per aspera ad astra

      Сонхва разбудил ненавязчивый стук в дверь. С закрытыми глазами он провел рукой по поверхности кровати в попытках отыскать край одеяла, но пальцы наткнулись на что-то шуршащее и шершавое. Нахмурившись, юноша поднял лохматую голову и, сонно прищурившись, окинул ничего не понимающим взглядом свое ложе. Открытые книги были разбросаны по всему покрывалу, а развернутая карта, которая и попалась реставратору под пальцы, смялась и одним краем уже свисала на пол. По крупицам юноша собрал в голове события прошедшего дня и с тоской осознал, что случившееся не было сном.       Сонхва не был человеком ученым или верующим, не знал, существуют ли переселения душ или параллельные вселенные. Но он и правда очутился в каком-то странном мире, где существовало царство Элеард, а сам Сонхва был герцогом и женихом царя.       А раз он снова здесь, то придется как-то выбираться способом лучше, чем надежда, что все происходящее - сон.       Понимание прискорбности ситуации и повторившийся стук в дверь окончательно вытянул его из мира сновидений, а так же разбудил сопевшего на другой части кровати Ёсана. Прошлым вечером они настолько сильно погрузились в историю мира Элеарда, его законы и традиции, а также прошлое герцога Пака, что вырубились ближе к двум часа ночи прямо там, где сидели: на кровати Сонхва. Юноша со смехом в глазах наблюдал, как его вечно собранный камердинер пытается понять, где он находится, и как бледнеет чужое лицо при осознании положения слуги.       — О небеса, господин, — хриплым ото сна голосом пробормотал Ёсан и попытался вытянуть ноги из-под вороха книг, при этом ничего не свалив на пол. — Простите меня, я…       Сонхва беззлобно хихикнул и пригладил чужие взъерошенные ото сна волосы.       — Все в порядке. Ты не сделал ничего плохого. Подумаешь, уснули в одной постели. Даже увидь нас кто в таком положении, вряд ли у него возникли бы какие-либо бренные мысли при виде такого количества разного рода литературы.       Камердинер от ласки в голосе господина и его руки, что осторожно распутывала пряди на затылке, замер и облегченно выдохнул. Когда взгляды юношей пересеклись, они не смогли сдержать тихого смеха, который через секунду был прерван таким настойчивым стуком в дверь. Сонхва передернул плечами, заметил, как ободряюще Ёсан ему улыбается, кивая на вход, и, прокашлявшись, громко произнес:       — Кто там?       От властности в собственном голосе юноша невольно вздрогнул и прикрыл рот ладонью, однако камердинер был невероятно доволен, судя по тому, как искрились его глаза.       — Господин Пак, это я, Сон Ёнджэ, — неуверенно поскреблись за дверью. — Простите, что потревожил. Однако уже почти полдень, вы не покидали покоев, и господин камердинер так же не появлялся. Я посчитал нужным сообщить вам, что канцлер прибыл во дворец.       Бровь Ёсана заинтересованно дернулась, стоило услышать подобное обращение к собственной персоне.       — Скажите ему, что я отправился по вашему поручению, и попросите нагреть воду для ванны, — быстро прошептал он и, спрыгнув с кровати, спрятался за ширмой.       Сонхва поджал губы в попытке сдержать неловкий смех. Он чувствовал себя ужасно нелепо, словно не выучивший реплики актер, которого насильно выпихнули на сцену.       — Спасибо, что разбудил меня, — громко отозвался он под согласные кивки своего слуги. — Ёсан занимается моим поручением и не может прийти, поэтому мне нужна твоя помощь.       — Конечно, господин. Что от меня требуется?       — Не мог бы ты нагреть для меня воды? — Сонхва не удержался и больше попросил, нежели приказал, прекрасно зная, что Ёнджэ не сможет отказаться. Ёсан дернул уголками губ, пряча свое недоумение.       — Как пожелаете. Могу я войти?       — Да, входи, — разрешил Сонхва, быстро пригладив гнездо на голове и краем глаза наблюдая за юрким камердинером, что вдоль стеночки прошмыгнул к выходу, когда Ёнджэ, коротко поклонившись в приветствии, скрылся за дверями ванной.       Сонхва тяжело вздохнул и осмотрел беспорядок в своих ногах. Вчера его слуга вернулся в компании того же Ёнджэ, который сменил дежурящего всю ночь Сону на посту сегодня утром. Руки Ёсана были заняты подносом, что до краев был заставлен различного рода сладостями в компании небольшого чайника и пары чашек. Стражник же нес свернутые карты и увесистую стопку книг, что сейчас в хаотичном порядке были раскинуты на смятом покрывале. Судя по всему, потому что именно он вчера принес эти вещи, у Ёнджэ не было никаких вопросов, когда он застал Сонхва, только проснувшегося и окруженного литературой. А если и были, то он бы все равно не посмел их задать. Отчасти Сонхва почувствовал от этой новости облегчение. Ему не придется отвечать на смущающие вопросы, просто потому что он выше по статусу практически всех людей в этом замке.       За исключением одного человека.       К сожалению, Ёсан не смог ничего рассказать ему про царя, даже имени не поведал, окрестившись тем, что называть правителя по имени простым людям - тяжкий грех. По его словам, они с государем виделись лишь раз: в день, когда объявили об их свадьбе.       — Небеса пророчили вам счастливый и благоприятный для царства брак. Хоть ваш отец и служил при дворе, вы сами во дворце никогда не бывали, а потому и с государем знакомы не были.       — Небеса пророчили?       — Ваши гороскопы идеально совпали.       Бровь Сонхва конвульсивно дернулась. Он воспринял эту новость со всем свойственным ему скептицизмом. Он не верил в гороскопы, карты таро или магию, но в Элеарде вся вера людей крутилась вокруг звезд. Да что там говорить, даже легенда происхождения царства включала в себе небесные светила.       Для Сонхва было абсолютно понятно, что брак герцога и царя носил сугубо политический характер, а потому он даже не удивился, когда его нареченный не изъявил желания навестить своего жениха после трехдневного беспробудного состояния. Очевидно, что правитель не питает никаких теплых чувств к герцогу. Да и откуда им взяться, если они толком не общались?       В ожидании, пока Ёнджэ нагреет воду, Сонхва подобрался на постели и принялся собирать книги в аккуратную стопку, складывая их на прикроватную тумбочку. Он немного помедлил перед тем, как свернуть карту, еще раз внимательно пробегая взглядом по нарисованной местности царства и отпечатывая его в голове.       Элеард делил территорию огромного материка еще с четырьмя царствами, а в море соседствовал с островным королевством. Центральная равнина со столицей по форме своей напоминала четырехлистный клевер и была отделена от всей остальной части Элеарда широкой и бесконечно длинной рекой, называемой Подсовье. Река омывала клочок земли по кругу и, как острия копий, растекалась на четыре стороны света, отделяя друг от друга все дома власти. Притоки Подсовья впадают и в море, и в озеро, и даже теряются у подножия гор. Это огромная речная система, просекающая все царство.       — Центральная равнина - самое защищенное место во всем Элеарде. Столица расположена в гористой местности. Вплавь по Подсовью не добраться, воды слишком глубокие и холодные, не замерзают даже в самую морозную зиму. Есть множество мостов и причалов, где несложно отыскать лодку или даже небольшое судно, если требуется по реке добраться в другую часть царства, — поведал Ёсан, ткнув пальцем в точку с названием «Юмей» на карте. — Испокон веков четыре дома власти вхожи во внутренний двор царства и занимают высокие должности. И хоть власть лежит в руках государя, все важные для царства вопросы решаются только вместе с чиновниками. Это называется Совет четверых. Ваш дядя ныне, как и ваш отец в прошлом, входит во внутренний двор, занимая второе после государя место во всем Элеарде. Вы, как супруг царя, так же войдете в Совет.       Как минимум реставратор нашел связь книги, попавшей в его руки, и этого мира.       При всем желании Сонхва не смог бы отсидеться в своих покоях, как то наказал сделать ему дядя, только если отсрочить неизбежное - свадьбу. Было бы чудесно, подвернись ему возможность просто тихо исчезнуть из дворца, не быть больше женихом государя и, желательно, герцогом. Он даже подумывал о том, чтобы подговорить Ёсана помочь ему сбежать, но куда он пойдет в этом неизвестном ему месте? Спрячется под лестницей ближайшего дома и заживет как бродячий кот? С другой стороны перспектива занять место под боком аж у правителя целого царства была донельзя заманчивой.       — Ванна готова, господин, — звонкий голос Ёнджэ вывел Сонхва из раздумий, в которые он погрузился, раз за разом перечитывая названия городов и поселений в разных точках царства.       — Спасибо, — благодарно улыбнулся реставратор и обвязал карту жгутом, чтобы затем положить её на тумбочку к остальной литературе.       Стражник склонил голову, стоило герцогу спустить ноги на пол, и с разрешения удалился на свой пост.       Сонхва вошел в ванную комнату и вдохнул горячий влажный воздух. Вчера при свете огня от свечей все воспринималось несколько иначе, чем сейчас, когда в большое круглое окно заглядывало полуденное солнце. Стены были обложены золотисто-белым мрамором с карнизами из светлого дерева. Прямо под окном расположилась изящная ванна на кованых ножках. Рядом с ней стояли наполненное чистой водой ведро, тумбочка и низкий стол с мыльными принадлежностями. Справа от двери разместились небольшой шкафчик и туалетный столик с маленьким креслом. У противоположной стены пыхтела жаром еще теплая замысловатая печка, покрывались каплями воды несколько деревянных ведер и тазиков, а также гудела непонятная Сонхва конструкция для подачи воды. Пол был устлан бежевым ковром с коротким ворсом, а вдоль всей стены с окном тянулись оранжевые шторы.       Ему было неловко просить Ёнджэ готовить для него воду, но, смотря на странную печку и несколько труб и краников на стене, он понимал, что сам, вероятно, устроил бы потоп или же пожар, нежели спокойно умылся. Мысленно он попросил у своего стражника прощения, абсолютно уверенный, что тот, идя к нему на службу, не был готов к тому, чтобы набирать капризному герцогу с амнезией горячую ванну. Сонхва зашторил окно, перед этим предварительно открыв одну створку, и, раздевшись, окунулся в теплую, пахнущую цветами воду. Горячий пар вскружил голову, и юноша не сразу услышал, как его зовут по ту сторону двери.       — Господин, вы в порядке? — голос Ёсана звучал обеспокоенно, но тут же раздался облегченный вздох, когда Сонхва неосторожно хлопнул ладонью по поверхности воды.       — Ты уже вернулся? — удивленно спросил он.       — Только что. Пришел показаться на глаза Ёнджэ и сказать вам, что спущусь за завтраком. Или обедом, — растерянное бормотание камердинера вызвало на лице Сонхва улыбку. — Я подготовлю вашу одежду, так что не спешите.       — Хорошо, — довольно отозвался Сонхва, пальцем лопая плавающий у края ванны пузырь.       Расслабленное сознание унесло, возвращая вчерашний день в воспоминания. Осматривая богатое убранство ванной комнаты, вспоминая интерьер спальни, обращение людей к нему, Сонхва не мог принять то, что это все его. Смотря на себя в зеркало, юноша видел того же парня, каким он был в сером прибрежном городке. То же лицо, глаза, губы, нос, то же строение тела и даже шрамы. Но насколько же они с герцогом Паком были разные.       — Вы родились и выросли в Ан-Холде, в поместье хозяина дома Аллеитов. Вашего отца звали Пак Юнги. Всю жизнь он провел на службе при дворе и был уважаемым чиновником. Ваша мать Чон Юри и канцлер происходят из дома Лигменов, что на юге. К сожалению, я не застал вашу матушку при жизни. Когда я появился в вашем доме, она уже скончалась от затяжной болезни. Однако все слуги поместья называли её удивительной женщиной. Рожденная в семье простых торговцев, она посвятила себя искусству и стала чудесным скульптором. Полагаю, что свою любовь к живописи вы переняли от неё.       Сонхва грустно вздохнул. Оказаться в мире, где ты сирота, и не помнить даже лиц своих родителей. Что может быть ужаснее этого?       — Ваш отец погиб во время войны с Барлеасом в год, когда вам исполнилось четырнадцать. Почивший царь отдал ему дань уважения, как своему близкому другу, верному чиновнику и герою, и даровал вам титул герцога и канцлера в таком раннем возрасте, когда по закону наследовать пост можно только с совершеннолетия. В ваш восемнадцатый день рождения вы отказались от должности канцлера в пользу дяди и полностью погрузились в изучение живописи. Мы с вами много путешествовали. Вас брали в ученики самые талантливые художники не только в нашем царстве, но и, кажется, во всем мире. Сейчас вы и сами можете похвастаться тем, что ваши работы украшают стены царского дворца.       Сонхва больно прикусил губу, вспоминая благодарность автора детских сказок Ли Минхо, в которой он обращался к своему другу и иллюстратору, чьё имя было идентично имени Сонхва. Как вообще книга из этого мира попала к ним? Это казалось невозможным и чем-то фантастическим.       Умывшись, реставратор облачился в длинный махровый халат и наскоро расчесался лежащей на туалетном столике расческой. Непонятно, зачем он вообще был здесь, ведь Сонхва - мужчина, и макияж и пышные прически ему не требовались. Возможно, эти покои ждали другого хозяина, желательно женского пола. Интересно, как вообще отреагировал народ на весть, что их новообретенный царь в избранники берет другого юношу? А как же вопрос о наследниках?       Открывая дверь и впуская в спальню сизое облачко пара, он сразу же задал камердинеру этот вопрос. Ёсан, что в другой части комнаты занимался сервировкой стола, слегка опешил от чужого напора.       — Ваша свадьба была скоропостижным решением, чтобы укрепить положение только коронованного правителя, — с долей сожаления поведал он, выходя из-за арки. — Признаться, народ был обескуражен, услышав эту новость. Государю сватали множество принцесс и знатных дам, однако решающим фактором все же было совпадение их гороскопов, и ни одна из кандидаток этот тест не прошла. Только барышня Ха Суён, наследная принцесса Вильверы, в той или иной степени подходила по положению звезд. Однако, насколько мне известно, внутренний двор был против такого союза. Подробности мне неизвестны, прошу прощения. И когда поступило предложение о брачном союзе между Элеардом и Манорой… Совет четверых всерьез обсуждал брак государя и барышни Чон Джинсоль, но тогда от какого-то чиновника поступило предложение рассмотреть не только девушек нашего царства, но и юношей. Мол, сейчас важнее укрепить власть правителя, а не думать о наследниках, — бровь Сонхва нервно дернулась на этих словах. — В результате внутренний двор нашел кандидата, подходящего по всем параметрам, начиная возрастом и заканчивая гороскопом.       — Меня.       — Да, господин. Вас.       Сонхва сморщил нос. Это ж надо было герцогу Паку уродиться с такой чудесной родословной и положением звезд на небе. Любопытно, как он воспринял эту новость. Был ли герцог предрасположен к любви между мужчинами или считал это аморальным? У Сонхва весть о том, что он замужем за мужчиной, вызвала двоякие чувства, однако не сказать, что он был сильно зол или расстроен. Скорее сбит с толку, поскольку за свои недолгие годы жизни он может и познал прелести отношений сполна, но никогда не рассматривал себя в такой стезе, хоть и не испытывал при этом отвращения.       Но, судя по собственному присутствию во дворце, герцог от свадьбы не окрестился и согласился связать себя узами брака с царем.       — Манора восприняла это как личное оскорбление и выстроила свои войска вдоль наших границ, — вбил последний гвоздь в крышку гроба Ёсан. — Сейчас дом Аллеитов находится в военном положении.       Сонхва дерганым движением почесал бровь. Что ж, его любопытство было утолено. По крайней мере, от него не ждали чуда в лице розовощеких широкоглазых карапузов.       Под строгим надзором Ёсана реставратор быстро пообедал поздним завтраком и вернулся в спальню. Распаренный после ванны и подгоняемый интересностью вопросов в своей голосе Сонхва не сразу заметил стоящую перед кроватью массивную вешалку. А когда увидел, то замер от восхищения.       — Это что? — промямлил он, быстро сглатывая накопившуюся во рту слюну.       Ёсан за его спиной задорно фыркнул.       — Ваши одежды.       Сонхва неловко зачесал челку наверх, все не смея отвести восторженного взгляда от его сегодняшнего наряда. Он никогда в жизни не надевал ничего настолько изысканного и не ожидал, что когда-нибудь вообще сможет.       Ёсан тихонько передвинул ширму, пряча за ней зеркало, и обернулся, замирая в ожидании. Только Сонхва открыл рот, чтобы сказать, что оденется сам, как взгляд зацепился за количество замков и затяжек. Конструкция была еще более запутанная, чем система подачи воды в ванной. Заметив смятение в чужих глазах, камердинер подбадривающе улыбнулся.       — Я помогу вам.       — Только в этот раз. Покажешь, как все это должно надеваться и выглядеть, а потом я сам.       Ёсан незаметно закатил глаза и, естественно, не сказал, что у его господина наряды меняются каждый день.       Когда ширма торжественно была сложена, Сонхва взглядом прикипел к своему отражению в зеркале. Его слегка смуглая кожа казалась темнее из-за изысканной белой рубашки. Рукава были широкими и легкими, а манжеты узкими, мягко обнимающими запястья. Ткань на локтях и воротнике переливалась отделкой из шелковой вышивки. Поверх плотно сидел жилет изящного темно-зеленого цвета с узором в виде золотых птиц. Глубокий вырез открывал взгляду перламутровые пуговицы блузки. Темные брюки на высокой посадке тонко подчеркивали неестественную для мужчин узкую талию. Не видные глазу, но слышные при ходьбе камушки, что висели на тонкой цепочке на щиколотке ботинок, прятались за длинными штанинами.       Ёсан довольно улыбнулся, наблюдая выражение полного поражения на лице своего господина. Осторожно подтолкнув того в спину, он опустил Сонхва в стоящее неподалеку кресло и быстро привел его волосы в порядок, зачесав челку наверх и оставив пару прядей свободно свисать на лоб. Затем он вытянул из шкафа увесистую шкатулку и раскрыл её, являя глазу содержимое.       — Хотите выбрать украшения?       Сонхва долго рассматривал неимоверное количество драгоценностей, что бережно удерживали руки его камердинера. Взгляд сразу упал на жемчужное ожерелье с рубином. Слишком массивное и женственное, оно вызвало некую тоску в груди. Ёсан заметил, как герцог невесомо провел пальцем по красному кристаллу, и тяжело вздохнул.       — Ожерелье вашей матери.       Сонхва печально улыбнулся. Вот оно что. Поэтому ему при взгляде на это украшение было так грустно.       — После свадьбы вы, как член правящей династии, сможете, наконец, надеть его.       Багрово-алый цвет был цветом царской семьи, и носить его не мог никто, кроме них.       Сонхва вяло отмахнулся, ощущая давление золотистого шарика меж собственных ключиц. Ёсан понимающе кивнул и отставил шкатулку обратно в гардероб.       — Чем хотите заняться сегодня? — бодрым голосом спросил камердинер, наскоро наводя порядок в спальне.       Сонхва поджал губы. Он жаждал посетить оранжерею, в которой герцог Пак отравился, чтобы начать хоть с чего-нибудь свое возвращение домой. Просить об этом измученного тревогами за господина Ёсана не хотелось, но и откладывать дело в дальний ящик было нельзя.       — Понятия не имею. А чем я занимался до этого?       Камердинер задумался.       — Мы с вами прибыли во дворец всего неделю назад, поэтому не могу сказать, что у вас здесь было много увлечений. В основном вы готовились к свадьбе и гуляли по замку. А еще занимались изготовлением учебной и художественной литературы для детского пансионата. Вы не помните, но не так давно в Ан-Холде вы открыли школу для детей-сирот.       Заметив, как камердинер подбирает стопку книг в руки, Сонхва воодушевился. Не обязательно ведь просить слугу отвести его прямиком к оранжерее.       — Можешь показать мне дворец? — попросил он. — Кто знает, вдруг я что-нибудь вспомню в этих коридорах.       Ёсан довольно улыбнулся.       — Конечно.       Дворец правящей династии Элеарда был огромен. Расположенный на возвышенности, он скрывался за высокой защитной стеной и по утрам тонул в тумане. Подъем в гору был крутой, а из высоких смотровых башен как на ладони проглядывались нежданные посетители. Петляющая от ворот в Юмей дорога закручивалась по лесу и вела к широким вратам в центральной башне, где под крышей висел огромный сигнальный колокол. Наверху каждой угловой башни на ветру развевался флаг с гербом царства.       Дворец состоял из двух замков. Они располагались друг напротив друга и соединялись общим открытым вестибюлем и подвесным коридором. Между ними были огромные аллеи с фонтанами, множеством лавочек и потыканных в землю вдоль дорожек деревьев и фонарей. Больший замок назывался Подлунным дворцом, и именно здесь находились покои правящей семьи, библиотеки, галереи, комнаты приема, кабинеты и бальные залы, а также апартаменты для гостей и чиновников. Башни тянулись высоко в небо, а их пики, казалось, могли проткнуть облака. Самая высокая называлась Астрономической башней. Второе строение, Земной дворец, отводился для слуг и стражников. Несмотря на довольно низкий ранг и статус проживающих в этом месте людей, здесь все равно можно было найти богато обставленные галереи, комнаты отдыха и библиотеки.       На территории дворца прямо у защитных стен находилась конюшня. Там же расположились задние ворота, через которые без проблем можно было покинуть двор и выехать в лес. Несмотря на то, что эта часть горы была обрывистая, врата все же хорошо охранялись так, что и муха мимо не прошмыгнет. Замки огибали множественные садики, что носили свое, посвященное определенной звезде название. Всюду на солнце сверкали мраморные крыши беседок, шелестели листья на кустах лабиринта. Глубоко во дворе нашли свое место теплицы, покрытые конденсатом.       Сонхва с трудом удерживал вечно норовящую съехать вниз челюсть и делал максимально непринужденное выражение лица, прекрасно зная, что глаза выдают его с головой. Когда он был в младшей школе и впервые поехал на свою школьную экскурсию, ощущения были такие же. Ёсан, шедший по левую руку, очень тихо, стараясь не привлекать к себе внимания, рассказывал о предназначении комнат, куда какой коридор ведет и как не заблудиться на дорожках в саду. Он действительно старался, однако, даже если слуги и не слышали, о чем идет разговор, это не мешало им абсолютно бессовестно сверлить Сонхва взглядами, словно он экспонат в музее. Следующий за ними по пятам Ёнджэ периодически зло покашливал, из-за чего снующие тут и там горничные испуганно дергались и тут же отворачивались.       Сонхва обреченно вздохнул. Ему абсолютно не нравилось такое пристальное внимание к своей персоне. Слуги смотрели на него испытующе, словно гадали, реальный он или просто мираж.       — Не обращайте внимания, господин, — миролюбиво сказал Ёсан. — Люди все еще не могут привыкнуть к тому, что такой человек, как вы, войдет во внутренний двор.       — Такой, как я - это плохо? — поднял брови Сонхва.       — Напротив. Вы слишком хороши для этого места.       Сонхва не нашелся, что на это ответить. Ощущая, какая давящая атмосфера повисла над ними, он поспешил разрушить молчание и уцепился за первую промелькнувшую в голове мысль.       — Мне кажется, они не столько Ёнджэ пугаются, сколько тебя.       Ёсан дерзко хмыкнул.       — Разумеется. Я - камердинер будущего супруга царя. Даже если бы ваш брак не состоялся, и вы бы были просто гостем во дворце, я, как личный слуга, стою выше по положению тех, кто просто драит мраморные стены, сгребает листья или полощет белье, — намеренно говоря громче, он окинул презрительным взглядом двух греющих уши девушек в конце дорожки. Одна из них неловко уронила корзину с тем самым бельем и стыдливо покраснела.       Сонхва поджал губы, чтобы не дать гордой улыбке растянуться по лицу. Ему наконец-то стали ясны те слова, что он услышал вчера, только проснувшись в незнакомом месте и выглянув на балкончик. Его камердинер и правда страшен в гневе и одним взглядом готов обратить в кучу пепла. Реставратор рад, что именно Ёсан был с ним рядом.       Обогнув лабиринт, юноши вышли на заднюю часть двора, где все сплошь и рядом было усыпано зеленью. Над широкими пышными кронами деревьев на солнце блестела стеклянная куполообразная крыша. Сонхва тут же воодушевился, поняв, что это и есть оранжерея. Он постарался придать своему лицу незаинтересованный вид, когда они с нахмурившимся Ёсаном и тихо плетущимся следом Ёнджэ подходили к ней ближе. На входе стояло двое одетых в форму дворцовой гвардии солдат. В отличие от мундира личной стражи герцога Пака у них вместо звезд была красивая золотая вышивка на лацканах и герб Элеарда на пряжке ремня и шевроне. При виде Сонхва они коротко поздоровались и смиренно склонили головы. Юноша воспользовался этим, чтобы бегло осмотреть оранжерею. Она была наглухо закрыта, через запотевшие стекла кое-как проглядывались очертания многообразия растений, обосновавшихся внутри.       — Я хочу войти внутрь, — нетерпящим возражения голосом заявил реставратор, когда подошел к двоим вытянувшимся по струнке стражникам. Сзади встревоженно зашептался Ёсан.       — Простите, господин Пак, — тут же отозвался один из них. — Государь велел никого внутрь не пускать.       Разумеется, Сонхва знал это, но он не собирался так просто упускать возможность, хоть и довольно слабую, вернуться домой.       — Я правильно сейчас понял, — намеренно растягивая гласные и играя на нервах стражи, протянул он. — Что ты мне перечишь?       Ёсан о герцоге Паке вещал только хорошее. Что он был учтив, вежлив и сговорчив с мужчинами, обходителен и приветлив с женщинами, никогда не ругался, не позволял дурному тону промелькнуть в своих словах и вообще вел себя как очень сдержанный и благоразумный человек. Подобное злоупотребление своей властью, вероятно, очень обескуражило и взволновало стражу, раз тот, который посмел отказать в воле герцога, гулко сглотнул и еще ниже склонил голову.       — Ни в коем случае, господин. Просто… приказ государя…       — Ну, а я жених государя, — прервал его лепетания Сонхва, сцепляя пальцы в замок за спиной, чтобы не показывать чужому взгляду, как сильно он дрожит. Он и так все силы вкладывал в то, чтобы его голос звучал ровно и не срывался на писк. Он намеренно не оборачивался, чтобы ненароком не поймать взгляд Ёсана, который точно сбил бы с него всю спесь. — И ты думаешь, что моё слово ничего не значит?       — Простите его, господин Пак, — вмешался другой стражник. — Он сказал, не подумав. С момента несчастного случая с вами оранжерея была закрыта на тщательную проверку и ликвидацию яда. Государь опасался, что кто-нибудь еще может отравиться, поэтому ограничил доступ внутрь.       — Кто-нибудь еще отравился?       — Нет, господин. Следы яда так же были устранены.       — Тогда и нет причин не впускать меня внутрь, разве нет?       Чудесно, Пак Сонхва, только второй день в этом мире, а ты уже идешь против слова правителя и своего будущего мужа. Что он надеялся найти в этой оранжерее?       Возможно, это и правда был просто выстрел в небо, который ничего ему не даст. Заметив, как сомневаются стражники, Сонхва уже хотел отступить, как они внезапно распахнули стеклянные двери и разошлись в стороны, опуская взгляды в землю. Юноша тут же воспользовался шансом и ступил внутрь. Каким-то шестым чувством он знал, что Ёсан и Ёнджэ за ним не пойдут, и был им за это благодарен. Конечно, эти двое не имели таких прав ослушаться слова государя, как Сонхва. Впервые он возрадовался своему новоиспеченному статусу. Ему бы не хотелось иметь свидетелей.       Воздух внутри оранжереи был влажным и тяжелым комом оседал в легких. Дышалось с трудом, будто Сонхва стоял на улице, где только-только прошелся страшный ливень. Дорожка оранжереи была мокрая из-за конденсата и расходилась в две стороны перед искусственным прудиком, огражденным кустами, и над которым раскинулась длинная лиана. Снаружи оранжерея уже выглядела внушительно, что уж говорить внутри. Высотой в два этажа, она имела вход не только с улицы, но и со стороны дворца, к которому стояла впритык. Между каменными балками раскинулись железные трубы для подачи воды. Подвешенные на цепи под стеклянным потолком горшки с неизвестными Сонхва растениями слегка покачивались. Медленно, слыша шорох мокрого гравия под ногами, юноша ступал глубже в зеленый сад. Он обогнул пруд и прошел между рядами невысоких деревьев, чьи ветви печально шевелились от задуваемого из открытой двери ветра. За кустовым ограждением нашла свое место необычная конструкция. Кованые из меди металлические подставки для цветов выстроились в круг и сверху связались длинной лозой, свисающей у входа в импровизированную беседку.       В центре стоял необычной красоты белоснежный рояль. Резная крышка была закрыта, пряча клавиши от оседающей влаги. Сонхва в потрясении замер, не ожидая увидеть инструмент в таком месте. Невесомо проведя ладонью по холодной поверхности фортепиано, юноша присел на краешек низкого стула и уныло вздохнул.       Ничего. Он ожидал хотя бы какой-то головной боли, шума в ушах, картинок чужих воспоминаний вместо вздергивания за воротник и возвращения домой, а в итоге… Он просто сидит в глухой оранжерее, где чуть не погиб совсем недавно, и понятия не имеет, что делать дальше. Что еще может связывать этот мир и реальный?       Сонхва не знал, сколько времени он тут просидел, просто глубоко вдыхая мокрый воздух и слушая шорох листьев, но отчего-то нахождение в оранжерее его успокаивало. Почти так же, как когда он, только пробудившись ото сна, выбежал во двор и спрятался в саду. Мнимое ощущение безопасности тепло обволакивало истерзанное думами и переживаниями сердце. Кажется, герцога Пака с этим местом связывают приятные воспоминания.       — Я знал, что только один человек рискнет воспользоваться своим положением, чтобы ослушаться моего приказа.       Чужой голос отскочил от стеклянных стен и влился в уши Сонхва переливчатым звоном, заставляя от неожиданности дернуться. Сидя у пианино за кустовым ограждением, он не видел вошедшего в оранжерею, но уже знал, кто это, а потому и не смог бы при всем желании остановить волну трепетания, что вздернула его нервные окончания. С замершим в горле вздохом он молча ждал, пока царь подойдет ближе, потому что сам выходить он не собирался. По спине пробежался холод, а кожу под лопаткой словно припекло.       Звук шуршащего под подошвой камня был сродни шелеста выстилаемой дороги в ад. Сонхва поднял голову, глядя на правителя со смесью страха и благоговения. Его будущий муж был молод, слишком молод для правителя. Его юношеское утонченное лицо еще не посуровело из-за тягот и тревог за собственное царство, черные, как агаты, глаза глядели с прищуром, а уголок обветрившихся губ был призывно вздернут, свидетельствуя о неудавшейся попытке сдержать усмешку. Идеальный пробор темных волос был нарушен нервным движением ладони, зачесавшей челку наверх. Скользнув взглядом ниже, Сонхва отметил крепость чужого тела, то, как плотно черная рубашка обволакивала плечи и грудь, а серые брюки подчеркивали мощь накаченных явно от верховой езды ног. Одна рука была свободно пристроена на бедре, а с предплечья свисал красный с золотом пиджак.       Если у Сонхва еще оставались сомнения по поводу личности прервавшего его размышления гостя, то при виде этого элемента одежды они напрочь отпали. Носить алый в Элеарде были достойны только члены царской семьи. Окинув захмурневшее лицо цепким взором, Сонхва задумался, а как на этом человеке смотрится корона. Царь весь благоухал благородством и статностью, но было в нем что-то от дворового мальчишки, которого подобрали в доме пекаря, вымыли и усадили на трон.       — Наконец-то я нашел тебя, — хрипло произнес мужчина, на что Сонхва невольно повел плечом. — И чего тебе в своих покоях не сидится?       Недовольство в чужом голосе заставило реставратора нахмуриться.       — Я просто вышел прогуляться и подышать воздухом, как того рекомендовал лекарь, — отозвался он, делая свой голос максимально небрежным. — А еще хотел проверить.       — Что проверить?       — Правда ли вы приказали срезать все цветы. Такие радикальные меры.       Неожиданно, но царь хохотнул, прижимая кулак к губам. И хоть смешок звучал задорно, в его глазах не было ни капли теплоты.       — А я-то думал, что ты снова пришел обустраивать своё гнездо. Яд змеи на неё саму ведь не действует.       Сонхва от неожиданности даже рот приоткрыл. Он всего ожидал от первой встречи со своим будущим мужем, но к такому холодному отношению и язвительности не был готов.       — Я не понимаю, о чем вы говорите, — нервно пробормотал он и поднялся на ноги с намерением обойти царя и избежать этого напряженного разговора.       — Конечно, ты не понимаешь, — издевательски протянул мужчина и ступил в сторону, преграждая путь. Сонхва смотрел куда-то ему в плечо, ощущая жгучий взгляд на собственном лице. — Ты же так превосходно играешь, меняешь свои роли, словно актер в театре. Но все же утоли моё любопытство: насколько дорого тебе обошелся этот спектакль с отравлением?       Реставратор недоуменно моргнул и прищурился. Он видел, как чужие губы шевельнулись.       — Я только одного не понимаю, — царь цокнул языком и скрестил руки на груди. — Почему ты провернул эту аферу сейчас, а не после свадьбы? Знаешь, когда бы нас окольцевали, ты бы с легкостью мог переложить бремя ответственности на меня. Разве это не то, чего вы добиваетесь? Или надеешься сыграть на жалости к себе? Какое лицемерие. Не бери на себя так много, дорогой жених, а то подавишься собственным хвостом.       С каждым вылетающим изо рта государя словом Сонхва терялся все больше. Страх и трепыхание, которые он ощутил в первые секунды появления будущего мужа, испарились, оставляя после себя вязкое ощущение пустоты, которое заполнялось волной непонимания и приправлялось злостью. Сработали защитные механизмы. Юноша не понимал, в чем его обвиняли и зачем вообще говорили подобное, однако с очевидной четкостью осознал, что их отношения с царем далеки от хотя бы обывательских, отношений двух живущих под одной крышей людей. Человек напротив абсолютно не скрывал враждебного настроя к своему жениху.       — Позвольте, мой царь, — на всю оранжерею раздался звучный строгий голос. Сонхва видел, как ухмылка резко испарилась с чужого лица, и не мог не возрадоваться такой перемене. Теперь он не один чувствовал себя неуютно, и это тешило самолюбие. — Как вы и сказали, змеиный яд на саму змею не действует, но не в том случае, если её не попыталась отправить другая.       Бровь государя дернулась, и он, окинув Сонхва озлобленным взглядом, резко обернулся, встречая канцлера таким же пышущим огнем в глазах. Реставратор не мог не поразиться тому, как стойко Чон Джонхан выдержал этот напор, не изменившись в лице.       — На каждую тварь найдется свой яд, господин канцлер.       — Вы правы. Но извольте действовать разумнее, если не хотите сами пригубить отравы на язык.       Сонхва буквально кожей ощущал молнии, которыми сверкал воздух в оранжерее.       — Знаете способ еще проще избавиться от змеиного логова? — хмыкнул царь, слегка склоняя голову на бок. — Сжечь его.       — Повременим с пожаром, государь, — учтиво произнес Чон Джонхан. — Вас уже заждались в Зале советов.       — Неужели? Так ли сильно там требуется моё присутствие, если вы уже все сами решили?       В ответ на молчание канцлера правитель резким движением набросил на себя пиджак и быстро покинул оранжерею, не удостоив более Сонхва вниманием. Тот облегченно выдохнул, когда яркий алый пиджак исчез из его поля зрения. Только тогда он понял, что невольно задержал дыхание.       — Замечательное у вас выдалось знакомство. Что он сказал тебе? — спросил Джонхан, пронизывающе оглядывая племянника с головы до ног.       Сонхва угрюмо поджал губы.       — Кажется, он уверен в том, что я… пытался отравить себя сам.       Дядя задорно хмыкнул.       — Какое интересное предположение.       Реставратор провел ладонями по предплечьям, словно в попытке сбросить с себя ту самую змеиную кожу. Слова царя поселили сомнения в его душе.       — Я правда мог это сделать?       Джонхан приподнял брови и воззрился на юношу с таким пренебрежением, словно он сказал самую наиглупейшую шутку в мире.       — Наш царь избалован и чрезмерно осторожен, — канцлер ступил ближе и в ободряющем жесте сжал чужое плечо. — В каждом нашем действии он видит угрозу для себя. Даже покушение на твою жизнь он расценил, как попытку нашего дома выставить его в дурном свете. Тебе не следует обращать столь много внимания на его выходки. Он ведет себя как ребенок, поскольку слишком долго был отрезан от двора. Его коронация была скоропостижной из-за внезапной гибели царя Ким Донмина. Царь еще юн и не привык к своим новым обязанностям. Вам обоим еще предстоит влиться во внутренний круг и прочувствовать то, что мы пытаемся возвести, а потому я призываю тебя быть терпеливее.       Сонхва невесело улыбнулся. Вероятно, ему действительно придется набраться терпения, ведь поход в оранжерею его возвращению домой никак не поспособствовал. На данный момент более никаких догадок и зацепок у юноши нет, а потому ему придется в самом деле вливаться во внутренний круг, учиться быть герцогом и мужем…       — Как его имя?       Канцлер хмыкнул.       — Ким Хонджун. Великий царь, благословленный звездой Антарес.       Сонхва тихим шепотом повторил услышанное имя, пробуя его на язык. То ли ощущение было фантомное, то ли чужое имя действительно горчило.       — Пойдем, — неожиданно позвал канцлер. — Ты тоже должен присутствовать на Совете. Покажи этим прихвостням, что с тобой все в порядке, и ты готов побороться за свое место.

      ♛♛♛

      Зал советов был огромным помещением с широкими витражными окнами и двумя массивными креслами с красной бархатной обивкой, перед которыми расположился стол на выкованных из золота ножках. Изящные колонны тянулись к потолку, а между ними были протянуты декоративные ленты. Дорога к тронам была устлана мягким ковром, вдоль которого выставили несколько кресел. Две закругленные лестницы у стен вели на второй этаж, где можно было выйти на открытый балкон и полюбоваться залом сверху. Сонхва полагал, что здесь так же проводились различного рода балы и банкеты.       Юноша искренне не понимал, зачем его позвали на это сборище, если о его присутствии здесь даже не упомянули. Ему коротко поклонились, когда реставратор вошел в зал вслед за дядей, и не более. Кроме того, его хоть и посадили на почти его законное место по левую руку царя, но при этом оградили от чужих глаз высокой ширмой из струящейся золотистой ткани, как невесту перед замужеством. Ёсан рассказал, что это обязательная процедура перед свадьбой и священными обрядами. Алая нить больно впивалась в запястье под косточкой.       Зато, пока эти занятые обсуждением своих царских вопросов деловые мужчины беседовали между собой, Сонхва, хоть и с прищуром, кое-как через полупрозрачную ткань, но смог их рассмотреть и даже отложить некоторых в своем сознании. Особенно внимательным он был к представителям трех других домов власти. Они сидели прямо в начале ряда, поближе к постаменту с царскими тронами. Самым говорливым был Ли Чунхо, министр из дома Лигменов. Внешне и по голосу казался вполне себе молодым, но без устали ворчал и теребил кожаный пояс, выставляя напоказ свой именитый герб со щитом и стрелами. Ему в противовес не жалел слов генерал из дома Эфирдов Ким Минджун. Разодетый в синий военный мундир, он то и дело хватался за сброшенный на кресло в порыве дикой дискуссии пистолет и размахивал им, из-за чего все стоящие на ногах низшие чиновники испуганно приседали и прикрывали головы. И только Хван Чансон, министр из дома Барманов, весь Совет провел в молчании. Он сидел с гордо поднятой головой и чинно сложенными на коленях руками, но при этом на лице его блуждала ребяческая улыбка, что тут же рушила образ надменного гордеца.       Чон Джонхан стоял чуть правее от постамента, ни разу не присев в специально отведенное для него место. Его серьезный, холодный и рассудительный тон действовал тонизирующе на разбушевавшихся в спорах советников, и те сразу же становились покорными, словно их как диких животных пригладили по загривку.       И в центре всего этого балагана, рассевшись в собственном троне и пристроив голову на ладони, был Ким Хонджун, который наблюдал за происходящим с легкой усмешкой. Было ощущение, что он пришел цирк посмотреть, а не участвовать в собрании.       Сонхва, окинув его задумчивым взглядом, подумал, что они с царем тут и не нужны. Советники отлично справлялись и без них. Ладно он, герцог Пак еще не вошел официально во внутренний круг и присутствовал здесь на каких-то птичьих правах. Но что с Хонджуном? Разве он не царь? Где же его авторитет? Даже собрание было начато не с его слова, а с веления канцлера. До объявления своего статного дяди Сонхва думал, что умрет от головной боли, все расцветающей из-за гула, стоящего в холле. Но стоило только Чон Джонхану громко хлопнуть в ладоши, как все тут же затихли.       Сонхва вздохнул и откинулся на спинку кресла, устав держать осанку. Все равно его никто не видит, даже солнечный свет падает так, что из-за ткани с той стороны будут видны только очертания трона. Повернув голову, он встретился взглядами с Хонджуном. Царь только дернул бровью и снова обратил свое внимание на чиновников. Сонхва еле сдержал фырчанье. Он, сидя за ширмой, пытался держаться благородно, а этот, будучи на виду, так фривольно раскинулся, даже ногу на ногу закинул. Ему только сигары в зубах и бокала вина в руке не хватало для полноты картины.       Сонхва решил воспользоваться моментом, пока о его скромной персоне позабыли, и как следует подумать. Краем глаза он следил за умиротворенным выражением лица Хонджуна и гадал, что же такое могло случиться в их отношениях, раз царь был настроен настолько негативно к своему супругу. Сонхва не собирался становиться легкой мишенью.       — Значит, на этом вопрос исчерпан, — эхом раздался голос канцлера по тронному залу. — Я займусь его решением в скором времени.       И снова ни словечка в сторону Хонджуна.       Сонхва не знал, как на это реагировать.       — Благодарю вас, господин канцлер, — кротко поклонился Ким Минджун и, наконец-то, опустился в свое кресло, возвращая несчастный пистолет на пояс.       — Что же мы будем решать по поводу ритуала омовения?       Сонхва с трудом подавил зевок и откинул голову, разглядывая изысканную роспись на потолке. Интересно, сколько времени художник потратил, чтобы запечатлеть под куполом все звездное небо? Не нужно было даже дожидаться ночи, чтобы полюбоваться ими, достаточно прийти в Зал советов и поднять свои глаза в небо. Юноше не составило труда отыскать своего родного Овна, хотя он вообще не разбирался в звездах и их положениях.       — Нечего решать, министр Чхве, — сказал канцлер. — Герцог Пак займется ритуалом так, как и положено по традиции перед свадьбой.       Сонхва от неожиданности вздрогнул, услышав упоминание про себя в разговоре. Подобравшись, он скосил глаза и снова столкнулся взглядом с Хонджуном. Но на этот раз из его будущего мужа будто пропала вся веселость и небрежность, он сел ровнее, и даже выражение лица заострилось.       — Мне казалось, мы с вами это обсудили, канцлер, — нахмурился он, чуть наклоняясь корпусом вперед. Чиновники, будто только сейчас вспомнив о присутствии царя в комнате, зашушукались, при этом почтенно опуская глаза в пол. — Сонхва пережил потрясение, ему требуется время на восстановление, а традиции могут и подождать.       Сонхва сам не заметил, как согласно закачал головой. Он понятия не имел, как проводится ритуал. Его желание максимально оградиться от дел двора все еще было в силе. Конечно, он прекрасно понимал, что если не успеет вернуться домой, то так или иначе придется пройти через этот этап посвящения во внутренний двор, но срывать такой пластырь сейчас было бы слишком смелым решением даже для Сонхва.       — Я согласен с государем, — неожиданно для всех заговорил Хван Чансон, хранивший молчание за все время собрания. — Герцог Пак только пришел в себя. Заставлять его проходить через ритуал омовения, поклонение предкам, предстать пред народом было бы кощунством с нашей стороны. Все это требует много сил и времени, а до свадьбы еще без малого неделя.       Сонхва видел, как напряженная хватка пальцев Хонджуна на подлокотниках чуть ослабла. Царь явно почувствовал облегчение, получив поддержку от советника. Это вызывало недоумение. Поведение Хонджуна и его отношение к жениху наводило на мысли, что он абсолютно не хочет видеть герцога своим супругом, а потому может пойти на все, чтобы предотвратить помолвку.       — Ко дню свадьбы герцог Пак действительно оправится и будет готов, но в народе уже ходят слухи, — недовольно изрек Ким Минджун. — Мы не можем больше затягивать. Посещение Собора и преклонение коленей перед алтарем царской династии должны свершиться как можно скорее.       — Люди переживают, что герцог Пак все еще не омыл руки? — насмешливо фыркнул Ли Чунхо. — Можем ли мы считать это знаком свыше, что он недостоин быть супругом государя? Следует ли нам оставить его в качестве наложника, чтобы слухи не поползли дальше?       В тронном зале повисла напряженная тишина.       Сонхва поджал губы, чувствуя, как яростная волна омывает его ребра. Он был и зол, и обескуражен, и напуган. Советники обсуждали его так, будто герцога в зале и в помине не было, обдумывали, пустить ли его по дороге традиций дальше или отправить восвояси. Они с легкостью руководили тропой его жизни, будто он ничего не стоил.       Они решали, стать ему консортом или запереть, как Рапунцель, в башне, пока царь, питающий к нему противоречивые чувства, не соизволит навестить несостоявшегося супруга.       Лицо Сонхва посерело. Он с усталым вздохом сжал в пальцах вложенную Ёсаном в его ладонь на удачу монетку. На одной стороне был герб Элеарда, а на второй красовалось созвездие Ориона. Юноша крутил её то одним оборотом, то другим так же, как советники бросались рассуждениями о его будущем. Словно он пешка на шахматной доске. Как никогда сильно захотелось домой. Ему все это было чуждо. От бессилия хотелось плакать.       Так сильно сжав монету в ладони, что её края больно впились в кожу, Сонхва уныло нахмурился. Он повернул голову на копошения сбоку и обжегся о яростный огонь в глазах Хонджуна. Он смотрел странно, с примесью сожаления, но при этом грозно и укоризненно. Сонхва не мог позволить себе показать слабость перед этим человеком, поэтому лишь дернул бровью и невозмутимо отвернулся.       — Министр Ли, ваш комментарий довольно неуместен, — грозно осадил чиновника канцлер. — В свете нынешних событий, когда преступник не был пойман, я советовал бы вам не разбрасываться такими словами, если не хотите попасть под подозрение.       Ли Чунхо горделиво вздернул подбородок, но Сонхва видел, как его пальцы сильнее впились в кожаный пояс.       — Государь, — неожиданно обратился Джонхан к царю, разрывая тонущую в холоде тишину. — Мы не можем допустить, чтобы нелицеприятные слухи о вашем браке вылились за границы царства. Народ может говорить, что хочет, но нам важно показать нашим соседям силу вашего положения. Вы слишком долго пробыли в открытом море, вдали от царских дел. Как только герцог Пак омоет руки, мы сможем принять делегацию из Ирлеса и положить конец чужим домыслам.       Сонхва невольно передернул плечами, сбрасывая охватившее его тело сковывающее напряжение. Чон Джонхан говорил медленно, растягивая губы в милостивой улыбке, но при этом его слова были тверже, острее и прямее, чем его осанка. Острые грани ранили, вспарывали кожу и пускали кровь. И реставратор осознал, что именно здесь происходило.       Встретившись с Хонджуном лицом к лицу, он испугался. Тот был как яростный тигр, готовился вспороть ему горло и придавить к земле, напоминая, где его место. Он вальяжно, не боясь предрассудков и чужого мнения, раскинулся на троне посреди важного собрания, делая вид, что его это не заботит, и позволил чиновникам самостоятельно решать все вопросы.       Позволил ли?       Свирепый зверь оказался крошечным котенком под каблуком канцлера.       Его показушная беспечность была прикрытием для мальчишки, чье положение придавлено более сильным противником.       Так ли сильно там требуется моё присутствие, если вы уже все сами решили?       Сонхва этот аспект истории был вполне знаком: слабый правитель прятался за спиной куда сильного советника, но не похоже, что это полноценно их случай.       Ким Хонджун, может, и был царем, но вся власть была в руках Чон Джонхана, собравшего вокруг себя прочный оплот силы за долгие годы службы канцлера. То, как советники умолкали, стоило ему заговорить. То, как царь не смел раскрыть рта и вставить слова против. Даже попробуй он решить вопрос о введении Сонхва во внутренний круг путем голосования, было абсолютно очевидно, что это извернется не в его пользу, ведь дьявольский авторитет канцлера тут же придавит его горло. Так же, как придавило бойкого Ли Чунхо.       Сонхва с прищуром глядел на царя, замечая, как белеют чужие костяшки от крепкой хватки на подлокотниках. Он ошибался. Это не он был пешкой в этой партии, а Ким Хонджун.       — Значит, решено, — довольно изрек канцлер, оборачиваясь к ожидающим чиновникам с триумфом в глазах. Царь за его спиной зло скрежетнул зубами и откинулся на спинку кресла. — Завтра утром герцог Пак Сонхва совершит странствие в Собор Истиннолунного.       После завершения собрания Хонджун пулей вылетел из Зала советов. Сидящий за ширмой Сонхва наблюдал, как чиновники провожали его взглядами: кто обеспокоенным, кто горделивым, а кто насмешливым. Смотри кто так на него самого, реставратор бы тоже захотел как можно скорее скрыться с чужих глаз. Он оставался на месте, пока толпа мужчин подходила к его дяде по очереди, явно чтобы обсудить еще какие-либо мелкие вопросы, однако Чон Джонхан ото всех отмахнулся. Вскоре, когда зал опустел, Сонхва решился подать голос.       — Так вот почему вы просили меня быть терпеливее, — он встал с трона и вышел из-за ширмы со скрещенными на груди руками. — Ким Хонджун откровенно недоволен тем, что ему не дают руководить самостоятельно. Должен ли я спросить, подозревает ли он меня в поддержании вашей власти?       Канцлер гордо вздернул подбородок и слегка улыбнулся. Кажется, его приятно порадовала догадливость племянника.       — Не то, что я не даю ему руководить самостоятельно, — весомо произнес он, поправляя лацканы пиджака. — Я сдерживаю его юношеский порыв наломать дров. Ты не помнишь этого, но наш царь долгие десять лет провел в далеком плавании по Северному морю. Почивший государь потворствовал всем капризам единственного наследника. Ким Хонджун не присутствовал при дворе почти половину своих прожитых лет, и я сомневаюсь, что он полноценно осознает все бремя, павшее на его плечи. Особенно сейчас, когда из-за Маноры земли нашего дома власти вынуждены находиться в военном положении. Со временем он поймет мои мотивы.       — Моё присутствие здесь и не требовалось, но вы хотели показать мне, какую власть имеете над Советом четверых и… царём.       — Невозможно иметь власть над царём. В твоём нынешнем состоянии вполне естественно бояться и метаться в сомнениях, но страх и неуверенность - эмоции, недопустимые во дворце. Переживая их, ты становишься уязвимым и рискуешь не выжить в этом месте. Я лишь хотел показать тебе, что бояться нечего, и ты на своём месте, Сонхва.       Сонхва в задумчивости прикусил губу. Если все, так сказал дядя, то Хонджун, вероятно, видел в их с герцогом браке лишь попытку самого канцлера укрепить собственное положение. Оно и сейчас велико, судя по отношению чиновников к правой руке государя, а с родственником на троне и того может разрастись до небес.       Стоит ли за их браком что-то еще, кроме идеальной совместимости гороскопов?       — Давай пройдемся, — неожиданно предложил Джонхан и поманил племянника к себе ладонью. — Я велю слугам накрыть для нас стол в саду Сириуса.       Сонхва бы хотел вернуться в свои покои, но не посмел просить об этом. Хвостиком он проследовал за дядей к выходу и в ответ на вопросительный взгляд ожидающего снаружи Ёсана лишь неопределенно пожал плечами.       Их прогулка прошла в каком-то траурном молчании, из чего реставратор сделал вывод, что с дядей герцог Пак был не сильно близок. Вспомнились слова камердинера о том, что его господин странствовал по царствам и собирал предметы искусства. Вероятно, он редко бывал дома, хоть и являлся непосредственным хозяином магистрата.       Сад Сириуса - изящный сад Подлунного дворца. Там был и лабиринт из колючего куста розы, и двухъярусный фонтан, и искусственный прудик с плавающими в нем рыбками, и кованая из серебра беседка, куда можно попросить доставить еду и отужинать на свежем воздухе. Сонхва окинул уже заставленную различными яствами столешницу безучастным взором, не ощущая ни капли голода.       — Из-за случая с оранжереей дворец закрыт для посторонних, — поведал канцлер, изящным движением опускаясь на свой стул. — Совет принял решение попридержать врата на замке вплоть до вашей свадьбы, чтобы исключить любые риски. Сам факт проникновения убийцы на территорию дворца сильно нас обеспокоил, поэтому я взял на себя ответственность и привёз несколько солдат из армии нашего дома, чтобы те обеспечили твою должную безопасность.       Сонхва ощутил незримое присутствие Ёнджэ за спиной. От мысли о том, что за ним так же следит еще несколько пар глаз, сделалось не по себе.       — После свадьбы двор будет открыт, — Джонхан опустил кубик сахара в свою чашку. — Супруга государя неизменно набирала себе фрейлин. И хоть… пол избранника государя поменялся, это не отменяет факта того, что тебе во дворце нужны свои люди.       Реставратор заинтересованно дернул бровью. Он так и не притронулся к приборам, чтобы поесть, водя большим пальцем по краю чашки.       — Не переживай по этому поводу. Я отберу отличных юношей для твоей свиты, — Сонхва тихо поблагодарил его и чуть не подавился горячим чаем, когда голос дяди внезапно сделался строже. — Выпрями спину.       Юноша замер и осторожно отставил чашку перед тем, как выполнить чужое поручение. Лопатки нещадно заныли, словно к его спине прикрепили палку.       — Подбородок выше. Взгляд острее. Ни в коем случае не показывай уязвимость, — чеканил Джонхан, прожигая Сонхва пытливым взором. — Не забывай о том, где ты находишься. До полнолуния осталось всего семь дней. Ты станешь мужем государя, и уже никто не посмеет смотреть на тебя так, как раньше. Ты будешь выше их всех, выше меня. Так покажи мне взгляд правителя.       Реставратор угрюмо поджал губы и на пару секунд прикрыл глаза. Дядя не торопил его, осторожно попивая свой напиток. Вероятно, он не ждал от юноши того, что он беспрекословно выполнит его просьбу, но в следующее мгновение канцлер удовлетворенно кивнул.       — Именно так.       Сонхва сдержал печальный смешок. Он ощущал себя до безумия странно, словно его обрядили в одежду, неподходящую ему по размеру, и выставили у трибуны вещать речь, которую он не знал. Он был словно чужак в этом теле, и не мог избавиться от этого.       — Возможно, у тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы? — добродушно поинтересовался Джонхан, отставляя чашку и сцепляя пальцы в замок. — Хочешь узнать что-либо о своих родителях?       Сердце реставратора болезненно защемило, но он отрицательно качнул головой. Вместо этого он спросил:       — Когда я спросил у вас имя царя, вы сказали, что он благословлен звездой Антарес. Что это значит?       Канцлер понимающе кивнул.       — Полагаю, ты уже знаешь, что вера нашего народа опирается на то, что небеса обрекают жизнь людей и способны предсказать их судьбу. Испокон веков великие мудрецы, служители Собора Истиннолунного, занимались изучением звездного неба, высчитывали закономерность влияния небесных тел на человеческую жизнь и обнаружили связь. Существует легенда, что в момент, когда ужасное бедствие настигло наши земли, появился человек, способный повести за собой людей. Мудрецы прочитали его судьбу по звездам и выяснили, что ему уготовано стать великим правителем. После его смерти в небе зажглась абсолютно новая звезда, словно сам почивший царь покинул бренные земли и занял свое место среди небесных собратьев. С того момента пошла традиция даровать каждому рожденному на наших землях человеку свою звезду, которая благословит его на долгом жизненном пути и оставит о нем память на темном небосводе. Твое рождение, кстати, ознаменовано звездой Ботейн.       Сонхва к астрологии всегда относился скептически, а потому его брови в недоумении все ближе и ближе сводились к переносице с каждой новой фразой, произнесенной дядей. Он с трудом поверил в то, что переместился сквозь пространство и время и очутился в другом мире, а сейчас ему нужно еще и принять тот факт, что в Элеарде люди верят в гороскопы и чтение судьбы по звездам. Одно дело, когда ему приходилось углубляться в изучение религии различных государств для своей работы, и совсем другое, когда ты сам оказываешься в это вовлечен.       — Великие Мудрецы считают, что царь - истинный посланник небес, — продолжил Джонхан, качая уже поостывший чай по стенкам белого фарфора. — Сидящий на троне человек единственный, чтение чьей судьбы они не осмелятся провести, но все знают, какая бренная жизнь уготована царю.       — А почему свадьба обязательно должна состояться в день полнолуния?       Канцлер издал смешок и изящным жестом отбросил упавший на плечо хвостик обратно за спину.       — Из-за особенностей рождения нашего государя, — поведал он веселым голосом. — Видишь ли, в день, когда на свет появился Ким Хонджун, на небе сияла Кровавая Луна. Именно поэтому было так сложно подобрать ему подходящую пару по гороскопу, ведь требовалось уравновесить пагубное влияние затмения с помощью силы солнца. Мудрецы настоятельно советуют провести обряд бракосочетания в день, когда луна не красная, а серебристая, как ей и положено, чтобы тем самым ознаменовать новый этап в жизни государя и перекрыть цвет крови.       Сонхва подумал о том, что Хонджуну с его особенной луной в миг рождения как никому подходит править Элеардом, ведь красный, цвет крови - цвет правящей династии.       — Камердинер, ты можешь пойти отдохнуть, — неожиданно обратился Джонхан к Ёсану. Они с реставратором непонимающе переглянулись. — Я бы хотел провести время со своим племянником. Займись делами более важными, чем просто стояние каменным изваянием за спиной супруга государя.       Сонхва прикусил щеку. Слова канцлера прозвучали достаточно резко, однако не оказали на Ёсана того должного эффекта, который, вероятно, ожидал Джонхан. Он нахмурился и пристально вгляделся в лицо Сонхва, и тот, не без тени довольства в груди, обернулся к своему камердинеру.       — Дядя прав, Ёсан. Ступай и поешь. У меня есть руки, чтобы обслужить себя. Да и вряд ли мне что-то угрожает, когда я… здесь.       На долгую секунду они с Ёсаном просто смотрели друг другу в глаза. Камердинер пытался найти хоть частичку чужой неуверенности, чтобы ухватиться за неё и остаться, но Сонхва постарался на славу, сделавшись максимально непринужденным. Поэтому слуге ничего не оставалось, как коротко поклониться и неспешно вернуться во дворец. Сонхва бросил ему в спину короткий взгляд, зная, как внимательно канцлер за ним наблюдает. Вероятно, ему не понравилось, что Ёсан ослушался его приказа и ждал именно слова своего господина.       — Тебе тоже следует поесть, — без тени заботы в голосе сказал Джонхан.       Сонхва только кивнул, но к еде не притронулся. Тогда дядя со звоном отставил свою чашку на блюдечко и, поймав взгляд племянника, растянул губы в ухмылке.       — Давно мы с тобой вот так не проводили время. В большинстве своем ты был занят, то разъезжая по царствам и собирая произведения искусства, то с головой закапываясь в дела дома Аллеитов. Довольно иронично, что у нас нашлась возможность побеседовать как семье, когда ты… в таком состоянии.       — Дядя, вы редко бывали в Ан-Холде?       — Практически никогда. Став канцлером, я переехал в Юмей, в здание столичного магистрата дома Аллеитов. Эта должность отнимает слишком много времени и сил из-за еженедельных собраний Совета, чтобы была возможность без перерыва ездить из Ан-Холда во дворец. И этим я обязан тебе.       — Тем, что отказался от должности в вашу пользу?       Джонхан дернул бровью.       — Твой слуга рассказал тебе? — Сонхва кивнул. Канцлер гордо фыркнул. — Приятно удивлен его осведомленности. Обычно слуги мало знают о делах внутреннего двора. Полагаю, он посвятил тебя уже во все, что только можно было знать.       Реставратор вежливо улыбнулся.       — Думаю, мне неслыханно повезло иметь рядом такого человека, как он.       — В таком случае я низлагаю с себя ответственность посвящать тебя во все тонкости добрачных обрядов, — продолжил Джонхан. — Это далеко не та стезя, в которой я… уютно себя чувствую.       Сонхва уже давно отметил отсутствие кольца на руке дяди, но не рискнул спрашивать о его семейном положении. Вряд ли у человека, занимающегося царскими делами, было много времени на личную жизнь.       — Так… Следует ли мне знать что-либо про то, как проходят аудиенции? Как я должен вести себя там?       — Это просто обычный банкет с музыкантами, шампанским и светскими беседами. Помимо представителей Ирлеса во дворец так же прибудет наша местная знать, но тебе не следует из-за них беспокоиться, поскольку сейчас ты на ранг выше их, и ничего более чем взгляд из-подо лба они не посмеют предъявить. Посол Ирлеса преподнесет дары от их царства в качестве поздравления в честь коронации и бракосочетания, вы с государем обменяетесь личными презентами, и все забудутся в выпивке и сплетнях. От тебя многого не потребуется. Просто украсить бальный зал и показать себя во всей красе, которую только может иметь царь Элеарда.       Реставратор понимающе кивнул. Хотелось бы надеяться на то, что к моменту первого банкета его здесь уже не будет, но Сонхва был реалистом и привык готовиться к любым сложностям на своем пути. Сейчас он чувствовал себя капельку легче, зная, что за его спиной стоит такой человек, как Чон Джонхан. Хоть он до конца и не понял, что за люди его окружали, не распознал личность своего будущего мужа, но мысль придерживаться дяди казалась гораздо более рациональной и правильной, чем безрассудно слоняться по замку и мечтать вернуться обратно. Сонхва предстояло выжить в змеином логове, а это будет проще сделать, придерживаясь сильной стороны баррикад.       — Что ж, раз ты не голоден, я бы хотел обсудить с тобой более важные дела.       Канцлер облокотился о столешницу, и через секунду слуги, которых Сонхва не заметил в тени замка, убрали яства и опустили перед мужчиной папку с обложкой из черной кожи и вшитой вдоль корешка зеленой нитью. Герцог заинтересованно наклонился ближе.       — С момента твоего отравления все письма, которые присылали из дома Аллеитов, были доставлены мне на стол. Уж прости мне мою дерзость, племянник, — дядя насмешливо хмыкнул. — Пока твои воспоминания не вернутся, заниматься делами дома придется мне. Я все просмотрел и утвердил необходимое. Тебе следует лишь поставить свою подпись и герцогскую печать.       Сонхва озадаченно моргнул, но послушно принял в руки перо и обмакнул его в услужливо подставленную тушницу. Герцогская печать была с эмблемой дома Аллеитов и покорно хранилась в маленькой коробочке с шелковой подушечкой. В процессе подписания бумаг реставратор мимолетом прочитал их содержание. В основном это были прошения о пополнении сил бригад для работ в шахтах и дополнительном финансировании, а также мелкие судебные и торговые споры, которые требовали вмешательства главы магистрата.       Вскоре Джонхан заявил о еще ожидающих его делах и удалился, уводя за собой свору слуг. Сонхва остался сидеть за столом и вглядываться в небольшую рощицу сада. Его тревога отступила и дала мышцам возможность расслабиться. В компании канцлера было тяжело, но это было давление его важной персоны, которая буквально кричала о своем могуществе и всевластии. Чон Джонхан действительно не боялся ходить по дворцу без охраны, пренебрегать присутствием государя и осаждать глумливых чиновников. Сколько проломленных его каблуками костей осыпалось к трону, на котором он восседал, не имея на голове короны?       — Господин, дождь начинается, — донесся из-за спины слегка хриплый из-за долгого молчания голос. — Давайте вернемся во дворец.       Сонхва дернул плечом и взглянул на небо из-за стеклянной крыши беседки. Собирались серые тучи. Юноша слегка улыбнулся, заметив спешащего Ёсана, и обернулся к Ёнджэ, что послушно защищал его спину все время пребывания на улице.       — Тебе тоже следует сходить отдохнуть.       — Но ваш дядя приказал мне…       — Мой дядя сейчас во дворце, поэтому со мной точно ничего не сможет случиться. Ступай. Мы с Ёсаном вернемся в мои покои.       Перекинувшись с камердинером быстрыми кивками, стражник поклонился и направился обратно в замок. Ёсан растянул губы в улыбке и тряхнул зонтиком, который подобрал в замке.       — Вы в порядке, господин?       Сонхва неопределенно повел плечами и со вздохом поднялся.       — Я замерз. Давай вернемся в комнату.       Стоило им выйти из-за башни, как Сонхва резко затормозил, чуть не столкнувшись со стремительно шедшим ему навстречу человеком. Хонджун повторил его действие и тоже отступил на шаг назад. Стражник, ступающий за ним, при виде жениха государя смиренно склонил голову.       — Полагаю, ваша семейная идиллия завершилась, — без всяких приветствий сказал царь.       — К чему такой интерес? — удивленно спросил он, не сумев сдержать слова на кончике языка. Царь глазами скользнул куда-то в сторону, и, обернувшись туда же, Сонхва увидел несколько вышедших из дворца служанок. Вероятно, они спешили в теплицы.       — Не хочу попасть в еще большую немилость к твоему дяде, прерывая светскую беседу своим абсолютно невзрачным вопросом.       Бровь Сонхва конвульсивно дернулась от сочащегося в чужом голосе лоска. Какая разительная перемена после встречи в оранжерее. Очевидно, этот человек умел играться ролями не хуже герцога, которого он обвинял в подобном деянии.       — И какой же вопрос?       Юноша с некоторым содроганием ожидал ответа, а Хонджун, будто зная о его нетерпении, только растягивал невыносимую паузу, блистая дерзкой ухмылкой.       — Как заботливый муж я должен быть уверен, что у моего жениха есть все для него необходимое. А также удовлетворять твою потребность в мелких желаниях, — Сонхва услышал восторженный шепот служанок и не сдержал насмешливого хмыканья. Надо же, Хонджун становится удивительно заботливым мужчиной, стоит их разговору заиметь свидетелей. — Я собираюсь ненадолго покинуть дворец и счел нужным поинтересоваться, не желаешь ли ты чего-нибудь из города.       Об этой странной особенности их подвешенного в шаткое состояние брака Ёсан тоже рассказал: Сонхва не мог покинуть территорию дворца, выйти в люди и показать свое лицо до ритуала омовения.       — Как это мило с твоей стороны. На самом деле, есть кое-что, что принести мне может только мой муж, — с дерганой улыбкой ответил он, на что глаза Хонджуна цепко прищурились. Его определенно кольнул факт исчезновения вежливого обращения. Сонхва ступил на шаг ближе и, склонившись к чужому уху, горячо прошептал: — Свежие цветы. Желательно не отравленные.       Царь сдавленно фыркнул, прижимая кулак ко рту. Отстраняясь, Сонхва видел, как уголки его губ были приподняты.       — Ты думаешь, это был я? — слегка наклонив голову, насмешливо поинтересовался он. Реставратор лишь приподнял брови. — Сонхва, если бы это делал я, то выбрал бы… более изощренный способ.       — Например, прислал бы мне змей в подарочной коробке?       — Вполне возможно. Мне нравится твое предложение. Ты бы обзавелся своей собственной свитой гораздо раньше меня. Тебе бы это понравилось: подняться выше царя в глазах чиновников, разве нет?       Сонхва тяжело дышал. Хонджун так неприкрыто намекал на его гадкую натуру, когда сам в открытую пыхтел своей ненавистью к его персоне.       — Мерзавец, — процедил он сквозь зубы и с трудом сдержался, чтобы не разбить царю нос, когда тот растянул губы в лукавой усмешке.       — Зато теперь ты знаешь, что подарки от меня следует принимать с осторожностью.       В ушах стоял противный звон, и только сейчас, когда Хонджун увеличил между ними расстояние, Сонхва понял, что они все это время стояли впритык и буквально шипели друг на друга. Лицо царя помрачнело, но на губах все еще блистала улыбка, которая, определенно, была предназначена для умасливания пригревших уши на свежие сплетни служанок.       — Я пришлю тебе цветы своим стражником.       — С нетерпением буду ждать.       Когда Хонджун отошел на достаточное расстояние, Сонхва звучно выругался себе под нос. Его внутренности скрутило от нервов и собственного смелого поведения, которое сбило с толку, но, нельзя отрицать, изрядно потешило самолюбие юноши.       Позже вечером личный стражник Хонджуна, которого звали Чхве Сан, пришел в его покои с коробкой. Сонхва прожигал ту взглядом и не спешил принимать в руки. Вместо него это сделал Ёсан. Герцог махнул ладонью, и Сан поспешил покинуть покои.       — Что это? — реставратор с хмурым лицом пересел за стол.       — Пирожные с восточной розой, — Ёсан открыл коробку и явил глазу красивые сладости. — Традиционная выпечка дома Аллеитов.       Фырчанье вырвалось из груди само собой, когда юноша заметил прикрепленную к крышке открытку. Это была сложенная вдвое плотная темно-зеленая бумага с заложенным внутрь высушенным цветком аконита. На передней части открытки аккуратным почерком лились чернила:       Живые цветы дарят только возлюбленным.       Сонхва открыл первую попавшуюся под руку книгу и, открыв, закинул туда открытку.       Ким Хонджун был абсолютно невыносим.       Окинув коробку любопытным взглядом, он поинтересовался у Ёсана:       — Я часто ел это?       — Не сказал бы, — покачал головой камердинер. — Вы никогда не были особым любителем сладкого.       Параллели между герцогом и реставратором складывались сами собой, но при этом упрямо расходились в стороны. Сонхва же сладкое очень любил.       — Господин, если вы опасаетесь, что пирожные могут быть отравлены, я попробую их за вас. Все же это моя работа - проверять вашу пищу, — голос Ёсана, расценившего пристальное разглядывание герцога по-своему, доносился словно сквозь толщу воды, поэтому Сонхва не сразу понял, что именно тот сказал.       — Твоя работа? — сердце мигом ухнуло в пятки. — Ты проверяешь мою еду на наличие яда?       Камердинер кивнул с невозмутимым лицом.       — Все верно. Когда мы с вами вошли во дворец, вы были обеспокоены вопросом о собственной безопасности, поэтому ограничили доступ в свои покои. Никто не смеет приносить вам еду, кроме меня.       Сонхва пораженно ахнул и вскочил на ноги, из-за чего стул, на котором он сидел, с грохотом упал на пол.       — Но ты же… Ты же сам можешь отравиться! Неужели я отдал тебе такой приказ?       Ёсан смотрел на него с искренним изумлением. Поборов смятение, Сонхва крепко обхватил плечи камердинера и затараторил:       — Никогда больше так не делай, слышишь? Я не позволю тебе ставить под удар собственную жизнь, чтобы защититься самому. Ты мой друг, а не разменная монета. А если не собираешься последовать моей просьбе, тогда я приказываю это тебе, как герцог, ясно?       Долгую минуту они так и простояли, сверля друг друга испуганными взглядами. Первым пришел в себя Ёсан. Он слабо похлопал по удерживающим его рукам и обхватил пальцы Сонхва, с удивлением отмечая, что они дрожат.       — Хорошо, господин, я понял, — миролюбиво улыбнулся он. — Я выполню вашу просьбу.       Плечи Сонхва опустились в облегчении, и все тело резко сковала усталость. Он вялым шагом вернулся на постель, слыша, как камердинер поднимает стул и в нерешительности топчется у окна.       — Выбрось коробку, — бросил ему герцог и без сил рухнул в подушки. — Я не люблю сладкое.