Джованна, мать твою!

Jojo no Kimyou na Bouken
Слэш
В процессе
R
Джованна, мать твою!
меня_здесь_нет
автор
Описание
Леоне Аббаккио — странный коп. У него есть станд, за плечами семь лет работы в органах и тёмное прошлое. А ещё к нему всё время лезут какие-то психи: то Джорно, мать его, Джованна, со своей грёбанной мечтой, то отбитые подростки-гангстеры, то очаровательный (но мутный) тип из бара. И как тут не поехать крышей окончательно, в этом вашем Неаполе?
Примечания
Давно хотела написать что-то в стиле «Мистера и миссис Смит», но про Бруно и Леоне. И в антураже сериала «Прослушка». В этом фанфике они находятся по разные стороны закона и потенциально хотят извлечь друг из друга максимум выгоды и информации, а потом грохнуть. ~~~~ Предупреждение: все реалии выдуманы, вся инфа нагуглена/насмотрена из сериалов. Я так себе разбираюсь в работе итальянской полиции, и уж тем более я не разбираюсь в работе Passione. Предупреждение 2: возраст персонажей изменён. Аббаккио — 25 лет, а Буччеллати — 24 года. У остальных почти канон: Джорно — 16 лет, Фуго — 17 лет, Наранче — 18 лет, Мисте — 19 лет. ~~~~ Картинки, заметки, интересные факты, новости о выходе глав и прочее в моём тгк: https://t.me/ffvnothere
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 2 — Старые знакомые

Когда Аббаккио наконец-то добрался до злополучного офицера Риччи, тот был не только жив-здоров, но и умудрился поймать подозреваемого. Леоне выскочил из-за угла как раз в тот момент, когда полицейский скрутил и повалил на землю какого-то… мальчишку? — Ай! АЙ, больно, сука! — вопило худощавое изворотливое нечто с копной чёрных волос на голове. — Мусора — пидорасы! — Прояви уважение к служителю закона! Ты кем вообще себя возомнил?! — возмутился офицер. Тоже совсем ещё пацан: может, на пару лет младше Леоне. Его внешность полностью соответствовал фамилии: кудрявая копна волос торчала даже из-под форменной фуражки, а лицо было усеяно веснушками. — Да в жопу я ебал этот ваш закон! — выкрикнул малолетний преступник. Через секунду офицер Риччи наконец застегнул наручники, и малец перестал вырываться, только рожу злобную скорчил. — Оно и видно, — хмыкнул Аббаккио, привлекая к себе внимание обоих. Молодой полицейский вздрогнул и едва не вытянулся по струнке. — Старший офицер… ? — он запнулся, явно не зная имени. — Леоне Аббаккио, — представился Леоне. — С этого дня я отвечаю за дневную смену. А вы, я так понимаю, офицер Риччи, который не слушает указаний по рации. — Да, сэр, — вызывающе ответил полицейский. О, Аббаккио прекрасно мог его понять, сам ещё недавно был таким же: бросался в рискованные погони и закатывал глаза на претензии старших по званию, — …у меня проблемы? Он рывком заставил подняться с земли малолетнего преступника, на что тот возмутился и снова принялся материть всех вокруг. Но возмущайся — не возмущайся, а всё равно придётся возвращаться к машинам пешим ходом. — Пока — нет, — пожал плечами Аббаккио. — Только в следующий раз будь осторожнее. По уставу, если подозреваемый вооружён и опасен, вас должно быть как минимум двое. Кстати, — он окинул взглядом мальчишку в наручниках, — в каком месте он особо опасен? С чего ты вообще решил, что стоит гнаться за этой крысой? — Так он убегал, — пожал плечами офицер Риччи. Леоне лишь усмехнулся. Неожиданно сама крыса тоже вступила в разговор: — Эй, патлатый, а что видно? — Видно? — Ты, когда пришёл, сказал, что видно, — объяснил парень. Сейчас он спокойно шёл, не пытаясь сбежать или вырваться, и Аббаккио мог разглядеть его действительно детское лицо: смуглое, веснушчатое, с большими яркими глазами, вздёрнутым носом и широким ртом. Почему-то оно казалось знакомым, хотя Леоне не представлял, где он мог видеть этого мальчишку раньше. — Типа как «оно и видно»? А что видно-то? Брошенные полицейские машины уже показались впереди. Аббаккио весело усмехнулся, наблюдая за замешательством парнишки. Офицер Риччи его веселья не разделял, но и не препятствовал. — А видно, крыса, вот что: что никто, кроме закона, тебе в жопу не даст, не дорос ещё. — Эй, это неправда! Я совершеннолетний! — Да ну? — Мне есть восемнадцать! — Точно? — Конечно! Что, я такой тупой по-твоему, что не знаю, сколько мне лет?! — Может, ещё и имя своё забыл, мало ли? — Меня зовут Наранча! — выкрикнул взбешённый ребёнок, и даже попытался вырваться из крепкого захвата офицера Риччи. — И я тебе вообще ничего не должен говорить, ублюдок! — Конечно, крыса, ничего ты мне не должен, — фыркнул Аббаккио. По крайней мере, теперь, когда малец назвал своё имя, Леоне вспомнил, откуда он его знает. Пять лет назад Наранча уже шатался по улицам Неаполя и регулярно попадал в неприятности, так что они встречались в участке. Даже забавно: некоторые вещи никогда не меняются.

***

Таким образом, первый рабочий день ознаменовался бессмысленной нервотрёпкой и бессмысленными же бумагами, а так же ещё двумя выездами, которые Аббаккио должен был координировать, даже не зная имён и лиц своих подчинённых. Кажется, начальство просто издевалось над ним. Только в три, на внеочередной планёрке, ему представили этих оболтусов… а, впрочем, большинство подотчётных офицеров, как оказалось, были примерно одного возраста с Аббаккио, если не старше. Это одновременно хорошо и плохо. Спасибо, что ему не придётся играть в воспитателя детского сада. С другой стороны, Леоне уже чувствовал спиной холодные насмешливые взгляды, ясно говорящие о том, что авторитет ещё придётся заслужить. Как же надоели все эти закулисные игры. Аббаккио терпеть их не мог, но пришлось поднатореть и научиться выгрызать себе место под солнцем. Чёрт, ему бы для начала хоть с шефом Аморетти разделаться. И лучше бы обойтись малой кровью, кто знает, какие враги и союзники могут быть у его нового-старого начальника… Таким образом, Аббаккио (теперь старший офицер, дьявол бы побрал это новое звание) добрался до своего кабинета лишь к концу рабочего дня. А ведь ещё предстояло написать отчёты по каждому из выездов, заполнить какую-то блядскую таблицу, которую подкинул сержант Энтони, и заглянуть бы в обезьянник — узнать, вытрясли ли какие-нибудь показания из того пацана… Наранчи, точно. В общем, о том, что он что-то забыл, Аббаккио вспомнил лишь в тот момент, когда повернул ручку хлипкой фанерной двери с обшарпанной табличкой «кабинет №4». А это «что-то» о нём, очевидно, не забыло. Ах да. «Через два часа в моём кабинете» — так он, кажется, сказал, предполагая встречу в обеденное время… как глупо было рассчитывать на перерыв. С тех пор прошло уже часов семь — маловероятно, что Джованна всё ещё… Дверь распахнулась бесшумно, Аббаккио замер, сделав по инерции всего лишь пару шагов. На стуле для посетителей, скрючившись, сидел белобрысый подросток. Локтём он упирался в край рабочего стола, кулак подпирал щёку, а золотистая хренотень, которая, по идее, являлась причёской, растрепалась и в полнейшем беспорядке свисала вниз. Носом Джорно едва не уткнулся в стопку бумаг. Похоже, парень заебался его ждать и уснул. Аббаккио пообещал себе выяснить имя дежурного администратора, которого Джованна, должно быть, подкупил. Нет, серьёзно, как ещё этот ребёнок мог пробраться в грёбанный полицейский участок?.. Впрочем, Джорно всегда был умнее, чем положено нормальным детям его возраста. Словно услышав его мысли, парень вдруг вздрогнул во сне, чуть не уронил свою тяжёлую кудрявую голову на стол, но резко дёрнулся и в последний момент проснулся. Какая жалость — а Леоне уже собирался напугать его внезапным кашлем из-за спины или ехидным замечанием.

***

/1997 год/ Они познакомились восемь лет назад, когда Джорно был противным сопливым младшеклассником (мелким и нескладным, худее и ниже любого семилетнего ребёнка), а Леоне оканчивал полицейское училище и стажировался в том самом участке. За ним присматривал офицер Маттео — тоже достаточно молодой полицейский, который, что удивительно, сумел найти с Аббаккио общий язык и даже обещал взять в напарники, когда Леоне закончит обучение. Хотя большинство кадетов-сокурсников Аббаккио во время практики тухли в кабинетах да разбирали бумажки, ему повезло — куратор брал его на «работу в поле» — то есть, на выезды, и Аббаккио мог действительно набраться опыта по задержанию преступников и почувствовать себя важной частью системы защиты граждан. За одно это он был безумно благодарен офицеру Маттео (хотя не настолько, чтобы признаваться вслух). Так что Леоне уже тогда пытался приносить пользу обществу, проявлять себя, а также — учиться использовать Moody Blues. О своих особых способностях он никогда никому не рассказывал (хватило занимательного опыта общения с психологом в старшей школе), но от использования станда не отказывался. Вообще-то он мечтал стать детективом и раскрывать настоящие запутанные дела о маньяках и мафии… но для начала участие в выездной работе его вполне устраивало. — К-35-01, мы возьмём этот вызов по via Карбоне. Приём, как слышно? — проговорил офицер Маттео в рацию, когда Аббаккио с парой стаканчиков кофе в руках сел на пассажирское сидение и захлопнул дверь. — Принято, — ответили из рации. — Перекур отменяется? — небрежно спросил Леоне, стараясь не выдать своего излишнего энтузиазма по поводу предстоящей работы. — Ага, — ответил офицер Маттео, бросив тоскливый взгляд на кофе. Часы на приборной панели показывали полдвенадцатого, а улицы давно погрузились во тьму и оранжевое сияние фонарей. — Пьяная драка, нарушение общественного порядка, подозрение на домашнее насилие. Похоже, кого-то придётся везти в вытрезвитель, так что проверь, чтоб на заднем сидении случайно не обнаружилась твоя куртка… или косметичка. — Эй, это было всего один раз! — тут же возмутился Аббаккио и всплеснул руками, едва не проливая на себя кофе. — И это была не косметичка! Кошелёк, это был кошелёк, сколько раз мне повторять?! — Да-да, — ехидно протянул офицер Маттео, бросив на него добрую, но всё же издевательскую ухмылку. Он резко затормозил у перекрёстка, и несколько капель горячего кофе выплеснулись на руку Аббаккио. Ему оставалось лишь шипеть от негодования, пока старший товарищ, посмеиваясь, свернул на ту самую via Карбоне.

***

Двое полицейских (офицер и стажёр, если точнее) быстро сделали своё дело: задержали пьяного мудака, который устроил потасовку с соседом и разорался на весь подъезд (что и послужило поводом для вызова полиции). Кроме соседа от рук дебошира (по имени Джованна, как вскоре выяснилось) пострадала его собственная жена, хотя и не сильно. По крайней мере, писать заявление она отказалась. Пока офицер Маттео опрашивал пострадавшую (а её мужа к тому моменту уже увезли на другой патрульной машине), Леоне со скуки вызвал Moody Blues и приказал ему перемотать события на полчаса назад. Кроме практики в использовании станда, он также получил забавную возможность проверить правдивость слов этой подозрительной азиатки. — …Стефано никогда прежде меня не бил, — сообщила она на ломаном итальянском, — он примерный, честный человек. Просто сегодня совершил ошибку. Все ведь совершают ошибки, верно, офицер? Маттео без энтузиазма записывал её показания, а Леоне делал вид, что осматривает невзрачную гостиную — на самом же деле краем глаза следил за действиями Moody-Джованны. Мат и ругань он пропустил мимо ушей, но кое-что показалось Аббаккио подозрительным: в своей пламенной речи Джованна помянул недобрым словом не только жену, но и какого-то «паршивца». Хотя сама миссис Джованна ничего не говорила о ребёнке. Аббаккио бесцеремонно прошёл вглубь квартиры (пострадавшая и офицер Маттео были слишком заняты, чтобы остановить его). Грязь на полу и обшарпанные стены неприятно напоминали о его собственном, не самом благополучном детстве, но Леоне отогнал эти мысли прочь. Он заглянул в дальнюю комнату — предполагаемый ребёнок мог спрятаться там. По крайней мере, так поступил бы Леоне на его месте. Из тёмного угла на него уставилась пара сине-зелёных глаз. Что странно, ребёнок явно не паниковал (или, может, просто не показывал страха), не издавал ни звука и даже не двигался — только пялился на Аббаккио, словно пытаясь предугадать следующий шаг. Будущий полицейский присел на корточки возле матраса (который, вероятно, был спальным местом ребёнка) и попытался доброжелательно улыбнуться. — Привет. Меня зовут Аббаккио. Я из полиции. Полицейский, понимаешь? — никакой реакции. Ребёнок молчал и смотрел. — А как тебя зовут? Снова не получив ответа, Леоне начал подозревать, что этот малыш либо какой-то тупой, либо просто слишком напуган. На вид ему было лет пять, не больше, но мальчик выглядел довольно жалким и забитым, так что у Аббаккио сразу появились подозрения по поводу домашнего насилия в семье Джованны. Хотя он ещё не успел стать опытным офицером полиции, но такие вещи чувствовал сразу, на каком-то интуитивном уровне. Может, ребёнок не отвечал, потому что банально не понимал по-итальянски? Может, тоже эмигрант, как миссис Джованна? Точно, странные черты лица выдавали в нём полукровку. Аббаккио попробовал задать вопрос ещё проще: — Там, — он ткнул пальцем в сторону гостиной, — твоя мама? Ма-ма? Да или нет? Ребёнок как-то неуверенно кивнул. Неплохо. — А папа? — Нет папа, — тихо сказал мальчик. — Муж твоей мамы? — попытался Аббаккио. — Отчим, — понятливо кивнул ребёнок. Ого, вот это диалог. — Стефано Джованна. — А ты? — Леоне для наглядности ткнул пальцем в ребёнка. — Харуно. — Окей… Харуно, твой отчим — хороший человек? На кой чёрт Аббаккио вообще устроил этот допрос, он и сам толком не мог объяснить. Но вся эта обстановка: маленькая квартира в бедном районе, грязь и запущенность, пьяный дебошир, послушная эмигрантка-жена и забитый ребёнок — всё это вызывало внутри тоску и отвращение. И желание докопаться до правды. Харуно помотал головой. — Он плохой? — уточнил Леоне. Ребёнок плотнее закутался в одеяло, но всё же ответил: — Очень плохой. — Он тебя бьёт? — снова спросил Аббаккио. Получив в ответ быстрый кивок, уточнил: — Когда? — Когда мама не смотрит. Что ж, не очень точно и для расследования не поможет: по таким «временным координатам» даже Moody Blues не вызвать. Но, если честно, Леоне и так поверил Харуно на слово. Иногда не нужно обладать стандом, чтобы ясно видеть правду.

***

Уже полчаса спустя (часы пробили полночь, вечерняя смена закончилась) они с офицером Маттео громко дискутировали, сидя в полупустом участке. — …и что, бравая полиция закроет на это глаза?! — забив на субординацию, возмущался Леоне. — У тебя ведь даже нет доказательств, Аббаккио! И что, по-твоему, должна сделать полиция? Мы можем выписать штраф Джованне, но, как ты думаешь, сильно ли его это обрадует? И кому в результате достанется? А если на него заведут уголовку — как думаешь, что станет с женщиной-эмигранткой и её ребёнком? Он был прав, конечно. А ещё они оба были нервными после затянувшейся вечерней смены, и усталость, как ни странно, лишь добавляла Леоне упрямства. Гордость, сочувствие к ребёнку и юношеский максимализм (полиция должна защищать слабых!) не позволяли просто так отступиться от спора. — А ты, офицер, кем ты будешь, если просто оставишь это вот так?! Никому, кроме нас, нет дела до этого ребёнка! Если мы не вмешаемся, однажды этот блядский Джованна его убьёт, и тогда будет слишком поздно думать о доказательствах и штрафах. — Ты драматизируешь, Аббаккио. — А ты — игнорируешь проблему. Хорошо, если он не умрёт, то кем этот ребёнок, по-твоему, вырастет? Очередной маленькой заносчивой мразью, как те хулиганы, которых мы задержали вчера во время патруля. Я не удивлюсь, если половина этих тринадцатилеток уже колются героином и болтаются на побегушках у мафиози. Маттео смерил его тяжёлым взглядом, ясно дающим понять, что он согласен и не отрицает проблему, но слишком устал, чтобы продолжать этот неприятный разговор. — Ладно, — тяжёлый вздох, — твой план действий? Его внезапное согласие, мягко говоря, выбило Аббаккио из колеи. — Э-э-э. Кхм. Я… не думал. Маттео ухмыльнулся и бесцеремонно щёлкнул его по лбу. — А думать надо, Аббаккио! Например, о том, что и кому ты говоришь. За такое неуважение к старшему по званию, кто-нибудь другой мог бы и внеочередное дежурство тебе выписать, для профилактики, — на этих словах Леоне гневно, но смущённо отвёл взгляд, прекрасно осознавая свой прокол. Всё же не стоило переходить на личности. Но Маттео продолжил: — Завтра поговорим с сержантом Вазари, он подскажет, что делать с этим твоим ребёнком. — Моим? — Твоим-твоим, Аббаккио, — Маттео рассмеялся и хлопнул его по плечу, так, будто ещё секунду назад не они с Аббаккио спорили на повышенных тонах. Этот оптимизм и лёгкость характера всегда бесили Леоне неимоверно… но и вызывали симпатию. Всё-таки повезло ему попасть на стажировку именно к офицеру Маттео. — Давай, иди уже отсюда, счастливый папаша, — Маттео махнул куда-то в сторону выхода, а затем наткнулся усталым взглядом на незаполненный отчёт, — а, нет, постой. Если поможешь мне с бумажками, могу подбросить тебя до общаги. — Идёт, — легко согласился Аббаккио, которому не очень-то хотелось пешком тащиться по тёмным улицам.

***

На следующий день они действительно заглянули на перерыве к сержанту Вазари. Это был полный и добродушный пожилой мужчина, Аббаккио редко с ним пересекался прежде, но даже он знал, что сержант — своего рода, добрый дядюшка, всегда готовый помочь молодым коллегам. Однако офицер Маттео всё равно предупредил, что говорить будет он, а роль Аббаккио — постоять у стенки и внимательно послушать. Леоне, в принципе, не спорил. Маттео коротко (и достаточно мягко) обрисовал ситуацию, а сержант Вазари пообещал подсобить. В частности, он сказал, что свяжется со своей приятельницей из социальной службы, чтобы семью Джованны поставили на учёт и присмотрели за маленьким Харуно. — Замечательно, — офицер Маттео легко согласился с планом, кивнул Леоне, а затем передал сержанту записку с точным адресом и какой-то конверт, — я отныне ваш должник, Вазари. И Аббаккио тоже. Он очень переживал за судьбу этого ребёнка. Леоне тоже что-то благодарно (и малость смущённо) пробормотал. — Ну что вы, молодчики, не стоит, — отшутился сержант. Но от конверта или обещания Маттео он не отказался. Чуть позже офицер Маттео пояснил своему будущему коллеге, когда они покинули кабинет (и участок) и отправились на плановое патрулирование: — Всё в этой системе держится на связях и правильных знакомствах. Одолжения, одолжения и ещё раз одолжения — так это и работает. Ты быстро привыкнешь. — Звучит не очень-то справедливо, — вяло возмутился Аббаккио. Но кто он такой, чтобы спорить об устройстве системы? Его совесть практически успокоилась, когда Вазари пообещал, что позаботится о тщательной проверке семьи Джованны. Настоящий смысл всего произошедшего и сказанного он поймёт гораздо позже. Полиция — это громадная паутина со множеством мелких (как Леоне) и более крупных (как грёбанный шеф Аморетти) пауков, и каждый тянет липкую нить на себя, каждый стремится к собственной выгоде: премии, «одолжению» или халявному повышению. Но уж лучше оставаться прожорливой восьмилапой тварью, чем превратиться в жирную муху, увязшую в паутине. Однажды Аббаккио привыкнет к этим играм. И найдёт новое, весьма интересное применение для своего станда. А с Джорно Джованной они тоже ещё встретятся, и не раз.

***

/снова настоящее время, восемь лет спустя — 2 июня 2005 г./ — Простите! — мальчишка встрепенулся и едва не подпрыгнул на стуле. Впрочем, Джорно в мгновение ока взял себя в руки и стёр с лица испуг, снова сделавшись невозмутимым. — Прощаю, — фыркнул Аббаккио, проходя к собственному столу. Пока что кабинет его не очень радовал: всё казалось пустым, безликим и совершенно чужим. Сходить что ли до подсобки, принести сюда электрочайник?.. а, впрочем, вряд ли во всём участке хоть у кого-нибудь найдётся приличный зелёный чай. Да и не собирался Аббаккио что-то у кого-то выпрашивать. Значит, без чая. — Вот, — Джорно совершенно нагло сунул ему под нос какой-то бейджик. Аббаккио брезгливо закатил глаза, но вчитался. — Внештатный корреспондент II Mattino. Неплохо, Джованна. Дай угадаю, Анна тебя устроила? — Невероятная дедукция, — пробормотал Джорно. Заметив ироничный взгляд Леоне, он тут же вскинулся: — Что? Да, ма… кхм, синьора Анна помогла мне, конечно, но это не значит, что я плохой репортёр! Кстати, меня назначили помощником консультанта редактора криминального раздела, поэтому у меня есть официальное разрешение! — Разрешение на что? Проникать в участок и путаться у меня под ногами? — Разрешение просить о сотрудничестве с полицией! — Ну-ну, — фыркнул Аббаккио, — хочешь, дам тебе разрешение засунуть эту бумажку себе в задницу и съебаться с глаз моих? Наткнувшись на упрямый хмурый взгляд Джованны (которому, очевидно, просто не хватало мозгов придумать ответную колкость), Леоне вспомнил, что у них есть ещё одна тема для обсуждения, кроме летней работы этого наглого сопляка. — Но для начала — объясни, откуда взялся станд. А ещё лучше — выложи имена и способности своих дружков из Passione. — Я не люблю повторяться, — в зеленоватых глазах Джованны вспыхнул опасный огонёк гнева, который Аббаккио хладнокровно проигнорировал, — и оправдываться. Думаешь, я стал бы тебе врать? — Верно, — фыркнул Аббаккио. От него не укрылось внезапное изменение тона с вежливого на подозрительный и враждебный, — хватит строить из себя пай-мальчика, кого ты пытаешься обмануть? Можно не «выкать», я не настолько старый. — Но память тебя явно подводит, — бросил обнаглевший Джованна, — посоветовать таблетки от раннего склероза? — Паршивец, — прошипел Аббаккио, — ты ещё не назвал мне ни одной причины, по которой я не должен вышибить тебе мозги прямо здесь и сейчас, Джованна. Хотя рука рефлекторно потянулась к беретте, Леоне на сей раз хватило самообладания, чтобы не устраивать то же самое представление, что и этим утром. Исключительно из собственного великодушия и жалости к сопляку, разумеется. — Ты знаешь меня с семи лет? — попытался Джорно. Плохо попытался. — И за последние пять ни разу не видел, — парировал Аббаккио. — Ты знаешь Анну? — Никогда не встречал её лично. — Кстати, она звала тебя на ужин… — Не смей менять тему, Джованна. — Клятва? Честное слово? Доверие? — Я тебе не доверяю, — Аббаккио скрестил руки на груди, однако, против воли, начиная ухмыляться. Попытки Джорно становились забавными. — Если бы я связался с бандой, это бы противоречило моей мечте… — Нет, — тут же скривился Аббаккио, — нет, нет, нет, заткнись об этом нахрен. Даже не начинай! Всё, Джованна, я верю тебе, ты чист и свободен как ветер, никаких подозрений, только не заставляй меня слушать опять этот бред. Джорно, наверное, думал, что тщательно скрывает свою торжествующую улыбку, но Аббаккио ясно видел, как это тошнотворное радостное сияние буквально просачивается через его холодные, будто замороженные черты лица. Чёртова диснеевская принцесса. — Приятно иметь с вами дело, офицер, — ехидно протянул сопляк. Он подхватил свою сумку и бейджик и в мгновение ока оказался у двери. И свалил наконец-то из кабинета Аббаккио, прежде чем тот успел что-нибудь возразить или возмутиться по поводу того, что уже слишком поздно, чтобы шататься в одиночестве по улицам. Ладно-ладно, ещё не слишком поздно, а у пацана есть его мопед и (возможно) мозги в этой кудрявой золотистой башке. А у Аббаккио — три отчёта, блядская таблица, график смен и незаконченный план мести шефу Аморетти. Видимо, сегодня уйти с работы раньше полуночи — не судьба. Оставалось лишь надеяться, что завтрашний вечер не будет настолько загружен, и Аббаккио сможет свалить с работы пораньше. Он заслужил один-единственный вечер отдыха, верно? В конце концов, Леоне пережил сумасшедшую неделю: пару раз едва не погиб, столкнулся с вражеским стандом в Милане, экстренно переехал обратно в родной город, получил повышение, поругался с шефом, поругался с семьёй и, наконец, едва не пристрелил Джованну. Н-да, ему чертовски нужно выпить. Но завтра, всё завтра.

***

/той же ночью, примерно в четыре часа утра, в камере временного заключения при полицейском участке/ Не то чтобы ночёвка в обезьяннике была удивительным, уникальным или хоть сколько-нибудь шокирующим событием для Наранчи. Он пообщался с другими задержанными (милые ребята, несмотря на то, что один из них наблевал на его ботинки, а другой — чуть не набросился с кулаками, когда Наранча трижды обыграл его в су-е-фа на деньги). По крайней мере, в этот раз Наранча никого не убил, не использовал без необходимости станд, не подрался с полицейскими и ничего лишнего им не разболтал (ну, почти — имя и возраст ведь не считаются, верно?) и даже до сих пор не заснул, хотя все соседи по камере временного заключения уже давно храпели как убитые. И, кажется, даже охранник. Звук открывающейся застёжки-молнии не мог никого разбудить, потому что никто, кроме обладателей станда, его даже не слышал. Но Наранча вскочил с жесткой лавки и едва не споткнулся о свои ноги — подорвался, словно на пожар, как сказал бы Фуго. Расстёгнутая пустота в стене светилась фиолетовым, но Наранча не смог разглядеть ничего, кроме протянутой руки и края знакомого бело-золотого костюма. Наверное, так чувствовала себя Алиса, нырнувшая в волшебную нору за Белым Кроликом — как только Наранча крепко ухватился за руку, его протащило через несколько странных фиолетовых пространств и пустых подсобных помещений, пока Буччеллати, наконец, не расстегнул последнюю молнию, ведущую в какой-то переулок. И всё это без единого звука, пока они не оказались на свободе. — Ух ты! Буччеллати покосился на него предупреждающим взглядом. Но, эй, Наранча имел полное право на парочку восхищённых криков, его ведь только что вытащили из тюрьмы! — Идём, я оставил машину на углу. Лидер их маленькой банды, как всегда, был немногословен, но Наранча привык. Бруно редко позволял себе проявление привязанности и пустые разговоры на публике или во время миссий, и пытался приучить к такому же порядку своих подопечных — безрезультатно, правда. Ну, ничего, Наранча обязательно его разговорит, как только они уберутся подальше от участка! А уж дома, на их маленькой конспирированной квартире, Буччеллати снова станет самим собой, и можно будет выпытать у него все подробности произошедшего за вечер: как там Миста, что с разгромленным магазином, достаточно ли они надавали по роже мудаку Чесско, и осталась ли в холодильнике пицца?.. — Буччеллати, а не хочешь что-нибудь угнать? Бруно усмехнулся: — Думаю, с тебя хватит преступлений на сегодня.
Вперед