там, далеко, ярко контрастируя с сочной зеленью Элеарда.       Вот, что имел в виду Хонджун, говоря, что Зареф - ближайший к Ирлесу крупный город. Сонхва попросту не знал, что центральный город дома Барманов располагался прямо у границы с соседним царством.       Стражники поместья, вооруженные причудливыми саблями, выстроились в два ровных ряда вдоль выложенной цветным камнем дорожки. На другом её конце находились тяжёлые, выкованные из золота врата, что бесшумно отворились перед хозяином дома Барманов.       Сонхва поймал мимолётный взгляд Хонджуна. С великим недовольством, но отчасти испытывая спокойствие от присутствия супруга рядом, он встал подле него чуть позади. Расстояние меж ними было незначительным, но очень красноречивым.       Хозяин дома Барманов, Хван Тэгён, был высоким мужчиной в преклонном возрасте. Седые волосы были коротко подстрижены и аккуратно зачёсаны. Худое лицо было испещрено глубокими морщинами, уголки губ хмуро опущены, а чёрные, как ночь, глаза пристально всматривались в гостей через толстые линзы очков, чья тонкая цепочка была переброшена старику за шею. Разодетый в длинную тёмно-фиолетовую рясу с тончайшей вышивкой из золотой нити по краю одеяния, он неспешно и твёрдо, без какой-либо трости и посторонней помощи, ступал по дорожке в сопровождении Хёнджина и незнакомого Сонхва мужчины. Отметив очевидное меж ними сходство, он заключил, что третьим представителем от дома Барманов был отец Хёнджина.       — Мой царь, — поприветствовал Тэгён. Он слегка поклонился, заложив руки за спину, в то время как Хёнджин с отцом отвесили полноценные поклоны.       — Достопочтенный глава Хван, — отвесил тем же Хонджун.       Лицо Сонхва в удивлении вытянулось, но он поспешил повторить за ним. Кто ж знал, что даже царь может кому-то раздавать реверансы с таким почтением.       — Мы с семьёй рады приветствовать вас и вашего супруга в нашем скромном поместье. Пожалуйста, оставайтесь столько, сколько вашей душе угодно.       — Благодарю за радушный приём.       — Прошу, — Хван Тэгён приглашающе указал на дом, кивнул старшему мужчине, развернулся и также неторопливо двинулся обратно к распахнутым вратам.       Отец Хёнджина занялся их экипажем, а сам Хёнджин с улыбкой пристроился по другую руку Хонджуна, кивком приветствуя Сонхва.       — Надеюсь, ваш путь прошёл без происшествий.       Царь усмехнулся, одаривая мужа лукавым взглядом, и оставил слова друга без ответа.       Сонхва отчего-то зарделся.

♛♛♛

      Покои, куда сопроводили герцога, были прекрасны и бесстыдно богаты. Даже дворец был обставлен куда более скромно, по мнению Сонхва. От изобилия золота и дорогих тканей у него рябило в глазах. Сейчас он искренне заскучал не только по своей спальне в замке, но и по родной комнате в родительском доме, где всё было невзрачно и полноценно его.       Здесь же всё кричало о чужом статусе и денежном положении. Корыстным чувством Сонхва подумалось, что, заселив его сюда, хозяин дома возжелал лишний раз похвастаться размерами своего богатства.       Пол был застелен тёмно-синим ковролином, стены разрисованы изысканной живописью. Выполненная из тёмного дерева мебель сияла ручками с драгоценными камнями либо же золотистыми узорами. Свисающая с потолка люстра в свете солнечных лучей искрилась многообразием алмазов. Одна стена была полностью заменена на окна и дверь, что вела на огромный каменный балкон, заставленный фарфоровыми вазами с самыми разнообразными, благоухающими цветами.       Сонхва устало стянул плащ и без сил упал на широченную кровать, которая, казалось, занимала половину комнаты. Выполненный из полупрозрачной сиреневой ткани балдахин сейчас был подвязан у столбиков. Со спрятанной в уголках губ улыбкой герцог наблюдал за своим камердинером, что отрешённо замер у тяжёлых портьер. Всего секунду назад он решительно ступил к ним с явным намерением укрыть спальню от назойливого солнечного света, а сейчас мялся в нерешительности.       — Как думаете, на чём держится карниз? — задумчиво пробормотал Ёсан, кончиками пальцев поддевая плотную портьеру. — Ткань ужасно тяжёлая. Если не ошибаюсь, это поднебесный шёлк. Он изготавливается из нитей заоблачной шелковицы. Очень редкая бабочка. Обитает на пиках вильверских гор…       — Ты понял это, просто взглянув на ткань? — удивился Сонхва и, перевернувшись на бок, подпёр голову рукой. — Меня изумляют твои познания.       — Раньше… — начал камердинер и, словно что-то осознав, резко замолк. Ему точно требовалось собраться с мыслями, чтобы продолжить говорить, но Сонхва его не торопил, ведь по одному взгляду на Ёсана понял, что на того напали воспоминания, что связывали его с другим герцогом, обладающим полным кладезем памяти. — Вы очень не любили тишину, а потому просили меня читать вам что-нибудь в те часы, когда были заняты… работой.       Не нужно было гадать, о какой именно работе шла речь. Герцог прикусил губу, чувствуя внутри некую досаду, но при этом и благодарность. Ёсан был очень чутким человеком. Он тонко ощущал настроение и тревоги своего господина, а потому ни разу сам не поднимал тему творческой профессии господина Пака. В его покоях в замке отсутствовали художественные принадлежности, а в воздухе не повисали вопросы о картинах. Когда Сонхва вознамерился восстановить найденное горничными на чердаке полотно, Ёсан без лишнего любопытства добыл для него всё необходимое, но более они о художестве даже не заикались.       — Ты читал очень любопытные книги, — дабы сгладить напряженную тишину, отозвался Сонхва.       Ёсан польщённо улыбнулся и таки дёрнул портьеры, погружая спальню в приятный полумрак.       Когда послышался стук в дверь, герцог, слегка задремавший под мельтешения камердинера, даже не шелохнулся. Ёсан пересёк комнату и впустил внезапного гостя, приветствуя его напускным недовольством.       — Уважаемый страж, вы соизволили навестить своего господина?       Сонхва тут же сел, заинтересованно наклоняясь в сторону, чтобы лучше разглядеть арку.       — Должен признаться, в душе я лелею надежду, что более мне не придётся так надолго вас покидать.       — Минги! — восторженно воскликнул герцог, вскакивая на ноги навстречу вошедшему в спальню солдату.       Минги одарил господина неуверенной, но при этом ласковой улыбкой.       — Простите за задержку. По плану наш отряд должен был возвратиться за день до вашего прибытия в Зареф, но возникли… неотложные обстоятельства.       Сонхва сглотнул. Если это то, о чём он думал…       — Всё в порядке, тебе не следует объясняться передо мной, — поспешил скрасить томительную и давящую своим напряжением тишину герцог, отмахиваясь ладонью так, словно мимо него пролетела назойливая муха. Обернувшись к своим слугам спиной, он отошёл к окну, изо всех сил делая непринужденный и заинтересованный происходящим снаружи вид. — Ты выполнял приказ своего царя. Я рад, что всё обошлось.       — Благодарю, господин.       В голосе стражника, однако, ни грамма благодарности слышно не было. Лишь сухая вежливость.       Помогавшие занести в покои сундуки с вещами слуги оповестили о том, что семья Хван собирается устроить праздничный ужин в честь прибытия царской семьи. Время за умыванием после длительной дороги, переодеванием и внутренними переживаниями прошло незаметно. Ближе к закату в раскатистую дверь покоев герцога раздался стук. Ёсан, трудившийся над тем, чтобы разгладить невесть откуда взявшиеся складки на хрустящей от чистоты рубашке господина, зло выругался себе по нос и махнул рукой Минги. Тот насмешливо поднял бровь, но послушно принял роль лакея и отправился отворять внезапному посетителю. Сонхва же, ведомый руками камердинера, оказался за ширмой и принялся неторопливо облачаться в вечерние одежды.       — Если бы знал, что тебе требуется больше времени на сборы, чем светским девицам, то более взвешено принимал бы решение о женитьбе.       — Еще не поздно передумать? — ехидно отозвался Сонхва, пытавшийся игнорировать табун мурашек, взбежавший вверх по его позвоночнику в момент, когда он услышал голос своего мужа. — Ты не любишь ждать, а я не люблю следить за временем. Мы совсем не подходим друг другу.       Хонджун подколку оставил без внимания, но до слуха герцога донесся его тихий смешок.       — Ты должен был спуститься еще десять минут назад.       — Ой, прошу прощения, — буркнул Сонхва недовольно и вдел руки в воздушные рукава, манжеты на которых тут же оказались на попечении Ёсана. Ловкие пальцы камердинера мгновенно запустили жемчужные пуговицы в петельки. — В этой спальне есть всё, кроме часов. Немудрено, что я потерял счёт времени.       Царь некоторое время молчал. Были слышны его неторопливые шаги, свидетельствующие о том, что Хонджун принялся в ожидании расхаживать по комнате, отведенной его мужу на момент их нахождения в поместье хозяина дома Барманов.       — Если тайком вынести все вещи из этой комнаты и заложить в ломбард, можно сколотить целое состояние.       Сонхва от неожиданности даже воздухом подавился. Не ожидая услышать подобное от мужа, он дёрнулся вперёд, вырываясь из цепких рук Ёсана, что мудрил с завязками на его пояснице, и, схватившись за край ширмы, выглянул из-за неё, находя взглядом царя у огромной позолоченной статуи. Одетый богато и с иголочки, он и сам мог бы сойти за произведение искусства в спальне, что больше напоминала зал в музее. Тёмные брюки были слегка заужены и легко прятались в высоких ботинках. Тёмно-алый, расшитый золотом мундир, расстёгнутый, был наброшен на широкие плечи, укрытые за атласом чёрной рубашки. Шею украшало тонкое плетение цепочки, уходящей куда-то по ключицам вниз под ткань, а пальцы, как и всегда, венчали изысканные кольца.       И среди всего этого изобилия лёгкий беспорядок на царской голове смотрелся до того нелепо, что Сонхва испытал дикое желание выхватить у Ёсана расчёску и уложить прядку к прядке. Хотя, зная его строптивость, он скорее вырвет мужу пару клочков волос, нежели добровольно соорудит ему порядочную причёску.       — Ты в курсе, что это состояние твоих подданных? — не скрывая потрясения в голосе, произнёс он.       Хонджун бросил на него насмешливый взгляд через плечо.       — Их состояние не принадлежит царской казне, — отозвался лениво и, оправив полы своего изящного мундира, двинулся в сторону выхода. — Поторопись. Я не собираюсь терпеть общество этих озёрных ужей в одиночестве.       Бровь Сонхва конвульсивно дёрнулась. Ёсан зашипел что-то невразумительное, возвращая господина за ширму и заканчивая с его сборами. Когда герцог бросил оценивающий взгляд на себя в зеркало и с трудом узнал юношу напротив, стук в дверь повторился. Сонхва издал протяжный, пропитанный недовольством стон.       — Я явно не переживу эту поездку, — буркнул себе под нос уныло, наблюдая удаляющуюся в сторону дверей спину Минги.       Ёсан за спиной понимающе хмыкнул.       — Герцог Пак! — приветливо воскликнул Хёнджин, что неторопливо вплыл в комнату, принося с собой запах чего-то сладкого и рябь перед глазами из-за обилия вшитых в его пояс драгоценных камней. — Прошу прощения, что потревожил.       — Не стоит. Это мне стоит извиняться за задержку, — отозвался Сонхва и в полном облачении покинул ширму.       Молодой господин дома Барманов окинул его восхищенным взором, на мгновение притормозив в зоне талии, и одобрительно приподнял уголок губ.       — Задержку? — переспросил задорно, складывая руки на груди. — Мы только собираемся. Вы никуда не опаздываете, если вас это беспокоит.       Сонхва нелепо моргнул и прикусил щеку изнутри, сдерживая нелестные комментарии в сторону своего мужа.       — Мой отец переживал о том, что вы с Хонджуном будете занимать разные комнаты, но я убедил его, что так будет лучше для нашего духовного спокойствия. Надеюсь, вам пришлись по вкусу эти покои, — продолжал Хёнджин как ни в чём не бывало, осматривая спальню с таким скучающим выражением лица, словно он был рождён среди золотых слитков. Впрочем, богатство дома Барманов не оставляло сомнений, что это, вероятнее всего, недалеко от правды. — Обычно большинству гостей они нравятся.       — Комната хорошая, но я не большинство, — вздохнул Сонхва, запрокидывая назад голову и позволяя тем самым Ёсану дотянуться до его волос, чтобы наскоро соорудить причёску и закрепить её неброской шпилькой. Лишь после повисшей в спальне тишины юноша понял, как пренебрежительно и явно высокомерно прозвучали его слова, и, зардевшись, добавил: — Вид из окна чудесный.       — Так вот, что способно покорить ваше сердце, — не остался в долгу Хёнджин, улыбаясь лучисто, будто чужой комментарий его ни капли не тронул. — Готовы? Вообще вашим сопровождением должен заниматься ваш супруг, но Хонджун слишком занят тем, чтобы не скалить губы и не рычать на всех подряд, поэтому я взял на себя эту миссию. Не возражаете?       Сонхва вспомнил слова мужа об «озёрных ужах», еле сдержал рвущийся наружу смешок, благодарно кивнул и покинул броскую спальню следом за молодым господином Хваном. На выходе он пересёкся глазами с Минги и почти покраснел из-за того, сколь много благоговения плескалось на дне чужих зрачков.       Прогулка по коридорам и многочисленные спуски по лестницам, по ощущениям, была бесконечной. Сонхва потерял счёт всем поворотам, которые они успели совершить за то время, что спускались в зал, где будет проводиться праздничный ужин в честь приезда царской семьи. Конечно, для такого события была выбрана изысканная комната невообразимых размеров, заставленная богатой и красивой мебелью. Там уже собралась большая часть семейства Хван. Специально приглашенные музыканты уже вовсю наигрывали неспешные мотивы, пристроившись на небольшом возвышении рядом с выходом на балкон. Гости разбрелись кто куда, негромко переговариваясь между собой, и их голоса тонули в мягком мелодичном звучании скрипки и рояля.       Людей было больше, чем герцог ожидал. Смятение и неуверенность отразились на его лице, что не мог не заметить Хёнджин.       — Дедушка твёрдо решил собрать всю семью в честь такого важного события, как ваш приезд, чтобы лицом к лицу познакомить их с новым правителем. Тем более что он сам отсутствовал и на коронации Хонджуна, и на вашей свадьбе, а потому чувствует некую вину перед вами. Должен признаться, — молодой господин Хван склонился к лицу герцога и заговорщицки прошептал: — Я и сам большинство из этих людей не знаю, поскольку мы, правящая ветвь, редко общаемся с представителями побочных. Сами понимаете: нас много, живём мы отдельно и не то чтобы являемся представителями дружного семейства.       — О, — понимающе моргнул Сонхва. Он почувствовал облегчение от мысли, что не только ему одному все эти люди являются незнакомцами. Ему очень хотелось поглубже копнуть в подноготную семьи Хёнджина, но он понимал, что это будет очень некрасиво с его стороны. Кроме того, вряд ли герцог Пак был обделен подобным знанием о другом доме власти, когда сам был ярким представителем своего.       — Вам неловко? Разве Хонджун не сообщил вам об этом? Мы бы не посмели совершить нечто, что могло бы вас расстроить, а потому он дал нам своё разрешение на более пышный банкет.       — Боюсь, либо у меня, либо у него проблемы с памятью.       Разумеется, Хонджун бы не сообщил ему о том, что сам посчитал сущей мелочью.       Появление Сонхва было звучно оглашено. Стоило ему переступить порог, движение и разговоры, казалось, прекратились. Герцог повыше приподнял подбородок, отчасти уже привыкнув к столь пристальному вниманию к своей персоне. Ёсан, конечно, постарался, чтобы облик его господина сразил всех наповал, но результат превзошёл все ожидания настолько, что даже молодые дамы в своих изысканных нарядах и богатых украшениях меркли на фоне супруга государя.       Где-то послышался звон упавшего на пол подноса и чей-то задушенный кашель. Сонхва порывался было обернуться и выяснить, что случилось, но Хёнджин воспрепятствовал этому, встав прямо по направлению звука. Уголки его губ подёргивались в тщетной попытке сдержать ухмылку.       — Не обращайте внимания, — протянул задорно. — Просто кое-кто ниц пал от вашей красоты.       Герцог закатил глаза, но румянец на щеках спрятать был не в силах.       — Вы мне льстите.       — Разве ж правдой можно польстить?       Хонджун нашёлся у окна на другом конце зала в компании хозяина дома Барманов. Царь и старый мужчина лишь молча стояли подле друг друга, казалось, ведя мысленную беседу. Хван Тэгён несколько раз приложился губами к краю своего бокала, в то время как у царя наличия какого-либо кубка не было замечено, а руки его были укромно спрятаны в карманах брюк. Спина подчёркнуто ровная, словно к позвоночнику кто-то приложил палку, а линия челюсти остро выделенная, из-за чего сложилось впечатление, что государь крепко сжал зубы.       Выражение лица Хонджуна ощутимо изменилось, стоило ему поймать в поле своего зрения супруга. Взгляд, в одно мгновение потемневший, был обжигающим, но непроницаемым. Оглядев супруга с головы до ног, царь сделал практически незаметный, если бы не дёрнувшиеся крылья носа, вздох. Сонхва стойко выдержал чужой напор и позволил Хёнджину, тоже заметившему занятость Его Высочества своим дедом, увести его дальше в толпу поближе к диванчикам. Проходя мимо стайками собравшихся гостей, герцог продолжал миролюбиво улыбаться, отвечать на приветствия и комплименты и пожимать руки джентльменам, пока их дамы пожирали юношу голодными глазами.       Ёсан, пристроившийся в отдалении в компании остальных слуг, определенно был горд собой.       — Вот, попробуйте это, — Хёнджин стащил с подноса шедшего мимо мальчишки пару бокалов и предложил один Сонхва. Тот с готовностью принял кубок и, не глядя, пригубил напиток, что тут же окрасил его губы в красный и оставил на языке терпкий привкус. — Знаменитое лотосовое вино дома Барманов. Конечно, я знаю, что вы объездили весь свет, и вряд ли ни разу не ощущали вкуса туманного лотоса. Но позвольте мне немного понаглеть на правах младшего господина этого дома и разделить с вами первый бокал.       Герцог с улыбкой кивнул и, стукнув о чужой сосуд своим, в один глоток допил дурманящий напиток.       Молодой господин Хван сослужил Сонхва службу, отведя его чуть в уголок поближе к огромным витражным окнам. Те были приоткрыты, впуская внутрь разгоряченного от человеческого дыхания и зажженных повсеместно свечей зала свежий воздух, пропитанный запахом прошедшего дождя.       Герцог стоял спиной к гостям, обратив всё своё внимание на чудесный вид снаружи и напрочь игнорируя происходящее в огромном зале. Однако не чувствовать прожигающий взгляд, вцепившийся в его тело точно когтями, было невозможно. Его бросало то в жар, то в холод, а чужое внимание было столь ощутимым и цепким, словно на него не смотрели, а ласкали ладонями. Сонхва, конечно, знал, что корсет, который ему с пламенем в глазах пару часов назад явил Ёсан, был провокационным, но не ожидал, что настолько. Черная кожа плотно облегала талию и поясницу юноши поверх белоснежной шёлковой рубашки, не стесняя при этом дыхания. Тонкие верёвочки шнуровки цепко переплелись между собой на уровне позвоночника. Это было красиво и безумно порочно.       Сонхва и в обычной жизни сталкивался с подобным интересом к себе, своему лицу и своему телу, но именно сейчас он ощущал себя очень напряженно, словно он струна играющей скрипки: тронь его - и он порвётся. Всё его естество кричало, молило, но неизвестно, чего именно.       Определенно, супруг царя должен соответствовать его статусу. И пусть на Сонхва сейчас не было его короны, внимание всех присутствующих в зале всё равно было приковано именно к нему.       — Столь чудесный наряд вас не просто красит, а превозносит, как божество, мой принц.       Губы Сонхва в изумлении раскрылись. Обернувшись, он упёрся взором в тёмную макушку склонившейся перед ним головы и пышную, уходящую в пол лиловую юбку.       — Твои речи как всегда красноречивы, но мужчина, которому ты сделала комплимент, уже женат, — вместо него поспешил ответить Хёнджин. — Холостой выстрел, Йеджи.       Девушка, отвесившая герцогу поклон, фыркнула и неторопливо выпрямилась. Лицом она очень походила на стоявшего подле Сонхва юношу, из чего вытекал очевидный вывод: незнакомка - та самая сестра Хёнджина, о которой тот пёкся во время охоты, и которую сам Сонхва мельком видел перед своей свадебной церемонией.       Длинные тёмные волосы Йеджи были заплетены в причудливую косу, которую она перебросила за спину резким движением и скрестила руки на груди.       — То, что отец в каждом моём разговоре с мужчиной ищет повод для скорой помолвки, не значит, что и ты должен поступать так же, — отчеканила она недовольно, после одарив герцога смущенной улыбкой. — Прошу прощения, мой принц. Мой брат столь невежественен, когда дело доходит до светских бесед.       Хёнджин, возмущенный, подавился своим вином.       — Это еще что за обвинения? Да я само очарование!       Сонхва не смог удержать смешок, но поспешил прикрыть рот ладонью, оказавшись под надзором двух пар глаз: лукавой и почти обиженной.       — Рад встретиться с вами, молодая госпожа Хван.       Йеджи приняла приветствие, как и подобает благородной леди. Она мгновенно подобрала юбку, слегка приседая в реверансе и протягивая герцогу руку для лёгкого пожатия. Сей жест вызвал волну шёпота за её спиной, но бросивший красноречивый взгляд в ту сторону Хёнджин быстро пресёк зарождающиеся среди семейства сплетни.       — Как проходит ваше путешествие?       Сонхва вздохнул и закатил глаза.       — Это правда единственное, о чём мы можем поговорить? Клянусь, если я еще хоть на секунду удержу мысль о том, что впереди меня ждёт как минимум месяц продолжения сей авантюры, я ступлю за порог этого окна.       Йеджи, озадаченная, хлопнула ресницами и в нерешительности приоткрыла рот, пораженная ответом на свою попытку завязать беседу.       — Звучит самоубийственно, — протянул Хёнджин и спрятал улыбку за краем своего бокала. — Внизу вас ждут лишь скалы.       Герцог искривил губы под смешок девушки.       — Подумайте о хорошем, — посоветовала она мягко. — Впереди вас ждут не только политические распри, но и поездка домой. Вы давно не были в Ан-Холде, правда ведь?       Воздух застыл где-то на уровне глотки. В горле запершило, а в уголках глаз отчего-то защипало. Сердце его, однако, с ритма не сбилось, ведь от мысли об Ан-Холде и поместье герцога Пака сам Сонхва не ощущал ничего, только пустоту.       Он выдавил благодарную улыбку и позволил разговору унести невесёлые мысли вглубь своего сознания. Хёнджин с лёгкостью взял бразды беседы в свои руки, подтрунивая над сестрой и ни капли не стесняясь того, как сильно их маленькая группка привлекала к себе внимание остальных членов семьи Хван. Было видно, как некоторые персоны порывались было ступить в их сторону, дабы поприветствовать Сонхва, но Хёнджин или Йеджи мгновенно пресекали их попытки, задавая герцогу различного рода вопросы. Это было довольно странно, но не сказать, что неудобно и неприятно. Сонхва не испытывал желания знакомиться с кем-то и уходить на приватный разговор из банального страха, а поэтому с немой благодарностью позволил брату и сестре составлять себе компанию еще долгое время.       Вскоре Хван Тэгён покинул Хонджуна, дабы поприветствовать членов своей огромной семьи в своём поместье и отдельно выделить царя и его супруга. Те хоть и расположились в разных частях зала, неумолимо сблизились вновь, словно стянутые одним магнитом. Хёнджин и Йеджи сопроводили Сонхва к государю, как верные подданные. Почувствовав руку на своей спине чуть выше края корсета, он слегка дрогнул от неожиданности. Прикосновение было мимолётным, ощутимым всего секунду, но оставляющим после себя странное послевкусие, словно кожу в месте касания покалывало и тянуло. И пусть Хонджун его более не касался, его рука всё равно оставалась на уровне чужой поясницы.       Герцог послушно ступил за мужем к своему месту во главе расположенного параллельно линии окон стола. В центре расположился, естественно, Хонджун. Сонхва, как и полагается, занял стул справа от него. Главе дома Барманов было отведено почётное место слева. Члены его семьи заняли отдельные два стола по бокам. Мужчины и женщины одаривали Сонхва то лукавыми ухмылками, то пренебрежительными взглядами, очевидно раздосадованные тем, что не смогли вывести герцога на приватную беседу.       — Моя дорогая семья, — поприветствовал всех Хван Тэгён. Он встал, держа в руках усыпанный драгоценными камнями по ободу бокал, и обернулся к царю с еле заметной улыбкой на губах. — Я необычайно горд и счастлив приветствовать вас в своём поместье. Ваше Высочество, это первая наша встреча после вашей коронации. Примите мои извинения за то, что я не смог присутствовать на празднике, и мои поздравления с женитьбой, — мужчина отсалютовал кубком Сонхва.       Хонджун, дышащий недовольством всего несколько мгновений назад, чудеснейшим образом преобразился и ныне являл собой образец очарования. Герцог бы и не заметил столь скорых изменений, если бы не смотрел на мужа в упор. Удивительно, как внутри этого человека переключался рычаг, делая из огнедышащего дракона милого кролика.       Царь тоже встал, подбирая услужливо наполненный слугами бокал, и шутливо откланялся хозяину дома Барманов.       — Я был так сильно огорчён вашим отсутствием, что поспешил явиться лично. Благо ноги у меня молодые, позволяют преодолеть долгий путь.       Хван Тэгён опасно сощурился. Сонхва внутренне замер, проклиная Хонджуна на чём свет стоит. Вот уж и правда язык без костей. Пусть господин Хван и был в преклонном возрасте, передвигался он устойчиво, без стеснений и какого-либо намёка на трость. Неизвестно, чего своими словами пытался добиться царь, однако Сонхва уже приготовился к неприятностям. В зале повисла оглушительная тишина. Даже музыканты оторвались от своих инструментов в ожидании того, чем же всё закончится.       Но внезапно из груди Хван Тэхёна вырвался хриплый смех, а его рука мягко потрепала макушку всё еще шутливо кланявшегося Хонджуна.       — Как всегда… Вы так хорошо заботитесь об этом старике, мой царь.       Хонджун выпрямился и, стукнув о чужой бокал своим, отпил вина. Сонхва с трудом заставлял себя держать рот закрытым, когда заметил чужие порозовевшие скулы.       Хорошее настроение Хван Тэгёна и расслабленную после лопнувшего в воздухе пузыря напряжения атмосферу поддержали остальные члены семьи Хван, что принялись наперебой поздравлять Хонджуна с принятием короны и свадьбой. Сонхва тоже не остался обделён вниманием.       — Это была такая красивая свадьба! — одухотворенно вещал Хёнджин, один из немногих из дома Барманов, кто действительно присутствовал на празднике. Он был настолько воодушевлён своей ролью рассказчика, что спешил поделиться новостями с особой страстью. — Звёзды, цветы… А когда господин Пак шёл к Великому Жрецу!..       Йеджи, до этого молчаливо кивающая на каждое слово брата, резко закрыла ему рот собственной ладонью.       — Не будем об этом инциденте, — пробормотала она, посылая герцогу поддерживающую улыбку. — Это был несчастный случай.       — Что-то серьёзное? — встрепенулся Хван Тэгён. Он немного наклонился вперёд, чтобы лучше видеть супруга царя. — Вы не пострадали?       Удивительно, как такое звучное событие, как израненные ноги герцога во время свадебной церемонии, не добралось до ушей хозяина дома Барманов раньше. Сонхва отмахнулся, не желая вспоминать то, как ему пришлось буквально по стеклу пробивать себе путь к короне и обручальному кольцу. Нога под столом затряслась, отбивая неслышный ритм по мраморному полу. Нервы душили горло. Поймав виноватый взгляд Хёнджина, герцогу легче не стало, но каким-то корыстным чувством он обрадовался тому, что его незавидное положение смутило другого человека.       Праздничный ужин начался, как ни в чём не бывало. Слуги бродили тут и там, наполняя бокалы своих господ и заменяя пустеющие тарелки. Ёсан обменивался с Сонхва улыбками каждый раз, когда подходил к столу, чтобы обслужить его. Изредка хотелось поймать камердинера за руку и поделиться с ним кусочком того блюда, что вызвал у герцога такой восторг, но ему не хотелось смущать Ёсана. Тот на фоне остальных слуг ощутимо выделялся не только своим внешним видом, но и тем, как он себя вёл: пока остальные рассматривали узор на полу у своих ног, камердинер герцога с любопытством скользил глазами по интерьеру и гостям.       Хонджун знатно охмелел. Он одаривал всех своими чарующими улыбками направо и налево, без устали вливаясь в различного рода разговоры. Сонхва за ним не поспевал, а потому принял роль молчаливого зрителя, изредка кивая в нужные моменты и отвечая лишь тогда, когда его спрашивали.       Отвлёкшись на поиски своего стражника, герцог не сразу услышал насмешливые и дерзкие шепотки у себя за спиной. В этот момент Ёсан, наклонившийся подлить господину вина, процедил сквозь зубы:       — Государь заигрывает со слугой.       Сонхва потребовалось несколько секунд, за которые его камердинер уже успел вернуться на своё место, чтобы услышанная весть укоренилась где-то на подкорке сознания. Пальцы крепко сжали ножку бокала. Предупредительное покашливание сбоку остудило пыл сплетников. Краем глаза герцог заметил юношу, что с пунцовым, но самодовольным лицом отступил от царя в линию прислуги. Ёсан одарил его макушку столь негодующим взором, что волосам на чужой голове впору было бы вспыхнуть.       Минги в зале Сонхва так и не нашёл, хоть и убил на это уйму времени, нарочито игнорируя недвусмысленные взгляды гостей и своё внутреннее негодование из-за фамильярности своего мужа.       — Тебе не скучно?       Брови свелись к переносице. Герцог хмыкнул себе под нос и повернул голову. Хонджун глядел на него хмельными глазами, определив подбородок на раскрытую ладонь, а локоть - на подлокотник своего кресла. Волосы растрепались еще больше, словно в них побывали чьи-то неугомонные пальцы. Рубашка была распахнута вплоть до груди, мундир пропал с его плеч. Сонхва бы не удивился, обнаружь он его в руках слуги, что обслуживал государя весь вечер и получал признаки его внимания. От желания обернуться и удостовериться в собственной догадке останавливало лишь понимание того, каким нелепым и брошенным собственным супругом глупцом он будет выглядеть в глазах других людей.       — Вовсе нет, мой царь, — подчёркнуто отстраненно и вежливо ответил Сонхва на, очевидно, риторический вопрос. — Мне очень весело.       Он облизнул губы, собирая языком терпкие капли вина, и сделал вид, что не заметил, как глаза его мужа в этот момент скользнули вниз по лицу.       Хонджун ухмыльнулся:       — Скоро будет еще веселее, — и, обернувшись назад, с очаровательной улыбкой махнул кому-то рукой.       Сонхва было бы абсолютно плевать на то, что его супруг прямо на его глазах строит глазки другому мужчине, поглаживает его по запястью в тот момент, когда слуга наполняет его бокал - вино проливается на стол, что вызывает у царя лишь довольный смех - и чуть ли не утягивает его к себе на колени.       Сонхва в действительности было бы плевать, если бы не понимание того, как это выглядело со стороны для остальных.       Бедный герцог Пак, брошенный своим мужем на глазах у стольких людей. На глазах у главы дома Барманов.       Хван Тэгён, поймав взгляд Сонхва, заинтересованно поднял бровь, но сказал вовсе не то, что герцог, внутренне окаменев, ожидал услышать.       — Мой царь, боюсь, я не извинился перед вами должным образом за произошедшее с моим внуком.       Ослепительная улыбка Хонджуна даже не дрогнула, но руку слуги он отпустил, позволяя тому отойти, а сам поудобнее устроился в кресле. Внутреннее любопытство Сонхва тут же вспыхнуло с новой силой. Он ведь так и не понял, что случилось в том таинственном городе, а тут сам хозяин дома Барманов поднимает эту тему. Причём с таким невозмутимым лицом, будто это не его семья оказалась под ударом из-за нерадивого родственника.       — Вам незачем извиняться передо мной, — протянул незатейливо царь. С довольным выражением лица он покачивал наполненный вином кубок в руке, елозя напиток по сверкающим стенкам сосуда. — Хван Юнсон - лишь пятно на вашей репутации, но не дыра от сигаретного пепла, а потому ситуацию еще можно спасти.       — Пятно? — возмутился какой-то мужчина, сидящий в конце стола со стороны герцога. Его лицо было бледным, а глаза лихорадочно блестели то ли от слёз, то ли от злости. — Прошу меня извинить, но вы говорите о живом человеке, мой царь.       — Ты не вправе сейчас выказывать своё недовольство!       Мужчина дрогнул под напором хозяина дома Барманов. Хонджун засмеялся.       — Нет-нет, пусть говорит. Господин…       Царь повертел запястьем с показательно задумчивым выражением лица.       — Хван Хенук, мой царь.       — А, Хван Хенук. В чём же причина вашего столь ярого недовольства? Я где-то ошибся, назвав Хван Юнсона пятном на репутации главы вашего дома?       Повисла тяжёлая тишина, нарушенная вздохом Тэгёна.       — Хван Юнсон - его сын.       — Ах! — поразился Хонджун и разорился громким смехом, из-за чего и без того бледное лицо Хенука побледнело еще больше. — Как неловко получилось. В таком случае у вас точно есть, что мне сказать.       — Даже и думать не смей, — отчеканил глава дома Барманов, прожигая родственника злым взглядом. — Я дал твоему сыну возможность проявить себя, показать нам, каким молодым господином нашего дома власти он вырос. И к чему это привело? Якшался с разбойниками! Тайно изготавливал оружие! Одним небесам известно, к чему могла бы привести его самовольность, если бы государь случайно не оказался в Уфесте!       Случайно.       Сонхва почти фыркнул, но сдержался. Они ни в коем разе не оказались в Уфесте случайно, а шли туда, целенаправленно сменив курс. Царь знал, где, что и кого искать, а значит его заведомо снабдили информацией.       — Господин…       — Хван Хенук, я понимаю ваше беспокойство за сына, — резким, внезапно посерьезневшим голосом произнёс Хонджун, вперяя в дрожащего и бледного, как полотно, мужчину не впечатлённый взор. — Но не смейте пытаться обелить его. Он виновен в тайном изготовлении военного обмундирования. Кроме того, в попытке скрыть свои деяния, он оцепил Уфест, запретил въезд и выезд, чтобы весть не просочилась за границы, и связался с разбойниками, растрачивая тем самым казну вашего дома власти. Его вина ощутима. Он будет допрошен и заключён под стражу до вынесения приговора в столице.       Хенук вскочил на ноги.       — Он всего лишь пытался быть полезным!       — Он подвёл нас! — взревел Хван Тэгён, швыряя свой бокал на пол.       Молчаливые наблюдатели семейной драмы потрясенно ахнули под звон разбитого стекла. Даже Сонхва невольно вздрогнул и на мгновение зажмурился, изумленный силой чужого гнева. Хонджун глянул на осколки равнодушно, точно знал, что это случится.       — Дом Барманов многие поколения верой и правдой служил царской семье, и я не позволю, чтобы при моём правлении это нарушилось! Плевать, чей наследник! Плевать, из какой он ветви! Я накажу каждого по всей строгости закона!       Тишина, повисшая в зале, прерывалась лишь мельтешениями слуг, что спешили убрать осколки с пола.       Сонхва осторожно и медленно выдохнул, опуская напряженные плечи. Он видел, какими потрясенными остались члены дома Барманов после тирады их главы. Юноше было невдомёк, о каких ветвях шла речь, но одно он понял точно: Ёсан был прав, сказав, что внезапную остановку они сделали не в Виине. Городишко Уфест имел важность для дома Барманов из-за своего завода, но он и близко не стоял с центром западного округа. Сан солгал тогда, но, вероятно, его ложь была заранее подготовлена его господином.       — Что ж, — рискнул прервать неловкую атмосферу мужчина, которого Сонхва принял за отца Хёнджина. — Предлагаю переместиться в Лиловый сад. Слуги, уберите здесь всё.

♛♛♛

      В сад Сонхва пришёл, слегка припозднившись из-за своего желания умыть лицо и снять корсет. Последнее камердинер запретил делать, говоря, что переход из-за стола в более естественную обстановку подразумевает множество светских бесед и неудобных вопросов, а потому члены семьи Хван будут находиться к герцогу гораздо ближе, чем за ужином.       — Хоть шнуровку ослабь, — взмолился юноша. — Я так нанервничался, что мне дышать уже нечем.       Ёсан вздохнул, но просьбу выполнил. Пользуясь случаем, пока они одни, Сонхва поинтересовался:       — Что имел в виду Хван Тэгён, говоря про какие-то ветви? Хёнджин тоже упоминал их сегодня.       — Семья дома Барманов поделена на несколько ветвей. Во главе дома имеют право становиться только перворожденные представители правящей ветви. Это было предсмертным пожеланием основателя дома, чьи дети устроили кровавую бойню в борьбе за власть. В результате наследником стала его первая дочь, основоположница правящей ветви. Чем позже время рождения, тем дальше члены семьи Хван в очереди на пост главы дома. Сейчас к правящей ветви относятся лишь те, кто является прямым родственником нынешнего главы. Другими словами, если достопочтенный глава Хван передаст своё место старшему сыну Хван Донхёку, то его семья станет правящей ветвью, а трое других сыновей и вторая дочь достопочтенного главы уже отойдут в побочные. Министр Хван Чансон является его четвертым и самым младшим сыном.       — А чей сын Хёнджин?       — Третьего наследника Хван Сонджуна.       — А этот Хван Юнсон…       — Думаю, он родственник ныне почившего младшего брата достопочтенного главы Хван.       — Ты сказал «если глава передаст»… Может быть иной исход событий?       Ёсан задумчиво поджал губы.       — Видите ли… Достопочтенный глава Хван стоит во главе дома Барманов уже больше сорока лет и за весь этот немалый срок ни разу не объявлял своего намерения передать пост старшему сыну. Дело то ли в его слабом здоровье, то ли тут какая-то иная причина, о которой мы можем лишь догадываться. Ходили даже слухи, что он больше благоволит своей единственной дочери, второй наследнице.       Сонхва мыкнул и, бросив последний взгляд на себя в зеркало, покинул свои напыщенные покои. Снаружи его уже ждал юный паж, отправленный, чтобы сопроводить герцога в сад. Но на подходе им внезапно встретился Хёнджин. При виде супруга государя юный господин Хван внезапно поменялся в лице и застыл на месте, напрочь забыв о том, куда держал путь всего мгновением назад.       — Господин Хван, у меня уже есть сопровождающий, — усмехнулся Сонхва.       Хёнджин одарил пажа мрачным взором, из-за чего прислуга в рекордные сроки скрылся из поля зрения аристократов, и нервно улыбнулся герцогу. Сонхва переглянулся с таким же недоумевающим Ёсаном и прищурился, чуя приближающиеся неприятности на свою голову.       — Что происходит?       — Совсем ничего, — слишком быстро и невозмутимо отчеканил Хёнджин.       Вздох застрял у Сонхва где-то в горле.       — Признавайтесь, он уже успел кого-то облапать? — скрестив руки на груди, поинтересовался герцог, чувствуя, как внутри закипает неизвестного происхождения гнев. Хёнджин раскрыл рот в удивлении, взирая на юношу широко распахнутыми глазами. Ёсан сзади испуганно икнул. — И вы сейчас специально вышли, чтобы задержать меня, чтобы мой дражайший супруг успел достать свой язык из чужого рта?       Если вместо слов доносилось лишь грозное шипение, то его вины в этом не было. Ему очень не повезло жениться на человеке, который не имел даже крохи банального уважения к тому, с кем их связали узы брака, смея в наглую потакать собственным прихотям и низменным желаниям провести время в чужой компании с очевидными намерениями.       Сонхва ожидал предательства от Хонджуна, и сегодняшний случай не был ножом в спину. Но это всё равно неприятно. Не больно, но очень злит.       — Я ведь не дурак и не слепец, — закончил как-то устало, отмечая сочувствие в глазах Хёнджина и ненавидя его за это.       Молодой господин Хван в смятении потёр переносицу и признался:       — Государь в самом деле всячески… обхаживает мальчишку из нашей прислуги.       У Сонхва не дрогнуло сердце и колени не подогнулись от этого известия. Напротив, он весь внутренне даже воспылал, готовый вынести дверь с ноги и как следует встряхнуть своего супруга, чтобы напомнить ему о должном поведении.       Я его придушу.       Но, конечно, он этого не сделает, ведь подобным поступком он лишь докажет то, что Хонджун его задел.       А потому, убрав упавшую на лицо прядь волос за ухо и растянув губы в угодливой улыбке, Сонхва благодарно кивнул Хёнджину.       — Он там?       — Да.       — Что ж, значит, ещё не успел как следует обольстить прислугу. Теряет хватку.       Обойдя молодого господина Хвана, он распахнул двери и вышел в Лиловый сад. То была крытая оранжерея, на данный момент отовсюду продуваемая за счёт раскрытых, размером от пола до потолка окон. Причудливые растения разного оттенка фиолетового расположили по кругу, оставляя в центре огромное пространство, чтобы можно было там разместить диванчики, кресла, пару столиков и даже платформу с музыкальными инструментами. Количество гостей значительно поредело после ужина, что не могло не обрадовать Сонхва.       Хонджун на возвращение мужа не обратил внимания. Как и говорил Хёнджин, он был занят тем, чтобы всячески любезничать с прислугой. Мальчишка, весь вечер подливающий государю вино, уже был под чужими чарами. Очевидно, желание упасть на колени пресекалось присутствием других аристократов, и как бы сильно расхмельневший Хонджун не тянул его к себе, мальчишка льстиво отнекивался, умиленно краснея скулами. Пара мужчин, составлявшая царю компанию в этот момент, лишь беззлобно посмеивались.       — Хоть у кого-то из них остался здравый смысл, — пробормотал себе под нос сидящий на соседнем от Сонхва кресле юноша. Заметив, что рядом с ним тихонечко примостился герцог, он мгновенно стушевался и отвесил неловкий поклон. — Мой принц, я не…       — Не стоит извиняться за правду, — отмахнулся Сонхва.       Юноша заметно расслабился, получив отмашку за своё колкое замечание, и, встав, быстро откланялся.       — Это наша первая встреча. Позвольте представиться, Чхве Чанхи.       Сонхва с улыбкой протянул ладонь для рукопожатия.       — Надо же, первый не-Хван в этом поместье. Очень рад знакомству.       Чхве Чанхи смущенно засмеялся и, сев обратно на своё место, указал в сторону уголка из трёх кресел, окруженных огромными цветами, своими габаритами больше похожими на деревья. В этом уголке нашли тихое пристанище три взрослые красавицы, что тихонько переговаривались между собой и попивали разливаемый служанкой чай.       — Я тоже Хван со стороны матери, — проговорил Чанхи и улыбнулся махнувшей ему ладошкой женщине в изысканном тёмно-синем платье. — Поэтому я здесь.       Чанхи показался Сонхва приятным. Не желая оставаться в одиночестве в окружении людей, которые меньше часа назад облизывали его плотоядными взглядами, точно выжидая момент вцепиться зубами, герцог постарался завязать незатейливый разговор. Чанхи ответил на его порыв с огромной охотой.       Вскоре выяснилось, что господин Чхве был куда более неловок в ведении светских бесед, нежели сам Сонхва, а потому увлечь его оказалось довольно просто. Достаточно лишь задать пару вопросов, проявляя живой интерес к поднятой теме - и Чанхи, вовсю жестикулируя, с огнём в глазах делился мыслями и впечатлениями. В нём не было той остроты и восхваленной горделивости, которая просматривалась у Хёнджина, что говорило о том, что Чхве Чанхи не имел близких связей с Хван Тэгёном и правящей ветвью, а потому воспитывался гораздо проще и свободнее.       К слову, самого Хван Тэгёна в саду видно не было.       Отметив, как герцог невозмутимо беседует с одним из их родственников из побочной ветви, члены семьи Хван отбросили всякое стеснение и всё же постарались снискать у царского супруга расположения. Сонхва за этот долгий час многого наслушался: какая у него изысканная внешность, сколь чудесен его голос, как замечательны его картины. На всё он отвечал подчёркнуто вежливо и отстраненно, только под конец поняв, чего именно всей этой горой комплиментов нерадивые аристократы пытались добиться.       За одно герцог был благодарен: в ходе бесед он не успевал даже головы в сторону Хонджуна повернуть, дабы лишний раз не пыхтеть от негодования, наблюдая флирт мужа со слугой.       Несколько раз Сонхва всё же становился случайным свидетелем того, как Хёнджин нарушал покой Хонджуна, но снова и снова покидал он его еще более злой и расстроенный, чем мгновение до. Ловя на себе его сочувствующие взгляды, герцог понимал, что попытка вразумить - если Хонджун вообще осознает неправильность происходящего - опять провалилась. Молодой господин Хван не мог встать в позу и открыто противостоять царю из-за их ощутимой разницы в статусе. Если же слуга, ставший предметом интереса Хонджуна, резко исчезнет с торжества, все взгляды будут прикованы к герцогу, а ставить Сонхва в такое неловкое положение Хёнджину не хотелось еще больше, чем ссориться со своим пьяным другом.       Вскоре мать Чанхи подозвала сына всего одним движением руки. Господин Чхве тут же вскочил на ноги, подобрал до этого незамеченную трость и помог матери подняться, чтобы затем неторопливо вывести из сада. Сонхва проводил его спину опечаленным взором, уже страшась последствий своего одиночества.       Чёртов Ким Хонджун.       Тогда раздосадованный Хёнджин в очередной раз пришёл составить герцогу компанию, и его появление подействовало на остальных представителей семьи Хван, как ветер на лепестки: сдуло, словно никого здесь и не было. Сонхва вздохнул с облегчением и пару раз махнул рукой напротив своего лица, гоняя лёгкий ветерок.       Он невообразимо сильно устал.       — Мне очень… неловко, — признался Хёнджин расстроенным голосом. Сонхва нахмурился, не сразу поняв, о чём речь. А затем в голове словно щёлкнуло, и всё хорошее настроение, с трудом по кусочкам собранное с помощью молодого господина Чхве, испарилось.       — Забудьте, — отмахнулся Сонхва, всеми фибрами души мечтая, чтобы этот день поскорее закончился.       — Хонджун, конечно, мой друг, но даже я не могу отыскать слов к этой ситуации, — Хёнджин замолчал и в нерешительности прикусил губу. Он повернулся к герцогу, и его глаза расширились в удивлении. — Ох, не оборачивайтесь! Кажется, сейчас я вижу самого красивого человека за всю мою недолгую жизнь.       Сонхва в недоумении моргнул, не ожидая такой резкой смены темы. Кроме того, разве все в саду, помимо него с Хонджуном и прислуги, не являются выходцами из дома Барманов? Хёнджин не был бы настолько тщеславен, делая комплимент собственной родословной, правда же?       — Где? — полюбопытствовал он, но головы не повернул, как и просили.       — Справа от вас, — прошептал молодой господин Хван с хитрым прищуром глаз. — Только не оборачивайтесь резко. Думается мне, он уже изрядно устал от всего внимания, что ему удалось получить за сегодняшний вечер. Но он всё еще остается самым прекрасным человеком во всём царстве.       — Если вы делаете комплименты собственному отражению, это будет очень неловко, — пробормотал Сонхва под смешок юноши и осторожно взглянул направо.       К его удивлению, он действительно увидел отражение человека в витражном окне оранжереи. Но не Хван Хёнджина, а своё.       — О, — выдохнул герцог, потрясенный и ужасно смущенный чужой выходкой.       Хёнджин лукаво улыбался. Заметив покрасневшие скулы собеседника, он, довольный собой, засмеялся.       — Это было неожиданно, — признался Сонхва и сам не сдержал улыбки. Всё его лицо горело. Казалось, что покраснела даже шея.       — Зато вы улыбнулись!       — Столько стараний ради одной моей улыбки?       — Я бы сделал больше, если мог, — настрой Хёнджина резко улетучился, стоило ему бросить беглый взгляд в сторону.       Сонхва тоже посмотрел.       И успел заметить мелькнувший у выхода царский мундир, а за ним спешно выбегающего слугу.       — Вы нравитесь ему, — ставшим серьёзным тоном поведал Хёнджин.       — Прошу прощения? — герцог фыркнул насмешливо. — Мы точно об одном и том же человеке говорим?       Молодой господин Хван снисходительно улыбнулся.       — Поверьте мне. Я знаю его почти всю его жизнь. Вы его очень интересуете, раз он ведёт себя подобным образом.       — Подобным образом?       Прижав пальцы к губам, Хёнджин в задумчивости замер, глядя куда-то на уровень коленей Сонхва. Затем, глубоко вздохнув, тихим голосом произнёс:       — Знаете, наше детство не то, чтобы было самым беззаботным. Мы много учились, изучали астрономию, физику, механику… Да много чего, на самом деле. Учились быть достойными членами нашего общества. Только если я делал это ради того, чтобы удовлетворить своих родителей, то Хонджун словно и не старался даже… До определенного времени. В какой-то момент мне показалось, что он желает познать всю суть нашего мира. Он беседовал с умнейшими людьми нашего царства, проводил время в компании мудрецов, разбойников и аристократов, но никогда не был впечатлён ими. Он похож на хирурга, который скрупулёзно препарирует не только наш мир, но и людей в нём. Собственно, в этом и проблема, — Хёнджин невесело ухмыльнулся. — Большинство людей для него - лишь фасад, тёмный фон, оружие для достижения целей. Он мало отдаёт предпочтения человеческим эмоциям и довольно тяжёл на подъём. Его жёсткий моральный компас служит тормозом для всех его желаний. Но если кто-то способен его в действительности взволновать, поверьте, он потратит много сил, чтобы добраться до нагой души этого человека, разбирая его по кусочкам, а затем старательно собирая обратно. Другими словами, он не ведёт себя с ними так… так, — он махнул рукой герцогу за спину, намекая на поведение Хонджуна в отношении прислуги сегодня вечером.       — Вам не кажется, что каждая наша встреча превращается в некий сеанс, на котором вы стараетесь обелить для меня моего мужа? — беззлобно одними уголками губ улыбнулся Сонхва.       — Может и так, — Хёнджин не стал отрицать и отнекиваться. — Возможно, я просто хочу, чтобы вы узнали его. И не расстраивались из-за его дрянных поступков. Хонджун может вести себя как полное ничтожество, но он не плохой человек. Лишь хочет таким казаться.       — Почему я должен расстраиваться из-за него? — что-то внутри Сонхва взбесилось из-за столь неосторожного комментария. Он почти вскочил на ноги, чтобы уйти из-под оценивающих глаз Хёнджина, но в самый последний момент остановил себя.       — Вы кажетесь мне очень ранимым, — признался молодой господин Хван не без толики смущения в голосе. — На месте вашего мужа я бы яростно вас оберегал. Но, увы! Вы женились на Хонджуне. Какая досада!       Герцог в смятении покрутил на пальце кольцо.       Это был странный разговор, оставивший после себя горький привкус томительной тревоги.       Сонхва жилось проще с мыслью, что Хонджун к нему максимально равнодушен. Знание, что он в какой-то степени заинтересован в своём муже, было диким. Неизвестно, в какую сторону извернётся этот интерес, и какие последствия будут в таком случае для самого Сонхва.       — Кто-то еще интересовал его так, как я? — неожиданно для самого себя едко поинтересовался герцог.       Хёнджин удивленно поднял брови, обдумывая вопрос.       — Если вы спрашиваете меня о тех слухах, что Хонджун якобы влюбился в музыканта…       — Якобы?       — Не поймите меня неправильно, я не преследую цели что-то скрыть от вас, — господин Хван поднял вверх руки. — Тут вся проблема в том, что я и сам не знаю. Я никогда его в глаза не видел и даже имени его не знаю. До своего провозглашения царём Хонджун долгие годы не бывал дома. Потом он вернулся, привезя с собой на буксире Юнхо - о нём я хотя бы был осведомлён - и этого таинственного музыканта! Весть о том, что он питает нежные чувства к нему и даже желает жениться, была и для меня неожиданностью. Ох и шуму же наделали те новости… Впрочем, вы знаете.       Сонхва не знал, но согласно кивнул.       Ему внезапно вспомнилось таинственное письмо, которое он получил еще во дворце, без подписи и печати, но написанное удивительно нежно и трепетно. Люди, окружающие его, и он сам имеют небывалый опыт за плечами, свою неизвестную для Сонхва историю. Пытаться добраться до истины для него всё равно, что плыть рыбой против течения: всё равно отнесёт к противоположному берегу.       — А этот мальчишка совсем недавно поступил на службу в поместье и еще не знаком со всеми правилами, — спустя несколько минут тишины осторожно произнёс Хёнджин с ощутимой каплей вины в голосе. — Если пожелаете, я…       — Даже приступи он к работе совсем недавно, разве это допустимо? Перед ним сам государь, а он имеет наглость на глазах принца вести себя так дерзко, — вклинилась в разговор неторопливо подплывшая к ним дама. Она надменно воззрилась на Хёнджина, искривляя красные из-за помады губы в глумливой ухмылке. — Прислуга отца совсем распоясалась, стоило дела по руководству поместья взять на себя Сонджуну.       — Мой отец отлично справляется с делами дома. Если вас это так беспокоит, тётушка, может, вернётесь и сами займётесь хозяйством? — от Хёнджина, склонявшего виновато голову перед Сонхва, не осталось ни следа. Он важно подобрался, сводя лопатки и приподнимая в вызове подбородок.       О.       Сонхва бегло осмотрел замершую перед ними даму. Так вот, как выглядит вторая дочь Хван Тэгёна. Перенявшая все отличительные черты своей семьи, невысокая ростом, она всё же неумолимо возвышалась над всеми своим авторитетом, зная, что любого сможет раздавить своим каблуком.       Слова о ведении хозяйства ей ощутимо не понравились, судя по мелькнувшему в глазах злому огоньку.       И правда, общество озёрных ужей.       Так и оставшаяся безымянной для герцога леди галантно опустилась на свободное место и завела обыденный разговор, проигнорировав выпад племянника в свою сторону. Сонхва оказался меж двух огней, слушая колкие придирки двух родственников. Оба пытались побольнее задеть друг друга, сохраняя при этом доброжелательный тон и миролюбивые улыбки на лицах.       Из их недолгой беседы герцог выяснил для себя очень важную вещь: иметь дело со второй дочерью Хван Тэгёна он бы не хотел никогда в жизни.       — И всё же, — пропела она ядовито, глядя в сторону государя, что заливисто смеялся в компании двух мужчин. — Мой принц, неужели вы оставите случившееся без внимания?       — Я отдам распоряжение наказать прислугу, если вам так угодно, — поспешил дополнить Хёнджин.       — Нет нужды, — Сонхва покачал головой.       — Вот так удача, что мальчишка оказался полностью во вкусе Его Высочества, — продолжила женщина, игнорируя предостерегающие сигналы в глазах племянника и слова герцога. — До нас разные слухи доходили, но я не ожидала, что стану их прямой свидетельницей. Мой принц, вы куда более хороши этого мелкого оборванца, но отчего же царь им столь увлечён?       — Тётя, вы забываете, с кем и о ком говорите.       Леди Хван лишь беспечно махнула веером.       Сонхва поджал губы со смутным чувством. Ему так старательно пытались угодить, при этом без стеснения опрокидывая на голову бочку дёгтя. Кажется, прикажи он снести поместье дома Барманов, и никто и бровью не поведет, но выполнит. Видимо, поведение Хонджуна поставило семью Хван в невыгодное положение.       — Вы правы. Мой муж своеволен, дерзок и распущен. Он знает, что может получить что и кого угодно, лишь пальцем помани. Если я буду уделять внимание каждой его мелкой выходке, боюсь, к концу года мне не сосчитать седых волос на голове, — показательно равнодушно, но с игривой ноткой в голосе отозвался Сонхва.       — Если это вы называете мелкой выходкой, то что же тогда…       — Вы переживаете за то, что мой муж затащит этого мальчишку в свою постель? — перебил её герцог, уже изрядно измученный тем, что ему всячески напоминают о чужой неверности. Он и так это видит. — Или же за то, что он этого не сделает?       Презрение в словах леди испарилось вместе с обрывистым окончанием фразы, когда её глаза остановились на ком-то за спиной герцога. Алые губы растянулись в улыбке.       — Мой царь.       Хёнджин фыркнул.       По спине Сонхва прошёлся табун мурашек из-за раздавшегося совсем рядом хриплого смеха.       — О, смотрю, ты тут не скучаешь, — лилейно пропел Хонджун и рухнул рядом со своим мужем. Места в кресле было не то, чтобы много, а потому Сонхва оказался неудержимо зажат между подлокотником и царем. Закинув одну ногу на вторую, он обнял супруга за плечо.       — Не так близко, — воспротивился герцог, упирая раскрытую ладонь в довольное лицо, сам отодвигаясь максимально далеко. — От тебя разит спиртом.       — Предпочитаешь запах сигарет? — ухмыльнулся Хонджун и озорным жестом прошёлся кончиком языка по чужой раскрытой ладони.       Сонхва дрогнул и резко сжал пальцы в кулак, чуть не оцарапав царское лицо ногтями. Заметив, что леди Хван в каком-то спасительном жесте протягивает ему свой веер, он тут же схватил его и резко раскрыл, ставя своеобразный щит между собой и мужем. Сей жест рассмешил Хёнджина до громкого смеха, а Хонджуна определенно поверг в шок, если судить по тому, как дёрнулись его пальцы на герцогском плече.       Когда спустя время их пара перестала привлекать к себе всеобщее внимание - что было уже само по себе удивительно, ведь не каждый день наблюдаешь за тем, как царь сначала ухаживает за слугой, а потом получает отворот поворот от собственного супруга - Сонхва рискнул выглянуть из-за веера и встретился с пронзительным взглядом мужа. В глазах Хонджуна осмысленности и серьёзности было слишком много для человека, выпившего чуть ли не бочку достаточно крепкого вина, практически не закусывая.       О, Сонхва слишком хорошо знал этот взгляд. Взгляд человека, готового с секунды на секунду сыграть на тонких струнах его душевного спокойствия.       — Прекрати это, — прошипел он угрюмо, морща нос.       Хонджуну из-за веера этого видно не было, но сведенные к переносице брови чётко передавали чужое настроение. Хмыкнув, царь сел полубоком, подобрав одну ногу под себя, а ту руку, что до этого обнимала герцога за плечо, закинув на спинку кресла. Только сейчас Сонхва заметил полное отсутствие на нём мундира, как во время ужина.       — Что именно?       — Изводить меня.       — О-у? — Хонджун хохотнул и через Сонхва потянулся к наполненному водой бокалу, что стоял на столике близ кресла. Чуть не заехав веером себе по носу, и царю - по виску, герцог со щелчком закрыл украшение и так сильно вжался в спинку кресла, что ткань обивки в тревоге затрещала. — И как ты пришёл к такому выводу?       Сонхва цокнул и закатил глаза.       — Да у тебя на лице всё написано, отвратительный ты таракан.       Хонджун только набрал в рот воды, как меньше секунды спустя закашлялся из-за пошедшей не в то горло жидкости.       — Как ты меня назвал? — переспросил то ли смущенно, то ли удивленно, то ли злобно.       Герцог отвечать не торопился, вместо этого с интересом рассматривая свои ногти.       — Уже наигрался? — спросил он спустя какое-то время и, бегло обведя сад взглядом, заметил, что слуга, захвативший внимание царя на весь вечер, так и не вернулся. — А я только обрадовался, что смог избавиться от тебя хотя бы на несколько часов. Неужели не мог дождаться ночи, чтобы не делать всего этого на глазах у стольких людей?       Только сказав это, Сонхва осознал свою оплошность и чуть не прикусил язык.       Хонджун засмеялся.       — Я тебя обидел? Прости, — в голосе его, однако, не было ни капли раскаяния. Склонившись к уху Сонхва, царь горячо прошептал: — Я не мог оставить без внимания подарок, так трепетно предложенный мне домом Барманов. Уже завтра я снова буду весь твой.       Сонхва сжал руку в кулак, чиркая ногтями по коже ладоней.       Ужи - неагрессивные и практически безобидные создания.       Но они тоже те еще склизкие и гадкие твари.       — Прошу прощения за задержку, — оповестил о своём приходе Хван Тэгён. Разговоры смолкли, музыка на мгновение прервалась, и все поспешили поклониться, приветствуя появление мужчины в саду. — Впрочем, извиняться мне не за что, ведь я специально припозднился, чтобы дать молодым людям в непринужденной обстановке без меня, старика, повеселиться.       Пусть его слова звучали беззлобно и даже игриво, Сонхва не мог не заметить, как переменилась атмосфера в саду. Хонджун снова притянул его к себе за плечи и отсалютовал хозяину дома своим бокалом.       — Как любезно с вашей стороны, достопочтенный!       Тэгён одарил царя снисходительным вздохом.       — Кажется, эта порция вина для вас уже лишняя.       — Кто сказал? — ухмыльнулся Хонджун и в один глоток допил содержимое кубка. — Кстати, позвольте полюбопытствовать… Что-то я не наблюдаю господина Хван Хенука…       — Он в подземелье со своим сыном, — старик благодарно кивнул вскочившему на ноги с намерением уступить место Хёнджину и сел в кресло, снимая с переносицы очки и устало потирая глаза.       — О, вы уже побывали там? Что ж меня не позвали?       — Я не собирался видеться с этим трусливым предателем, но воспоминания о брате и том, как он заботился об этом мальчишке, похоже, сыграли на моих чувствах.       — Вы становитесь сентиментальным, отец, — улыбнулась леди Хван.       Тэгён лишь мягко улыбнулся.       — Хван Юнсона уже допрашивали? — поинтересовался Хонджун. Сонхва дрогнул, когда его рука с плеча спустилась на талию и ощутимо сдавила кожу корсета.       — Ваш стражник ведёт допрос. Сон Минги, кажется.       Герцог мгновенно подобрался, заслышав имя своего солдата, который внезапно пропал в самом начале этого долгого вечера. Он не видел Минги с того момента, как вышел из спальни вместе с Хёнджином. Оказывается, он получил царский приказ, а сам царь не удосужился сообщить об этом Сонхва.       Впрочем, ничего нового.       — Да, он толковый. Что удалось выяснить?       Все присутствующие в саду навострили уши и подобрались поближе к их величественному, но маленькому кружку правителей.       — Немногое. Юнсон продолжает твердить о каком-то молодом человеке, с которым он однажды встретился во время своего ежемесячного похода в театр. Говорит, что тот представился владельцем военного дома, и что именно с его подачи он взялся за изготовление дополнительной партии оружия, надеясь вскоре подписать долгосрочный контракт на обмен военными наработками. По его словам они долгое время обменивались письмами и даже встречались в Уфесте, но таинственный человек чудеснейшим образом исчез прямо накануне вашего заезда в город.       — Как удачно получается, — хмыкнул Хонджун. Сонхва подле него сидел с идеально ровной спиной, потому что чужие пальцы нашли шнуровку на его корсете довольно увлекательной игрушкой, а начать ёрзать в присутствии хозяина дома Барманов не позволяла гордость. Герцог Пак ведь тоже хозяин дома власти, ему ни в коем разе нельзя падать в грязь лицом. — У каждого военного дома есть эмблема. Таинственный незнакомец должен был показать Юнсону свою доверенную печать. Если же он доверился ему без предъявления документа…       — Он показал, — прервал размышления царя переступивший порог в сад мужчина, бывший отцом Хёнджина. Он бросил странный взгляд в сторону Сонхва и быстро откланялся государю. — Правильнее будет сказать, он нарисовал её для нас.       Хван Сонджун протянул мятый лист бумаги с подсохшими багровыми каплями Хонджуну, который с готовностью отставил бокал в сторону, но руки со спины супруга не убрал. Герцог застыл, одновременно с мужем разглядывая корявый, но удивительно точный рисунок солнца, на которое было направлено несколько остроконечных пик.       — Ситуация становится всё интереснее, — пробормотал себе под нос царь и сжал листок в ладони, не позволяя увидеть находку чужим глазам.       Хван Юнсон связался с безверными. Наихудшего исхода событий не только для него, но и для дома Барманов и придумать было нельзя.       — Кроме того я отдал распоряжение привести в поместье нашего доверенного художника, чтобы он по описанию Юнсона нарисовал лицо этого человека. Уже к завтрашнему утру мы будем знать, с кем имеем дело.       — Хорошая работа, сын, — тут же похвалил его Хван Тэгён. Он буравил царя напряженным взглядом, очевидно понимая, что его родственник поставил весь их дом власти под удар.       Это удивило Сонхва. Ему казалось, что министры, советники и аристократы максимально отчужденно относятся к Хонджуну, как к своему новому правителю, науськанные газетными статьями и повсеместными слухами. Но вот есть Хван Тэгён и вся его семья, которая в действительности проявляет верность короне. Герцогу вспомнились недавние взаимодействия его мужа и главы дома Барманов: они встретили друг друга, как дед и внук, много лет не видевшиеся. Также вдовствующая царица, которая тоже является представителем этой древней семьи, пусть и по очень отдаленной ветви.       Что ни говори, но у Хонджуна есть в самом деле сильные союзники. Сонхва не знал всей их мощи и влияния, но одно только богатство уже было способно положить к ногам дома Барманов всё царство. Или к ногам царя, если такова будет их воля.       — Хенук, наверное, ужасно расстроен, — специально растягивая гласные и делая свой голос мягким и кротким, произнесла леди Хван. — Вот так растишь сына, а он становится сущим разочарованием.       Сонхва дрогнул, когда пальцы Хонджуна, игравшие с его шнуровкой, сжались, из-за чего верёвки натянулись и туже прижали корсет.       — Это дело его семьи, не будем об этом, — отмахнулся хозяин дома.       — Тогда поговорим о нашей семье. Отец, как долго ты собираешься держать от нас в неведении имя своего наследника?       — Что я слышу, дорогая сестра? — ухмыльнулся Хван Сонджун и, опустив руку на плечо Хёнджина, заставил сына присесть перед собой на небольшой диванчик. Йеджи быстро проскользнула на место рядом. — Уж не думаешь ли ты, что нашему отцу пора на покой?       — Чушь, — фыркнул возмущенно Тэгён. — Какой покой, когда вокруг творится подобное? Не родилось еще ребёнка, достойного принять сей пост. Я буду хозяином дома власти и после своей смерти, если потребуется.       Сонхва явственно ощутил, как после этих слов сидящий рядом Хонджун расслабился, словно ему вернули доступ к спасительному кислороду.       Внезапно его виски атаковала пульсирующая боль. Перед глазами всё поплыло в момент, когда в ушах раздался пронзительный звон, точно кто-то прицельно ударил герцога по затылку. Тело Сонхва повело. Нахмурившись, он невольно опёрся боком на мужа. Пальцы Хонджуна застыли в воздухе у его рёбер, а удивленный внезапной близостью взгляд метнулся к чужому лицу. Отметив его болезненное выражение, царь уже склонился к герцогскому уху с вопросом, как дверь в сад звучно распахнулась. Стёкла в окнах задрожали. Сонхва казалось, что в его голове только что разбилась тонна хрусталя.       — Достопочтенный Хван, пожалуйста, выслушайте меня!