per aspera ad astra

      Земля под ногами была влажной и холодной, пусть в нос забивался затхлый горячий воздух. Звенящая тишина изредка прерывалась чьими-то бормотаниями и ритмичными постукиваниями, что сопровождались переливчатым звоном колокольчиков. Налетевший ветер принёс с собой шорох листьев, что еле ощутимо царапнули сухую кожу на щеках и запутались в растрёпанных волосах.       Сонхва вздрогнул от взбежавших по позвоночнику мурашек и медленно распахнул веки. Ощущение пробуждения во сне было странным, но захватывающим.       Рот приоткрылся в беззвучном удивлении, когда взгляд прояснился от тусклой дымки. Стало понятно, почему ногам так холодно, а груди — жарко.       Юноша стоял у неглубокого рва, что был вырыт вокруг кусочка земли и заполнен водой. Воздух нагрелся из-за горящих неподалёку факелов. Их присутствие Сонхва отметил краем сознания, не смея отвести глаз от картины перед собой.       Из центра внутри рва росла небывалой величины ива. Её ветви раскинулись широко, отбрасывая крупную тень, и еле ощутимо подрагивали при малейшем дуновении ветерка, что срывал вниз прозрачные, похожие на капли воды, листочки. Лишь когда очередной лепесток был потревожен и сманеврировал по воздуху в ров, Сонхва понял, что это не листья, а тающие пластинки льда. Падали они ниц с тихим перезвоном колокольчиков.       Рука сама собой потянулась коснуться ближайшей к лицу ветки. Когда пальцы коснулись холодного сучка, замёрзшие листочки тут же осыпались, оставляя после себя морозный привкус в воздухе. Сонхва в страхе отдёрнул руку, заслышав позади участившееся бормотание. Стук так же усилился, словно некто с удвоенной силой и яростью забил в барабан.       Пока Сонхва выискивал, откуда доносятся звуки, у его ног развернулось целое звёздное небо. Вода вылилась за границы рва и лизнула юношеские голые ступни. С тихим вскриком Сонхва зажмурился, чтобы в следующее мгновение снова проснуться, но на этот раз окончательно.       Тело пробудилось раньше разума, и еще пару мгновений юноша бездумно вглядывался в деревянный потолок, чувствуя покачивания кареты и пытаясь осознать, где он находится. Затем последовал судорожный вздох, на который мгновенно среагировал бесшумно присутствующий подле него в повозке человек.       — Господин, — с дрожью в голосе позвал Ёсан и прижал ко лбу герцога прохладную ткань, терпко пахнущую какими-то травами. — Вы пришли в себя.       Сонхва прохрипел что-то неразборчивое и приподнялся на локтях, с благодарностью принимая в слабую ладонь кубок с водой и осушая его до дна в пару глотков.       — Как долго я спал? — спросил Сонхва и покачнулся в попытке сесть ровно.       — Больше суток, — шёпотом отозвался камердинер и помог своему господину удобно расположиться на сидениях, которые явно не предназначались для того, чтобы на них лежать.       — О, — удивленно мыкнул Сонхва. — А что произошло? Я упал в обморок?       — По словам государя, да.       Герцог вздохнул. Точно, они с Хонджуном были одни, когда Сонхва без чувств рухнул, лицезрев на дереве мёртвое тело разбойника, что всего часами ранее пытался отобрать жизнь его мужа.       Что же там произошло? Что это были за костры?       Эти вопросы мучили Сонхва, не давали покоя, но задумчивое и хмурое выражение на лице Ёсана заставило на время отринуть их и подумать о насущном.       — В чём дело?       Морщинка меж бровей камердинера сделалась глубже, а он сам ближе подсел к герцогу, сводя расстояние между ними к минимуму точно в страхе, что их могут послушать.       — Государь внезапно сменил маршрут после того, как вы вернулись в лагерь.       — Почему ты так подумал?       — Когда мы ожидали вас в лагере, я только и слышал волнения солдат о том, что из-за такой задержки нам не удастся прибыть в Зареф точно к сроку. Столичный округ дома Барманов находится на юге, но сейчас мы движемся на восток, что ближе к дому Аллеитов. Это, — Ёсан запнулся и скривился так, словно прикусил язык, а Сонхва сразу понял, что продолжение фразы ему не понравится. — Кажется, он ищет что-то… Или кого-то.       Герцог подавил удрученный вздох и сглотнул слюну с ощущением, что по нему несколько раз проехался асфальтоукладчик, а затем его за руку дёрнули и заставили решать вопросы мирового масштаба. В действительности всё таким и казалось, потому что Хонджун - что бы ему ни взбрело в голову - напоминал ребёнка, что вырвался из-под родительского надзора и только и намеревался, что наломать дров. Кто бы ни подослал убийц, его план не сработал, и царь вполне себе живёхонький продолжал путь.       Причём совсем не в ту сторону, где его ожидают увидеть.       Намерения Хонджуна черны и таинственны. Сонхва совсем не собирался лезть в эту бочку дёгтя, но и становиться соучастником его помыслов не желал, а потому с удвоенным рвением подорвался с импровизированного ложа как раз в тот момент, когда возница приструнил коней, и карета застыла на месте. Герцога по инерции толкнуло назад. От поцелуя с деревянными створками повозки спас внезапный гость, что открыл дверцу и поймал юношу в свои объятия.       — Мне кажется или тебе вошло в привычку встречать меня подобным образом? — нагло хмыкнули над ухом.       Сонхва закатил глаза и вырвался из чужой хватки, тут же оборачиваясь. Хонджун ступил внутрь повозки и с нарочито серьёзным выражением лица взглянул на Ёсана, чтобы затем кивнуть головой на выход. Камердинер замешкался лишь на секунду, за которую успел обменяться со своим господином взглядами и отставить миску с водой на пол. Стоило только двери кареты закрыться, как та снова двинулась в путь.       — Что происходит? — Сонхва более не мог сдерживать своего любопытства и набросился на мужа с вопросами. — Что это были за костры, там, в лесу? А тело наёмника? Ты выяснил хоть что-нибудь? И почему ты…       Хонджун невозмутимо занял место Ёсана и откинулся на деревянную стену со скрещенными на груди руками, взирая на супруга с мрачным равнодушием и чем-то, похожим на насмешку, что спряталось в уголках его губ. Столь флегматичное отношение к происходящему почти заставило Сонхва прикусить язык, но он вовремя отдёрнул себя и, сев напротив царя, уперся ладонями в кресло по бокам от своих бёдер, чуть наклоняясь вперёд корпусом.       — Почему ты так на меня смотришь? — вздохнул устало, понимая, что Хонджун не станет отвечать на его вопросы, сколько бы раз герцог их не задал.       — Просто это забавно.       — Что именно забавно?       — Твоя неспособность отличить сон от реальности, — заключил царь и таки лукаво ухмыльнулся, пока Сонхва недоуменно хлопал ресницами и то раскрывал, то закрывал рот в тщетных попытках хоть слово вымолвить в ответ. — Кто же знал, что ты настолько нежный цветочек, раз одна единственная ночь в лесу способна подкосить тебя до подобного состояния. Сон был настолько реалистичным?       Герцог нахмурился и до судорог в пальцах вцепился в обивку сидения, сканируя насмешливое выражение на чужом лице.       — Сон?.. — нелепо переспросил он, на что Хонджун прыснул.       — А что, если не он? Понятия не имею, о каких кострах и теле наёмника идёт речь. Да, на нас напали разбойники, мы упали с обрыва и переждали дождь в пещере…       — Это я и без тебя знаю!       — … После выбрались на берег и отправились в лагерь, как ты внезапно на середине пути рухнул без сознания, — снисхождение в глазах мужа раздражало Сонхва не на шутку. — Я ждал, что ты отблагодаришь меня за то, что я спину надрывал, пока тащил тебя на себе, но вместо этого ты напал на меня со своими мрачными фантазиями.       Хонджун говорил настолько уверено и самодовольно, что Сонхва только и оставалось, как в смирении опустить плечи и глубоко задуматься: а вдруг случившееся было действительно лишь шуткой его подсознания? Память обрывается в миг, когда герцог шёл за мужем по лесу, а после он обнаружил себя на полыхающей в свете костров поляне.       Как он там оказался и почему?       Ответов на эти вопросы не было. Была лишь гудящая от боли голова, множество часов беспамятства и странный сон, отголоски которого до сих пор не покидали юношеской головы. Стоило Сонхва возродиться в Элеарде, как его подсознание словно бы взяло для себя цель довести юношу до сумасшествия. То ли оно кидало ему подсказки, то ли просто издевалось реалистичными снами. Получивший пару раз действительно важные сведения именно из игр своего разума, герцог стал всерьёз относиться ко всему, что ему снится и мерещится.       Но зато был тщательно следящий за каждым мимическим изменением на чужом лице Хонджун. Он, как коршун, охотящийся за больным грызуном, жёг Сонхва взглядом, отчего герцогу становилось не столько неуютно, сколько любопытно.       — Хорошо, допустим, — вздохнул Сонхва, краем глаза наблюдая за тем, как совсем еле заметно ослабла чужая выдержка: вздёрнутый вверх подбородок опустился, а отстукивающая по полу тихий ритм нога застыла. — Зачем ты сменил курс?       Бровь царя приподнялась, а глаза засверкали в лукавстве.       — Занимательный юноша, этот твой камердинер, — засмеялся он себе под нос. — Довольно наблюдательный. Будь он военным, а не простым слугой, давно бы дослужился до генерала.       — Не увиливай от темы.       — Даже не пытался, — Хонджун махнул рукой так, словно избавлялся от назойливого внимания мухи, на что Сонхва лишь скрежетнул зубами. — Я не менял курс, потому что с самого начала и не собирался так скоро заезжать в Зареф. Перед этим мне нужно проверить еще парочку мест и убедиться кое-в-чем.       — Почему солдаты об этом не знают?       — Чем меньше людей осведомлены, тем меньше тревог.       Сонхва понял, что более допытываться не имеет смысла. Хонджун даже не собирался вводить своего мужа в курс дела. Если бы не излишняя наблюдательность и тревожность Ёсана, герцог и того остался бы в неведении. Но даже он, гость из другого мира, может сделать свои выводы, лишь взглянув на супруга.       Одежда на Хонджуне была проста. Слишком проста даже для образа торговца, которым он представлялся разбойникам. Грубая ткань и отсутствие хотя бы крошечного блеска пуговиц так и кричали о намерении царя не привлекать к себе лишнего внимания и оставаться незамеченным как можно дольше. Вместо изысканного пистолета - суровое ружьё, выглядывающее из-за спины.       Сонхва поджал губы, озаренной внезапной догадкой.       Хонджун выглядит больше как солдат, готовый ринуться в бой по скорому приказу.

      ♛♛♛

      Сонхва не удалось толком поспать ночью то ли из-за неудобства кареты, хотя он чистосердечно не желал признавать себя принцессой на горошине, то ли из-за страха в очередной раз окунуться в реалистичный сон, который оставит после себя множество загадок и ни одного ответа.       Ёсана же, который караулил своего господина всё время, что тот был в небытии, сморило быстро. Некоторое время после захода солнца он еще стойко держался, слепо моргая и пытаясь скрыть частые зевки за рукой, но Сонхва искренне сжалился над ним и, усадив на место рядом, увлёк непринужденным разговором, который с каждым словом всё больше походил на колыбельную. Камердинер не успел заметить, как оказался лежащим головой на чужих коленях и укрытый совсем недавно выуженным из сундука герцогским плащом.       — Ёсан, а в Элеарде есть какое-нибудь знаменитое дерево? — отрешенно поинтересовался Сонхва, машинально поглаживая плечо слуги, пока взгляд цеплял мелькавшие за окном деревенские домики.       — Дерево? — будучи половиной сознания в стране снов, невнятно отозвался Ёсан и в очередной раз широко зевнул, тут же извиняясь за сей порыв. — Не уверен, господин. Чтецы звёзд черпали знания, разглядывая отражение звёзд в воде. Осмелюсь предположить, что деревья наоборот мешали их науке, поэтому…       Фраза оборвалась, сопровождаемая тихим сопением. Сонхва подтянул плащ повыше на чужие плечи и уперся виском в деревянную раму вокруг окна. В этот момент мимо в осевшем к земле ночном тумане проскользнула неясная тень какой-то птицы, заставившая герцога от неожиданности вздрогнуть.       Через шорох скользящих по рыхлой дороге колёс и цокот лошадиных копыт в лесу раздалось глухое уханье совы.       К загадочному месту назначения они прибыли лишь к рассвету. Сонхва осторожно растолкал Ёсана, когда кортеж внезапно сделал длительную остановку, а затем снаружи начались какие-то активные действия. Камердинер, едва продрав глаза, распахнул дверцу и выпрыгнул наружу, впуская внутрь прохладный утренний воздух. Герцог поежился и укутался в сброшенный слугой плащ по самый нос, с любопытством во взгляде высовывая голову на улицу. Некоторое время потребовалось Сонхва, чтобы признать в мельтешащих вокруг кареты людях солдат царского экипажа. Сердце, в панике забившееся о рёбра, постепенно успокоилось.       Не только Хонджун преследовал цель максимально слиться с толпой. Его стражники были столь же незаметны, сколь их государь. Если бы не вежливый поклон, последовавший от Юнхо, Сонхва бы не сразу узнал в нём генерала дворцовой стражи. Всегда с иголочки одетый в изысканную военную форму, сейчас он больше напоминал сбежавшего с торгового судна матроса в своей мятой рубашке и изодранном плаще. С лошадей сняли всё, что мало-мальски блестит, заменили дорогие сёдла на повидавшие не одного наездника на своём веку сидения, а прочные поводья заменили верёвки.       Герцог проглотил истеричный смешок и, спрыгнув на землю, споткнулся на ровном месте, когда из-за повозки вышел Хонджун, вальяжно опираясь о карету плечом.       — Ты слишком выделяешься, — отметил царь, окидывая мужа оценивающим взором. — В твоём гардеробе есть что-нибудь, что не вызовет у нищих желания тебя обокрасть?       — Прошу прощения? — пискнул испуганно Ёсан, пока Сонхва в недоумении хлопал ресницами и обдумывал услышанное.       Хонджун его проигнорировал, продолжая испытующе взирать на герцога. Всем своим видом он так и кричал: «Лучше бы тебе самому позаботиться о своей безопасности. Я приходить на помощь не стану».       Сонхва сглотнул и медленно кивнул, проклиная мужа на чём свет стоит.       И в какую передрягу Хонджун втянул его на этот раз?       — Где Минги?       Герцог осознал, что не замечал присутствия своего стражника с самого пробуждения после странного инцидента.       Ёсан в тревоге нахмурился.       — Он ушёл со второй группой солдат еще до того, как вы с государем вернулись в лагерь.

      ♛♛♛

      Сонхва понял, что дело приняло дурной оборот, когда их преобразившийся кортеж пересёк распахнувшиеся городские врата. Картинка, представшая перед глазами, заставляла невольно ёжиться и испытывать дикое желание спрятаться где-нибудь за углом.       Потому что все на них смотрели.       Смотрели по-разному: кто с любопытством ребёнка, кто с настороженностью дикого зверя, кто с равнодушием мертвеца, а кто с дерзостью солдата. Сонхва думал, что уже привык к излишнему вниманию к своей персоне с момента, как занял место герцога, но вся его напускная уверенность рухнула в этом городишке.       Помимо сотни нечитаемых взоров ничего необычного юноша не заметил. Город был самым простым, с небольшими домишками, покатыми дорогами и непримечательной торговой площадью, но чем глубже они продвигались, тем изысканнее становились здания. Выложенные из светлого камня, они тянулись в небо, точно грибы после дождя. Кое-где стены украшались фресками с таинственными надписями, что герцогу было не прочесть.       Сонхва с хмурым выражением на лице наблюдал за тем, как Хонджун, лестно улыбаясь, сбагривал часть их запасов какому-то купцу. Очевидно, лишняя повозка, до отказа забитая провизией, с самого начала имела задачу быть переданной на попечение торговцу, что лишний раз доказало продуманность царя и блистательность его плана, каким бы тот ни был.       — Вот, — Хонджун кинул в руки Ёсана связку ключей, когда ближе к полудню они добрались до постоялого двора. — Комнаты проплачены на два дня и одну ночь. Постарайтесь не светиться на улицах хотя бы до вечера завтрашнего дня.       Сонхва закатил глаза. Очевидно, что последняя фраза была адресована ему, хотя царь в этот миг глядел на его камердинера.       — А ты, естественно, уходишь заниматься своими тайными делишками, — пробурчал он.       — Естественно, — ухмыльнулся Хонджун и, махнув рукой на прощание, удалился в компании Юнхо, оставив с мужем своего личного стража. Сан в ответ на вопросительный взгляд герцога лишь пожал плечами и сделал максимально невинно-непринужденный вид.       Сонхва озлобленно фыркнул и, вырвав из ладони Ёсана ключи, поднялся по лестнице на самый верхний этаж. Он чертовски устал с дороги после бессонной ночи, так еще и интриги Хонджуна присыпали соли на рану, отчего герцогу сделалось совсем невмоготу.       Его комната была неброской, но достаточно изысканной. Казалось, что царь не хотел выделяться, но при этом неосознанно следовал как своему статусу, так и статусу мужа. Окна спальни выходили на наружную сторону. Дома в городишке располагались настолько близко друг к другу, что, забравшись на одну крышу, можно было с легкостью перепрыгнуть на соседнее здание. Мысль об этом больно кольнула куда-то в висок осознанием, что пожелавший обокрасть их вор без проблем заберётся внутрь комнаты через окно. Присутствие Сана больше не казалось чрезмерным.       — Что это за место? — спросил Сонхва стражника, снимая с себя тяжёлый льняной плащ.       Сан помялся на месте, точно раздумывая, ответить герцогу правду или же слегка приврать.       — Виин.       Естественно, герцогу это название не дало ничего, а вот Ёсан озадаченно вскинул брови и даже раскрыл рот с явным намерением что-то сказать, но передумал.       — В чём дело? — принялся допытываться Сонхва сразу, как за Саном закрылась дверь: стражник заявил, что удостоверится в безопасности двора и расставит солдат по периметру.       — Это не может быть Виин, — отозвался Ёсан. — Виин - центр западного округа дома Барманов. Это процветающий, богатый город. Но то, что мы видели на улицах, больше напоминает солдатские казармы. Вы заметили, как ведут себя жители? Они…       — Напуганы.       Была всё же одна странность в городе: люди в нём ходили, словно зомбированные, говорили мало, а если и говорили, то тихо, низко опустив головы.       На подоконник открытого окна, звучно махнув напоследок крыльями, сел чёрный ворон.

      ♛♛♛

      Сонхва вдоволь насладился временем в одиночестве в царстве снов после распития чая на пару с Ёсаном. Сан послушно стоял у дверей как сторожевой пёс, то ли готовый защищать герцога от опасностей извне, то ли наблюдающий за тем, чтобы муж царя не покидал своих временных покоев. На все вопросы о том, куда запропастилась вторая часть царской гвардии и о местонахождении Минги, солдат отвечал односложно, всё время добавляя:       — Эту деталь государь пожелал оставить в тайне.       Да Хонджун всё для Сонхва оставил в тайне, а потому, устав стучаться в наглухо закрытые ворота, герцог решил провести время с пользой: поспать.       Проснулся он, когда солнце давно село, а единственным источником света в спальне была свеча на столике, за которым ютился Ёсан. Камердинер что-то тихо бормотал себе под нос, ловко орудуя иголкой с ниткой в потёмках.       — Чем занимаешься? — хрипло поинтересовался Сонхва и выпил воды из услужливо наполненной чаши, что нашла пристанище на прикроватной тумбочке.       — Подшиваю застёжки на вашей шинели. Я заметил, что рукава всё время спадали с ваших запястий, а потому решил слегка укоротить ткань, — буркнул камердинер. Он даже не шелохнулся, когда услышал голос герцога, и продолжал методично заниматься своим делом. — Это вполне разумно, ведь шинель была сшита не по вашим меркам, вот и не подходит.       Сонхва пришлось под неброский плащ надеть шинель Юнхо. В отличие от одежды царских гвардейцев, эта была самой простой: тёмно-серой, без всяких вставок из драгоценных металлов, с обычными пуговицами и поясом, но, как и сказал Ёсан, для герцога форма генерала оказалась слегка великовата.       — Ты тоже понятия не имеешь, что мы здесь делаем, да?       Сонхва с зевком сполз с кровати, обулся в ровненько поставленные у изножья ботинки и добрёл до полного подноса нетронутой еды у окна. Ужин, накрытый плотным полотенцем, был всё еще тёплым, несмотря на довольно поздний час. Герцог отломал кусочек ароматного хлеба и уселся вместе со своей добычей напротив Ёсана в ожидании, пока камердинер закончит рукодельничать, чтобы они могли вместе поесть.       — Ума не приложу, господин.       Сонхва задумчиво жевал хлеб и вслушивался в ночную тишину постоялого двора, пока она не была прервана шорохом снаружи. Камердинер застыл с занесенной в воздухе иглой, когда в коридоре послышался голос царя.       — Что удалось выяснить?       — Твои подозрения подтвердились.       Герцог удивленно вскинул бровь, узнав в собеседнике мужа Сана. Впервые ему довелось слышать, чтобы кто-то, помимо господ благородного происхождения, обращался к Хонджуну так фривольно.       — Еще бы они не подтвердились. Наш источник никогда не подводит.       — Что планируешь делать дальше?       Сонхва ощутил металлический привкус во рту. С осознанием, что он случайно прикусил язык, в голову закралась мысль, что он готов вывернуть душу Хонджуна наизнанку, но ответы на свои вопросы получить хотелось до зуда под кожей. Сонхва сам себе поразился. Годами он взращивал в себе умение обходить проблемы стороной, учился игнорировать их. Любая проблема бледнеет, если достаточно долго не обращать на неё внимания.       Но Хонджун был слишком большой и слишком громкой проблемой, игнорировать которую не представлялось возможным. А потому он вскочил на ноги раньше, чем стражник договорил свою фразу, и резко распахнул дверь, почти впечатав ту в лицо царя. Хонджун явно почувствовал, что на его драгоценное лицо покушаются, а потому успел притормозить, и сейчас взирал на мужа с недовольным любопытством.       — Снова проблемы со сном? — бросил ехидно и упёр одну руку в бок.       — У меня проблемы с тобой, а потому сейчас ты мне всё объяснишь, — отчеканил безапелляционно Сонхва и, схватив супруга за ворот куртки, затащил в комнату. — Живо садись.       — Спасибо, но я постою, — усмехнулся Хонджун.       Высвободившись из хватки герцога, он прислонился к стене спиной и, скрестив руки на груди, с весельем в глазах наблюдал за тем, как суетился Ёсан и спешил покинуть спальню, точно чувствовал флюиды недовольства своего господина кожей. Очевидно, их чувствовал и Сан, раз даже одного шага к порогу комнаты не рискнул сделать.       — Отлично, — рявкнул Сонхва, когда они остались наедине, и упал на мягкий матрас под стук закрываемой двери. — Начинай говорить.       — Ого. Что дальше, господин? Приставишь кинжал к моему горлу?       Сонхва заскрипел зубами от досады. Он, может, в порыве злости действительно воспользовался бы ножом, если бы подаренные ему кинжалы не исчезли вместе с его пробуждением в карете.       — Позаимствую у тебя пистолет.       — Он не заряжен, — отмахнулся Хонджун. Глаза его сверкали будто бы от веселья, но то просто пламя свечи отражалось в его радужках. — Когда это ты научился такой дерзости? Откуда столько уверенности, что я воспылаю желанием посвятить тебя в свои планы?       — Потому что, если не заговоришь сам, то я сам вытрясу из тебя правду, клянусь.       Сонхва потряхивало то ли от нетерпения, то ли от безудержной злости. Ему надоело вечно быть в неведении, стоять на перепутье дорог и гадать, к чему приведёт каждое его слово или действие. Хонджуну нравилось потешаться над ним, чувствовать свою власть над мужем тогда, когда он не имел того же со своими подданными. Но проблема состояла в том, что Сонхва просто-напросто оказался зависим от царя. Его силой завели в тупик и не позволяли выбраться. Чаша терпения переполнилась, и юноша решил прогрызать себе путь наружу.       Хонджун узрел это желание в нём, в позе загнанного в угол, но готового грызться до последнего зверя, а потому вздохнул так обреченно, словно делал одолжение, и всё же принял приглашение - приказ - присесть.       — С чего вдруг такое рвение сунуть нос в мои дела?       — Да плевать я хотел на тебя и твои интриги, — фыркнул угрюмо Сонхва. — Но если что-то в твоём идеальном плане пойдёт не так, ты обвинишь в этом кого? Правильно, меня! А я совсем не хочу быть козлом отпущения по незнанию просто из-за того, что ты засунул язык себе…       — Всё-всё, я понял, — поднял руки в жесте поражения Хонджун и усмехнулся, наблюдая за тем, как разогнавшийся в своих словесных баталиях Сонхва восстанавливает сбившееся дыхание. — С чего же мне начать?       — С самого начала.       — Я уже говорил тебе, что знал, что на меня так или иначе будет готовиться покушение. Царь, оказавшийся вне защитных стен замка, — слишком лёгкая и желанная добыча, а я свою драгоценную шкуру берегу. Я был готов к наёмникам, но не к тому, что с ними может случиться несчастье похуже того, что они готовили для меня.       — Так то было не наваждение! Зачем ты пытался ввести меня в заблуждение речами о том, что произошедшее на поляне — лишь мой дурной сон?       — Потому что намереваюсь как можно дольше сохранить весть о проведенном кровавом ритуале с жертвоприношением, — стальные нотки, прорезавшиеся в голосе Хонджуна, заставили Сонхва невольно свести лопатки, выпрямляя тем самым спину. Властность и мрачность, повисшая меж ними в этот момент, была удручающей, сдавливающей горло до хрипоты и нервной дрожи. — Ни к чему лишние волнения.       Герцог прерывисто вздохнул, опуская взгляд куда-то себе под ноги. Кто же знал, что ситуация примет такой поворот: наёмники, посланные стать их палачами, сами угодили в чьи-то загребущие руки.       — Почему там было восемь костров? — сдавленным шёпотом спросил Сонхва, отчасти уже зная, каким будет ответ.       — Восемь костров - восемь фаз луны.       Конечно.       Стали бы люди, чтившие своих правителей и мудрецов, жечь костры глубокой ночью и убивать других ради потехи? Если в Элеарде есть вера в добрую силу звёзд, то, разумеется, будет и убежденность в противоположной силе, к которой можно обратиться за помощью.       К которой можно воззвать в поисках лёгкой победы.       От мысли о том, что подобные таинственные силы в действительности могут существовать, Сонхва сделалось нехорошо. В конце концов, разве он сам не являлся самым точным доказательством того, что в этом мире существует нечто потустороннее?       — Не обязательно было выставлять всё в подобном виде, — буркнул герцог, когда осознал, что пауза затянулась.       Хонджун вопросительно поднял бровь, а после усмехнулся.       — Не волнуйся. Вряд ли ты своим поведением создал для себя дурную славу сумасшедшего.       Сонхва моргнул в замешательстве. Его губы поджались, а брови опасно свелись к переносице, когда карие радужки угрожающе сверкнули.       — Мы были тогда одни. Нас никто не мог…       — Вот именно! Уж меня стесняться тебе точно не стоит.       Герцог возвёл взгляд к потолку и с досадой взвыл под аккомпанемент чужого смеха. Напряжение лопнуло, как мыльный пузырь.       — Ладно, допустим, — прижав пальцы к вискам, юноша опустил веки, погружая сознание в расслабляющую тьму. — Ты поэтому решил сменить курс? Потому что мы случайно стали свидетелями какого-то ритуала?       — Я ведь уже говорил, что с самого начала не держал путь в Зареф.       Хонджун внезапно замолк. Выждав пару мгновений, Сонхва обратил на него вопросительный взор и встретил чужой многозначительный прищур и едкую ухмылку на царском лице, точно царь безмолвно говорил: «Давай, заставь работать свою прекрасную головку и подумай, зачем я так поступил».       — Ты… — ошарашенно выпустил воздух из лёгких Сонхва, когда спустя долгие минуты раздумий до него, наконец, снизошло понимание. — Повёл их по ложному следу?       — Пока все будут ждать меня в Зарефе, а подославший убийц — томиться в ожидании новостей о моей кончине, я спокойно и непринужденно решу дела здесь, — довольно осклабился царь. Его поза так и кричала о юношеской самоуверенности и дерзости. Из-за этого Сонхва захотелось встать и ненароком задеть ножку чужого стула, чтобы эту самую уверенность подкосить.       — С чего ты взял, что всё пройдёт гладко, и весть о том, что ты выжил, не доберётся сюда уже к завтрашнему утру?       — Потому что крысы, затесавшиеся в мой кортеж, уже давно далеко отсюда, — Хонджун облизнул губы словно кот, объевшийся сметаны, когда выцепил в глазах напротив невысказанный вопрос. — Твой стражник, к слову, сейчас как раз и занимается выяснением подробностей того жертвоприношения. Уж прости, но встретитесь вы только в Зарефе. Надеюсь, ты будешь несильно скучать по нему.       Сонхва дерзкий выпад проигнорировал, пусть чужие слова и поселили в нём горсть тревоги за Минги. Он прикусил губу, разочарованный тем, что муж смог так легко прочитать его переживания, точно забрался под кожу и с довольством пересчитывал позвонки на его хребте.       — Ты сказал, что комната оплачена только на два дня и одну ночь. Рассчитываешь со всем разобраться уже к завтрашнему вечеру?       — Не рассчитываю, а знаю. Завтра возвратится глава города и на торговой площади состоится суд. Вот там всё и решится. Если любопытно, приходи, — Хонджун поднялся на ноги и неторопливо направился к двери. На пороге он бросил взгляд на мужа через плечо и лукаво усмехнулся. — Поверь, представление будет занятным.

      ♛♛♛

      Первую половину следующего дня Сонхва запомнил смазано, словно того времени и вовсе не существовало. По наказу Хонджуна он выбрался за пределы постоялого двора, пару часов неторопливо обхаживая городские улицы. Несколько раз на нём задерживались чрезмерно любопытные взоры, но головы опускались в тот же момент, как герцог порывался обернуться, а потому и обвинить кого-то было не в чем. Было непривычно бродить по дорожкам так свободно, без лишнего контроля и сопровождения. Во время путешествия, в каком бы городе они не останавливались, к царю и его супругу тут же приставляли свору слуг из арсенала главы того или иного города.       Здесь же никто не знал об их прибытии. Однако странное предчувствие, что за ним всё же следят, осталось, неприятно холодя кожу меж лопаток.       Заправляя мешающую прядь за ухо, Сонхва зацепил пальцем небольшую красную жемчужинку, свисающую с серьги, что утром настойчиво передал ему муж.       — Ты же говорил, что я должен надевать вещи, которые не вызовут у окружающих желания меня обокрасть, — поддел герцог, задумчиво вертя в ладони замысловатое украшение.       — С тобой пойдёт Сан. Уж он точно позаботится о том, чтобы даже лишний взгляд не был брошен в твою сторону.       Шпильку о том, что в город они въезжали, вооруженные до зубов, Сонхва оставил при себе.       Ёсан был угрюм и молчалив. Сан же, напротив, пусть и был сосредоточен, лучился энергией и подрагивал в нетерпении, что лишний раз напоминало Сонхва о суде и таинственном деле Хонджуна. Если личный страж царя пребывает в столь приподнятом расположении духа, значит, их план протекает гладко, и всё должно завершиться без сучка и задоринки.       Когда они подобрались слишком близко к окраине, Сан настоял на том, чтобы вернуться. Сонхва согласно кивнул. Ему тоже не понравилось, какими взорами на них смотрели мужчины, сидевшие в таверне неподалёку, а потому он торопливо побрёл обратно в желании поскорее скрыться с их глаз, но заметил завивающийся в небо чёрный дым, возвышающийся над линией леса.       — Кажется, там пожар, — в задумчивости протянул герцог.       — Сжигают мусор, — отозвался стражник, бросив равнодушный взор в сторону предполагаемого пепелища.       Торговая площадь была непривычно пустой. Все лавки закрылись быстро, стоило на горизонте появиться толпе мужчин в военных мундирах. Сонхва нахмурился, пристально разглядывая их с лёгким мандражем где-то в груди. Что-то в этих мужчинах было не так. Они вели себя слишком раскованно для тех, кто нёс службу, то и дело хищно ухмыляясь и поигрывая винтовками в своих руках. На помост вынесли кресло, по бокам от которого встали вооруженные солдаты. Толпа вокруг собралась в рекордные сроки. Люди шёпотом обменивались новостями и гадали о дальнейшей судьбе того, над кем будет проводиться суд. Сонхва только и слышал одно и то же повторяющееся имя.       Чхве Чонхо.       Зажглись факелы. Раздался стук в барабан. Сонхва укутался в плащ и отступил на шаг назад, позволяя Сану спрятать себя за своей спиной в тени палатки от беснующейся толпы, когда пара стражников вывела закованного в кандалы молодого парня на площадь и заставила его опуститься на колени на постеленную на землю циновку. Юноша был одет в тёмную рубаху, штаны из плотной ткани и грубые ботинки, заляпанные грязью. Люди к удивлению герцога при его появлении не стали браниться и обвинительно тыкать пальцами. Напротив, их голоса стали тише, а на лицах поселилось сомнение.       — Кто такой этот Чхве Чонхо? — больше себе под нос, чем с искренним желанием узнать ответ на вопрос пробормотал Сонхва.       Стоящая чуть в стороне женщина в простом зелёном платье с надетым поверх передником и корзинкой, повешенной на сгиб руки, обернулась к нему с ответом:       — Племянник старика Чхве Мушика, местного кузнеца. Недавно он вернулся из-за морей после учёбы. Его приняли на работу на местный завод, но…       Её речь прервалась внезапным появлением на площади богатой кареты, из которой свободно выпорхнул молодой мужчина. Он был хорош собой, с собранными в низкий хвост волосами и разодетый в богатый фиолетовый сюртук, подпоясанный серебристым ремнём. Одарив присутствующих ослепительной улыбкой так, словно он приехал на встречу с поклонниками, и обменявших парой слов с довольно скалящимися ему в ответ стражниками, мужчина гордо прошёл мимо подсудимого и уселся в кресло, тут же раскрывая массивный веер и прикрывая им нижнюю часть своего лица. Зрителям предстала возможность как следует рассмотреть узор на веере, чем Ёсан поспешил воспользоваться. Камердинер ухватился за руку герцога и горячо прошептал на ухо:       — Этот господин родом из дома Барманов. Узоры на его веере содержат рисунки лотоса. Мне он не знаком. Полагаю, он представитель какой-то побочной ветви.       Сонхва согласно мыкнул. Что ж, по крайней мере, теперь ему было ясно, что территорию дома Барманов они не покидали.       Мужчина, представший судьёй, выдержал многозначительную паузу в ожидании, пока толпа утихнет. Он сложил веер с громким щелчком и указал им в сторону пленного. Солдаты последовали его примеру и направили дула своих ружей на закованного в кандалы человека.       — Чхве Чонхо, — громко провозгласил судья. Он забросил ногу на ногу и принялся методично постукивать веером по собственному колену. — Ты знаешь, в чём тебя обвиняют?       Юноша загремел кандалами, когда предпринял попытку усесться поудобнее, что вызвало лишний ажиотаж среди стражников. Те пуще прежнего угрожающе затыкали в него винтовками, но обвиняемый обвёл их ничего не выражающим взором и легонько дёрнул плечом, словно в самый последний момент сдержал порыв в открытую выразить свою беззаботность.       — Не знаю, но догадываюсь, — решился отозваться он спустя долгую томительную минуту тишины.       Его ответ породил в толпе где восторженный, где встревоженный, а где и гневный шёпот, но судья мигом пресёк лишние разговоры мимолётным взмахом ладони.       — Очень самоуверенные речи для того, кто был пойман на государственной измене.       Сонхва с прищуром наблюдал то за судьёй, чей хищный оскал напоминал герцогу безумную птицу, готовую сманеврировать и схватить добычу когтями, то за обвиняемым, спокойным, как скала. Именно его позиция сбивала Сонхва с толку. Очевидно, сын кузнеца не боялся того, какой страшный рок над ним навис. Он словно ждал, что кто-то придёт и спасёт его от незавидной участи.       Либо же ему было плевать на свою дальнейшую судьбу, и он принимал незавидное будущее с честью.       Герцог сдержал пораженный вздох в глубине груди и, склонившись к плечу стражника, пробормотал:       — Что Хонджун задумал?       Сан еле заметно дёрнул уголком губ.       — Понятия не имею, мой господин.       Сонхва раздраженно заскрипел зубами. Ему хотелось развернуться и немедленно уйти с площади, но в этот момент Чхве Чонхо изогнул обескровленные губы в кровожадной улыбке и во всеуслышание сказал:       — Чего мне бояться, коль я невиновен? Дрожать от страха должен тот, по чьей вине я здесь оказался.       Судья цокнул языком и язвительно закатил глаза.       — Пустые обвинения без доказательств. Ты был пойман на краже секретных чертежей. Одним небесам известно, кому ты собирался передать столь важные сведения, что питают военные силы нашего царства. Это преступление против нашего государя. Силой, дарованной мне, я покараю тебя от его имени.       — Почему же одним лишь небесам? Я и человек, который шантажом заставил меня выкрасть эти свитки, осведомлены в разы лучше. Я признаю свою вину, слабость и бессилие, что сподвигли меня на неблагородный поступок. Я готов ответить пред лицом Его Высочества царя нашего. Но почему на коленях сейчас здесь стою лишь я один, в то время как вы восседаете передо мной?! — голос Чонхо с каждым словом становился всё сильнее и громче, в конце переходя на разъяренный вскрик.       Сонхва спрятал резко заледеневшие руки под плащ. Не только он, все люди на площади уловили страх и паническую злость, сквозившие в чужих словах. Вся напускная смелость слетела с юноши, как дым развеивается по ветру. Чонхо храбрился. Он был молодым мужчиной, оказавшимся в непростой ситуации.       Обвинение, брошенное им в порыве ярости, всколыхнуло толпу. Судья на мгновение застыл в потрясении, а затем разорился в смехе, от которого, однако, пошёл мороз по коже.       — Ты обвиняешь меня? Да как ты посмел?       Собранные на площади зеваки взбудоражились. Сонхва поёжился. Это было все равно, что бросить спичку в стог сена: тот вспыхнул в считанные мгновения. Огонь беспощаден и с лёгкостью перепрыгивает на стоящие близ хрупкие строения. Так и в этой толпе волнение стремительно охватили разум людей, заставляя их беспорядочно перекрикивать друг друга и обращаться к судье с предосудительными просьбами. Стражники на площади предупредительно поводили своими ружьями в сторону рядов мирных жителей, напоминая тем самым, что со словами им бы следовало быть осторожнее, но это только больше раззадоривало толпу.       В конце концов, юноше на кресле это надоело. Он нахмурил брови, хлопнул веером по ладони, отдавая тем самым немой приказ своим стражникам. Только те подобрались, чтобы успокоить волнения, как послышался мощный залп. Люди заверещали, прикрывая головы в страхе. Сонхва тоже испуганно вздрогнул, прячась за спиной ступившего к нему ближе Сана.       — Это с завода! — завопил детский голосок, и все обернулись в ту сторону, где за чертой города располагалась названная фабрика.       Брови Сонхва в удивлении приподнялись, когда он узнал направление. Быстро переглянувшись с Ёсаном, юноша догадался, что их обоих посетило одинаковое озарение.       — Немедленно выясните, что там произошло! — истерично взвизгнул судья, вскакивая со своего места с бешеным огнём в глазах. Непонятно, какая эмоция обуревала им сильнее всего: паника или же ярость, но под раздачу попасть успели все.       Чонхо ощутимо ткнули в спину ружьём, чтобы осуждённый, вскочивший от удивления на ноги, упал на колени. С кряхтеньем юноша с трудом удержался на ногах, практически впечатанный лицом в землю.       — Тащите сюда приспешников этого наглеца! — разорялся в проклятьях судья. Он нетерпеливо бродил из стороны в сторону и, казалось, изо всех сил сдерживал себя, чтобы не впечатать подошву своего ботинка в голову сына кузнеца. Аккуратный хвостик растрепался из-за того, как пальцы ерошили волосы, а пояс поверх сюртука съехал на бок. — Ну, и сколько вас, псов подзаборных? Решили поднять мятеж? Бунт против нашего царя?       В небо над лесом поднималось чернильное облако, дурным знамением возвышаясь над городишком.       — Если здесь и будет бунт, то только против вас! — ощетинился Чонхо и зло зарычал, когда ему не позволили даже выпрямить спину. Щекой мальчишка упёрся в циновку, но всё равно умудрился изогнуться так, чтобы видеть судью. — Завод, что раньше держал наш город на плаву, сейчас нас отравляет! Вы отправляете всех мужчин на каторжные работы! Скольким из них вы выплатили обещанную сумму? Скольким позволили уехать в Виин на поиски лекаря? А сколько из них вернулись живыми?!       — Закрой свой поганый рот!       Сонхва в потрясении воззрился на Чонхо, а затем обвёл взглядом жителей города. Все они мгновенно смолкли и заметно поникли, точно мальчишка поднял со дна их самую страшную тайну. Какой-то дедушка даже снял с головы шляпу и прижал ту к груди с траурным выражением лица. Герцога передёрнуло от одной только мысли, кого он мог воскрешать в своих воспоминаниях.       — Вы построили эти чёртовы стены… — продолжал тем временем Чонхо.       — Чего встал?! Заткни его! — взревел судья и запустил свой изысканный веер в стражника, что удерживал осужденного. Веер пролетел мимо и приземлился на землю у толпы жителей. Те отскочили от него так, словно это не изысканное украшение, а ядовитая змея.        — Запретили выезд… — Чонхо скривился, но не издал и звука, свидетельствующего о том, что ему больно, когда приклад ружья приложился о его позвоночник. — Впустили разбойников… Заполонили улицы стражниками… Ужесточили налоги… Даже будь вы человеком государя, я отказываюсь служить вам!       Очередной удар ружьём был настолько сильным, что губы мальчишки окрасились алым, а по вискам потекли капельки пота. Сонхва судорожно выдохнул и сделал невесомый шаг вперёд, точно неведомая сила толкала его помочь сыну кузнеца, но герцог был остановлен двумя руками: одна преградила ему путь, а вторая схватила за плащ сзади.       — Нельзя, господин, — прошептал Ёсан, утягивая герцога назад. — Если он действительно мятежник…       — Он будет казнён, — заключил Сан фразу, что оборванной повисла меж ними.       — Но мятежник не он, — заупрямился Сонхва.       — Однако положение Чхве Чонхо слишком…       — Прекрасно, — озлобленный судья усмехнулся. С растрепанными волосами, горящими от желания возмездия глазами и перекошенной одеждой он выглядел так, словно поднялся на землю из самого ада. В простых жителей он вселял ужас, но Сонхва лишь угрюмо поджал губы, прожигая мужчину злым взором. — Тем хуже для тебя!       Не прошло и двух минут после взрыва, как послышался топот лошадиных копыт, и подле Чонхо на землю были сброшены два связанных по рукам и ногам юнца. Их рубашки были в пыли и копоти, штаны испачканы в вязкой жиже. Впрочем, внешний вид волновал их мало. Мальчишки брыкались и огрызались, грозились откусить пальцы любому солдату, что рискнёт приблизиться к ним хоть на шаг.       — За что вы с нами так?!       С появлением схваченных юнцов по толпе прошёлся обеспокоенный рокот. Сердце Сонхва отчего-то сжалось. Наблюдая, как эти совсем еще дети борются, ему сделалось совсем дурно.       — Это же Йечан и Чонхун…       — Снова попались! Глупые мальчишки… Сказано им было, чтобы за стены больше ни ногой…       — Господин, мы нашли их в лесу! — отрапортовал стражник, на чьей военной форме были погоны с замысловатым рисунком рыцарских доспехов. Он держался куда достойнее тех же самых городских гвардейцев, для которых суд, казалось, был забавным представлением. — Этот… — палец указал на одного из мальчишек. — Пытался спрятать колчан со стрелами в реке.       — Дай мне их сюда! — потребовал судья. Вытащив одну стрелу, он отбросил грязный и мокрый колчан в сторону и зорко принялся осматривать металлический наконечник. — Железо с севера… Откуда у тебя эти стрелы, негодник?       Юнец поджал губы, всем своим видом выражая нежелание отвечать на любые вопросы.       — Молчишь? Тем ближе твоя могила! Думали, безнаказанными останетесь? Что там произошло? — обратился судья к только подъехавшему солдату. Тот тяжело дышал, словно пробежал огромное расстояние на своих ногах, а не верхом на лошади.       — Бочки с порохом, господин, — дрожащим голосом уведомил он. — Работники говорят, что видели летящую в сторону склада горящую стрелу. Бочки взорвались, весь склад в огне, среди стражников есть пострадавшие.       — Я их не знаю! — подал голос Чонхо. Приложив все силы, он вскочил на ноги под испуганные вздохи народа и щелчки заряжаемого оружия. — Они не имеют к случившемуся никакого отношения! Я виновен в краже чертежей, но они…       — Так ли это? Они удивительно точно оказались в лесу именно в тот момент, когда свершился взрыв! Пытаетесь поднять восстание?       — Мы охотились! — взревел доселе молчавший мальчишка. Его лицо было перекошено то ли от злобы, то ли от страха, но держался он удивительно стойко: пусть и шмыгал носом, ни слезинки не проронил. — Но мы даже… Даже за реку не смогли зайти, потому что вода в ней полна грязи с вашего завода! Вы же запрещаете торговцам из города выезжать и закупаться! А те, что к нам прибывают, продают за баснословные деньги! Нам нечего есть, не за что жить!       — Ли Йечан, замолчи! — взмолился второй мальчишка.       — И вы решили тайком сбежать за городские стены? — судью распирало от смеха. — Как смело… И глупо! За это вы и будете наказаны! Дай мне ружьё!       Сонхва сдавленно ахнул, когда в руках разъяренного - спятившего - мужчины оказалось оружие, вырванное у замершего в нерешительности солдата. Народ в испуге загалдел, попадал на колени, когда дуло направили в голову Йечана. Тот задрожал и, в попытке отползти хоть в сторону, нелепо завалился на бок. Чонхо было дёрнулся в его сторону, но подоспевшие стражники подхватили его под руки и оттащили. Может собственная судьба его не волновала, но за этих детей он боролся. Второй мальчишка, Чонхун, неведомо каким образом смог выпутать одну руку из верёвок и спрятал друга за своей спиной.       — Мы виноваты… Мы правда виноваты, господин, но… Мы не причастны к взрыву! Мы не ушли от города дальше мили…       — Вы нарушили закон, — отчеканил судья, кладя палец на спусковой крючок. — Ваше наказание послужит примером для всех! Я в этом городе и глава, и судья. И последнее слово за мной. Мой приговор! Вот, что будет с каждым, кто пойдёт против моего слова!       — Он же это не сделает, правда? — судорожно зашептал Ёсан за спиной камнем застывшего Сонхва. — Он не застрелит ребёнка, который просто…       Но все понимали, что он сделает это.       Сонхва мелко потряхивало. Только рука крепко удерживающего его за пояс Сана не позволяла выскочить на площадь и вступиться за мальчишек. Пусть они в действительности могли быть причастны к взрыву на заводе, разве это повод так жестоко обрывать их жизни? Они совсем еще дети, но сострадания к ним не проявлял никто. Люди, знавшие мальчиков в лицо, возможно, много лет, лишь стояли, кто в широко распахнутые глаза наблюдая готовую свершиться страшную казнь, а кто в молитве опустив головы вниз. Все боялись, что заряженное ружьё обернется в его сторону, а потому молчали.       Сонхва сам не заметил, как мысленно воззвал к мужу. Он вспоминал его, сказавшего, что на площади герцога ждёт занятное представление, и кипел от злости.       Почему Сан не вмешается? Почему не позволит Сонхва вмешаться?!       Неужели он настолько бессилен?..       Когда прогремел выстрел, все на площади вздрогнули. Мальчики сидели на земле, прижавшись друг к другу, как два брошенных на морозе котёнка, в ожидании беспросветной тьмы. Люди ждали, что тело одного без памяти рухнет, и на земле накапает кровавая лужа.       Но вместо этого судья с возгласом обронил ружьё и схватился за собственное плечо, шипя сквозь зубы проклятья.       — Кто посмел поднять на меня руку?!       — Я посмел.       Губы Сонхва задрожали. Он ненавидел этот голос, этот чертовски самодовольный тон и язвительность. Но сейчас он был так рад его слышать, что даже мелкая капелька выступила в уголке глаза и, зацепившись за ресницы, быстро сманеврировала вниз по холодной щеке.       Свита Хонджуна, разодетая в богатые одежды дворцовой гвардии, быстро взяла торговую площадь в кольцо. Беззаботные до сего момента стражники засуетились, но были обезоружены. Сам царь неторопливо прошёл по дорожке так, словно она была усыпана лепестками цветов или золотыми монетами. Алый плащ развевался за его спиной. Единственное яркое пятно в этом сером унылом городе, оно не оставляло в головах жителей ни капли сомнений о личности прибывшего юноши. Он покручивал в ладони подаренный мужем изысканный пистолет в насмешке над судьёй, чьё неиспользованное ружьё валялось в грязевой луже.       — В-ваше Высочество, — проблеял судья и рухнул на колени, низко кланяясь государю. Он позабыл даже о том, что ранен, что кровь хлещет из дыры в его плече и заливает сюртук из дорогого шёлка. Его примеру последовали все стражники на площади и городские жители. Сонхва со своими сопровождающими удачно спрятался в тени торговой палатки, а потому никому не было видно то, как он даже не посмел опустить лицо, а глядел на царя в упор. — Чем мы заслужили такую честь, раз вы решили одарить нас своим вниманием?       — Честь? — хмыкнул задорно Хонджун, пощёлкивая предохранителем пистолета. Сонхва, может, обманывало зрение, но ему казалось, что судья под каждый щелчок содрогался в конвульсиях. — Скорее, я пришёл по твою душу.       — Простите?       — Я стал свидетелем лишь пары мгновений, но мне хватило этого, чтобы запустить в тебя пулю. Соизволь объяснить, Хван Юнсон, что за самосуд ты здесь устроил.       — Ни в коем случае, мой государь! Эти… оборванцы… вздумали поднять мятеж против вас!       — Врёшь! — Чонхо рыпнулся, затылком приложившись о переносицу державшего его стражника, из-за чего тот с воем и кровью из носа вынужден был его отпустить. Сын кузнеца на пошатывающихся ногах сделал несколько шагов к царю и пал на колени, дабы поклониться, пусть его руки до сих пор были закованы за спиной кандалы. — Мой царь, эти дети ложно обвинены. Они не имеют ко мне никакого отношения!       — А ты, выходит, своего намерения в свершении мятежа не отрицаешь? — Хонджун довольно оскалился, когда Чонхо в смятении клацнул зубами, не найдя более, что ответить. — Я сам с тобой разберусь. Взять его под стражу.       Гвардейцы в чёрной форме увели сына кузнеца. Хван Юнсон даже позволил себе бросить ему вслед надменный взгляд, размеренно поднимаясь с колен и зажимая рану рукой.       — За поимку мятежника я должен бы тебя наградить, — Хонджун улыбнулся судье.       Тот зарделся и что-то нелепо пробормотал. Сонхва же прищурился, наблюдая этот спектакль. О нет, ныне его больше не проведёшь.       Он слишком хорошо знал именно этот тон Хонджуна.       — Я верен вам, мой царь. Поимка мятежника — мой святейший долг.       — Именно. Однако… — пистолет Хонджуна прижался к чужому горлу, прямо под нервно дёрнувшимся кадыком. Народ в потрясении ахнул. — Почему ты направил ружьё на этих детей?       — Они сообщники, государь! Мальчишка подорвал склад с порохом и устроил пожар!       — Вот как, — протянул задумчиво царь. Он выпятил нижнюю губу в ребяческом жесте, но глаза его были холодны как сталь. — Почему же тот юнец всё так яростно отрицал?       — Пытается выгородить их, он…       — Всё не так! — Ли Йечан сел на колени и в голос разревелся. Совсем еще дитя, его колотило от пережитого. Чонхун плакал молча, уткнувшись лицом в предплечье свободной руки. — Мы… никакие мы не сообщники! Мы просто… просто хотели добыть немного еды и убежали в лес поохотиться…       — Хватит лгать! Вас поймали близ завода со стрелами! Эти наконечники изготавливают на севере, — Хван Юнсон стоял, чуть задрав голову из-за прижатого к его горлу пистолета, но при этом удивительно точно ткнул пальцем в сторону колчана и рассыпавшихся по земле стрел. — Где ты их взял, если не от этого проходимца Чхве Чонхо?       — Мы купили их у торговца на чёрном рынке. Мы никогда до этого дня даже не разговаривали с Чхве Чонхо. Господин, пожалуйста… — прохрипел Чонхун, но судья отмахнулся от него, как от назойливой мухи.       — Если не верите моим словам, государь, спросите народ. Здесь полно свидетелей. Каждый подтвердит чистоту моих намерений!       Хонджун обернулся, словно в действительности собирался опросить жителей. Те зашушукались и спешно спрятали взгляды. Никто даже не потрудился встать на защиту детей. Из-за повисшего на площади гнетущего молчания Йечан обессиленно всхлипнул и упал лбом на плечо друга в понимании, что всё тщетно.       Сонхва до боли прикусил губу. Неужто здесь даже родителей этих бедняжек нет? Неужели ни одна живая душа…       С огромным нежеланием, но он принял это осознанно. Пусть даже перед этими людьми предстал сам царь, все понимали: государь свершит свой суд, заберёт преступников и уедет, а простой люд останется наедине с главой и судьёй города, чей темперамент подобен всеразрушающему огнищу. Они были слишком напуганы, а потому и не осмеливались даже дышать в сей момент, опасаясь, что после гнев Хван Юнсона обрушится на них. Пусть выстрел из ружья и не был совершён, этот поступок послужил красноречивым представлением дальнейшей судьбы каждого, кто выскажется против.       — Хорошо, — Хонджун отодвинул пистолет от чужого горла и постучал прикладом по плечу Юнсона. Тот в одно мгновение вздохнул с облегчением, а в следующую секунду подавился воздухом. — Я спрошу своего мужа.       Сонхва вздрогнул. Слишком томно, слишком властно, слишком самодовольно это прозвучало. Так, словно в словах герцога сейчас вся сила. Так, словно его присутствие здесь — и есть сила государя.       — В-вашего м-мужа? — переспросил Юнсон. Он внезапно заметно побледнел, глаза испуганно забегали по толпе, а тело ощутимо потряхивало.       Хонджун усмехнулся, довольный произведенным эффектом.       Сонхва так и застыл. Лишь увесистый толчок от Ёсана в спину привёл его в чувство.       — Мой господин, — обратился к нему камердинер, и в тягучей тишине его голос прозвучал как раскат грома.       Люди сразу в любопытстве обернулись к ним, стараясь разглядеть лицо незнакомца, спрятанное под тенью плаща. Сан рукой с ружьём велел толпе расступиться, дабы расчистить им путь к помосту. Сонхва с трудом заставил свои одеревеневшие ноги двигаться и со вздохом снял капюшон. Хван Юнсон словно дыхание задержал, мгновенно узнав в открывшемся лице хозяина дома Аллеитов. Простые же люди, не слышавшие и не знавшие герцога Пака лично, лишь зачарованно разглядывали его, точно изысканный экспонат в музее. До тех пор, пока кто-то потрясённо не воскликнул:       — У него… серьга в его ухе!       Алый рубин серёжки насмешливо сверкнул, подсвечиваемый солнечными лучами. Сонхва вдохнул воздух с тихим свистом.       Ну, естественно.       — Мой дорогой супруг, — лелейно протянул Хонджун. Для не посвященных в их отношения лиц это был признак особой привязанности и проявления преданности царя к мужу, но они-то оба знали, что Хонджун в очередной раз потешается. — Поведай же мне. Что здесь в самом деле приключилось?       Все принялись наперебой обсуждать происходящее, задаваясь вопросом: как давно муж государя пребывает в их захолустье? Очевидно, все знали, что царь женился, и женился на мужчине, поэтому герцог в ипостаси избранника правителя никого не удивил.       Сонхва сдержал порыв закатить глаза и ступил на циновку. Сидящие связанными зареванные мальчишки тут же задрали головы, когда на них упала тень герцога. В их глазах лучилось нечто, отдаленно напоминающее надежду. Сердце в груди Сонхва словно сжала невидимая рука.       — Я не ведаю, имеют ли эти дети отношение к таинственному мятежу, — протянул герцог радушно в ответ на вопрос мужа, вперяя в судью хладнокровный взгляд. — Но и господин Хван не всё вам рассказал.       — Вот как? — деланно удивленно склонил голову на бок Хонджун, ненароком смещая пистолет с плеча снова к горлу. — Что же он осмелился от меня утаить?       — Он сказал, что мальчиков нашли близ завода со стрелами, — Сонхва скрестил руки на груди и повернулся в ту сторону, где над лесом ввысь поднималось чёрное облако дыма. — Но, кажется, завод находится довольно далеко от города. Детей же приволокли на площадь спустя без малого минуту после взрыва.       — Какие же быстрые лошади у вашей кавалерии, Хван Юнсон, — ухмыльнулся Хонджун. Юнсон гулко сглотнул.       — Нас поймали не у завода, — Ли Йечан для своего возраста и положения был очень смелым мальчишкой, раз наскрёб смелости подать голос в присутствии царя. Вероятно, прижатый к горлу его мучителя мушкет вселил в дитя каплю уверенности. — А возле реки. Мы с Чонхуном по колено погрязли в грязной воде, что подобна болоту.       Не нужно было даже присматриваться, чтобы найти подтверждение его словам: штанины мальчиков были испачканы в грязи.       — Насколько мне известно, — Чон Юнхо, сидящий верхом на лошади, деликатно прокашлялся и продолжил с позволения Хонджуна. — Ближайшая река, протекающая рядом с городом, это Ламерия. Но она всего в миле отсюда, в то время как завод… — генерал многозначительно замолк, бросая взгляд в сторону дыма. — Кроме того, дворец не получал никаких донесений о том, что единственный источник пресной воды отравлен отходами.       — Ты прав. Юнсон, твоя фабрика сменила поле деятельности? Склад с порохом… Что ж ты скрыл от меня сей важный факт? — поцокал языком государь, чирканув кончиком пистолета под кадыком судьи Хвана. Юнсон рухнул на колени и ползком направился следом за Хонджуном, который высокомерно занял его кресло. — Выходит, эти ребятишки вовсе не мятежники?       — Даже будь это так, они виновны в нарушении внутренних распорядков! — наскоро затараторил Юнсон. — Покидать границы города запрещено! Это закон, который…       — Кто утвердил этот закон?       — Я, государь! Волей, данной мне…       — Разве я давал тебе такую волю?       Хонджун ловко носком ботинка подцепил валявшуюся винтовку и, подбросив её в воздух, с лёгкостью поймал одной рукой, тут же проверяя наполненность магазина. Судья Хван в эти мгновения молчал, судорожно сглатывая слюну.       — Но я ведь… глава города…       — Верно. Но я не выдвигал тебя на этот пост. Кроме того, даже являясь главой города, как смеешь ты своевольничать, прикрываясь своим назначением? Прикрываясь мной… — ствол оружия прицельно оказался напротив головы мужчины, из-за чего его плечи задрожали. — Ну, и каково тебе теперь, когда я пользуюсь своим положением и вершу над тобой суд?       — Мой царь, — взмолился Юнсон и дёрнулся в сторону герцога, хватаясь за полы его плаща в поисках спасения. — Мой господин, я всего лишь…       — Ты всего лишь поймал мятежника, но вместо того, чтобы передать его в центральный суд, вывел на торговую площадь, как зверушку, — Хонджун говорил ровно, но у всех присутствующих от его тона мороз бегал по коже. Сонхва же казалось, что его с головой окунули в кипящую лаву. Он чувствовал дрожь пальцев, вцепившихся в его одежды, но не нашёл в себе сил освободиться. — А сейчас ты сам на его месте. Эти дети если и причастны к мятежу, ты не имел никакого права направлять на них ружьё. Ты не бог. Бог здесь я. Хочешь знать, почему? — царь наклонился к бледному лицу Юнсона и шёпотом сказал: — Это я подорвал твой склад с порохом. А теперь ответь-ка мне на пару вопросов. Кому ты служишь, Хван Юнсон? Для кого изготавливается та партия на заводе, о которой я ничего не знаю?       Лишь ушам троих — Хонджуна, Сонхва и Юнсона — довелось услышать это. Но ответа не последовало.       Судья без сознания пал наземь в момент, когда город охватила смута. Царская гвардия взяла всех солдат в оборот, осадила все таверны и постоялые дворы, оставив Хван Юнсона без поддержки тех, кого он своевольно и нагло приютил.       Хонджун брезгливо цокнул языком и, схватив мужа за руку, дёрнул его к себе, практически усаживая на свои колени и высвобождая из ослабевших пальцев господина Хвана.       — Под стражу его. Стены снести. Работников завода допросить.       Сонхва наблюдал, как трясущихся мальчишек, Йечана и Чонхуна, уводят дворцовые гвардейцы, как разгоняют заниматься своими делами жителей города, как уволакивают Хван Юнсона и его подчиненных, как медленно садится солнце.       И чувствовал, как загорается меж рёбер безудержное пламя. Столь много было пережито за такой короткий срок.       — Только не говори мне, что ты всё это время занимался расследованием на заводе, — отрешенно бросил Сонхва, отчасти даже не желая узнавать правду.       Хонджун молчал до тех пор, пока герцог не обернулся к нему с хмурым лицом.       — Что? — фыркнул беззлобно. — Ты же сам сказал не говорить.       Сонхва опустил веки и прижал пальцы к пульсирующим вискам.       У него было много вопросов, но ответы на них он получил лишь в Зарефе.